Тырин Михаил Юрьевич. Фантомная боль

   Наконец не осталось ничего, кроме диких зарослей кустарника, каменистого откоса и изгиба реки где-то далеко внизу.
   Самурай внимательно посмотрел сначала в одну сторону, потом в другую — и махнул рукой Печеному.
   — Тормози. Все, теперь разбегаемся. На базу добираемся по одному. Если кто-то попадется — сами придумывайте, что говорить.
   Он первым покинул салон и скрылся за деревьями быстрым шагом.
   Антон почувствовал, как нелегко покидать и этот автобус, и ребят. Отныне во всем придется полагаться только на себя, на свой не очень-то богатый опыт и силы. Похоже, и остальные испытывали то же самое. Прочный и согласованный организм команды разваливался на отдельные части.
   Но помаленьку все начали шевелиться. Вслед за Самураем выскочил Печеный, даже не взглянув напоследок в салон и оставив ключи болтаться в замке зажигания. Потом вылез, что-то бурча, хмурый Сержант. Антон испугался потерять его из вида и двинулся сразу вслед за ним. Сержант побежал вниз, туда, где темнели густые заросли орешника. Антон знал, что должен идти совершенно в другом направлении, но никак не мог оторваться, и ноги сами несли его туда, где мелькала взмокшая спина товарища. Они оба уже скрылись в орешнике, бежали, не разбирая дороги, затем Сержант вдруг резко обернулся.
   — Что ты скачешь за мной, как приклеенный?! — закричал он. — Хочешь, чтоб нас обоих повязали?
   — А куда? — задыхаясь, Антон растерянно развел руками.
   — Да хоть вон туда! Или туда. Куда хочешь!
   Сержант повернулся и быстро скрылся за сплетением ветвей и сучьев. Антон сдержал первый порыв броситься за ним и начал нервно озираться. Ноги порывались куда-то двигаться, но мозг протестовал: куда?! Вокруг был только орешник, одинаковый со всех сторон. Вместе с растерянностью наваливалась паника — Антон бессильно осознавал, что должен сейчас не топтаться на месте, а нестись, как ветер, подальше отсюда.
   Неожиданно ему подумалось, что лучше будет остаться и выждать несколько часов в этом диком глухом месте. Но он представил, как милиция прочесывает все вокруг, как хрипят мегафоны, лают собаки и трещит над головой вертолет.
   Не думая, он сорвался с места и побежал. Местность шла под уклон, и Антон непроизвольно двигался вниз, потому что так было легче и быстрее. Главное — быстрее. Скорость казалась единственным шансом спастись. Заросли впереди поредели, мелькнула широкая светлая полоса. Антон решил, что это река, но ошибся. Река была совсем рядом, перед ним же сейчас открылась дорога, идущая вдоль берега. Он невольно замедлил бег — любое открытое место казалось опасным.
   Дорога оказалась совершенно пуста. Похоже, ею нечасто пользовались — сквозь трещины в асфальте кое-где пробивалась чахлая травка. Уже начало припекать солнце, от воды шли слепящие блики. Антон вдруг ощутил себя как бы на ярко освещенной сцене, только зрителей не было. Зато они могли появиться в любой момент.
   Он спустился к реке, ополоснул лицо. На далеком противоположном берегу по траве стелился дым. Там расположилась на пикник компания на двух машинах — Антон мог разглядеть дюжину полуголых людей и даже слышал, как хлопают багажники и играет музыка. Вдруг ему почудилось, что все они смотрят на него, поворачиваются, показывают пальцами...
   Скорее всего это была просто недобрая игра взбудораженного воображения. Однако Антон попятился и быстро пошел дальше по берегу, туда, где можно было укрыться за фонтанами плакучих ив. Трава под ногами пружинила и чавкала, вода выползала маленькими грязными лужицами и пачкала ботинки. Он шел долго, с опаской и недоверием прислушиваясь к тишине, которую внезапно сменил какой-то устойчивый монотонный гул. Антон прошел еще несколько десятков шагов, раздвинул руками ветви и увидел старую плотину. В этом месте сливалась вода из небольшого водохранилища, питающего какой-то заводик.
