– Три!
   Только бы не ошибиться. Только бы не ошибиться…
   – Ап!
   Ноги рванули тело вперед.
   Где-то за спиной между стен заметалось эхо – но броневые наросты на плечах уже продрались сквозь выход, сильные ноги швырнули тело дальше вперед и чуть вправо…
   Леха вылетел на осыпь, пригнув голову. На такой скорости не важно, рогом или лбом. Главное, сбить его, повалить – и потом уже рвать рогами, втоптать в щебенку…
   Немца не было.
   Ни справа от прохода, ни слева. Ни на насыпи, ни под. Вообще не видно!
   Адреналин встряхнул тело, оголил чувства. Мир вдруг стал ярким, выпуклым, почти осязаемым. Каждая мелочь цеплялась за глаз, каждый миг оставался в памяти…
   Далеко слева, под вечными надозерными грозовыми тучами, вспучился огромный фонтан. Толстые струи воды вылетают из маленького озерца и, изогнувшись длинными параболами, падают далеко за его край. Озерцо почти обмелело, и из воды выступила маленькая башенка, похожая на надстройку подлодки. На берегу озера – спиной, лишь камуфляж, каски да стволы «калашей» – трое каперов. Зачарованные фонтаном и башенкой, открывающей доступ к огромному схрону… А сзади к ним несется сатир. С разбега крутанулся, лягая что-то над землей, – и над головами каперов сверкнула россыпь стальных игл…
   А справа, на опушке Блиндажного леса, кабаны. Черноухий и альбинос, швыряющие здоровые желуди в Клыка. Сам Клык, замахнувшийся битой… И черные точки на белом небе. Прекрасно ложащиеся на огромную дугу, одним концом опершуюся об опушку, а другим – прямо сюда, в осыпь под стеной…
   Прямо туда, куда тащит инерция рывка, в который вложил все силы. Выпущенный самым первым желудь несется прямо под ноги…
   Леха попытался остановиться. Выпрямив передние ноги, намертво вбить копыта в землю. Зацепиться, затормозить… Напрягая ноги до боли в мышцах и суставах, рвущихся от непосильной нагрузки, – но инерция была сильнее. Копыта проскользили по мокрой щебенке, ноги подогнулись…
   От озер долетел тугой звон стального одуванчика, а сами стальные семена – уже над головами каперов. Стянулись в несколько длинных нитей, соединяя землю и низкие тучи.
   И ослепительные нити огня, режущие глаза. Одна воткнулась прямо в каску высокого Кэпа, вторая в ствол «калаша» за плечом Молчуна…
   Поехавшие по щебенке ноги уже не держали тело, а инерция несла все дальше вниз по осыпи. Брюхо врезалось в щебенку – и Леха взвыл.
   Он падал на щебенку и раньше, и это было больно, но сейчас…
   Весь день уровень боли стоял на минимуме. Лишь тупые толчки в тело. Теперь же…
   Чувство боли не просто вернулась. Оно стало таким, как никогда прежде. Каждое касание шкуры об острые камни раздирало тело болью. Будто и не было ее, этой шкуры, а лишь голая рана, на все тело, с которого содрали кожу. И теперь волочат по кускам соли…
   Леха выл, забыв обо всем на свете. Ничего в мире не осталось, кроме этой боли, которая никак не желала кончаться, лишь становилась сильнее и тяжелее, утягивая все глубже.
   И тут первый желудь ударился в камни справа. Оттуда окатило ударной волной, и в бок стали вонзаться уже не мелкие камушки, а зазубренные стальные осколки…
   Леха кубарем катился по камням, а с неба упал второй желудь. Третий… Все вокруг утонуло в разлетевшейся щебенке, каменном крошеве, удушливой гари от взрывчатки – и в боли. Вместо головы остался чугунный колокол, в котором молотился огромный чугунный язык. Бум, бум, бум.
   А мины все валились и валились…
   Мины больше не падали.
   Даже странно, что живой… Все еще на осыпи под расщелиной. На боку, уткнувшись мордой в камни. В ушах гудело, но это были фантомы звуков. А через них, кажется, ничто не пробивается – вокруг тихо-тихо.
