Тертлдав Гарри. Ответный удар (Вторжение - 2)

   Людмила не особенно успешно принялась отряхивать грязь со своего комбинезона. Головокружительные трюки... за такие слова она с удовольствием врезала бы наглому типу по морде. Но он явно был человеком влиятельным, иначе за ним никогда не послали бы самолет. А потому она лишь сказала:
   - Не думаю, что нам стоит здесь задерживаться. Разведка у ящеров поставлена очень неплохо - они способны в самое короткое время обнаружить место, где произошло крушение. Скоро они сюда заявятся, чтобы расстрелять тех, кто остался в живых.
   - Разумно, - согласился с ней Шолуденко и, не оглядываясь на разбитый У-2, зашагал на север.
   Людмила с мрачным видом последовала за ним.
   - А у вас нет радиопередатчика? - спросила она. - Вы не можете сообщить о том, что произошло?
   - В случае крайней необходимости... - Он похлопал рукой по своему рюкзаку. - В основном, здесь фотографии. - Он замолчал, Людмила впервые за все время увидела, как по его лицу скользнула тень неуверенности. "Не знает, стоит ли мне говорить", - подумала она. Наконец он сказал: - Имя Степан Бандера вам знакомо?
   - Украинский националист и коллаборационист? Да, он самый настоящий подонок.
   Во время становления Советской власти после революции Украина недолго была свободна и не зависела от Москвы и Ленинграда. Бандера хотел вернуть те времена. Он принадлежал к числу украинцев, с радостью встретивших приход нацистов, которые через несколько месяцев посадили его в тюрьму.
   "Предателей не любит никто", - подумала Людмила. - "Их можно использовать в случае необходимости, но не более того".
   - Тут вы совершенно правы, - согласился с ней Шолуденко. - Когда явились ящеры, нацисты выпустили его на свободу. Он отплатил им за то, что они с ним сделали, но совсем не так, как хотелось бы нам.
   Людмиле понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, что имеет в виду Шолуденко.
   - Он сотрудничает с ящерами?
   - Да, и все его люди. - Шолуденко сплюнул на землю у себя под ногами, показывая, что он думает про Бандеру. - Они организовали Комитет освобождения Украины, который в последнее время доставляет партизанам массу неприятностей.
   - Бедная наша Родина, - грустно проговорила Людмила. - Сначала нам пришлось иметь дело с предателями, которые с радостью приняли нацистских поработителей, не желая признать Советское правительство. А теперь бандеровцы сотрудничают с империалистскими захватчиками и воюют против Советского Союза и Германии. Если люди так ненавидят правительство, значит, с ним что-то не в порядке.
   Как только Людмила произнесла эти слова, она сразу же пожалела о том, что они сорвались у нее с языка. Она в первый раз в жизни видела человека по имени Никифор Шолуденко. Да, он одет, как крестьянин, но где гарантии, что он не из НКВД, ведь у него в рюкзаке лежат снимки бандеровцев. А она в его присутствии осмелилась критиковать советское правительство.
   Если бы сейчас был 1937 год, за свою неосторожность она наверняка заплатила бы жизнью. Даже в самые благополучные времена ей грозил бы открытый судебный процесс (или, как говорится, без суда и следствия...) и многолетнее заключение в одном из лагерей. Людмила подозревала, что они продолжали существовать и действовали весьма эффективно. Большинство из них находились далеко на севере, в местах, куда ящерам ни за что не добраться.
   - А вы любите риск, верно? - пробормотал Шолуденко.
   С бесконечным облегчением Людмила поняла, что ее мир останется в целости и сохранности, по крайней мере, пока.
   - Да, пожалуй, - прошептала она, приняв решение в будущем следить за своим языком.
   - Если говорить абстрактно, я могу с вами согласиться, - заявил Шолуденко. - То, как складываются обстоятельства... - Он развел руки в стороны.