   Антон зашел в тень шершавых каменных стен и присел на корточки. Здесь было сыро и прохладно, в воздухе висела водяная пыль, шум падающей воды успокаивал. Казалось, человек настолько теряется в нем, что становится не только неслышимым, но и невидимым. Антон сидел неподвижно, с каждой минутой все больше расслабляясь и успокаиваясь. Он думал, что если бы в этом районе велись активные поиски, он обязательно заметил бы это. Хотя бы услышал шум моторов или увидел вертолеты.
   Но до сих пор вокруг царило спокойствие и тишина. Антон наконец смог собраться с мыслями и начать обдумывать дальнейшие планы. Самым простым казалось сейчас выйти на оживленную дорогу, поймать такси и попросить отвезти прямо на базу. Деньги при себе были. А лучше не такси, а случайную машину. У таксистов свой радиоканал, и милиция часто обращается к ним за помощью в подобных историях. А впрочем, и случайная машина могла быть ловушкой — мало ли вокруг катается оперативников, переодетых в штатское...
   Как бы там ни было, нужно действовать, а не сидеть и не запугивать самого себя. Антон наконец встал. Тут же рядом что-то пошевелилось. Он едва не шарахнулся в сторону, но понял, что это всего-навсего тень.
   Однако не его тень! Эта тень принадлежала человеку, стоящему на плотине. И у человека, судя по форме тени, была какая-то странная голова: непропорционально большая, вытянутая...
   Антон некоторое время смотрел на нее, не решаясь что-то делать. Внезапно он понял: это не голова, а фуражка! Он обернулся и убедился окончательно — на плотине стоял человек, одетый в форму. В какую именно, разглядеть пока не удавалось — в глаза било солнце.
   Ноги не послушались разума. Антон невольно сделал быстрый шаг назад. Потом еще один. Наконец он повернулся и поспешил прочь, с трудом удерживаясь, чтоб не побежать.
   — Эй!
   Антон остановился. Зов совсем не был похож на милицейский окрик. Незнакомец был просто удивлен и даже заинтригован. Вдруг мелькнула мысль — может, не надо создавать паники, может, просто поговорить с ним и мирно разойтись? Но существовала еще одна загвоздка — Антону казалось, что весь мир уже знает его в лицо и наслышан о ЧП на улице Прохладной.
   — Ты чего бежишь-то?
   — Ничего, — настороженно ответил Антон. — Я не бегу.
   Он наконец разглядел, что человек одет в форму речного флота, он казался пожилым и совсем не агрессивным.
   — Чего испугался?
   — Я не испугался. — Антон не понимал, что в этот момент выглядит более чем подозрительно.
   — Не испугался? Вить, погляди, какой-то чудик у нас тут завелся.
   На плотине появился еще один человек в форме и фуражке. Антон приложил ладонь к глазам и... покрылся холодным потом. Это был уже не речник, а самый настоящий старшина милиции. Правда, тоже пожилой и грузный — видимо, какой-нибудь охранник на плотине.
   — Чего ты тут лазаешь? — старшина был совершенно серьезен.
   — Ничего. Уже ухожу.
   — Куда ухожу?! Ну-ка, погоди...
   Как ни старался Антон обуздать свою нервную систему, в этот момент она перестала ему подчиняться. Через мгновение он уже карабкался по склону, скользя на мокрой глине и сдирая пальцы о камни и чахлые кустики.
   Пожилой старшина, конечно, не мог угнаться за Антоном. Но у него была с собой радиостанция. И когда Антон, забравшись наверх, оглянулся, он увидел, что эта рация уже перекочевала из поясного чехла в руку.
