Тертлдав Гарри. Легион Видесса (Хроники пропавшего легиона - 3)

   У Виридовикса был жуткий момент, когда вся его левая рука провалилась по плечо сквозь тонкий лед и погрузилась в холодную воду Шаума. Он ожидал, что мешок сейчас уйдет под воду и утянет его за собой. Но тонкое место во льду, по счастью, оказалось небольшим.
   Виридовикс засунул онемевшую руку под теплую куртку, чтобы согреть ее хоть немного. Потом до него донесся голос Батбайяна. Тот кричал:
   - Берег!
   Виридовикс выскочил на берег, рухнул в снег и лежал, как рыба, широко раскрывая рот. Хамор принялся развязывать мешок. Лошадиная шкура стала на морозе почти каменной.
   Батбайян забил рукояткой кинжала колышки палатки. Земля тоже окаменела подо льдом. Виридовикс пытался помогать правой рукой. Кое-как они натянули на колышки свою войлочную палатку, а затем залезли в нее и застонали от облегчения. Наконец хоть что-то укрывает их от нескончаемого холодного ветра. Работая в толстых рукавицах на удивление аккуратно, Батбайян открыл костяную коробку, где хранил кору и сухие листья, и внимательно осмотрел содержимое.
   - Ага, - сказал он.
   Поворошив свои вещи, он нашел кресало и трут. Затем разгреб снег, подобрал два плоских камня и положил на них кору, чтобы та не стала влажной от сырой почвы. После нескольких попыток хамору удалось разжечь огонь. Он наскреб жир со стен мешка из лошадиной шкуры, добавил немного жира, снятого с кусков мяса. Жир плавился, вонял, но горел.
   - Чего бы я сейчас не отдал за несколько горстей кизяка, - сказал Батбайян.
   Виридовикс придвинулся ближе к огню, пытаясь согреть промокшую левую руку.
   - Срежь немного мяса и поджарь, - сказал он, стуча зубами. - Даже лошадиное мясо согреет мое голодное брюхо. А если тебе охота помечтать о сухом дерьме, что ж - полный вперед, желаю успеха и много радости. Лично я намерен грезить о горячем пряном вине, благодарю покорно.
   На восточном берегу Шаума волк настороженно поднял голову. Глухое рычание вырвалось из его горла. Зверь ощерился, а шерсть на загривке поднялась дыбом. Потом рычание оборвалось. Волк заскулил и отскочил от приближающегося всадника. Стая рассыпалась и помчалась по берегу замерзшей реки.
   Всадник соскочил с коня. Белоснежные одежды, развевающиеся в вихре пурги, сами почти превратились в неистово летящий снег. Подбоченясь, он уставился вдаль. Конечно, отсюда он не мог разглядеть маленькую войлочную палатку, Но он знал: она там. На этот раз могучий рост и тяжелые доспехи обернулись против него. Такому тяжелому человеку не перейти сейчас Шаум. Он мысленно прощупал лед, ощутил его холод и хрупкость. Нет, не выдержит.
   Авшар выругался, сперва на гортанном хаморском языке, потом на архаическом видессианском - медленно, с ненавистью.
   - В таком случае мою работу завершит зима, - произнес он на том же языке. - Скотос, полагаю, окажет такую малую услугу своему преданному слуге.
   Он вскочил в седло, резко повернул коня и понесся на восток.
   Волки не скоро еще вернутся на это место.
   * * *
   Связанные вместе, чтобы не потерять друг друга в буране, Батбайян и Виридовикс тащились на запад. Шаумкиил лежал перед ними, такой же ровный и безмолвный, как Пардрайя. По крайней мере, здесь не было опасности, что они станут ходить кругами. Пока они держатся ветра, дующего в правый бок, они не могут сильно ошибаться в направлении.
   Аршаумов они до сих пор не встретили. Виридовикса это бесило, а Батбайяну доставляло тайное облегчение. В глубине души молодой хамор до сих пор верил в то, что аршаумы имеют три метра росту, а изо рта у них выступают клыки.