   Леха шевельнулся – и взревел. Новая волна боли прошлась по телу, впиваясь в брюхо, в бока… И совершенно невообразимо больно было в ногах.
   Рев затих. Воздух в легких кончился, но боль все не кончалась… Лишь затихла – чуть-чуть…
   Открыв пасть, Леха маленькими короткими глотками втягивал воздух. Боль была дикая, но Леха молчал. С криком – еще хуже. Сначала рев словно выпускал боль из тела, делал легче, но даже эти крошечные движения легких и ребер чуть сдвигали тело. По острым камням, врезавшимся в шкуру снизу. По осколкам, по каменной крошке… Все это впивалось в тело. Неописуемо. Чудовищно…
   Кто-то поставил уровень боли на максимум. Кажется, даже просто моргнуть – и камни опять впиваются сильнее.
   Закусив губу, чтобы не взвыть, Леха приподнял голову. Чуть-чуть. И зажмурился от боли. Еще одна волна, пронзившая все тело, от костей до кончиков волосков, и никак не желающая исчезать.
   А если подняться на копыта? Рывком… Сначала будет очень больно, но затем камни перестанут впиваться… Ведь перестанут же, правда?…
   Леха скосил глаза вниз, на живот и ноги, – и оскалился. Выть хочется, да нельзя!
   Вместо задних ног – перекрученные столбы плоти. Один из желудей угодил прямо под ноги. Не убил, но вот подняться теперь… Сколько они будут зарастать? Полчаса? Час?
   Леха повернул голову – а что в долине? Что с каперами?
   Все-таки предал, козел однорогий…
   Глюканулась программка, да? Так он сказал? Сам же ее и снял, наверно. Как дал браслет, так и снял…
   Но озер не видно. Большой валун, прямо перед глазами, скрыл все справа.
   А вот слева видно – блиндажные Дубы, хрюшки. Все три кабана крутятся на опушке и никуда не спешат. Альбинос с черноухим дурачились, подставляя друг другу ладоши. Ну прямо волейболисты после взятого очка – только на копытах и с пятачками…
   Все-таки есть второй монстр с картой, который водил немцев. И этот монстр вполне годится на свиную колбасу – если виртуальную. Даже жаль, что виртуальную. Лучше бы в реале из него свиные сосиски сделали…
   А ведет его тот Харон. Ох, не случайно приступ трудоголиколизма напал на него именно в день большой гонки.
   И можно спорить на что угодно, что Януса он согнал с рабочего места ровно в полночь – если по их времени, реальному московскому. А если по игровому, то ровно в час дня.
   Как раз тогда, когда высекал из «хамми» искры, поджигая разлившийся бензин. Янус даже и не сопротивлялся особенно, наверно. Ушел довольный. Уверенный, что теперь-то схрон достанется каперам. Может быть, даже радовался, что его побыстрее выгоняют с дежурства, – чтобы потом ни в чем не заподозрили… Наверняка ему сатир чего-нибудь такого насоветовал, почему лучше убежать сразу после окончания дежурства…
   Он много кому чего насоветовал. Как это он сказал тогда, когда только узнал, что немцев, может быть, кто-то водит? Пора запасаться козырями, чтобы в любом случае не проиграть? Как-то так…
   Что сатир предложил Клыку и Харону? Что будет морочить голову Янусу и каперам, а этого тупого бычару вообще заставит вслепую помогать немцам? Наверно, что-то в этом роде. И на этот раз он их даже не обманул…
   Где-то за спиной осыпались камни – странные звуки реальности через фантомный шум в заложенных ушах. Леха попытался оглянуться – и скривился от боли.
   А сзади, из-за валунов, показался немец. Вот он куда пропал. Отсиживался, пока сатир разбирался с каперами, а хрюшки устраивали артобстрел.
   На плече снайперка, из заднего кармана выглядывает монтировка. На всякий случай из сгоревшего «хамми» прихватил, чтобы схрон открывать?
   Немец ухмыльнулся, глядя на опушку. Помахал рукой хрюшкам. И потопал вниз с осыпи, вниз в долину, забирая направо – к озерцам, невидимым отсюда из-за валунов. К поджидающему там сатиру – и схрону…
   И замер, вспомнив что-то.