   Антон снова был на той же полузаброшенной дороге, только теперь она шла по верху откоса. Он мог бежать влево или вправо, но как узнать, откуда появится опасность? Впереди же нависал серый безликий забор с едва заметными линиями электропроводов над краем.
   Антон побежал вправо, исходя только из того, что там он еще не был. К тому же там просматривалась какая-то рощица, и наверняка в случае опасности можно было свернуть с дороги и затеряться среди деревьев.
   Однако рощица оказалась искусственной. Деревья стояли ровными рядами, и все здесь просматривалось на много десятков метров. Антон не стал задерживаться и, добежав до поворота, увидел открытую машину с работающим двигателем.
   Первым желанием было повернуть назад. Но тут он увидел хозяев машины. Высокий, одетый по-пляжному парень фотографировал на фоне изгиба реки двух девиц в коротких юбках. Увидев Антона — взмокшего, бледного, растрепанного, — они заинтересовались, но остались на своих местах.
   Только на лице у парня промелькнуло нечто вроде беспокойства.
   Антон уже не бежал, а с достоинством шествовал мимо, стараясь показать всем своим видом, что ничего особенного не происходит — просто идет человек по дороге. Это казалось очень важным — чтоб окружающие, даже случайные люди не находили в нем ничего подозрительного.
   Но ему недолго удалось хранить безразличие. Потому что уже через несколько секунд он увидел, как далеко впереди полыхнули мигалки милицейских машин.
   Первая идея была столь же нахальной, сколь и нереальной — подойти к тем троим, заговорить о чем-то и так стоять, мило беседуя, пока милиция не проедет. Но почти сразу Антон понял — она не проедет мимо. Если уж получен сигнал от пожилого старшины, они все тут перероют, пока не удовлетворят свое служебное любопытство. И никакие хитрости не позволят избежать закономерной концовки, может, только оттянут ее...
   Вдруг навалилась слабость. Наступил тот момент, когда стало все равно, что будет дальше. Что-нибудь да будет, и наверняка оно не окажется хуже, чем эта травля. Бегать, спасаться, шарахаться от каждой тени было уже невыносимо.
   Антон все же сделал невольный шаг в сторону молодых людей, будто искал у них защиты, но тут дал о себе знать парень с фотоаппаратом. Он тоже заметил милицейские машины и от этого очень осмелел, а может, и догадался о чем-то.
   — Ну, что встал? Вали отсюда!
   Антон внимательно посмотрел на него, обернулся и прикинул расстояние до приближающейся погони. Наконец кивнул.
   — Уже свалил, — сказал он — и прыгнул за руль урчащей машины.
   Взвыл двигатель, колеса швырнули фонтаны пыли и мелких камешков, и машина рванулась вперед. Антон даже не стал оборачиваться.
   Он понимал, что из всех вариантов ему достался худший. Выловить его на этой пустынной дороге будет еще проще, чем где-нибудь среди деревьев — достаточно перекрыть путь. Наверняка милицейский радиоэфир уже гудит, как улей, и со всех сторон сюда мчатся автопатрули. Машина вдруг стала мешать, тяготить, Антону захотелось сбросить ее, как отяжелевшую одежду...
   Но он не мог этого сделать — за спиной, уже совсем близко, выли сирены. Нужно было оторваться от погони, уйти из поля их зрения, остаться одному, а затем уж выскочить из кабины и затаиться в каком-нибудь укромном месте...
   Но Антон так и не успел этого сделать. Уже за следующим поворотом он увидел два тяжелых милицейских джипа, стоящих поперек дороги. Рядом маячили угловатые фигуры спецназовцев с короткими толстыми карабинами.
   Они думали, что Антону придется остановиться. Что ему просто ничего больше не остается. Но сам Антон не мог этого сделать — он уже был рабом скорости.
