Томпсон Джон. Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 1

   — Не понимаю, к чему вы клоните, — кокетливо улыбнулась Одри.
   — Красивым девушкам не к лицу врать.
   — Как видите, меня это не испортило.
   — Впереди у тебя еще хватит на это времени.
   — Если я однажды утром посмотрюсь в зеркало и увижу, что дурнею, то в самом деле, перестану врать, и ним в том числе.
   Продолжать разговор после такого предупреждения было немного легкомысленным, но специальный агент ФБР непременно хотел узнать о тайном смысле записки.
   — Ты мне лучше, Одри, объясни, что значит «Одноглазый Джек»? Джеком, кажется, называют валета из карточной колоды?
   Одри кивнула.
   — Так вот, объясни мне, пожалуйста, что такое «Одноглазый валет». Мне раньше такое словосочетание никогда не попадалось на глаза.
   — «Одноглазый валет» — начала объяснять Одри, — это такое заведение на север от Твин Пикса, поблизости с канадской границей. Туда приезжают отдыхать мужчины.
   — А женщинам разве не нужно отдыхать? — осведомился Дэйл.
   — Нет, женщинам, конечно, нужно отдыхать, но в этом заведении они не отдыхают. Они там… ну как бы вам это сказать… — Одри немного замялась, — они там, можно сказать, работают.
   — А Лора? — переспросил Дэйл.
   — Что?
   — Лора там работала?
   — Не знаю.
   — А ты подумай, Одри.
   — Лора работала в универмаге моего отца. Это точно. А что она делала в остальное время, я не могу сказать с уверенностью.
   — Попробуй.
   — Я не хочу обманывать.
   — Я об этом и не прошу.
   — Я же уже говорила, мы не были очень близки.
   — Но ты же, Одри, сказала, что многое знала о Лоре. А где именно в универмаге работала Лора?
   Одри кокетливо склонила голову набок.
   — Да там же, где и я — в парфюмерном отделе.
   — Но, послушай, Одри, ведь и Ронни Пуласки работала там же?
   — Конечно, многие девушки из нашего класса подрабатывают в универмаге моего отца. В этом нет ничего странного. Тут не очень много рабочих мест, в Твин Пиксе. И каждый, еще не окончив школу, старается найти себе место.
   — Послушай, Одри, как ты уже заметила, я неплохо разбираюсь в почерках. Так вот, твой почерк привлек внимание: у тебя буквы наклонены влево. Это нечасто встречается, особенно у девушек.
   — А что это означает? — поинтересовалась Одри.
   — А вот что. У тебя, девочка, очень романтическая натура, поэтому советую тебе поостеречься. У вас в тихом Твин Пиксе начались не очень приятные вещи. Ты понимаешь, теперь тебе может угрожать опасность с твоими романтическими склонностями. Можно ввязаться в мало приятную историю, Одри.
   — Вы сказали, редко встречается у девушек, — сказала Одри.
   — Да.
   — А как быть с романтизмом?
   — Что тебя смутило?
   — Мне казалось, мужчины менее сентиментальны.
   — По ком ты судишь, Одри?
   — Я знаю многих.
   — А я сужу по себе.
   — Так что, агент Купер, вы советуете мне быть осторожней?
   — Конечно.
   — Постараюсь.
   — Думаю, стоит вернуться и к Лоре.
   — Все, что я знала — рассказала.
   — Не надо обманывать.
   — Я еще никогда раньше не была так искренна, Специальный агент.
   — Можешь говорить просто агент.
   — Это слишком походит на кличку.
   — Но я привык.
   — Но я против кличек.
   — Так вернемся к Лоре.
   — …?
   — Я не поверю, что в школе ничего интересного про Лору не рассказывали.
   — Что вы имеете в виду под интересным?
   — Всегда, если человек делает не то, что другие — это интересно остальным.
   — А если этим занимаются все вокруг? — спросила Одри.
   — Тут все зависит от того, скрывают они нет, — ответил Дэйл.
   — В школе тяжело что-нибудь скрыть от подруг, просто-таки следят друг за другом.
