Страница:
По своей решительности, жестокости и циничному подавлению противника образ действий Англии во много раз превосходит немецкий; то же самое можно сказать и об ее умении делать свою точку зрения приемлемой даже для врага. Таким образом, вследствие наших колебаний германский народ с его безграничным доверием к иностранцам был введен в заблуждение и стал относиться к английской голодной блокаде, внесшей банкротства и потрясения, чахотку и смертельную нужду в нашу дотоле цветущую страну, как к части божественного мирового порядка. Напротив, подводная война объявлялась жестокой и безнравственной, хотя она поражала главным образом вражеские грузы и почти не уносила жертв; во всяком случае за все годы враг потерял от нее меньше жизней, чем теряли немцы на западном фронте за один день войны, и даже меньше, чем ежедневно теряли они от голодной блокады, бесчеловечно продолжавшейся и после заключения перемирия! Ибо англо-саксонское ханжество и германское безрассудство не знают границ.
Приказы командирам подводных лодок представляют собой сплошную цепь указаний, препятствий к выполнению их и противоречий; они стоили нам лучшей немецкой крови и похитили у нас конечный успех. Подводная война не удалась потому, что Германия не сумела последовательно и твердо проводить в жизнь ту идею, что всякое законное средство морской войны должно было применяться безоговорочно и до конца.
Если же мы отказывались от этой последовательности, то уже весной 1916 года надо было считаться с неизбежностью поражения. В то время оно было бы менее тяжелым, чем впоследствии. Армия и дипломатия не имели средства предотвратить поражение. В таком случае продолжение войны против Англии было преступлением. Время работало против нас. Однако флот еще некоторое время располагал средством поразить Англию в самое сердце. Вопрос заключался лишь в том, хотели ли мы пойти на его применение, несмотря на американскую опасность. Если не хотели, то нам предстояло все больше слабеть и дойти до краха. Если хотели, то нельзя было терять ни одного месяца. Это было самое простое решение. Мы не смели нерешительно топтаться перед ним. Рассчитывать на посредничество Америки значило терять время. Так я смотрел на тогдашнее положение вещей, и события показали, что таким оно было и в действительности.
Заявление от 8 февраля 1916 года о том, что мы будем все же нападать на вооруженные торговые суда, было просто игрой и надувательством нашего народа.
Позднее мы сначала отрицали, а потом порицали совершенно правомерное торпедирование «Суссекса». Вместо того чтобы после этой вторичной уступки Вильсону скомандовать, наконец, к бою готовсь!, осенью 1916 года, через голову Гинденбурга и Шеера, была испробована новая половинчатая разновидность подводной войны. Затем в начале 1917 года последовало противоречивое сочетание неограниченной подводной войны с мирными предложениями. Наконец, началась неограниченная подводная война, которая за год до того явилась бы выражением уверенности сильной нации в своей победе, а теперь была неуверенно предпринята как акт отчаяния при померкнувшем престиже. А за всем этим последовала история болезни, заключавшейся в политически халатном отношении, подрыве и стратегическом ослаблении этой войны, руководство которой находилось в руках вождя, не верившего по-настоящему в ее успех.
Если бы в Германии могли предусмотреть русскую революцию, то возможно, что в 1917 году нам не пришлось бы прибегнуть к подводной войне как к последнему средству. Однако в начале 1917 года не было заметно еще ни одного внешнего признака русской революции. С другой стороны, официальные учреждения Германии, очевидно, не вполне отдавали себе отчет в разрушительном действии ошибок, совершенных нашей дипломатией в обращении с Вильсоном, в особенности от ноты по поводу «Суссекса» до мексиканской депеши; только эти ошибки сделали возможной ту ярость, с которой американский народ бросился в войну, столь чуждую его собственным интересам.
Трудно сказать, объявил ли бы я подводную войну в начале 1917 года, если бы являлся в то время ответственным руководителем и располагал всеми сведениями, которые тогда можно было собрать. Правда, наше запутанное положение едва ли оставляло нам другой выход, если мы хотели избегнуть окончательного краха. Ценность подводной войны успела уже значительно уменьшиться, а связанная с ней опасность возрасти. В качестве непосвященного частного лица я чувствовал, что война была начата с опасным опозданием, но мнения лиц, находившихся у дел, убеждали меня в том, что это средство можно и должно было испробовать{230}. И действительно, если бы мы в то время сосредоточили все наши силы на достижении этой цели, являвшейся нашим последним шансом, как это сделала Англия, чтобы воспрепятствовать подводной войне, если бы мы поддерживали в нашем народе стойкость, а не подавляли ее, мы достигли бы если не победы, которую обеспечивала нам своевременно (в 1916 году) начатая подводная война, то по крайней мере приемлемого мира. Поздней осенью 1916 года верховное командование было убеждено в том, что, несмотря на все трудности, подлодки еще наносили Англии настолько чувствительные удары, что весной 1919 года можно было ожидать значительного увеличения готовности ее к миру. Подводной войной пожертвовали в самый неблагоприятный для нас момент – в октябре 1918 года, когда значительное увеличение количества подлодок позволяло пустить ее на полный ход. Весь флот питал такую крепкую веру в плодотворность этой тяжелой и опасной работы, поглотившей его лучшие силы, что внезапное прекращение подводной войны еще до заключения перемирия, основанного на предварительных условиях мира, имело гибельные последствия для морального состояния всего личного состава. Моряки почувствовали себя обманутыми, когда имперское правительство по требованию Вильсона отказалось от этого важнейшего в то время орудия войны. Это разочарование и упадок духа явились одной из причин того, что доверие матросов к своему начальству было поколеблено.
