Тертлдав Гарри. Ответный удар (Вторжение - 2)

   Опытный солдат, который до прихода нацистов, а потом ящеров наверняка находился на действительной службе, а не сидел в каком-нибудь удобном городском кабинете. Да и вел он себя соответственно: уверенно шагал вперед, умело находил место для привала, не жаловался. Людмила относилась к офицерам безопасности, как кролик к удаву - они представлялись ей охотниками, завораживающими своей властью и исходящим от них ощущением опасности, людьми, чьего внимания следует избегать. Но шли дни, и Шолуденко постепенно начал представляться ей самым обычным мужчиной. Впрочем, Людмила не знала, до какой степени может ему доверять.
   Он опустился на колени на берегу пруда и тоже принялся умываться. Людмила стояла рядом и внимательно смотрела по сторонам. Сейчас, когда на Украине хозяйничали ящеры и их пособники, а бандиты разгуливали на свободе, грабя всех, кто попадался у них на пути, нигде нельзя было чувствовать себя в безопасности.
   Словно в подтверждение ее мыслям, по дороге, с которой они только что сошли, проехала колонна вражеских танков.
   - Хорошо, что они не заметили у нас оружия, - сказала Людмила.
   - Да, у нас могли быть неприятности, - согласился с ней Шолуденко. Мне совсем не нравится их отвратительная привычка сначала стрелять из автомата, а потом задавать вопросы. Так никогда не узнаешь ничего полезного. Впрочем, моего мнения почему-то не спрашивают.
   От того, что Шолуденко свободно и легко говорил о таких страшных вещах, как допросы, Людмиле становилось не по себе. Внутренне она ощетинивалась, словно дикое животное, которое пытается напугать врага своим свирепым видом. Только Людмила тщательно скрывала от Шолуденко свои чувства. Время от времени она задавала себе вопрос: - А какие допросы он вел? Пару раз даже чуть было не спросила его прямо, но в последнюю минуту одергивала себя. Несмотря на то, что Шолуденко служил в НКВД, он производил впечатление вполне приличного человека. Если бы Людмила знала наверняка, чем он занимался, вместо того, чтобы строить предположения, ей было бы легче с ним общаться.
   - Жаль, что нельзя проследить за танками, - сказал он. - Да и радио у нас нет. А то сообщили бы кому следует полезную информацию. - Он вытер лицо рукавом и грустно ухмыльнулся. - Мечтать об этом, все равно что рассчитывать найти клад, точно?
   - Уж конечно, - согласилась с ним Людмила, и Шолуденко расхохотался. Вполне возможно, что они просто перемещаются с места на место. Если ящеры заберутся в настоящую грязь, то завязнут там надолго. Осенью я пару раз видела такие сцены.
   - И я тоже, - сказал Шолуденко. - Только не стоит на это особенно рассчитывать. Никакие болота и грязь не помешали ящерам отгрызть приличный кусок нашей любимой Родины.
   Людмила кивнула.
   С первых дней вторжения фашистской Германии советское правительство начало всячески культивировать символы Святой Матери Родины. После революции большевики боролись с ними, объявив пережитками умирающего, националистического прошлого. Но как только они понадобились, чтобы поднять народ на борьбу с нацистами, про них вспомнили снова. И, несмотря на то, что правительство упорно следовало идеалам атеизма, Сталин даже помирился с московским патриархом.
   - Думаю, можно снова в путь, - заметил Шолуденко. - танков больше не слышно.
   - Да, я тоже не слышу, - наклонив голову и прислушиваясь, согласилась с ним Людмила. - Но все равно мы должны соблюдать осторожность. Их машины производят меньше шума, чем наши. Вполне возможно, что они затаились где-нибудь и ждут.
   - Уверяю вас, старший лейтенант Горбунова, я знаю про эту особенность вражеских танков из личного опыта, - язвительно-официальным тоном сообщил Шолуденко. Людмила прикусила губу. Да, конечно, офицер НКВД выполняет задание правительства на территории неприятеля и наверняка знаком с вражеской техникой лучше, чем она себе представляет. А Шолуденко, тем временем, продолжал: - Однако не стану отрицать, что некоторые уроки следует повторять, причем как можно чаще.
