Страница:
Утирая выступившие от смеха на глазах слезы, мы отправились далее, преследуя уже двоих, Альбера и набоба, который увез его. Почему-то из Алжира Гайде со своей свитой плывет в Италию, оттуда дивным образом приплывает в Прагу, и далее, чем ближе она оказывается к столице Российской империи, тем менее на страницах несообразностей. Из чего следует, что автор хотя бы однажды побывал в нашем государстве.
Честно признаюсь, все это время мы ждали появления загадочного незнакомца, который тайно оберегал бы Гайде от слонов, верблюдов, тигров, обезьян и злых людоедов. В романе, написанном дамой, это герой самый обязательный, а тут была прелестная возможность на последних страницах снять с него маску, чтобы все увидели благородное бледное лицо графа Монте-Кристо.
Но нет – граф словно бы напрочь вылетел у всех из головы, в том числе и у автора. Остается лишь предполагать, что он, преспокойно отпустив на поиски приключений свою супругу и мать своих деток, сидит где-то на солнечной террасе, созерцает волны Средиземного моря и покуривает кальян. Он, кстати, так до конца романа и не явится на сцене – да особо и не нужен.
Но зато на сцену является наконец злодей!
Догадавшись о том, мы едва хором не возопили: «Ахти, батюшки мои, злодей!» и не кинулись прятаться под стол и за печку. Столь многообещающе зловещ был сей господин, непременно с демонической усмешкой на сведенных судорогой устах. Он подпущен был в самый блаженный миг – когда Гайде со свитой, наверное напав на след беглого из французской армии Альбера (как же иначе назвать внезапный отъезд в обществе русского набоба? Да и дико было бы романтическому персонажу подавать вышестоящим чинам прошение об отпуске!), где-то на берегу реки Вильно и на окраине города Немана садится, весьма довольная, в карету. Карета удаляется (о том, что за ней следует целый обоз с прислугой и мебелью, включая ванну, автор в тот миг позабывает, ему нужна одинокая карета на пустынной дороге), а некто в черном плаще с пелериной и в черной шляпе выходит из сумрака и ехидно так скалится, глядя вслед облаку пыли, оставленному каретой. И к гадалке не ходи – злодей, доподлинный злодей! Глубоко посаженные глаза, избороздившие лик морщины, следы адских страстей на челе – ну как же не злодей? Без него нельзя. Коли мы лишились тигриной охоты и переправы через бурную реку, пересекающую Алжир поперек, то непременно нужен злодей, иначе читать станет скучно.
Мы, российские жители, стали было во всякой строчке, касающейся сего дьявола в человеческом облике, искать воплощенное зло и принюхивались к книжке на предмет запаха адской серы. Но собратья наши, французские журналисты, обратили внимание на весьма точное описание некого провинциального нормандского городка, откуда родом сей сатана. Как для нас есть признаки российской провинции, которые дано знать лишь человеку, несколько в ней пожившему, так и для французов есть признаки и человеческие типы французской провинции. Как оказалось позднее, тут-то загадочный автор и раскинул сеть, дабы поймать свою добычу. Он предусмотрел, что из тысячи парижских читателей наверняка найдется человек десять, бывавших именно в том уголке Нормандии. А читателю (прости, друг наш незримый!) свойственно в таких случаях, размахивая книжицей, вопить: люди добрые, да тут же доподлинно описан забор вокруг владений моей троюродной бабки, унтер-офицерской вдовы, со всеми лопухами!
Молодой и расторопный корреспондент газеты «Сьекль» ринулся тут же, пока его не опередили, в нормандский городишко – искать следов таинственного автора романа «Графиня Монте-Кристо». К тому времени парижане уже додумались, что автор – дама, но все парижские пишущие дамы были наперечет. Молодой человек поставил своей задачей отыскать особу, получившую достаточное образование для занятий литературой, которая либо выросла в этом городке, либо поселилась там в результате замужества.
Но заместо дамы он обнаружил троих мужчин...
Вернемся же на время к причудливому роману:
Корреспондент «Сьекль» оказался весьма сообразительным молодым человеком. Он попытался было найти сперва даму, с которой были бы знакомы все трое, но дама была совершенно неуловима. И тут счастливая мысль посетила нашего коллегу: докопаться, нет ли между этими тремя чего-то общего? Оказалось при расследовании, что у Дюканжа и Жирудо общее боевое прошлое – они служили вместе под началом одного командира. Корреспондент копнул еще глубже и отыскал тот клад, к которому вел его, разбрасывая на пути приметы, загадочный автор романа «Графиня Монте-Кристо», – добрых три десятка лет назад юные Жиродо и Дюканж служили в артиллеристах и вместе со своим командиром оказались сперва в Далмации, затем – (ахни, о наш прозорливый читатель, ибо мы уверены – ты угадал!) – затем вместе с ним попали в Янину. И, пережив там годичную осаду, чудом уцелев, успев еще повоевать у Миссолонги и повидать там прославленного лорда Байрона, Жиродо и Дюканж вернулись во Францию.
Наш коллега понятия не имел, куда приведет его сказочный клубочек, но он разматывал ниточку наугад и нашел на ее конце еще два имени. Первое было – «де Труавиль», а другое – «Баржетон». Оба в 1822 году были в Янине на службе у Али-паши Тебелинского. И оба, надо полагать, были командирами у Жиродо и Дюканжа.
Расспросить генерала де Труавиля было невозможно – он вместе с супругой своей погиб в море. Оставался господин Баржетон. Корреспондент «Сьекль», не найдя его в Нормандии, вернулся в Париж и стал наводить справки. Оказалось, что сей господин, приобретя посредством выгодного брака поместье, сперва стал зваться Пьер-Мари-Элиас Баржетон де Камюзо, а затем – просто де Камюзо, пойдя по пути всех мещан во дворянстве.
