Однажды, когда закусочная уже закрывалась, Хэнк, подтащив ящики с консервированной ветчиной к стойке бара, несколько замешкался — Норма, достаточно неплохо знавшая его, поняла, что тот желает с ней о чем-то поговорить.
   — Хэнк?..
   Тот обернул голову.
   — Слушаю…
   Норма улыбнулась, давая тем самым понять ему, что беседа будет носить не служебный, а, скорее, семейный характер.
   — Ты хочешь что-то сообщить мне?..
   Хэнк, аккуратно поставив ящики, подошел к Норме.
   — Да нет… Ничего особенного.
   — Так да или нет?..
   — Да так, мелочь…
   Норма вновь улыбнулась — в ее улыбке угадывалось: «Говори, Хэнк, не бойся… Мы же свои».
   — И какая же мелочь?..
   — Понимаешь — мне кажется, в подвале завелись какие-то грызуны…
   Норма нетерпеливо махнула рукой.
   — Послушай, ты мне все-таки муж… Не городи тут всякой ерунды. При чем тут какие-то грызуны?..
   — Совершенно ни при чем, — согласно кивнул Хэнк.
   — Так для чего же ты говоришь о них?..
   Хэнк ухмыльнулся.
   — Просто так… Я ведь прекрасно знал, что ты сейчас произнесешь именно эту фразу — «не городи всякой ерунды…»
   Норма вновь улыбнулась.
   — Так для чего же…
   Хэнк тут же перебил ее:
   — Для того, чтобы еще раз проверить, насколько хорошо я тебя знаю…
   — Ну, и что же?..
   — Ну, в общем, достаточно неплохо.
   — Короче…
   И тут Хэнк, совершенно неожиданно для Нормы спросил:
   — Послушай, как ты думаешь, чего мне хотелось в тюрьме больше всего?..
   Норма от удивления подняла брови.
   — Ну, и чего же?..
   Хэнк ухмыльнулся.
   — Никогда не догадаешься… Больше всего в тюрьме хочется кого-нибудь трахнуть…
   Норма от удивления едва не потеряла дар речи.
   — Чего, чего?..
   — Да, кого-нибудь трахнуть… Так вот, все это время я хотел только одного — дорваться до женщины, все
   равно, до какой — грязной, потной, уродливой… И трахнуть ее.
   — И ты…
   Хэнк резко прервал ее:
   — Не перебивай… Так вот, когда ты лежишь на тощем матраце в своей камере и рассматриваешь разные порно-журналы… Нет, ты даже не понимаешь…
   — Порно-журналы?..
   Хэнк коротко кивнул.
   — Да.
   — Не понимаю, для чего их рассматривать, если они так возбуждают, а выхода энергии все равно нету…
   Хэнк, подойдя к Норме, неожиданно приобнял ее за талию.
   — Я берег ее на будущее…
   Та попыталась высвободиться, но железные руки Хэнка крепко держали ее.
   — Хэнк…
   — Послушай, ты…
   — Хэнк, ты собираешься меня насиловать?..
   — Нет.
   — Но ты…
   — Норма, я люблю тебя…
   — Но почему…
   — Я тебе все потом расскажу… Еще не время, — Хэнк сделал небольшую паузу. — Норма, я люблю тебя. И я тебя хочу. Прямо здесь и прямо сейчас.
   «Неужели он меня действительно любит, — подумала Норма, — как-то странно слышать от Хэнка признания подобного рода…»
   Хэнк, глядя Норме прямо в глаза, еще раз повторил:
   — Да, Норма, я люблю тебя…
   Норма вновь попыталась высвободиться, но, поняв, что это ей не удастся, решила: «Будь что будет».
   — Норма, ты можешь мне не верить, но все это время, проведенное в тюрьме, я думал только о тебе… — говоря это, Хэнк принялся осторожно увлекать ее в сторону подсобки, — Норма, ты даже не представляешь…
   — Но и я…
   — Норма, — продолжал Хэнк, горячо дыша ей в ухо, — Норма…
   Спустя несколько минут двери подсобки закрылись…
   Сидя в кабинете, Купер в очередной раз выслушивал рассказ шерифа о событиях последних часов.
   — Этот Жак Рено ранен не очень опасно? — поинтересовался он, когда шериф наконец-то закончил.
   Тот махнул рукой.
   — Что ты… Я говорил с доктором Уильямом Хайвером — тот утверждает, что этот крупье здоров, как боров. Никуда он не денется, выживет.
