Тертлдав Гарри. Ответный удар (Вторжение - 2)

   - Звучит разумно, - сказал Остолоп. Взглянув на Люсиль Поттер, он подумал, что ее предложение звучит очень даже разумно. - Вот что, мисс Люсиль, давайте-ка я отведу вас к капитану Мачеку, посмотрим, как он отнесется к вашей идее. Если он не станет возражать, я тоже буду всей душой "за". - Он оглядел своих парней, они кивали. Неожиданно Остолоп ухмыльнулся и добавил: - И прихватите с собой кусок утки. Она приведет его в нужное расположение духа.
   Мачек обедал с другим взводом, расположившимся неподалеку. Он был раза в два моложе Дэниелса, но отличался превосходным здравым смыслом. Остолоп еще радостнее заулыбался, увидев, как капитан запустил ложку в банку с тушеными бобами. Он поднял повыше утиную ножку и объявил:
   - Мы вам принесли кое-что получше, сэр... А вот леди, которая пристрелила птичку.
   Капитан с восхищением посмотрел на утку, затем повернулся к Люсиль.
   - Мадам, я снимаю перед вами шляпу, - вскричал он и тут же претворил в жизнь свои слова, быстро стащив с головы покрытую маскировочной сеткой каску; его грязные светлые волосы в диком беспорядке торчали в разные стороны.
   - Рада познакомиться с вами, капитан.
   Люсиль Поттер назвала свое имя и уверенно пожала Мачеку руку. Затем капитан забрал у Дэниелса кусок утки и впился в нее зубами. На лице у него мгновенно расцвела блаженная улыбка.
   - Знаете, у нас к вам дело, капитан, - проговорил Остолоп и рассказал Мачеку, зачем они пришли.
   - Он правду говорит? - поинтересовался Мачек.
   - Да, сэр, правду, - ответила Люсиль. - Я, конечно, не настоящий врач и ничего такого не утверждаю. Но за последние несколько месяцев многому научилась. Кроме того, по-моему, лучше такой доктор, чем никакой.
   Мачек рассеянно откусил еще кусочек утки. Как и Остолоп несколько минут назад, он огляделся по сторонам, все с любопытством прислушивались к разговору. В армии невозможно поддерживать порядок, если постоянно спрашивать мнение солдат, но и совсем его игнорировать нельзя - это знает любой разумный командир. Мачек глупостью не отличался.
   - Чуть позже я поговорю с полковником, но не думаю, что он будет против, - заявил он. - Так, разумеется, не по правилам, но и вся эта дурацкая война ведется не по правилам.
   - Пойду возьму свои инструменты, - сказала Люсиль и зашагала прочь.
   Капитан Мачек несколько секунд смотрел ей вслед, а потом снова повернулся к Дэниелсу.
   - Знаете, сержант, если бы вы пришли ко мне с какой-нибудь смазливой малышкой, я бы на вас очень рассердился. Но мисс Люсиль Поттер, мне кажется, нам подойдет. Эта женщина в состоянии за себя постоять, или я ничего не понимаю в жизни.
   - Могу поспорить, что вы совершенно правы, сэр. - Остолоп показал на косточки, которые капитан продолжал держать в руке. - Кроме того, нам доподлинно известно, что она умеет обращаться с оружием.
   - Чистая правда, клянусь Богом, - рассмеявшись, согласился с ним Мачек. - Да и, вообще, она многим нашим ребятам в матери годится. В вашем взводе кто-нибудь страдает эдиповым комплексом?
   - Чем, прошу прощения? - Остолоп нахмурился. Мачек, конечно, учился в колледже, но это еще не повод выставляться. - Лично я считаю, что она очень даже симпатичная.
   Капитан открыл было рот, чтобы что-то сказать - судя по блеску, появившемуся в глазах, непристойное или грубое, или и то, и другое одновременно - но промолчал. Ему хватило ума не потешаться над своим подчиненным в присутствии такого количества свидетелей.