Для достижения приемлемого мира нам недоставало лишь немногого. Если мы не сумели его добиться, то виноваты в этом отнюдь не вооруженные силы. Когда Гинденбург и Людендорф были, наконец, призваны к руководству армией, последняя уже не могла обеспечить такой мир. Морские силы дважды имели возможность подвести нас вплотную к приемлемому миру – осенью 1914 года с помощью надводного флота и, по всей вероятности, также и весной 1916 года с помощью подлодок. Всего ужаснее в нашем нынешнем положении – это сознание, что мы могли избежать его не только политическими, но и военными средствами.
Заключение
1
2
Примечания
Приказы командирам подводных лодок представляют собой сплошную цепь указаний, препятствий к выполнению их и противоречий; они стоили нам лучшей немецкой крови и похитили у нас конечный успех. Подводная война не удалась потому, что Германия не сумела последовательно и твердо проводить в жизнь ту идею, что всякое законное средство морской войны должно было применяться безоговорочно и до конца.
Если же мы отказывались от этой последовательности, то уже весной 1916 года надо было считаться с неизбежностью поражения. В то время оно было бы менее тяжелым, чем впоследствии. Армия и дипломатия не имели средства предотвратить поражение. В таком случае продолжение войны против Англии было преступлением. Время работало против нас. Однако флот еще некоторое время располагал средством поразить Англию в самое сердце. Вопрос заключался лишь в том, хотели ли мы пойти на его применение, несмотря на американскую опасность. Если не хотели, то нам предстояло все больше слабеть и дойти до краха. Если хотели, то нельзя было терять ни одного месяца. Это было самое простое решение. Мы не смели нерешительно топтаться перед ним. Рассчитывать на посредничество Америки значило терять время. Так я смотрел на тогдашнее положение вещей, и события показали, что таким оно было и в действительности.
Заявление от 8 февраля 1916 года о том, что мы будем все же нападать на вооруженные торговые суда, было просто игрой и надувательством нашего народа.
Позднее мы сначала отрицали, а потом порицали совершенно правомерное торпедирование «Суссекса». Вместо того чтобы после этой вторичной уступки Вильсону скомандовать, наконец, к бою готовсь!, осенью 1916 года, через голову Гинденбурга и Шеера, была испробована новая половинчатая разновидность подводной войны. Затем в начале 1917 года последовало противоречивое сочетание неограниченной подводной войны с мирными предложениями. Наконец, началась неограниченная подводная война, которая за год до того явилась бы выражением уверенности сильной нации в своей победе, а теперь была неуверенно предпринята как акт отчаяния при померкнувшем престиже. А за всем этим последовала история болезни, заключавшейся в политически халатном отношении, подрыве и стратегическом ослаблении этой войны, руководство которой находилось в руках вождя, не верившего по-настоящему в ее успех.
Если бы в Германии могли предусмотреть русскую революцию, то возможно, что в 1917 году нам не пришлось бы прибегнуть к подводной войне как к последнему средству. Однако в начале 1917 года не было заметно еще ни одного внешнего признака русской революции. С другой стороны, официальные учреждения Германии, очевидно, не вполне отдавали себе отчет в разрушительном действии ошибок, совершенных нашей дипломатией в обращении с Вильсоном, в особенности от ноты по поводу «Суссекса» до мексиканской депеши; только эти ошибки сделали возможной ту ярость, с которой американский народ бросился в войну, столь чуждую его собственным интересам.
Трудно сказать, объявил ли бы я подводную войну в начале 1917 года, если бы являлся в то время ответственным руководителем и располагал всеми сведениями, которые тогда можно было собрать. Правда, наше запутанное положение едва ли оставляло нам другой выход, если мы хотели избегнуть окончательного краха. Ценность подводной войны успела уже значительно уменьшиться, а связанная с ней опасность возрасти. В качестве непосвященного частного лица я чувствовал, что война была начата с опасным опозданием, но мнения лиц, находившихся у дел, убеждали меня в том, что это средство можно и должно было испробовать{230}. И действительно, если бы мы в то время сосредоточили все наши силы на достижении этой цели, являвшейся нашим последним шансом, как это сделала Англия, чтобы воспрепятствовать подводной войне, если бы мы поддерживали в нашем народе стойкость, а не подавляли ее, мы достигли бы если не победы, которую обеспечивала нам своевременно (в 1916 году) начатая подводная война, то по крайней мере приемлемого мира. Поздней осенью 1916 года верховное командование было убеждено в том, что, несмотря на все трудности, подлодки еще наносили Англии настолько чувствительные удары, что весной 1919 года можно было ожидать значительного увеличения готовности ее к миру. Подводной войной пожертвовали в самый неблагоприятный для нас момент – в октябре 1918 года, когда значительное увеличение количества подлодок позволяло пустить ее на полный ход. Весь флот питал такую крепкую веру в плодотворность этой тяжелой и опасной работы, поглотившей его лучшие силы, что внезапное прекращение подводной войны еще до заключения перемирия, основанного на предварительных условиях мира, имело гибельные последствия для морального состояния всего личного состава. Моряки почувствовали себя обманутыми, когда имперское правительство по требованию Вильсона отказалось от этого важнейшего в то время орудия войны. Это разочарование и упадок духа явились одной из причин того, что доверие матросов к своему начальству было поколеблено.
