Страница:
Итак, чисто земные интересы и устремления сводятся к жажде власти, которая лежит в основе борьбы за существование и выживание наиболее приспособленных, согласно дарвиновской теории эволюции видов. С другой стороны, власть в земной жизни людей сводится к богатству, т. е. к частной собственности на производство и к присвоению его продуктов. Добавим теперь к этим выводам, почерпнутым из мира иллюзий, выводы, основанные на опыте земной экономики - с ее неравенством в сфере владения средствами производства и произведенными товарами, - и мы неизбежно получим вторую основную догму марксизма-ленинизма, гласящую, что средства производства должны принадлежать всему обществу или народу, а не отдельным индивидам или группам индивидов. Все прочие положения марксистско-ленинского учения - такие как социальная революция, диктатура пролетариата, бесклассовое общество, отмирание государства и т. д. - следуют из двух этих фундаментальных догм, основанных на переплетении опыта сферы иллюзий и опыта экономической жизни общества, рассматриваемого как поле борьбы за существование и выживание наиболее приспособленных, борьбы между эксплуататорами и эксплуатируемыми.
Что касается "мифа двадцатого века" в нацистской Германии, то и он как своей властью над массами, так и идеологическими догмами обязан могучему притоку энергии из сферы иллюзий и его "просветляющим" воздействием. Но здесь уже речь идет не об экономической жизни, а о биологической - рассматриваемой в том "свете", который исходит из мира иллюзий. В нацистской доктрине место экономических факторов марксистско-ленинского учения заняли факторы наследственности и "крови" (знаменитый нацистский лозунг "Кровь и почва", - "Blut und Boden"), в чем и состоит главное между ними различие. Однако в толковании обоих жажда власти - в одном случае присущая классам, в другом - расам - единственно возможная и необходимая движущая сила истории человечества.
Так вот, нацистская иллюзия в одночасье развеялась в прах вследствие сокрушительного столкновения с реальностью полного военного поражения. Что же касается иллюзии марксизма-ленинизма, то она тает постепенно вследствие сурового отрезвляющего опыта столкновения с экономическими реалиями и реалиями человеческой природы. Отвергнув сталинизм, "ревизионистские течения" исподволь делают свое дело, и расправиться с ними уже невозможно.
Иллюзии исчезают, но какой ценой...
Существование сферы миражей - или "ложного Святого Духа" - не просто один из тезисов герметического учения; для самого герметизма эта сфера представляет собой значительную опасность и суровое испытание. Оккультисты, маги, гностики и мистики оказываются ее жертвами (а может, "марионетками"?) так же, как целые народы или зачинатели и лидеры социальных и политических движений. Мы уже приводили пример моральной аберрации египетских гностиков-варвелиотов и упоминали более близкую к нам по времени русскую секту хлыстов. Оба эти примера, казалось бы, не имеют ныне особого значения, поскольку касаются древних и более современных сект, а не тех независимых в духовном плане эзотеристов, которые руководствуются девизом Папюса "ни Лойолы, ни Вольтера". Факт, однако, остается фактом: независимые личности - превыше всего ценящие свободу и отвергающие подчинение какому-либо авторитету, кроме собственной совести, - в конце концов становятся эзотеристами-сектантами, со своими собственными откровениями и озарениями. А поскольку им явно недостает систематической подготовки и нет такого духовного авторитета, к которому они могли бы обратиться в минуту опасности (а такими минутами буквально изобилует духовный опыт), то они легко становятся добычей иллюзий сферы миражей, о чем в приведенном выше фрагменте из Книги Притчей предупреждает нас и Соломон.
Что тут сказать? Человечество есть единая сущность, и опыт одного человека должен помогать и служить другим. Чтобы избежать ловушек, подстерегающих на духовном пути, невозможно обойтись без опыта других, т. е. без чьего-либо авторитета. По правде говоря, главная причина "оккультности" оккультизма и "эзотеричности" эзотеризма, т. е. требования хранить знания в тайне, заключена прежде всего в стремлении уберечь "независимые личности" от опасности порабощения посредством "инфляции", по выражению Карла Густава Юнга, которая является одним из сопутствующих эффектов сферы иллюзий. С другой стороны, проявляющиеся во все времена среди широкой публики сомнения и неприятие оккультизма, эзотеризма, гнозиса и мистицизма - не говоря уже о магии - объясняются одной и той же причиной. Здесь также в свое время слишком сильную роль сыграла сфера иллюзий, посеявшая глубокое недоверие у скептически настроенной часта публики. Здравомыслящая публика не желает никаких иллюзий - их и без того предостаточно. Стало быть, исторической причиной возникновения этого покрова таинственности является все то же влияние сферы иллюзий. Таким способом эзотеризм, с одной стороны, оберегает отважных неофитов; с другой же стороны, экзотерическая публика оберегает себя - с помощью скепсиса - от опасности вовлечения в игру сферы иллюзий. Ибо путь эзотеризма - путь личного и аутентичного духовного опыта - неизбежно ведет к столкновению с реальностью: реальностью либо сферы иллюзий, либо "сферы ложного Святого Духа".
Вот почему мистики восточного христианства неустанно предостерегают начинающих об опасности, называемой ими "прелестным просвещением", и настаивают на строгостидуховного опыта, т. е. на опыте духовного мира, лишенном всякой формы, цвета, звука и образа. Они учат, что единственным опытом, к которому следует стремиться, является интуитивное постижение Божественной любви, воздействующее на моральное сознание. Ладыженский в своей книге "Внутренний свет", опубликованной в Санкт-Петербурге в 1915-1916 г .г., дает хорошо обоснованное изложение учения православных мистиков о подлинном и ложном "просвещении". В ней он осуждает мистиков западного христианства за их учение, допускающее при определенных условиях возможность видений и озарений интеллектуального характера, - т. е. за то, что они не отвергают безоговорочно возможность видений и озарений.
