Страница:
иммунитетапротив этого морального недуга. Следует обрести реальный опыт встречи с существом более высокого уровня, чем ты сам. Под «конкретной встречей» я не имею в виду ни ощущение «высшей Самости», ни более или менее смутное ощущение «присутствия существа более высокого порядка», ни даже ощущение «потока вдохновения», наполняющего человека жизнью и светом, — нет, под «конкретной встречей» я имею в виду не что иное, как настоящую, реальную встречу — лицом к лицу. Она может быть духовной — лицезрение в видении — или более конкретной физически. Так (приведу лишь
одиниз множества известных примеров), Св. Тереза Авильская видела Христа, беседовала с Ним, задавала вопросы и получала советы и наставления в сфере объективной духовности (поскольку духовность не является исключительно субъективной — она может быть и объективной). И, разумеется, Папюс и группа его друзей-оккультистов видели Филиппа Лионского в физической сфере. Вот два примера тех конкретных встреч, которые я имею в виду.
Итак, тот, кто приобрел опыт конкретной встречи с высшим существом (со святым или праведником, с Ангелом или иным иерархическим существом, с Девой Марией, с Христом...), посредством одного лишь этого факта становится неуязвим для мании величия. Опыт пребывания лицом к Лицу со Всевышним неизбежно приводит к полному исцелению и приобретению иммунитета против всякой склонности к мании величия. Ни один человек, который видели слышал, не в состоянии сотворить идола из самого себя. Более того, истинным и окончательным критерием реальности этих так называемых «визионерских» опытов, т. е. их фальшивости либо достоверности, является их моральное воздействие, — а именно, делают ли они реципиента более смиренным или более претенциозным. Опыт встреч с Христом делал Св. Терезу Авильскую все более смиренной. Опыт встречи в земной сфере с Филиппом Лионским также привел Папюса и его друзей-оккультистов к большему смирению. Стало быть, оба эти опыта — сколь бы они ни разнились относительно субъекта и объекта — были аутентичными. В процессе этих опытов ни Папюс не усомнился в духовном величии того, в ком он признал своего «духовного наставника», ни — тем более — Св. Тереза не усомнилась в реальности Христа, Которого она видела и речь Которого слышала.
Загляните в Библию, дорогой неизвестный друг, — и вы найдете в ней множество примеров этого закона, который можно сформулировать следующим образом: истинный опыт общения с Божеством приводит к смирению; тот же, у кого смирение отсутствует, не имел истинного общения с Божеством. У Христа, у пророков, «видевших и слышавших» Бога Израиля, — ни у кого из них не найти даже намека на ту гордыню, которая непременно обнаруживается у многих проповедников гностицизма, которые ( следовательно) «не видели и не слышали».
Но если правда то, что необходимо «видеть и слышать» для того, чтобы прилежно усвоить урок смирения, что же тогда сказать о тех, кто скромен «по своей природе» и кто «не видел и не слышал»?
Без ущерба для иных хороших и содержательных ответов, ответ, кажущийся мне правильным, заключается в том, что те, кто скромен, несомненно видели и слышали, — неважно когда и где, и неважно, помнят ли они об этом. Смирение может быть результатом реальной (т. е. неинтеллектуальной) памяти души, духовного опыта, предшествовавшего рождению, или может быть следствием ночных видений, приходивших во время сна и сохраняющихся в сфере бессознательного, или, наконец, оно может быть результатом опыта, имеющего место осознанно или неосознанно, но не признанного самим человеком или другими людьми. Ибо смирение, как и милосердие, не является природным качеством человеческой натуры. Их источники ни в коей мере не находятся в сфере эволюции природы, ибо их совершенно невозможно представить себе как плоды «борьбы за существование», или естественного отбора и выживания сильнейших за счет слабых. Ибо школа борьбы за существование не выпускает людей скромных; она выпускает всевозможных борцов и бойцов. Смирение, таким образом, есть следствие воздействия благодати, т. е. оно должно быть даром свыше. Итак, «конкретные встречи, лицом к лицу», о которых идет речь, всегда и без исключения являются следствием Божественной благодати, будучи встречами, при которых высшее существо по собственной воле снисходит к существу низшему. Встреча, обратившая фарисея Савла в апостола Павла, отнюдь не была следствием его рвения; это было деяние Того, Кого он встретил. Так же обстоит дело со всеми встречами «лицом к лицу» с высшими существами. Наша участь — это «искать», «стучать» и «просить», но само решение приходит свыше.
Вернемся же теперь к Аркану «Колесница», традиционное значение которого — «победа, триумф, успех».
«Это значение естественно выводится, из фигуры главного персонажа (возничего) и не представляет никаких затруднений» (90: р. 87).
Тем не менее, затруднение здесь все же присутствует. Речь идет об ответе на вопрос: означает ли эта карта предостережение или идеал — или то и другое?
Я склонен усматривать во всех Арканах Таро одновременно и предостережение, и поставленную цель, — по крайней мере это я постиг за сорок лет изучения и размышлений над Таро.
Так, «Маг» есть предостережение против интеллектуальных манипуляций метафизика, пренебрегающего опытом, и против всяческого шарлатанства. В то же время он учит «концентрации без усилий» и применению метода аналогии.
«Верховная жрица» предупреждает нас об опасностях гностицизма, проповедуя в то же время учение истинного гнозиса.
«Императрица» заставляет вспомнить об опасностях медиумизма и магии, открывая нам таинства священной магии.
«Император» предостерегает нас от жажды власти и учит могуществу креста.
«Первосвященник» сталкивает нас с гуманистическим культом индивидуальности и с его наивысшей кульминацией — магической пентаграммой, — но противопоставляет ему святую бедность, послушание перед Богом и магию пяти ран Господних.
«Возлюбленный» предупреждает нас о трех искушениях и учит трем священным обетам.
«Колесница», наконец, предупреждает нас об опасности мании величия и учит истинному триумфу, достигнутому «Самостью».