   Шолуденко давал Людмиле понять, что в случае, если им придется отвечать на исключительно неприятные вопросы, он будет все отрицать - иными словами, этого разговора не было.
   - А могу я сказать кое-что... тоже с абстрактной точки зрения? спросила она.
   - Разумеется, - ответил Шолуденко. - Любому школьнику известно, что конституция 1936 года гарантирует всем гражданам Советского Союза свободу слова.
   В его тоне Людмила не уловила и намека на иронию, однако, гипотетическая школьница, шагающая радом с ним, должна была иметь в виду, что тот, кто посчитает необходимым воспользоваться своим правом на свободу слова (или любым другим правом, гарантированным конституцией), напрашивается на серьезные неприятности.
   Но Людмила почему-то сомневалась, что Шолуденко, несмотря на весь его цинизм, предаст ее после того, как позволил говорить.
   Возможно, Людмила стала жертвой собственной наивности, но она уже и так сказала достаточно, и Шолуденко мог без проблем разрушить ее жизнь, если бы это входило в его намерения.
   - Ужасно, что наше правительство заслужило ненависть такого огромного количества людей, - проговорила она. - У любого правящего класса есть враги, готовые его предать, но так много...
   - Да, ужасно - правильное слово, - сказал Шолуденко. - Но ничего удивительного тут нет. - Он начал загибать пальцы, совсем как ученый или политрук. - Вот смотрите, товарищ пилот: сто лет назад в России царили феодальные порядки. И соответствующие средства производства. Даже когда произошла Великая Октябрьская Социалистическая Революция, капиталистические отношения были у нас развиты гораздо слабее, чем в Германии или Англии. Вы со мной согласны?
   - Согласна, - сказала Людмила.
   - Отлично. Подумайте, какое огромное значение имеет данный факт. Неожиданно произошла революция - в мире, который ее ненавидел, в мире, готовом ее растоптать при первой возможности. Вы еще слишком молоды, чтобы помнить, как на нас напали японцы, американцы и британцы, но вы наверняка учили историю в школе.
   - Да, но...
   Шолуденко поднял вверх палец.
   - Дайте мне закончить, пожалуйста. Товарищ Сталин понимал, что нас уничтожат, если мы не сможем выпускать столько же товаров, сколько наши враги. Мы должны были убрать с нашего пути все, что мешало достижению великой цели. Вот почему мы заключили с гитлеровцами пакт: Советский Союз получил два мирных года, а Финляндия, Прибалтика, Польша и Румыния послужили для нас щитом, когда гитлеровские захватчики все-таки развязали войну.
   Шит пал в первые недели наступления фашистской Германии. Многие народы аннексированных Советским Союзом территорий перешли на сторону Германии и выступили против СССР, что яснее любых слов доказывало, насколько их радовала необходимость подчиниться коммунистическому режиму.
   Шолуденко говорил вполне разумные вещи. Без серьезного, безжалостного сопротивления революция рабочих и крестьян потерпела бы поражение от сил реакции, как во время Гражданской войны, так и от рук Германии.
   - Несомненно, Советское государство имеет право и обязано выжить, сказала Людмила, и Шолуденко кивнул, соглашаясь. Однако летчица продолжала: - Но разве государство правильно поступает, используя методы, которые вынуждают людей предпочесть жестоких фашистских захватчиков своим собственным согражданам?
   Людмила еще не оправилась после крушения своего самолета, иначе она никогда не стала бы вести себя так глупо в присутствии человека, который мог оказаться офицером НКВД, даже учитывая, что говорили они "абстрактно". Она оглядела поля вокруг, никого. Если Шолуденко попытается ее арестовать... ну, в кобуре на поясе у нее есть пистолет. С товарищем Шолуденко произойдет несчастный случай. На войне всякое бывает. А его драгоценные снимки она доставит кому следует.
   Если Шолуденко и собирался ее арестовать, вида он не подал.