   - Ну, как хотите, Остолоп, - наконец, проговорил он. - Только не забывайте, что она будет врачом для всей роты, а, может быть, и батальона.
   - Ясное дело, капитан. Я понимаю, - сказал Дэниелс, а про себя добавил: "Но я увидел ее первым".
   * * *
   У-2 летел сквозь ночь совсем низко, на уровне деревьев. В лицо Людмиле Горбуновой дул холодный ветер, но зубы у нее стучали вовсе не поэтому. Она находилась в самом сердце района, захваченного ящерами. Если что-нибудь пойдет не так, она не вернется на свой аэродром и никогда больше не увидит подруг, с которыми жила в крошечном домике неподалеку от посадочной полосы.
   Людмила прогнала неприятные мысли и заставила себя сосредоточиться на задании. Она уже давно поняла, что только так можно выжить и выполнить свой долг. Нужно думать о том, что ты должна сделать сейчас, затем о том, что будет после этого, и так далее. Стоит попытаться заглянуть вперед или посмотреть по сторонам - жди неприятностей. Железное правило, которое срабатывало, когда она воевала против нацистов, и оказалось вдвойне полезным сейчас, в войне против ящеров.
   - Сейчас я должна найти партизанский батальон, - заявила она вслух, обращаясь к ветру, который подхватил и унес ее слова.
   Легко сказать! А как его найти в огромных лесах и на безбрежных равнинах? Людмила считала, что отлично справляется с навигационными задачами, но когда имеешь дело с компасом и обычными часами, неминуемо возникают непредвиденные ошибки. Она обдумывала, не подняться ли ей повыше, но тут же отказалась от этой идеи. Так ящерам будет легче ее заметить.
   Людмила тронула штурвал, У-2 полетел по широкой спирали, и она принялась внимательно вглядываться в местность внизу. Маленький биплан отлично ее слушался, возможно, даже лучше, чем когда был новым. Георг Шульц, немец-механик, конечно, нацист, но все равно он гений во всем, что касается поддержания самолета в порядке - У-2 не просто летает, он летает почти безупречно. И это при том, что у них практически нет запасных деталей.
   Вон там внизу... кажется, свет? Да, правильно. Через несколько секунд Людмила разглядела еще два огонька - ей сказали, что она должна искать равносторонний треугольник, составленный из огненных точек. Вот они! Людмила медленно кружила над поляной, надеясь, что партизаны правильно выполнят все инструкции.
   Так и случилось. Как только они услышали тихий шелест мотора У-2, напоминающий стрекотание швейной машинки, они разожгли еще два костра, совсем крошечных, которые показывали, где начинается относительно удобная для приземления поляна. Внутри у Людмилы все похолодело - так происходило всякий раз, когда ей приходилось садиться ночью в незнакомом месте. "Кукурузник" - достаточно надежная машина, но малейшая ошибка может оказаться роковой.
   Людмила подлетела к поляне со стороны огней, начала снижаться, сбросила скорость - впрочем, нельзя сказать, что У-2 мчался вперед, точно ветер. В последний момент огни исчезли: их, наверное, специально маскировали, чтобы они были не заметны с земли. Сердце отчаянно забилось у Людмилы в груди, а в следующее мгновение ее самолетик сел и покатил по полю. Людмила нажала на тормоза, чем дольше биплан не останавливается, тем больше опасность, что колесо застрянет в какой-нибудь ямке, и У-2 перевернется. К счастью, через несколько метров он остановился.
   Какие-то люди - черные тени на фоне еще более черной ночи - подбежали к "кукурузнику" и окружили его еще до того, как перестал вращаться пропеллер.
   - Вы привезли нам подарки, товарищ? - крикнул кто-то.