   — На это я и рассчитываю.
   — Но у Лоры был талант.
   — Не сомневаюсь.
   — Она была сверхскрытной.
   — Поясни, пожалуйста, Одри.
   — По-моему, она вела двойную жизнь.
   — Я читал ее дневник.
   — Она была настолько скрытной, что, возможно, вела два дневника. Один, который читали вы, второй — только для себя.
   — Да, возможно.
   — Но одно я знаю точно.
   — Что же?
   — У нее была вторая жизнь, которую она тщательно скрывала от других.
   — У тебя тоже есть вторая жизнь? — спросил специальный агент.
   — Только собираюсь начать.
   — Жаль.
   — Почему?
   — Так бы я смог по аналогии узнать, что же случилось с Лорой.
   — Тогда я, возможно, не сидела бы сейчас рядом с вами, агент.
   — Это была бы большая потеря.
   — Вы серьезно?
   — Абсолютно.
   — Теперь уже врете вы.
   — В мою профессию входит вводить в заблуждение других.
   — Я могу многому у вас научиться.
   Тут в помещение ресторана решительно вошел Гарри Трумен. Он сразу же нашел среди посетителей ресторана специального агента Купера. Следом за ним в зал вошла с пухлой папкой в руках секретарша шерифа Люси.
   Она так спешила, что с разбегу уткнулась носом в широкую спину Гарри, так внезапно тот остановился. Люси выронила папку и вскрикнула:
   — Ах!
   Дэйл Купер сразу же повернулся на ее возглас:
   — Извини, Одри, — сказал он, — но мне нужно побыть сейчас одному, тебе придется уйти.
   — А жаль, — сказала девушка, — я только решила, что никуда не спешу и с удовольствием бы позавтракала.
   — Извини, Одри, но ты же сама понимаешь, полицейские дела, я все-таки на службе.
   — А жаль, — сказала Одри, — ладно, желаю вам удачи в полицейских делах, агент Купер. И спасибо за предупреждение, за то, что вы заботитесь обо мне.
   — Так ты воспользуешься моим предостережением? — поинтересовался Дэйл.
   — Это как получится, — пожала плечами Одри, — вы же сами сказали, я натура романтическая.
   Немного вихляя бедрами, Одри прошла между столиками и вышла из зала. На прощанье она обернулась и помахала Куперу рукой. Но тот уже занят был другим.
   К нему за столик подсаживались Гарри Трумен и его секретарша Люси.
   Нерасторопливая девушка все время роняла из папки на пол разные документы, охала, ахала, подхватывала их, клала назад в папку, но оттуда снова летел на пол новый водопад документов. Наконец, Гарри это все надоело, он забрал папку в свои руки, оставив Люси лишь один чистый лист бумаги и остро отточенный карандаш.
   Девушка, наконец-то, успокоилась и пристально посмотрела в глаза Дэйлу. Ее взгляд был очень заинтересованным, но каким-то пустым.
   Но и тут поговорить им не дала пожилая официантка. Она наклонилась над Купером и почти что прошептала ему на ухо:
   — Вам, мистер Купер, снова две чашки горячего и душистого кофе?
   — Нет, теперь уже четыре. Две для меня и две для шерифа и его секретарши.
   — Хорошо, как же я сразу не сообразила, — спохватилась официантка, — конечно, четыре чашечки кофе.
   — И, слушайте дальше, — остановил официантку Дэйл, поскольку она уже было собиралась уходить, — я всегда завтракаю очень плотно. Потом никогда не остается времени основательно поесть. Все время какие-то дела, беготня. Так что слушайте: принесите бутылку красного местного кленового сиропа и обязательно блины .с ветчиной. Я просто умираю по вашему кленовому сиропу.
   — О, наш кленовый сироп — большая гордость Твин Пикса, — поспешила объяснить официантка, — у нас есть фермер, который специально делает этот кленовый сироп. На его участке растет много старых кленов. Он по весне добывает из них сок, сливает его в большие бочки и всю зиму выпаривает, сгущая, а потом он разливает его по бутылкам, затыкает пробками и заливает сургучом. Так делали здесь и двести и сто лет назад. Поэтому кленовый сироп такой вкусный.