   - Вас можно поздравить, товарищ пилот, - сказал он. - Большинству такой вопрос никогда не пришел бы в голову. - Такой вопрос мало кто решился бы задать, но это уже другое дело... Ответ - "да". Вы же наверняка изучали диалектику?
   - Конечно, - сердито сказала Людмила. - Исторический прогресс является результатом единства и борьбы противоположностей, в результате которой возникает антитеза, а борьба возобновляется.
   - И еще раз примите мои поздравления - вы прошли прекрасную подготовку. На дороге исторического прогресса мы находимся в одном шаге от коммунизма. Вы сомневаетесь в том, что идеи Маркса будут претворены в жизнь уже нашими детьми, или, в самом крайнем случае, внуками?
   - Не сомневаюсь... если нам удастся выстоять, - ответила Людмила.
   - Вот именно, - так же сдержанно согласился с ней Шолуденко. - Я уверен, что, в конце концов, мы бы победили гитлеровцев. Ящеры - совсем другое дело. Ученые, занимающиеся законами коммунистической диалектики, все еще не могут решить, к какому классу их отнести. Товарищ Сталин не высказал своего мнения по данному вопросу - пока. Но мы сейчас говорим о другом - вы могли бы задать свой вопрос, даже если бы ящеры не прилетели на Землю, верно?
   - Да, - согласилась Людмила, отчаянно жалея, что ввязалась в опасную дискуссию.
   - Если мы расстанемся с надеждой на то, что наши потомки будут жить при коммунизме, - сказал Шолуденко, - это будет означать, что силы реакции оказались сильнее сил прогресса и революции. Все, что мы делаем, чтобы избежать такого исхода, оправданно. А то, что кое-кому приходится страдать - что же, тут ничего не поделаешь.
   Все, чему Людмилу учили в школе, говорило за то, что логика его рассуждений абсолютно верна, даже несмотря на то, что она противоречит здравому смыслу.
   Людмила знала, что пора остановиться; Шолуденко продемонстрировал гораздо больше терпимости, чем она могла от него ждать. Однако она спросила:
   - А что если, стараясь сделать так, чтобы чаша весов перевесила в нашу сторону, мы поведем себя настолько грубо, что она просто перевернется?
   - Риск, который мы должны принять во внимание, - ответил Шолуденко. Вы член партии, товарищ пилот? Вы приводите серьезные доводы.
   - Нет, - проговорила Людмила. Понимая, что итак зашла уже слишком далеко, она осмелилась сделать еще один шаг. - А вы, товарищ... вы из Комиссариата внутренних дел?
   - Да, вполне возможно, что я из НКВД, - спокойно сказал Шолуденко. - Я могу быть кем угодно, в том числе и офицером Службы безопасности. Шолуденко внимательно посмотрел на Людмилу и заявил: - Нужно быть очень храбрым человеком, чтобы задать такой вопрос.
   Он сказал даже больше, чем намеревался, и Людмила ответила, осторожно подбирая слова:
   - Все, что произошло за последние полтора года, заставляет задуматься над тем, что истинно, а что - нет.
   - Не буду с вами спорить, - согласился Шолуденко. - Но давайте вернемся к вопросам, более важным, чем моя скромная персона - диалектика заставляет меня верить в то, что наше дело, в конце концов, победит. Мы разобьем даже ящеров.
   Вера в будущее заставила советский народ сражаться даже в самые страшные и черные дни, когда в конце 1941 года казалось, что вот-вот падет Москва. Но в войне против ящеров...
   - Тут нам одна только диалектика не поможет, - сказала Людмила. Нужно оружие, самолеты, танки, ракеты, причем самые современные.
   - И снова я с вами согласен, - проговорил Шолуденко. - Но еще нам нужны люди, которые будут работать и сражаться за советское государство, а не на стороне империалистических захватчиков - не важно, откуда они явились, из Германии или из глубин космоса. Диалектика предсказывает, что рано или поздно победа будет за нами.