   Медленно обернулся, нашел глазами Леху – и на лице немца расцвела ядовитая улыбка.
   Он сдернул снайперку с плеча, положил на камни. И пошел к Лехе, хлопая себя по карманам. То, что искал, нашлось в заднем кармане.
   Монтировка. Вороненая, почти черная – но расплющенный край без краски. Блестящий край плющенной стали…
   Нет! Нет! Нет!
   Леха дернулся в сторону, и камни под боком врезались в тело, на мир накатила волна боли, разбив все мысли.
   Мелькнуло лицо немца… Монтировка – в живот, разрывая рану, только начавшую затягиваться. Немец рванул ее вбок, поглубже. Провернул, цепляя шкуру, – и потянул, свежуя Леху заживо. Без суеты, без спешки, без особых эмоций…
   Весь остаток дня в небе ревело – то тише, то громче, то почти затихая и снова возвращаясь…
   Уцелевший немец добрался до схрона и поднял вертолет. Барражировал по ту сторону стены, отгоняя вторую волну охотников за схроном.
   Потом добрались трое остальных немцев, в свеженьких аватарах. Подняли второй вертолет, третий… То один, то другой взлетал, крутился над долиной. Вдоль стены – по ту сторону, патрулируя подступы из пустыни.
   Остальные разгружали схрон. Дно озерца раскрылось, как цветок, и по лепесткам-пандусам немцы выводили на берег все новые джипы, вытаскивали ящики с патронами, гранатометы, стопки бронежилетов, выкатывали бочки с топливом…
   Леха лежал между валунами, забившись в закуток. Просто лежал, глядел на расходящиеся тучи, на камни…
   И пытался унять ярость, душившую изнутри.
   Все-таки предал! Предал!!!
   Хотелось выскочить, найти этого мелкого шибздика, и…
   Ярость жгла изнутри, душила, но Леха лежал. Просто лежал и ждал.
   Во-первых, не догнать его здесь, в долине, на этой предательской щебенке. А во-вторых – бесполезно. Ну, врежешь один раз рогом… И что дальше? А вот от чего будет польза…
   Но это не сейчас. Потому что все надо делать вовремя.
   А сейчас – просто лежать, тише воды ниже травы.
   Немцы больше не трогали. Пока им хватает забот со схроном. Это все надо разгрузить, охранять от других, потом договориться о продаже, устроить встречи. Про них можно забыть – пока.
   Жажда накатит нескоро, до нее почти сутки: крови сегодня не пил, но игроков за этот день перебил столько, что даже по минимальной ставке насытился до предела. Про жажду тоже можно пока забыть…
   Тучи рассасывались, проступала синева. Гремело у озер, где немцы все разгружали схрон. Волнами накатывало тарахтение вертолета, кружащего по ту сторону стены… И наваливалась дремота. Тяжелая, мутная. Перебродившая смесь всех последних дней, полных суеты, тревог, надежды – и…
   И того, чем все кончилось.
   Ну что ж… Что случилось, то случилось. Но по счетам кое-кто еще заплатит!
   Леха просто лежал, стискивая зубы от ярости. То проваливался в дремоту, то вдруг оттуда выдергивал рокот вертолета, перевалившего из-за стены в долину…
   Сатира сначала не было видно.
   Потом, когда небо стало темнеть, а верхушки Блиндажного леса наполнились пурпурным светом, отражая далекий закат, сатир появился. Прошелся невдалеке. Потом еще раз, чуть поближе.
   Так потихоньку-потихоньку подбирался, как-то искоса поглядывая. С опаской, что ли…
   Пришел издеваться?
   Сатир подбирался все ближе. Наконец вспрыгнул на здоровенный соседний валун, уселся на вершине на корточках – вроде и совсем рядом, а вроде и никак его не достать, если захочется размазать по камням.
   – Рогатый, ты это… – позвал сатир.
   Замолчал, сел на валун нормально. Поелозил, не то устраиваясь поудобнее, не то просто собираясь с мыслями.
