Страница:
В самом деле, разве не было "юродством во Христе" (поступком в духе Шута нашего Аркана), когда он, прежде чем сесть на корабль, отплывающий в Италию, "оставил на берегу (поблизости от барселонского порта) пять или шесть серебряных монет, полученных в качестве милостыни в Барселоне, и возложил всю надежду и упование на одного лишь Бога" (cf. 92: vol. II, 1904)? И сравните Св. Игнатия времен его паломничества в Святую Землю с тем Св. Игнатием, который в Риме возглавил Орден и взял на себя руководство разносторонней деятельностью вначале шестидесяти, затем четырехсот и, наконец, трех тысяч его духовных сыновей! Предпринятый им шаг - пусть в направлении, обратном шагу Киприана-волхва, - есть все то же осуществление на практике Аркана Таро "Шут". Ибо это Аркан, так сказать, "здравого опыта" человека, оказавшегося посредником между двумя мирами - Божественным и человеческим. Это Аркан преодоления порога между этими мирами в обоих направлениях - снизу вверх (как в случае с Киприаном) и обратно (что, по сути, и совершил Св. Игнатий). Таким образом, это Аркан, постижением которого смятение разума - потенциально шизофренической раздвоенности сознания - преображается в мудрость.
Мы говорили здесь о грядущем Будде-Аватаре, так как ему предстоит стать проводником в преобразовании потенциального шизофренического безумия в премудрость гармонической согласованности обоих миров и их восприятия. Он будет примером и живым образцом практической реализации рассматриваемого нами Аркана. По этой причине в каноническом искусстве буддизма его изображают как Будду, но не в позе медитации - "позе лотоса", - а сидящим по-европейски - что символизирует синтез принципов молитвы и медитации. По этой же причине в индийской мифологии он представлен как Аватар с телом гиганта и головой лошади, т. е. как существо с гигантской человеческой волей, интеллект которого всецело подчинен откровению свыше - ибо лошадь покорна воле наездника. Так в нем поразительно сочетаются три рода деятельности человеческой воли: искать, стучаться и вопрошать - в полном соответствии с изречением Учителя всех учителей: "Просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите, и отворят вам" (Мф. 7: 7). В то же время он не станет выдвигать ни личных мнений, ни убедительных гипотез; ибо его интеллектуальность - его "лошадиная голова" - будет подчинена исключительно откровению свыше. Его разум, подобно объезженной лошади, будет управляться волей наездника. Ни о каком своеволии не будет и речи.
Это Аркан, действующий в исторической среде. Что до его применения в духовной жизни индивида, то оно аналогично действию в исторической среде духовной алхимии. Это означает, что душа индивидуума начинает с ощущения разделенности и противостояния между ее духовным и интеллектуальным началами, а затем, как правило, в ней начинается их сближение - так сказать, "мирное сосуществование" духовного и интеллектуального начал. Впоследствии душа приходит к их актуальному взаимодействию, которое, когда удостоверена его плодотворность, заканчивается полным слиянием духовного и интеллектуального в нечто третье - в "философский камень" духовной алхимии герметизма. Начало этой последней стадии возвещает тот факт, что формальная (т. е. общая и абстрактная) логика - проходя через промежуточную стадию "органической логики" - преображается в логику моральную(т. е. материальную и сущностную).
Чтобы проиллюстрировать преобразование логики формальной в органическую, а органической в моральную, рассмотрим в качестве примера аксиому формальной логики, гласящую, что "часть меньше целого". Это именно аксиома, поскольку само понятие "часть" означает не что иное, как некое количество, которое меньше целого. Это вполне очевидно, когда речь идет о количествах. Но та же аксиома утрачивает свою безусловную справедливость, когда речь заходит о функцияхживого организма. Здесь уже часть - даже малая - может иметь не меньшее значение, нежели весь организм. Сердце, например, есть лишь малая часть тела, но удалите его - и прекратится жизнь всего организма. Стало быть, для сферы органических функций необходимо привести нашу аксиому к следующему виду: " часть может равняться целому". Когда же мы переходим из мира органического в мир духовных ценностей, мир нравственный, наша аксиома нуждается в еще более глубоком переосмыслении. Здесь уже приходится констатировать, что " часть может быть больше целого", поскольку довод Каиафы "лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь парод погиб" (Ин. 11:50) справедлив лишь в сфере чисел, но несостоятелен в сфере нравственных ценностей. Ибо этот "один человек", которым Каиафа предложил пожертвовать ради спасения народа, был главным смыслом существования всего этого народа - Мессией. Более того, история показала, что казнь, предпринятая по совету Каиафы ради предотвращения военного вторжения римлян, оказалась бессмысленной: в 70 г. н. э. римляне все равно вторглись в страну, разрушив Иерусалим и его храм и учинив кровавую расправу над жителями города - т. е. совершили как раз то, чего хотел избежать Каиафа.
Моральная логика, в противоположность формальной и органической, оперирует не категориями или понятиями грамматики, математики или биологии, а духовными ценностями. Так, если формальная логика способна приблизиться к идее о Боге лишь признавая необходимость существования некоего первого звена в логической цепи причин и следствий и постулируя существование Первопричины ("перводвигатель" Аристотеля), и если органическая логика, логика функций, не может пойти дальше констатации существования в имеющемся миропорядке Бога как руководящего начала - "закона законов" мира, - то моральная логика приходит к утверждению, что Бог есть "ценность ценностей", что Он есть любовь.