   Не отвечая ему, Людмила остановилась на берегу небольшого пруда на краю поля, по которому они с Шолуденко шли. Она набрала воды в сложенные ладони и вымыла лицо. Затем сорвала пучок сухой травы и безрезультатно попыталась соскрести грязь со своего кожаного комбинезона. Довольно быстро она поняла, что скоро грязь засохнет и просто отвалиться, а сейчас сделать все равно ничего нельзя. Пехотинцам приходилось мириться и с худшим.
   Она выпрямилась и показала на рюкзак Шолуденко:
   - А для тех, кто решил проигнорировать учение диалектики...
   - Да, товарищ пилот. Для борьбы с ними существуют люди вроде меня. Шолуденко широко улыбнулся. Оказалось, что у него маленькие, ровные зубы, которые почему-то напомнили Людмиле волчьи клыки.
   Глава IX
   Остолоп Дэниелс скорчился в яме на окраине Рэндольфа, городка в штате Иллинойс, посылая всем святым молитвы о том, чтобы ящеры прекратили бомбежку прежде, чем его размажет по живописным окрестностям.
   Прижимаясь к земле, Остолоп чувствовал себя голым и беззащитным. Когда он воевал во Франции в Первую мировую войну, ему всегда удавалось вовремя нырнуть в глубокий окоп, когда по его душу прилетали немецкие снаряды. Конечно, смерть могла забраться туда и вслед за ним, но, как правило, он чувствовал себя в относительной безопасности.
   Здесь ни настоящих окопов, ни траншей не было. Эта война, в отличие от той, развивалась с такой скоростью, что люди просто не успевали строить защитные сооружения.
   - Зато куча вот таких ям, - проворчал он.
   Местный пейзаж напоминал картинки с изображением лунных кратеров. Ящеры захватили Рэндольф прошлым летом, во время наступления на Чикаго. Армия Паттона отбила городок, взяв его в клещи, и сумела войти в Блумингтон, расположенный в шести или восьми милях к северу. Ящеры снова пошли в атаку. Если Рэндольф падет, они смогут вернуть себе и Блумингтон.
   Еще один снаряд врезался в землю настолько близко, что Дэниелса подбросило в воздух, а потом швырнуло назад, словно от удара кулачного бойца. Сверху его присыпало комьями грязи. Едва переводя дух, он проворчал:
   - Прямо сражение между Вашингтоном и Ричмондом, нас также швыряет то туда, то сюда.
   Оба его деда сражались на Гражданской войне на стороне южан, и в детстве он наслушался рассказов о боевых действиях двух армий. С годами истории становились красочнее и обрастали все новыми и новыми подробностями. Однако какими бы поразительными не казались ему их воспоминания, война во Франции и необходимость иметь дело с инопланетянами убеждали Дэниелса в том, что испытания, выпавшие на долю солдат тогда, не идут ни в какое сравнение с тем, что происходит в настоящее время.
   Над головой у него пронеслось еще несколько снарядов - из Блумингтона. Остолоп подумал, что, возможно, они угодили прямо в орудия ящеров. А может быть, и нет. Артиллерия ящеров превосходила американскую по дальнобойности. Однако Дэниелсу ужасно хотелось, чтобы пехота неприятеля хотя бы чуть-чуть почувствовала на собственной шкуре, через какой ад приходится проходить людям. Над деревьями промчались боевые самолеты, и Остолоп отсалютовал им, дотронувшись рукой до каски: пилоты, вступавшие в бой с ящерами, как правило, были смертниками.
   Самолеты улетели, и Дэниелс их больше не видел. Он надеялся, что вражеская артиллерия их не сбила, просто они возвращаются на базу другой дорогой.
   - Все равно никогда не узнаю, - пробормотал он.
   Впрочем, судьба самолетов его больше не интересовала, потому что ящеры возобновили обстрел. Остолоп обнимал землю, точно страстный любовник, прижимаясь лицом к ее холодной влажной щеке.