   Купер откинулся на спинку стула.
   — Так, этот Рено, думаю, никуда от нас не уйдет…
   Трумен удивленно посмотрел на Дэйла.
   — Ты что, не хочешь его сейчас допросить?..
   — Нет.
   Трумен удивился еще больше.
   — Но почему?..
   — Он никуда не уйдет от нас… Мне кажется, что теперь гораздо важнее побеседовать с доктором Лоуренсом
   Джакоби. Ведь его едва не отправил на тот свет, во всяком случае, не Жак Рено…
   Трумен высказал предположение:
   — Может быть, Лео?.. Он ведь до сих пор где-то скрывается…
   Купер прищурился.
   — Вполне может быть… А может быть — и не Лео, а кто-нибудь совсем другой… Во всяком случае, у меня нет стопроцентной уверенности…
   Спустя полчаса шериф и специальный агент ФБР стояли перед койкой Джакоби в местной клинике.
   — Ему было нанесено восемь проникающих ударов, — пояснил стоявший у кровати доктор Уильям Хайвер, — даже удивляюсь, как Лоуренс умудрился выжить… Другой бы на его месте…
   Обернувшись к Уильяму, Купер спросил:
   — Как вы думаете, доктор, на Лоуренса было совершено нападение с целью убить его? Или же, просто так, слегка испугать?..
   Думаю, что его хотели убить… Однако то ли у нападавшего было слишком мало времени, то ли его что-то испугало, но — на наше счастье — доктор Джакоби несомненно выживет.
   Купер покачал головой.
   — Хорошо. Доктор, можно я побеседую с ним?
   Уильям покачал головой с некоторым сомнением.
   — Честно говоря, я бы не рекомендовал… Да, Лоуренс, как мне кажется, пришел в себя, состояние его более-менее стабилизировалось… Однако его нельзя волновать.
   Купер, наклонившись к самому уху лежавшего перед ним доктора, произнес:
   — Доктор Лоуренс Джакоби…
   Тот тихо простонал в ответ.
   — Доктор, я очень извиняюсь, но мне необходимо задать вам несколько вопросов… Скажите, для чего вы отправились из дому в столь поздний час?..
   Джакоби тихо застонал:
   — Лора… Там была Лора Палмер…
   Купер вопросительно перевел глаза на доктора Уильяма Хайвера.
   — Он бредит?..
   Уильям покачал головой.
   — Думаю, что нет…
   — Она… прислала мне… — продолжал Джакоби, запинаясь почти после каждого слова, — прислала… мне прислала видеокассету… Это была Лора Палмер… Это точно… точно была она…
   — Видеокассету? — Не понял Дэйл. — Какую еще видеокассету?..
   Джакоби продолжал — каждое произнесенное слово давалось ему с неимоверными усилиями:
   — Там… У меня дома есть одна кассета… Там… Лора, она говорит… — произнес Джакоби и тут же потерял сознание.
   Купер, наклонившись к его уху, настойчивым голосом произнес:
   — Видеокассета?.. Лора Палмер?.. Что она говорила, Лоуренс, умоляю, скажите мне, что она говорила?.. Где лежит эта кассета, и как она к вам попала?..
   Уильям Хайвер, тронув Дэйла за плечо, тихо произнес:
   — Очень прошу вас — не беспокойте его больше… Во всяком случае, сегодня.
   Купер, отойдя от кровати, коротко кивнул.
   — Хорошо, док… Я побеседую с ним более подробно, как только он придет в себя…
   Когда Трумен и Купер вышли из палаты на коридор, шериф, вопросительно посмотрев на Дэйла, с нескрываемым сомнением в голосе произнес:
   — Кассета?.. Лора Палмер?.. Это, конечно же, бред… Не может того быть, чтобы… — но Купер прервал его:
   — Не думаю, — сказал он, — ни в чем нельзя быть уверенным до конца…
   — Вы хотите сказать, что Лора Палмер…
   — Нет, Гарри… Я ничего не хочу сказать. Видимо, Лоуренса кто-то сознательно мистифицировал. Хотел бы я только знать, кто именно и с какой целью…
   Для Энди Брендона настал звездный час — первый за всю его службу в полиции. Он чувствовал себя настоящим героем — еще бы, один меткий выстрел, и опасный преступник, обвиняемый в тягчайших преступлениях, обезврежен. Кроме того, спасена жизнь самого шерифа…
   И только одно обстоятельство мешало полному счастью Энди — он никак не мог понять, что случилось с его возлюбленной Люси и почему она так резко изменила к нему отношение… И Томми Хогг, и сам шериф сочувствовали своему сослуживцу искренне и бескорыстно; они готовы были сделать все, что в их силах, лишь бы Энди вновь сошелся с Люси.