Поскольку в ненависти и безразличии творческое начало отсутствует, одна лишь любовь является источником, причиной и движущей силой сотворения мира. Никто не творит то, чего не любит, как никого не подвигнет к творчеству безразличие, т. е. отсутствие интереса. Следовательно, Бог есть созидающая любовь - Отец, сотворивший мир видимый и невидимый... "Отец", т. е. дающий бытие всякой твари. И поскольку бытие есть дар всему сущему, а не нечто данное взаймы, то и дара этого Он не отнимает; следовательно, всякая тварь, сотворенная Отцом, бессмертна. Таким образом, бессмертие является неизбежным выводом постулата моральной логики о том, что Бог есть любовь... и так далее, пока на основе нравственных постулатов моральной логики не будут выведены все важнейшие догматы веры. Изначальные постулаты моральной логики впоследствии удостоверяются, развиваются и углубляются посредством духовного опыта, который не замедлит прийти на помощь мышлению, если только ум созвучен сердцу. Моральная логика - это язык духовного мира, и применение моральной логики означает начало диалогас духовным миром. Ибо духовный мир не остается безмолвным и безразличным, когда к нему обращаются на его языке.
Как уже было сказано, моральная логика есть логика разума и сердца в их единстве. А посему в ней слиты воедино медитацияи молитва.
Молитва - с просьбой ли, благодарностью, раскаянием или благословением - это сияние, дыхание и тепло пробужденного сердца, облеченное либо в словесные формулы, либо в молчаливые вздохи, исходящие из глубины души, либо, наконец, во внутреннее и внешнее безмолвие дыхания души, которая погружается в Божественное дыхание и сама дышит в гармонии с ним. У молитвы, таким образом, есть несколько аспектов: "магический", т. е. молитва словесными формулами; "гностический", когда она становится неизреченным внутренним воздыханием; и, наконец, "мистический", когда она становится безмолвным единением с Богом. Поэтому она никогда не бывает тщетной. Даже прочитанная вслух бесчувственно и наспех, молитва-формула оказывает свое магическое воздействие, ибо весь могучий заряд молитвенного пыла, вложенный в эту формулу в прошлом - верующими, святыми и Ангелами, - пробуждается к действию одним лишь ее произнесением. Всякая молитва-формула, освященная веками ее применения, обладает магическими свойствами, поскольку она коллективна. В ней отзываются и присоединяются к голосу истинно молящегося голоса всех тех, кто когда-либо ею молился. Это прежде всего касается всех текстов литургических молитв. К примеру, каждая фраза католической мессы или православной литургии представляет собой формулу священной Божественной магии. В этом нет ничего удивительного, поскольку месса и литургия состоят только из молитв пророков, святых и Самого Иисуса Христа. Однако поистине удивительно то, что всегда находятся эзотеристы (как, скажем, Фабр д'Оливе), которые придумывают новые культы и молитвенные тексты, новые "мантры" и т. д., словно с помощью новизны можно чего-то достичь! Может быть, они считают, что формулы, взятые из Святого Писания либо составленные святыми, обветшали от долгого применения и утратили свою ценность? Это было бы нелепейшим недоразумением. Ибо долгое применение не только не истощает силу молитвы-формулы, а наоборот, повышает ее ценность. Поэтому весьма прискорбно, что в некоторых протестантских церквах принято, чтобы пастор или проповедник читал во время богослужения импровизированные молитвы -возможно, в убеждении, что личное более эффективно, чем всеобщее и традиционное.
Следует знать, что никто не молится в одиночестве, т.е, рядом всегда кто-то есть - будь то в высших сферах или в прошлом на земле - кто молится вместе с вами о том же, в том же духе и даже теми же словами. Вознося молитву, вы всегда вступаете в зримую или незримую общность тех, кто молится вместе с вами. Молясь об исцелении, вы предстательствуете за всех больных и всех целителей, и тогда вся общность целителей и страждущих от недугов молится вместе с вами. Поэтому в молитве Господней каждый обращается не к "Отцу моему на небесах", а к "Отцу нашемуна небесах", и в ней каждый просит Отца "дать намхлеб нашнасущный", "простить намдолги наши", "не ввести насво искушение" и "избавить насот лукавого". Таким образом, о чем бы ни молился тот, кто произносит "Отче наш", он всегда молится за все человечество.
Что до молитвы, издаваемой лишь внутренними, неизреченными вздохами - и названной нами "гностической", - то от "магической" молитвы-формулы ее отличает преобразование психофизического процесса дыхания в молитву. Поэтому она может продолжаться непрерывно - днем и ночью, в бодрствовании и во сне, безостановочно, - до тех пор, пока есть дыхание. Такая молитва (более всего распространенная на христианском Востоке) обладает большей ценностью, нежели магическая: она превращает человека в зеркало духовного и Божественного мира. Поэтому мы назвали ее "гностической", ибо гностический опыт является отражением опыта мистического.
Сама же мистическая молитва в подлинном смысле слова, т. е. состояние человеческой души, пребывающей в единении с Богом, когда, не имея даже собственного дыхания, она дышит одним лишь Божественным дыханием, представляет собой глубокое безмолвие всех свойств души - разума, воображения, памяти и воли, - которое описывает и разъясняет в своих сочинениях Сан Хуан де ла Крус. Это высочайшая степень любви между душой и Богом.
Медитация, т. е. последовательное углубление мышления, также имеет несколько этапов, в число которых входят: простое сосредоточение на предмете; постижение предмета во всей совокупности его взаимосвязей с реальностью; и наконец, интуитивное проникновение в его глубинную сущность. Подобно тому, как молитва приводит к мистическому единению души с Богом, так и медитация ведет к прямому постижению вечных и непреложных основ бытия. Рене Генон называет этот опыт слияния индивидуального разума с вселенским Разумом (???? в толковании Плотина и стоиков) - как и основанные на нем учения - "метафизическим". Свои основные идеи в области этой "метафизики" он изложил на конференции по вопросам "восточной метафизики", проведенной им в Сорбонне в 1925 году. С его взглядами можно познакомиться по книге Поля Седира "История и учение розенкрейцерства". В частности:
"Метафизика - наука исключительная, необычная как в плане ее предмета, так и в плане самой специфики метафизического мышления и соответствующего познания. Точнее можно сказать, что она не имеет ничего общего со сферой научных и рациональных представлений. Она не оперирует абстрактными понятиями, но обретает знание непосредственно из вечных и непреходящих источников.
