Трускиновская Далия. Деревянная грамота

   - И пошел бы! - весело подтвердил Стенька. - А что, с женкой-то своей помирился? Не прибил ее?
   - А что ее, дуру, бить? Как ей велено - так и поступила. Пойдем, добрый человек, прости - не знаю, как звать-величать!
   - А Степаном Ивановичем! - сразу определил себе немалую цену Стенька. Неужто угостить хочешь?
   - Кум у меня сбитенщик, такого сбитня нальет - до пяток продерет! Он перцу с имбирем не жалеет!
   Стенька, решив, что его отсутствие на общем предпраздничном переполохе не больно скажется, зашагал следом за Ивашкой Шепоткиным. Ивашка, грудью прокладывая дорогу сквозь толпу, поддерживал беседу, то и дело поворачивая крупную башку к земскому ярыжке. И в конце концов ему такое вежество вышло боком.
   Извозчик, усаживая седока в саночки, не приметил колдобины. Конек взял с места резво, санки опасно накренились, седок заорал, вываливаясь, но не вывалился, а откинулся в другую сторону. Санки, покатившие было на одном полозе, дернулись и рухнули на другой. Получилось это очень неудачно как раз по Ивашкиной ноге.
   Мужик, шлепнувшись на гузно, взвыл белугой и заругался так, что мудрый извозчик сразу хлестнул конька кнутом. Санки унеслись - а Стенька остался с ревущим Ивашкой в полном бессилии. Как земский ярыжка он мог бы кинуться следом, позвать на помощь - возможно, извозчика бы и остановили. А что с того проку? Починит он Ивашке ногу, что ли?
   - Встать можешь? - спросил Стенька.
   Ивашка попробовал - но, видать, полозом ему сломало одну из тех мелких косточек, каких в ступне - до черта.
   Оставить его в таком положении Стенька не мог. Он высмотрел извозчика, крикнул ему и рукой помахал - сюда, мол! Санки подкатили.
   - Пособи-ка! - велел Стенька, показывая на сидящего в снегу Ивашку.
   Извозчик посмотрел на земского ярыжку с подозрением.
   - Знаю я вас! - сказал он. - Так и норовите!
   - Что норовим?
   - Коли для Земского приказа - чтоб безденежно! Нет уж, другого дурака ищи!
   - Сам дурак! - отвечал Стенька. - Что, Иванушка, будут у тебя две деньги, с этим обалдуем расплатиться?
   - Да уж будут! - подтвердил Шепоткин.
   - Куда везти-то?
   - А на Волхонку! - и Ивашка тихо взвыл, когда Стенька с ямщиком подняли его, чтобы усадить в санки.
   Обогнув Кремль, санки быстро доставили седоков к нужному месту.
   - Вон туда, туда! - распоряжался Ивашка. - Да тут разворачивай!
   Санки встали.
   - Степан Иванович, сделай милость, добеги до моего двора! - попросил Ивашка. - Парня там найдешь, Нечая. Пусть он скоренько выйдет да меня в дом занесет! Чего тебе-то корячиться! Я молодец дородный!
   Стенька понял - Ивашке Шепоткину вовсе не хочется переплачивать извозчику полушку за услугу. И одобрил - каждому полушку, так самому-то что останется?
   Очевидно, чтобы никто из бывших владельцев Марфицы, ни торговый человек из Суздали Никишка Ревякин, ни оставшийся для Земского приказа безликим и безымянным Пасынок, не могли до нее вновь добраться, Шепоткин завел большого лохматого черного кобеля. Войдя в кабитку и бывши немилосердно облаян, Стенька заорал что было духу, вызывая хозяйку. Но откликнулся мужской басовитый голос. Стенька развеселился было - опять Ивашке не повезло! - но тут из-за угла вышел с топором в руке человек росту невиданного и с безбородым круглым лицом - как у красной девицы. С лица-то ему было - хорошо, коли восемнадцать. А когда судить по плечищам - мужичище в сочной поре, да и топор в его лапище казался игрушечным.
   - Чего орешь? - осведомился этот человек.
   Тут Стенька сообразил - да это же и есть парень, Нечай, которого велено позвать на помощь!