Истинный триумф, достигнутый «Самостью», означает, согласно К. Г. Юнгу, успешное завершение «процесса индивидуации» либо успешное завершение трудов истинного освобождения, являющегося плодом очищения (????????), которое предшествует озарению (????????) и за которым следует единение (???????), в соответствии с Западной традицией посвящения.
Выдвигаемый здесь мною тезис таков: так же, как и все прочие карты Таро, карта Седьмого Аркана имеет двойственное значение. Персонаж этой седьмой карты одновременно означает «триумфатора» — и «Триумфатора»: одержимого манией величия — и всечеловека, т. е. человека всесторонне развитого, который сам себе господин.
Кто же он — этот всечеловек, сам собой повелевающий, победитель во всех испытаниях?
Это он держит в узде четыре искушения, т. е. три искушения в пустыне, описанные в Евангелии, равно как и синтезирующее их искушение гордыней, центр треугольника искушений, и это он, следовательно, является повелителем четырех стихий, составляющих внешнюю оболочку его существа: огня, воздуха, воды и земли. Повелитель четырех стихий — значит существо созидательное, восприимчивое, подвижное и точное в мыслях ( созидательность, восприимчивость, подвижностьи точностьсуть проявления четырех стихий в сфере мышления). Более того, это означает, что у него горячее, большое, нежное и преданное сердце ( теплота, великодушие, чувствительностьи преданностьсуть проявления четырех стихий в сфере чувственной). И наконец, добавим, что ему подвластна страсть («человек желаний»), полнота, изменчивость и стабильность воли (где четыре стихии проявляются как сила, размах, приспособляемостьи твердость). Подводя итог, можно сказать, что повелитель четырех стихий — это человек инициативы, он невозмутим, подвижен и тверд. Он олицетворяет четыре природных добродетели католической теологии: благоразумие, силу, умеренность и справедливость; или, вернее, четыре главных добродетели, упоминаемые Платоном: мудрость, смелость, умеренность и справедливость; или, опять же, четыре качества, описанные Шанкарачарьей: проницательность ( вивека), невозмутимость ( вайрагья), «шесть сокровищ» справедливого правления и желание избавления. Какими бы ни были формулировки четырех упомянутых добродетелей, речь всегда идет о четырех стихиях или проекциях Тетраграмматона— священного Имени — в человеческой натуре.
Таким образом, четыре колонны, поддерживающие балдахин над колесницей, влекомой двумя лошадьми, в карте Седьмого Аркана означают четыре стихии в их вертикальном смысле, т. е. в их аналогичных значениях во всех трех мирах, — в мире духовном, в мире душевном и в мире физическом.
Что же означает сам балдахин, поддерживаемый четырьмя колоннами?
Функцией балдахина, как материального объекта, является защитатого, кто находится под ним. Он, следовательно, служит крышей. В значении духовном, к которому можно прийти путем аналогии, балдахин над человеком, носящим королевскую корону, означает две противоположности: что человек в короне одержим манией величия и пребывает в «блестящей изоляции», поскольку отделен от небес балдахином; либо что увенчанный короной посвящен в тайну внутреннего мира, недоступного соблазнам, и равновесия и не отождествляет себя с небесами, осознавая различие, существующее между ним и тем, что над ним. Иными словами, балдахин указывает на факты и истины, лежащие в основе как смирения, так и мании величия. Смирение, будучи законом духовного здоровья, предполагает осознание различий и расстояния между центром сознания человеческого и центром сознания Божественного. У его сознания есть «кожа» — или балдахин, если угодно, — (ведь и человеческое тело имеет кожу), отделяющая человеческое от Божественного и в то же время объединяющая их. Эта «духовная кожа» защищает духовное благосостояние человека, не позволяя ему онтологическиотождествлять себя с Господом, или заявить «я есмь Бог» (cf. 36:1.4.10: « aham brahmasmi» = «Я есмь Брама»), но в то же время делает для него возможной связь дыхания, соединения и разделения (но никогда не отчуждения!), что все вместе составляет жизнь в любви. Жизнь в любви состоит из соединения и разделения, причем всегда присутствует осознание нетождественности: это похоже на процесс дыхания, состоящий из вдоха и выдоха. Не это ли нашло свое беспримерное выражение в стихе из Псалма 43, являющегося шестой фразой мессы: «Emitte lucem tuam, et veritatem tuam: ipsa me deduxerunt in monten sanctum tuum, et in tabernacula tua» («Пошли свет Твой и истину Твою; да ведут они меня и приведут на святую гору Твою и в обители Твои» — Пс. 42:3). Да, светТвоего присутствия ( близости) и истина, воспринимаемая мною через отражение ( разделение), — все это ведет к Твоей обители.
Обители... Не те ли это пологи, навесы, балдахины, под которыми человек соединяется в любви с Господом, не отождествляя себя с Ним и не будучи Им поглощен? Не сотворены ли эти обители из «кожи смирения», которая одна лишь защищает нас от опасности убить любовь посредством онтологического отождествления, т. е. отождествления человеческого существа с существом Божественным («эта душа есть Бог» — « ayam atma brahma», — Mandukya Upanishad, 2; «сознание есть Бог» — « prajnanam brahma», — Aitareya Upanishad, 5. 3) — и, следовательно, защищает нас от опасности духовной мании величия (то есть от присвоения себе сущности Бога, а не Его образа)?
Существуют три формы мистического опыта: опыт единения с Природой, опыт единения с трансцендентной человеческой Сущностью и опыт единения с Богом. Первая разновидность опыта есть стирание различий между психической жизнью индивида и окружающей его Природой. Именно это Леви-Брюлъ, занимавшийся изучением психологии примитивных народов, называет «мистическим соучастием». Этот термин обозначает такое состояние сознания, при котором исчезает разделение между сознательным субъектом и объектом внешнего мира и при котором субъект и объект становятся единым целым. Эта разновидность опыта лежит в основе не только шаманства и тотемизма примитивных народов, но и в основе так называемого «мифогенного» сознания, являющегося источником природных мифов, так же как и страстного стремления поэтов и философов слиться с Природой (к примеру, Эмпедокл бросился в кратер вулкана Этна, чтобы слиться со стихиями Природы). Воздействие пейотля, мескалина, гашиша, алкоголя и т. д. может иногда (но не всегда и не у каждого) вызвать состояния сознания, аналогичные состоянию «мистического соучастия». Характерной чертой этой разновидности опыта является «упоение» {56} , т. е. временное слияние собственной личности с силами, находящимися вне чьего-либо самосознания. Оргии Диониса в древности были основаны на опыте «священного упоения», вызванном стиранием различий между «я» и «не-я».