   — Конечно, — сказал Дэйл, это же не фабричного приготовления. Все, что делается у вас в Твин Пиксе, я имею в виду кулинарию, великолепно и прекрасно. Я, если бы мог, остался здесь жить.
   — Ну что, Дэйл, — прервал его тираду Гарри, — наконец-то мы сможем ответить на вопрос — кто все же убил Лору Палмер?
   — Конечно, — сказал Дэйл, отхлебывая первый, самый вкусный глоток кофе из большой белой чашки.
   Глаза Гарри Трумена и особенно секретарши Люси засветились интересом. Неужели, в самом деле, Дэйл сейчас вот так сможет им сказать имя убийцы Лоры Палмер, вот так назвать его, сидя тут, в ресторане, за чашечкой кофе, а не бегая в розысках по всему Твин Пиксу, не рыская в его окрестностях, не размахивая пистолетом, как это обычно делал Гарри Трумен.
   Дэйл все тянул паузу. Наконец, Гарри не выдержал и схватил его за руку:
   — Да поставь ты этот чертов кофе! Скажи, что ты узнал, до чего догадался?
   Люси уже поднесла карандаш к бумаге, готовая записать имя убийцы Лоры Палмер. Она уже представляла себе, с каким чувством сообщит всем своим многочисленным подругам об открытии специального агента ФБР Дэйла Купера.
   Пока что она только успела рассказать им всем, какой он красивый и деликатный, не чета местным мужчинам: всегда скажет что-нибудь приятное и никогда никаких грубостей. Всегда при галстуке, всегда в элегантном костюме, никаких ковбойских шляп, сапог и теплых курток, которые пахнут сырой кожей.
   — Так вот, Гарри, — начал рассказывать Дэйл очень значительным и серьезным тоном. — Ты помнишь мой вчерашний сон?
   — Это какой, про Тибет? — изумился Гарри. — Какое отношение имеет Тибет к убийце Лоры Палмер?
   Дэйл еще потянул паузу, отхлебнул уже второй за этот день глоток черного кофе.
   — В моем сне был ты, Гарри, — Дэйл ткнул в грудь шерифа.
   Тот удивленно посмотрел на Дэйла, настолько серьезно говорил тот о каком-то там сне.
   — И ты, Люси, — страшным заговорщическим голосом сказал Дэйл.
   Люси вся сжалась от страха и судорожно записала свое имя на листе бумаги.
   Ей вдруг стало страшно: ведь она собиралась написать имя убийцы Лоры Палмер и судорожно принялась зарисовывать его остро отточенным карандашом, так чтобы ни буковки нельзя было прочитать.
   — Так вот, Гарри и Люси, вы были в моем сне. И мой сон — это код, который нужно разгадать и тогда мы узнаем имя убийцы Лоры Палмер.
   Все эти слова, не осознавая, что делает, Люси аккуратным почерком записывала на листе бумаги.
   — Разгадаешь сон — узнаешь имя, — прошептала Люси и подняла глаза на Купера. — Галиматья какая-то, — тихо сказала она, но, испугавшись, тут же прикрыла рот рукой.
   Дэйл смотрел ей в глаза:
   — В моем сне, — продолжал он, — Сарра Палмер, мать Лоры, видит убийцу своей дочери.
   Шериф с недоумением смотрел на специального агента. Ему внезапно показалось, что тот просто сошел с ума или перепился кофе до чертиков, а может, просто объелся пирогами с вишнями.
   Вдруг Гарри вспомнилось, что в косточках вишни есть синильная кислота, которая разрушительно действует на клетки мозга. Он принялся прикидывать, вспоминать, варят ли в Твин Пиксе вишневое варенье с косточками или же без, потом он мысленно прикинул, сколько порций вишневого пирога съел за вчерашний день Дэйл Купер и ужаснулся: подсчитать он не мог. Гарри мысленно согласился сам с собой, что даже если варенье варят тут без косточек, все равно, этого количества хватило бы, чтобы мозг Дэйла Купера разрушился окончательно и бесповоротно.