Для достижения приемлемого мира нам недоставало лишь немногого. Если мы не сумели его добиться, то виноваты в этом отнюдь не вооруженные силы. Когда Гинденбург и Людендорф были, наконец, призваны к руководству армией, последняя уже не могла обеспечить такой мир. Морские силы дважды имели возможность подвести нас вплотную к приемлемому миру – осенью 1914 года с помощью надводного флота и, по всей вероятности, также и весной 1916 года с помощью подлодок. Всего ужаснее в нашем нынешнем положении – это сознание, что мы могли избежать его не только политическими, но и военными средствами.
Заключение
1
Германский народ не понял значения моря. В роковой для него час он не использовал свой флот. Ныне я могу только поставить этому флоту надгробный памятник. В своем быстром восхождении к мировому могуществу и еще более быстром падении, вызванном временным ничтожеством его политики и недостатком национального чувства, германский народ пережил трагедию, равной которой не знает история.
Обозревая трагическую судьбу нашего флота, неотделимую от судьбы народа, можно прийти к выводу, что всякая попытка какого-либо европейского государства добиться равноправия с Англией на море заранее обречена на неудачу. Однако я полагаю, что обстоятельное и беспристрастное историческое исследование не может прийти к такому окончательному выводу.
Испания была владычицей мира, в то время как Англия превращалась в борьбе против ее серебряного флота – Westward Ho! {231} – из земледельческой страны в пиратское государство и в конце концов уничтожила великую Армаду. Испания могла завоевать и некоторое время удерживать за собой заморские владения, но ей не хватало торговой предприимчивости – второго важнейшего условия для достижения длительного могущества на море.
Голландия обладала богатейшей торговлей и этим разожгла алчность Англии. У нее был также хороший военный флот, который однажды под командой Рюйтера навел пушки на Лондон и дал ей справедливый мир. Но Голландия была мала и не имела собственного хинтерланда. Германия лежала, растерзанная Тридцатилетней войной, а Людовик XIV совершил великую историческую ошибку, ударив в тыл своему естественному союзнику. Возможно, впрочем, что Нидерланды смогли бы продержаться дольше и дотянуть до того времени, когда в лице Германии для них вырос бы новый союзник, если бы амстердамские mynheers{232} не придавали чрезмерного значения своим ежегодным барышам и не сидели, сложа руки, на мешках с перцем.
Несмотря на настойчивые увещания своего великого адмирала, они допустили упадок своего морского могущества в мирное время и тем самым привели к упадку самое Голландию.
Рост морского могущества Франции был подвержен колебаниям, обусловленным ее внутренним положением; она неоднократно сходила с пути Ришелье и Кольбера. Тем не менее перед революцией морское могущество Франции стояло наравне с английским. В значительной степени благодаря ему Вашингтону удалось завоевать свободу Америки. Сюффрен уравновешивал англичан в Индии, а Средиземное море было по преимуществу французским. Революция уничтожила морское офицерство и сделала негодными корабли и личный состав. Тогда Наполеон убедился на собственном опыте, что даже его энергия и гений не могли мгновенно создать морское могущество, и численно превосходящий франко-испанский флот был уничтожен превосходившим его по своим качествам флотом Нельсона с его band of brothers{233}.
После этого морской престиж Англии пережил весь XIX век.
На пороге XX века Германия обладала всеми основными предпосылками для приобретения значения на море: торговлей мирового масштаба и энергичной промышленностью, гигантское развитие которой происходило даже слишком быстро, военным искусством, организаторским талантом и трудолюбием, государственной мощью и патриотизмом. Ей был предоставлен лишь короткий срок, чтобы наверстать давно упущенное. Однако мы были уже близки к нашей мирной цели, когда роковая политика бросила нас в войну против четырех сильнейших морских держав Европы, из коих одна Англия была вдвое сильнее нас. С самого начала мы не могли рассчитывать на полную победу, на подавление Англии, однако я считаю возможным высказать убеждение, что при всем том наши морские силы были достаточно хороши и сильны, чтобы заставить Англию заключить с нами такой мир, который позволил бы нам залечить полученные тяжелые раны. Чтобы достичь этого, необходимо было полностью уяснить себе сущность направленной против Германии войны на истребление, сообразоваться с этим в войне и политике и прежде всего пустить в ход наши морские силы – без всяких ограничений и под единым руководством. Общее положение не позволяло нам упускать благоприятных возможностей.
Конец имперского флота был ужаснее, чем продажа старого германского флота Аннибалом Фишером{234}. Тогдашнее начинание наших отцов было преждевременным и предприняли его с недостаточными средствами, наше же было осуществлено хоть и поздно, но не слишком поздно; опираясь на Пруссию-Германию, оно могло удасться. Возобновят ли его когда-нибудь наши внуки, скрыто во мраке будущего. Если же им суждено сделать это, то пусть наш опыт придаст им веры и послужит уроком.
Обозревая трагическую судьбу нашего флота, неотделимую от судьбы народа, можно прийти к выводу, что всякая попытка какого-либо европейского государства добиться равноправия с Англией на море заранее обречена на неудачу. Однако я полагаю, что обстоятельное и беспристрастное историческое исследование не может прийти к такому окончательному выводу.
Испания была владычицей мира, в то время как Англия превращалась в борьбе против ее серебряного флота – Westward Ho! {231} – из земледельческой страны в пиратское государство и в конце концов уничтожила великую Армаду. Испания могла завоевать и некоторое время удерживать за собой заморские владения, но ей не хватало торговой предприимчивости – второго важнейшего условия для достижения длительного могущества на море.
