Трускиновская Далия. Деревянная грамота

   - С Богдашкой Желваком, что ли, не поладил?
   Данила кивнул.
   - Девку не поделили?
   И на это парень утвердительно хмыкнул. Томила, сам того не ведая, излагал несложную выдумку Семейки.
   - И что, крепко тебе от него досталось?
   - Что досталось, то и мое, - для убедительности Данила сквозь шубейку потер шею и плечо.
   - Ишь ты! - Томила поглядел на собеседника уважительно. - А пойдем-ка прочь отсюда.
   - А к Сопле?
   - Да ну его, Соплю! Что с него проку? Думаешь, Сопля с Одинцом учат? Им лишь бы стенку собрать кое-как да на лед выпустить, а там хоть трава не расти!
   - На льду? - уточнил Данила. Скоморох расхохотался и, подхватил его под локоток, тащил все дальше и дальше от забора, за которым звучали невнятные, но сердитые голоса.
   - Ты, сокол, в кулачном бое ничего пока не смыслишь, так и спроси у тех, кто смыслит, какова цена Одинцу и какова - Трещале. И тебе все скажут Трещалу сам старый Трещала учил и мастерство ему передал, да и еще кое-что перед тем, как помереть. И Трещала учить мастер! Одинец-то научит в стенке стоять боком да и скажет - денежки плати! А Трещала настоящему бою выучит. Он Трещале родной внук! Трещала его так учил, что теперь к Трещале боярские-то сынки учиться просятся, и кабы Трещала не помер...
   Данила помотал головой - запутался в Трещалах! Дед и внук, стало быть, а помер, очевидно, все-таки дед.
   Продолжая ругать неведомого Одинца с Соплей, а Трещалу - хвалить, Томила увлекал слушателя все дальше и дальше от ставшего вдруг для него опасным места.
   - Какой смысл учить бойцов только для стенки? - исхитрился спросить Данила. - Все равно же потом каждый сам себе найдет противника, его и лупит! Вот где знание нужно!
   - Красиво же, когда стенка! - неожиданно ответил скоморох. - И полезно!
   - Полезно?! . - Данила ушам не поверил.
   - Ну как опять к нам поляки или какие-нибудь немцы пожалуют? А у нас и ополчение сразу готово! Никого ничему учить не нужно - все парни, все взрослые мужики знают, как строй держать. Гляди...
   Томила прямо посреди улицы встал в стойку стеночного бойца: левым боком к противнику, левая нога выставлена вперед, чтобы принять на себя вес при решительном броске, левая рука перед собой, присогнута, защищает голову и грудь, правая же держит сжатый кулак чуть повыше плеча. Потом оскалился, словно бы увидев незримого Даниле врага, да и нанес удар правой по дуге, сверху - вниз, прямо во вражью голову!
   - Ежели дурак попадется, то и нос ему стесать можно! - объяснил он. Теперь же представь, что в левой у меня щит, а в правой - сулица. И стоит такая стена щитов, а над ней торчком - сто сулиц с острыми наконечниками! Вот что такое ополчение. Оно не мастерством, а строем сильно. Другое - на все ополчение пищалей не напасешься. Что у ратника? Да то, что дома прихватил, - вилы, топор, да хоть бабий ухват! А против него что? А конный с саблей! Вот строй примет конного на вилы да и расступится, чтобы коня пропустить! Там, сзади, уж найдется, кому его ловить! А строй тут же и сомкнется! И этому учиться надобно!
   Рассказывая и показывая руками расхождение и смыкание строя, Томила разгорячился, орать принялся, да так, что добрые люди оборачивались. Но никто не одернул крикуна, мужики - так и вовсе одобрительно улыбались: боец!
   - Эх, скорее бы Масленица! - крикнул один, подходя и что есть силы шлепнув скомороха по плечу. А затем, как ни в чем не бывало, пошагал дальше.
   - Знакомец, что ли? - удивился Данила.
   - Нас, бойцов ведомых, вся Москва знает, мы - наперечет! - похвалился Томила. - Возьмем сейчас извозчика, сразу тебя к Трещале и отвезу по давней дружбе.
   - На кладбище, что ли?