   – Не держи зла, в общем. Ну, ты же понимаешь… Я ведь не знал, что все так удачно для нас сложится, что схрон прямо тут будет…
   – Для нас? – уточнил Леха, криво ухмыляясь.
   – Ну, для вас… – вздохнул сатир. – Для каперов…
   Сатир помолчал, косясь на Леху. Но Леха больше не заговаривал. Сатир вздохнул.
   – Ты пойми, тут ведь чистая логика. Мест для доходяг всего два, ведь так? Ну сам подумай. Ну остался бы я с вами, а немцы бы вдруг победили – ну что, лучше бы было? И ты бы здесь остался, и я… Или даже если бы мы победили – и что дальше? Этот Харон, он же начальник отдела у них! И все знал про нас с Янусом к тому же…
   Леха не отвечал.
   Начальник-то начальник… Но вот знал ли он про Януса и сатира?
   Это еще большой вопрос, сам Харон обо всем догадался или ему все выложил один однорогий доброхот…
   А сатира как прорвало:
   – Думаешь, дал бы он Янусу вытащить меня с тобой? Ха! Да он скорее самого бы Януса за такие подвиги сюда упек! А так хоть я выберусь отсюда… Чем-нибудь и тебе пособлю оттуда, может быть… А? Ну ведь это же лучше, чем ничего, – хотя бы один из двух? А?
   Леха не выдержал и расхохотался. Ну вы только послушайте его… Он еще и одолжение сделал, оказывается! Сатир оскалился:
   – Ну что?! Я, что ли, виноват, что дежурства так разложились?! Что Янус следит в начале дня, а последнее слово за Хароном будет? Что в базе данных смертников может случиться еще один маленький сбойчик, уже после дежурства Януса?! Я в этом виноват, что ли?! Я?!
   Леха не отвечал.
   – Ну даже захотел бы я тебя вытащить – и что? Как?! Клыка-то по-любому из расклада не выкинуть, он с немцами и Хароном черт знает сколько времени! Давно уже наводил их, оказывается…
   Леха не реагировал.
   – И его никак не выкинешь, – все жаловался сатир, – и ты тут еще со своим благородством… Тут жопу рвешь, чтобы отсюда выбраться, все что угодно отдал бы! А он, видите ли, свое место какой-то бабе решил подарить. Гордый он, видите ли, и благородный, мать твою буйволову за щеку…
   Леха молча разглядывал его морду. Вроде та же козлиная морда: бегающие глазенки, драная и грязная бородка, один рог целый, другой отбитый. Но что-то изменилось…
   – Что? – нахмурился сатир. – Чего уставился?!
   Ухо. Вот что изменилось.
   – А-а, кольцо… Все, убрали кольцо. У Клыка тоже потерли. И у всех остальных, если вдруг кому-то еще модеры сувенирчики давали… У них там уже девять часов утра, через три часа у Харона смена кончается. Ну и вот… Он всем сразу и потер подарочки специальной программкой. Чтобы, если вдруг нагрянет проверка, никаких следов… Или если вдруг теперь тот же Янус услышит раньше времени, как все вышло, и бегом примчится обратно на фирму и начнет копать, как это так вышло да почему, ор поднимет… Чтобы не заложил никого со злости. Он прибежит – а колечек-то уже и нет.
   Сатир замолчал, лишь тихонько болтал копытом. Но не уходил. Опять покосился на Леху.
   – Да и на хрена они теперь, эти кольца? Четыре часа осталось. В час дня, по-ихнему, бригада хирургов подъедет, вытащит отсюда нас с этим кабаном…
   Леха поднялся и побрел прочь.
   Из последних сил сдерживаясь, чтобы не побежать. Ярость, отступившая было, снова была тут как тут – и душила. Ух скольких сил стоило сдержаться, не накинуться на этого козла…
   Но нельзя. Нельзя!
   И идти надо – вяло, понуро, побито…
   Чтобы, не дай бог, сатир ничего не заподозрил. Карты у него нет, но немцы – вон они, неподалеку крутятся. Один знак – и они насторожатся. Сообразят, что что-то не так.
   А если они еще и с Хароном свяжутся и он вернется в игру как модер…
   Леха свернул и пошел к скальной стене, к проходу.