   Стоя в нескольких шагах от письменного стола мисс Моран полицейские нарочито громкими голосами пересказывали друг другу сюжет тех событий, что совсем недавно разворачивались неподалеку от гостиницы, при этом исподтишка поглядывая в сторону, как воспринимает этот рассказ Люси, ради которой, собственно, и был затеян весь этот спектакль.
   Томм с необыкновенным воодушевлением говорил, обращаясь то ли к шерифу, то ли к Энди Брендону, то ли к самому себе:
   — И когда этот тип выхватил у меня пистолет, я сразу же подумал — все, Гарри каюк… Черный бобер, выйдя из озера, заберет его душу и…
   Гарри тут же громко перебил его:
   — Да, в этот самый момент я уже было в мыслях распрощался с белым светом… Передо мной прошла вся минувшая жизнь… Я только успел…
   Томми замахал на шерифа руками, словно пытаясь дать понять, что пересказ всей его прошлой жизни в настоящий момент вряд ли уместен.
   — Гарри, я уже подумал, что…
   — …что этот Жак Рено пустит мне пулю в живот, — подхватил Трумен, — что…
   Хогг вновь замахал руками.
   — …что он сейчас перестреляет всех нас и смоется на своей машине на ту сторону. Но тут я слышу выстрел. Я поднимаю глаза и только успеваю заметить, как наш Энди Брендон, который…
   Энди скосил глаза в сторону Люси, чтобы определить, как она реагирует на эту инсценировку, и с удовольствием отметил про себя, что та — вся во внимании. На глазах мисс Моран блестели слезы сочувствия. Это обстоятельство необычайно воодушевило Брендона.
   — Я и не думал, — начал он очень громко, стараясь перекричать и Томми Хогга, и шерифа, — я и не думал, что у меня получится такой выстрел… Я каким-то автоматическим движением выхватил из кобуры мой пистолет и, вскинув его в сторону преступника, нажал на курок.
   Гарри перебил его восклицанием:
   — Это был отличный выстрел, дружище!.. Это был самый лучший выстрел, который мне приходилось видеть в своей жизни, честное слово…
   Томм, обернувшись к Гарри, сказал: — Видеть тебе его не пришлось… Ты его только слышал, а видел все это я. Значит, дело было так: этот Жак Рено выхватывает у меня из раскрытой кобуры пистолет и направляет его в сторону…
   В этот момент Люси, неожиданно поднявшись со своего места, направилась в сторону небольшой импровизированной кухни за перегородкой, где она обычно стряпала и варила кофе для посетителей Гарри. Шериф, подтолкнув Энди в бок, заговорщицки прошептал ему:
   — Энди… Она ушла. Иди к ней и выясни, чего же она хочет… Иди смелей… Не бойся, Энди. Во всяком случае, это гораздо безопасней, чем арест крупье из «Одноглазого Джека». Иди, Энди, и помни, что ты — настоящий мужчина.
   Энди направился в сторону кухоньки, по дороге закрыв за собой двери. Подойдя к Люси, он неожиданно для девушки обнял ее и, нежно поцеловав, произнес:
   — Люси…
   Та всхлипнула.
   — Энди…
   — Люси… Почему ты…
   Моран зашептала:
   — Энди, Энди… Ни слова больше, не надо больше слов, Энди, прошу тебя…
   Брендон вновь поцеловал ее.
   — Люси…
   Та всхлипнула.
   — Энди…
   — Люси, ответь мне, почему ты…
   Та, уткнувшись мокрым от слез лицом в небритую щеку Брендона, произнесла:
   — Энди… Я ведь тоже люблю тебя…
   Брендон, с необычайной нежностью поцеловав ее в мокрый нос, произнес:
   — Но и я тоже… Люси, ответь мне, что случилось, почему ты так внезапно…
   Мисс Моран не дала ему договорить:
   — Энди… Я… я беременна.