Второй разновидностью мистического опыта является опыт трансцендентной Сущности. Он заключается в отделении обычной эмпирической сущности от высшей Сущности, которая пребывает над всяким движением и всем тем, что принадлежит к сфере времени и пространства. Таким образом Высшая Сущность познается как бессмертная и свободная.
Если характерной чертой «природного мистицизма» является упоение, то для мистицизма Сущности, наоборот, характерно постепенное «трезвение» с тем, чтобы достигнуть полного трезвомыслия. Философией, основанной на мистическом опыте Сущности, излагающей его в наиболее чистом виде и наименее искаженной вставками из рискованных интеллектуальных спекуляций, является философия индийской школы Санкхья. В ней индивидуум ( пуруша) воспринимается в отделении от пракрити(то есть всего движения, пространства и времени), как бессмертный и свободный. Хотя тот же опыт обнаруживается в основе философии Веданты, ее последователей все же не удовлетворяет тот непосредственный опыт, который учит собственно тому, что истинная Сущность человека бессмертна и свободна, и они добавляют к этому постулат о том, что высшая Сущность есть Бог («эта душа есть Бог» — «ayam atma brahma», Mandukya Upanishad, 2). Философия Санкхья, наоборот, остается в границах опыта высшей Сущности как таковой и ни в коей мере не отрицает множественности пуруши(то есть множественности бессмертных и свободных высших «Эго»), не возводит она и индивидуального пурушув ранг Абсолюта, — благодаря чему в итоге ее стали считать атеистической философией — каковой она и является, если понимать под «атеистическим» честное признание: у меня не было опыта, более высокого, нежели бессмертное и свободное «Я»; что еще я могу сказать, основываясь на этом моем опыте? Санкхья не является религией и заслуживает ярлыка «атеистической» не более, чем, к примеру, современная психологическая школа Юнга. С другой стороны, можно ли считать доказательством веры в Бога возведение высшей Сущности человека в ранг Абсолюта?
Третьей разновидностью мистического (а в данном случае — также и гностического) опыта является опыт Живого Бога— Бога Авраама, Исаака и Иакова в иудео-христианской традиции. Бога Свв. Августина, Франциска, Терезы Авильской и Хуана де ла Крус в христианской традиции. Бога Бхагавад-Гиты, Рамануджи, Мадхвы и Чайтаньи в индуистской традиции. Речь здесь идет о единении с Богом в любви, которое предполагает существование в единстве реального дуализма.
Главной характерной чертой этого опыта является синтез— с одной стороны, упоения природного мистицизма» с другой — трезвомыслия в мистическом постижении высшего Существа. Этот термин традиционно применяется для обозначения состояния, при котором одновременно проявляется пылкий энтузиазм и глубокое умиротворение, т. е. состояния «блаженства» или «созерцания райского блаженства» («beatitude», или «visio beatifica»). Созерцание райского блаженствапредполагает дуализм зрящего и зримого, с одной стороны, и их единения или подлинного единства в любви — с другой. Вот почему этот термин исключительно ясно и точно выражает сущность теистического мистического опыта: встречи души с Господом, лицом к лицу, в любви. И этот опыт тем более возвышен, чем полнее разделение и чем совершеннее единение. По этой причине Священная Каббала в центр духовного опыта старит опыт Святого Лика ( ARICH ANPIN) «Ветхого Денми», и вот почему также она утверждает, что наивысший опыт человеческого существа — так же, как и высочайшая форма смерти для существа смертного — достигается тогда, когда Господь принимает душу человеческую. Вот что говорит «Сефер Йецира»:
«И после того, как отец наш Авраам постиг и понял, и записал, и запечатлел все это, Господь Всевышний ( ADON HA'KOL) Сам явился ему и назвал его [сыном] Своим возлюбленным, и заключил Завет с ним и семенем его...» (126: VI, 4; pp. 26—27).
Сан Хуан де ла Крус также рассказывал о своих ощущениях присутствия Господа в обителях любви только языком любви.
Все три формы мистического опыта имеют свои «законы здоровья» или свои «обители» или «кожные покровы». Они подчиняются закону умеренности или меры. В противном случае их адептам угрожают острые маниакальные состояния, мания величия и полное отчуждение от мира (iSioНА-cia). Нагрудные доспехи, балдахин и коронасуть три символа спасительных средств, относящихся к сферам опыта мистицизма природного, человеческого и божественного.
Итак, «Триумфатор» Седьмого Аркана носит нагрудник, стоит под балдахином и на голове у него корона. Вот почему он не утрачивает себя в Природе, не утрачивает Господа в опыте своей высшей Сущности и не утрачивает мира в опыте любви к Господу. Он обуздывает опасности безумия, мании величия и экзальтации. Он нравственно здоров.
«Триумфатор» Седьмого Аркана есть истинный адепт герметизма, т. е. адепт мистицизма, гнозиса и магии — Божественной, человеческой и природной. Он стоит выпрямившись; в руке у него скипетр, служащий ему, чтобы править двумя лошадьми (одна синяя, другая красная), которые влекут его колесницу. У него не отсутствующий вид, он не погружен в экстаз экзальтации. Он следует своим путем и движется вперед, всегда стоя прямо в своей колеснице. Две лошади — одна синяя, другая красная — избавили его от необходимости идти пешком. Инстинктивные силы «да» и «нет» (утверждения и отрицания), притяжения и отталкивания, крови артериальной и крови венозной, доверия и недоверия, веры и сомнения, жизни и смерти и, наконец, «правого» и «левого», — что символизируются столбами Jachinи Bohaz— стали в нем мотивирующими силами, покорными его скипетру. Они служат ему добровольно, ибо он их истинный повелитель. Он доверяет им, а они доверяют ему, — такова верховная власть, соответствующая законам герметизма. Ибо в герметизме верховная власть — господство — не означает подчинения низшего высшему, но скорее союз между сверхсознанием, сознанием и инстинктом, или подсознанием. Это и есть герметический идеал мира в микрокосме — прототип мира в человечестве, разделенном на расы, нации, классы и вероисповедания.