Таким образом, мистики восточного христианства настолько прониклись чувством реальности и опасности сферы иллюзий, что предпочитают отказаться от любого, сколь угодно духовного опыта визионерского или интеллектуального характера, лишь бы не подвергаться риску столкновения с реальностью этой сферы. Что до мистиков западного христианства, то они также осознают реальность и опасности этой сферы, но не отвергают столь категорически все видения и интеллектуальные озарения. Их опыт, накопленный под руководством религиозных орденов (которых никогда не было на Востоке), а также иерархически централизованной Церкви (на Востоке нет руководящего центра, который в течение сотен, а возможно, и тысяч лет мог бы накапливать и оценивать опыт духовной жизни христианского человечества) позволяет им вырабатывать критерии, необходимые для определения того, проистекает ли откровение, полученное тем или иным человеком, из сферы Святого Духа, т. е. из сферы обитания святых и небесных иерархий. Эти критерии сводятся к строгому соблюдению буквы и духа обетов послушания, бедности и целомудрия.
Целомудренный разум занят поиском истины, а не радости ее откровения, как и целомудренная любовь стремится к единению с возлюбленным, а не к плотскому наслаждению от этого единения. Стало быть, целомудренный разум трезв; он не позволяет унести себя сладким "водам краденым", т. е. не поддается опьянению от внезапного потока озарений, против которого предостерегает Соломон в Книге Притчей. Бедный разумотказывается пить "воды краденые", поскольку ищет лишь того, что насущно необходимо для жизни тела, души и духа. Он не стремится к поверхностному - даже если оно духовно - и не откликнется на приглашение принять участие в оргии душевных озарений, предлагаемых сферой иллюзий. Послушному разумуприсуще обостренное и развитое чувство повиновения, т. е. духовный слух воли, наделяющий его способностью внимать голосу истиныи отличать его от всех прочих голосов. В приводимом ниже фрагменте Евангелия от Иоанна как раз и идет речь об этом духовном слухе, развитию которого способствует послушание:
"Кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам. Ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени и выводит их. И когда выведет своих овец, идет перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его. За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса" (Ин. 10: 1 -5).
Подлинное послушание - это вовсе не подчинение своей воли воле иной, а совестноеяснослышание воли, способность распознавать голос истины. Только эта способность может уберечь душу от соблазнов сферы иллюзий.
Хотя ни один эзотерист-практик не огражден от воздействия сферы иллюзий, тот, кто всем сердцем привержен обетам послушания, бедности и целомудрия, выйдет победителем из поединка с этой сферой. Если Св. Антоний категорически заявил: "Без искушения нет спасения", то к этому можно добавить: "Без трех обетов искушения не преодолеть".
К сожалению, эзотеристы, в отличие от монахов и монахинь, как правило, нечасто вспоминают об обете послушания, бедности и целомудрия, удовлетворяясь "научным характером" своей позиции и полагаясь на один лишь разум. Итогом этого - слишком часто - бывает блеск интеллектуальных фейерверков, в котором, в отличие от солнечного света, нет ни озарения, ни тепла, ни животворной силы.
Впрочем, не одно лишь духовное бесплодие является главной опасностью свободного полета разума в ущерб нравственному и духовному прогрессу; опасность, прежде всего, представляет реальность сферы иллюзий. Ибо эта сфера всегда с готовностью подбрасывает не только видения, но и интеллектуальные озарения и миражи. И вот сфера иллюзий вступает в игру и живописует ослепительно яркие картины "истины" перед внутренним взором того, кто предал забвению обеты послушания, бедности и целомудрия. Ослепленный богатством красок и художественным размахом открывшихся перед ним интеллектуальных построений, такой разум безоговорочно принимает их на веру, в полном убеждении, что сподобился откровения свыше.
Такой интеллектуальный мираж опасен еще и потому, что это, как правило, не иллюзия в чистом виде или заблуждение, а невообразимое смешение истины и иллюзий. Истина служит поддержке лжи, а ложь как бы придает истине новый блеск и величие. Следовательно, это мираж, а не явная иллюзия, которую гораздо легче распознать. А поскольку речь идет о сплаве истины и лжи, то истина появляется здесь в ложном свете. Идеи, которые сами по себе истинны, благодаря соседству с ложными представлениями приобретают искаженный смысл. В итоге сбитая столку душа попадает в сеть, сплетенную из истины и лжы.
Сфера миражей также постоянно перетасовывает факты, относящиеся к прежним воплощениям и кармическим взаимосвязям. Она, к примеру, может пробудить череду субъективных воспоминаний или сцен из далекого прошлого, которые могут совершенно сбить с толку того, кому выпало счастье - вернее, кто стал жертвой - этих откровений. Ибо в результате в нынешней жизни человек принимает на себя такие задачи и миссии, которые не имеют почти - а то и совершенно - ничего общего с истинным предназначением этой жизни. Миражи чаще всего встречаются во взаимоотношениях между особами противоположного пола, которые чувствуют заимное влечение. И тогда нередко случается, что свойства и даже личность одной души проецируются на другую. Многим Тристанам кажется, будто они нашли свою Изольду в простой горничной, и несть числа Эльзам Брабантским, видящим в своем кавалере Лоэнгрина.
Из всего сказанного нами о сфере миражей напрашивается вывод, что практический эзотеризм требует, как минимум, такого же здравомыслия, как и точные науки, но здравомыслие здесь требуется не только интеллектуальное, но прежде всего моральное. Оно по сути охватывает всего человека, со всем его разумением, воображением и волей. Речь, следовательно, идет о необходимостиздравомыслия.