Тут уж наш коллега-журналист пришел в неописуемый восторг, поскольку господин де Камюзо был ему известен лично. Скажем более – он был известен всем, кто несколько лет назад составлял свиту щедрого и великодушного господина Дюма. И тут возник вопрос: не этот ли господин поделился с прославленным литератором подробностями осады Янины?
Российские поклонники, а главным образом очаровательные поклонницы прославленного литератора пережили в свое время некоторое потрясение. Мы привыкли к тому, что русский писатель, собравшись писать нечто историческое, роется в пыльных летописях, вызывает дух историографа Карамзина, мается несколько лет и вдруг являет взору нашему произведение, в коем не всегда концы с концами сходятся, а герои вещают, как если бы выступали в трагедиях незабвенного пиита Тредиаковского. И господин Дюма, издав чуть ли не в один год три преогромных романа («Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо» и «Королева Марго»), сильно нас озадачил. Вкралось даже в души подозрение – да не ахинею ли нам преподносят? Но выступления литератора в печати всех успокоили – он готовился к написанию романов едва ли не десять лет и посетил все места, где разворачивается их действие. Что касается «Графа Монте-Кристо», господин Дюма божится, что побывал в Марселе, ездил на остров Иф, совершил путешествие в Италию, а оттуда поплыл к острову Эльба, где увидел среди моря величественный утес «Монте-Кристо», что значит «Гора Христова».
В списке этом, как ты, читатель, заметил, нет албанского города под названием Янина. Однако ж литератор столь ярко живописал обстоятельства осады, что становится ясно: он допрашивал с пристрастием кого-то из участников. И надо полагать, что участник поведал ему о предательстве французского офицера, что господин Дюма, с его любовью к историческим подробностям, радостно включил в замысел своего романа.
Итак, молодой француз, сотрудник «Съекль», догадался, какую роль сыграл господин Баржетон, ныне господин Камюзо, в истории создания романа. Оставалось непонятным, для чего неведомый автор «Графини Монте-Кристо» употребил в своем произведении имена действительно живущих людей, сотворив из них при этом злодеев, каких свет не видывал.
Вернемся же к переполненному тайнами роману «Графиня Монте-Кристо».
Как и следовало ожидать, мост через реку, который следовало преодолеть Гайде и ее верным спутникам, оказался испорчен, и карета едва не свалилась в воду. Художник, нарисовавший иллюстрации к роману, изобразил нам страшное зрелище: высокая скала, и над пропастью, едва цепляясь одним колесом за хилый куст, висит элегантный экипаж, явно английской работы. Лошади же парят в воздухе наподобие бескрылых Пегасов.
Вообще в старое доброе время этого художника непременно отправили бы на конюшню для разумного отеческого увещевания. Портрет Гайде ему решительно не удался, Валентина похожа на Гайде, как две капли воды, даже платья у них одинаковые, а попытка изобразить слона, размахивающего хоботом на фоне алжирских пирамид, вызывает у читателей нечто вроде священного трепета, ибо смертному так малевать не дано, и сердце чует, что карандаш держала отнюдь не человеческая рука.
Белокурый красавчик Этьен Видаль был готов к такой причуде судьбы. Откуда-то взялись у него веревки, чуть ли не канаты, и ему удалось при помощи Дюканжа не только вытащить из кареты Гайде с Валентиной и Максимилианом, но и самую карету вместе с лошадьми удивительно легко вытянуть на безопасное место. Заметим при этом, что обоз с прислугой и мебелью так и не появился у моста. Трудно сказать, какой дорогой он двигался, но исправно прибыл в Северную Пальмиру разом с путешественниками.
В дороге Видаль оказывал всяческое внимание Гайде, а именно: пожирал и испепелял ее огненными взорами. Проделывал он это в полном соответствии с романтической трагедией господина Гюго «Эрнани», где главный герой, будучи послан служить грандом в Эскорьял, получает от хозяина своего напутствие: «Вот этой женщины любовником ты стань!» Но бедняжке Гайде было не до кавалеров. Она спешила исправить ошибку своего супруга, как полагал Максимилиан – горячо любимого, но у Валентины сложилось на сей предмет свое особое мнение.
Валентина, дама приятная во всех отношениях, став супругой, несколько поумнела. Волей господина Дюма она получила в мужья офицера мужественного, отважного и чертовски красивого, но мало способного к делам. Уйдя в отставку, Максимилиан предавался блаженному безделью и даже несколько располнел. Валентина же хотела видеть в нем рачительного хозяина и сама, без подсказки, пришла к мысли, что мужчина должен быть чем-то занят, хотя бы ходить по утрам в присутствие и исполнять должность столоначальника. Мужчина, не имеющий занятия, несколько портится, и Валентина подозревала, что именно это произошло с графом Монте-Кристо. Лишенный своего занятия, которое заключалось в востановлении справедливости, он вряд ли стал на старости лет осваивать иное ремесло. Было у Валентины и еще одно страшное подозрение, но из уважения к целомудрию наших милых читательниц мы его опустим. Намекнем лишь, что четырнадцатилетнее заключение вкупе с плохим питанием и расстройством чувств плохо влияет на здоровье узников.
Поэтому страстная погоня Гайде за молодым и красивым виконтом Альбером, единственным из мужчин, кого она принимала в своих апартаментах и с кем разговаривала до вступления в супружество с графом Монте-Кристо, казалась умнице Валентине весьма подозрительной. Даже то, что Альбер был сыном убийцы ее отца, могло сподвигнуть сердце пылкой албанки сперва на жгучую ненависть, а потом, что вполне естественно, на не менее жгучую любовь, ибо страсть, доведенная до крайности, очень легко переходит в свою противоположность.