   - Какое тебе кладбище?! . - скоморох не сразу оценил шутку, но как понял зычно расхохотался. - Просто деда вся Москва звала просто - Трещала, а ко внуку нужно же было что-то добавить, чтобы отличить. Стали молодым Трещалой звать, а как дед помер - он и сделался Трещалой без всякого "молодого". Дед-то знаешь сколько прожил? Годов с восемьдесят! И бит-перебит, и нос сломан, и ребра - сколько раз, а до таких лет дожил!
   - Крепкий был дед, - одобрил Данила.
   - Ты о нем в "Ленивке" порасспроси! Я пока по дельцу переговорю - ты с мужиками потолкуй, они про старого Трещалу расскажут!
   - Так мы в "Ленивку", что ли, идем?
   - Да дельце у меня там. Вчера один человек говорил - ищут меня по дельцу-то. А может, важное окажется. Это, Данилушка, ненадолго.
   - В "Ленивку" не пойду, - сурово сказал Данила. - Я тебя в ином месте обожду.
   - Со мной там бояться нечего! Погоди! .. - должно быть, чересчур много упрямства выказал Данила, вот скоморох и догадался. - Уж не с нашими ли ты повздорил? Им-то порой на месте не сидится, погулять выходят - не у Больших ли конюшен ты с ними сцепился?
   - Нет, не у конюшен.
   Уговорить Данилу не удалось - скоморох побежал в "Ленивку" один, Данила же условился с ним так - покончит со своим дельцем, пусть идет к Большим конюшням, которые и впрямь неподалеку, даже никуда сворачивать не приходится. Не караулить же его на морозе...
   Данилу конюхи приняли как родного. Хотя Аргамачьи и недалеко, а все не каждую седмицу туда выберешься. Расспросили о деде Акишеве, о товарищах. На Больших вовсю готовились к Масленице: государь с государыней, со старшими и младшими царевнами и с царевичами кататься пожелают, лучших возников надобно будет запрягать, самых крутобоких и долгогривых. Их заранее и пырейным корнем подкармливать стали, чтобы шкуры лоснились. А на весь государев поезд сколько возников надобно - Данила знает? Вот то-то! Полсотни, а то и более. Бывает, и сотню, и полторы требует Конюшенный приказ - но это коли государь, со всем двором опричь хором, в богомольный поход подымается.
   Не успели, кажется, и словом перемолвиться, - явился Томила. Был он сердит, но злость прошла скоро. И когда они вдвоем вышли на Пречистенку, скоморох уже усмехался какой-то своей мысли.
   - Вот ведь бесова девка, сатанинское отродье... - бормотал он, но не злобно, а даже с некоторым восхищением. - Эй! Стой!
   Увидев извозчика, готового взять седоков, Данила растерялся. Ему на самом деле вовсе незачем было удаляться от того места, где пропало мертвое тело, а вслед за телом, возможно, и Авдотьица.
   - Да погоди ты! Я уж с Соплей уговорился! - пустился он в бесстыжее вранье. - Позабыл только, в которые ворота стучать! Он мне растолковал, а я и забыл!
   - И что же? В Хамовники возвращаться? Столько уж отшагали! Сдался тебе тот Сопля! Про таких знаешь как говорят? Толст кулак, да плечо узко! Не ерепенься, поедем со мной, свет! Не томи молодца! - он мотнул головой в сторону извозчичьих санок. - А я тебе такого про Соплю понарасскажу впредь, его увидав, плеваться начнешь! Я ведь его давно знаю, и все его проказы! Он ведь бойцов-то не только на Масленицу собирает...
   Тут Томила вдруг с вопля перешел на шепот.
   - А когда же?
   - Они у него всегда наготове, понял?.. - шепнул скоморох чуть ли не в самое ухо. - Кого поучить, коли деньги плочены... а кого и вовсе... Непременно тебе надобно в такое дерьмо вляпаться?
   Принимать решение нужно было быстро. И Данила сделал это, рассудив, что избавиться от Томилы нетрудно, а вот как примет Сопля - еще бабушка надвое сказала. И, может, от скомороха удастся разузнать все, что нужно, с меньшей опасностью, чем на дворе, где собрали бойцов до поры загадочный Одинец и Сопля.
   - Ну так поехали к твоему Трещале!