   Возможно, аршаумы и могут съесть в один присест барана и выплюнуть после этого череп и позвоночник. Но они, во всяком случае, пасут овец. И этим не слишком отличаются от хаморов.
   Путники набрели на дюжину овец, видимо, отбившихся от большого стада. Виридовикс ел жареную баранину так долго, что с отвращением вернулся потом к конине.
   Батбайян сшил из овечьих шкур два плаща, которые можно было накинуть поверх полушубков. Немного дополнительного тепла было просто необходимо. Нынешняя зима оказалась самой лютой на памяти Батбайяна.
   Для Виридовикса их ледяной переход превратился в нескончаемый кошмар. Только снег, только жестокий ветер, леденящий тело, только бесконечные пустые дни. И ни единого проблеска солнца или звезд - все скрыто густыми темными облаками. На видессианском плато случались ураганы и покрепче. Но то были просто ураганы. Они имели начало и конец. Этот же снежный буран длился бесконечно, как будто весна никогда больше не вернется в мир.
   - Мне кажется, что буран идет за нами по пятам! - крикнул Виридовикс, пытаясь перекрыть вой метели.
   - Что?! - крикнул в ответ Батбайян. Их разделял всего метр, но ветер унес слова кельта.
   - Я говорю, буран хочет нас добить, когда мы устанем.
   Виридовикс предполагал выразиться в переносном смысле, но внезапно подумал: это может оказаться и правдой.
   Батбайян повернулся и произнес чье-то имя. Галл не расслышал. Но он знал. Его пробрала дрожь. Он снова подумал о том, чтобы выбросить зачарованный меч. Никогда еще Виридовикс не был так близок к тому, чтобы расстаться с галльским оружием.
   Буря сделалась еще яростнее, словно перед всеми желала признать Авшара своим творцом. Колючий снег летел в глаза Виридовиксу. Он закрывался рукавицами, пробираясь вперед, как слепой. Ураганный ветер мешал каждому шагу. Они брели точно сквозь океанский прибой. Наконец жестокий порыв ветра остановил путников. Идти стало практически невозможно.
   - Палатка! - крикнул кочевник. - Ураган убьет нас, если мы не укроемся.
   Виридовикс бранился, пытаясь вбить колышки. Земля замерзла так, как будто не желала принимать их. Наконец им с Батбайяном удалось натянуть войлок. Как животные, заползающие в логово, они забрались в укрытие. Беснующийся ветер, казалось, завыл еще громче, едва только жертвы скрылись от его ярости. Виридовикс несколько раз ударил сапогами о землю. Хотя обувь была выложена изнутри войлоком в четыре ряда, пальцы онемели.
   - Теперь я понимаю, почему ты грезил о кизяке, - сказал Виридовикс. Костер из овечьего дерьма лучше, чем никакого.
   - Этот костер все равно будет последним, - спокойно сказал Батбайян.
   К большому удивлению кельта, кизяк горел дольше и чище, чем жир. Виридовикс колебался почти целый день, прежде чем начать есть мясо, поджаренное на огне из дерьма, но в конце концов голод взял свое.
   От костра начало распространяться тепло. Сосульки, повисшие на рыжих усах, стали оттаивать. Виридовикс вытер лицо рукавом. Шерсть полушубка была грязной и жирной, но это его уже не беспокоило.
   - Опять конина, - проворчал кельт.
   - Она тоже кончается, - заметил Батбайян. - Тебе она понравится больше, чем пустой желудок.
   - И то правда, - отозвался Виридовикс. Он отрезал кусочек мяса и подержал его на ноже над огнем. В животе забурчало. - Ну вот, мое брюхо тоже так думает.
   В этот момент плохо забитый колышек выскочил из земли. Ветер метнул его в стену палатки, как камень, запущенный из плащи. Батбайян тревожно вскинул голову.
   - Надо вбить его обратно! - крикнул он. - Иначе...