В конце концов герои романа въехали в Санкт-Петербург. И тут непостижимым образом выяснилось, как зовут русского набоба. Почему-то в Африке автору это было безразлично, в столице же Гайде принялась наводить справки, не знает ли кто господина, который в парчовом халате отправился пужать алжирских тигров. И прозвучало имя, которое привело половину нашей редакции в ужас, как бы при виде воскресшего покойника. С воплями: «Сгинь, рассыпься, нечистая сила!» отскочили г-да журналисты от раскрытой книги. Вторая же половина осмелилась, крестясь и трепеща, прочитать вслух, как звали набоба. Трепещи и ты, о легкомысленный читатель, – его звали Грегуар Потемкин-Тавричес! И полувека не прошло, как слава покойного князя докатилась до Франции. Правда, выговорить до конца славное имя не всякому французу бы удалось, и автор, видеть, даже не пытался.
Далее интрига закручивается по всем правилам. Альбера найти не так-то просто. Вместо того, чтобы адресоваться в полицию, которая ведет учет всем иностранцам, Гайде со свитой отправляется в театр – потому что какой же француз не посетит представления «Гугенотов»? В сей опере пользуется бешеным успехом прекрасная певица Виолетта де Сент-Лоран, исполняющая партию Валентины, блистает там и другая француженка, взявшая звучный псевдоним «Эртебиза», в роли мальчика, пажа Урбана. Ходят слухи, что благосклонности Виолетты добивается Потемкин-Тавричес, и Гайде принимает решение – искать встречи с певицей, чтобы просить ее узнать у набоба, где скрывается привезенный им из Алжира Альбер.
Забегая вперед, скажу, что причины скрываться у Альбера, в сущности, не было, просто автору хотелось вывести на сцену двух прелестных певиц и вдоволь порассуждать об оперной музыке. В свое время господин Жорж Санд столько о ней поведал в романе «Консуэло», что все французские писатели считают своим долгом поместить в роман хотя бы маленький музыковедческий трактат, а без трактата нехорошо – публика смеяться станет. Как же, скажет, братец, ты трактат сочинить поленился?
И тут красавчик Видаль оказывает свой гнусный характер, заодно сообщая тебе, испуганный читатель, о своем происхождении. Уже увидев из ложи артисток, испускающих божественные трели и фиоритуры, он демонически усмехается и бормочет под нос нечто по-итальянски. Тут бы тебе и сообразить, но нет, автор на твою сообразительность не надеется, а нарочно выписывает целую сцену с узнаванием. Когда Гайде отправляет Видаля разведать о местожительстве певицы, он просто-напросто вторгается ночью в окошко к Виолетте и ошарашивает ее такими словами:
Но он не знал, что явился совершенно некстати. Очаровательный набоб Грегуар Потемкин-Тавричес был сильно увлечен Луизой д’Армильи, был сильно распален гордостью и сопротивлением певицы, и самой малости недоставало, чтобы он предложил красавице руку и сердце. Для того-то и уезжал он поохотиться а Алжир, что понадеялся на поговорку: с глаз долой – из сердца вон, но сражения с тиграми не истребили в набобовой душе любви, а вовсе наоборот. Луиза же обнаружила, что соскучилась по своему упрямому воздыхателю, и уж согласилась в душе сказать ему «да». Ты видишь сам, догадливый читатель, что явление бедного беглого каторжника в спальне красавицы могло смешать все планы. Луиза и Эжени подозревали, что вся их прислуга подкуплена ревнивым набобом, и о госте, влезающем в окошко, ему тут же донесут.
Эжени уж готова была пристрелить этот призрак прошлого, но мягкосердечная Луиза отговорила ее и сделала именно то, на что рассчитывал Бенедетто: предложила откупиться.
Эжени сказала, что пойдет за деньгами, и вышла из спальни Луизы. Тогда Бенедетто расспросил певицу о французском офицере, которого Потемкин-Тавричес привез из Африки. В какую-то минуту их разговора тебе, читатель, может показаться, что речь идет о звере диковинной породы, но ты не давай воли фантазии. Оказалось, что Альбер живет в загородном владении набоба и – ахни, читатель! – пишет книгу об особенностях алжирской национальной охоты. Туда же вызвана и его многострадальная матушка. Тут и горничная подоспела с вышитым кошельком (автор забыл, что прислуга подкуплена), так что Бенедетто покинул спальню с двоякой добычей – и сведениями разжился, и деньгами.
Он только не знал, что за ним следует Эжени Данглар, переодетая, по обыкновению своему, в мужской костюм. Эта деятельная и энергическая девица выследила каторжника, пройдя за ним пешком от Александро-Невской лавры до самого Крестовского острова, где оборудовал себе приют главный злодей этого романа. Приникнув щекой к окошку, она подслушала доклад Бенедетто и таким образом узнала, что супруга графа Монте-Кристо находится в Санкт-Петербурге.
И тут, любезный читатель, есть некая зацепочка, торчит некая ниточка, вовсе неприметная. Не всякий догадается потянуть за нее и размотать клубочек. Обрати же особое внимание, что Эжени знает, какую роль сыграл граф Монте-Кристо в разорении ее семьи из писем, которые она получает из Парижа. И задумайся – кто бы мог писать ей эти письма. Задай также себе вопрос: отчего девица, бесстрашно бросившая родителей и ставшая актеркой, по всей видимости равнодушная к судьбе отца и матери, вдруг решается мстить графу?
План ее таков: рассказать набобу историю своей семьи, но изменить одну мелочь – пусть дочерью разоренного банкира явится Луиза д’Армильи, погубительницей же выставить супругу графа Монте-Кристо, Гайде, приехавшую нарочно из Турции, чтобы преследовать и дальше бедную Луизу.