По этой причине каждый серьезный эзотерист должен придерживаться правила хранить молчание- зачастую в течение многих лет - в отношении всякого нового испытанного им озарения или вдохновения, чтобы дать этому опыту созреть, т. е. обрести ту уверенность, которая зиждется на его гармоническом согласии с моральным сознанием, моральной логикой и всей совокупностью духовного и житейского опыта личности - как и опыта друзей и духовных наставников прошлого и настоящего - а также быть в соответствии с Божественным откровением, вечные догмы которого являются звездными ориентирами на небосклоне разума и морали. И только при достижении такой согласованности о личном озарении или вдохновении можно поведать людям.
Это относится не только к эзотеристам, но и к людям искусства. Последние - и прежде всего те, кто исповедует принцип "искусства для искусства" - являются, как правило, марионетками сферы миражей. Придерживаясь догмы автономии и независимости истины и морали в искусстве, они становятся легкой добычей сферы миражей вплоть до того, что даже отождествляют эту сферу с источником своего вдохновения. Ибо, незаботясь о том, "что" в искусстве, и стремясь лишь к реализации "как", человек рано или поздно отдаст себя во власть озарениям и вдохновениям сферы миражей - сферы par excellence так называемого творческого воображения, лишенной всякого морального контроля.
Это положение вещей отлично понимают те, кто наделен особым художественным даром. Гёте, например, в течение шестидесяти лет писавший Фауста, не только хотел отмести влияние сферы миражей на свое произведение, но и высветить в Фаустевсю ее реальность и механизм действия. Для него искусство было не одной лишь игрой воображения, а продолжением в субъективной области тех процессов творчества, которые Природа осуществляет в мире объективном. Он был сторонником направленного воображения - "точного воображения" ("exakte Phanta-sie") - как в художественном творчестве, так и в науке.
Однако принципы творческого метода Гёте в наше время игнорируются, как относящиеся к категории "литературного классицизма", т. е. они превращены в вопрос литературного вкуса, и в них не видят и не признают более призыва к совести художника прекратить черпать вдохновение из сферы миражей... призыва, ради воплощения которого создание одного лишь Фаустапотребовало шестидесяти лет труда! Люди искусства, так же как и эзотеристы, должны дать возможность своим произведениям пройти испытание временем с тем, чтобы можно было выполоть ядовитые растения сферы миражей и осталась одна лишь пшеница - чистая и созревшая.
Таким образом, существует священное, сакральное искусство, которое так же отличается от светского, секулярного искусства, как священная магия - от профанической магии и колдовства:
"Каждое произведение сакрального искусства, следовательно, основывается на изучении форм, иначе говоря, на присущей этим формам символике. Следует иметь в виду, что символ - это не просто условный знак. Он проявляет свой архетип в силу определенного онтологического закона... символ естьв определенном смысле то, что он выражает. По этой причине традиционному символизму всегда присуща красота: согласно духовному взгляду на мир, красота предмета есть не что иное, как прозрачность его экзистенциальных оболочек; искусство, достойное этого названия, прекрасно, ибо оно истинно" (37: р. 8).
Таким образом, сакральное искусство основывается на изучении форм, а не на субъективном творческом порыве или на одном лишь субъекте.
"Когда историки искусства применяют термин "сакральное искусство" по отношению к любому религиозному по своей тематике произведению, они забывают, что искусство - это прежде всего форма. Строго говоря, искусство нельзя называть "священным" лишь на том основании, что его тематика берет начало в духовной истине; его формальный язык также должен исходить из того же источника. Этого никак нельзя сказать о религиозном искусстве Ренессанса или барокко, которое во всем, что касается стиля, ничем не отличается от светского искусства той эпохи; ни его тематики, чисто поверхностно и как бы литературно позаимствованной из религии, ни благочестивых чувств, которыми оно подчас проникнуто, ни даже благородства души, порою находящего в нем выражение, недостаточно для того, чтобы приписывать ему сакральный характер. Ни один вид искусства не заслуживает этого эпитета, если его формы сами по себе не отражают духовного видения, присущего определенной религии... Согласно традиционным воззрениям разных эпох, сакральное искусство должно подражать Божественному Искусству, но следует ясно понимать, что это ни в коем случае не означает, что следует копировать все Божественное творение, т. е. мир, каким мы его видим, ибо это было бы чистой претенциозностью; буквальный "натурализм" чужд сакральному искусству. Подражать следует тому, как творит Божественный Дух. Законы его творчества должны быть перенесены в ту ограниченную сферу, в которой человек работает как человек, т. е. в область искусства" (37: р. 8).
К словам Буркхардта остается лишь добавить, что перенос принципов творчества Божественного духа в сферу человеческого искусства предполагает соблюдение традиционных обетов целомудрия, бедности и послушания. Просветлению и совершенствованию должно предшествовать очищение. Сакральное искусство, которое подражает творческому методу Божественного духа, требует, чтобы душа художника избавилась от своих склонностей и привычек, т. е. обеднела с тем, чтобы обрести способность воспринять дух Божий во всем его богатстве... чтобы душа заставила смолкнуть собственные фантазии и измышления, т. е. обрела целомудрие, дабы не замутить прозрачные струи Божественного источника... чтобы душа научилась послушанию, с тем чтобы научиться подражать творчеству Божественного духа, т. е. действовать в полной гармонии с Божественным духом.
Итак, на карте Двадцать Второго Аркана Таро - "Мир" - изображена танцовщица с волшебной палочкой в одной руке и пузырьком с любовным напитком - в другой. Палочка символизирует творческую способность осуществлять "внизу" то, что "вверху"; танцовщица держит ее вертикально. Это жест актуализации в дольнем мире того, что в горнем, - жест сакрального искусства, т. е. подражание творческому методу Божественного духа. А вот что говорит Поль Марто о напитке, который танцовщица держит в другой руке:
"Это напиток, порождающий иллюзии на всех планах Природы, ибо у человека могут быть как иллюзии любви, так и иллюзии духовности. Любовный напиток противопоставляется волшебной палочке в том смысле, что иллюзия, сотворенная человеком, может наделить его эфемерным королевским величием" (88: р. 90).