   Приняв его слова за подобие извинения (даже и это больше, чем она ждала от представителя НКВД) и немного успокоившись, Людмила натянула сапог. Через несколько минут они с Шолуденко уже шагали в сторону дороги. Впрочем, им хватило одного взгляда, чтобы остаться на обочине; танковая колонна превратила проезжую часть в непроходимое болото, которое тянулось на много километров и терялось где-то за горизонтом.
   Идти вдоль дороги оказалось делом совсем не простым. Земля еще оставалось скользкой и сырой, а молодые растения и зеленеющие кусты, радуясь долгожданному теплу и яркому солнцу, цеплялись за путников ветками и корнями, всячески стараясь остановить их и привлечь к себе внимание.
   По крайней мере, у Людмилы сложилось именно такое впечатление после того, как ей пришлось подниматься с земли в четвертый раз за последний час. Она так злобно выругалась, что Шолуденко весело захлопал в ладоши и заявил:
   - Ни один кулак не поносил меня словами, которыми вы только что приветили несчастный корень. Ладно, не буду спорить, он сам напросился.
   Людмила стала пунцовой. Шолуденко фыркнул, и она поняла, что он заметил ее смущение. Что бы сказала мать, если бы услышала, как ее дочь ругается, точно... ну... никакого подходящего сравнения на ум Людмиле не приходило. Два года в Красной армии сделали ее такой грубой, что она порой сомневалась, сможет ли нормально жить, когда наступит мир.
   Когда она высказала свои мысли вслух, Шолуденко развел руки в стороны, как будто пытался охватить весь мир вокруг себя. Затем показал на глубокие, заполняющиеся водой колеи, оставленные танками ящеров.
   - Пусть сначала наступит мир. А потом будете волноваться по поводу пустяков, - сказал он.
   - Да, вы правы, - согласилась с ним Людмила. - Судя по тому, как развиваются события, война никогда не закончится.
   - История это всегда борьба - такова природа диалектики, - напомнил ей одну из доктрин марксизма офицер НКВД. Но в следующее мгновение он снова стал самым обычным человеком. - Однако я бы не возражал, если бы борьба была не такой беспощадной.
   - Вон там деревня, - показала Людмила. - Если повезет, удастся немного отдохнуть. А если очень повезет, то и поесть. Они подошли поближе и увидели, что деревня заброшена.
   Часть домов была сожжена, другие своими дырявыми крышами напоминали лысых стариков; посреди улицы валялась дохлая собака, которая уже начала разлагаться.
   Людмила не успела заметить больше ничего - прогремел выстрел, и в нескольких метрах от ее ног в воздух взметнулся фонтан грязи. У нее была отличная реакция - не успев по-настоящему осознать, что происходит, Людмила упала на землю и выхватила из кобуры пистолет.
   Еще один выстрел - она по-прежнему не видела вспышки, хотя отчаянно вертела головой по сторонам. Где же спрятаться? И где Шолуденко? Он упал на землю одновременно с ней. Забыв про грязь, Людмила откатилась к деревянному забору - не слишком надежное укрытие, но все же лучше, чем ничего.
   - Кто в нас стреляет? Почему? - крикнула она Шолуденко.
   - А черт его разберет, лично я не знаю, - ответил офицер НКВД. Он скорчился за колодцем, который прикрывал его лучше, чем забор Людмилу. Прекратите огонь! Мы свои! - крикнул он как можно громче.
   - Врете! - Обвинение сопровождалось пулеметной очередью из соседнего дома, во все стороны полетели искры - часть пуль угодила в каменную кладку колодца. Стрелявший завопил: - Не обманете! Вы из отряда Толоконникова, собираетесь нас отсюда выкурить!