Вот какая отчаянная интрига закручивается в романе. Но в действительности интрига еще отчаяннее, хотя в ней и не блистают невинные белокурые красавицы в белоснежных пеньюарах.
Вернемся теперь к человеку, который существует в действительности, к корреспонденту парижской газеты «Сьекль». Оставив все иные дела, этот настойчивый молодой человек стал доискиваться, где теперь прячется господин Баржетон де Камюзо. Он не без оснований решил, что только этот человек объяснит ему, для чего загадочный автор романа «Графиня Монте-Кристо» сделал трех почтенных провинциальных обывателей страшными злодеями и как это связано с осадой Янины. Заметим, кстати, что Видаль, Жиродо и Дюканж, проживающие в Нормандии, романа не читали и о злодействе своем не подозревали.
Хотя редактор «Сьекль» и грозил журналисту всевозможными карами за отлынивание от прямых обязанностей, включая отлучение от газетных полос, этот неутомимый искатель истины обошел всех давних приятелей господина Дюма и получил наконец адрес г-на де Камюзо. Оказалось, бывший участник обороны Янины проживает на окраине Парижа в собственном доме. Журналист отправился туда, но не был даже впущен. Дом этот скорее напоминал укрепленный форт – двор его был окружен каменной стеной в два человеческих роста, выходящие на улицу окна были замурованы (очевидно, хозяин научился этому на Востоке), а впускали только поставщиков продовольствия и двух докторов. Прислуга со двора не выходила вовсе.
Все эти предосторожности разожгли любопытство молодого француза. Обладая силой и ловкостью греческого атлета, он преодолел забор и явился в спальню господина Баржетона де Камюзо точно так же, как каторжник Бенедетто – в спальню к Луизе, а именно – через окошко.
Он увидел перед собой человека пожилых лет и в весьма бедственном состоянии. Не секрет, что ветераны держатся бодро лишь до определенного срока – при наступлении старости все их раны и увечья разом оживают и наступают единым фронтом. Именно это произошло с господином де Баржетон де Камюзо. Но в довершение всех бед несчастный повредился рассудком. Увидев юношу, возникшего в окошке, он закричал не своим голосом: «Я узнал тебя! Ты пришел с того света погубить меня!» и лишился сознания. На крик прибежали слуги, и журналисту пришлось скрываться бегством.
Всякая дама знает множество случаев, когда в заброшенной усадьбе вдруг является случайному гостю белая тень, и в тени той местные жители безошибочно узнают какую-нибудь безутешную невесту, скончавшуюся в девках, или безвинно убиенного старца. У французов тоже есть приемы обхождения с призраками. Но падать в обморок – уж больно странно для бывшего вояки. И корреспондент «Сьекль» понял: во-первых, совесть ветерана изрядно нечиста, во-вторых, он боится явления мстителя с того света.
Честно признаюсь, все это время мы ждали появления загадочного незнакомца, который тайно оберегал бы Гайде от слонов, верблюдов, тигров, обезьян и злых людоедов. В романе, написанном дамой, это герой самый обязательный, а тут была прелестная возможность на последних страницах снять с него маску, чтобы все увидели благородное бледное лицо графа Монте-Кристо.
Но нет – граф словно бы напрочь вылетел у всех из головы, в том числе и у автора. Остается лишь предполагать, что он, преспокойно отпустив на поиски приключений свою супругу и мать своих деток, сидит где-то на солнечной террасе, созерцает волны Средиземного моря и покуривает кальян. Он, кстати, так до конца романа и не явится на сцене – да особо и не нужен.
Но зато на сцену является наконец злодей!
Догадавшись о том, мы едва хором не возопили: «Ахти, батюшки мои, злодей!» и не кинулись прятаться под стол и за печку. Столь многообещающе зловещ был сей господин, непременно с демонической усмешкой на сведенных судорогой устах. Он подпущен был в самый блаженный миг – когда Гайде со свитой, наверное напав на след беглого из французской армии Альбера (как же иначе назвать внезапный отъезд в обществе русского набоба? Да и дико было бы романтическому персонажу подавать вышестоящим чинам прошение об отпуске!), где-то на берегу реки Вильно и на окраине города Немана садится, весьма довольная, в карету. Карета удаляется (о том, что за ней следует целый обоз с прислугой и мебелью, включая ванну, автор в тот миг позабывает, ему нужна одинокая карета на пустынной дороге), а некто в черном плаще с пелериной и в черной шляпе выходит из сумрака и ехидно так скалится, глядя вслед облаку пыли, оставленному каретой. И к гадалке не ходи – злодей, доподлинный злодей! Глубоко посаженные глаза, избороздившие лик морщины, следы адских страстей на челе – ну как же не злодей? Без него нельзя. Коли мы лишились тигриной охоты и переправы через бурную реку, пересекающую Алжир поперек, то непременно нужен злодей, иначе читать станет скучно.
Мы, российские жители, стали было во всякой строчке, касающейся сего дьявола в человеческом облике, искать воплощенное зло и принюхивались к книжке на предмет запаха адской серы. Но собратья наши, французские журналисты, обратили внимание на весьма точное описание некого провинциального нормандского городка, откуда родом сей сатана. Как для нас есть признаки российской провинции, которые дано знать лишь человеку, несколько в ней пожившему, так и для французов есть признаки и человеческие типы французской провинции. Как оказалось позднее, тут-то загадочный автор и раскинул сеть, дабы поймать свою добычу. Он предусмотрел, что из тысячи парижских читателей наверняка найдется человек десять, бывавших именно в том уголке Нормандии. А читателю (прости, друг наш незримый!) свойственно в таких случаях, размахивая книжицей, вопить: люди добрые, да тут же доподлинно описан забор вокруг владений моей троюродной бабки, унтер-офицерской вдовы, со всеми лопухами!