Метафизика - наука не человеческая. Поэтому в силу одной лишь своей человеческой природы человек не может ее постичь; ее постижение осуществляется в фактическом сознании сверхиндивидуальных состояний. Основным принципом метафизического постижения является отождествление через познание - согласно аксиоме Аристотеля: человек есть всё, что он знает.
Важнейшим для этого средством служит сосредоточение. Постижение заключается вначале в неограниченном развитии всех возможностей, которыми фактически наделен индивид, а затем в выходе за пределы мира форм на такой уровень универсальности, где существует одно лишь чистое бытие.
Конечной целью метафизического постижения является абсолютно ничем не обусловленное состояние, свободное от всяких ограничений. При этом освобожденное существо поистине достигает обладания всей полнотой своих возможностей. Это и есть слияние с верховным Началом.
Подлинная метафизика не детерминирована временем; она вечна. Это такой тип познания, который доступен лишь избранным [т. е. существам, состоящим из одного лишь разума]... к тому же все существующие проявления Абсолюта даны нам не для того, чтобы их игнорировали; пренебрегать ими потому лишь, что они нас стесняют, как это делает йог [sic] или архат, неблагородно и не по-христиански..." (125: pp. 13-14).
Метафизика как "непосредственное знание из вечных и непреходящих источников" и как "выход за пределы мира форм на такой уровень универсальности, где существует одно лишь чистое бытие" -это лишь одно из практических приложений медитации, хотя и далеко не единственное. Существуют и многие другие.
Люди Востока используют медитацию в уповании обрести спасение в прибежище, находящемся в некоей абстрактной точке, которая является источником всех пространственных форм. В свою очередь для иудейских эзотеристов - каббалистов - медитация есть средство спасения в поклонении и любви к Богу: вот почему их усилия в медитации направлены на углубление понимания Божественных таинств, явленных в Писании и мироздании. Зогарпредставляет собой неисчерпаемый источник учения об этой школе медитации и ее достижениях.
Христианская медитация также преследует цель углубить постижение двух Божественных откровений: Святого Писания и мироздания. Однако она стремится к этому прежде всего с тем, чтобы пробудить более полное осознание и понимание искупительной миссии Иисуса Христа. Поэтому высшей ее точкой является созерцание семи Страстей Христовых в их последовательности: омовение ног, бичевание, возложение тернового венца, несение креста, распятие, положение во гроб и воскресение.
Медитация христианского герметизма - ставящая своей целью постижение и содействие алхимической реакции преображению духа, души и материи из состояния изначальной чистоты до Грехопадения к состоянию после Грехопадения, а от него - к состоянию Реинтеграции (к осуществлению спасения) - переходит, к примеру, от семи "дней" творения из Книги Бытия к семи ступеням Грехопадения, затем к семи чудесам Евангелия от Иоанна, а затем к семи речениям Иисуса о Себе ("Я есмь воскресение и жизнь"; "Я есмь свет миру"; "Я есмь пастырь добрый"; "Я есмь хлеб жизни"; "Я есмь врата"; "Я есмь путь и истина и жизнь"; "Я есмь истинная виноградная лоза") с тем, чтобы завершиться семью "словами" распятого Иисуса Христа и семью упомянутыми выше ступенями Страстей Господних.
Итак, медитация может служить средством достижения различных целей, но, независимо от цели, она всегда является средством достижения все более полного пробуждения всего сознания (а не только разума) по отношению к тем или иным фактам, идеям, идеалам и, наконец, реалиям земной и духовной жизни человека в целом. Она также является средством пробуждения сознания по отношению к откровениям свыше. Медитировать означает углубляться, доходить до самой сути вещей.
По этой причине практика медитации влечет за собой преобразование формальной логики в органическую, а органической - в моральную. Последняя, в свою очередь, развивается путем выхода за пределы разумения, путем созерцания вещей, превосходящих всякое понимание: таинств, которые - не будучи принципиально непознаваемы -не ставят пределов их постижению, дабы их познание и понимание могло углубляться до бесконечности. Достигнув же этого созерцания вещей, превосходящих обычное разумение, медитация становится молитвой- как и молитва, достигшая безмолвного созерцания, становится медитацией.
Этот "алхимический синтез" молитвы и медитации - солнца и луны духовного небосвода души - и происходит в душе человека, постигающего Аркан "Шут"... Аркан единства откровения свыше с человеческой мудростью, позволяющий избежать безумия... Аркан получения "философского камня", в котором сосредоточена двоякая достоверность как откровения свыше, так и человеческого знания.
Вышеизложенное представляет собой некоторые мимолетные отзвуки, зарождающиеся в душе при медитации на карте Двадцать Первого Аркана, где изображен путник в шутовском наряде и с узелком на плече, опирающийся на посох, которым он даже не пытается отогнать нападающую на него собаку. Иные - более глубокие - отзвуки ожидают тех, кого медитация на этом Аркане увлечет за пределы того, что здесь описано. Приветствуя их, я надеюсь, что новый свет воссияет от их медитации на Аркане, эзотерическое наименование которого - ЛЮБОВЬ.
Письмо XXII. Мир
Дорогой неизвестный друг,
Приведенные выше цитаты звучат своеобразной музыкальной прелюдией к Двадцать Второму Старшему Аркану Таро - "Мир". На карте изображена обнаженная женщина, танцующая в обрамлении гирлянды; в левой руке у нее волшебная палочка, в правой - пузырек с любовным напитком. Длинный шарф небрежно перекинут через ее плечо. В верхних углах карты - Ангел и Орел, в нижних - Телец и Лев. Четверо священных животных со всех сторон окружают венок, в котором пляшет с развевающимся вокруг нее шарфом нагая танцовщица.