Иными словами, Аркан "Мир" имеет двойственное значение: он учиттому, что в основе мироздания лежит радость, т. е. гармоническое согласие ритмов; и в то же время он предупреждаетоб опасности стремления к творческой радости вместо творческой истины. Так, тот, кто превыше всего занят поиском творческой радости, будет пить из пузырька опьяняющий напиток иллюзий сферы "ложного Святого Духа", т. е. из сферы миражей, тогда как тот, кто превыше всего занят поиском творческой истины, не только отыщет ее, спокойно и уверенно поднимаясь по вертикали, но и сам вольется в гармоническое согласие ритмов, т. е. познает творческую радость. Он познает путь волшебной палочки, т. е. научится вступать по вертикали в контакт со "сферой Святого Духа" - сферой небесных иерархий и святых, - спокойно минуя сферу миражей.
Таким образом, в Аркане "Мир" мы черпаем урок чрезвычайной практической важности: "Мир есть произведение искусства. Им движет творческая радость. Проявляющаяся в нем мудрость есть мудрость радостная -мудрость творческого взлета художника, а не мудрость инженера-техника или проектировщика. Благо тому, кто ищет прежде всего мудрости, ибо он узнает, что мудрость преисполнена радости! Горе тому, кто ищет прежде всего радость мудрости, ибо он падет жертвой иллюзий! Стремитесь прежде всего к обретению творческой мудрости мира - а радость творчества приложится!"
Из этого учения следует важнейшее правило "духовной гигиены": тот, кто стремится к подлинному духовному опыту, никогда не отождествляет яркостьтого или иного опыта с явленной - либо не явленной - в этом опыте истиной, т. е. он не считает силувоздействия духовного опыта критерием его подлинности и истинности. Ибо иллюзия, порожденная сферой миражей, может сразить вас наповал, тогда как подлинное откровение свыше может явиться в виде едва уловимого внутреннего шепота. Ни в коей мере не навязывая себя, подлинный духовный опыт требует весьма обостренного и сосредоточенного внимания для того, чтобы не остаться незамеченным. Его и заметить порой бывает крайне трудно, не говоря уже о том, чтобы быть им захваченным или приведенным в замешательство. В противном случае что толку было бы во всех упражнениях по концентрации и занятиях глубокой медитацией? Ибо все упражнения, предписываемые серьезным эзотеризмом, необходимы для такого обострения и усиления внимания, чтобы в спокойном безмолвии глубин души оно могло воспринимать откровения духовной истины. Последняя же имеет ярко выраженную тенденцию к тому, чтобы проявляться незаметно и исподволь, хотя - как в случае Св. Павла - бывают и исключения. Но, как правило, духовный мир отнюдь не похож на бурное море - стремящееся смыть заградительные плотины и затопить землю. Нет, для духовного мира, т. е. "сферы Святого Духа", характерно особое внимание к состоянию человека. Масштаб и частота откровений свыше, предназначенных для конкретного индивида, тщательно рассчитаны, с тем чтобы исключить любые возможные в человеке нарушения морального и физического равновесия. Духовный мир предпочитает "благоразумное вдохновение", т. е. умеренный поток вдохновения, который усиливается по мере роста и созревания интеллектуальных и моральных качеств человека. При этомперед человеком мало-помалу открывается последовательность элементов, составляющих некую великую истину, пока в один прекрасный день эта великая истина во всей своей полноте не воссияет в подготовленном таким образом человеческом сознании. И тогда, разумеется, приходит радость, но нет и речи ни о каком-либо нарушении равновесия, т. е. опьянении, ни о нервных срывах или бессоннице.
Таков закон волшебной палочки в руке главного персонажа карты Двадцать Второго Аркана. Однако с любовным напитком в другой руке танцовщицы все как раз наоборот. Здесь прежде всего речь идет о радости и упоении, порожденном откровениями-миражами. "Сфера ложного Святого Духа" воздействует на душу человека так, чтобы одной лишь яркостью производимого впечатления интеллектуальные и визионерские откровения убеждали душу в их подлинности. "Истинно то, что больше всего возбуждает", - таков, по-видимому, критерий адекватности впечатлений в сфере миражей.
Верно, что самая передовая школа современной глубинной психологии - передовая в смысле проникновения в мир психического бессознательного - школа Карла Густава Юнга рассматривает нуминозноев психическом опыте как проявление динамической реальностибессознательного (или подсознательного, или даже сверхсознателыюго). (Понятие numinosumозначает то, что ощущается душой как нечто, неотвратимо навязанное ей извне, либо то, что ей неподвластно - или даже "недоступно ее власти"). Таким образом, нуминозноеесть психический опыт (во сне, фантазии, фантастическом видении или видении), который своим неотразимым очарованием подчиняет себе того, кто его испытывает. Нуминозноене предлагает, а навязывает себя человеку. Сознание не вызывает его, а, скорее, само подвергается его воздействию. Нуминозноекак таковое подчиняет себе человека, независимо от его воли (cf. 75: р. 7).
Итак, согласно Юнгу, реальностьбессознательного проявляется в его нуминозном по характеру воздействии на сознание. Вот что говорит о бессознательном сам Юнг:
"... бессознательное... по определению и фактически описанию не подлежит. Поэтому его следует рассматривать как нечто безграничное: бесконечно великое или бесконечно малое. Мы можем именовать его микрокосмом лишь в зависимости от того, насколько доказуемо существование в бессознательном отдельных частей мира, лежащих за пределами индивидуального опыта. Речь идет о неких постоянных величинах, которые не благоприобретаются индивидом, но наличествуют априори. Теория инстинктов и биологические открытия, связанные с симбиотическими взаимосвязями между растениями и насекомыми, давно уже наводят нас на эту мысль... Общим подтверждением правильности этой гипотезы является повсеместное распространение параллельных мифологем, "народных мыслей" (в терминологии Бастина) или первичных идей; а частным ее подтверждением является автохтонное воспроизведение таких идей в психике индивидов, при условиях, исключающих прямую передачу информации. ..Мифологемы суть упомянутые выше "части мира", принадлежащие к структурным элементам психики. Они и есть те постоянные величины, чье выражение одинаково всегда и повсюду" (72: pp. 91 -92).