Этот мир есть равновесие или справедливость, где каждой отдельно взятой силе, играющей свою роль в жизни микрокосма» отведено по праву ей принадлежащее место в жизни всего психического и физического организма.
Равновесие, или справедливость, является темой следующего Аркана, «Справедливости», — о чем речь пойдет в следующем письме.
Подытоживая практическое учение Седьмого Аркана Таро (ибо для нас в данном случае главное — практический аспект), можно сказать, что «Триумфатор» есть «выздоравливающий», т. е. что «Триумфатор» одержал «триумф» над недугом или дисбалансом — духовным, психическим и физическим, — а это одновременно означает, что он «праведник», или тот, кто одержал Победу над четырьмя искушениями, сохранив верность трем священным обетам — так же, как их первопричине и синтезу, смирению. В свою очередь, это означает, что он есть «освобожденный», или «мастер». Он свободен от астрологических планетных влияний, заново открытых в наше время К. Г. Юнгом под видом «коллективного бессознательного» с его семью (!) главными психическими силами, или «архетипами». Он — господин этих «архетипов» (астрологических планетных влияний, или «архонтов» в учении древних гностиков), т. е. «тени», «маски», «мужского начала» {57} , «женского начала» {58} , «мудрого старца», или «отца», «матери» и даже «самости» {59} ; самостоятельноепредельное выражение «Тени», выше которой находится «Самость Самостей», или Бог.
Иными словами, он держит под контролем влияния (в той мере, в какой они могут быть пагубными) Луны, Меркурия, Марса, Венеры, Юпитера, Сатурна и даже Солнца, над которыми, как ему известно, существует «Солнце солнц», или Бог. Он не существует без планет, архетипов или архонтов(как не существует он без земли, воды, воздуха и огня), ибо они составляют то, что именуется в оккультизме «астральным телом» (или психическим телом). Психическое тело есть тело— в той мере, в какой оно состоит из бессознательных, коллективных или «планетарных» психических сил. Именно астрологические планеты (или архетипы в учении Юнга) образуют «вещество» психического, или астрального тела. Следовательно, «Триумфатор» Седьмого Аркана есть мастер астрального тела... что значит — повелитель составляющих его семисил, удерживающий их в равновесии.
Что же это за восьмая сила, удерживающая в равновесии семь сил астрального тела?
Ответ на этот вопрос дает Восьмой Аркан Таро — «Справедливость».
Письмо VIII. Правосудие
Дорогой неизвестный друг!
Седьмой Аркан показал нам, как достигается внутреннее равновесие; Восьмой Аркан учит сохранению этого уже обретенного равновесия; Девятый же Аркан являет нам метод — или путь —открывающийся тому, кто знает, как обрести и сохранить равновесие. Иными словами. Седьмой Аркан открывает нам, как достичь равновесия (или здоровья). Восьмой Аркан раскрывает механизм микрокосмического и макроскосмического равновесия, а Девятый Аркан учит «пути мира», или «срединному пути», — пути гармоничного духовного развития, который присущ герметизму как синтезу мистицизма, гнозиса, магии и науки.
Карта Восьмого Аркана изображает женщину, восседающую на желтом троне между двумя столпами, облаченную в красную тунику и с накинутой на плечи синей мантией. В руках у нее меч и весы желтого цвета. На голове — трехъярусная тиара, увенчанная короной.
В целом карта вызывает образ закона, который поставлен между свободным изъявлением индивидуальной воли и сущностью бытия. Человек может действовать по собственной свободной воле — закон же реагирует на его действие с помощью видимых и невидимых сил. Но за этой реакцией находится первооснова конечной реальности ( ens realissimumв толковании Фомы Аквинского), которая наделяет реакции закона универсальностью, регулярностью и непреложностью. Закон поставлен между свободой человека и свободой Бога. Правосудие восседает между двумя столпами — между волей ( Jachin) и провидением ( Bohaz). Но само Правосудие не действует; оно может только реагировать. Поэтому оно изображено в виде женщины, а не мужчины. Венчающая фигуру Правосудия корона указывает, что свой сан и миссию оно обретает свыше — от наивысшей Сущности, от провидения. Весы и меч в руках этой фигуры означают, что же именно она охраняет (равновесие) и каким способом (санкцией равновесия) — в сфере свободной воли индивидов. Этим фигура Правосудия говорит: «Я восседаю на месте, находящемся между индивидуальной волей человеков и вселенской волей наивысшей Сущности. Я хранительница равновесия между индивидуальным и всеобщим. Я обладаю достаточной силой, чтобы восстановить его всякий раз, когда оно нарушается. Я есмь порядок, здоровье, гармония, справедливость».
Весы символизируют равновесие — или порядок, здоровье, гармонию и справедливость, — а меч символизирует реальную способность восстановить его всякий раз, когда индивидуальная воля нарушает волю универсальную.
Таково общее значение карты, которое, так сказать, захватывает внимание с самого начала нашей медитации на Восьмом Аркане. И все же общее значение — хотя многие считают его конечной целью своих усилий к обретению знаний — это лишь преддверие герметического значения. Ибо это последнее заключается не в обобщенности, полученной методом абстракции, а скорее в глубине, достигнутой методом проникновения. Полученные с помощью абстракции общие ответы представляют собой, в сущности, те же вопросы и задачи, в которые требуется вникнуть. Ибо чем более абстрактна общая идея, тем более она поверхностна. Самая общая и самая абстрактная идея из существующих в философии — это идея «абсолюта» (см. у Гегеля), но это в то же время и самая поверхностная идея в мире. Обозначая все, она не выражает ничего. Несомненно, можно умереть — и даже жить — во имя Бога, но никто и никогда не принял бы мученическую смерть во имя Абсолюта. Ибо умереть за Абсолют — все равно что умереть за ничто. Идея Абсолюта — это всего лишь тень теней, тогда как Айвой Бог есть прототип прототипов... а прототип прототипов и есть Отец всего сущего.