Молодой и расторопный корреспондент газеты «Сьекль» ринулся тут же, пока его не опередили, в нормандский городишко – искать следов таинственного автора романа «Графиня Монте-Кристо». К тому времени парижане уже додумались, что автор – дама, но все парижские пишущие дамы были наперечет. Молодой человек поставил своей задачей отыскать особу, получившую достаточное образование для занятий литературой, которая либо выросла в этом городке, либо поселилась там в результате замужества.
Но заместо дамы он обнаружил троих мужчин...
Вернемся же на время к причудливому роману:
« – Эй, Жирудо! – позвал незнакомец, не оборачиваясь, и из-за угла вышел мужчина, пожилой, но еще весьма бодрый, краснолицый, что свидетельствовало о склонности к горячительным напиткам, и совершенно седой. В левой руке он держал трость со свинцовым набалдашником и, глядя на него, легко было поверить, что он способен тростью своей отбиться от четырех и даже пятерых противников.Мы не знаем, откуда господа литераторы берут имена второстепенных своих персонажей. Возможно, из газет, из хроники незначительных происшествий. Но автор романа «Графиня Монте-Кристо» не таков. Вообразите себе удивление молодого журналиста, когда, разыскивая загадочную даму, он обнаружил процветающего трактирщика Дюканжа, в точности похожего на сообщника злодея, и некого Этьена Видаля, счастливого супруга богатой дамы старше себя лет на двадцать, и, соответственно, ветерана Жирудо, домовладельца, имеющего неплохой доход. Внешность их полностью соответствовала описанной в романе.
– Что прикажете, сударь?
– Вели закладывать экипаж. И отыщи Видаля. Куда он запропал?
– Он, как всегда, щиплет за бока кухарок, сударь, – доложил Жирудо, ухмыляясь. – После наших греческих экспедиций здесь сущий рай. Ни один муж не ворвется, размахивая саблей, ни один папенька не станет палить в тебя из пистоли, которая старше его самого на добрую сотню лет.
– Ступай, старый болтун.
Жирудо ушел. Незнакомец не отводил взгляда от кареты, которая уже обратилась в черную точку.
– Изволили требовать меня, сударь? – спросил молодой звонкий голос.
– Собирайся. Видишь карету? Ты поскачешь за ней следом, не приближаясь чересчур, удерживая ее в поле зрения. Дорога прескверная, а если они даже одолеют все ухабы, то мост окажется неодолимым препятствием...
Незнакомец рассмеялся демоническим хохотом, от которого у человека непривычного побежали бы мурашки по коже. Но Видаль не первый год служил этому человеку и преспокойно поклонился, показывая готовность выполнять распоряжение.
Это был красавчик лет двадцати пяти или двадцати семи, не более, который, будь на нем модный фрак, прекрасно смотрелся бы в любой великосветской гостиной, настолько исполнено грации было каждое его движение. Ростом чуть выше среднего, белокурый, он носил бородку и усы почти черные. Глаза же, в обрамлении густых ресниц, были темно-карие с поволокой, глаза истинного южанина, ленивого и страстного.
Сейчас он был одет по-дорожному, в доверху застегнутый сюртук, сшитый, впрочем, хорошим портным, в узкие панталоны и сапоги.
– Ты окажешь им все услуги, какие только потребуются в их бедственном положении. Ты присоединишься к ним на правах друга и будешь сопровождать их, служа им со всем усердием. Возьми в экипаже приготовленный для тебя баул. Там – все, что тебе потребуется. Ты возьмешь с собой Дюканжа. Неприлично юноше из хорошей семьи путешествовать без слуги. Повтори мне то, чему я тебя учил.
– Меня зовут Луи де Фонтен, я младший сын известного в Варшаве адвоката, я желаю добиться славы на литературном поприще, мой баул полон гениальных романтических трагедий, но злодей-отец желает видеть меня младшим клерком в своей конторе, – бойко отвечал красавчик. – Я хочу составить себе имя в Санкт-Петербурге.
– Хорошо, ступай.
Несколько минут спустя к незнакомцу подъехали два всадника. Один был известный нам Видаль, другой – Дюканж, крупный широкоплечий мужчина, ветеран каких-то давних сражений, чье лицо было изуродовано сабельным ударом».
Корреспондент «Сьекль» оказался весьма сообразительным молодым человеком. Он попытался было найти сперва даму, с которой были бы знакомы все трое, но дама была совершенно неуловима. И тут счастливая мысль посетила нашего коллегу: докопаться, нет ли между этими тремя чего-то общего? Оказалось при расследовании, что у Дюканжа и Жирудо общее боевое прошлое – они служили вместе под началом одного командира. Корреспондент копнул еще глубже и отыскал тот клад, к которому вел его, разбрасывая на пути приметы, загадочный автор романа «Графиня Монте-Кристо», – добрых три десятка лет назад юные Жиродо и Дюканж служили в артиллеристах и вместе со своим командиром оказались сперва в Далмации, затем – (ахни, о наш прозорливый читатель, ибо мы уверены – ты угадал!) – затем вместе с ним попали в Янину. И, пережив там годичную осаду, чудом уцелев, успев еще повоевать у Миссолонги и повидать там прославленного лорда Байрона, Жиродо и Дюканж вернулись во Францию.
Наш коллега понятия не имел, куда приведет его сказочный клубочек, но он разматывал ниточку наугад и нашел на ее конце еще два имени. Первое было – «де Труавиль», а другое – «Баржетон». Оба в 1822 году были в Янине на службе у Али-паши Тебелинского. И оба, надо полагать, были командирами у Жиродо и Дюканжа.