Что касается "мифа двадцатого века" в нацистской Германии, то и он как своей властью над массами, так и идеологическими догмами обязан могучему притоку энергии из сферы иллюзий и его "просветляющим" воздействием. Но здесь уже речь идет не об экономической жизни, а о биологической - рассматриваемой в том "свете", который исходит из мира иллюзий. В нацистской доктрине место экономических факторов марксистско-ленинского учения заняли факторы наследственности и "крови" (знаменитый нацистский лозунг "Кровь и почва", - "Blut und Boden"), в чем и состоит главное между ними различие. Однако в толковании обоих жажда власти - в одном случае присущая классам, в другом - расам - единственно возможная и необходимая движущая сила истории человечества.
Так вот, нацистская иллюзия в одночасье развеялась в прах вследствие сокрушительного столкновения с реальностью полного военного поражения. Что же касается иллюзии марксизма-ленинизма, то она тает постепенно вследствие сурового отрезвляющего опыта столкновения с экономическими реалиями и реалиями человеческой природы. Отвергнув сталинизм, "ревизионистские течения" исподволь делают свое дело, и расправиться с ними уже невозможно.
Иллюзии исчезают, но какой ценой...
Существование сферы миражей - или "ложного Святого Духа" - не просто один из тезисов герметического учения; для самого герметизма эта сфера представляет собой значительную опасность и суровое испытание. Оккультисты, маги, гностики и мистики оказываются ее жертвами (а может, "марионетками"?) так же, как целые народы или зачинатели и лидеры социальных и политических движений. Мы уже приводили пример моральной аберрации египетских гностиков-варвелиотов и упоминали более близкую к нам по времени русскую секту хлыстов. Оба эти примера, казалось бы, не имеют ныне особого значения, поскольку касаются древних и более современных сект, а не тех независимых в духовном плане эзотеристов, которые руководствуются девизом Папюса "ни Лойолы, ни Вольтера". Факт, однако, остается фактом: независимые личности - превыше всего ценящие свободу и отвергающие подчинение какому-либо авторитету, кроме собственной совести, - в конце концов становятся эзотеристами-сектантами, со своими собственными откровениями и озарениями. А поскольку им явно недостает систематической подготовки и нет такого духовного авторитета, к которому они могли бы обратиться в минуту опасности (а такими минутами буквально изобилует духовный опыт), то они легко становятся добычей иллюзий сферы миражей, о чем в приведенном выше фрагменте из Книги Притчей предупреждает нас и Соломон.
Что тут сказать? Человечество есть единая сущность, и опыт одного человека должен помогать и служить другим. Чтобы избежать ловушек, подстерегающих на духовном пути, невозможно обойтись без опыта других, т. е. без чьего-либо авторитета. По правде говоря, главная причина "оккультности" оккультизма и "эзотеричности" эзотеризма, т. е. требования хранить знания в тайне, заключена прежде всего в стремлении уберечь "независимые личности" от опасности порабощения посредством "инфляции", по выражению Карла Густава Юнга, которая является одним из сопутствующих эффектов сферы иллюзий. С другой стороны, проявляющиеся во все времена среди широкой публики сомнения и неприятие оккультизма, эзотеризма, гнозиса и мистицизма - не говоря уже о магии - объясняются одной и той же причиной. Здесь также в свое время слишком сильную роль сыграла сфера иллюзий, посеявшая глубокое недоверие у скептически настроенной часта публики. Здравомыслящая публика не желает никаких иллюзий - их и без того предостаточно. Стало быть, исторической причиной возникновения этого покрова таинственности является все то же влияние сферы иллюзий. Таким способом эзотеризм, с одной стороны, оберегает отважных неофитов; с другой же стороны, экзотерическая публика оберегает себя - с помощью скепсиса - от опасности вовлечения в игру сферы иллюзий. Ибо путь эзотеризма - путь личного и аутентичного духовного опыта - неизбежно ведет к столкновению с реальностью: реальностью либо сферы иллюзий, либо "сферы ложного Святого Духа".
Вот почему мистики восточного христианства неустанно предостерегают начинающих об опасности, называемой ими "прелестным просвещением", и настаивают на строгостидуховного опыта, т. е. на опыте духовного мира, лишенном всякой формы, цвета, звука и образа. Они учат, что единственным опытом, к которому следует стремиться, является интуитивное постижение Божественной любви, воздействующее на моральное сознание. Ладыженский в своей книге "Внутренний свет", опубликованной в Санкт-Петербурге в 1915-1916 г .г., дает хорошо обоснованное изложение учения православных мистиков о подлинном и ложном "просвещении". В ней он осуждает мистиков западного христианства за их учение, допускающее при определенных условиях возможность видений и озарений интеллектуального характера, - т. е. за то, что они не отвергают безоговорочно возможность видений и озарений.