   На плавном повороте он повернул руль чуть меньше, чем надо, и машина, перескочив через бордюр, покатилась вниз по склону. Камни с жутким скрежетом царапали днище, какие-то ветки с размаху били в стекло — Антон сжался в комок и замер, вцепившись в руль и с ужасом глядя вперед.
   Через мгновение ужас его удвоился — путь пересекала толстая ржавая труба, а сразу за ней пологий откос превращался в обрыв, на дне которого пестрели кучи мусора. Тормозить было нельзя — машина могла полететь кувырком. Оставалось только надеяться. Антон вжал голову в плечи и зажмурил глаза...
   Темнота навалилась раньше, чем он успел почувствовать что-то...
   x x x
   Как ни странно, облегчение принесла боль.
   Она не появилась ниоткуда, она сопровождала тело с того момента, когда автомобиль ударился бампером о трубу, подпрыгнул и покатился с обрыва, теряя зеркала, двери, декоративные детали...
   Но в какой-то момент боль стала иной. Она вытащила Антона из липкой трясины, где в темноте ворочались и вздыхали бесформенные коричневые туши, где огромные слизняки наползали на лицо и не давали дышать, видеть, чувствовать, где ноги увязали в каменном полу, стоило только подумать о бегстве.
   Боль стала иной. Теперь вместе с ней существовали озноб, слабость, жажда — обычные человеческие чувства. Раньше ничего такого не было — только удушье и нечеловеческий ужас. И пол под ногами оставался твердым, он уже не проваливался, как кисель... Антон понял, что приходит в себя.
   Зрение пока бездействовало, зато слух возвращался, это было совершенно ясно. Монотонный шум, напоминавший журчание воды, постепенно распадался на элементы, отдельные звуки. Вскоре стало очевидно, что рядом звучит человеческая речь. Нормальная речь, не имеющая ничего общего со стонами коричневых чудовищ.
   Антон прислушался, пока еще не вникая в смысл слов, а просто проверяя свои ощущения.
   — ...Законы придумывают не те, кто по ним живет, коллега. Древние знали об этом. Копье правосудия легко протыкает ветхие одежды, но ломается о золотое шитье. И с этим можно только смириться...
   Голос был приятный, мягкий, вкрадчивый, будто кот, играющий на плюшевом ковре. Через секунду присоединился другой — отрывистый и простуженный:
   — Ну вот ты, грамотный человек, скажи, зачем она так? Два года прошло, а как я вернулся — она мне справочки свои показывает. Говорит, ты здесь не жилец уже. И все так культурно объясняет, бумажки раскладывает — все, мол, по закону. А есть такой закон, чтоб меня из дома выставлять? Скажи, есть?
   — Прямого закона, конечно, нет. Но существует масса второстепенных нормативных единиц, о которых вы не можете знать. Из них при желании можно состряпать для себя любую юридическую конструкцию. Это же как музыка — одни и те же ноты заставляют вас то плакать, то хохотать, то маршировать. Был бы талантлив композитор.
   — Ну, ты опять о своем... Мне ж потом в комиссии дали одного советчика... Тоже шибко грамотный был. Ну и что? Пришел, бумажки покрутил, плечами пожал, очки пожевал... Говорит, все правильно, все по закону. Можем, говорит, предложить жизнь и труд на поселениях. Я им: не могу на поселениях, и так все легкие порвал! Да что толку... Ученых развелось, как мух, а никто ничего не знает. И ты, хоть и грамотный, а тоже ничего не знаешь.
   — Я вам о том и толкую, коллега. Многочисленность законов в государстве есть то же, что и множество лекарей, признак болезни и бессилия. Это слова великого Вольтера, а он знал цену словам...
   Антон еще раз ощупал холодный каменный пол вокруг себя. «Если это тюрьма, то какая-то странная, — подумал он. — Что-то в духе французских романов...»
   Нужно было вставать. Антон был не уверен, пойдет ли это ему на пользу, но ничего другого не оставалось.