   - Спасибо скажешь, свет! Садись!
   - Куда везти-то? - спросил извозчик.
   - К Денежному двору!
   - Без ряды не поеду.
   Томила сцепился торговаться. При этом он время от времени озирался, словно опасаясь погони. Данила же недоумевал - о том, что есть на Москве Денежный двор, он слыхивал, самому там бывать не приходилось, и далеко ли это место, и в которой стороне - он понятия не имел.
   - Да будет тебе! - прекратил он торговлю. - Вскладчину заплатим. Чего время-то терять?
   Для скорости понеслись по реке. Миновали Кремль и, не доезжая Яузы, Томила приказал подыматься на берег.
   - Тут серебряники живут, а вот тебе примета - Троицкий храм, объяснил он Даниле. - Коли сам будешь искать, так не ошибешься. А во-он там Кошели, там кошельные мастера живут. Как разбогатеешь - приходи к ним покупать!
   - А что - у вас разбогатею?
   - А у нас молодцы не жалуются: денег девать некуда - кошелька купить не на что! - неожиданно съязвил скоморох и сам же расхохотался. - Да не бойся ты! Конечно, Трещала, коли по-настоящему учить возьмется, денег с тебя запросит. Так ведь и научит! Сможешь один на один выходить, государя тешить. И я за тебя словечко замолвлю, чтобы он поменьше взял.
   - Ты-то как всему этому научился? Ты же скоморох! - сказал Данила, вылезая из саней.
   - А раньше скоморохи ведомыми бойцами были, - ответил Томила и тоже выбрался на твердый снег. - Вон, сказывали, при царе Иване судебные поединки устраивали, и кому этого хотелось, тот челобитную подавал - мол, прошу поля! А коли кто был слаб, или женского полу, или стар, так бойца за себя нанимал, поединщика. И знаешь что умные люди сказывали? Будто бы коли одна баба на другую просила, то поединщиков им брать нельзя, а друг с дружкой самим сходиться! Вот как баб тогда уму-разуму учили! То-то волосья в стороны летели!
   - Стой! Куда?! - заорал извозчик. - Ты меня шутками своими не корми, ты мне, как срядились, плати! А там уж и убирайся!
   Томила пожал плечами - заговорить извозчику зубы не удалось.
   Спровадив крикливого извозчика, скоморох и Данила вышли к нужному двору.
   - И мы не хуже твоего Сопли тут устроились, - объяснил Томила. - Тоже на реку выход есть. Там учиться сподручно - ко льду привыкать. Там мы никому не мешаем. Эй! Отворяйте!
   Скоморох ударил кулаком по забору.
   - Ты, что ли? Ты бы еще до ночи прошатался! - донеслось оттуда.
   - Заждались! - с превеликим удовлетворением молвил Томила.
   Калитка отворилась и пес налетел на шагнувшего первым скомороха, встал ему передними лапами на грудь. Скоморох потрепал кобеля по холке, так что стало ясно - давние приятели. Данилу пес обнюхал - и, очевидно, зная слова "Не тронь, свои! ", завилял хвостом. Был он немногим меньше того горбатого, которого Данила видел и слышал на Неглинке.
   - Пошли в дом! - сказал обоим крепкий мужик в распахнутом тулупе, среднего роста, с красивой и густой бородой, не вороной, а того цвета, который бывает у темного соболя. - Может, хотя для вас встанет.
   - А что, спит? - с беспокойством спросил Томила.
   - Набрался вчера. А ведь Масленица-то на носу!
   - Вот ведь дурак, прости Господи... - скоморох явственно был расстроен. Вот те и Трещала! Давай, веди к нему! И что - молодцы тоже спят?
   - Как пришли из "Ленивки" - он всем еще налил. Молодцы-то просыпаются, встают...
   - Сейчас всех, лба не перекрестя, кормить - и на мороз! - распорядился скоморох. - Вот ведь горе...
   Мужик пошел впереди, по узкой тропке меж сугробов - к невысокому крыльцу, Томила - за ним, Данила - третьим. Оказалось, мужик крепко прихрамывал. Данила вспомнил, что толковал Семейка про необходимость многослойных онучей, и испугался - ну как всем тут ноги ломают? Решил кулачного учения избегать правдами и неправдами. Лучше пусть Богдаш - он после дедовой встряски, поди, и поумнел...