   Некоторые снаряды разрывались совсем как те, что он видел во Франции, полет других сопровождал звук, с которым Остолоп познакомился во время отступления из Чикаго: не слишком громкий взрыв, а потом вой смертоносного града осколков.
   - Поосторожнее, ребята! - крикнул он своим парням, рассредоточившимся по всему полю. - Они снова швыряют проклятые мины.
   Дэниелс ненавидел синие снаряды размером с бейсбольный мяч. Обычный взорвался - и все, от него нечего больше ждать. А эти хитроумные штучки несли смерть и увечья на целый акр вокруг - они просто лежали на земле и ждали своего часа.
   - Теперь все поле заминировано, - сердито проворчал Дэниелс.
   Через некоторое время обстрел прекратился. Дэниелс схватил свой автомат и осторожно выглянул наружу. Если бы они воевали с фрицами, те после такой артиллерийской подготовки пустили бы в дело пехоту. Однако Остолоп уже знал, что ящеры далеко не всегда играют по правилам. Иногда им удавалось перехитрить людей.
   "Но чаще", - подумал он, - "такая тактика доставляет неприятности им самим".
   Вот вам пример: если они хотят выбить американцев из Рэндольфа, лучшей возможности, чем сейчас, не будет - люди дезорганизованы и еще не пришли в себя после такого жестокого обстрела. Однако ящеры продолжали оставаться на своей позиции к югу от города. Только высоко в небе пролетел самолет, оставив за собой длинный серебристый след.
   Дэниелс погрозил ему кулаком.
   - Хочешь посмотреть, как вы нас потрепали, прежде чем запускать сюда пехоту? - прорычал он. - Мерзкий ублюдок!
   А для чего еще нужна пехота, если не для того, чтобы платить по всем счетам?
   После грохота и визга снарядов наступившая тишина оглушила Остолопа. На короткий, резкий хлопок можно было бы и не обратить внимания, если бы вслед за ним не раздался пронзительный вопль.
   - Вот дерьмо! - выругался Дэниелс. - Какой-то идиот вылез из своей норы. Ну почему они меня никогда не слушают?
   Раньше ему казалось, что игроки низшей лиги не умеют слушать менеджера. Это, конечно, так, но по сравнению с солдатами они самые настоящие Эйнштейны.
   Остолоп выбрался из своей ямки; за время войны он похудел и стал намного увереннее и легче двигаться, чем когда носил форму клуба "Декатур коммодоре", но с радостью вернул бы свой жирок, если бы ему представилась такая возможность.
   Только она почему-то не представлялась. Остолоп пополз по земле, взрыхленной снарядами, через полуразрушенные строения в ту сторону, откуда донесся крик боли, а сейчас раздавались тихие стоны.
   Кевин Донлан, вцепившись руками в левую щиколотку, лежал рядом с ямой от снаряда. То, что должно было находиться ниже, представляло собой кровавое месиво. Внутри у Дэниелса все сжалось.
   - Господи Иисусе, сынок, что ты сделал? - спросил он, хотя ответа не требовалось.
   - Сержант? - голос Донлана звучал спокойно и ясно, словно тело еще не сообщило ему, как сильно он пострадал. - Сержант, я только хотел помочиться. Не мог же я там, где сидел и...
   "Вот и пострадал из-за своей аккуратности", - подумал Остолоп.
   Впрочем, говорить мальчишке это не следует, по крайней мере, сейчас.
   - Мисс Люсиль! - крикнул Остолоп.
   Дожидаясь Люсиль Поттер, он достал бинт и пакетик с антибиотиком из мешка на поясе Донлана, высыпал порошок на рану, не зная, снять ли остатки сапога с ноги, прежде чем ее бинтовать. Но когда он ухватился за сапог, паренек так отчаянно завопил, что Дэниелс решил его не трогать и наложил повязку поверх.