   — И вот, мне звонил безрукий человек по имени Майк.
   — Как безрукий? — изумилась Люси, — как же он набрал номер?
   — Он был одноруким, — уточнил Дэйл, — так вот, мне звонил однорукий человек по имени Майкл. И сказал, что они с Бобом…
   — Майкл и Боб, — остановил Дэйла шериф, уже помимо воли втянутый в интригующий рассказ Дэйла, — Майкл и Боб, так это же парни, наши парни, которых мы вчера задержали — одноклассники Лоры…
   — Нет, — абсолютно серьезно сказал Дэйл, — это были другие Майкл и Боб. Об этих сейчас можешь забыть.
   Люси как сумасшедшая писала и зачеркивала имена.
   «Майкл и Боб — зачеркнув, она подумала, — все равно же они остались Майклом и Бобом, пусть даже это другие парни».
   — Эти парни, Майкл и Боб, живут над лавкой. Вот тут у одного из них — татуировка, — Дэйл положил себе руку на левое плечо.
   — У кого татуировка? — спросила Люси, — у Майкла или у Боба?
   — Конечно у Майкла, — сказал Дэйл. — На татуировке написано: «Иди со мной сквозь огонь». Майкл не мог больше убивать, поэтому он отрезал себе руку.
   — Вместе с татуировкой? — изумилась Люси.
   — Да нет, у него татуировка на левой руке, а отрезал он себе правую, — абсолютно серьезно говорил Дэйл.
   — А Боб что? — спросила Люси.
   — А Боб поклялся, что будет продолжать убивать. И поэтому Майкл застрелил его.
   Специальный агент ФБР Дэйл Купер прикрыл глаза, как будто вспоминал нечто очень важное, как будто боялся упустить какую-то существенную подробность.
   Люси в ожидании даже приоткрыла рот. Кончик карандаша был готов записать любую глупость, которую сейчас скажет Дэйл. Так оно и произошло.
   — Слушай, а ты знаешь, откуда берутся сны? — голосом профессора психиатрии сказал Дэйл.
   Гарри изумленно смотрел на него:
   — В общем-то, нет, как-то не задумывался, приходят и все, заснешь — и они появляются.
   — Вот в том-то и дело, что ты не знаешь, а я знаю, — поднял вверх указательный палец Дэйл.
   Люси была вся внимание.
   — В мозгу, Гарри, существуют нервные окончания, нейроны. Вот они-то и передают нервные импульсы из подкорки в лобную часть мозга.
   Слова спутались у Гарри в голове. Он никак не мог разобраться в них. Раньше он, конечно, тоже слышал же эти слова: нейроны… Лобная часть… Правда, он редко слышал от доктора Хайвера, но никак не мог сопоставить все это вместе и уж, ясно, что это никак не могло объяснить ему, откуда берутся сны.
   — Так вот, — продолжал Дэйл, — если ты хоть что-то в этом понял, то я тебе объясню дальше. И вот так возникают картинки. Картинки становятся снами. Но мы сами своей волей выбираем, какие картинки видеть. Они складываются в сюжет, и мы видим целую историю. Но никто и никогда не сможет объяснить, почему мы выбираем именно эти картинки и никакие другие.
   Люси не знала, что записывать и поэтому, как школьница, прикрылась от Гарри рукой, делая вид, что записывает на листе бумаги. А в самом-то деле она просто ставила маленькие крестики.
   — Ну, хорошо, Дэйл, кажется, я понял. Так какой был твой сон?