   Тело подчинилось с некоторым напряжением, однако все двигалось, все функционировало — конечности были целы. Но стоило ему поменять положение с горизонтального на вертикальное, как в голове закрутился смерч. Из желудка поднялась теплая скользкая волна, Антон успел лишь слегка нагнуться и убрать в стороны ноги — и его начало мучительно рвать — с кашлем, с судорогами, с дрожью во всем теле.
   Он даже не заметил момента, когда вокруг стало немного светлее. Рядом приоткрылась дверь, и в проеме обрисовался человеческий силуэт.
   — Эй! — услышал Антон уже знакомый простуженный голос. — Ты чего?
   Антон облокотился на стену и вытер рукавом глаза. Отвечать не было ни сил, ни желания. Да и зачем было отвечать на такой вопрос?
   — Ты хоть живой? Ну, иди сюда, иди.
   Антон сделал первый, пробный шаг по направлению к свету. Испытание собственных сил удалось — он не свалился, не скорчился от боли или нового приступа тошноты. Незнакомец отступил в освещенное помещение, давая возможность войти. Антон смог разглядеть его — это был огромный, широкий мужчина. Все в нем было выдающееся — и рост, и плечи, и черная борода — и даже лысина! В маленькой каменной комнате, освещенной тусклой лампочкой, он казался великаном, забравшимся в детский домик.
   Антон оглядел серые стены, идущие по ним чугунные трубы с каплями влаги, узкие железные скамейки и наконец заметил второго обитателя этого замкнутого каменного мира. Второй, напротив, был похож на гномика. Маленький, скрюченный, укутанный в грязное одеяло, он смотрел на Антона весело и вызывающе.
   — Что вы так на меня уставились, незнакомец? — поинтересовался гном. — Вспоминаете, где могли меня видеть? Охотно подскажу: вероятно, вы держали в руках тома моих сочинений. Мое имя — Плутарх, я бродячий философ и поэт.
   — Понятно, — кивнул Антон.
   Перед Плутархом лежала расстеленная газета, а на ней — пластиковая бутылочка с каким-то синтетическим спиртным напитком. Антон долго смотрел на нее, убеждая себя, что это не обман зрения, и еще не веря своему счастливому открытию. Оказывается, он не в тюрьме, не в изоляторе и не в милицейском подвале. Ни в одном из этих мест «постояльцы» не могут так вот открыто запивать светские разговорчики дешевым аперитивом.
   Бородач истолковал его взгляд по-своему.
   — Выпьешь?
   — Ему нельзя, — немедленно вмешался гном-философ. — Алкоголь несовместим с сотрясениями мозга. Подождите, я принесу чай.
   Он подобрал края своего одеяла, соскочил со скамейки, став еще меньше, и скрылся за дверью.
   Антон сел. Бородач тут же примостился рядом. Было слышно его тяжелое, свистящее дыхание.
   — Сколько времени? — спросил Антон.
   — Темнеет уже, — богатырь вздохнул, как будто очень переживал по поводу наступающей темноты, и замолчал.
   — Полчаса тебя через трубу тащил, — доверительно сообщил он через некоторое время. Он сказал это не просто так. В голосе явственно прозвучала надежда на какую-то благодарность.
   Но Антону пока еще было не до этого.
   — Куда тащили? — испуганно спросил он.
   — Вот сюда, в дом.
   — Это дом?
   — Я здесь живу. И философ тут при мне, временно... Умный — страсть! Каждый вечер с ним спорим.
   — А откуда тащили? Где вы меня нашли?
   — Не помнишь, — вздохнул бородач. Потом придвинулся и заговорил шепотом: — Как на машине гнал помнишь? А как с откоса падал? Вот там я тебя и подобрал. Машина загорелась, а ты в стороне упал. Милиционеры стоят, ждут, пока она взорвется — вот тем временем я тебя в трубу и утянул. Не боись, тут не найдут!