   - Хозяина из саней взять нужно, принести в дом, - сказал он. - Ногу ему полозом повредило.
   - Погоди, топор положу. И что у вас на Москве за топоры! .. Тихо ты, Арапка! Нишкни!
   Нечай показал псу кулак, хороший кулак, нешуточный, и пошел за угол вбить в колоду топор. Вернулся он пасмурный.
   - И что у вас на Москве за колоды...
   "Развалил! .." - с ужасом подумал Стенька. И этого вполне от Нечая можно было ожидать. Хотя располовинить колоду для рубки дров - было немалым подвигом.
   Нечай пошел к калитке. Тут только Стенька заметил, что был он в одном расстегнутом зипуне поверх холщовой простой рубахи да в полосатых портах и лаптях. Насчет обувки Стенька злорадно усмехнулся - как ты, парнище, ни здоров, а ходить тебе в лапотках, потому что сапог такой удивительной величины по всей Москве не сыщешь! Заказывать же сапожнику - удовольствие не дешевое, а ты, брат, вряд ли больно денежен.
   - Да скорее ж! Поспешай, свет! - распоряжался Ивашка Шепоткин, позволяя Нечаю взять себя в охапку. - Неровен час, увидят! ..
   Стенька подивился тому, что Шепоткин стыдится перед соседями за увечье. Но прочь не пошел - коли было обещано угощение, так слово держать надобно!
   Когда Нечай вносил Ивашку, Стенька придержал калитку и опять подивился: здоровый мужик, да еще в огромной, колом стоящей шубе, был на руках у этого верзилы не то чтобы совсем как дитя - а скорее как подросток.
   - Забеги вперед, - велел Стеньке Нечай, - двери в сени распахни и другие тоже.
   Вежества в парне было - ну, ни на медный грош!
   Но Стенька сделал, как велено. Ему стало любопытно - что же это за орясина такая невоспитанная, откуда взялась? В лесу родилась, пням молилась?..
   - Ахти мне! - переполошилась, увидев чужого, маленькая кругленькая Марфица, хлопотавшая по хозяйству в одной подпоясанной рубахе и в распахнутой душегрее. - Господи-Иисусе! А ну, пошел вон! Нечай! Нечаюшка!
   - Тут я! - отвечал парнище.
   - Не галди! - добавил, въезжая в горницу на богатырских руках, Ивашка Шепоткин. - Одевайся-ка да за бабкой беги, ногу мне править!
   Его усадили на лавку. Марфица кинулась разувать мужа. И точно пострадавшая нога посинела и припухла.
   - Да пойдешь ты за бабкой?! - рявкнул Ивашка.
   Марфица бросилась за крашенинную занавеску - накинуть хоть сарафан, чтобы не надевать шубку прямо поверх рубахи.
   - Вот, Степан Иванович, так и живу, - горестно сказал Ивашка. - С бабой бестолковой! Другая бы босиком по снегу ради мужа побежала...
   - Племянник, что ли? - мотнув головой в сторону Нечая, осведомился Стенька. Предположить, что Шепоткин породил такого молодца, он никак не
   мог.
   - Какое там - племянник! - тут Ивашка запнулся, словно бы брякнул лишнего. - Поди, Нечаюшко, мы тут о деле говорить будем. Дров-то наколол?
   - Малость осталось.
   - Ну, поди, Господь с тобой.
   Парнище, пригибаясь, вышел.
   - Здорова у тебя родня! - одобрил Стенька.
   - Седьмая вода на киселе, - пренебрежительно отозвался Ивашка. - Ты садись на другую лавку, подожди. Бабка-костоправка у нас по соседству живет, сейчас ее Марфица приведет... Ты там скоро? А то гляди мне!
   - Ахти мне! - отвечал голосок из-за крашенинной занавески. - За угол подолом-то зацепила, шов разошелся!
   - Да кто твой сарафан под шубой-то увидит, дура?! - возмутился Ивашка.
   - А что? - Станька встал с лавки, на которой сидел, не раздеваясь и лишь шапку сняв. - Дай-ка я до бабки добегу. И сам ее сюда доставлю! А ты, голубушка, пока лоскутов холщовых достань, длинных, они бабке пригодятся ногу замотать. Куда бежать-то?