Итак, тот, кто приобрел опыт конкретной встречи с высшим существом (со святым или праведником, с Ангелом или иным иерархическим существом, с Девой Марией, с Христом...), посредством одного лишь этого факта становится неуязвим для мании величия. Опыт пребывания лицом к Лицу со Всевышним неизбежно приводит к полному исцелению и приобретению иммунитета против всякой склонности к мании величия. Ни один человек, который видели слышал, не в состоянии сотворить идола из самого себя. Более того, истинным и окончательным критерием реальности этих так называемых «визионерских» опытов, т. е. их фальшивости либо достоверности, является их моральное воздействие, — а именно, делают ли они реципиента более смиренным или более претенциозным. Опыт встреч с Христом делал Св. Терезу Авильскую все более смиренной. Опыт встречи в земной сфере с Филиппом Лионским также привел Папюса и его друзей-оккультистов к большему смирению. Стало быть, оба эти опыта — сколь бы они ни разнились относительно субъекта и объекта — были аутентичными. В процессе этих опытов ни Папюс не усомнился в духовном величии того, в ком он признал своего «духовного наставника», ни — тем более — Св. Тереза не усомнилась в реальности Христа, Которого она видела и речь Которого слышала.
Загляните в Библию, дорогой неизвестный друг, — и вы найдете в ней множество примеров этого закона, который можно сформулировать следующим образом: истинный опыт общения с Божеством приводит к смирению; тот же, у кого смирение отсутствует, не имел истинного общения с Божеством. У Христа, у пророков, «видевших и слышавших» Бога Израиля, — ни у кого из них не найти даже намека на ту гордыню, которая непременно обнаруживается у многих проповедников гностицизма, которые ( следовательно) «не видели и не слышали».
Но если правда то, что необходимо «видеть и слышать» для того, чтобы прилежно усвоить урок смирения, что же тогда сказать о тех, кто скромен «по своей природе» и кто «не видел и не слышал»?
Без ущерба для иных хороших и содержательных ответов, ответ, кажущийся мне правильным, заключается в том, что те, кто скромен, несомненно видели и слышали, — неважно когда и где, и неважно, помнят ли они об этом. Смирение может быть результатом реальной (т. е. неинтеллектуальной) памяти души, духовного опыта, предшествовавшего рождению, или может быть следствием ночных видений, приходивших во время сна и сохраняющихся в сфере бессознательного, или, наконец, оно может быть результатом опыта, имеющего место осознанно или неосознанно, но не признанного самим человеком или другими людьми. Ибо смирение, как и милосердие, не является природным качеством человеческой натуры. Их источники ни в коей мере не находятся в сфере эволюции природы, ибо их совершенно невозможно представить себе как плоды «борьбы за существование», или естественного отбора и выживания сильнейших за счет слабых. Ибо школа борьбы за существование не выпускает людей скромных; она выпускает всевозможных борцов и бойцов. Смирение, таким образом, есть следствие воздействия благодати, т. е. оно должно быть даром свыше. Итак, «конкретные встречи, лицом к лицу», о которых идет речь, всегда и без исключения являются следствием Божественной благодати, будучи встречами, при которых высшее существо по собственной воле снисходит к существу низшему. Встреча, обратившая фарисея Савла в апостола Павла, отнюдь не была следствием его рвения; это было деяние Того, Кого он встретил. Так же обстоит дело со всеми встречами «лицом к лицу» с высшими существами. Наша участь — это «искать», «стучать» и «просить», но само решение приходит свыше.
Вернемся же теперь к Аркану «Колесница», традиционное значение которого — «победа, триумф, успех».
«Это значение естественно выводится, из фигуры главного персонажа (возничего) и не представляет никаких затруднений» (90: р. 87).
Тем не менее, затруднение здесь все же присутствует. Речь идет об ответе на вопрос: означает ли эта карта предостережение или идеал — или то и другое?
Я склонен усматривать во всех Арканах Таро одновременно и предостережение, и поставленную цель, — по крайней мере это я постиг за сорок лет изучения и размышлений над Таро.
Так, «Маг» есть предостережение против интеллектуальных манипуляций метафизика, пренебрегающего опытом, и против всяческого шарлатанства. В то же время он учит «концентрации без усилий» и применению метода аналогии.
«Верховная жрица» предупреждает нас об опасностях гностицизма, проповедуя в то же время учение истинного гнозиса.
«Императрица» заставляет вспомнить об опасностях медиумизма и магии, открывая нам таинства священной магии.
«Император» предостерегает нас от жажды власти и учит могуществу креста.
«Первосвященник» сталкивает нас с гуманистическим культом индивидуальности и с его наивысшей кульминацией — магической пентаграммой, — но противопоставляет ему святую бедность, послушание перед Богом и магию пяти ран Господних.
«Возлюбленный» предупреждает нас о трех искушениях и учит трем священным обетам.
«Колесница», наконец, предупреждает нас об опасности мании величия и учит истинному триумфу, достигнутому «Самостью».
Истинный триумф, достигнутый «Самостью», означает, согласно К. Г. Юнгу, успешное завершение «процесса индивидуации» либо успешное завершение трудов истинного освобождения, являющегося плодом очищения (????????), которое предшествует озарению (????????) и за которым следует единение (???????), в соответствии с Западной традицией посвящения.
Выдвигаемый здесь мною тезис таков: так же, как и все прочие карты Таро, карта Седьмого Аркана имеет двойственное значение. Персонаж этой седьмой карты одновременно означает «триумфатора» — и «Триумфатора»: одержимого манией величия — и всечеловека, т. е. человека всесторонне развитого, который сам себе господин.
Кто же он — этот всечеловек, сам собой повелевающий, победитель во всех испытаниях?