   Ни слова не сказав, Энди отпустил девушку и, резко открыв двери, деревянной походкой вышел из кухоньки под недоумевающие взгляды коллег…
   Внимательно пересчитав деньги, Хэнк аккуратно сложил их в атташе-кейс и, обернувшись к Джози, произнес:
   — Это все?..
   Та равнодушно кивнула.
   — Да.
   Это был первый визит Хэнка в «Дом на холме» после его возвращения из тюрьмы. Гибель Эндрю Пэккарда, мужа Джози, была трагической случайностью разве что для суда присяжных, усмотревших в ней все приметы непредумышленного убийства; на самом деле Эндрю Пэккард, сын Пита и Кэтрин, был ликвидирован Хэнком по заказу китаянки. А деньги, полученные Хэнком, были ничем иным, как платой за это убийство…
   — Значит, девяносто тысяч? — Хэнк пристально посмотрел на Джози; та выдержала взгляд.
   Китаянка кивнула.
   — Да.
   Хэнк с сомнением покачал головой.
   — Маловато будет…
   Китаянка принялась грызть ноготь большого пальца правой руки — это был верный признак того, что она сильно волнуется.
   — Маловато… — повторил Хэнк.
   Китаянка, никак не отреагировав на реплику Хэнка, вытащила пачку сигарет и, взяв одну, размяла ее пальцами и, закурив, отошла к окну, чтобы не выдавать своего волнения Хэнку.
   — Это раньше, сидя в этом бетонном мешке, я думал, что девяносто штук баксов — огромные деньги… — Хэнк, вытащив из атташе-кейса одну пачку купюр, подержал в руке, словно пробуя на вес, достаточное ли в этой пачке
   количество купюр, — да, это казалось мне сокровищами Шехерезады… А теперь я начинаю понимать, что это — не деньги… Это дерьмовая сумма.
   Джози, глубоко затянувшись, выпустила из легких сизую струйку табачного дыма и, резко обернувшись в сторону Хэнка, произнесла:
   — У нас был уговор.
   Хэнк мрачно ухмыльнулся.
   — Это было тогда, Джози… А это — теперь… Тогда, полтора года назад, эта сумма действительно казалась мне значительной, а теперь я понимаю, что этого — явно недостаточно за такую работу.
   Джози вновь глубоко затянулась.
   — У нас был уговор, — вновь напомнила она Дженнингсу, — уговор…
   Положив пачку банкнот в атташе-кейс, Хэнк закрыл его и, щелкнув никелированными замочками, произнес:
   — Понимаешь, Джози… Многое переменилось с тех пор… Да. Я многое понял с тех пор.
   Джози медленно, глядя в глаза Хэнку, произнесла:
   — У нас был уговор…
   Хэнк махнул рукой.
   — Джози, я не учел главного… Это ведь элементарная арифметика…
   Джози затушила сигарету.
   — Ну, и чего же ты не учел?..
   — Элементарная арифметика… Значит, так. В этой паскудной федеральной тюрьме я провел ровно полтора года, не так ли?..
   Китаянка коротко кивнула.
   — Да.
   Хэнк продолжал:
   — Полтора года — это восемнадцать месяцев… Правильно или нет?..
   Джози нехотя ответила:
   — Ну, правильно…
   — Значит, за восемнадцать месяцев я получаю девяносто штук баксов… Это… — Хэнк принялся шевелить губами, производя в уме арифметические подсчеты, — это… это получается ровным счетом пять штук баксов в месяц…
   Джози впервые на протяжении всего этого разговора улыбнулась.
   — А ведь неплохие деньги…
   Хэнк охотно согласился с китаянкой:
   — Да… Если твердо знать, что у тебя в запасе есть еще сорок-пятьдесят лет жизни как минимум…
   Джози при этих словах невольно вздрогнула. Хэнк продолжал:
   — А если жить осталось лет десять? А то и меньше — кто может знать?..
   Китаянка молчала, прикидывая в уме, какую приблизительно сумму потребует с нее этот тип.
   — Да, Джози… Сейчас такая жизнь, что ни в чем нельзя быть окончательно уверенным… Я хочу сказать, что этих денег мне недостаточно…
   — Но у нас был уговор… — твердо произнесла Джози свой аргумент. — Да, Хэнк, ты сам назвал мне эту цифру — девяносто тысяч… И, как видишь, ты все честно получил — не правда ли, Хэнк?..