   Примерно через минуту прибежала Люсиль Поттер. В грязном комбинезоне и каске она почти ничем не отличалась от окружавших ее мужчин, если не считать, конечно, того, что ей не приходилось бриться. На каску она прикрепила красный крест в белом круге. Ящеры уже знали, что это за знак, и относились к нему не менее уважительно, чем люди.
   Люсиль посмотрела на мгновенно промокшую повязку и тихонько прищелкнула языком.
   - Придется наложить шину, сержант.
   Остолоп посмотрел на Донлана, мальчишка лежал с закрытыми глазами.
   - Тогда он лишится ноги, мисс Люсиль.
   - Я знаю, - ответила она. - Но в противном случае ой умрет от потери крови. Кроме того, спасти ногу при таком ранении нет никаких шансов.
   Люсиль наградила его сердитым взглядом, словно приглашая поспорить, но Дэниелс не стал ей возражать. Ему довелось видеть достаточно ранений во Франции и Иллинойсе, чтобы понимать, что она права.
   Она отрезала штанину и вытащили из своего черного чемоданчика длинный бинт и дощечку.
   - Проклятье, - выругался Дэниелс; еще один парень до конца жизни будет ходить на костылях.
   - Знаю, очень плохо, - проговорила Люсиль Поттер. - Вы считаете, было бы лучше, если бы он умер? А через десять лет, если война, конечно, закончится, он пожалеет, что мы не позволили ему умереть?
   - Думаю, нет, - ответил Дэниелс.
   Когда он рос в Миссисипи, он видел множество взрослых мужчин, которые лишились во время Гражданской войны кто ноги, кто руки, а кто ступни. Разумеется, это не делало их счастливее, но они справлялись с жизненными проблемами легче, чем можно было предположить. Люди существа крепкие.
   Дэниелс послал к капитану Мачеку гонца - он знал, что там наверняка должен быть полевой телефон. Теперь оставалось только ждать. У Донлана, казалось, наконец, наступила реакция, и он практически не понимал, что происходит вокруг. Когда Остолоп сказал об этом Люсиль, она ответила:
   - И слава Богу... Он, по крайней мере, не так страдает от боли.
   Ближайшая станция первой помощи находилась примерно в четверти мили от линии фронта, и четыре санитара с носилками прибыли за Донланом через пятнадцать минут. Возглавлявший их капрал, посмотрел на ногу паренька и покачал головой.
   - Боюсь, мы ничем не сможем ему помочь, - сказал он. - Его придется везти в Блумингтон, но ногу все равно ампутируют.
   - Вы почти наверняка правы, - согласилась с ним Люсиль.
   Услышав ее голос, санитары, как по команде, повернули головы. Она наградила их вызывающим взглядом, который предлагал им сказать что-нибудь этакое. Никто не осмелился и рта раскрыть.
   - Чем быстрее он туда попадет, тем скорее врачи смогут им заняться, продолжала Люсиль.
   Донлана положили на носилки и унесли.
   - Ужасно, - проговорил Дэниелс. - Кевин хороший мальчик. Эта война... - Он замолчал, вспомнив, что рядом с ним стоит женщина. Тяжело вздохнув, он заявил: - Господи, чего бы я не отдал за сигарету или обычный табак.
   - Отвратительная привычка - и то, и другое, - строго заявила Люсиль Поттер и сердито посмотрела на Остолопа. А потом, печально улыбнувшись, сказала: - Я бы тоже с удовольствием выкурила сигаретку. Мой запас иссяк месяц назад, и я ужасно страдаю.
   - Может быть, в Блумингтоне удастся что-нибудь раздобыть, предположил Остолоп. - Если у нас тут возникнет небольшая передышка, я отправлю Сабо в город, пусть там порыщет. Если хочешь освободить владельцев от их имущества, лучшего специалиста, чем старина Дракула, не сыщешь.
   - Он действительно очень ловко добывает домашнее пиво и самогон, сказала Люсиль. - Но их здесь делают. В Иллинойсе не выращивают табак, так что вряд ли мы можем на что-нибудь рассчитывать.