Расспросить генерала де Труавиля было невозможно – он вместе с супругой своей погиб в море. Оставался господин Баржетон. Корреспондент «Сьекль», не найдя его в Нормандии, вернулся в Париж и стал наводить справки. Оказалось, что сей господин, приобретя посредством выгодного брака поместье, сперва стал зваться Пьер-Мари-Элиас Баржетон де Камюзо, а затем – просто де Камюзо, пойдя по пути всех мещан во дворянстве.
Тут уж наш коллега-журналист пришел в неописуемый восторг, поскольку господин де Камюзо был ему известен лично. Скажем более – он был известен всем, кто несколько лет назад составлял свиту щедрого и великодушного господина Дюма. И тут возник вопрос: не этот ли господин поделился с прославленным литератором подробностями осады Янины?
Российские поклонники, а главным образом очаровательные поклонницы прославленного литератора пережили в свое время некоторое потрясение. Мы привыкли к тому, что русский писатель, собравшись писать нечто историческое, роется в пыльных летописях, вызывает дух историографа Карамзина, мается несколько лет и вдруг являет взору нашему произведение, в коем не всегда концы с концами сходятся, а герои вещают, как если бы выступали в трагедиях незабвенного пиита Тредиаковского. И господин Дюма, издав чуть ли не в один год три преогромных романа («Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо» и «Королева Марго»), сильно нас озадачил. Вкралось даже в души подозрение – да не ахинею ли нам преподносят? Но выступления литератора в печати всех успокоили – он готовился к написанию романов едва ли не десять лет и посетил все места, где разворачивается их действие. Что касается «Графа Монте-Кристо», господин Дюма божится, что побывал в Марселе, ездил на остров Иф, совершил путешествие в Италию, а оттуда поплыл к острову Эльба, где увидел среди моря величественный утес «Монте-Кристо», что значит «Гора Христова».
В списке этом, как ты, читатель, заметил, нет албанского города под названием Янина. Однако ж литератор столь ярко живописал обстоятельства осады, что становится ясно: он допрашивал с пристрастием кого-то из участников. И надо полагать, что участник поведал ему о предательстве французского офицера, что господин Дюма, с его любовью к историческим подробностям, радостно включил в замысел своего романа.
Итак, молодой француз, сотрудник «Съекль», догадался, какую роль сыграл господин Баржетон, ныне господин Камюзо, в истории создания романа. Оставалось непонятным, для чего неведомый автор «Графини Монте-Кристо» употребил в своем произведении имена действительно живущих людей, сотворив из них при этом злодеев, каких свет не видывал.
Вернемся же к переполненному тайнами роману «Графиня Монте-Кристо».
Как и следовало ожидать, мост через реку, который следовало преодолеть Гайде и ее верным спутникам, оказался испорчен, и карета едва не свалилась в воду. Художник, нарисовавший иллюстрации к роману, изобразил нам страшное зрелище: высокая скала, и над пропастью, едва цепляясь одним колесом за хилый куст, висит элегантный экипаж, явно английской работы. Лошади же парят в воздухе наподобие бескрылых Пегасов.
Вообще в старое доброе время этого художника непременно отправили бы на конюшню для разумного отеческого увещевания. Портрет Гайде ему решительно не удался, Валентина похожа на Гайде, как две капли воды, даже платья у них одинаковые, а попытка изобразить слона, размахивающего хоботом на фоне алжирских пирамид, вызывает у читателей нечто вроде священного трепета, ибо смертному так малевать не дано, и сердце чует, что карандаш держала отнюдь не человеческая рука.
Белокурый красавчик Этьен Видаль был готов к такой причуде судьбы. Откуда-то взялись у него веревки, чуть ли не канаты, и ему удалось при помощи Дюканжа не только вытащить из кареты Гайде с Валентиной и Максимилианом, но и самую карету вместе с лошадьми удивительно легко вытянуть на безопасное место. Заметим при этом, что обоз с прислугой и мебелью так и не появился у моста. Трудно сказать, какой дорогой он двигался, но исправно прибыл в Северную Пальмиру разом с путешественниками.
В дороге Видаль оказывал всяческое внимание Гайде, а именно: пожирал и испепелял ее огненными взорами. Проделывал он это в полном соответствии с романтической трагедией господина Гюго «Эрнани», где главный герой, будучи послан служить грандом в Эскорьял, получает от хозяина своего напутствие: «Вот этой женщины любовником ты стань!» Но бедняжке Гайде было не до кавалеров. Она спешила исправить ошибку своего супруга, как полагал Максимилиан – горячо любимого, но у Валентины сложилось на сей предмет свое особое мнение.
Валентина, дама приятная во всех отношениях, став супругой, несколько поумнела. Волей господина Дюма она получила в мужья офицера мужественного, отважного и чертовски красивого, но мало способного к делам. Уйдя в отставку, Максимилиан предавался блаженному безделью и даже несколько располнел. Валентина же хотела видеть в нем рачительного хозяина и сама, без подсказки, пришла к мысли, что мужчина должен быть чем-то занят, хотя бы ходить по утрам в присутствие и исполнять должность столоначальника. Мужчина, не имеющий занятия, несколько портится, и Валентина подозревала, что именно это произошло с графом Монте-Кристо. Лишенный своего занятия, которое заключалось в востановлении справедливости, он вряд ли стал на старости лет осваивать иное ремесло. Было у Валентины и еще одно страшное подозрение, но из уважения к целомудрию наших милых читательниц мы его опустим. Намекнем лишь, что четырнадцатилетнее заключение вкупе с плохим питанием и расстройством чувств плохо влияет на здоровье узников.