   Дженнингс поспешил успокоить китаянку:
   — Правда, правда… Однако, Джози, сидя в этой проклятой тюрьме, я немного изменился. Я как-то читал в одной книжке по философии — да-да, только не смейся, — поспешил произнести Хэнк, заметив на лице китаянки ироническую усмешку, — да, Джози, сидя в тюрьме, я стал увлекаться философией… Так вот, в той книжке я прочел, что каждому человеку в жизни отпущены определенные блага… Помнишь, может быть, как в «Колыбели для кошки» Курта Воннегута — «это было столько-то галлонов виски тому назад… столько-то тысяч сигарет тому назад… столько-то половых актов тому назад…» — принялся цитировать Хэнк, — он, кстати, очень верно подметил, этот Воннегут. Классный писатель, между прочим, я это понял только тогда, когда в тюрьме мне попался его томик… Так вот, Джози, каждому человеку в жизни отпущены определенные блага… И, к сожалению, человеческая жизнь так мимолетна, так скоротечна… — Хэнк сделал небольшую паузу, — я бы сказал — слишком мимолетна и слишком скоротечна…
   Китаянка вновь принялась грызть ноготь на большом пальце.
   Хэнк продолжал:
   — Так вот, Джози… Зная это, я настаиваю, чтобы ты добавила мне еще…
   Китаянка, твердо глянув на вымогателя, произнесла резко и решительно:
   — Хэнк. Я тебе в который раз уже повторяю — у нас был уговор…
   Дженнингс, медленно взяв со стола небольшой складной нож, раскрыл его и, подойдя к Джози, взял ее за руку — та слегка побледнела…
   — Не бойся, — прошептал ей на ухо Хэнк. — Не бойся, Джози, я не собираюсь тебя убивать, как твоего Эндрю… Не бойся, все будет хорошо… — с этими словами он сделал на большом пальце правой руки Джози неглубокий надрез и, надрезав таким же образом большой палец своей руки, приложил ранки друг к другу. — Джози, ты еще очень многого не понимаешь в американской жизни… Это тебе не Гонконг, не Сингапур…
   Китаянка медленно подняла голову.
   — Чего я не понимаю?..
   Хэнк ухмыльнулся.
   — Когда один человек ради другого человека идет на умышленное убийство, которое, хотя и было признано судом присяжных неумышленным…
   Джози резко перебила Дженнингса:
   — Чего же ты хочешь?..
   — Сперва — чтобы ты поняла, в каком положении находишься… Чтобы ты как следует осознала, что… — не договорив, Хэнк сложил складной ножик и спрятал его в карман, — чтобы ты поняла наконец, что теперь -
   ты зависишь от меня так же, как и я от тебя… А может быть — и еще больше…
   Джози быстро произнесла:
   — Но я…
   Хэнк оборвал ее:
   — Но ты, Джози, заказала мне убить человека, твоего мужа Эндрю… Да, я отсидел в этой поганой тюрьме полтора года и вернулся… Но если что-нибудь выплывет, представь только, какие серьезные неприятности у тебя начнутся… — Хэнк сокрушенно покачал головой, — такие серьезные неприятности, что тебе и не снились…
   — Хорошо. Как я понимаю, — произнесла китаянка после некоторого раздумья, — как я понимаю, ты хочешь поставить мне какие-то условия?..
   Хэнк прищурился.
   —Да.
   Джози, приложив к кровоточащему пальцу носовой платок, отошла к окну и, вытащив из пачки сигарету, щелкнула зажигалкой.
   — Я готова тебя выслушать, — произнесла она. — Говори, Хэнк…
   — Пока — ничего конкретного… — Хэнк на какое-то мгновение задумался, — пока что ничего конкретного сказать не могу, Джози… Единственное условие, которое я ставлю — чтобы ты, наконец, поняла, что мы сейчас с тобой находимся на одной волне, Джози…
   Понимая, в сколь цепкие лапы она попала, китаянка попыталась откупиться.
   — Послушай, — начала она. — Хэнк, ты, кажется, говорил только что о каких-то деньгах?..
   Хэнк, поняв, что после его доводов Джози стала более податливой, улыбнулся.
   — Да.
   Джози подалась вперед.
   — Ты, кажется, сказал мне, что девяносто тысяч долларов по твоим теперешним пониманиям — не очень большая сумма за такую работу… — Джози сделала выжидательную паузу; Хэнк кивнул:
   — Продолжай…
   — Я могу предложить тебе вот что…
   Хэнк наклонил голову вперед в знак того, что он готов выслушать.