   Антон кивнул. Ему хотелось спросить, с какой стати этот человек стал с ним связываться, но вопрос мог прозвучать бестактно.
   Вернулся философ, неся в обеих руках большую керамическую чашку. Это действительно был чай, достаточно крепкий и даже сладкий. Антон делал маленькие глотки, обжигался и никак не мог поверить, что этот простой напиток может принести столько удовольствия.
   Бородач внимательно смотрел на Антона, и в его глазах все еще горело какое-то невысказанное заветное желание. Наконец он не выдержал.
   — Там это... Деньги у тебя были, — робко сказал он. — Так вот, мы ничего не тронули, все цело. Только это... Чуть-чуть взяли... Вот, купили...
   Он кивнул на пластиковую бутылочку.
   — Но это я для тебя взял. Думал, может, тебе надо будет. Философ запретил, пришлось самим.
   Антон кивнул, не отрываясь от чашки. Философ почему-то тихо усмехнулся.
   Бородач открыл рот, сделал несколько неопределенных движений руками и наконец продолжил:
   — Слушай, у тебя там много еще... Может, ты нам с философом выделишь чуток, порадуешь?..
   Антон отставил чашку и вопросительно посмотрел на него. Он не сразу понял, чем может порадовать этих людей.
   — Деньги нужны? — сообразил он наконец.
   — Ну, совсем малость, — бородач как будто извинялся за свою дерзость.
   Антон потрогал карман. Пластиковое удостоверение и конверт с деньгами были на месте. Он ненадолго задумался.
   — Что это за место?
   — Это... Как его... Водный забор, — серьезно ответил бородач.
   — Что?
   — Водозабор, — поправил философ и снова коротко усмехнулся: — Старый. Недействующий.
   — Там, у трубы, меня еще ищут?
   — Не знаю, — бородач беспомощно развел руками. — Я через другой вход хожу.
   — Другой вход? А дорога здесь рядом есть?
   — Есть и дорога. Шагов, может, сто.
   Антон достал конверт, высыпал деньги на скамейку. Три купюры он сунул в свой карман, остальное пододвинул бородачу, который даже дыхание затаил от такой щедрости.
   — Мне нужна машина, — сказал Антон. — Сейчас вы проводите меня до дороги и остановите любую машину — только не такси. Скажете, нужно в сторону Кольцова. Если будут проблемы, покажите деньги. Я подожду где-нибудь в сторонке, мне не стоит торчать на дороге.
   — Так ты и не посидишь с нами? — разочарованно вздохнул бородач.
   Антон лишь развел руками и решительно встал, отчего в голове снова закружился горячий вихрь.
   Но он быстро справился с собой и шагнул к выходу.
   x x x
   Когда побитый, много раз перекрашенный пикап добрался до поворота на Кольцово, было уже совсем темно. Водитель уважительно хмыкнул, принимая от Антона три бумажки по десять рублей. Дальше Антон пошел пешком.
   Вокруг стояли огромные темные деревья, и их тихий шорох был похож на крадущиеся отовсюду шаги. Но у Антона не было и тени страха в душе. Все страшное, как он считал, кончилось.
   Через некоторое время в темноте блеснула цепочка электрических огней. База была уже недалеко. Антон ускорил шаг, хотя это было непросто. Он чувствовал себя до крайности разбитым и ни на что не годным. Он хотел то есть, то спать, то окунуться в холодную воду, то, наоборот, посидеть в теплой ванне...
   Подойдя к воротам, он несколько раз ударил по ним ногой. Навстречу вышел охранник, что-то сказал, потом появился Сергеев и еще кто-то, все непрерывно говорили, бегали вокруг, хватали за локти, куда-то тащили. До Антона доносились только обрывки фраз: «Наконец-то... Последний пришел... Предупредите врача... Откройте столовую...»
   Антон не пытался что-то понять, кроме одного — все хорошо. Теперь уже все хорошо.