   - Слушай, дубина, я не имею ни малейшего представления о том, кто такой Толоконников, - заявил Шолуденко. В ответ снова раздалось:
   - Врешь!
   Новая порция пуль засвистела в воздухе. Противники Толоконникова явно не испытывали недостатка в боеприпасах.
   Наконец Людмила заметила вспышку выстрела. Она находилась в семидесяти или восьмидесяти метрах, слишком далеко для пистолета, но все равно несколько раз нажала на курок, чтобы отвлечь внимание неприятеля на себя и дать Шолуденко передохнуть. Затем быстро откатилась в сторону. А в следующее мгновение пулемет полил шквальным огнем то, место, где она только что находилась.
   Офицер НКВД тоже выстрелил, раздался крик, и пулемет смолк. "Не вставай!" - мысленно приказала она Шолуденко. Вдруг это ловушка? Он остался лежать на месте. А через несколько минут огонь возобновился.
   Людмиле удалось найти большой камень, за которым она и укрылась. Чувствуя себя в относительной безопасности, она крикнула:
   - А кто такой Толоконников? Что вы не поделили?
   Если у него такие свирепые противники, значит, и сам он совсем не прост.
   Людмила не получила никакого вразумительного ответа на свой вопрос, если не считать новую пулеметную очередь и злобный вопль:
   - А ты, сука, заткнись! Предательница!
   Над головой Людмилы пронеслось несколько острых осколков камня, за которым она пряталась - их следовало опасаться не меньше, чем самих пуль.
   "Ситуация явно тупиковая. И сколько же времени она может продолжаться?" - подумала Людмила.
   Невеселый ответ пришел мгновенно - бесконечно. Ни та, ни другая сторона не может обойти друг друга и напасть с тыла, поскольку укрыться здесь негде. Они с Шолуденко отступать не имеют права. Оставалось сидеть на месте, периодически стрелять и надеяться на удачу.
   Затем в уравнении появилась новая переменная. Словно из пустоты, возник какой-то человек и швырнул фанату в окно, из которого стрелял пулемет. Через минуту после того, как она взорвалась, он забрался внутрь. Людмила услышала выстрел, а потом наступила тишина, а мужчина, бросивший гранату, перелез через подоконник, спрыгнул на землю и скрылся.
   - А этот на чьей стороне? - крикнула она Шолуденко.
   - Я же сказал, у них тут сам черт не разберет, что происходит, ответил тот. - Может, на стороне Толоконникова, или на своей собственной. Вполне возможно, что и на нашей, только я бы не стал особенно на это рассчитывать.
   Враг Толоконникова - тот, кто выстрелил в Людмилу и Шолуденко первым слишком поздно понял, что его приятеля прикончили. Людмила вряд ли смогла бы сказать наверняка, что произошло дальше, она не все видела, но разорвалась еще одна граната, потом прозвучали выстрелы - винтовка, пистолет, снова винтовка. И наступила звенящая тишина, особенно пугающая после шума и грохота.
   - И что дальше? - спросила Людмила.
   - Подождем немного, - ответил Шолуденко. - После того, как мы открыли огонь, тут такие странные вещи начали происходить... что-то мне не хочется рисковать, и не просите.
   Некоторое время вокруг царила тишина, а потом со стороны деревни послышался неуверенный голос:
   - Ludmila, bist du da?
   Людмила удивленно потрясла головой.
   - У вас здесь знакомые? - тихо спросил Шолуденко. - И они говорят по-немецки?
   Признаваться в таком офицеру НКВД очень опасно, но Людмила понимала, что у нее нет выбора.
   - Георг, ты? - спросила она тоже по-немецки.
   Если Шолуденко знает язык, что ж, очень хорошо. Если нет, в его глазах она уже стала подозрительной личностью, и, значит, терять ей нечего.
   - Да, - ответил Георг, по-прежнему не показываясь. - Назови имя генерала, командующего нашей базой, я хочу убедиться, что это действительно ты.