   Медленно, медленно! Как побитая собака, у которой не осталось ни одной надежды…
   В расщелину, в темноту прохода…
   Дотерпел до ее конца. А по ту сторону – уже можно! Здесь сатир уже не увидит и не услышит дробного эха от торопливых шагов!
   Леха крутанулся вбок и рванул. Понесся вдоль стены на юг, от души вколачивая копыта в песок.
   Ну, господин Фавн без причиндалов, теперь-то недолго осталось…
   Недолго!
   Стена изменилась – стала переходить в Изумрудные горы, и тут же над головой зашелестело.
   Алиса спикировала на землю прямо перед Лехой. Ждала.
   Побежала навстречу, вскинув крылья будто руки, призывая ничего не говорить. Сама быстро-быстро заговорила, не давая вставить и слова:
   – Леш, я все знаю! Ты только не кори себя, это ведь…
   – Знаешь? – перебил Леха и раздраженно фыркнул. – Все?
   Алиса грустно улыбнулась.
   – Сарафанное радио никто не отменял, работает даже у монстров… – И тут же шагнула ближе и снова заговорила быстро-быстро и очень мягко, словно маленького ребенка уговаривала: – Леш, ты только успокойся, не кори себя так. Ты ведь сделал все, что мог. Кто же знал, что он предаст… Я, знаешь, даже… рада, что ли? Можно так сказать? Потому что, может быть, ты и прав, и кто знает, смогла бы я вытащить тебя, если бы выбралась отсюда… Может быть, ты и прав, и ничего бы у нас не вышло… А так – по крайней мере мы будем вместе. Я и ты… И знаешь, я…
   Леха снова коротко выдохнул. От души! Бычья аватара громко фыркнула.
   – Лешка, милый, ну не надо, пожалуйста… – почти взмолилась Алиса, и в ее глазах заблестели слезы. Шагнула еще ближе, заглядывая в глаза: – Ну не виноват ты, не кори себя так… Никто не выигрывает во всем и всегда…
   Леха расхохотался.
   Алиса нахмурилась. Горечь уходила из ее лица, сменяясь все большим удивлением, – Леха не переставал хохотать, просто не мог остановиться, – а потом на смену удивлению пришла обеспокоенность.
   – Леш?…
   Кажется, она решила, что и это – от нервов? Вроде срыва?
   – Врет все ваше сарафанное радио! – с веселой злостью крикнул Леха.
   – Но… – Вот теперь Алиса была действительно удивлена. – Но он же предал тебя… Разве не так? Он же убил каперов…
   – Ему же хуже!
   Алиса помотала головой:
   – Ничего не понимаю… Но он ведь переметнулся к немцам? К тем, кто стоит за ними? Наше сарафанное радио много чего знает про местные нравы, жаль только, что с задержкой, как письма из Антарктиды… Он переметнулся, и он не дурак. Если переметнулся, то знал, к кому и зачем…
   – Забудь! Глупости это все. Пойдем!
   Леха дернул головой на север, приглашая.
   – Куда?… Леш, я ничего…
   – Хватит вопросов, девушка-паникерша. Время не ждет. За мной, и пошустрее!
   Леха развернулся на север и припустил обратно вдоль стены, разгоняясь.
   – Да куда ты, Леш? – Алиса засеменила следом, нагоняя. – Леш!
   Но Леха лишь дернул головой – давай следом! – и рванул быстрее.
   Алиса еще что-то сказала, но ветер унес ее слова… Потом она появилась справа. Уже не бежала, уже неслась над самой землей, широко раскинув крылья. Поравнялась с Лехой.
   – Да подожди ты, Леш! Куда…
   – Некогда, Лис! – бросил Леха не останавливаясь. – Слушай и запоминай…
   – Все поняла?
   – Все. Кроме самого важного. Откуда…
   – Подожди… – пробормотал Леха.
   Уже не бежал, уже шел. Все медленнее и медленнее. Ну где тот чертов выступ?! Где-то здесь был же…
   – Леш?… – Алиса пыталась проследить за его взглядом, но Леха все крутил головой. – Что ты ищешь?
   Ага, вон он!