   - Привезла, - ответила Людмила и услышала перешептывание: "Женщина!" Впрочем, она к этому уже привыкла; с презрительным отношением ей приходилось сталкиваться с того самого момента, как она записалась в Красную армию. Однако партизаны гораздо реже, чем военные на базах, позволяли себе насмешливые высказывания в ее адрес. Среди них было много женщин, и мужчины давно поняли, что они умеют отлично сражаться.
   Людмила выбралась из кабины и поставила ногу на ступеньку слева от фюзеляжа, чтобы забраться на заднее сидение самолета. Не теряя времени, она начала передавать партизанам коробки.
   - Вот, товарищи, ваши подарки, - проговорила она. - Винтовки с боеприпасами... автоматы с боеприпасами.
   - Оружие это, конечно, хорошо, только его у нас сколько хочешь, сказал кто-то. - В следующий раз, когда прилетите, товарищ пилот, привезите побольше патронов. Вот их нам не хватает, расходуются просто страсть!
   Людмила услышала сдержанный хохот партизан.
   - А боеприпасы для немецких винтовок и пулеметов имеется? - крикнул кто-то из-за спин окруживших У-2 партизан. - Мы не можем их использовать по-настоящему, патронов мало.
   Людмила вытащила холщовый мешок, в котором что-то звякнуло. Партизаны удовлетворенно загомонили, кое-кто от радости даже пару раз хлопнул в ладоши.
   - Меня просили предать вам, - заявила Людмила, - чтобы вы не ждали, что мы будем каждый раз доставлять боеприпасы для немецкого оружия. Мы ведь их не делаем, приходится организовать специальные рейды, чтобы пополнить запасы. Да и производство боеприпасов для наших собственных винтовок и автоматов тоже дело не простое.
   - Плохо, - сказал тот, кто спросил про немецкое оружие. - "Маузер" не слишком хорошая винтовка - бьет, конечно, точно, но уж больно он не скорострельный и неудобный - а вот пулеметы у них отличные.
   - Может быть, мы сможем обменяться, - сказал партизан, который первым поздоровался с Людмилой. - Около Конотопа воюет отряд немецких партизан, у них, в основном, наше оружие.
   Эти несколько слов очень точно характеризовали сложную ситуацию, в которой оказался Советский Союз. Конотоп, расположенный примерно в ста километрах к востоку от Киева, родного города Людмилы, захватили немцы. Теперь там хозяйничали ящеры. Когда же советские рабочие и крестьяне смогут вернуть себе свою родную землю?
   Людмила начала передавать партизанам картонные тубы и банки с клеем.
   - Вот, берите, товарищи. Войны выигрываются не только оружием, я привезла вам плакаты Ефимова и Кукрыниксов.
   Со всех сторон послышались радостные возгласы партизан. Газеты здесь, в основном, расхваливали идеологию нацистов, а когда пришли ящеры, в них появилась пропаганда их идей. Радиоприемники, в особенности, те, что ловили сигналы, передаваемые с территорий, удерживаемых людьми, были редкостью и не всегда являлись источником правдивой информации. Поэтому плакаты играли роль своеобразного оружия, наносящего удары по врагам. Оказавшись в считанные доли секунды на стене, они рассказывали о том, как обстоят дела в действительности.
   - Ну, что теперь нарисовали Кукрыниксы? - спросила какая-то женщина.
   - По-моему, это их лучшие плакаты, - ответила Людмила.
   Ее слова не были простой похвалой, поскольку художники Куприянов, Крылов и Соколов считались лучшими в искусстве политического плаката.
   - Вот здесь изображен ящер в костюме фараона, который порет советского крестьянина, а подпись гласит: "Возвращение к рабству".
   - Хороший, - согласился с ней командир партизан. - Он заставит людей задуматься о том, стоит ли им сотрудничать с ящерами. Мы расклеим плакаты в городах, деревнях и колхозах.
   - А что, многие сотрудничают с ящерами? - спросила Людмила. Руководству необходима информация.