Это он держит в узде четыре искушения, т. е. три искушения в пустыне, описанные в Евангелии, равно как и синтезирующее их искушение гордыней, центр треугольника искушений, и это он, следовательно, является повелителем четырех стихий, составляющих внешнюю оболочку его существа: огня, воздуха, воды и земли. Повелитель четырех стихий — значит существо созидательное, восприимчивое, подвижное и точное в мыслях ( созидательность, восприимчивость, подвижностьи точностьсуть проявления четырех стихий в сфере мышления). Более того, это означает, что у него горячее, большое, нежное и преданное сердце ( теплота, великодушие, чувствительностьи преданностьсуть проявления четырех стихий в сфере чувственной). И наконец, добавим, что ему подвластна страсть («человек желаний»), полнота, изменчивость и стабильность воли (где четыре стихии проявляются как сила, размах, приспособляемостьи твердость). Подводя итог, можно сказать, что повелитель четырех стихий — это человек инициативы, он невозмутим, подвижен и тверд. Он олицетворяет четыре природных добродетели католической теологии: благоразумие, силу, умеренность и справедливость; или, вернее, четыре главных добродетели, упоминаемые Платоном: мудрость, смелость, умеренность и справедливость; или, опять же, четыре качества, описанные Шанкарачарьей: проницательность ( вивека), невозмутимость ( вайрагья), «шесть сокровищ» справедливого правления и желание избавления. Какими бы ни были формулировки четырех упомянутых добродетелей, речь всегда идет о четырех стихиях или проекциях Тетраграмматона— священного Имени — в человеческой натуре.
Таким образом, четыре колонны, поддерживающие балдахин над колесницей, влекомой двумя лошадьми, в карте Седьмого Аркана означают четыре стихии в их вертикальном смысле, т. е. в их аналогичных значениях во всех трех мирах, — в мире духовном, в мире душевном и в мире физическом.
Что же означает сам балдахин, поддерживаемый четырьмя колоннами?
Функцией балдахина, как материального объекта, является защитатого, кто находится под ним. Он, следовательно, служит крышей. В значении духовном, к которому можно прийти путем аналогии, балдахин над человеком, носящим королевскую корону, означает две противоположности: что человек в короне одержим манией величия и пребывает в «блестящей изоляции», поскольку отделен от небес балдахином; либо что увенчанный короной посвящен в тайну внутреннего мира, недоступного соблазнам, и равновесия и не отождествляет себя с небесами, осознавая различие, существующее между ним и тем, что над ним. Иными словами, балдахин указывает на факты и истины, лежащие в основе как смирения, так и мании величия. Смирение, будучи законом духовного здоровья, предполагает осознание различий и расстояния между центром сознания человеческого и центром сознания Божественного. У его сознания есть «кожа» — или балдахин, если угодно, — (ведь и человеческое тело имеет кожу), отделяющая человеческое от Божественного и в то же время объединяющая их. Эта «духовная кожа» защищает духовное благосостояние человека, не позволяя ему онтологическиотождествлять себя с Господом, или заявить «я есмь Бог» (cf. 36:1.4.10: « aham brahmasmi» = «Я есмь Брама»), но в то же время делает для него возможной связь дыхания, соединения и разделения (но никогда не отчуждения!), что все вместе составляет жизнь в любви. Жизнь в любви состоит из соединения и разделения, причем всегда присутствует осознание нетождественности: это похоже на процесс дыхания, состоящий из вдоха и выдоха. Не это ли нашло свое беспримерное выражение в стихе из Псалма 43, являющегося шестой фразой мессы: «Emitte lucem tuam, et veritatem tuam: ipsa me deduxerunt in monten sanctum tuum, et in tabernacula tua» («Пошли свет Твой и истину Твою; да ведут они меня и приведут на святую гору Твою и в обители Твои» — Пс. 42:3). Да, светТвоего присутствия ( близости) и истина, воспринимаемая мною через отражение ( разделение), — все это ведет к Твоей обители.
Обители... Не те ли это пологи, навесы, балдахины, под которыми человек соединяется в любви с Господом, не отождествляя себя с Ним и не будучи Им поглощен? Не сотворены ли эти обители из «кожи смирения», которая одна лишь защищает нас от опасности убить любовь посредством онтологического отождествления, т. е. отождествления человеческого существа с существом Божественным («эта душа есть Бог» — « ayam atma brahma», — Mandukya Upanishad, 2; «сознание есть Бог» — « prajnanam brahma», — Aitareya Upanishad, 5. 3) — и, следовательно, защищает нас от опасности духовной мании величия (то есть от присвоения себе сущности Бога, а не Его образа)?
Существуют три формы мистического опыта: опыт единения с Природой, опыт единения с трансцендентной человеческой Сущностью и опыт единения с Богом. Первая разновидность опыта есть стирание различий между психической жизнью индивида и окружающей его Природой. Именно это Леви-Брюлъ, занимавшийся изучением психологии примитивных народов, называет «мистическим соучастием». Этот термин обозначает такое состояние сознания, при котором исчезает разделение между сознательным субъектом и объектом внешнего мира и при котором субъект и объект становятся единым целым. Эта разновидность опыта лежит в основе не только шаманства и тотемизма примитивных народов, но и в основе так называемого «мифогенного» сознания, являющегося источником природных мифов, так же как и страстного стремления поэтов и философов слиться с Природой (к примеру, Эмпедокл бросился в кратер вулкана Этна, чтобы слиться со стихиями Природы). Воздействие пейотля, мескалина, гашиша, алкоголя и т. д. может иногда (но не всегда и не у каждого) вызвать состояния сознания, аналогичные состоянию «мистического соучастия». Характерной чертой этой разновидности опыта является «упоение» {56} , т. е. временное слияние собственной личности с силами, находящимися вне чьего-либо самосознания. Оргии Диониса в древности были основаны на опыте «священного упоения», вызванном стиранием различий между «я» и «не-я».
Второй разновидностью мистического опыта является опыт трансцендентной Сущности. Он заключается в отделении обычной эмпирической сущности от высшей Сущности, которая пребывает над всяким движением и всем тем, что принадлежит к сфере времени и пространства. Таким образом Высшая Сущность познается как бессмертная и свободная.