Голландия обладала богатейшей торговлей и этим разожгла алчность Англии. У нее был также хороший военный флот, который однажды под командой Рюйтера навел пушки на Лондон и дал ей справедливый мир. Но Голландия была мала и не имела собственного хинтерланда. Германия лежала, растерзанная Тридцатилетней войной, а Людовик XIV совершил великую историческую ошибку, ударив в тыл своему естественному союзнику. Возможно, впрочем, что Нидерланды смогли бы продержаться дольше и дотянуть до того времени, когда в лице Германии для них вырос бы новый союзник, если бы амстердамские mynheers{232} не придавали чрезмерного значения своим ежегодным барышам и не сидели, сложа руки, на мешках с перцем.
Несмотря на настойчивые увещания своего великого адмирала, они допустили упадок своего морского могущества в мирное время и тем самым привели к упадку самое Голландию.
Рост морского могущества Франции был подвержен колебаниям, обусловленным ее внутренним положением; она неоднократно сходила с пути Ришелье и Кольбера. Тем не менее перед революцией морское могущество Франции стояло наравне с английским. В значительной степени благодаря ему Вашингтону удалось завоевать свободу Америки. Сюффрен уравновешивал англичан в Индии, а Средиземное море было по преимуществу французским. Революция уничтожила морское офицерство и сделала негодными корабли и личный состав. Тогда Наполеон убедился на собственном опыте, что даже его энергия и гений не могли мгновенно создать морское могущество, и численно превосходящий франко-испанский флот был уничтожен превосходившим его по своим качествам флотом Нельсона с его band of brothers{233}.
После этого морской престиж Англии пережил весь XIX век.
На пороге XX века Германия обладала всеми основными предпосылками для приобретения значения на море: торговлей мирового масштаба и энергичной промышленностью, гигантское развитие которой происходило даже слишком быстро, военным искусством, организаторским талантом и трудолюбием, государственной мощью и патриотизмом. Ей был предоставлен лишь короткий срок, чтобы наверстать давно упущенное. Однако мы были уже близки к нашей мирной цели, когда роковая политика бросила нас в войну против четырех сильнейших морских держав Европы, из коих одна Англия была вдвое сильнее нас. С самого начала мы не могли рассчитывать на полную победу, на подавление Англии, однако я считаю возможным высказать убеждение, что при всем том наши морские силы были достаточно хороши и сильны, чтобы заставить Англию заключить с нами такой мир, который позволил бы нам залечить полученные тяжелые раны. Чтобы достичь этого, необходимо было полностью уяснить себе сущность направленной против Германии войны на истребление, сообразоваться с этим в войне и политике и прежде всего пустить в ход наши морские силы – без всяких ограничений и под единым руководством. Общее положение не позволяло нам упускать благоприятных возможностей.
Конец имперского флота был ужаснее, чем продажа старого германского флота Аннибалом Фишером{234}. Тогдашнее начинание наших отцов было преждевременным и предприняли его с недостаточными средствами, наше же было осуществлено хоть и поздно, но не слишком поздно; опираясь на Пруссию-Германию, оно могло удасться. Возобновят ли его когда-нибудь наши внуки, скрыто во мраке будущего. Если же им суждено сделать это, то пусть наш опыт придаст им веры и послужит уроком.
2
Если обозреть с некоторым чувством реальности подъем Пруссии-Германии от эпохи полного распада, последовавшей за Тридцатилетней войной, до ее наивысшего расцвета в июле 1914 года, то успех ее может показаться почти чудом. Расположенная в центре Европы, лишенная удобного доступа к океану, незащищенная естественными границами и к тому же окруженная народами, которые еще много веков назад были столь же готовы напасть на нее, как сейчас, вот какова Германия. По причине таких условий существования, а может и вследствие народного характера мощь и процветание Германии выросли не из самого народа, но явились как бы произведением искусства, созданным рядом строителей государства, ниспосланных нам судьбой в течение последних трех столетий. Неужели кто-нибудь думает, что «вечный» рейхстаг, изгнавший Фридриха Великого и объявивший его вне закона, франкфуртский парламент и другие народные представительства могли повести нас вперед? Пруссия-Германия является всего более созданием отдельных личностей, которые требовали и добились верности долгу и подчинению интересам государства и обладали способностью направить народ к определенной цели.
На пороге этого столетия мы вступили в новую эпоху с изменившимися условиями существования. Если наш народ, обладавший цветущей промышленностью, не хотел зачахнуть, он должен был принять широкое участие в мировом хозяйственном обороте. Государства поддерживаются создавшими их силами. Для Пруссии-Германии такими силами являлись реальная мощь и преданность государственному целому, а не высокопарные фразы о братстве народов, которые так мастерски используются англо-саксами для порабощения германского народа.
Я был убежден, что Германия еще не выполнила своей миссии на благо Европы и всего мира. Нам уже почти удалось ввести Германию в новую эпоху. Крупные морские силы в значительной степени увеличивали те средства, которые позволяли нам с честью поддерживать мир, а если война была неизбежна – успешно выдержать ее. Они являлись, кроме того, великим и необходимым орудием приобщения нашего народа к делам и духу остальной части мира. Если будущее бессилие на море еще более усилит наш упадок и сделает невозможным восстановление нашего государства, грядущие поколения, быть может, вспомнят эту мысль.