Итак, при первом же взгляде на карту в уме пробуждаются идеи танца, цветения и четырех стихий - что прежде всего обращает разум к таким проблемам, как сущность движения, роста и спонтанной мудрости, именуемой нами "инстинктом". Таким образом, эта карта как бы предлагает общее представление о мире как о ритмичном движении или танце женской души, в сопровождении многоголосого аккомпанемента четырех изначальных инстинктов, вызывая в душе образ радуги, сияющей многоцветьем различных форм - или, другими словами, представление о мире как о произведении искусства. Эту идею блестяще выразил Эдвард Карпентер в своем сочинении "Мир как произведение искусства". Общий ее смысл заключается в том, что мир в основе своей не является ни механизмом, ни организмом, ни даже социальной структурой -этакой вселенской школой или воспитательным учреждением для всего сущего, - а представляет собой произведение Божественного искусства: одновременно хореографии, музыки, поэзии, волнующим художественным полотном, скульптурой и архитектурным ансамблем.
В какой степени соответствует этой идее последний из двадцати двух Старших Арканов Таро? В самом ли деле последовательность из двадцати двух духовных упражнений - каждое из которых должно научить тому, как найти тот или иной ключ к тайнам мироздания и воспользоваться им, - завершается медитацией, в итоге которой мир предстает внутреннему взору как произведение искусства?
Карта наводит на эту мысль, но чтобы увериться в этом окончательно, нет иного средства, чем глубокая медитация. Только так можно обрести полную уверенность. Последуем же за общей мыслью, заложенной в контексте карты.
Представление о мире как о произведении искусства присутствует во всех космогонических теориях, объясняющих происхождение мироздания неким актом творенияили целым их рядом, как это описано в Моисеевой Книге Бытия. Творение - каким бы ни было его человеческое понимание - неизбежно предполагает созидательное переустройство первичной материи из хаотического состояния в космическое, где превращение изначального хаоса в космос может быть понято лишь по аналогии с магическим действом или магией искусства. "Вначале Бог [ Элохим] сотворил [= магическое действо] небо и землю [=произведение искусства]" (Быт. 1:1) - так начинает Библию предание о сотворении мира в Моисеевой Книге Бытия. Можно ли здесь представить себе иную идею, нежели акт преображения идеального в реальное, постижимого (т. е. принадлежащего к сфере разума) в чувственно воспринимаемое? И аналогично ли это преобразование в объективную реальность того, что существует лишь в Господних помыслах и воле, созданию произведения искусства или магическому действу? Действительно ли Божественная магия, подразумеваемая в Моисеевом предании о сотворении мира, есть то же, что и подразумеваемое в нем Божественное искусство?
В философия Платона видимый мир также рассматривается как порождение незримого мира архетипов или идей. Так, неоплатоник Плотин говорит о том, что идея "Человек" существует изначально и проявляется в каждом конкретном человеке:
"... когда же Человек входит в человеческий облик, появляется некий живой человек, который все жене перестает быть Человеком. Из одной сущности, сущности Человека - человека-Идеи, - берет свое начало материальный человек, порождая множество отдельных индивидов, что означаетприсутствие одной самотождественной сущности во множестве проявлений, или, так сказать, во множестве оттисков одной печати" (111: VI, v. 6; р. 536).
С какой поразительной ясностью изложена здесь метафизика магии и в то же время метафизика искусства! С помощью познаний, которыми располагала биология в первой четверти двадцатого века, Эдгар Даке в своей книге "Жизнь как символ" проливает свет на природу "печати", о которой говорит Плотин. Здесь уместно привести две цитаты из его "Эннеад":
"Шопенгауэр как-то сказал, что ребенку вещи видятся в таком ореоле великолепия и наделенными такой небесной природой потому, что каждую конкретную вещь он наивно воспринимает как идею всего типа (вида). Это великолепие духовной реальности совершенно утрачивается человеком, достигшим зрелости рационального мышления, когда он выходит из "инфантильного состояния" ярких и живых ощущений и попадает во власть чистых абстракций. Таким образом, каждый раз, оказавшись в состоянии восприятия идеи в некоей форме, мы оказываемся -подобно детям - внутри Природы. Таким ребенком был Гёте. ...В таком случае, если, как я все время пытаюсь показать, человек является архетипом эволюционной истории целого вида и центром живой Природы... если животный мир, как это уже было известно древним, есть человек в состоянии полной дезинтеграции - что теперь обрело совершенно реальный смысл - то мы получаем прочную основу всего тотемизма и анималистических культов, которая зиждется на данных естествознания" (46: pp. 114, 191).
Иными словами, Эдгар Даке - подобно Пьеру Тейяру де Шардену - видит животный, растительный и неорганический миры как различные вариации на одну и ту же тему, т. е. тему человека, являющегося архетипом Природы в процессе эволюции. Таким образом, человек и есть та самая "печать", о которой говорил Плотин, а все существа в Природе суть его частичные "оттиски". Не является ли, согласно Даке, мир в процессе эволюции произведением искусства в процессе его создания, при котором идея - человек - становится реальностью?
Что до Гёте, которого Даке упоминает как пример человека, умевшего в частных проявлениях видеть мир архетипов, то он представлял себе художественное творчество как неотъемлемую составную часть созидательной деятельности Природы, находящую свое продолжение в человеке. Для него цветок, пробивающийся из земли, и стихотворение, "пробивающееся" сквозь "почву" души поэта, суть два частных проявления одной и той же творческой магическо-артистической силы. Он назвал эту силу "метаморфозой". Вот почему Гёте всю жизнь занимался как наблюдением "метаморфоз" в действии, так и научным и художественным творчеством по этой тематике. Его сочинение о проблеме цвета - "Zur Farbenlehre" ("Теория красок") - есть не что иное, как описание и анализ метаморфоз света; название его труда "Metamorphose der Pflanzen" ("Метаморфозы растений") говорит само за себя, как и название небольшого отрывка "Metamorphose der Tiere" ("Метаморфозы животных"); а его шедевр "Фауст" есть не что иное, как метаморфоза человеческой души со времен Ренессанса...