   - Лоскутья-то у тебя, у дурищи, есть?! - зарычал Ивашка.
   - А бабка Козлиха на нашей улице и живет, от нас второй домишко! объяснила Марфица.
   - В которую сторону?
   - Как к церковке идти!
   - Да там с обеих сторон храмы Божии! - вмешался Ивашка.
   Не дожидаясь супружеской разборки, Стенька выскочил за дверь.
   Природная любознательность не впервые тихонько подсказывала ему: Степан Иванович, обрати внимание! Вроде и слов никаких загадочных не было, и взглядов многосмысленных, однако есть нечто странное в отношении Ивашки Шепоткина к этому парню Нечаю. На бабу он орать горазд - надо полагать, и седьмая вода на киселе, нищий родственничек, должен был от него немало гнилых словес услышать. А Ивашка с этой здоровенной орясиной лучше, чем с родным сыном, обращается... Опять же, чего проще - Нечая за бабкой послать?
   И что бы это значило?
   Стенька поспешил через двор, опасливо поглядывая на кобеля Арапа. Но не Арап, а Нечай заступил ему дорогу.
   - Чего тебе, свет? - спросил Стенька.
   - Просьбишка у меня.
   - Ну, говори!
   - Возьми меня с собой! - выпалил Нечай.
   - Куда, к бабке Козлихе, что ли?
   - К бабке?..
   Парень имел такой разочарованный вид - Стеньке поневоле сделалось его жалко.
   - Ну, я заместо Марфицы за бабкой сбегаю, - объяснил ярыжка. - А ты что сам за ворота выйти боишься?
   - Да дядька Иван не велит!
   - Чего ж это он не велит? Украдут тебя, что ли, за воротами?
   - Не велит - да и все тут! Говорит - ты человек лесной, ты в городе потеряешься! Ищи тебя потом! И злые люди, говорит, вокруг пальца обведут! Весной только, говорит, найдем тебя, когда сугробы стают!
   - А на что ты злым людям сдался? - разумно спросил Стенька. - Шуба на тебе не соболиная, вообще никакой, денег тоже, поди, и алтына не имеешь. Какой им с тебя барыш?
   - Да и не дамся я им! - со всем возмущением восемнадцатилетнего плечистого верзилы добавил Нечай. - А вот потеряться - это дядька Иван прав! Как меня сюда везли - то и дело поворачивали. А улицы-то все одинаковые! А на торгу, сказывали, целая площадь полным-полна людей! Человек сто, не меньше! Вот где потеряться можно!
   - Пошли! - решительно сказал Стенька. - Пока до бабки Козлихи добежим, ты и расскажешь, откуда такой взялся. Сто человек! Да там двадцать раз по сто! А то и поболее!
   - Откуда же их столько набралось? - спросил потрясенный Нечай.
   - Москва же!
   - Ого!
   - Сам-то ты откуда?
   - А из Бунькова! - гордо отвечал парень. - Неужто ты Бунькова не знаешь?
   И всем видом показал изумление.
   Они как раз вышли в калитку, и Стенька быстрым шагом припустил в сторону церкви. Нечай шел рядом, вроде и не торопясь, однако длинные ноги позволяли ему идти вровень со спешащим Стенькой без малейшей суеты.
   - Город это, что ли? - спросил Стенька.
   - Вроде города... - не совсем уверенно молвил Нечай.
   - И где же твое Буньково?
   - А за Ивановкой.
   - Еще того не легче!
   Стенька кинулся наперерез первой же тетке.
   - Слышь, где тут бабка Козлиха проживает?
   - А вон, молодец!
   - Бог в помощь! - запоздало приветствовал тетку Стенька и повернул к калитке в почерневшем заборе.
   - Ты и Ивановки не знаешь?
   - Погоди ты! - прикрикнул на парня Стенька. - Дай бабку сыскать! Потом про города с деревнями рассуждать будем!
   Бабка Козлиха первым делом принялась выспрашивать Стеньку - тяжелы ли были сани, громко ли выл Ивашка Шепоткин, и выл ли, лежа потом в санях в неподвижности. При этом она увязывала в холстину травы с корешками, которые снимала со стены.