   Вылетел второй колышек. Батбайян резко вскочил на ноги. Снежная буря взревела и подняла войлок. Виридовикс попытался схватить его. На миг ему это удалось. Затем с издевательским хохотом ветер вырвал палатку из его рук и понес ее по степи, как большого воздушного змея.
   - За ней! - отчаянно крикнул Батбайян. - Мы и дня без нее не проживем!
   И исчез в гудящем буране. Виридовикс бросился следом. Но он не прошел и двадцати шагов, когда понял, что попал в беду. Снова и снова он звал хамора. Батбайян был совсем рядом, но он словно исчез с лица земли.
   В отчаянии Виридовикс принялся вопить, как кричат кельты на поле боя. Ему никто не ответил. Ветер уносил его голос.
   Тогда он побежал назад. В этом буране Батбайян мог находиться у него за плечом и не видеть его.
   Наконец Виридовикс остановился, растерянный. Если Батбайян схватил улетевшую палатку, то как он поступит? Останется на месте и будет ждать Виридовикса? Или понесет ее к тем колышкам, которые остались вбитыми в землю?
   - Чума на этот проклятый буран, - пробормотал кельт. - Что бы я ни решил, все будет неправильно.
   Он полез за пазуху и вытащил халогайскую монетку, которую выиграл в кости и хранил на счастье. Когда он разжал пальцы, ему ухмыльнулся дракон с обратной стороны монеты.
   - Тогда - к колышкам.
   Ледяной ветер обжигал хуже огня. Хотел бы Виридовикс, чтобы борода у него отросла погуще! Кельт пытался идти по своим следам, но пурга уже почти замела их. С каждым шагом они становились все менее заметными. Виридовиксу казалось, что колышки близко, но тут следы исчезли совсем. Виридовикс подавил подступающую панику. Ведь должен быть какой-то выход!
   Ветер! Если направление ветра неизменно, им можно пользоваться как компасом и пойти назад по прямой. Но ветер, должно быть, сменил направление. Через некоторое время Виридовикс понял, что ушел слишком далеко.
   Теперь кельт слепо брел наугад, надеясь, что удача поможет там, где бессилен рассудок. Но и этого не случилось.
   Виридовикс остановился, скрестив на груди руки. Он понятия не имел, что делать. Ни еды, ни огня, ни укрытия. Тепло постепенно уходило из тела. Батбайян прав: буря может убить человека. Если бы только прекратился густой снегопад, если бы только можно было видеть, что делается в двух шагах от тебя! Виридовикс замотал головой, как растерянный медведь. Снежная пурга, похоже, собирается выть вечно.
   Пытаясь найти защиту от страшного урагана, Виридовикс начал разрывать сугроб. Однако ветер почти сразу разметал его. Минут через десять упорных трудов кельт соорудил стенку высотой почти по грудь и скорчился за нею. Самодельное укрытие не спасет, если ураган не окончится скоро. Виридовикс знал об этом.
   Смерть подкрадывалась к нему незаметно. Он едва понял, что не чувствует уже носа и ступней. В своем роде это было облегчение: по крайней мере, теперь они не болели. Мысли стали вялыми. Кельт провалился в безразличие. Он знал, что умирает, но сил бороться больше не имел. Он всегда полагал, что будет сражаться со смертью до конца. Но холод сорвал одну за другой все линии обороны и в конце концов не оставил Виридовиксу ничего. Кельт не заметил, как закрыл глаза. На что ему было смотреть? Он заснул, погрузившись в ледяное оцепенение.
   - Какой ужасный буран! - Гуделин с трудом перекрикивал вой ветра.
   - Ты-то что жалуешься, Пикридий? - спросил Скилицез. - Тебе с твоим жирком теплее, чем любому из нас.
   Офицер наклонился в седле, пригибаясь к правому боку лошади, чтобы хоть немного укрыться от ветра.
   Жестокая сила степной зимы холодила сердце Горгида, как ветер студил его тело. Сын теплого Средиземноморья, он плохо был подготовлен к бесконечным милям по льду и снегу. Они страшили его больше, чем внезапная смерть на поле боя. Ничего удивительного, если видессиане изображают обиталище Скотоса эдаким ледяным логовом.