Мы говорили здесь о грядущем Будде-Аватаре, так как ему предстоит стать проводником в преобразовании потенциального шизофренического безумия в премудрость гармонической согласованности обоих миров и их восприятия. Он будет примером и живым образцом практической реализации рассматриваемого нами Аркана. По этой причине в каноническом искусстве буддизма его изображают как Будду, но не в позе медитации - "позе лотоса", - а сидящим по-европейски - что символизирует синтез принципов молитвы и медитации. По этой же причине в индийской мифологии он представлен как Аватар с телом гиганта и головой лошади, т. е. как существо с гигантской человеческой волей, интеллект которого всецело подчинен откровению свыше - ибо лошадь покорна воле наездника. Так в нем поразительно сочетаются три рода деятельности человеческой воли: искать, стучаться и вопрошать - в полном соответствии с изречением Учителя всех учителей: "Просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите, и отворят вам" (Мф. 7: 7). В то же время он не станет выдвигать ни личных мнений, ни убедительных гипотез; ибо его интеллектуальность - его "лошадиная голова" - будет подчинена исключительно откровению свыше. Его разум, подобно объезженной лошади, будет управляться волей наездника. Ни о каком своеволии не будет и речи.
Это Аркан, действующий в исторической среде. Что до его применения в духовной жизни индивида, то оно аналогично действию в исторической среде духовной алхимии. Это означает, что душа индивидуума начинает с ощущения разделенности и противостояния между ее духовным и интеллектуальным началами, а затем, как правило, в ней начинается их сближение - так сказать, "мирное сосуществование" духовного и интеллектуального начал. Впоследствии душа приходит к их актуальному взаимодействию, которое, когда удостоверена его плодотворность, заканчивается полным слиянием духовного и интеллектуального в нечто третье - в "философский камень" духовной алхимии герметизма. Начало этой последней стадии возвещает тот факт, что формальная (т. е. общая и абстрактная) логика - проходя через промежуточную стадию "органической логики" - преображается в логику моральную(т. е. материальную и сущностную).
Чтобы проиллюстрировать преобразование логики формальной в органическую, а органической в моральную, рассмотрим в качестве примера аксиому формальной логики, гласящую, что "часть меньше целого". Это именно аксиома, поскольку само понятие "часть" означает не что иное, как некое количество, которое меньше целого. Это вполне очевидно, когда речь идет о количествах. Но та же аксиома утрачивает свою безусловную справедливость, когда речь заходит о функцияхживого организма. Здесь уже часть - даже малая - может иметь не меньшее значение, нежели весь организм. Сердце, например, есть лишь малая часть тела, но удалите его - и прекратится жизнь всего организма. Стало быть, для сферы органических функций необходимо привести нашу аксиому к следующему виду: " часть может равняться целому". Когда же мы переходим из мира органического в мир духовных ценностей, мир нравственный, наша аксиома нуждается в еще более глубоком переосмыслении. Здесь уже приходится констатировать, что " часть может быть больше целого", поскольку довод Каиафы "лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь парод погиб" (Ин. 11:50) справедлив лишь в сфере чисел, но несостоятелен в сфере нравственных ценностей. Ибо этот "один человек", которым Каиафа предложил пожертвовать ради спасения народа, был главным смыслом существования всего этого народа - Мессией. Более того, история показала, что казнь, предпринятая по совету Каиафы ради предотвращения военного вторжения римлян, оказалась бессмысленной: в 70 г. н. э. римляне все равно вторглись в страну, разрушив Иерусалим и его храм и учинив кровавую расправу над жителями города - т. е. совершили как раз то, чего хотел избежать Каиафа.
Моральная логика, в противоположность формальной и органической, оперирует не категориями или понятиями грамматики, математики или биологии, а духовными ценностями. Так, если формальная логика способна приблизиться к идее о Боге лишь признавая необходимость существования некоего первого звена в логической цепи причин и следствий и постулируя существование Первопричины ("перводвигатель" Аристотеля), и если органическая логика, логика функций, не может пойти дальше констатации существования в имеющемся миропорядке Бога как руководящего начала - "закона законов" мира, - то моральная логика приходит к утверждению, что Бог есть "ценность ценностей", что Он есть любовь.
Поскольку в ненависти и безразличии творческое начало отсутствует, одна лишь любовь является источником, причиной и движущей силой сотворения мира. Никто не творит то, чего не любит, как никого не подвигнет к творчеству безразличие, т. е. отсутствие интереса. Следовательно, Бог есть созидающая любовь - Отец, сотворивший мир видимый и невидимый... "Отец", т. е. дающий бытие всякой твари. И поскольку бытие есть дар всему сущему, а не нечто данное взаймы, то и дара этого Он не отнимает; следовательно, всякая тварь, сотворенная Отцом, бессмертна. Таким образом, бессмертие является неизбежным выводом постулата моральной логики о том, что Бог есть любовь... и так далее, пока на основе нравственных постулатов моральной логики не будут выведены все важнейшие догматы веры. Изначальные постулаты моральной логики впоследствии удостоверяются, развиваются и углубляются посредством духовного опыта, который не замедлит прийти на помощь мышлению, если только ум созвучен сердцу. Моральная логика - это язык духовного мира, и применение моральной логики означает начало диалогас духовным миром. Ибо духовный мир не остается безмолвным и безразличным, когда к нему обращаются на его языке.
Как уже было сказано, моральная логика есть логика разума и сердца в их единстве. А посему в ней слиты воедино медитацияи молитва.