Таким образом, мистики восточного христианства настолько прониклись чувством реальности и опасности сферы иллюзий, что предпочитают отказаться от любого, сколь угодно духовного опыта визионерского или интеллектуального характера, лишь бы не подвергаться риску столкновения с реальностью этой сферы. Что до мистиков западного христианства, то они также осознают реальность и опасности этой сферы, но не отвергают столь категорически все видения и интеллектуальные озарения. Их опыт, накопленный под руководством религиозных орденов (которых никогда не было на Востоке), а также иерархически централизованной Церкви (на Востоке нет руководящего центра, который в течение сотен, а возможно, и тысяч лет мог бы накапливать и оценивать опыт духовной жизни христианского человечества) позволяет им вырабатывать критерии, необходимые для определения того, проистекает ли откровение, полученное тем или иным человеком, из сферы Святого Духа, т. е. из сферы обитания святых и небесных иерархий. Эти критерии сводятся к строгому соблюдению буквы и духа обетов послушания, бедности и целомудрия.
Целомудренный разум занят поиском истины, а не радости ее откровения, как и целомудренная любовь стремится к единению с возлюбленным, а не к плотскому наслаждению от этого единения. Стало быть, целомудренный разум трезв; он не позволяет унести себя сладким "водам краденым", т. е. не поддается опьянению от внезапного потока озарений, против которого предостерегает Соломон в Книге Притчей. Бедный разумотказывается пить "воды краденые", поскольку ищет лишь того, что насущно необходимо для жизни тела, души и духа. Он не стремится к поверхностному - даже если оно духовно - и не откликнется на приглашение принять участие в оргии душевных озарений, предлагаемых сферой иллюзий. Послушному разумуприсуще обостренное и развитое чувство повиновения, т. е. духовный слух воли, наделяющий его способностью внимать голосу истиныи отличать его от всех прочих голосов. В приводимом ниже фрагменте Евангелия от Иоанна как раз и идет речь об этом духовном слухе, развитию которого способствует послушание:
"Кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам. Ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени и выводит их. И когда выведет своих овец, идет перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его. За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса" (Ин. 10: 1 -5).
Подлинное послушание - это вовсе не подчинение своей воли воле иной, а совестноеяснослышание воли, способность распознавать голос истины. Только эта способность может уберечь душу от соблазнов сферы иллюзий.
Хотя ни один эзотерист-практик не огражден от воздействия сферы иллюзий, тот, кто всем сердцем привержен обетам послушания, бедности и целомудрия, выйдет победителем из поединка с этой сферой. Если Св. Антоний категорически заявил: "Без искушения нет спасения", то к этому можно добавить: "Без трех обетов искушения не преодолеть".
К сожалению, эзотеристы, в отличие от монахов и монахинь, как правило, нечасто вспоминают об обете послушания, бедности и целомудрия, удовлетворяясь "научным характером" своей позиции и полагаясь на один лишь разум. Итогом этого - слишком часто - бывает блеск интеллектуальных фейерверков, в котором, в отличие от солнечного света, нет ни озарения, ни тепла, ни животворной силы.
Впрочем, не одно лишь духовное бесплодие является главной опасностью свободного полета разума в ущерб нравственному и духовному прогрессу; опасность, прежде всего, представляет реальность сферы иллюзий. Ибо эта сфера всегда с готовностью подбрасывает не только видения, но и интеллектуальные озарения и миражи. И вот сфера иллюзий вступает в игру и живописует ослепительно яркие картины "истины" перед внутренним взором того, кто предал забвению обеты послушания, бедности и целомудрия. Ослепленный богатством красок и художественным размахом открывшихся перед ним интеллектуальных построений, такой разум безоговорочно принимает их на веру, в полном убеждении, что сподобился откровения свыше.
Такой интеллектуальный мираж опасен еще и потому, что это, как правило, не иллюзия в чистом виде или заблуждение, а невообразимое смешение истины и иллюзий. Истина служит поддержке лжи, а ложь как бы придает истине новый блеск и величие. Следовательно, это мираж, а не явная иллюзия, которую гораздо легче распознать. А поскольку речь идет о сплаве истины и лжи, то истина появляется здесь в ложном свете. Идеи, которые сами по себе истинны, благодаря соседству с ложными представлениями приобретают искаженный смысл. В итоге сбитая столку душа попадает в сеть, сплетенную из истины и лжы.
Сфера миражей также постоянно перетасовывает факты, относящиеся к прежним воплощениям и кармическим взаимосвязям. Она, к примеру, может пробудить череду субъективных воспоминаний или сцен из далекого прошлого, которые могут совершенно сбить с толку того, кому выпало счастье - вернее, кто стал жертвой - этих откровений. Ибо в результате в нынешней жизни человек принимает на себя такие задачи и миссии, которые не имеют почти - а то и совершенно - ничего общего с истинным предназначением этой жизни. Миражи чаще всего встречаются во взаимоотношениях между особами противоположного пола, которые чувствуют заимное влечение. И тогда нередко случается, что свойства и даже личность одной души проецируются на другую. Многим Тристанам кажется, будто они нашли свою Изольду в простой горничной, и несть числа Эльзам Брабантским, видящим в своем кавалере Лоэнгрина.
Из всего сказанного нами о сфере миражей напрашивается вывод, что практический эзотеризм требует, как минимум, такого же здравомыслия, как и точные науки, но здравомыслие здесь требуется не только интеллектуальное, но прежде всего моральное. Оно по сути охватывает всего человека, со всем его разумением, воображением и волей. Речь, следовательно, идет о необходимостиздравомыслия.
По этой причине каждый серьезный эзотерист должен придерживаться правила хранить молчание- зачастую в течение многих лет - в отношении всякого нового испытанного им озарения или вдохновения, чтобы дать этому опыту созреть, т. е. обрести ту уверенность, которая зиждется на его гармоническом согласии с моральным сознанием, моральной логикой и всей совокупностью духовного и житейского опыта личности - как и опыта друзей и духовных наставников прошлого и настоящего - а также быть в соответствии с Божественным откровением, вечные догмы которого являются звездными ориентирами на небосклоне разума и морали. И только при достижении такой согласованности о личном озарении или вдохновении можно поведать людям.