Если характерной чертой «природного мистицизма» является упоение, то для мистицизма Сущности, наоборот, характерно постепенное «трезвение» с тем, чтобы достигнуть полного трезвомыслия. Философией, основанной на мистическом опыте Сущности, излагающей его в наиболее чистом виде и наименее искаженной вставками из рискованных интеллектуальных спекуляций, является философия индийской школы Санкхья. В ней индивидуум ( пуруша) воспринимается в отделении от пракрити(то есть всего движения, пространства и времени), как бессмертный и свободный. Хотя тот же опыт обнаруживается в основе философии Веданты, ее последователей все же не удовлетворяет тот непосредственный опыт, который учит собственно тому, что истинная Сущность человека бессмертна и свободна, и они добавляют к этому постулат о том, что высшая Сущность есть Бог («эта душа есть Бог» — «ayam atma brahma», Mandukya Upanishad, 2). Философия Санкхья, наоборот, остается в границах опыта высшей Сущности как таковой и ни в коей мере не отрицает множественности пуруши(то есть множественности бессмертных и свободных высших «Эго»), не возводит она и индивидуального пурушув ранг Абсолюта, — благодаря чему в итоге ее стали считать атеистической философией — каковой она и является, если понимать под «атеистическим» честное признание: у меня не было опыта, более высокого, нежели бессмертное и свободное «Я»; что еще я могу сказать, основываясь на этом моем опыте? Санкхья не является религией и заслуживает ярлыка «атеистической» не более, чем, к примеру, современная психологическая школа Юнга. С другой стороны, можно ли считать доказательством веры в Бога возведение высшей Сущности человека в ранг Абсолюта?
Третьей разновидностью мистического (а в данном случае — также и гностического) опыта является опыт Живого Бога— Бога Авраама, Исаака и Иакова в иудео-христианской традиции. Бога Свв. Августина, Франциска, Терезы Авильской и Хуана де ла Крус в христианской традиции. Бога Бхагавад-Гиты, Рамануджи, Мадхвы и Чайтаньи в индуистской традиции. Речь здесь идет о единении с Богом в любви, которое предполагает существование в единстве реального дуализма.
Главной характерной чертой этого опыта является синтез— с одной стороны, упоения природного мистицизма» с другой — трезвомыслия в мистическом постижении высшего Существа. Этот термин традиционно применяется для обозначения состояния, при котором одновременно проявляется пылкий энтузиазм и глубокое умиротворение, т. е. состояния «блаженства» или «созерцания райского блаженства» («beatitude», или «visio beatifica»). Созерцание райского блаженствапредполагает дуализм зрящего и зримого, с одной стороны, и их единения или подлинного единства в любви — с другой. Вот почему этот термин исключительно ясно и точно выражает сущность теистического мистического опыта: встречи души с Господом, лицом к лицу, в любви. И этот опыт тем более возвышен, чем полнее разделение и чем совершеннее единение. По этой причине Священная Каббала в центр духовного опыта старит опыт Святого Лика ( ARICH ANPIN) «Ветхого Денми», и вот почему также она утверждает, что наивысший опыт человеческого существа — так же, как и высочайшая форма смерти для существа смертного — достигается тогда, когда Господь принимает душу человеческую. Вот что говорит «Сефер Йецира»:
«И после того, как отец наш Авраам постиг и понял, и записал, и запечатлел все это, Господь Всевышний ( ADON HA'KOL) Сам явился ему и назвал его [сыном] Своим возлюбленным, и заключил Завет с ним и семенем его...» (126: VI, 4; pp. 26—27).
Сан Хуан де ла Крус также рассказывал о своих ощущениях присутствия Господа в обителях любви только языком любви.
Все три формы мистического опыта имеют свои «законы здоровья» или свои «обители» или «кожные покровы». Они подчиняются закону умеренности или меры. В противном случае их адептам угрожают острые маниакальные состояния, мания величия и полное отчуждение от мира (iSioНА-cia). Нагрудные доспехи, балдахин и коронасуть три символа спасительных средств, относящихся к сферам опыта мистицизма природного, человеческого и божественного.
Итак, «Триумфатор» Седьмого Аркана носит нагрудник, стоит под балдахином и на голове у него корона. Вот почему он не утрачивает себя в Природе, не утрачивает Господа в опыте своей высшей Сущности и не утрачивает мира в опыте любви к Господу. Он обуздывает опасности безумия, мании величия и экзальтации. Он нравственно здоров.
«Триумфатор» Седьмого Аркана есть истинный адепт герметизма, т. е. адепт мистицизма, гнозиса и магии — Божественной, человеческой и природной. Он стоит выпрямившись; в руке у него скипетр, служащий ему, чтобы править двумя лошадьми (одна синяя, другая красная), которые влекут его колесницу. У него не отсутствующий вид, он не погружен в экстаз экзальтации. Он следует своим путем и движется вперед, всегда стоя прямо в своей колеснице. Две лошади — одна синяя, другая красная — избавили его от необходимости идти пешком. Инстинктивные силы «да» и «нет» (утверждения и отрицания), притяжения и отталкивания, крови артериальной и крови венозной, доверия и недоверия, веры и сомнения, жизни и смерти и, наконец, «правого» и «левого», — что символизируются столбами Jachinи Bohaz— стали в нем мотивирующими силами, покорными его скипетру. Они служат ему добровольно, ибо он их истинный повелитель. Он доверяет им, а они доверяют ему, — такова верховная власть, соответствующая законам герметизма. Ибо в герметизме верховная власть — господство — не означает подчинения низшего высшему, но скорее союз между сверхсознанием, сознанием и инстинктом, или подсознанием. Это и есть герметический идеал мира в микрокосме — прототип мира в человечестве, разделенном на расы, нации, классы и вероисповедания.
Этот мир есть равновесие или справедливость, где каждой отдельно взятой силе, играющей свою роль в жизни микрокосма» отведено по праву ей принадлежащее место в жизни всего психического и физического организма.
Равновесие, или справедливость, является темой следующего Аркана, «Справедливости», — о чем речь пойдет в следующем письме.