Молитва - с просьбой ли, благодарностью, раскаянием или благословением - это сияние, дыхание и тепло пробужденного сердца, облеченное либо в словесные формулы, либо в молчаливые вздохи, исходящие из глубины души, либо, наконец, во внутреннее и внешнее безмолвие дыхания души, которая погружается в Божественное дыхание и сама дышит в гармонии с ним. У молитвы, таким образом, есть несколько аспектов: "магический", т. е. молитва словесными формулами; "гностический", когда она становится неизреченным внутренним воздыханием; и, наконец, "мистический", когда она становится безмолвным единением с Богом. Поэтому она никогда не бывает тщетной. Даже прочитанная вслух бесчувственно и наспех, молитва-формула оказывает свое магическое воздействие, ибо весь могучий заряд молитвенного пыла, вложенный в эту формулу в прошлом - верующими, святыми и Ангелами, - пробуждается к действию одним лишь ее произнесением. Всякая молитва-формула, освященная веками ее применения, обладает магическими свойствами, поскольку она коллективна. В ней отзываются и присоединяются к голосу истинно молящегося голоса всех тех, кто когда-либо ею молился. Это прежде всего касается всех текстов литургических молитв. К примеру, каждая фраза католической мессы или православной литургии представляет собой формулу священной Божественной магии. В этом нет ничего удивительного, поскольку месса и литургия состоят только из молитв пророков, святых и Самого Иисуса Христа. Однако поистине удивительно то, что всегда находятся эзотеристы (как, скажем, Фабр д'Оливе), которые придумывают новые культы и молитвенные тексты, новые "мантры" и т. д., словно с помощью новизны можно чего-то достичь! Может быть, они считают, что формулы, взятые из Святого Писания либо составленные святыми, обветшали от долгого применения и утратили свою ценность? Это было бы нелепейшим недоразумением. Ибо долгое применение не только не истощает силу молитвы-формулы, а наоборот, повышает ее ценность. Поэтому весьма прискорбно, что в некоторых протестантских церквах принято, чтобы пастор или проповедник читал во время богослужения импровизированные молитвы -возможно, в убеждении, что личное более эффективно, чем всеобщее и традиционное.
Следует знать, что никто не молится в одиночестве, т.е, рядом всегда кто-то есть - будь то в высших сферах или в прошлом на земле - кто молится вместе с вами о том же, в том же духе и даже теми же словами. Вознося молитву, вы всегда вступаете в зримую или незримую общность тех, кто молится вместе с вами. Молясь об исцелении, вы предстательствуете за всех больных и всех целителей, и тогда вся общность целителей и страждущих от недугов молится вместе с вами. Поэтому в молитве Господней каждый обращается не к "Отцу моему на небесах", а к "Отцу нашемуна небесах", и в ней каждый просит Отца "дать намхлеб нашнасущный", "простить намдолги наши", "не ввести насво искушение" и "избавить насот лукавого". Таким образом, о чем бы ни молился тот, кто произносит "Отче наш", он всегда молится за все человечество.
Что до молитвы, издаваемой лишь внутренними, неизреченными вздохами - и названной нами "гностической", - то от "магической" молитвы-формулы ее отличает преобразование психофизического процесса дыхания в молитву. Поэтому она может продолжаться непрерывно - днем и ночью, в бодрствовании и во сне, безостановочно, - до тех пор, пока есть дыхание. Такая молитва (более всего распространенная на христианском Востоке) обладает большей ценностью, нежели магическая: она превращает человека в зеркало духовного и Божественного мира. Поэтому мы назвали ее "гностической", ибо гностический опыт является отражением опыта мистического.
Сама же мистическая молитва в подлинном смысле слова, т. е. состояние человеческой души, пребывающей в единении с Богом, когда, не имея даже собственного дыхания, она дышит одним лишь Божественным дыханием, представляет собой глубокое безмолвие всех свойств души - разума, воображения, памяти и воли, - которое описывает и разъясняет в своих сочинениях Сан Хуан де ла Крус. Это высочайшая степень любви между душой и Богом.
Медитация, т. е. последовательное углубление мышления, также имеет несколько этапов, в число которых входят: простое сосредоточение на предмете; постижение предмета во всей совокупности его взаимосвязей с реальностью; и наконец, интуитивное проникновение в его глубинную сущность. Подобно тому, как молитва приводит к мистическому единению души с Богом, так и медитация ведет к прямому постижению вечных и непреложных основ бытия. Рене Генон называет этот опыт слияния индивидуального разума с вселенским Разумом (???? в толковании Плотина и стоиков) - как и основанные на нем учения - "метафизическим". Свои основные идеи в области этой "метафизики" он изложил на конференции по вопросам "восточной метафизики", проведенной им в Сорбонне в 1925 году. С его взглядами можно познакомиться по книге Поля Седира "История и учение розенкрейцерства". В частности:
"Метафизика - наука исключительная, необычная как в плане ее предмета, так и в плане самой специфики метафизического мышления и соответствующего познания. Точнее можно сказать, что она не имеет ничего общего со сферой научных и рациональных представлений. Она не оперирует абстрактными понятиями, но обретает знание непосредственно из вечных и непреходящих источников.
Метафизика - наука не человеческая. Поэтому в силу одной лишь своей человеческой природы человек не может ее постичь; ее постижение осуществляется в фактическом сознании сверхиндивидуальных состояний. Основным принципом метафизического постижения является отождествление через познание - согласно аксиоме Аристотеля: человек есть всё, что он знает.
Важнейшим для этого средством служит сосредоточение. Постижение заключается вначале в неограниченном развитии всех возможностей, которыми фактически наделен индивид, а затем в выходе за пределы мира форм на такой уровень универсальности, где существует одно лишь чистое бытие.