   Врач помог ему раздеться, усадил в кресло-каталку, ощупал кости, задал несколько вопросов. Потом выкатил из кладовой высокий серебристый шкаф на колесиках и с блестящей табличкой «НЕЙРОС». Он надел Антону на голову широкий мягкий обруч, закрепил электроды, включил питание. Все то время, пока работал нейростимулятор, Антон не чувствовал ни боли, ни усталости. Он летел далеко за облаками, где никто не мог его достать и сделать плохо. Голова все раздувалась и раздувалась, пока не стала размером с воздушный шар.
   Наконец она отделилась от тела и поплыла сама по себе. Антон чувствовал, как сверху ее греет солнце, с боков холодят влажные облака, а снизу клюют и царапают коготками птицы...
   Но потом этот полет начал утомлять. Голова стала тяжелеть, уменьшаться в размерах и тянуть к земле. Разреженный небесный воздух уже не давал вволю надышаться...
   Врач наконец хлопнул Антона по плечу, вырывая из искусственного волшебного мира обратно в кабинет. Антон первым делом машинально ощупал голову. С ней все было в порядке.
   — Как теперь? — поинтересовался врач.
   — Голова уже не болит... — ответил Антон, прислушиваясь к себе. — Так, качает немного. И в сон клонит.
   — Спать сразу после сеанса ты не сможешь. Советую просто полежать или посидеть — как хочешь. Старайся только не делать резких движений, поменьше трястись или наклоняться. Завтра повторим сеанс, и все будет в порядке. Дойдешь сам или проводить?
   — Спасибо, я сам.
   Антон вышел и остановился на крыльце, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Впереди послышался треск веток, кусты раздвинулись, и свет упал на взлохмаченную голову Сержанта.
   — Живой? — поинтересовался он. — Мы с обеда гадаем, куда ты запропастился.
   Антон понял: Сержанту неловко за тот разговор, что состоялся между ними перед расставанием. Похоже, все это время он считал, что с Антоном случилось что-то серьезное, и винил в этом себя.
   — Все нормально, — сказал он.
   — Ну, пойдем к нашим. Расскажешь...
   Сержант повел Антона вдоль забора, и через несколько минут впереди блеснул небольшой электрический огонек. Команда расположилась прямо на траве среди кустарника, под висевшим на ветке фонариком. Антон увидел почти пустую бутылку и несколько пластиковых стаканчиков. Здесь же стояла жестяная банка с нарезанной ветчиной и несколько кусочков хлеба.
   — Присаживайся, — пригласил Самурай. — «Фестиваля» на этот раз не будет, поэтому мы тут сами кое-что организовали. Налейте ему...
   Пить Антон не стал, вместо этого он сделал себе бутерброд. Пожевал без особого аппетита, потом начал рассказывать. Его выслушали молча, не перебивая. Только в самом конце Самурай поинтересовался, не мог ли тот парень с фотоаппаратом запечатлеть его в момент угона. Антон ответил, что ничего такого не заметил.
   — Ну, не ты один с таким шумом уходил, — сообщил Обжора. — Нам всем тоже пришлось попрыгать.
   — Ладно, давайте стресс снимать. — Печеный достал откуда-то из-за спины еще одну бутылку. — Обжора молодец, постарался. Пока мы сломя голову драпали, он умудрился выпивки достать.
   — А что, зря, что ли, на свободе оказался. Грех было не попользоваться.
   — Сволочи! — высказал Гоблин. — Такое дело сделали — и сидим, как туристы, — празднуем, называется. Да нам за такую операцию должны «фестиваль» на целую неделю закатить.
   — Нам за такую операцию, — тихо сказал Самурай, — нужно головы открутить. Какие уж там «фестивали»... Могу поспорить, у каждого патруля в городе уже есть наши фотороботы. Только высунься — больше трех шагов не пройдешь.