   Стенька с Нечаем, который непонятно как и поместился в бабкиной избушке, молча и дружно поворачивали головы - с такой скоростью металась взад-вперед старенькая, скрюченная, но безмерно разговорчивая и шустрая бабка.
   - Ну, ступайте! - прикрикнула она. - Не оставлять же вас в избе!
   Вышли на двор - и тут бабка понеслась вперед. Кабы не черный плат - то была бы она, маленькая и стремительная, как мальчишка, выпущенный поиграть в снегу.
   - Не знаешь, стало быть, Ивановки, - огорченно сказал Нечай. - А от нее до Касимова, сказывали, верст пять всего.
   - Вот оно что, касимовский ты! - об этом Стеньке следовало и самому догадаться, Нечай при всем своем пригожестве, при светлых кудрях и румяных щеках, глаза имел раскосые и скулы высокие. В тех краях немало служилых татар проживало - должно быть, кто-то нечаевой бабке и пособил...
   - Буньковский.
   - Как же ты в Москву-то из такой дали заехал?
   - А купец Рудаков привез.
   - И зачем же ты тому купцу на Москве понадобился?
   - Кабы я знал! - воскликнул Нечай. - Купец сказывал - на Москве житье привольное, каждый день калачи и пряники едят, можно в Кремль пойти и самого царя увидеть!
   - Выходит, он тебя царя смотреть повез? - Стенька поглядел снизу вверх, пытаясь по лицу собеседника понять, не шутит ли тот.
   Но Нечай не шутил - он искренне был огорчен, что из такой дали завезли в столицу да и держат взаперти.
   - А к дядьке Ивану ты как попал? - заехал с другого конца Стенька.
   - Так мы ж все вместе ехали!
   Стенька вспомнил - и точно, Ивашка в приказе вопил, что куда-то ездил на полгода, почему и заложил женку Марфицу за пятнадцать рублей.
   - Купец, стало быть, тебя сманил, а у дядьки Ивана ты поселился?
   - Да они сговорились, чтобы я тут жил! Купец-то за меня кормовые деньги дядьке Ивану дал, по две деньги на день.
   - А чем это ты ему так полюбился, что он за тебя кормовые деньги вносил? - чем дальше, тем более странным казался Стеньке Нечаев приезд в Москву...
   - А за жернова!
   - Какие жернова?..
   Они уже почти подошли к шепоткинским воротам. Чтобы услышать поболее, Стенька удержал верзилу у калитки.
   - А то ты не знаешь! Наши касимовские жернова всюду славятся! Как зима так к нам за жерновами и едут! Которые купцы красную юфть возами берут, которые - сукно. Я одного видел - сита с решетами вез, и ничего больше! Разве это товар! Его и девка погрузит! А вот жернова грузить - это такое дело! ..
   - Так ты что, жернова там у себя, в Бунькове, тесал? - Стенька окончательно перестал понимать, кто таков Нечай и за каким чертом привезен на Москву.
   - Нет, в лес с охотниками хаживал. У нас леса знатные! Уйдешь, бывало, с мужиками на седмицу, идешь, идешь, конца-края нет...
   - А купца Рудакова в лесу повстречал! Он на зиму в берлогу спать залег, лапу сосать, а ты его и поднял!
   Нечай уставился на Стеньку в недоумении - видать, шутки в Бунькове были не в ходу.
   - У него сани сломались, - несколько обиженно сообщил парень. Бунькова не доехал, сани и не выдержали. Жернова-то весят! Он у нас новые купил, а я жернова перегружал. Он мне и говорит - чего тебе тут гнить, поехали со мной! Я и согласился.
   - Так ты, выходит, беглый! - догадался Стенька. Теперь он осознал, почему парня так старательно прячут. Детина приметный, с Ивановскую колокольню ростом будет... хотя... Кто из того замшелого Бунькова в Москву поплетется беглого искать?..
   - Так все ж бегут! - воскликнул Нечай.
   Стенька только вздохнул.
   Нечай был из тех, кого зовут - простая душа. Его и впрямь выпускать со двора было опасно.
   - По-разному бегут-то, - заметил Стенька. - Ну, брат Нечай, там теперь не до меня. Коли хозяин ногу сломал, бабка с той ногой долго возиться станет.