   Повернувшись к Аргуну, грек спросил:
   - Эти бураны у вас всегда такие свирепые?
   Лицо кагана, как и его собственное, было смазано таким густым слоем жира, что лоснилось даже в пасмурном свете.
   - Я видел несколько таких же сильных буранов за жизнь, - ответил каган. Но не помню, чтобы ураган длился так долго. И он становится все хуже, чем дальше мы двигаемся на восток. Это очень странно. И непонятно. Обычно самая суровая зима - на западе.
   Метель осыпала Аргуна снегом. Каган закашлялся, плотнее заворачиваясь в длинную шубу из овечьей шерсти. После отравления Аргун ощущал холод сильнее, чем его соотечественники. Но с губ владыки не сорвалось ни единой жалобы. Он ни разу не попросил, чтобы армия замедлила продвижение.
   Двое разведчиков промчались назад через ряды кочевников - один чуть позади другого. Они направлялись к кагану. Один из них наклонил голову и заговорил с легким презрением к своему сообщению:
   - Мы нашли в снегу "косматого", повелитель. Он спал. Рядом с ним чужеземец. Тоже спал.
   Брови Аргуна взметнулись вверх:
   - Хамор? На нашем берегу Шаума?
   - Бандит? - резко спросил Скилицез.
   - А, у него нет лошади. Не так давно он потерял глаз. Отвратительная морда. Просто косматый дурак, завернутый в войлок.
   - Пес с ним, - вырвалось у другого разведчика, когда он подъехал к кагану. Он был моложе, и в глазах у него искрилось веселье. - Расскажи лучше об огненном демоне!
   Первый разведчик сказал грубо:
   - Провались под лед с твоим огненным демоном! Если он и демон, то буря покончила с ним навеки. Он замерз насмерть! Чему тут удивляться. Лег в снег в одном только полушубке. Дурак!
   - Нет, дай сказать. Он необычный, - настаивал младший. - Где ты видел таких людей, чтобы волосы - как бронза, чтобы усы - как медь?
   Горгид, Скилицез и Гуделин в голос вскрикнули. Разведчик вздрогнул. Он явно не ожидал такой реакции на свое сообщение. От дружного вопля лошадь Аргуна слегка попятилась.
   - Наш это... Там - друг! - сказал Горгид кагану, от возбуждения перезабыв все правила грамматики.
   - Да, это может быть только он, - кивнул Скилицез.
   Горгид резко повернулся к разведчикам.
   - Вы оставили его там замерзать, кретины?
   - Пошел бы ты сам под лед и подальше, хвостом быка твою мать! отреагировал старший разведчик. - Какое нам дело до чужаков на земле аршаумов?
   Судя по злому взгляду, которому он удостоил грека, было ясно: Горгид включен в число презренных "чужаков на земле аршаумов".
   Но тут Аргун заревел громовым голосом:
   - Придержи язык, собака! Эти чужеземцы - наши союзники! Этот человек спас мою жизнь! Если их друг умрет, ты пожалеешь, что родился на свет!
   - Проводите меня к нему, - быстро сказал Горгид.
   Разведчики безмолвно повернули лошадей.
   - Галопом, будьте вы прокляты! - прикрикнул грек.
   Все трое пришпорили коней. Снег полетел из-под копыт. Гуделин и Скилицез неслись следом. Они миновали авангард и погрузились в гудящую снежную пыль.
   Горгид пытался понять: как это кочевники разбирали дорогу? Откуда им знать, куда ехать - в этой бесконечной завывающей белой пустыне? Они ориентировались по ветру и каким-то только им одним известным приметам. Ветром жгло глаза. Горгид смахнул набежавшую слезу. Нос уже казался сосулькой, несмотря на толстый слой жира. Все эти плосколицые кочевники куда лучше приспособлены для суровой степной зимы.
   - Там! - сказал один из разведчиков, указывая на столбы взвихренного снега.