Проиграв мир и войну, погубив нашу силу и честь, виновные стоят теперь на развалинах и фальсифицируют историю; они отнимают у нашего бедного и политически неодаренного народа веру в себя и в закономерность его истории, хулят наше прежнее государство, его расцвет и достижения и в первую очередь его флот, который в действительности был нашим важнейшим козырем в политике последних лет. Они изо всех сил стараются порвать нить, связывавшую нас с прошлым. Наше прежнее государство, конечно, нуждалось в некоторых улучшениях, однако оно обладало такой способностью к развитию, которой хватило бы и для новой эпохи, и для детей наших детей. Но революция выбросила за борт все то, что создало наше величие, и явилась величайшим преступлением против будущего нашего народа. Крах следует приписать не нашей прежней государственной системе, а недостаткам представляющих ее лиц. Наше общество частично погрузилось в слабодушное эпигонство; распространилось материалистическое мировоззрение; влияние всеобщего, равного и прямого избирательного права, всегда способствующего переходу власти в руки демагогов, уже не уравновешивалось более наличием сильного правительства или высшего сословия, обладавшего твердым характером. Таким образом, лица, представлявшие во время войны государство в правительстве, бундесрате и рейхстаге, оказались не на высоте положения. Если бы хоть один из законодательных факторов функционировал правильно, над нами никогда бы не разразилось такое страшное бедствие.
Враг поставил во главе управления диктаторов, которые в случае нужды железной рукой поддерживали волю народа к победе и уничтожению Германии. Наше же государственное руководство сознательно позволило спокойно развиваться процессу внутреннего разложения в самый опасный для Германии час, когда все мысли и сердца должны были быть направлены против внешнего врага. Дурные инстинкты нашего народа были обострены тем разлагающим, негерманским духом, который постепенно возобладал в нем и ныне проникает решительно во все, поскольку германизм, очевидно, еще не в состоянии противостоять ему. Наша демократия не доросла до понимания целого, до понимания государства во всей его совокупности.
Новая эра начала свое господство с того, что в дополнение ко всем несчастьям нашего народа отняла у него честь, отдала его на позор всему миру и позволила нашим врагам беспощадно уничтожить нас, ибо теперь они могли внушить всему свету и более благородным элементам собственного населения, что мы являемся преступниками и не заслуживаем иного обращения. Печальным примером изменения отношения к нам является в моих глазах поведение адмирала Битти. 28 августа 1914 года он дал такой сигнал спасенным с погибшего «Майнца» офицерам и матросам: Я горжусь тем, что могу приветствовать столь отважных людей на борту моего корабля. В ноябре 1918 года он дал следующий приказ своему экипажу перед встречей с германскими моряками, сдававшими свои корабли англичанам: Не забывайте, что наши враги – презренные скоты.
Хотя я и опасаюсь, что Германия пропустила последний срок, когда она могла возвыситься до положения мировой державы, она все же сможет с честью подняться к новой жизни из трясины распущенности, в которой она находится, но лишь в том случае, если вовремя осознает значение сил, создавших ее величие. Лично я не думаю сейчас, что это может иметь место в рамках республики; для этого нам не хватает многих качеств, которые приписывались людям Рютли{235}; к этому присоединяется наше тяжелое географическое положение, постоянный приток негерманских элементов и вероисповедный раскол. Все это порождает для германского государства необходимость в регуляторе в форме монархической власти. Какую бы принципиальную позицию мы ни занимали в вопросе о конституции, перерыв в нашем историческом развитии является методической ошибкой. Великие деяния Гогенцоллернов, которые не могут быть изглажены из памяти даже совершенными ошибками, естественно, определяют и будущие судьбы нашего народа.
Республиканская идея в том виде, как она развилась у нас, основывается на невыполнимых обещаниях, данных массам. Чтобы удержать массы в своих руках, демократия вынуждена выдвигать на первый план «права», а «обязанности» – отодвигать на второй. Такой путь никогда не ведет к подъему. Даже если республиканская форма правления заключает в себе большую способность к строительству государства, чем я ныне могу признать за ней, нам все-таки придется вернуться к принципу нашего прежнего государства, исходя из которого только работа для целого обеспечивает в конечном счете и благо индивида, тогда как безудержное выпячивание партийных или индивидуальных интересов приводит государство к гибели.
Ныне на всех государственно настроенных немцах лежит благороднейшая обязанность сплотиться вокруг одной идеи, воспрепятствовать уничтожению всех материальных и моральных ценностей и положить предел дальнейшему развалу. Спасти то, что еще уцелело от германизма, вот цель, ради которой благородным людям стоит потрудиться.
Но наша главная надежда – подрастающее поколение. Мы еще никогда не были народом рабов. В течение двух тысяч лет наш народ всегда умел подняться из глубины падения.
Если бы записанные мною воспоминания послужили этой цели и укрепили нашу веру в себя, я оказал бы нашему отечеству последнюю услугу, на которую еще способен.
На пороге этого столетия мы вступили в новую эпоху с изменившимися условиями существования. Если наш народ, обладавший цветущей промышленностью, не хотел зачахнуть, он должен был принять широкое участие в мировом хозяйственном обороте. Государства поддерживаются создавшими их силами. Для Пруссии-Германии такими силами являлись реальная мощь и преданность государственному целому, а не высокопарные фразы о братстве народов, которые так мастерски используются англо-саксами для порабощения германского народа.
Я был убежден, что Германия еще не выполнила своей миссии на благо Европы и всего мира. Нам уже почти удалось ввести Германию в новую эпоху. Крупные морские силы в значительной степени увеличивали те средства, которые позволяли нам с честью поддерживать мир, а если война была неизбежна – успешно выдержать ее. Они являлись, кроме того, великим и необходимым орудием приобщения нашего народа к делам и духу остальной части мира. Если будущее бессилие на море еще более усилит наш упадок и сделает невозможным восстановление нашего государства, грядущие поколения, быть может, вспомнят эту мысль.