Поэтому страстная погоня Гайде за молодым и красивым виконтом Альбером, единственным из мужчин, кого она принимала в своих апартаментах и с кем разговаривала до вступления в супружество с графом Монте-Кристо, казалась умнице Валентине весьма подозрительной. Даже то, что Альбер был сыном убийцы ее отца, могло сподвигнуть сердце пылкой албанки сперва на жгучую ненависть, а потом, что вполне естественно, на не менее жгучую любовь, ибо страсть, доведенная до крайности, очень легко переходит в свою противоположность.
В конце концов герои романа въехали в Санкт-Петербург. И тут непостижимым образом выяснилось, как зовут русского набоба. Почему-то в Африке автору это было безразлично, в столице же Гайде принялась наводить справки, не знает ли кто господина, который в парчовом халате отправился пужать алжирских тигров. И прозвучало имя, которое привело половину нашей редакции в ужас, как бы при виде воскресшего покойника. С воплями: «Сгинь, рассыпься, нечистая сила!» отскочили г-да журналисты от раскрытой книги. Вторая же половина осмелилась, крестясь и трепеща, прочитать вслух, как звали набоба. Трепещи и ты, о легкомысленный читатель, – его звали Грегуар Потемкин-Тавричес! И полувека не прошло, как слава покойного князя докатилась до Франции. Правда, выговорить до конца славное имя не всякому французу бы удалось, и автор, видеть, даже не пытался.
Далее интрига закручивается по всем правилам. Альбера найти не так-то просто. Вместо того, чтобы адресоваться в полицию, которая ведет учет всем иностранцам, Гайде со свитой отправляется в театр – потому что какой же француз не посетит представления «Гугенотов»? В сей опере пользуется бешеным успехом прекрасная певица Виолетта де Сент-Лоран, исполняющая партию Валентины, блистает там и другая француженка, взявшая звучный псевдоним «Эртебиза», в роли мальчика, пажа Урбана. Ходят слухи, что благосклонности Виолетты добивается Потемкин-Тавричес, и Гайде принимает решение – искать встречи с певицей, чтобы просить ее узнать у набоба, где скрывается привезенный им из Алжира Альбер.
Забегая вперед, скажу, что причины скрываться у Альбера, в сущности, не было, просто автору хотелось вывести на сцену двух прелестных певиц и вдоволь порассуждать об оперной музыке. В свое время господин Жорж Санд столько о ней поведал в романе «Консуэло», что все французские писатели считают своим долгом поместить в роман хотя бы маленький музыковедческий трактат, а без трактата нехорошо – публика смеяться станет. Как же, скажет, братец, ты трактат сочинить поленился?
И тут красавчик Видаль оказывает свой гнусный характер, заодно сообщая тебе, испуганный читатель, о своем происхождении. Уже увидев из ложи артисток, испускающих божественные трели и фиоритуры, он демонически усмехается и бормочет под нос нечто по-итальянски. Тут бы тебе и сообразить, но нет, автор на твою сообразительность не надеется, а нарочно выписывает целую сцену с узнаванием. Когда Гайде отправляет Видаля разведать о местожительстве певицы, он просто-напросто вторгается ночью в окошко к Виолетте и ошарашивает ее такими словами:
« – Немедленно убирайтесь отсюда! – воскликнула хрупкая, но исполненная решимости Виолетта. – Или я позову слуг!Бенедетто сделал глупость, начав корчить из себя площадного шута. Простим его, уважаемый читатель, он всего-навсего старался сесть разом на два стула и получить деньги не только от своего хозяина, который приставил его к Гайде, но и с дочери барона Данглара за молчание.
– Я советую вам, красотка, позвать вашу подругу Эртебизу. Когда она увидит меня, никаких слуг звать не придется – вам обеим ни к чему скандал. Впрочем, она такая же Эртебиза, как вы – Виолетта!
– Но кто же вы? – придерживая на груди распахнувшийся пеньюар левой рукой, правой же продолжая сжимать бронзовый двусвечник, спросила певица.
– А, вы не узнаете меня? И верно – в Париже вы даже глядеть в мою сторону не желали. Я прекрасно помню, как высокомерно отворачивались вы, когда я входил в гостиную.
– О Господи! – прошептала Виолетта. – Кажется, я узнаю вас! Эжени! Эжени, сюда!
– Вот уж нет никакой Эртебизы, и сами вы – не Виолетта теперь, а Луиза, – садясь в кресло, заметил Видаль. – Вы поступили правильно – чтобы начать новую жизнь, сперва следует переменить имя. И Луиза д’Армильи стала Виолеттой де Сент-Лоран, подруга же ее Эжени, дочь преступника, по чьей милости обанкротилось немиало благородных семей, отказалась от фамилии и сделалась просто Эртебизой. Она не желает, видите ли, быть баронессой Данглар, дочерью беглого банкира и невестой каторжника!
– Молчите, ради Бога, молчите, не смейте оскорблять ее! – вскричала Луиза, ибо это действительно была она. – Эжени!
Дверь распахнулась, на пороге стояла черноволосая, коротко стриженая женщина в мужском костюме, но уже без сюртука и жилета. Пистолет в ее руке был нацелен на Видаля. Но мошенник остался невозмутим.
– Прекрасная моя невеста, я счастлив видеть вас! – издевательским тоном произнес он. – Кажется, сейчас самое время продолжить наш роман. Нет родителей, которые бы нам помешали...
– Андрея Кавальканти? Это вы?
– Я, моя голубка. Хотя вместе с фраком я скинул и имя, и любящая невеста может звать меня, как я привык в Италии: Бенедетто».