   — Мой сон был таким: как будто бы прошло двадцать лет и я сижу в красной комнате и туда входит красный карлик. Понимаешь, Гарри, прошло двадцать лет, красная комната и красный карлик. И тут в эту комнату входит красивая женщина. И тут карлик мне говорит: «Знаешь что, Дэйл, в моду вернется твоя любимая жвачка». -А кто же это прекрасная женщина? — спрашиваю я у карлика. — А он, представляете, говорит: «Это двоюродная сестра Лоры Палмер. Это она такая прекрасная». И тут в воздух взвиваются прекрасные птицы, звучит музыка и карлик начинает танцевать. И я вижу, что эта прекрасная женщина — настоящая Лора Палмер и она наклоняется к моему уху и называет имя убийцы.
   Гарри и Люси ждали, что сейчас Дэйл назовет его, но Купер молчал. Он принялся отхлебывать кофе.
   — Ну, Дэйл, и как же звучало имя убийцы? — спросил Гарри.
   — Я не помню, — сказал Дэйл Купер.
   — Черт! — в азарте ударил кулаком по столу Гарри.
   Люси так и осталась с открытым ртом, но повторила движение своего начальника и ударила карандашом в лист бумаги, сломив грифель.
   Гарри словно очнулся:
   — Так что нам делать? Почему мы теряем время и слушаем твои сны?
   — Гарри, твоя работа очень простая, — сказал Дэйл. — Я тебе дал код. Ты должен его расшифровать и назвать потом имя убийцы.
   Но тут в кармане Гарри Трумена запищала полицейская рация. Он выхватил приемник, вытащил антенну и поднес приемник к уху.
   Люси аккуратно перегнула пополам уже и так сложенный вчетверо лист бумаги.
   — Кто это? — спросил Дэйл.
   — А, Энди, — сказал Гарри, прикрывая рукой рацию. Потом он уже почти закричал в нее:
   — Эй, Энди, держись там! Сейчас приедем!
   — Что случилось? — поинтересовался Купер.
   — Да, черт, понимаешь, драка в морге. Придется нам спешить туда, не позавтракав.
   — Ладно, летим.
   Дэйл одним глотком допил кофе. Такое он позволял себе редко. Ведь это было настоящее издевательство над его любимым напитком, который следовало смаковать так медленно, чтобы он почти что полностью впитывался в язык.
   Уже в коридоре больницы Гарри Трумен и Дэйл Купер услышали громкие голоса, доносящиеся из помещения морга. Один из голосов Дэйл Купер узнал сразу: это был картавый голос патологоанатома Розенфельда, сотрудника ФБР, который прибыл в Твин Пикс, чтобы произвести исследование и вскрытие трупа Лоры Палмер.
   — Я не позволю…
   — Убирайтесь к черту!
   — Не мешайте работать…
   — Тут решаю я…
   Такие голоса доносились из морга.
   В огромном аппарате ФБР доктор Альберт Розенфельд был очень примечательной и известной личностью. Он вечно скандалил, ругался, спорил со всеми, начиная от самых мелких сотрудников, кончая высокими начальством. Он никого и ничего не боялся. Он всегда говорил уверенно и со знанием дела. И как ни странно, Розенфельду все сходило с рук, потому что другого такого специалиста не было ни в ФБР, ни в ЦРУ, ни в полиции. Это был уникальный специалист. Он делал просто чудеса.
   Невзирая на его строптивый невыносимый характер, все уважали доктора Розенфельда, хотя поддерживать с ним приятельские отношения было очень и очень непросто. Казалось, что доктор сам всегда нарывается на скандал. Он мог оскорбить и полковника и генерала, назвав их глупыми необразованными людьми.
   Ему вечно объявляли выговора, понижали в звании. Но тут же звание возвращали и награды одна за другой сыпались на доктора Розенфельда, потому что только он мог, только с его талантом можно было получать столь уникальные результаты в самых запутанных и сложных делах.
   Доктор Альберт Розенфельд был настоящим фанатиком своего дела. Он — уникальный патологоанатом: дотошный, терпеливый и очень образованный.
   Его статьи печатались в самых престижных европейских журналах и в самых закрытых секретных исследованиях в области криминальной патологоанатомии. Казалось, что Альберт Розенфельд влюблен в трупы, влюблен в расчленение распухших конечностей.