   В горнице на полу спали вповалку, не разуваясь, молодцы. Из-под иного и войлочный тюфяк уполз, а он и не замечал, похрапывал, предовольный! На лавке, укрывшись тулупом, лежал еще один - и он, услышав, что дверь отворилась, сел. мутно посмотрел на вошедших, потом признал Томилу за своего, протянул: "А-а, ты..." - и рухнул спать дальше.
   - Будет, вставай! - приказал скоморох. - Как я с утра стенку не строил так она по сей час не строена!
   - Ты, это... там был?..
   - Был. Да без толку. Боится он.
   Данила поразился - любитель прибаутки, как ему по скоморошьей должности велено, сейчас Томила был краток и строг.
   - А с тобой тогда кто?
   - Новенького привел. Вставай, тебе сказано? Вставай, Трещала! Ты сколько до Масленицы осталось - помнишь?
   - А сейчас который день?
   - А сейчас тебе пятница!
   - Ого?!?
   - Вот те и ого! Выметайся из горницы живо, опростайся, снегом рожу протри! Рассолу в сенцах зачерпни! Я сейчас орлов будить стану!
   - Может, пойду я? - спросил Данила, посторонившись, когда хваленый Трещала, пошатываясь, прошел в сени. - Не до меня тут!
   - Погоди, свет, ты посмотри сперва. Это они спросонья как мокрые курицы, а я их сейчас строить начну... Пойдем, поторопим баб - они поедят, да и ты с ними заодно. На конюшнях-то вы сами стряпаете, не каждый день горячее едите, а им - каждый день и каша, и щи, да с мясом, да каши - с курами! Чтобы на льду бодро стояли!
   Соблазнившись курой с кашей, Данила позволил увлечь себя на поварню, где хозяйничали две бабы - Трещалина жена Дарьица да ее мать Ильинишна. Его посадили отдельно, по Томилиному наказу наложили полную миску. Сам Томила побежал разбираться с бойцами. Понемногу они потянулись на поварню, Данила тем временем поел, поблагодарил хозяек и вышел во двор.
   Теперь хотя бы из вежества следовало не удирать втихомолку, а побыть, поглядеть, может, даже чего Томиле пообещать.
   Скоморох, очевидно, был сыт - сам не ел, довольно скоро выгнял бойцов на двор. Посмотрел на небо, помотал башкой и сплюнул:
   - Не на лед же вас, дураков, сейчас вести!
   - Тут, что ли, места мало? - удивился Данила.
   - Им ко льду привыкать. Да там все размечено.
   Что скоморох имел в виду, Данила понял, когда бойцы в коротких, по колено, тулупах встали в две кривые стенки, каждая - человек по пятнадцати. Расстояния между ними было сажени три, не больше.
   - Равняйтесь! - приказал Томила. - Левый локоток - вперед! Чтоб как по струнке стояли! Питухи бесовы! Теребень кабацкая! Как еще крестов не пропили?! .
   Стенки подтянулись, бойцы, пихаясь, встали, как надобно.
   Неторопливо вышел Трещала, голова его была обмотана полотенцем.
   - Чело хорошо стоит, - оценил он ближнюю к себе стенку. - Правое крыло ладно, левое - ни к черту!
   Выйдя вперед, он оглядел и дальнюю стенку. Затем прошел меж ними и встал на краю, так, что скоморох с Данилой оказались напротив него.
   - Шут с вами! Сходись, молодцы! - негромко велел он и махнул рукой.
   - Петрушка, веди клин! - крикнул Томила. - Ну, с Божьей помощью...
   Когда между бойцами оставалось шага полтора, не более, в одной из стенок произошло движение, она словно надломилась, и трое мужиков в самой середке, составлявшие чело, устремились вперед чуть быстрее прочих. Назвать это клином можно было с большой натяжкой, однако удалось на мгновение расколоть противоположную стенку.
   Разом взлетели и опустились кулаки.
   - Назад! Назад, сволочи! - заорал Трещала. - Не проспались! Я вас разбужу-то! Алешка, блядин сын! Петрушку упустили! Он-то проломился, а вы, сволочи, отстали!