Подытоживая практическое учение Седьмого Аркана Таро (ибо для нас в данном случае главное — практический аспект), можно сказать, что «Триумфатор» есть «выздоравливающий», т. е. что «Триумфатор» одержал «триумф» над недугом или дисбалансом — духовным, психическим и физическим, — а это одновременно означает, что он «праведник», или тот, кто одержал Победу над четырьмя искушениями, сохранив верность трем священным обетам — так же, как их первопричине и синтезу, смирению. В свою очередь, это означает, что он есть «освобожденный», или «мастер». Он свободен от астрологических планетных влияний, заново открытых в наше время К. Г. Юнгом под видом «коллективного бессознательного» с его семью (!) главными психическими силами, или «архетипами». Он — господин этих «архетипов» (астрологических планетных влияний, или «архонтов» в учении древних гностиков), т. е. «тени», «маски», «мужского начала» {57} , «женского начала» {58} , «мудрого старца», или «отца», «матери» и даже «самости» {59} ; самостоятельноепредельное выражение «Тени», выше которой находится «Самость Самостей», или Бог.
Иными словами, он держит под контролем влияния (в той мере, в какой они могут быть пагубными) Луны, Меркурия, Марса, Венеры, Юпитера, Сатурна и даже Солнца, над которыми, как ему известно, существует «Солнце солнц», или Бог. Он не существует без планет, архетипов или архонтов(как не существует он без земли, воды, воздуха и огня), ибо они составляют то, что именуется в оккультизме «астральным телом» (или психическим телом). Психическое тело есть тело— в той мере, в какой оно состоит из бессознательных, коллективных или «планетарных» психических сил. Именно астрологические планеты (или архетипы в учении Юнга) образуют «вещество» психического, или астрального тела. Следовательно, «Триумфатор» Седьмого Аркана есть мастер астрального тела... что значит — повелитель составляющих его семисил, удерживающий их в равновесии.
Что же это за восьмая сила, удерживающая в равновесии семь сил астрального тела?
Ответ на этот вопрос дает Восьмой Аркан Таро — «Справедливость».
Письмо VIII. Правосудие
«Сын и Дух — вот все, что нам даровано. Что же касается абсолютного единства, или Отца, еще никто не смог увидеть его в этом мире, кроме как внутри октенера(восьмерки) — и, по сути, это единственный путь, каким можно было бы его постичь».
Луи Клод де Сен-Мартен, «О числах» {60}
Quis custodiat custodes? {61}
Неразрешимая проблема юриспрунденции
Дорогой неизвестный друг!
Седьмой Аркан показал нам, как достигается внутреннее равновесие; Восьмой Аркан учит сохранению этого уже обретенного равновесия; Девятый же Аркан являет нам метод — или путь —открывающийся тому, кто знает, как обрести и сохранить равновесие. Иными словами. Седьмой Аркан открывает нам, как достичь равновесия (или здоровья). Восьмой Аркан раскрывает механизм микрокосмического и макроскосмического равновесия, а Девятый Аркан учит «пути мира», или «срединному пути», — пути гармоничного духовного развития, который присущ герметизму как синтезу мистицизма, гнозиса, магии и науки.
Карта Восьмого Аркана изображает женщину, восседающую на желтом троне между двумя столпами, облаченную в красную тунику и с накинутой на плечи синей мантией. В руках у нее меч и весы желтого цвета. На голове — трехъярусная тиара, увенчанная короной.
В целом карта вызывает образ закона, который поставлен между свободным изъявлением индивидуальной воли и сущностью бытия. Человек может действовать по собственной свободной воле — закон же реагирует на его действие с помощью видимых и невидимых сил. Но за этой реакцией находится первооснова конечной реальности ( ens realissimumв толковании Фомы Аквинского), которая наделяет реакции закона универсальностью, регулярностью и непреложностью. Закон поставлен между свободой человека и свободой Бога. Правосудие восседает между двумя столпами — между волей ( Jachin) и провидением ( Bohaz). Но само Правосудие не действует; оно может только реагировать. Поэтому оно изображено в виде женщины, а не мужчины. Венчающая фигуру Правосудия корона указывает, что свой сан и миссию оно обретает свыше — от наивысшей Сущности, от провидения. Весы и меч в руках этой фигуры означают, что же именно она охраняет (равновесие) и каким способом (санкцией равновесия) — в сфере свободной воли индивидов. Этим фигура Правосудия говорит: «Я восседаю на месте, находящемся между индивидуальной волей человеков и вселенской волей наивысшей Сущности. Я хранительница равновесия между индивидуальным и всеобщим. Я обладаю достаточной силой, чтобы восстановить его всякий раз, когда оно нарушается. Я есмь порядок, здоровье, гармония, справедливость».
Весы символизируют равновесие — или порядок, здоровье, гармонию и справедливость, — а меч символизирует реальную способность восстановить его всякий раз, когда индивидуальная воля нарушает волю универсальную.
Таково общее значение карты, которое, так сказать, захватывает внимание с самого начала нашей медитации на Восьмом Аркане. И все же общее значение — хотя многие считают его конечной целью своих усилий к обретению знаний — это лишь преддверие герметического значения. Ибо это последнее заключается не в обобщенности, полученной методом абстракции, а скорее в глубине, достигнутой методом проникновения. Полученные с помощью абстракции общие ответы представляют собой, в сущности, те же вопросы и задачи, в которые требуется вникнуть. Ибо чем более абстрактна общая идея, тем более она поверхностна. Самая общая и самая абстрактная идея из существующих в философии — это идея «абсолюта» (см. у Гегеля), но это в то же время и самая поверхностная идея в мире. Обозначая все, она не выражает ничего. Несомненно, можно умереть — и даже жить — во имя Бога, но никто и никогда не принял бы мученическую смерть во имя Абсолюта. Ибо умереть за Абсолют — все равно что умереть за ничто. Идея Абсолюта — это всего лишь тень теней, тогда как Айвой Бог есть прототип прототипов... а прототип прототипов и есть Отец всего сущего.