   Кого только не доводилось ему вскрывать за время работы в ФБР: преступники, убийцы, висельники, отравленные различными ядами, задушенные самыми разнообразными способами, застреленные из самого разного огнестрельного оружия, погибшие при самых запутанных
   и немыслимых обстоятельствах.
   И всегда, по каким-то, только ему одному известным причинам доктор Розенфельд мог дать абсолютно точные цифры, точные данные, которые всегда существенно помогали ходу следствия. Казалось, для него вообще не существует никаких секретов.
   Ему прощалось все — настолько это был талантливый специалист в своей области.
   И доктор Альберт Розенфельд знал себе цену. Он всех считал хуже себя как по уму, так и по внешнему виду. Он очень гордился своими уникальными знаниями и талантом.
   Если бы Альберт Розенфельд работал не в области патологоанатомии, а занимался нейрохирургией сердца, то, скорее всего, стал бы всемирно известной личностью. Но, как сам доктор говорил, его призвание — кромсать и копаться в трупах, расчленять холодную плоть, заглядывать в желудки, ковыряться в мозгах, вскрывать половые органы и держать в руках остывшие давным-давно гениталии.
   Чего страшно не любил доктор Розенфельд, так это выездов в провинцию, в заштатные больницы, в заштатные морги, где ему изредка все же приходилось работать. Но в данном случае он не мог отказать своему приятелю Дэйлу Куперу, потому что тот очень просил его приехать и осмотреть труп Лоры Палмер на месте.
   Купер и Трумен остановились прямо на пороге морга. Их прямо оглушил крик доктора Уильяма Хайвера. Купер хотел было вмешаться, но Трумен остановил его жестом:
   — Пусть выговорится, — сказал Гарри.
   Вплотную подступив к доктору Розенфельду, доктор Хайвер кричал:
   — Да вы самый бесчувственный человек, которого я только видел!
   Доктор Розенфельд брезгливо прикрыл лицо рукой, потому что в порыве ярости капелька слюны сорвалась с губ Хайвера и попала прямо на нос доктору Розенфельду.
   — Вы самый бесчувственный человек, — кричал доктор Хайвер, — какого я только видел на свете! Вам абсолютно все равно, живой человек или мертвый! Вы только думаете о своей профессии, о своем деле, вы никогда не думаете о людях! Я уже понял, что вы за штучка! В вас нет ни капли сострадания!
   Доктор Розенфельд терпеливо выслушал длинную тираду:
   — А теперь, доктор Хайвер, послушайте, что я вам скажу: у меня сострадание, если хотите знать, уже из задницы лезет!
   Уильям прямо-таки опешил от такого резкого перехода: он никак не ожидал услышать подобное из уст известного доктора из Вашингтона.
   — Я проехал много миль, чтобы попасть в вашу вонючую дыру, которую вы все почему-то называете городом, — горячился Розенфельд, наступая на мистера Хайвера и оттесняя его от операционного стола, на котором лежал труп Лоры Палмер.
   Он бы так и оттеснил Хайвера за самые двери морга, но тот спиной уперся в стоявшего без движения офицера Брендона. Тот испуганно моргал глазами, боясь что-нибудь сказать и как-то урезонить разошедшегося не на шутку доктора Розенфельда.
   — Если вы хотите знать, доктор Хайвер, то я совсем не жестокий человек. Мне просто нужно взять из этого трупа, — он, не глядя, опустил руку на прикрытый простыней труп Лоры Палмер, — взять нужные мне анализы. И поэтому убирайтесь отсюда, не мешайте мне работать. Чем скорее вы уйдете, тем скорее я кончу, неужели это не понятно?
   Но тут уже не выдержал доктор Хайвер. Он схватил Альберта Розенфельда за отвороты белого халата, встряхнул и закричал:
   — Мы должны отвезти тело Лоры на кладбище, его там ждут, вы понимаете, доктор Розенфельд? Вы — бесчувственная скотина!
   Доктор Хайвер был еще крепким мужчиной. Доктор Розенфельд никак не мог вырваться от него.