   И точно - противоположная стенка, подавшись под натиском чела и расколовшись, Петрушку-то пропустила - да и едва за ним не сомкнулась, отрубая бойца от товарищей.
   - Это - клин? Клин это? Погибель это ваша! Позор это ваш! Посрамление это ваше! За такой клин пороть надо! - добавил Томила со всей возможной яростью.
   Стенки разошлись.
   - Вдругорядь! - приказал Томила. - Раньше времени не вылезать! Как крикну - ломи! - так и выходи в клин!
   - А вы - не мешайте, - велел другой стенке Томила. - Сейчас перед клином чуток расступитесь, пусть у них хоть раз правильно получится.
   Данила смотрел во все глаза. Такое он видел впервые. Стенки сошлись вдругорядь.
   - Ты что топчешься? - покрикивал на бойцов Томила. - Ногай, это я тебя учу! Это тебе на снегу, брат, хорошо топтаться! На Москве-реке вприскользь продвигаться придется, ног не отрывая! Хорош ты тогда будешь! Алеша! Бойчее!
   До десяти раз сходились стенки - сперва учились клином продавливать противника, потом - расступаться и вновь смыкаться, чтобы успел выскочить надежа-боец.
   С каждым разом Трещала все более и более трезвел. Наконец сорвал полотенце, под которым оказалась примотанная к дурной голове квашеная капуста, утерся им и швырнул в снег:
   - Бабы подберут! Эх, нам бы еще деньков с пять! Кабы Бугая не сманили! ..
   - Прикажешь полную стенку пробовать? - спросил Томила.
   - Да уж пробуй, что ли?
   Бойцы построились в один долгий ряд. Томила принялся ходить вдоль него, переставляя людей. Что-то у него не заладилось, он хмыкнул, сердито почесал в затылке и повернулся к Трещале - мол, как же быть? Трещала развел руками - сам не понимаю...
   - Ну, братцы, так кто же у нас встанет в чело? - спросил Томила. - Я выйду ломаться, а за мной должны быть - ну, хоть вы, Петрушка с Алешкой... Встаньте-ка сюда оба, поглядим...
   - Мне нельзя, - возразил здоровенный, губастый, еще безбородый Алешка. Я левое крыло держу, без меня оно развалится.
   - Ты, Ногай?
   - А хоть бы и я...
   - Ты, Бажен?
   - Я с Алешкой, ему одному крыло не удержать. А вместе мы приноровились.
   Тут в калитку замолотили.
   - Смешались живо! - приказал Трещала. - Кирюшка, отвори!
   - Мало ли кого бесы несут? - шепнул скоморох Даниле. - Не подглядел бы, как стенка составлена.
   Калитка отворилась и в проеме встал дородный молодец, которого шуба делала поперек себя шире.
   - Ну, высватали вы меня, черти! - объявил он. - Решил! За вашу стенку биться пойду!
   - Гордеюшка! - воскликнул Томила. - Сокол ты наш! Орел! Надежа ты наш! Ступай сюда! Вот оно, чело! Посередке - ты, Гордей, справа от тебя Петрушка, слева - Ногай! Есть у нас чело! Коли сам Гордей-целовальник с нами - победа наша!
   - Высватали, как же... - сказал один боец другому, так что Данила прекрасно слышал. - Гордейка-то из-под полы приторговывает, так ему пригрозили Земский приказ на него натравить...
   - А ты, Трофим? - спросил Трещала хромого мужика, который незаметно вышел посмотреть, как учатся бойцы.
   - На меня надежды мало, не поправлюсь, - отвечал тот. - Не обессудь, Трещала, ты же меня знаешь, я и в прошлом году был за тебя, и в позапрошлом.
   - Ты боец ведомый, - согласился Трещала. - Вот тебя-то в стенке и недостает...
   - Кабы только его... И Бугая сманили, и Афоньку, и Михея... Вот ведь скверная девка... - проворчал Томила. - Как ведала! .. А может, и ведала...
   - Ты о ком это? - полюбопытствовал Данила.
   - Да про Авдотьицу я! Может, знаешь - на Неглинке живет, от твоей кумы неподалеку!
   Данила насторожился.