   - Товарищ Феофан Карпов, полковник, - ответила Людмила. - Я уверена, он придет в ярость, узнав, что ты покинул расположение базы без его разрешения - я ведь не ошиблась, именно так и было - ты же самый лучший механик, что у нас есть.
   - Кажется, я начинаю понимать, - проговорил Шолуденко. Значит, он все-таки знает немецкий. - Он ваш близкий друг?
   - Нет, - сердито заявила Людмила. - Но очень хотел бы им стать и потому иногда ведет себя глупо. Порой он меня ужасно раздражает. - Затем, словно прочитав мысли офицера НКВД, Людмила поспешно добавила: - Не нужно принимать никаких мер. Георг отличный механик и прекрасно служит Красной армии, даже, несмотря на то, что он фашист.
   - Уважительная причина, - проговорил Шолуденко. - Если бы речь шла о ваших чувствах... - Он не договорил, но Людмила прекрасно поняла, что он имел в виду.
   Людмила заметила какое-то движение в окне дома, где находился второй противник Толоконникова, с которым разобрался Шульц. Через несколько секунд в дверях появился Георг. Он держал в руках палку с привязанной на конце старой тряпкой. Людмила, наконец, поняла, что произошло. Если бы кто-нибудь выстрелил, уловив движение внутри дома, Шульц остался бы внутри.
   "Да, похоже, ему довелось принять участие не в одном сражении", - с невольным восхищением подумала Людмила.
   Шульц и в самом деле походил на настоящего ветерана. Он был одет в диковинную смесь русской и немецкой военной формы, хотя каска на голове не оставляла сомнений в том, откуда он родом. За поясом рядом с несколькими гранатами торчал пистолет. На плече висела винтовка, а в руках Георг держал русский ППШ-41.
   Механик радостно улыбнулся, блеснув белыми зубами, показавшимися ослепительными на фоне черной бороды, делавшей его похожим на свирепого пирата.
   - И кто твой дружок? - спросил он Людмилу.
   Шолуденко ответил сам, назвав свое имя и отчество, но не сообщил, что он из НКВД (Людмила удивилась бы, если бы он это открыл).
   - Ну, и что произошло? Вы оставили службу, чтобы отправиться на поиски прекрасной дамы? - продолжал Шолуденко по-немецки. - Полковник вряд ли вас похвалит.
   - Да пошел он, - пожав плечами, ответил Шульц. - Это не моя армия, и даже не мои военно-воздушные силы, если вы понимаете, о чем я. А когда я вернусь вместе с ней... - Он показал пальцем на Людмилу. - ...старина Карпов будет так счастлив видеть нас обоих в целости и сохранности, что не станет особенно возникать по поводу моей самовольной отлучки. Вы бы его слышали. "Мой лучший пилот не вернулся с задания. Что же теперь делать?" Он вдруг заговорил фальцетом, ни имевшим ничего общего с голосом полковника, но все равно получилось очень смешно.
   - А как ты узнал, где меня искать? - спросила Людмила.
   - Я разбираюсь в показаниях компаса и решил, что тебе хватит ума достать свой и посмотреть на стрелки - если ты будешь в состоянии, обиженно заявил Шульц. Но в следующее мгновение его лицо прояснилось, и он спросил: - Ты хотела знать, как я догадался, по какой стрелке следует идти? - Он провел пальцем по носу. - Поверь мне, существуют разные способы.
   Людмила бросила взгляд на Шолуденко, который, вне всякого сомнения, внимательно прислушивался к их разговору. Впрочем, он только спросил:
   - Как далеко мы от базы?
   - Около восьмидесяти километров. - Шульц посмотрел на Шолуденко, а потом на Людмилу и снова на офицера НКВД, и лишь после этого поинтересовался:
   - А кто он все-таки такой?
   - Тот человек, с которым я должна была встретиться. Вместо того чтобы доставить на базу важную информацию, имеющуюся у него, я приведу его самого.