Проиграв мир и войну, погубив нашу силу и честь, виновные стоят теперь на развалинах и фальсифицируют историю; они отнимают у нашего бедного и политически неодаренного народа веру в себя и в закономерность его истории, хулят наше прежнее государство, его расцвет и достижения и в первую очередь его флот, который в действительности был нашим важнейшим козырем в политике последних лет. Они изо всех сил стараются порвать нить, связывавшую нас с прошлым. Наше прежнее государство, конечно, нуждалось в некоторых улучшениях, однако оно обладало такой способностью к развитию, которой хватило бы и для новой эпохи, и для детей наших детей. Но революция выбросила за борт все то, что создало наше величие, и явилась величайшим преступлением против будущего нашего народа. Крах следует приписать не нашей прежней государственной системе, а недостаткам представляющих ее лиц. Наше общество частично погрузилось в слабодушное эпигонство; распространилось материалистическое мировоззрение; влияние всеобщего, равного и прямого избирательного права, всегда способствующего переходу власти в руки демагогов, уже не уравновешивалось более наличием сильного правительства или высшего сословия, обладавшего твердым характером. Таким образом, лица, представлявшие во время войны государство в правительстве, бундесрате и рейхстаге, оказались не на высоте положения. Если бы хоть один из законодательных факторов функционировал правильно, над нами никогда бы не разразилось такое страшное бедствие.
Враг поставил во главе управления диктаторов, которые в случае нужды железной рукой поддерживали волю народа к победе и уничтожению Германии. Наше же государственное руководство сознательно позволило спокойно развиваться процессу внутреннего разложения в самый опасный для Германии час, когда все мысли и сердца должны были быть направлены против внешнего врага. Дурные инстинкты нашего народа были обострены тем разлагающим, негерманским духом, который постепенно возобладал в нем и ныне проникает решительно во все, поскольку германизм, очевидно, еще не в состоянии противостоять ему. Наша демократия не доросла до понимания целого, до понимания государства во всей его совокупности.
Новая эра начала свое господство с того, что в дополнение ко всем несчастьям нашего народа отняла у него честь, отдала его на позор всему миру и позволила нашим врагам беспощадно уничтожить нас, ибо теперь они могли внушить всему свету и более благородным элементам собственного населения, что мы являемся преступниками и не заслуживаем иного обращения. Печальным примером изменения отношения к нам является в моих глазах поведение адмирала Битти. 28 августа 1914 года он дал такой сигнал спасенным с погибшего «Майнца» офицерам и матросам: Я горжусь тем, что могу приветствовать столь отважных людей на борту моего корабля. В ноябре 1918 года он дал следующий приказ своему экипажу перед встречей с германскими моряками, сдававшими свои корабли англичанам: Не забывайте, что наши враги – презренные скоты.
Хотя я и опасаюсь, что Германия пропустила последний срок, когда она могла возвыситься до положения мировой державы, она все же сможет с честью подняться к новой жизни из трясины распущенности, в которой она находится, но лишь в том случае, если вовремя осознает значение сил, создавших ее величие. Лично я не думаю сейчас, что это может иметь место в рамках республики; для этого нам не хватает многих качеств, которые приписывались людям Рютли{235}; к этому присоединяется наше тяжелое географическое положение, постоянный приток негерманских элементов и вероисповедный раскол. Все это порождает для германского государства необходимость в регуляторе в форме монархической власти. Какую бы принципиальную позицию мы ни занимали в вопросе о конституции, перерыв в нашем историческом развитии является методической ошибкой. Великие деяния Гогенцоллернов, которые не могут быть изглажены из памяти даже совершенными ошибками, естественно, определяют и будущие судьбы нашего народа.
Республиканская идея в том виде, как она развилась у нас, основывается на невыполнимых обещаниях, данных массам. Чтобы удержать массы в своих руках, демократия вынуждена выдвигать на первый план «права», а «обязанности» – отодвигать на второй. Такой путь никогда не ведет к подъему. Даже если республиканская форма правления заключает в себе большую способность к строительству государства, чем я ныне могу признать за ней, нам все-таки придется вернуться к принципу нашего прежнего государства, исходя из которого только работа для целого обеспечивает в конечном счете и благо индивида, тогда как безудержное выпячивание партийных или индивидуальных интересов приводит государство к гибели.
Ныне на всех государственно настроенных немцах лежит благороднейшая обязанность сплотиться вокруг одной идеи, воспрепятствовать уничтожению всех материальных и моральных ценностей и положить предел дальнейшему развалу. Спасти то, что еще уцелело от германизма, вот цель, ради которой благородным людям стоит потрудиться.
Но наша главная надежда – подрастающее поколение. Мы еще никогда не были народом рабов. В течение двух тысяч лет наш народ всегда умел подняться из глубины падения.
Если бы записанные мною воспоминания послужили этой цели и укрепили нашу веру в себя, я оказал бы нашему отечеству последнюю услугу, на которую еще способен.
Примечания
{1}Ясмундский бой имел место в 1864 г во время прусско-датской войны. Пруссаки раздули эту небольшую стычку с датчанами в бой, результатом которого якобы явилось снятие датчанами блокады. На самом деле этот бой показал плохую боевую подготовку артиллерийского личного состава пруссаков и недостатки матчасти их артиллерии.
{2}Японский феодал – прим. перев.
{3}Лисса (Вис) – остров у побережья современной Югославии, ранее принадлежавший Австрии. 18-20 июля 1866 г, во время войны между Италией и Австрией, главные силы итальянского флота пытались атаковать этот остров, но потерпели поражение в сражении с вышедшим им навстречу австрийским флотом. В этом сражении адмирал Тегетгоф успешно применил таран, потопив этим способом один итальянский броненосец и повредив два других. В дальнейшем тактика тарана была принята всеми флотами и применялась вплоть до японо-китайской войны 1894-1895 гг.