   — Говори, Джози…
   — Я дам тебе в два раза больше, а ты уберешься из Твин Пикса куда-нибудь подальше…
   Хэнк ухмыльнулся.
   — Что, откупиться хочешь?..
   Джози согласно кивнула.
   — Да, Хэнк. Хочу.
   — Ты знаешь, я передумал, — ответил Дженнингс, — я передумал, Джози… Я сейчас решил, что эти деньги я получу у тебя в любом случае, даже если… — не договорив, он многозначительно посмотрел на китаянку — та отвела глаза. — В общем, ты меня понимаешь…
   Сидя в гостиничном номере, Купер, сосредоточенно глядя на стоявший перед ним портативный диктофон, говорил:
   — Даяна, Даяна… Сегодня у меня был очень напряженный день… Впрочем, о своем визите в «Одноглазый Джек» я уже успел наговорить тебе целую сторону кассеты по дороге в Твин Пике… Если тебе надоели мои служебные дела, могу рассказать о недавней беседе с шерифом Труменом. Кстати, он был удивлен, как это мне удается так быстро входить в доверие к людям? Я рассказал ему несколько неплохих рецептов… Знаешь, Даяна, никогда нельзя начинать с заявления вроде такого: «Я сейчас докажу вам то-то и то-то», потому что это равносильно заявлению: «Я умнее всех вас, вместе взятых, и поэтому отправляйтесь в задницу…» Это вызов, который порождает у собеседника подсознательное внутреннее сопротивление, негативные реакции и желание сразиться прежде, чем мы начали спор. Даяна, ты ведь прекрасно понимаешь, что переубеждать самых неглупых людей тяжело порой и при благоприятных условиях… Поэтому никогда не стоит создавать самому себе дополнительных сложностей. Никогда не стоит ставить самого себя в заведомо невыгодное положение. Понимаешь, Даяна, в настоящее время я уже не верю ничему, что знал когда-то в школе, если не считать таблицы умножения, да и в ней порой начинаю сомневаться после чтения трудов Эйнштейна… Лет через десять, прослушивая десятки миль магнитофонной ленты, которую я наговорил за все это время, я вряд ли буду верить этому всему. А если я подвергаю сомнению даже собственное прошлое, неужели я могу заявлять людям, что я умнее их всех?
   Купер, открыв термос, налил в чашку кофе и, отхлебнув, принюхался — он до сих пор никак не мог избавиться от ощущения, что этот напиток воняет рыбой… Отодвинув недопитый кофе, Дэйл продолжал свой монолог:
   — В этой связи я вспоминаю один случай, произошедший с моим филадельфийским приятелем, Тэдом Киркпатриком, известным теперь адвокатом в Вашингтоне… Однажды он выступал в довольно серьезном деле на заседании Верховного суда (ты наверняка помнишь тот процесс, «Юнайтед Био» против «Леви и Синклер»?). Речь шла о большой денежной сумме и очень важном юридическом вопросе. В ходе выступления Тэда один из членов Верховного суда поинтересовался: «Закон об исковой давности в Адмиралтействе предусматривает срок в шесть лет, не так ли, мистер Кирпатрик?», на что тот, остановившись и, недоуменно посмотрев на члена суда, довольно резко произнес: «Ваша честь, в Адмиралтействе нет закона об исковой давности». Как рассказывал мне сам Тэд, после этой фразы в помещении суда воцарилась мертвая тишина… Температура в зале упала, как ему тогда показалось, до абсолютного нуля. Да, Тэд действительно был прав, а член суда ошибался. Тэд прекрасно знал, что закон был целиком и полностью на его стороне… Но Тэду до сих пор очень стыдно за то, что он совершил ужасную, непростительную ошибку, сказав человеку, пользующемуся широкой известностью и непререкаемым авторитетом, что тот неправ… Так вот, Даяна, тоже самое я сказал шерифу Трумену — никогда нельзя говорить напрямую, кому бы то ни было, что он неправ… И знаешь, Даяна? Гарри согласился со мной… Он даже попросил, чтобы именно я провел допрос Жака Рено — Энди Брендон ранил его выстрелом из пистолета при попытке сопротивления… Надо идти в больницу… Ну, Даяна, на этом прощаюсь до следующего сеанса… Пока. — Купер, нажав на кнопку «стоп», спрятал диктофон в карман.