   - Вспомнил, аль нет?
   - Их всех не упомнить.
   - Она ростом с Ивановскую колокольню!
   - Теперь припоминаю... - и Данила выразительно поглядел на скомороха: мол, коли начал, так рассказывай! Тот, однако, крепко задумался.
   - Вот что, молодец, - сказал, вдоволь надумавшись, скоморох. - Ты ведь с Соплей сговаривался?
   - Было такое дело, - согласился Данила.
   - Сейчас все стенки уж составились и вместе держатся, чтобы кого в последний миг не сманили. Есть у меня один боец на примете, я его ждал, ждал, а он носу не кажет, а сговаривались еще на Рождество, когда он на Москву приезжал. И охота мне знать - не у Сопли с Одинцом ли оказался. Мне туда нос совать нельзя, да и никому из наших тоже, а ты человек посторонний. Коли бы ты мне про него разведал - я бы тебе заплатил! Или бы Трещала тебя безденежно учить взялся! Да я и сам многому научить могу. Нам важно знать - там он или не там...
   Данила усмехнулся: дивная зима выдалась, розыск с розыском схлестываются! Вспомнил, как Богдаш едва с подставной женкой грех не сотворил, - еле смех удержал. А тут еще бойцы в хитрости ударились...
   - Сегодня-то не выйдет, - сказал он, опомнившись. - Меня с конюшен ненадолго отпустили. И то уж пора возвращаться.
   - А я извозчика возьму! - пообещал Томила. - Птицей долетим! ..
   - На забор вспорхнем и все разглядим, - ехидно продолжил Данила. Они, чай, тоже стерегутся.
   - Да поедем, свет! Мы еще Бажена с собой возьмем! Ступай сюда, Баженушка!
   - Нет, Томила. Сказано - нет, так и не пойду. Мне на конюшни пора. Все чистим, скребем! Передавали из Верха - государь опять к нам пожалует, да и не один.
   - А с кем?
   Говорить, что государь собирался взять с собой своего единственного сыночка, царевича Алексея Михайловича, Данила не пожелал. Во избежание дурного глаза, да и не только глаза, царевичей являли народу лишь когда их уже впору было женить, а царевен - и вовсе никогда. Только самые близкие их и видели. То, что государь хотел сына учеными лошадками потешить, говорило о его великом доверии к конюхам.
   - А с боярами и со стольниками.
   - Ну, коли так... Бес с тобой, Данила, все одно - вместе пойдем! Провожу тебя малость. А ты завтра-то приходи! Учить тебя Трещала сейчас не начнет, не до тебя ему, а ты сам поприглядывайся!
   Но оказалось, что не столько Томила Данилу провожал, сколько наоборот. И хуже того, пользуясь тем, что Данила все еще плохо знал Москву, хитрый скоморох повел его от Яузы по Солянке, а там близ Всехсвятской церкви постучался в некий двор.
   За высоким забором сперва Томилу знать не знали и гнали гнилыми словами. Сколько он ни требовал торгового человека Перфишку Рудакова, сколько ни ссылался на молодого Трещалу, ответ был один: коли не угомонишься, страдник, кобелей спущу! И при том - точное указание направления, куда бы скомороху лететь через семь гробов с блядским присвистом.
   Даниле эта унылая ругань надоела.
   - Пойду я, - сказал он, - а ты тут сам разбирайся.
   - Ты завтра приходи, - попросил Томила. - Трещала оклемается, совсем бодр будет, потолкуете. И узнаешь заодно, когда нашей стенке на лед выходить.
   - Да разве не каждый день бои? - удивился Данила, несколько зим подряд урывавший хоть немного времени - посмотреть, что на реке делается.
   - В иные дни конские бега, это - надолго. А стенок на Москве немало собирается, есть посильнее, есть послабее. Нам же, сильным, нужно знать, когда государь пожелает боями тешиться, тогда и выходить. А про то, может, только в понедельник и узнаем. Государь-то всякий раз, как из Кремля выезжает, указ пишет - кому за него оставаться.
   - Даже когда на реку? - удивился Данила.
   - Ему, государю, так положено. Вот ведь бесов Перфишка! Как его не надобно - так он тут и в ногах путается! Как занадобился - прячется! И от кого, сучий потрох, прячется?! .