   – Пришли, – сказал Леха и шагнул к самой стене.
   – Куда? Леш, да объясни ты по-человечески! Что…
   Алиса осеклась.
   Леха стукнул по валуну у стены копытом, и звук был вовсе не как копытом о камень.
   Алиса пригнулась, разглядывая низ валуна.
   – Леш?… Это то, о чем я думаю?…
   – Все поняла, что надо сделать?
   – Да… А откуда… Стой, Леш! Ты куда?
   – Есть еще одно дельце.
   Ночь вступила в свои владения.
   Небо черное-черное, яркие точки звезд…
   Леха пошел медленнее. Стена осталась далеко позади, вокруг только темные волны дюн.
   Где-то здесь…
   Да, вон та дюна. Над гребнем призрачное свечение, едва заметное.
   Ветер стих, пыли в воздухе нет, он почти кристально прозрачный. И по ту сторону гребня, в лощинке между дюнами, явно что-то светится.
   Леха вскарабкался по склону, перевалил через гребень…
   Между дюнами темно, хоть глаз выколи. Луна еще не взошла, а от звезд… Метров на десять что-то видно, а дальше ни черта. И призрачное свечение в воздухе, что было здесь всего минуту назад, тоже пропало. Словно и не было ничего…
   Да нет! Тут они. Где-то тут должны быть…
   Леха медленно пошел-поехал вниз по склону дюны, нарочно погромче топая и шелестя копытами в песке. Даже тихонько замычал.
   – Подожди… не стреляй… – чуть слышно раздалось из темноты.
   Мелькнуло молочное пятно лица, и уже громче:
   – Тотемчик? Ты, что ли? – Данькиным голосом.
   – Он… – уже голос Кэпа. – Не стреляй.
   Что-то клацнуло, и вспыхнул фонарь. Леха зажмурился. Ложбинку между дюнами залило желтоватым светом. Кэп, Данька, Молчун… Машина. Миноискатель, валяющийся на земле, саперная лопатка. Две ямки, из них виднеются мины…
   – Ты что здесь делаешь? – спросил Кэп.
   – Да может, просто посидеть пришел, – пожал плечами Данька.
   Хлопнул Леху по броневому наросту на плече, подмигнул. Не очень-то весело, впрочем…
   – Разговорчики! – оборвал его Кэп. – Ну-ка за дело, салага! Твое место вон, возле лопаты.
   Данька вздохнул и поднял миноискатель. Молчун забросил автомат за плечо и взял лопатку.
   Они медленно пошли вправо по лощинке – по прямой, если продолжить линию через две ямы. Пискнул миноискатель, и Данька встал, поводил миноискателем из стороны в сторону. Машинка заливалась тревожным писком, то чуть тише, то громче. И замолчала.
   Данька положил миноискатель на песок, носком сапога очертил круг.
   – Тут третья.
   Молчун кивнул и принялся разгребать лопаткой песок.
   Три мины, в ряд. Сами же их и закапывали – два дня и вечность тому назад. Когда еще искал схрон. Чтобы даже если их не будет, сам мог расправиться с охотниками за шкурой.
   Награду за голову, кстати, до сих пор никто не отменял…
   Молчун разгреб песок над третьей миной, Кэп с Данькой вытащили из ямы уже раскопанную, потащили к машине.
   Осторожно уложили ее в багажник, пошли за второй.
   Зачем им мины? Или они…
   Леха перевел взгляд с каперов на машину. Вздохнул. Старенькая, обшарпанная… Даже не джип. Просто какая-то древняя малолитражка. Пикапчик.
   Кэп с Данькой уложили в багажник вторую мину, Молчун уже волок по песку третью.
   – Эту не сюда, – покачал головой Кэп. – Иначе отвалится багажник… На заднее сиденье его давайте…
   Леха хмуро наблюдал, как они втискивают в салон тяжеленную противотанковую мину.
   Сами мины им, наверно, и не нужны.
   Надеются продать обратно? Какие-никакие, а деньги…
   Да, теперь им придется последнюю копейку считать.