Это относится не только к эзотеристам, но и к людям искусства. Последние - и прежде всего те, кто исповедует принцип "искусства для искусства" - являются, как правило, марионетками сферы миражей. Придерживаясь догмы автономии и независимости истины и морали в искусстве, они становятся легкой добычей сферы миражей вплоть до того, что даже отождествляют эту сферу с источником своего вдохновения. Ибо, незаботясь о том, "что" в искусстве, и стремясь лишь к реализации "как", человек рано или поздно отдаст себя во власть озарениям и вдохновениям сферы миражей - сферы par excellence так называемого творческого воображения, лишенной всякого морального контроля.
Это положение вещей отлично понимают те, кто наделен особым художественным даром. Гёте, например, в течение шестидесяти лет писавший Фауста, не только хотел отмести влияние сферы миражей на свое произведение, но и высветить в Фаустевсю ее реальность и механизм действия. Для него искусство было не одной лишь игрой воображения, а продолжением в субъективной области тех процессов творчества, которые Природа осуществляет в мире объективном. Он был сторонником направленного воображения - "точного воображения" ("exakte Phanta-sie") - как в художественном творчестве, так и в науке.
Однако принципы творческого метода Гёте в наше время игнорируются, как относящиеся к категории "литературного классицизма", т. е. они превращены в вопрос литературного вкуса, и в них не видят и не признают более призыва к совести художника прекратить черпать вдохновение из сферы миражей... призыва, ради воплощения которого создание одного лишь Фаустапотребовало шестидесяти лет труда! Люди искусства, так же как и эзотеристы, должны дать возможность своим произведениям пройти испытание временем с тем, чтобы можно было выполоть ядовитые растения сферы миражей и осталась одна лишь пшеница - чистая и созревшая.
Таким образом, существует священное, сакральное искусство, которое так же отличается от светского, секулярного искусства, как священная магия - от профанической магии и колдовства:
"Каждое произведение сакрального искусства, следовательно, основывается на изучении форм, иначе говоря, на присущей этим формам символике. Следует иметь в виду, что символ - это не просто условный знак. Он проявляет свой архетип в силу определенного онтологического закона... символ естьв определенном смысле то, что он выражает. По этой причине традиционному символизму всегда присуща красота: согласно духовному взгляду на мир, красота предмета есть не что иное, как прозрачность его экзистенциальных оболочек; искусство, достойное этого названия, прекрасно, ибо оно истинно" (37: р. 8).
Таким образом, сакральное искусство основывается на изучении форм, а не на субъективном творческом порыве или на одном лишь субъекте.
"Когда историки искусства применяют термин "сакральное искусство" по отношению к любому религиозному по своей тематике произведению, они забывают, что искусство - это прежде всего форма. Строго говоря, искусство нельзя называть "священным" лишь на том основании, что его тематика берет начало в духовной истине; его формальный язык также должен исходить из того же источника. Этого никак нельзя сказать о религиозном искусстве Ренессанса или барокко, которое во всем, что касается стиля, ничем не отличается от светского искусства той эпохи; ни его тематики, чисто поверхностно и как бы литературно позаимствованной из религии, ни благочестивых чувств, которыми оно подчас проникнуто, ни даже благородства души, порою находящего в нем выражение, недостаточно для того, чтобы приписывать ему сакральный характер. Ни один вид искусства не заслуживает этого эпитета, если его формы сами по себе не отражают духовного видения, присущего определенной религии... Согласно традиционным воззрениям разных эпох, сакральное искусство должно подражать Божественному Искусству, но следует ясно понимать, что это ни в коем случае не означает, что следует копировать все Божественное творение, т. е. мир, каким мы его видим, ибо это было бы чистой претенциозностью; буквальный "натурализм" чужд сакральному искусству. Подражать следует тому, как творит Божественный Дух. Законы его творчества должны быть перенесены в ту ограниченную сферу, в которой человек работает как человек, т. е. в область искусства" (37: р. 8).
К словам Буркхардта остается лишь добавить, что перенос принципов творчества Божественного духа в сферу человеческого искусства предполагает соблюдение традиционных обетов целомудрия, бедности и послушания. Просветлению и совершенствованию должно предшествовать очищение. Сакральное искусство, которое подражает творческому методу Божественного духа, требует, чтобы душа художника избавилась от своих склонностей и привычек, т. е. обеднела с тем, чтобы обрести способность воспринять дух Божий во всем его богатстве... чтобы душа заставила смолкнуть собственные фантазии и измышления, т. е. обрела целомудрие, дабы не замутить прозрачные струи Божественного источника... чтобы душа научилась послушанию, с тем чтобы научиться подражать творчеству Божественного духа, т. е. действовать в полной гармонии с Божественным духом.
Итак, на карте Двадцать Второго Аркана Таро - "Мир" - изображена танцовщица с волшебной палочкой в одной руке и пузырьком с любовным напитком - в другой. Палочка символизирует творческую способность осуществлять "внизу" то, что "вверху"; танцовщица держит ее вертикально. Это жест актуализации в дольнем мире того, что в горнем, - жест сакрального искусства, т. е. подражание творческому методу Божественного духа. А вот что говорит Поль Марто о напитке, который танцовщица держит в другой руке:
"Это напиток, порождающий иллюзии на всех планах Природы, ибо у человека могут быть как иллюзии любви, так и иллюзии духовности. Любовный напиток противопоставляется волшебной палочке в том смысле, что иллюзия, сотворенная человеком, может наделить его эфемерным королевским величием" (88: р. 90).