Конечной целью метафизического постижения является абсолютно ничем не обусловленное состояние, свободное от всяких ограничений. При этом освобожденное существо поистине достигает обладания всей полнотой своих возможностей. Это и есть слияние с верховным Началом.
Подлинная метафизика не детерминирована временем; она вечна. Это такой тип познания, который доступен лишь избранным [т. е. существам, состоящим из одного лишь разума]... к тому же все существующие проявления Абсолюта даны нам не для того, чтобы их игнорировали; пренебрегать ими потому лишь, что они нас стесняют, как это делает йог [sic] или архат, неблагородно и не по-христиански..." (125: pp. 13-14).
Метафизика как "непосредственное знание из вечных и непреходящих источников" и как "выход за пределы мира форм на такой уровень универсальности, где существует одно лишь чистое бытие" -это лишь одно из практических приложений медитации, хотя и далеко не единственное. Существуют и многие другие.
Люди Востока используют медитацию в уповании обрести спасение в прибежище, находящемся в некоей абстрактной точке, которая является источником всех пространственных форм. В свою очередь для иудейских эзотеристов - каббалистов - медитация есть средство спасения в поклонении и любви к Богу: вот почему их усилия в медитации направлены на углубление понимания Божественных таинств, явленных в Писании и мироздании. Зогарпредставляет собой неисчерпаемый источник учения об этой школе медитации и ее достижениях.
Христианская медитация также преследует цель углубить постижение двух Божественных откровений: Святого Писания и мироздания. Однако она стремится к этому прежде всего с тем, чтобы пробудить более полное осознание и понимание искупительной миссии Иисуса Христа. Поэтому высшей ее точкой является созерцание семи Страстей Христовых в их последовательности: омовение ног, бичевание, возложение тернового венца, несение креста, распятие, положение во гроб и воскресение.
Медитация христианского герметизма - ставящая своей целью постижение и содействие алхимической реакции преображению духа, души и материи из состояния изначальной чистоты до Грехопадения к состоянию после Грехопадения, а от него - к состоянию Реинтеграции (к осуществлению спасения) - переходит, к примеру, от семи "дней" творения из Книги Бытия к семи ступеням Грехопадения, затем к семи чудесам Евангелия от Иоанна, а затем к семи речениям Иисуса о Себе ("Я есмь воскресение и жизнь"; "Я есмь свет миру"; "Я есмь пастырь добрый"; "Я есмь хлеб жизни"; "Я есмь врата"; "Я есмь путь и истина и жизнь"; "Я есмь истинная виноградная лоза") с тем, чтобы завершиться семью "словами" распятого Иисуса Христа и семью упомянутыми выше ступенями Страстей Господних.
Итак, медитация может служить средством достижения различных целей, но, независимо от цели, она всегда является средством достижения все более полного пробуждения всего сознания (а не только разума) по отношению к тем или иным фактам, идеям, идеалам и, наконец, реалиям земной и духовной жизни человека в целом. Она также является средством пробуждения сознания по отношению к откровениям свыше. Медитировать означает углубляться, доходить до самой сути вещей.
По этой причине практика медитации влечет за собой преобразование формальной логики в органическую, а органической - в моральную. Последняя, в свою очередь, развивается путем выхода за пределы разумения, путем созерцания вещей, превосходящих всякое понимание: таинств, которые - не будучи принципиально непознаваемы -не ставят пределов их постижению, дабы их познание и понимание могло углубляться до бесконечности. Достигнув же этого созерцания вещей, превосходящих обычное разумение, медитация становится молитвой- как и молитва, достигшая безмолвного созерцания, становится медитацией.
Этот "алхимический синтез" молитвы и медитации - солнца и луны духовного небосвода души - и происходит в душе человека, постигающего Аркан "Шут"... Аркан единства откровения свыше с человеческой мудростью, позволяющий избежать безумия... Аркан получения "философского камня", в котором сосредоточена двоякая достоверность как откровения свыше, так и человеческого знания.
Вышеизложенное представляет собой некоторые мимолетные отзвуки, зарождающиеся в душе при медитации на карте Двадцать Первого Аркана, где изображен путник в шутовском наряде и с узелком на плече, опирающийся на посох, которым он даже не пытается отогнать нападающую на него собаку. Иные - более глубокие - отзвуки ожидают тех, кого медитация на этом Аркане увлечет за пределы того, что здесь описано. Приветствуя их, я надеюсь, что новый свет воссияет от их медитации на Аркане, эзотерическое наименование которого - ЛЮБОВЬ.
Письмо XXII. Мир
«Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны ... тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими».
Притч. 8: 27,30-31
«Lust -tiefer noch als Herzeleid;
Weh spricht: Vergeh!
Doch alle Lust will Ewigkeit -
Will tiefe, tiefe Ewigkeit!»
«Скорбь мира эта глубина, -
Но радость глубже, чем она!
Жизнь гонит скорби тень,-
А радость рвется в вечный день:
В желанный, вековечный день!».
Фридрих Ницше, "Так говорил Заратустра"
«Истинная жизнь лишь в танце».
Айседора Дункан
Дорогой неизвестный друг,
Приведенные выше цитаты звучат своеобразной музыкальной прелюдией к Двадцать Второму Старшему Аркану Таро - "Мир". На карте изображена обнаженная женщина, танцующая в обрамлении гирлянды; в левой руке у нее волшебная палочка, в правой - пузырек с любовным напитком. Длинный шарф небрежно перекинут через ее плечо. В верхних углах карты - Ангел и Орел, в нижних - Телец и Лев. Четверо священных животных со всех сторон окружают венок, в котором пляшет с развевающимся вокруг нее шарфом нагая танцовщица.