   - Бог в помощь! - с тем Данила, кивнув, и поспешил прочь. И, разумеется, не спросил у Томилы нааправления. Он понял, что забрел не туда, оказавшись уже чуть ли не на Мясницкой. По его расчетам, он должен был уже выйти к Кремлю, но прохожий, спрошенный о Кремле, очень удивился:
   - Так ты не в ту сторону идешь!
   Запутавшись окончательно, Данила надулсяи решил вернуться назад, чтобы от Всехсвятской церкви пойти в нужную сторону. Шаг у него был скорый, тем более - парень рассердился, и потому он оказался там, где расстался с Томилой, довольно быстро.
   К немалому своему удивлению, он увидел скомороха на паперти. Тот явно кого-то поджидал. И на вид был обеспокоен предстоящим разговором.
   Данила обогнул бы церковь да и пошел прочь, но он заметил странного человечка. Ростом человечек был невысок, одно плечо выше другого, и кутался в большую волчью шубу так, что и нос не торчал, почему и вынужден был озираться не как добрые люди - а поворачиваясь всем телом. Томила стоял к нему спиной. Зайдя осторожненько справа, а потом слева, человечек словно бы хотел убедиться, что, явившись спереди, увидит приятеля, а не врага.
   Это скольжение за скомороховой спиной покзалось Даниле любопытным. Опять же - он не забывал, что скоморох каким-то образом причастен к суете вокруг деревянной грамоты. Потому и Данила проделал те же движения зайдя слева и справа, хорошенько разглядел лицо человечка в волчьей шубе, обычное лицо, лупоглазое и почти безбровое. А потом, увлекшись, оказался настолько близко, что, когда скоморох, будучи тронут за плечо, обернулся, Данила лишь чудом не попался ему на глаза.
   - Ну, убедился? - вместо приветствия спросил Томила. - И что ты такого натворил, что от людей прячешься? А, Перфилий?
   - Погоди, будут после Масленицы деньги - и прятаться перестану, ответил тот. - Мне именитые купцы обещали!
   - Вот и я с тобой о том же говорить собрался. Отойдем-ка в сторонку.
   - А что за дельце?
   - Да у вас - товар, у нас - купец.
   - Ты о чем, свет?
   Данила, сделав несколько шагов, оказался за спиной у скомороха.
   - Да о том товаре, что ты из Муромских лесов привез. Что ж нам не предложил?
   - А у меня все рассчитано, - с гордостью сказал человечек. - Коли Одинцу Трещалино наследство досталось, так к нему товар и доставлен.
   - Побойся Бога! С чего это ты взял? Наследство-то - у молодого Трещалы!
   - А как оно туда попало? Старый Трещала еще за два дня перед кончиной грозился, что внуку ни черта не достанется! Вот я и сказал кое-кому, что коли наследство - у Одинца, то и...
   - Грозился да и передумал! Хочешь - покажу?
   - А покажи!
   - А вот возьмем извозчика - поедем и покажу. Но коли наследство - у Трещалы, отдашь нам товар?
   - У Одинца забрать да вам отдать? С ума ты сбрел? Да ведь он меня убьет!
   - А ты придумай, как тут изловчиться! Эй! Стой!
   Томила с Перфишкой Рудаковым уехали, а Данила еще постоял несколько, дивясь тому, что к этому делу и наследство какое-то приплелось. Потом спросил дорогу у приличного человека - приходского батюшки, и по Варварке живо добежал до Красной площади, а там уж он дорогу знал.
   На конюшне он первым делом отправился искать кого-то из своих, чтобы поведать о сегодняшнем розыске и его странном завершении. Богдаш запропал, а Семейка с Тимофеем сами имели рассказать нечто неожиданное.
   - А знаешь ли, Данила, какое чудо нам с Тимошей сегодня явилось?
   - Вам с Тимошей многое явиться могло.
   Данила не любил, когда вот этак начинали, заставляли гадать, ломать голову, а потом с шуточкой все предположения опрокидывали.
   - Ин ладно, скажу. Авдотьицу мы повстречали.
   - Где?! .
   - А на Красной площади. А с кем была - это, свет, ни в сказке сказать, ни пером описать!