   Сначала грек заметил коней, затем - соскочивших с них аршаумов. Подойдя ближе, грек обнаружил, что один из стоявших людей был хамором - судя по густой бороде. Но Горгид мгновенно забыл о человеке из Пардрайи. Если этот парень еще достаточно жив, чтобы шевелиться, то в ближайшие несколько минут явно не помрет.
   - Прочь с дороги! - крикнул грек, спрыгивая с лошади.
   Трое аршаумов, стоящих возле неподвижной фигуры, простертой на снегу, вскочили, хватаясь за сабли. Разведчики, прибывшие с Горгидом, закричали видимо, объясняя товарищам, кого привезли с собой.
   Горгид уже ничего не видел и не слышал. Он склонился над застывшим Виридовиксом. Когда он осторожно перевернул кельта на спину, ему показалось, что тот умер. Кожа была бледной и холодной, голова безвольно моталась, как у младенца. Похоже, он не дышал.
   Грек взял лицо Виридовикса в ладони. Точно так же держал он Квинта Глабрио, когда шальная стрела убила его друга. Он ничего не мог сделать. Только беспомощно сидеть рядом и проклинать свои знания и опыт. И вот другой человек, который тоже ему дорог. И снова Горгид не в силах его спасти. Проклятие, на роду ему, что ли, написано оставаться ни на что не годным костоправом? Горгида охватил гнев. Вся прожитая жизнь предстала ему бессмыслицей и тщетой.
   Внезапно ему показалось, что он чувствует слабое биение пульса на горле Виридовикса. Пульс был почти незаметным, Горгид едва поверил в чудо...
   Впоследствии он так никогда и не понял, что делал дальше. Некогда упрямая приверженность голой логике приводила в отчаяние Нейпа, когда жрец пытался обучить рационалиста-грека видессианскому искусству исцеления. "Перестань думать! Выброси из головы все как и почему! - заорал на него однажды Нейп, обычно такой терпеливый. - Ты должен просто знать, что можешь это сделать! Только тогда ты сделаешь это!"
   Для грека подобное объяснение было хуже, чем никакого. Он ни разу не добился успеха.
   Может быть, окажись Квинт Глабрио тяжело ранен, Горгид сумел бы вырваться за жесткие рамки рационализма и перестал бы наконец везде искать причины и следствия. Но Глабрио был мертв, а даже видессианские жрецы-целители не умели возвращать мертвых к жизни.
   И тогда Горгид отвернулся от их искусства - как он тогда думал, навсегда.
   Но теперь отчаяние подняло его душу из тех мрачных глубин, где он ее похоронил, и смело все преграды. Осталось одно - жгучее и яростное желание спасти друга.
   Увидев, как Горгид замер над Виридовиксом, Гуделин остановил аршаума, который уже собирался тронуть грека за плечо.
   - Шаман, - сказал чиновник, указывая на Горгида. - Оставь его.
   Раскосые глаза аршаума расширились. Он кивнул и отступил на шаг.
   Горгид, уставившийся в белое лицо кельта, даже не расслышал этого короткого диалога. Он чувствовал, как воля собирается в узкий пучок. Он концентрировал силу, точно собирал линзой солнечные лучи. Это был тот самый первый шаг, на котором раньше грек всегда спотыкался.
   Его воля рванулась вперед прежде, чем он попытался направить ее на больного. Он стал посредником, проводником энергии.
   Сейчас он ощущал слабеющее тело Виридовикса как свое собственное. Его леденил холод, мороз сковывал его пальцы и лицо, проникал до самых внутренностей. По его жилам медленно текла охладевшая кровь.
   Первый головокружительный порыв едва не утопил грека в чужом страдании. Он как будто потерял себя в умирающем Виридовиксе. Но упрямое желание спасти не позволило захлебнуться в боли. Горгид не терял памяти о том, кто он такой на самом деле, какие бы глубокие чувства ни терзали в этот миг его душу.