   Спасать ситуацию бросился офицер Брендон. Но он никак не мог расцепить дерущихся. Он бегал вокруг них кругами, не зная кого схватить первым.
   Но тут в помещение морга вошел мистер Хорн. Он уже был тертым калачом и сразу сориентировался в ситуации, он принялся успокаивать людей, на мистере Хорне был траурный черный плащ, его глаза спокойно смотрели из-за тонких стекол очков, вправленных в толстую роговую оправу.
   — Спокойно! Спокойно! — он положил руки на плечи дерущихся и развел их в стороны.
   Спокойный голос мистера Хорна на удивление подействовал. Мужчины, тяжело дыша, отступили один от другого на несколько шагов и зло смотрели друг на друга.
   — Спокойно, господа, спокойно, — мистер Палмер не смог сегодня приехать с нами. Надеюсь, вы понимаете, в каком он состоянии, и поэтому я представляю здесь его семью. И, как близкий друг мистера Палмера, я могу говорить от его имени. Так вот, доктор Розенфельд, учтите, я сейчас говорю от имени мистера Палмера. Мы высоко ценим и уважаем вашу работу, понимаем ваши задачи.
   Доктор Розенфельд прищурив глаза смотрел на представительного Бенжамина Хорна:
   «Он думает, что выглядит убедительным, — думал Альберт, — может, в Твин Пиксе это и производит впечатление, но я человек из Вашингтона, так что зря старается. Пусть говорит».
   А мистер Хорн все распаляясь, продолжал свой пространственный монолог:
   — Но и вы должны понять состояние семьи покойной. И я, как представитель нашего сообщества настаиваю, чтобы вы думали не только о долге службы, но и о чувствах семьи Палмеров, о чувствах, которые обуревают все наше сообщество.
   Мистер Хорн нервничал, хоть и хотел казаться спокойным. Он то снимал очки, то вновь надевал их на нос, то принимался нервно протирать стекла носовым платком.
   Его речь нравилась ему самому. Он в своих глазах выглядел эдаким миротворцем, хозяином всего Твин Пикса, который может вот так появиться в любом месте и, как по мановению волшебной палочки, навести порядок и спокойствие.
   Доктор Розенфельд начал говорить таким же уверенным и не терпящим возражений тоном, как и мистер Хорн.
   — Я понимаю, что ваше положение в этом сообществе позволяет вам говорить эти слова. Оно гарантирует вам абсолютную искренность и в то же время эту омерзительную манеру выражаться, — доктор Розенфельд ткнул рукояткой большого скальпеля для вскрытия брюшной полости прямо в грудь опешившему от такого нахальства мистеру Хорну. — Так вот, мистер Хорн, — вы получите похороны в наилучшем виде. Вы поедете на кладбище, выроете там яму и положите туда гроб. И вам все равно, когда это сделать: через день, сегодня, через месяц, через год. А я не могу ждать, я должен провести свои исследования именно сегодня, именно сейчас. Так что выметайтесь все отсюда!
   Доктор Розенфельд подошел к столу из нержавеющей стали, на котором лежало тело, сдернул простыню с головы покойной Лоры Палмер, натянул себе на глаза защитные очки, схватил с другого стола электрическую дрель для вскрытия черепа, несколько раз нажал на спусковой крючок.
   Сверло бешено завращалось, издало омерзительный свистящий звук, который болью отдался в ушах всех присутствующих. В это мгновение доктор Розенфельд сказал:
   — Если не хотите уходить, то черт с вами. Я же займусь своим делом.
   Он решительно взял одной рукой голову Лоры Палмер, прижал ее к стальному столу и подвел бешено вращающееся сверло дрели к уху.
   Доктор Уильям Хайвер мгновенно сообразил, что сейчас произойдет. От невыносимого свистящего звука вращающегося сверла ему сделалось не по себе. Он подскочил к розетке и выдернул вилку штепселя.
   Сверло в руках доктора Розенфельда остановилось. Он глянул на доктора Хайвера, зло сдернул очки, швырнул их на пол и бросил электродрель.