Иными словами, Аркан "Мир" имеет двойственное значение: он учиттому, что в основе мироздания лежит радость, т. е. гармоническое согласие ритмов; и в то же время он предупреждаетоб опасности стремления к творческой радости вместо творческой истины. Так, тот, кто превыше всего занят поиском творческой радости, будет пить из пузырька опьяняющий напиток иллюзий сферы "ложного Святого Духа", т. е. из сферы миражей, тогда как тот, кто превыше всего занят поиском творческой истины, не только отыщет ее, спокойно и уверенно поднимаясь по вертикали, но и сам вольется в гармоническое согласие ритмов, т. е. познает творческую радость. Он познает путь волшебной палочки, т. е. научится вступать по вертикали в контакт со "сферой Святого Духа" - сферой небесных иерархий и святых, - спокойно минуя сферу миражей.
Таким образом, в Аркане "Мир" мы черпаем урок чрезвычайной практической важности: "Мир есть произведение искусства. Им движет творческая радость. Проявляющаяся в нем мудрость есть мудрость радостная -мудрость творческого взлета художника, а не мудрость инженера-техника или проектировщика. Благо тому, кто ищет прежде всего мудрости, ибо он узнает, что мудрость преисполнена радости! Горе тому, кто ищет прежде всего радость мудрости, ибо он падет жертвой иллюзий! Стремитесь прежде всего к обретению творческой мудрости мира - а радость творчества приложится!"
Из этого учения следует важнейшее правило "духовной гигиены": тот, кто стремится к подлинному духовному опыту, никогда не отождествляет яркостьтого или иного опыта с явленной - либо не явленной - в этом опыте истиной, т. е. он не считает силувоздействия духовного опыта критерием его подлинности и истинности. Ибо иллюзия, порожденная сферой миражей, может сразить вас наповал, тогда как подлинное откровение свыше может явиться в виде едва уловимого внутреннего шепота. Ни в коей мере не навязывая себя, подлинный духовный опыт требует весьма обостренного и сосредоточенного внимания для того, чтобы не остаться незамеченным. Его и заметить порой бывает крайне трудно, не говоря уже о том, чтобы быть им захваченным или приведенным в замешательство. В противном случае что толку было бы во всех упражнениях по концентрации и занятиях глубокой медитацией? Ибо все упражнения, предписываемые серьезным эзотеризмом, необходимы для такого обострения и усиления внимания, чтобы в спокойном безмолвии глубин души оно могло воспринимать откровения духовной истины. Последняя же имеет ярко выраженную тенденцию к тому, чтобы проявляться незаметно и исподволь, хотя - как в случае Св. Павла - бывают и исключения. Но, как правило, духовный мир отнюдь не похож на бурное море - стремящееся смыть заградительные плотины и затопить землю. Нет, для духовного мира, т. е. "сферы Святого Духа", характерно особое внимание к состоянию человека. Масштаб и частота откровений свыше, предназначенных для конкретного индивида, тщательно рассчитаны, с тем чтобы исключить любые возможные в человеке нарушения морального и физического равновесия. Духовный мир предпочитает "благоразумное вдохновение", т. е. умеренный поток вдохновения, который усиливается по мере роста и созревания интеллектуальных и моральных качеств человека. При этомперед человеком мало-помалу открывается последовательность элементов, составляющих некую великую истину, пока в один прекрасный день эта великая истина во всей своей полноте не воссияет в подготовленном таким образом человеческом сознании. И тогда, разумеется, приходит радость, но нет и речи ни о каком-либо нарушении равновесия, т. е. опьянении, ни о нервных срывах или бессоннице.
Таков закон волшебной палочки в руке главного персонажа карты Двадцать Второго Аркана. Однако с любовным напитком в другой руке танцовщицы все как раз наоборот. Здесь прежде всего речь идет о радости и упоении, порожденном откровениями-миражами. "Сфера ложного Святого Духа" воздействует на душу человека так, чтобы одной лишь яркостью производимого впечатления интеллектуальные и визионерские откровения убеждали душу в их подлинности. "Истинно то, что больше всего возбуждает", - таков, по-видимому, критерий адекватности впечатлений в сфере миражей.
Верно, что самая передовая школа современной глубинной психологии - передовая в смысле проникновения в мир психического бессознательного - школа Карла Густава Юнга рассматривает нуминозноев психическом опыте как проявление динамической реальностибессознательного (или подсознательного, или даже сверхсознателыюго). (Понятие numinosumозначает то, что ощущается душой как нечто, неотвратимо навязанное ей извне, либо то, что ей неподвластно - или даже "недоступно ее власти"). Таким образом, нуминозноеесть психический опыт (во сне, фантазии, фантастическом видении или видении), который своим неотразимым очарованием подчиняет себе того, кто его испытывает. Нуминозноене предлагает, а навязывает себя человеку. Сознание не вызывает его, а, скорее, само подвергается его воздействию. Нуминозноекак таковое подчиняет себе человека, независимо от его воли (cf. 75: р. 7).
Итак, согласно Юнгу, реальностьбессознательного проявляется в его нуминозном по характеру воздействии на сознание. Вот что говорит о бессознательном сам Юнг:
"... бессознательное... по определению и фактически описанию не подлежит. Поэтому его следует рассматривать как нечто безграничное: бесконечно великое или бесконечно малое. Мы можем именовать его микрокосмом лишь в зависимости от того, насколько доказуемо существование в бессознательном отдельных частей мира, лежащих за пределами индивидуального опыта. Речь идет о неких постоянных величинах, которые не благоприобретаются индивидом, но наличествуют априори. Теория инстинктов и биологические открытия, связанные с симбиотическими взаимосвязями между растениями и насекомыми, давно уже наводят нас на эту мысль... Общим подтверждением правильности этой гипотезы является повсеместное распространение параллельных мифологем, "народных мыслей" (в терминологии Бастина) или первичных идей; а частным ее подтверждением является автохтонное воспроизведение таких идей в психике индивидов, при условиях, исключающих прямую передачу информации. ..Мифологемы суть упомянутые выше "части мира", принадлежащие к структурным элементам психики. Они и есть те постоянные величины, чье выражение одинаково всегда и повсюду" (72: pp. 91 -92).