{4}Тирпиц без всякого к тому основания называет бой у Гельголанда «тяжелой битвой». Выражение «австрийский флот» также преувеличено. У австрийцев было всего 2 фрегата и 3 небольших судна, у датчан – 2 фрегата. В бою не погибло ни одного корабля. Австрийцы понесли большие потери в людях, чем датчане.
{5}События 1866 года – война между Пруссией и Австрией, закончившаяся поражением последней.
{6}Пруссаков (фр.) – прим. перев.
{7}Автор имеет ввиду одно из постановлений Парижского конгресса 1856 г, выработавшего мирный договор, коим был положен конец Крымской войне. Указанное постановление предусматривало запрещение каперства и ограждение нейтральных торговых судов от нападения воюющих сторон.
{8}Отечественная война 1812 года, в которой русский народ разгромил армию Наполеона I, создала предпосылки для свержения наполеоновского ига во всей Центральной и Западной Европе. В 1813 г германский народ поднялся на освободительную войну против Наполеона и к концу этого года благодаря помощи русских войск освободил свою страну от захватчиков. Реакционные правители Пруссии и других немецких государств, пресмыкавшиеся перед Наполеоном и принимавшие участие в нападении на Россию, выступили против него чрезвычайно неохотно и лишь из страха перед народными массами.
Однако возмущение против оккупантов было настолько велико, что охватило даже консервативно настроенную часть прусского офицерства и генералитета, к которой принадлежал в частности генерал Йорк – командир вспомогательного прусского корпуса, приданного наполеоновской армии. В конце 1812 года Йорк без разрешения прусского короля заключил с русским командованием соглашение о нейтралитете.
{9}"Франция и Пруссия обо всем договорились" (анг.) – прим. перев.
{10}Об этой экспедиции смотри на странице 49.
{11}Попытки (точнее, намерения) перебросить при помощи флота прусские войска на датский остров Альзен относятся к германо-датской войне 1864 г. Фактически десант был осуществлен при помощи понтонов и лодок.
{12}"Да они похожи на настоящих матросов" (анг.) – прим. перев.
{13}"Но вы не мореходная нация" (анг.) – прим. перев.
{14}Флаг с орлом – прусский флаг.
{15}При вступлении в Северо-германский союз (1867), а затем в Германскую империю (1871) Гамбург, являвшийся суверенным вольным городом, поставил условием сохранение своей экономической самостоятельности и не присоединился к Германскому таможенному союзу. За это он ежегодно вносил в кассу союза определенную сумму. Так продолжалось до 1888 г, когда под давлением имперского правительства Гамбург вступил в этот союз, отказавшись от таможенной независимости.
{16}Эпизод с угрозой рассмотрения Англией германских имперских судов как пиратских относится к войне Пруссии с Данией (1848-1850 гг.). Он был вызван участием этих судов в стычке с датчанами у о. Гельголанд, принадлежавшего тогда Англии.
{17}В 1873 г в результате революционного движения народных масс испанский король отрекся от престола и Испания стала республикой, которая просуществовала, впрочем, только до конца 1874 г.
Короткая история этой республики заполнена внутренними распрями. Так называемые «непримиримые» республиканцы и в особенности анархисты-бакунисты втянули рабочих в ненужную и вредную борьбу против республиканского правительства за предоставление отдельным районам и городам страны полной автономии по швейцарскому образцу. Во многих городах Испании произошли восстания, разгром которых был использован реакцией. Усиление последней привело в конечном счете к восстановлению монархии. Во время упомянутых восстаний германский и английский флоты, как показано в книге Тирпица, беззастенчиво вмешивались во внутренние дела Испании.
{18}"Фридрих Карл" здесь (исп.) – прим. перев.
{19}Тирпиц характеризует как убийство казнь ирландского националиста А.Д.Кеземента (1864-1916), приговоренного к смерти английским судом.
Кеземент видел в империалистической Германии силу, которая якобы может и хочет помочь Ирландии освободиться от английского владычества.
Во время первой мировой войны он переселился в Германию. Узнав о подготовке восстания ирландцев против англичан, намеченного на апрель 1916 г, Кеземент отправился в Ирландию на немецкой подводной лодке. При высадке на ирландском побережье он был схвачен англичанами и вскоре после того повешен. вернуться к тексту
{20}английский траулер, отказавшийся принять на борт команду немецкого цеппелина, подбитого при налете на Англию (1916) вернуться к тексту
{21}"Баралонг" – английское судно-ловушка подводных лодок. 19 августа 1915 г «Баралонг» потопил немецкую подводную лодку U-27. Почти вся команда U-27 была уничтожена.
(Примечание Сергея Платова – а точнее, с «Баралонга» попросту расстреляли плававших в море после потопления лодки подводников)
{22}Долгосрочников (анг.) – прим. перев.
{23}Броненосный фрегат германского флота, погибший 31 мая 1878 г в Па-де-Кале, близ Фолкстона (Англия). Причиной явилось столкновение с флагманским кораблем эскадры, в состав которой он входил. Несмотря на то что вблизи находились два других корабля, более половины экипажа протараненного фрегата утонуло. Отчасти причиной этого стал слишком медленный спуск шлюпок с упомянутых кораблей.
{2}Японский феодал – прим. перев.