   Вместо ответа Шульц только фыркнул. Людмила чудом удержалась, чтобы не расхохотаться ему в лицо. Он рассчитывал найти ее в степи, естественно, одну, и получить несколько дней на то, чтобы соблазнить. А если не получится, изнасиловать. Теперь же ему оставалось только гадать, переспала ли она с Шолуденко.
   "Не твое собачье дело, нацист поганый", - подумала Людмила.
   Весело улыбнувшись, впервые с той самой минуты, как "кукурузник" развалился на части, Людмила сказала:
   - Ну что, в дорогу, товарищи?
   Остаток пути до базы обещал быть исключительно интересным.
   * * *
   Йенс Ларсен вместе с остальными физиками внимательно наблюдал за тем, как Энрико Ферми убирал стержни автоматического регулирования кадмия из самой середины атомного котла, воссозданного под футбольным стадионом Денверского университета.
   - Если наши расчеты верны, на сей раз k-фактор будет превышать единицу, - тихо проговорил Ферми. - И мы получим самоподдерживающуюся цепную реакцию.
   Стоявший рядом с ним Лесли Гроувс, проворчал:
   - Мы добились бы этого несколько месяцев назад. Непременно. Если бы не заявились проклятые ящеры.
   - Вы совершенно правы, генерал, - обратился к нему Ферми, хотя Гроувс по-прежнему носил нашивки полковника. - Но теперь работа пойдет заметно быстрее. Во-первых, потому, что нам удалось украсть у ящеров радиоактивное вещество. А во-вторых, мы поняли, что движемся в правильном направлении иными словами, создать атомное оружие можно.
   Ларсен вспомнил миф о Прометее, укравшем огонь у богов и подарившем его людям. И о наказании за преступление: боги навечно приковали Прометея к скале, приказав свирепому орлу клевать его печень. Йенс не сомневался, что всем его коллегам в разное время вспоминался этот миф.
   В отличие от большинства из них не только эксперименты в Металлургической лаборатории заставляли Ларсена думать о Прометее. Всякий раз, когда он видел Барбару, шагающую рука об руку с типом по имени Сэм Иджер, орел с удвоенной силой принимался терзать его печень.
   Работа стала чем-то вроде обезболивающего средства, хотя до конца справиться с тоской Йенс не мог. Он наблюдал за показаниями приборов, слушал нарастающий гул, а потом ровное рычание счетчика Гейгера, сообщающего о том, что в самом сердце атомного котла постепенно увеличивается облако нейтронов.
   - Теперь - в любой момент, - тихонько проговорил он, словно обращаясь к самому себе.
   Ферми убрал стержни еще на несколько сантиметров, посмотрел на приборы, что-то быстро прикинул на листке бумаги.
   - Джентльмены, у меня получается, что k-фактор равняется 1.0005. Котел производит больше нейтронов, чем поглощает.
   Кто-то из физиков захлопал в ладоши, несколько человек просто кивнули. Случилось то, что предсказывали расчеты. И, тем не менее, все понимали, что произошло важное событие.
   - Моряк из Италии открыл Новый свет, - заявил Артур Комптон.
   - Значит, теперь мы можем производить взрывной металл, необходимый для бомб, ничем не отличающихся от тех, что имеются на вооружении у ящеров. Я правильно вас понял, джентльмены? - спросил Гроувс.
   - Мы значительно приблизились к решению данной задачи, - ответил Ферми и опустил стержни назад в котел.
   На инструментальной панели рядом с ним стрелки приборов отклонились влево; счетчик Гейгера застрекотал медленнее, и Ферми вздохнул с облегчением.
   - Складывается впечатление, что мы научились контролировать интенсивность реакции. Огромное достижение.
   Большинство ученых улыбались, Лео Силард рассмеялся, а у Ларсена возникло непреодолимое желание вытащить кадмиевые стержни из котла и оставить их лежать до тех пор, пока радиация не заразит все вокруг стадион, университет, Денвер. Он подавил его в себе, как и другие опасные для жизни окружающих, но менее зрелищные поползновения, возникавшие у него в последнее время.