Итак, при первом же взгляде на карту в уме пробуждаются идеи танца, цветения и четырех стихий - что прежде всего обращает разум к таким проблемам, как сущность движения, роста и спонтанной мудрости, именуемой нами "инстинктом". Таким образом, эта карта как бы предлагает общее представление о мире как о ритмичном движении или танце женской души, в сопровождении многоголосого аккомпанемента четырех изначальных инстинктов, вызывая в душе образ радуги, сияющей многоцветьем различных форм - или, другими словами, представление о мире как о произведении искусства. Эту идею блестяще выразил Эдвард Карпентер в своем сочинении "Мир как произведение искусства". Общий ее смысл заключается в том, что мир в основе своей не является ни механизмом, ни организмом, ни даже социальной структурой -этакой вселенской школой или воспитательным учреждением для всего сущего, - а представляет собой произведение Божественного искусства: одновременно хореографии, музыки, поэзии, волнующим художественным полотном, скульптурой и архитектурным ансамблем.
В какой степени соответствует этой идее последний из двадцати двух Старших Арканов Таро? В самом ли деле последовательность из двадцати двух духовных упражнений - каждое из которых должно научить тому, как найти тот или иной ключ к тайнам мироздания и воспользоваться им, - завершается медитацией, в итоге которой мир предстает внутреннему взору как произведение искусства?
Карта наводит на эту мысль, но чтобы увериться в этом окончательно, нет иного средства, чем глубокая медитация. Только так можно обрести полную уверенность. Последуем же за общей мыслью, заложенной в контексте карты.
Представление о мире как о произведении искусства присутствует во всех космогонических теориях, объясняющих происхождение мироздания неким актом творенияили целым их рядом, как это описано в Моисеевой Книге Бытия. Творение - каким бы ни было его человеческое понимание - неизбежно предполагает созидательное переустройство первичной материи из хаотического состояния в космическое, где превращение изначального хаоса в космос может быть понято лишь по аналогии с магическим действом или магией искусства. "Вначале Бог [ Элохим] сотворил [= магическое действо] небо и землю [=произведение искусства]" (Быт. 1:1) - так начинает Библию предание о сотворении мира в Моисеевой Книге Бытия. Можно ли здесь представить себе иную идею, нежели акт преображения идеального в реальное, постижимого (т. е. принадлежащего к сфере разума) в чувственно воспринимаемое? И аналогично ли это преобразование в объективную реальность того, что существует лишь в Господних помыслах и воле, созданию произведения искусства или магическому действу? Действительно ли Божественная магия, подразумеваемая в Моисеевом предании о сотворении мира, есть то же, что и подразумеваемое в нем Божественное искусство?
В философия Платона видимый мир также рассматривается как порождение незримого мира архетипов или идей. Так, неоплатоник Плотин говорит о том, что идея "Человек" существует изначально и проявляется в каждом конкретном человеке:
"... когда же Человек входит в человеческий облик, появляется некий живой человек, который все жене перестает быть Человеком. Из одной сущности, сущности Человека - человека-Идеи, - берет свое начало материальный человек, порождая множество отдельных индивидов, что означаетприсутствие одной самотождественной сущности во множестве проявлений, или, так сказать, во множестве оттисков одной печати" (111: VI, v. 6; р. 536).
С какой поразительной ясностью изложена здесь метафизика магии и в то же время метафизика искусства! С помощью познаний, которыми располагала биология в первой четверти двадцатого века, Эдгар Даке в своей книге "Жизнь как символ" проливает свет на природу "печати", о которой говорит Плотин. Здесь уместно привести две цитаты из его "Эннеад":
"Шопенгауэр как-то сказал, что ребенку вещи видятся в таком ореоле великолепия и наделенными такой небесной природой потому, что каждую конкретную вещь он наивно воспринимает как идею всего типа (вида). Это великолепие духовной реальности совершенно утрачивается человеком, достигшим зрелости рационального мышления, когда он выходит из "инфантильного состояния" ярких и живых ощущений и попадает во власть чистых абстракций. Таким образом, каждый раз, оказавшись в состоянии восприятия идеи в некоей форме, мы оказываемся -подобно детям - внутри Природы. Таким ребенком был Гёте. ...В таком случае, если, как я все время пытаюсь показать, человек является архетипом эволюционной истории целого вида и центром живой Природы... если животный мир, как это уже было известно древним, есть человек в состоянии полной дезинтеграции - что теперь обрело совершенно реальный смысл - то мы получаем прочную основу всего тотемизма и анималистических культов, которая зиждется на данных естествознания" (46: pp. 114, 191).
Иными словами, Эдгар Даке - подобно Пьеру Тейяру де Шардену - видит животный, растительный и неорганический миры как различные вариации на одну и ту же тему, т. е. тему человека, являющегося архетипом Природы в процессе эволюции. Таким образом, человек и есть та самая "печать", о которой говорил Плотин, а все существа в Природе суть его частичные "оттиски". Не является ли, согласно Даке, мир в процессе эволюции произведением искусства в процессе его создания, при котором идея - человек - становится реальностью?
Что до Гёте, которого Даке упоминает как пример человека, умевшего в частных проявлениях видеть мир архетипов, то он представлял себе художественное творчество как неотъемлемую составную часть созидательной деятельности Природы, находящую свое продолжение в человеке. Для него цветок, пробивающийся из земли, и стихотворение, "пробивающееся" сквозь "почву" души поэта, суть два частных проявления одной и той же творческой магическо-артистической силы. Он назвал эту силу "метаморфозой". Вот почему Гёте всю жизнь занимался как наблюдением "метаморфоз" в действии, так и научным и художественным творчеством по этой тематике. Его сочинение о проблеме цвета - "Zur Farbenlehre" ("Теория красок") - есть не что иное, как описание и анализ метаморфоз света; название его труда "Metamorphose der Pflanzen" ("Метаморфозы растений") говорит само за себя, как и название небольшого отрывка "Metamorphose der Tiere" ("Метаморфозы животных"); а его шедевр "Фауст" есть не что иное, как метаморфоза человеческой души со времен Ренессанса...