Но он не знал, что явился совершенно некстати. Очаровательный набоб Грегуар Потемкин-Тавричес был сильно увлечен Луизой д’Армильи, был сильно распален гордостью и сопротивлением певицы, и самой малости недоставало, чтобы он предложил красавице руку и сердце. Для того-то и уезжал он поохотиться а Алжир, что понадеялся на поговорку: с глаз долой – из сердца вон, но сражения с тиграми не истребили в набобовой душе любви, а вовсе наоборот. Луиза же обнаружила, что соскучилась по своему упрямому воздыхателю, и уж согласилась в душе сказать ему «да». Ты видишь сам, догадливый читатель, что явление бедного беглого каторжника в спальне красавицы могло смешать все планы. Луиза и Эжени подозревали, что вся их прислуга подкуплена ревнивым набобом, и о госте, влезающем в окошко, ему тут же донесут.
Эжени уж готова была пристрелить этот призрак прошлого, но мягкосердечная Луиза отговорила ее и сделала именно то, на что рассчитывал Бенедетто: предложила откупиться.
Эжени сказала, что пойдет за деньгами, и вышла из спальни Луизы. Тогда Бенедетто расспросил певицу о французском офицере, которого Потемкин-Тавричес привез из Африки. В какую-то минуту их разговора тебе, читатель, может показаться, что речь идет о звере диковинной породы, но ты не давай воли фантазии. Оказалось, что Альбер живет в загородном владении набоба и – ахни, читатель! – пишет книгу об особенностях алжирской национальной охоты. Туда же вызвана и его многострадальная матушка. Тут и горничная подоспела с вышитым кошельком (автор забыл, что прислуга подкуплена), так что Бенедетто покинул спальню с двоякой добычей – и сведениями разжился, и деньгами.
Он только не знал, что за ним следует Эжени Данглар, переодетая, по обыкновению своему, в мужской костюм. Эта деятельная и энергическая девица выследила каторжника, пройдя за ним пешком от Александро-Невской лавры до самого Крестовского острова, где оборудовал себе приют главный злодей этого романа. Приникнув щекой к окошку, она подслушала доклад Бенедетто и таким образом узнала, что супруга графа Монте-Кристо находится в Санкт-Петербурге.
И тут, любезный читатель, есть некая зацепочка, торчит некая ниточка, вовсе неприметная. Не всякий догадается потянуть за нее и размотать клубочек. Обрати же особое внимание, что Эжени знает, какую роль сыграл граф Монте-Кристо в разорении ее семьи из писем, которые она получает из Парижа. И задумайся – кто бы мог писать ей эти письма. Задай также себе вопрос: отчего девица, бесстрашно бросившая родителей и ставшая актеркой, по всей видимости равнодушная к судьбе отца и матери, вдруг решается мстить графу?
План ее таков: рассказать набобу историю своей семьи, но изменить одну мелочь – пусть дочерью разоренного банкира явится Луиза д’Армильи, погубительницей же выставить супругу графа Монте-Кристо, Гайде, приехавшую нарочно из Турции, чтобы преследовать и дальше бедную Луизу.
Вот какая отчаянная интрига закручивается в романе. Но в действительности интрига еще отчаяннее, хотя в ней и не блистают невинные белокурые красавицы в белоснежных пеньюарах.
Вернемся теперь к человеку, который существует в действительности, к корреспонденту парижской газеты «Сьекль». Оставив все иные дела, этот настойчивый молодой человек стал доискиваться, где теперь прячется господин Баржетон де Камюзо. Он не без оснований решил, что только этот человек объяснит ему, для чего загадочный автор романа «Графиня Монте-Кристо» сделал трех почтенных провинциальных обывателей страшными злодеями и как это связано с осадой Янины. Заметим, кстати, что Видаль, Жиродо и Дюканж, проживающие в Нормандии, романа не читали и о злодействе своем не подозревали.
Хотя редактор «Сьекль» и грозил журналисту всевозможными карами за отлынивание от прямых обязанностей, включая отлучение от газетных полос, этот неутомимый искатель истины обошел всех давних приятелей господина Дюма и получил наконец адрес г-на де Камюзо. Оказалось, бывший участник обороны Янины проживает на окраине Парижа в собственном доме. Журналист отправился туда, но не был даже впущен. Дом этот скорее напоминал укрепленный форт – двор его был окружен каменной стеной в два человеческих роста, выходящие на улицу окна были замурованы (очевидно, хозяин научился этому на Востоке), а впускали только поставщиков продовольствия и двух докторов. Прислуга со двора не выходила вовсе.
Все эти предосторожности разожгли любопытство молодого француза. Обладая силой и ловкостью греческого атлета, он преодолел забор и явился в спальню господина Баржетона де Камюзо точно так же, как каторжник Бенедетто – в спальню к Луизе, а именно – через окошко.
Он увидел перед собой человека пожилых лет и в весьма бедственном состоянии. Не секрет, что ветераны держатся бодро лишь до определенного срока – при наступлении старости все их раны и увечья разом оживают и наступают единым фронтом. Именно это произошло с господином де Баржетон де Камюзо. Но в довершение всех бед несчастный повредился рассудком. Увидев юношу, возникшего в окошке, он закричал не своим голосом: «Я узнал тебя! Ты пришел с того света погубить меня!» и лишился сознания. На крик прибежали слуги, и журналисту пришлось скрываться бегством.
Всякая дама знает множество случаев, когда в заброшенной усадьбе вдруг является случайному гостю белая тень, и в тени той местные жители безошибочно узнают какую-нибудь безутешную невесту, скончавшуюся в девках, или безвинно убиенного старца. У французов тоже есть приемы обхождения с призраками. Но падать в обморок – уж больно странно для бывшего вояки. И корреспондент «Сьекль» понял: во-первых, совесть ветерана изрядно нечиста, во-вторых, он боится явления мстителя с того света.