   - Ситуация не так плоха, как при немцах, - ответил партизан.
   Людмила кивнула, вспомнив самое начало войны. Когда фашисты вторглись на советскую землю, многие приветствовали их как освободителей. Если бы враг воспользовался этим, а не старался доказать, что он еще более опасен и жесток, чем НКВД, Гитлеру удалось бы уничтожить советскую власть.
   - Хотя, конечно, тех, кто сотрудничает с ящерами, немало, - продолжал командир отряда. - Многие люди пассивно принимают любой новый режим, а некоторые считают меньшим злом уродов, которые никого не угнетают В особенности, по сравнению с теми ужасами, что им довелось пережить.
   - Разумеется, вы имеете в виду фашистов, - сказала Людмила.
   - Разумеется, товарищ пилот, - ответил он с самым невинным видом.
   Никто не осмеливался говорить вслух о карательных акциях советского правительства против собственного народа, но страшная тень все равно нависла над страной.
   - Вы говорите, что ящеры никого не угнетают, - напомнила Людмила. Расскажите, пожалуйста, поподробнее об их методах правления. Разведанные иногда оказываются полезнее оружия.
   - Ящеры забирают себе скот и часть урожая; в городах пытаются использовать промышленность, которая может оказаться им полезной: химические и сталелитейные заводы, и тому подобное. Но на то, что мы делаем - как люди - им наплевать, - проговорил партизан. - Они не выступают против церковных обрядов, но и не поощряют их. Даже не запретили Партию, что весьма неблагоразумно с их стороны. Получается, будто они считают ниже своего достоинства нас замечать - если мы не оказываем им вооруженного сопротивления. Но ответные удары они наносят жестоко и беспощадно.
   Это Людмила знала на собственном опыте, но все остальное ее удивило. Судя по тону командира партизанского отряда, он тоже не понимал, почему враг ведет себя так странно. Они привыкли к режиму, который управляет всеми аспектами жизни своих граждан - и безжалостно уничтожает их, если они не выполняют его требований... а иногда и без всякой на то причины. Равнодушие правителей в такой ситуации казалось диким и необъяснимым. Людмила надеялась, что руководство сумеет разобраться в том, что происходит.
   - У кого-нибудь есть письма? - спросила она. - Я с удовольствием их заберу, хотя, учитывая, как теперь работает почта, они могут идти несколько месяцев.
   Партизаны выстроились в очередь, чтобы отдать ей свои записки, адресованные родным. Все они были без конвертов, которые закончились еще до того, как прилетели ящеры. Бумагу складывали треугольником, и тогда все знали, что им пришла весточка из армии. Советская почта доставляла их, пусть и долго, но зато бесплатно.
   Взяв последнее письмо, Людмила забралась обратно в кабину и сказала:
   - Не могли бы вы развернуть мой самолет на сто восемьдесят градусов? Раз мне удалось приземлиться на этой поляне без неприятностей, хотелось бы и взлететь отсюда же.
   Маленький У-2 развернуть вручную ничего не стоило; он весил меньше тонны. Людмиле пришлось объяснить одному из партизан, что нужно делать, чтобы раскрутить пропеллер. Как и всегда во время выполнения подобных заданий, она подумала о том, что будет, если мотор не заведется. Вряд ли здесь найдется опытный механик. Но двигатель еще не успел остыть и потому практически сразу весело заурчал.
   Людмила отпустила тормоз, и "кукурузник" покатил по неровному полю; несколько партизан бежали рядом и махали руками, но довольно скоро отстали. Для взлета Людмиле требовался более длинный участок земли, чем для приземления. Впрочем, через несколько минут и пару неуклюжих прыжков, У-2 не слишком грациозно поднялся в воздух.