{3}Лисса (Вис) – остров у побережья современной Югославии, ранее принадлежавший Австрии. 18-20 июля 1866 г, во время войны между Италией и Австрией, главные силы итальянского флота пытались атаковать этот остров, но потерпели поражение в сражении с вышедшим им навстречу австрийским флотом. В этом сражении адмирал Тегетгоф успешно применил таран, потопив этим способом один итальянский броненосец и повредив два других. В дальнейшем тактика тарана была принята всеми флотами и применялась вплоть до японо-китайской войны 1894-1895 гг.
{4}Тирпиц без всякого к тому основания называет бой у Гельголанда «тяжелой битвой». Выражение «австрийский флот» также преувеличено. У австрийцев было всего 2 фрегата и 3 небольших судна, у датчан – 2 фрегата. В бою не погибло ни одного корабля. Австрийцы понесли большие потери в людях, чем датчане.
{5}События 1866 года – война между Пруссией и Австрией, закончившаяся поражением последней.
{6}Пруссаков (фр.) – прим. перев.
{7}Автор имеет ввиду одно из постановлений Парижского конгресса 1856 г, выработавшего мирный договор, коим был положен конец Крымской войне. Указанное постановление предусматривало запрещение каперства и ограждение нейтральных торговых судов от нападения воюющих сторон.
{8}Отечественная война 1812 года, в которой русский народ разгромил армию Наполеона I, создала предпосылки для свержения наполеоновского ига во всей Центральной и Западной Европе. В 1813 г германский народ поднялся на освободительную войну против Наполеона и к концу этого года благодаря помощи русских войск освободил свою страну от захватчиков. Реакционные правители Пруссии и других немецких государств, пресмыкавшиеся перед Наполеоном и принимавшие участие в нападении на Россию, выступили против него чрезвычайно неохотно и лишь из страха перед народными массами.
Однако возмущение против оккупантов было настолько велико, что охватило даже консервативно настроенную часть прусского офицерства и генералитета, к которой принадлежал в частности генерал Йорк – командир вспомогательного прусского корпуса, приданного наполеоновской армии. В конце 1812 года Йорк без разрешения прусского короля заключил с русским командованием соглашение о нейтралитете.
{9}"Франция и Пруссия обо всем договорились" (анг.) – прим. перев.
{10}Об этой экспедиции смотри на странице 49.
{11}Попытки (точнее, намерения) перебросить при помощи флота прусские войска на датский остров Альзен относятся к германо-датской войне 1864 г. Фактически десант был осуществлен при помощи понтонов и лодок.
{12}"Да они похожи на настоящих матросов" (анг.) – прим. перев.
{13}"Но вы не мореходная нация" (анг.) – прим. перев.
{14}Флаг с орлом – прусский флаг.
{15}При вступлении в Северо-германский союз (1867), а затем в Германскую империю (1871) Гамбург, являвшийся суверенным вольным городом, поставил условием сохранение своей экономической самостоятельности и не присоединился к Германскому таможенному союзу. За это он ежегодно вносил в кассу союза определенную сумму. Так продолжалось до 1888 г, когда под давлением имперского правительства Гамбург вступил в этот союз, отказавшись от таможенной независимости.
{16}Эпизод с угрозой рассмотрения Англией германских имперских судов как пиратских относится к войне Пруссии с Данией (1848-1850 гг.). Он был вызван участием этих судов в стычке с датчанами у о. Гельголанд, принадлежавшего тогда Англии.
{17}В 1873 г в результате революционного движения народных масс испанский король отрекся от престола и Испания стала республикой, которая просуществовала, впрочем, только до конца 1874 г.
Короткая история этой республики заполнена внутренними распрями. Так называемые «непримиримые» республиканцы и в особенности анархисты-бакунисты втянули рабочих в ненужную и вредную борьбу против республиканского правительства за предоставление отдельным районам и городам страны полной автономии по швейцарскому образцу. Во многих городах Испании произошли восстания, разгром которых был использован реакцией. Усиление последней привело в конечном счете к восстановлению монархии. Во время упомянутых восстаний германский и английский флоты, как показано в книге Тирпица, беззастенчиво вмешивались во внутренние дела Испании.
{18}"Фридрих Карл" здесь (исп.) – прим. перев.
{19}Тирпиц характеризует как убийство казнь ирландского националиста А.Д.Кеземента (1864-1916), приговоренного к смерти английским судом.
Кеземент видел в империалистической Германии силу, которая якобы может и хочет помочь Ирландии освободиться от английского владычества.
Во время первой мировой войны он переселился в Германию. Узнав о подготовке восстания ирландцев против англичан, намеченного на апрель 1916 г, Кеземент отправился в Ирландию на немецкой подводной лодке. При высадке на ирландском побережье он был схвачен англичанами и вскоре после того повешен. вернуться к тексту
{20}английский траулер, отказавшийся принять на борт команду немецкого цеппелина, подбитого при налете на Англию (1916) вернуться к тексту
{21}"Баралонг" – английское судно-ловушка подводных лодок. 19 августа 1915 г «Баралонг» потопил немецкую подводную лодку U-27. Почти вся команда U-27 была уничтожена.
(Примечание Сергея Платова – а точнее, с «Баралонга» попросту расстреляли плававших в море после потопления лодки подводников)
{22}Долгосрочников (анг.) – прим. перев.
{23}Броненосный фрегат германского флота, погибший 31 мая 1878 г в Па-де-Кале, близ Фолкстона (Англия). Причиной явилось столкновение с флагманским кораблем эскадры, в состав которой он входил. Несмотря на то что вблизи находились два других корабля, более половины экипажа протараненного фрегата утонуло. Отчасти причиной этого стал слишком медленный спуск шлюпок с упомянутых кораблей.