   - Да, сейчас мы, вообще, мало на что можем рассчитывать, - заявил Остолоп. - Я и не упомню, когда был таким тощим.
   - Вам полезно, - заметила Люсиль и получила в ответ возмущенный взгляд.
   Стройная Люсиль Поттер, казалось, всю жизнь такой и была - ни единой лишней унции веса. Откуда ей знать, что человеку приятно и удобно, а что нет?
   Впрочем, спорить Остолопу не хотелось, и потому он сказал:
   - Надеюсь, у Донлана все будет хорошо. Обидно, когда инвалидом становится молоденький мальчик.
   - Мне казалось, мы с вами уже выяснили, что лучше остаться инвалидом, чем умереть, - ответила Люсиль Поттер. - Я рада, что полевой телефон оказался в исправности, и санитары прибыли сразу. Я собиралась ампутировать ему ногу сама. - Она постучала рукой по своему черному чемоданчику. - У меня есть немного эфира. Он бы ничего не почувствовал.
   - А вы умеете? - спросил Дэниелс.
   Одно дело ранения на поле боя, но разрезать человека специально... Остолоп покачал головой. Потому что знал - лично он на такое не способен.
   - Мне еще ни разу не приходилось ампутировать конечности, - ответила Люсиль Поттер, - но я читала в учебнике, и...
   - Я знаю, - перебил ее Дэниелс. - Все свободное время вы проводите с медицинскими книгами в руках.
   - У меня нет выбора. Медсестры не оперируют, а я даже не работала операционной сестрой и не видела хирургов за делом. Однако полевой врач должен уметь все, потому что нам не часто выпадает такое везение, как сегодня. А если не будет возможности доставить раненого в госпиталь? По-моему, разумно.
   - Разумно, - согласился Дэниелс. - Вы обычно...
   Слева от них началась стрельба. Остолоп не договорил и быстро забрался в импровизированный окоп, из которого выскочил Кевин Донлан. Люсиль Поттер поспешила присоединиться к нему. Ее боевому опыту было всего несколько недель от роду, но один урок она усвоила сразу: если хочешь остаться в живых, ищи укрытие.
   Снова начался артиллерийский обстрел, ящеры палили без передышки, американцы выпускали по неприятелю отдельные залпы из разных точек вдоль линии фронта. Они уже знали, что если их орудия останутся на одном и том же месте, ящеры быстро вычислят, где они, и уничтожат.
   Земля дрожала и волновалась, точно море в шторм, хотя Остолопу ни разу в жизни не приходилось видеть шторма, который сопровождался бы таким грохотом. Он подтолкнул Люсиль, чтобы она прижалась животом к земле, затем бросился сверху, стараясь прикрыть ее от осколков. Он не знал, почему так поступил - потому ли, что она женщина, или единственный врач, который у них есть. Так или иначе, он считал, что должен ее оберегать.
   Обстрел прекратился так же неожиданно, как и начался. Остолоп высунул голову из окопа и увидел, что пехота неприятеля пошла в наступление. Он выпустил длинную очередь из своего автомата, и ящеры тут же прижались к земле. Он не знал, удалось ли ему попасть хотя бы в кого-нибудь; автомат бил не слишком точно с расстояния, превышающего пару сотен ярдов.
   Остолоп пожалел, что у него нет такого же автомата, как у ящеров. Они попадают в цель с расстояния в два раза превышающего то, с которого мог эффективно стрелять Дэниелс. Кроме того, магазин у них вместительнее. Остолоп слышал о том, что кое-кому удалось захватить вражеские винтовки и автоматы, но добывать для них боеприпасы было так трудно, что оно того не стоило. Большая часть оружия ящеров, брошенного на поле боя, самолетом отправлялось разным там умникам для изучения. Если повезет, американцам скоро удастся снабдить своих солдат великолепными игрушками.