   Людмила развернула свой самолетик на северо-восток и взяла курс на базу, с которой стартовала. Чтобы вернуться домой, ей придется потратить сил не меньше, чем когда она высматривала поляну, где ее ждали партизаны. Базу нельзя "засветить", иначе ящеры непременно обратят на нее внимание. А дальше можно считать ее судьбу решенной. Она просто перестанет существовать.
   Впрочем, Людмила знала, гарантий, что ей удастся добраться до дома в целости и сохранности, нет никаких. Ящерам гораздо реже удавалось обнаружить и уничтожить маленькие У-2, чем другие советские самолеты, но "кукурузники" тоже далеко не всегда возвращались на свои базы.
   Вдалеке Людмила заметила вспышки, похожие на зарницы в жаркий летний день: артиллерия, скорее всего, ящеры. Она посмотрела на часы и компас, стараясь определить местоположение неприятеля. Вернувшись домой, она доложит полковнику Карпову о том, что видела. Может быть, наступит счастливый день, когда партизаны получат "Катюши" и смогут сделать мощный ракетный залп по вражеской батарее.
   Среди туч, затянувших небо, тут и там проглядывали звезды, весело подмигивая Людмиле. Пару раз ей удавалось разглядеть короткие вспышки на земле - винтовочные выстрелы. Почему-то звезды тут же перестали казаться ей дружелюбными и мирными.
   Наблюдая за показаниями компаса и время от времени поглядывая на часы, Людмила искала базу. Посчитав, что подлетела совсем близко, она посмотрела вниз, ничего не увидела... и нисколько не удивилась. Заметить аэродром с первой попытки - все равно что искать иголку в стоге сена.
   Она зашла на новый круг. Теперь ей приходилось следить за показаниями уровня горючего в баке. Если она заблудится, и ей придется совершить вынужденную посадку прямо на поле, это нельзя откладывать на самый последний момент.
   Когда Людмила уже практически не сомневалась в том, что другого выхода у нее нет, она разглядела спасительные огни и поспешила к ним. Если знаешь, где находишься, настроение сразу улучшается.
   Теоретически посадочная полоса считалась ровной, но на самом деле она мало отличалась от той, что подготовили для Людмилы партизаны. Маленький У-2 отчаянно трясло и подбрасывало на кочках, пока он, наконец, не замер на месте. "Зато такую взлетную полосу труднее заметить", - утешала себя Людмила. Впрочем, можно ли считать это достаточной компенсацией за синяки и ссадины, которые она получает всякий раз, когда садится или взлетает? Наверное, можно.
   Она расстегнула ремни безопасности и выбралась из самолета. Навстречу уже бежали рабочие из наземной команды. Они откатили "кукурузник" в укрытие, где он стоял между заданиями, и набросили на него камуфляжные сети.
   - Где полковник Карпов? - спросила Людмила.
   - Ушел спать примерно час назад, - ответил кто-то. - Сейчас около трех часов ночи. Твое сообщение не может подождать до утра?
   - Думаю, не может, - сказала Людмила.
   Она считала, что полковник должен узнать про артиллерию ящеров без промедления.
   Людмила медленно шагала вслед за "кукурузником" в сторону укрытия, не сомневаясь, что там обязательно окажется Георг Шульц. И, разумеется, не ошиблась.
   - Alles корошо? - спросил он на своей обычной смеси немецкого и русского языков.
   - Gut, да, - ответила Людмила на той же смеси.
   Шульц забрался в кабину. Даже под камуфляжной сетью фонари не зажигали; у ящеров имелись приборы, которые умели распознавать самые крошечные искры света. Впрочем, Шульц и на ощупь исключительно ловко справлялся со своими обязанностями. Он проверил педали и приборы, а потом, высунувшись наружу, сообщил:
   - Провод левого элерона плохой - немного болтается. Подправлю, как только станет посветлее.
   - Спасибо, Георгий Михайлович, - поблагодарила его Людмила.