   Связь потекла в обоих направлениях. Ощутив в своих венах холодную кровь Виридовикса, грек протянул назад лучик, возвращая больному тепло. Теперь он понимал, что делает. Ускорил биение сердца. Послал комок жара в живот. Направил струю тепла в руки, ноги. Заставил легкие сжиматься и расслабляться они почти не вдыхали холодный воздух. Почувствовал обмороженные пальцы, щеки, уши, веки, согрел их постепенно и осторожно. Дал свежему потоку крови прилить к коже.
   Этими весьма приблизительными, неточными словами он позднее попытался объяснять остальным случившееся. Во время кризиса слова ничего не значили. Уровень, на котором происходило исцеление, был в десятки раз выше любых слов.
   И вот кельт заворочался под руками, как в беспокойном сне, забормотал, явно протестуя. И вдруг глаза - зеленые, как галльские леса, - распахнулись.
   Только тогда Горгид наконец понял, что он сумел сделать. Его захлестнула неистовая радость и вместе с ней - страшное утомление, плата за исцеление.
   Виридовикс не предполагал, что когда-нибудь ему доведется проснуться. И уж тем более не надеялся обнаружить в своем измученном теле ощущение бодрости. Когда он потянулся, то - о чудо! - почувствовал, что тело отвечает ему. Тогда он решил, что безболезненно перешел в загробный мир. Виридовикс просто представить себе не мог, что может столь хорошо чувствовать себя на этом свете. А руки, что мягко касались лица, наверняка принадлежали какой-нибудь прекрасной бессмертной женщине, что явилась к нему с приветствием из загробного края...
   Но когда он открыл глаза, то увидел склоненное мужское лицо. Оно было озарено светом торжества и вместе с тем казалось невероятно усталым.
   - Ты не похож на красивую девку, - сказал он. - Жалость-то!
   Горгид засмеялся:
   - Можно не спрашивать, здоров ли ты. Клянусь собакой<Древние греки часто клялись животными, если хотели избежать упоминания имен богов. - Прим. перев.>, неужели ты не можешь думать ни о чем другом?
   Неожиданно по лицу Виридовикса пробежала тень, в глазах появилась боль. Горгид испугался: действительно ли кельт исцелен? Но Виридовикс тихо проговорил:
   - Иногда я действительно думаю только о женщинах.
   И попытался встать на ноги. Кровь шумела у него в ушах, голова кружилась.
   - Батбайян! - закричал Виридовикс, вспомнив о друге. - Где он?
   Услышав свое имя, Батбайян подошел ближе. Хамор все еще кутался в толстый войлок палатки. Казалось, его радовала любая возможность отойти от аршаумов те глядели на него, как волки на отбившуюся от дома собаку.
   Скилицез поддерживал Виридовикса, а чиновник обменивался с Горгидом жарким рукопожатием и торжественно поздравлял целителя со сногсшибательным успехом.
   - Ты цел? - спросил Виридовикс Батбайяна, переходя на хаморский язык. Горгид с трудом понимал их разговор. Вот уже несколько месяцев грек не слышал хаморской речи.
   - Я цел. У меня был войлок, - ответил кочевник. Он смотрел на Виридовикса во все глаза. - Но ты! Ты жив и задаешь вопросы! Ты оставался в снежном буране без укрытия так долго - ты умер!
   - Вероятно. - На лице Виридовикса застыло изумление. - Должно быть, вот он каким-то образом исцелил меня. - Обвиняющим тоном галл добавил, обращаясь к врачу: - Вот уж не думал, что ты умеешь!
   - Я тоже.
   Теперь грек хотел только одного: укрыться в теплой палатке, хлебнуть большой глоток кумыса и завалиться спать.
   Но Виридовикс уже тормошил его:
   - Если ты овладел этой магией здешних друидов, милый мой друг Горгид, то погляди на глаз Батбайяна. Ты не мог бы помочь бедному парню?
   Грек устало вздохнул. Виридовикс, конечно, прав...
   - Сделаю, если смогу.
   Молодой хамор отпрянул от Горгида - он не доверял никому, кто имел дело с аршаумами.