   Лео Силард проявил практичность другого рода.
   - У меня в кабинете есть бутылка хорошего виски, - заявил он. - Я считаю, нам нужно отметить успех.
   Его предложение получило единогласную поддержку. Йенс потащился в здание Научного центра вслед за остальными. Виски и вправду оказалось отличным; оно наполнило его рот едва уловимым ароматом дыма и проложило приятный теплый след прямо в желудок. Только вот чувствовать себя лучше Ларсен не стал, а ведь именно с этой целью люди начали производить виски.
   Силард поднял бутылку и посмотрел на свет - на донышке осталось чуть-чуть жидкости цвета сияющей меди. Йенс протянул свой стакан (точнее, стомиллилитровую лабораторную колбу, в которой, как он надеялся, никогда не держали ничего радиоактивного).
   - Да, ты заработал добавку, - сказал Силард и вылил остатки виски Йенсу. - Ты проделал такую огромную работу с котлом...
   Йенс быстро опорожнил стакан... и тут же вспомнил, что еще не завтракал. И что ему нечего праздновать. Да, он неплохо справился с решением своих задач, но зато его жизнь разрушена.
   - Классная выпивка, - сказал один из инженеров, работавших под его началом. - Теперь нужно пойти и кого-нибудь трахнуть.
   Ларсен поставил колбу на полку и выскользнул из переполненного людьми кабинета. Он прекрасно понимал, что слезы, навернувшиеся на глаза, вызваны виски, но все равно чувствовал себя униженным. Неделю назад он подцепил какую-то шлюху в Денвере. Тогда Ларсен пропустил не два стаканчика, как теперь, а напился почти до потери сознания. У него ничего не получилось с той девицей. Она повела себя благородно, и от этого ему стало еще хуже. Йенс сомневался, что решится на повторение эксперимента в ближайшем будущем. Одна неудача - очень плохо. Но две... Зачем жить на свете?
   Вот с такими невеселыми мыслями он спускался вниз по лестнице, чтобы забрать свой велосипед. Оскар стоял на посту рядом. Увидев Йенса, он молча кивнул.
   - Назад, в общежитие? - спросил он.
   - Угу, - сквозь стиснутые зубы промычал Йенс.
   Он ненавидел свою армейскую койку, ненавидел базу, ненавидел то, что ему приходится возвращаться туда, ненавидел полковника Хэксема непреодолимой и всепоглощающей ненавистью, которая зрела с каждым днем и становилась похожей на выдержанное бургундское вино - чем дольше оно хранится, тем ярче букет. Иногда Ларсену хотелось засунуть полковника Хэксема вместо контрольного стержня прямо в атомный котел. Если бы только он обладал теми же свойствами, что и кадмий...
   И вот в довершение всех неприятностей Ларсен увидел Барбару, возвращавшуюся домой, в квартиру, которую выделили им с Сэмом Иджером. Иногда Барбара просто не замечала Йенса; ему ни разу не пришло в голову, что виной тому его собственное поведение. Впрочем, она всегда старалась соблюдать приличия и потому вежливо ему кивнула и даже немного замедлила шаг.
   Ларсен двинулся в ее сторону. Оскар никогда от него не отставал теперь у всех физиков имелся собственный телохранитель - но сейчас сообразил, что подходить слишком близко не стоит. Слабеющий голос разума предупредил Йенса, что ничего хорошего из разговора с Барбарой не выйдет, но виски оказалось сильнее и заставило голос разума замолчать.
   - Привет, дорогая, - поздоровался Ларсен.
   - Привет, - ответила Барбара. То, что она произнесла всего одно слово, страшно возмутило Ларсена. - Как дела?
   - Как обычно, - ответил он. - Ничего хорошего. Я хочу, чтобы ты вернулась.
   - Йенс, мы обсуждали это уже сотни раз, - устало проговорила Барбара. - У нас ничего не получится. Возможно, сразу, как только я приехала в Денвер, мы могли бы... Но сейчас, нет. Слишком поздно.