   Ей казалось, что с проводом все в порядке, но если Шульц говорит, что его следует подтянуть, значит, так оно и есть. Людмила считала, что он обладает практически сверхъестественным талантом механика. Она на самолете летала, Шульц же отдавался машине целиком, словно становился ее частью.
   - Больше ничего плохого, - сказал он. - Но... вот, держите. Вы уронили на пол. - Шульц протянул Людмиле свернутый треугольником листок бумаги.
   - Спасибо, - повторила она. - Наша почта и так работает из рук вон плохо. Если еще терять письма, прежде чем они успеют отправиться в путь...
   Людмила сомневалась, что Шульц ее понял, но ей вдруг стало все равно она жутко устала, и не хотела напрягаться и переводить свои слова на немецкий. Если полковник Карпов спит, почему бы и ей тоже не отдохнуть немного.
   Она сбросила парашют, проку от которого, на самом деле, было бы немного, если бы в У-2 угодил вражеский снаряд, ведь она всегда старалась летать как можно ниже, убрала его в кабину и направилась из укрытия в комнату, где жила вместе с другими женщинами-пилотами. Когда она проходила мимо Георга Шульца, он похлопал ее чуть пониже спины.
   Людмила на мгновение замерла на месте, а потом в ярости развернулась к механику. С тех пор, как она вступила в ряды Красной армии, подобные происшествия случались, но ей казалось, что Шульц - человек воспитанный и должен вести себя пристойно.
   - Никогда больше так не делай! - крикнула она по-русски, а затем перешла на немецкий, чтобы до него полностью дошел смысл сказанного: - Nie wieder, verstehst du? - "Ты" в ее словах прозвучало как оскорбление. - Что подумает о вас полковник Егер, если узнает? - добавила она.
   Шульц служил стрелком в экипаже танка, которым командовал Егер, и очень его уважал. Людмила надеялась, что упоминание имени бывшего командира, приведет Шульца в чувство. Но он только негромко рассмеялся и ответил:
   - Он подумает, что я не делаю ничего такого, чего не делал бы он сам.
   Наступило короткое, гнетущее молчание, которое нарушила Людмила, заявив ледяным тоном:
   - А это вас не касается. Если вам мало авторитета вашего командира, чтобы вести себя прилично, хочу напомнить, что вы немец и находитесь на базе вооруженных сил Красной армии - один против большого отряда советских мужчин. Вас не трогают, потому что вы хорошо работаете. Но не скажу, что особенно любят. Понятно?
   Шульц вытянулся по стойке "смирно", изо всех сил постарался щелкнуть каблуками валенок и выбросил вперед руку в гитлеровском военном приветствии.
   - Я все помню и понимаю, - объявил он и, громко топая, удалился.
   Людмила с трудом сдержалась, чтобы не врезать ему как следует под зад. Ну, почему он не мог просто извиниться и заняться делами, вместо того, чтобы злиться, словно она его обидела, а не он ее? И что теперь делать? Если Шульц по-настоящему рассердился, может быть, он больше не захочет иметь дело с ее самолетом? В таком случае, кто будет его чинить?
   Ответ пришел сразу вслед за вопросом: какой-нибудь русский недоучка крестьянин, который с трудом отличает отвертку от плоскогубцев. Она, конечно, кое-что умеет и сама, но далеко не все, а кроме того, Людмила прекрасно понимала, что не обладает талантом Шульца чувствовать мотор. Вспыльчивый характер может стоить ей жизни.
   А что еще оставалось делать? Позволить Шульцу обращаться с собой, как со шлюхой? Людмила сердито покачала головой. Наверное, следовало ответить какой-нибудь шуткой, а не устраивать ему сцену.
   Ну, теперь уже поздно жалеть о том, чего изменить нельзя. Она устало побрела к дому, в котором расположились женщины-летчицы. Не слишком надежное укрытие: стенами служили мешки, наполненные землей, и охапки сена, а крышей - неструганные доски, засыпанные сеном и прикрытые камуфляжной сетью. Крыша протекала, да и не особенно сохраняла тепло, но здесь все так жили, включая полковника Карпова.