   Сначала под обстрел хрюшек попали – потеряли по аватаре при полном боекомплекте и хороший джип, и специально прикупленные гранатомет и снайперку. Потом еще раз во время гонки – опять и джип, и полные боекомплекты…
   Впрочем, это дело поправимое.
   Леха тихо замычал.
   – Ох, не надо, – покачал головой Кэп. – Не надо этих тоскливых песен, и без того всю душу кошки исскребли… А скоро и семейные подключатся: нет, чтобы найти себе нормальную работу, где платят раз в полмесяца и железно, так нет же, здоровенный лоб, а все в детские игрушки играет, как маленький ребенок… Так что не надо грусти, господин Юпитер в камуфляже. Иначе я сам сейчас завою… Осторожнее! А то эта бедная колымага развалится раньше, чем мы доедем до Гнусмаса.
   До Гнусмаса…
   Нет, ребятушки. До Гнусмаса вам пока рано. Леха покосился на север – вот куда вам нужно! – и снова тихонько замычал.
   Пока каперы не отвлеклись от машины и мин. А когда они подняли удивленные взгляды, Леха развернулся на север и мотнул туда мордой. Вон куда вам надо! И неплохо бы пошевеливаться, фортуна девушка непостоянная, ждать не будет.
   Но Молчун глядел каменным истуканом, совершенно невозмутимый и равнодушный. А Кэп лишь досадливо нахмурился.
   – Ты чего? – спросил Данька.
   Не понимают…
   Леха вздохнул.
   Оглянулся по сторонам и отошел к склону дюны. Туда, где следы не потревожили гладкость песка, вылизанного ветром. Поднял копыто и стал чертить.
   – Что-то я тоже перестал вас понимать, признаюсь… – пробормотал Кэп.
   Леха шагнул в сторону, открывая рисунок. Прямоугольник, в нем пара линий. Так, как в мультиках или комиксах изображают исписанный лист бумаги.
   – Газета?…
   – Форум? – увереннее предположил Данька.
   Леха поморщился. Кивнул – но так, условно… соглашаясь, но не совсем.
   Форум – да. Но можно бы и точнее угадать… Стал чертить рядом еще один рисунок – букву S, перечеркнутую вертикальной линией.
   – Деньги?…
   Леха фыркнул и дернул головой на первый рисунок. Оба рисунка используйте! Оба сразу! Что получится? Данька с Кэпом переглянулись.
   – Кажется, я понял… – пробормотал Данька. – Но у меня язык не поворачивается…
   Он замолчал, глядя на Кэпа.
   – Что?
   – Объявление… Награда… – пробормотал Данька.
   Кэп нахмурился и вздохнул. Тяжело поглядел на Леху. Данька тоже повернулся к Лехе.
   – Талисманчик… – вечно бойкий Даня замялся. – Ну Леш, ну что ты… В самом деле думаешь, будто мы… За какой-то жалкий «киловашингтон»…
   – Тем более что штука баксов все равно не спасет отцов русской демократии… – мрачно покачал головой Кэп.
   – Ты не расстраивайся так, талисманчик. – Даня ободряюще улыбнулся, снова хлопнул по бронированному боку. – Что мы, не понимаем, из-за кого так все вышло? Ты-то тут ни при чем. Ты свою часть отработал на «отл» с предоставлением к повышенной стипендии, тут и вопросов нет… Мы, кстати, тебя бросать не собираемся.
   Кэп кашлянул, положил руку Даньке на плечо, но Данька перестал играть в покорного юнгу. Дернул плечом, сбрасывая руку. Даже не оглянулся.
   – Если что-то будет в наших силах, мы тебя прикроем. Ну чего? – Он повернулся к хмурому Кэпу: – Что, не ради нас он их всех уделал там? Думаешь, они от него отстанут, простят? А в городе он сколько положил ради нас? Помнишь? Да даже если каждый десятый решит при случае поквитаться… Тем более еще и награда эта…
   – Ты не увлекайся, благодетель. Еще посмотрим, как ты сейчас будешь пытаться продать эти мины в Гнусмасе. На форумах проскакивало что-то о бойкоте наглым русским свиньям, которые взялись опекать того монстра, из-за которого полгорода покрошили за один раз, не считая гостей.