   - Стой спокойно, - сказал ему Горгид по-видессиански. Батбайян почти не говорил на языке Империи, но понял и повиновался.
   Увидев искалеченную глазницу, Горгид втянул ноздрями воздух. До этого момента он не обращал на Батбайяна большого внимания. Увидев одноглазого хамора, он предположил, что тот был ранен саблей или стрелой в одной из степных схваток. Но шрам от увечья не похож на обычный. Он был слишком большим, слишком круглым... Похоже, кто-то пустил в ход раскаленные щипцы. Пальцы, осторожно ощупывавшие шрам, только подтвердили первое предположение.
   - Как ты получил эту рану? - спросил он.
   Батбайян рассказал все. Он недостаточно хорошо знал видессианский язык, но Виридовикс и Скилицез помогали переводить. Последнее движение рукой, резкое и выразительное, не оставляло сомнений. Скилицеза вырвало. Он набрал в горсть чистого снега, чтобы очистить рот.
   - Наш старый добрый друг Авшар, - мрачно сказал Виридовикс. Кельт стоял, кряхтя и покачиваясь. - Его счет и без того был велик. Он заплатит за все. Зеленые глаза Виридовикса заволокло печалью, мысли унеслись далеко-далеко. За все! - повторил он тихо и коснулся своего меча, словно черпая в этом прикосновении силу. Наконец он вернулся к действительности и еще раз спросил Горгида: - Так можно что-нибудь сделать с его глазом?
   Грек отрицательно покачал головой. Теперь он знал: если возникнет необходимость, сможет вновь исцелить смертельно раненного человека. Зерно брошено в землю, за первым ростком последуют другие. Но в этом случае целительство бессильно.
   - Если бы мы встретились сразу после того, как он побывал в руках палачей, - все, что я смог бы сделать, это залечить рану до ее нынешнего состояния. Искусство исцеления не возвращает утраченного навсегда.
   Виридовикс невесело кивнул. Батбайян нетерпеливо мотнул головой: он носил увечье как напоминание себе о том, что враги еще не заплатили кровавого долга.
   Гуделин оглушительно чихнул. Грек впервые за это время вспомнил о метели. Непогода не кончилась после того, как он нашел Виридовикса. Галл мог снова замерзнуть. Да и все они могли замерзнуть в такую погоду! Горгид поспешил к своей лошади. Порывшись в мешке, притороченном к седлу, он вытащил теплое одеяло и закутал Виридовикса.
   Кельт снова ощущал тепло. Снежинки таяли у него на лице. Этого, казалось, было достаточно, чтобы радоваться жизни и считать каждое мгновение бесценным. Галл настолько погрузился в эйфорию, что едва расслышал голос Горгида. Грек спрашивал, может ли он ехать на лошади. Наконец нетерпеливое рычание достигло слуха Виридовикса, и он кивнул, слабо усмехнувшись:
   - Не беспокойся из-за такой ерунды.
   Кельт уселся на коня позади Горгида, Батбайяна взял в седло Скилицез. Конь грека неодобрительно фыркнул, ощутив двойную ношу, но Горгид усмирил его.
   - Эй, да ты сидишь на лошади куда лучше, чем раньше, - заметил Виридовикс.
   - Знаю. В последнее время у меня появилась куча бесполезных талантов, отозвался Горгид, хлопнув рукой по гладию, который висел на поясе справа. Помолчав немного, задумчиво добавил: - И один настоящий, как мне кажется.
   Путь назад, к армии аршаумов, был недолгим. Кочевники уверенно продвигались вперед все то время, что Горгид целил кельта.
   Командир разведчиков обменялся с авангардом несколькими словами, восторженно отзываясь о целительстве Горгида. Врач скривил рот в усмешке. Теперь, когда он совершил нечто, заслуживающее внимания, этот разведчик торопился примазаться к чужой славе.
   Виридовикс не знал на языке аршаумов ни слова, за исключением нескольких ругательств, которым обучил его Ариг. Глаза кельта расширились, когда он оценил наконец размеры приближающейся армии.