   Дверь в импровизированный барак не имела петлей и сдвигалась в сторону, сразу за ней висел занавес затемнения. Людмила сначала закрыла дверь, и лишь потом отодвинула занавес. "Не дать ящерам увидеть ни искорки света" - правило, которому Людмила следовала так же неукоснительно, как и "Взлетай по ветру".
   Впрочем, в бараке царил полумрак: горело несколько свечей и масляная лампа, однако, Людмиле хватило их света, чтобы не спотыкаться о женщин, которые, завернувшись в тонкие одеяла, спали на соломенных тюфяках. Зевая, Людмила медленно пробиралась к своему месту и вдруг заметила белый прямоугольник поверх сложенного одеяла. Когда она отправлялась на задание несколько часов назад, его там не было.
   - Письмо! - радостно прошептала она.
   Да еще от кого-то гражданского, иначе его сложили бы по-другому. Людмилу охватило возбуждение, ведь она не слышала о своей семье с тех самых пор, как прилетели ящеры. Она уже потеряла надежду, а, может быть, у них все в порядке?
   В тусклом свете Людмила не сразу сообразила, что письмо в конверте. Она перевернула его и поднесла поближе к глазам, чтобы посмотреть на обратный адрес. Ей потребовалось всего несколько мгновений, чтобы понять, что часть его написана латинскими буквами, а часть старательно выведенными печатными русскими.
   И тут она посмотрела на марку. Если бы год назад кто-нибудь сказал ей, что она обрадуется, увидев портрет Адольфа Гитлера, Людмила посчитала бы, что этот человек окончательно выжил из ума или сознательно хочет нанести ей смертельное оскорбление - скорее всего, и то, и другое.
   - Гейнрих, - тихонько выдохнула она, постаравшись правильно произнести чужой для русского языка звук в начале имени.
   Людмила быстро вскрыла конверт и достала листок бумаги. К своему огромному облегчению она увидела, что Егер почти все написал печатными буквами: Людмила практически не понимала его почерк. Она прочитала:
   "Моя дорогая Людмила, надеюсь, ты в полном порядке, жива и здорова, и мое письмо тебя отыщет. Буду просить всех святых, чтобы отыскало".
   Людмила представила себе, как дрогнул уголок его рта, когда он написал эти слова. Она так ясно его видела, что только сейчас поняла, как сильно по нему соскучилась.
   "Я выполнял задание в городе, имя которого не имею права называть вслух, иначе цензору придется вооружиться бритвой и вырезать кусок из моего послания к тебе. Через несколько дней я отправляюсь в танковый полк, о нем я тоже не могу ничего сообщить. Лучше бы я вернулся к тебе, или ты ко мне. Ведь на самолете намного легче путешествовать, чем на лошади или даже в танке".
   Людмила вспомнила рассказы Егера о том, как он путешествовал верхом на лошади по Польше, занятой ящерами. По сравнению с этим все, что она делала на своем У-2, казалось детскими игрушками.
   "Мне жаль, что мы не вместе. Даже когда все хорошо, нам так мало отпущено времени на этой земле, а ведь сейчас идет война, и о многом прекрасном приходится забыть. Но без нее мы с тобой никогда бы не встретились. Так что, оказывается, и в войне есть что-то хорошее".
   - Да, есть, - прошептала Людмила.
   Завести роман с врагом не слишком умный поступок (наверное, Егер тоже так думал), но она никак не могла заставить себя относиться к происшедшему, как к чему-то плохому или постыдному. Дальше в письме говорилось:
   "Я благодарю тебя за то, что ты присматриваешь за моим товарищем Георгом Шульцем; твоя страна так велика, что только благодаря счастливой случайности он оказался на одной с тобой базе. Передай ему от меня привет. Надеюсь, у него все в порядке".