   - Какого черта, я тебя не понимаю! - Йенс разозлился еще сильнее.
   Глаза Барбары сузились, и она сделала шаг назад. Вместо того чтобы ответить на его вопрос, она сказала:
   - Ты пьян.
   Йенс не стал объяснять ей, что праздновал победу вместе с остальными учеными.
   - Ну, предположим, я выпил, - заявил он. - А что, святой мистер Иджер и капли в рот не берет?
   В тот самый момент, когда Ларсен произнес эти слова, он понял, что делать этого не следовало. Впрочем, легче ему не стало. На одно короткое мгновение Барбара замерла на месте.
   - До свидания. Еще увидимся, - сказала она и пошла прочь.
   - Барбара, ты должна меня выслушать! - схватив ее за руку, выкрикнул Ларсен.
   - Отпусти меня! - сердито потребовала Барбара и попыталась вырваться, но Йенс держал ее крепко.
   И тут, словно по мановению палочки злого волшебника, появился Оскар и встал между Йенсом и Барбарой.
   - Сэр, леди попросила ее отпустить, - напомнил он и высвободил руку Барбары из цепких пальцев Ларсена.
   Вид у него был достаточно суровый, и Йенс понял, что в случае необходимости Оскар без колебаний применит силу.
   В трезвом состоянии он бы никогда не решился броситься на своего охранника, но виски лишило его способности здраво мыслить. Видит Бог, он и сам крепкий парень... а Барбара, черт подери, все-таки его жена, не так ли?
   Оскар отбил его кулак и врезал ему в солнечное сплетение. Йенс сложился пополам и без особого успеха попытался сделать вдох. Его вырвало. Падая на колени, Йенс прекрасно понимал, что Оскар точно рассчитал силу удара. С такими ручищами он мог без проблем разорвать ему селезенку.
   - Вы в порядке, мэм? - спросил Оскар у Барбары.
   - Да, - ответила она и через минуту добавила: - Большое спасибо. Нам всем непросто, но Йенсу досталось больше других. Я все понимаю, и мне очень жаль, что так получилось. Но я сделала то, что считала нужным. - У нее чуть-чуть дрогнул голос, и она спросила: - Вы не сильно его ударили, правда?
   - Нет, мэм, не беспокойтесь. Через пару минут он придет в себя. А вам, пожалуй, лучше пойти домой.
   Йенс по-прежнему не сводил глаз с тротуара у себя под ногами. Но все равно слышал быстро удаляющиеся шаги Барбары. Оскар совершенно спокойно, словно ничего особенного не произошло, одним уверенным движением поставил его на ноги.
   - Давайте, я стряхну с вас пыль, сэр, - сказал он и потянулся к Ларсену.
   Тот сердито оттолкнул его руку и с трудом выдохнул:
   - Да пошел ты... / Ларсен был готов умереть прямо здесь, на тротуаре возле здания Научного центра. Впрочем, он не сомневался, что минуты его сочтены - ведь он по-прежнему задыхался.
   - Слушаюсь, сэр, - так же спокойно, ответил Оскар.
   И тут, наконец, Ларсен немного пришел в себя и сумел сделать настоящий полноценный вдох. Оскар удовлетворенно кивнул.
   - Ну вот, все снова в порядке, сэр. Хорошо. Садитесь на велосипед, нам пора ехать в общежитие. А завтра утром попросите себе нового телохранителя.
   - С удовольствием, - сказал Йенс уже намного увереннее и громче легкие снова заработали, как полагается.
   - Прошу прощения, сэр, но я полностью разделяю ваши чувства, - ответил Оскар.
   Йенс сердито что-то проворчал и направился к своему велосипеду; Оскар от него не отставал. Ларсен помчался прочь от университета, Оскар - за ним. Йенс уже давно понял, что отделаться от охранника не удастся. Впрочем, он и не пытался - просто хотел поскорее избавиться от ярости, которая его пожирала.