   - Так ты уходишь, что ли? - огорчился детинушка.
   - Да не век же мне тут вековать! Я человек служилый.
   - Эх! ..
   Столько скорби было в этом кратком слове, что Стеньку поневоле жалость проняла.
   - Да не тоскуй ты! Обживешься - и в Кремль сходишь, и всюду!
   - Да-а, всюду! Вон дядька Иван охромел - кто меня поведет? А обещали-то, обещали! И в Кремль, и в Успенский собор на царя посмотреть, и в бани, где дородные девки, и Охотный ряд показать, и боевые часы на башне, и Евангелие напрестольное в два пуда, и конные бега, и деревянную грамоту, и как на Лобном месте дьяки царев суд возвещают...
   Парень перечислял все соблазны, не замечая, что у собеседника глаза явственно лезут на лоб.
   - Вот, стало быть, чем тебя сманили... - осторожно, осторожнее некуда, чтобы не спугнуть, молвил Стенька. - Ну, в Успенский собор - это понятно, и царя посмотреть, и Богу помолиться. В баню... А что, у вас своих нет?
   - Да мы-то в печах моемся. В вытопленную печь свежей соломки настелят и залезают мыться.
   - А в Охотном ряду чего покупать собрался?
   - Да хоть поглядеть-то!
   Стенька собирался понемногу добраться и до главного, но тут старушечий голос принялся звать Нечая.
   - Молоде-ец! Поди сюда-а! Хозяин зовет!
   - Ахти мне! Проведает еще, что я за калитку выходил! - забеспокоился Нечай, и стало ясно, что при своем богатырском росте он еще - дитя малое, неразумное.
   - Ты беги, беги! - велел Стенька. - А я вдругорядь приду! С дядькой Иваном уговорюсь и сам тебя всюду отведу!
   - Не обманешь? - Нечай от радости так ухватил благодетеля за плечо, что Стенька чуть не взвыл, железные пальцы парня и сквозь тулуп, пожалуй, чуть ли не до кости впились.
   - Вот те крест! - Стенька радостно перекрестился.
   Надо же - вот где на сей раз вынырнула деревянная грамота!
   Поскольку дело попахивало изменой, он решил прежде всего посовещаться с Деревниным. Но сразу же бежать к страдальцу домой он не мог - и так уже достаточно долго пропадал незнамо где, а его место сегодня было - торг на Красной площади.
   Ближе к вечеру, разняв две драки, поймав за ворот вороватую бабу и еще немало добрых дел совершив, Стенька направился к Деревнину.
   Он шел через торг, уже предвкушая, как расскажет о странных словах Нечая, как поразится Гаврила Михайлович, как они вместе будут обсуждать дальнейший розыск, как они придумают ловушку для Ивашки Шепоткина и купца Рудакова, что неопытных деревенских детин деревянными грамотами прельщает. И как увяжут все это вместе с тем розыском, который, никому не сказавшись, затеяли около печатни...
   Деревнин, узнав про Нечая, прямо встрепенулся.
   - Так я ж толковал - еретическое писание! - воскликнул он. - Башмакову невесть что мерещится, а мы и струсили! Видать, еще какой-то старец на Москве объявился, на новый лад веру переиначивает!
   Воспрял духом Деревнин! В приказ наутро засобирался! Грамотку написал Протасьеву - что-де надо взять за приставы Ивашку Шепоткина и живущего у него Нечая, как по прозванию - неведомо. Стенька понесся с грамоткой и добился, что сам пойдет с приставами брать того Ивашку с Нечаем. Как всегда, когда предстояло куда-то бежать, кого-то хватать, действовать решительно и отчаянно, он разгорелся - глаза выпучил, волосы сами дыбом поднялись, голос сделался звонкий, отрывистый. Боец, да и только!
   Примчавшись домой, он обнаружил спящую жену и ужин на столе. По зимнему времени темнело в такую рань, что невольно тянуло в сон сразу после заката. Стенька постоял, глядя на свою Наталью и улыбаясь. Подумал - а не подходящий ли день для супружеского дела. Обычно Наталья строго за этим следила, в ночь на среду и на пятницу к себе не подпускала, да еще прибавлялось множество предпраздничных ночей и четыре поста, и обо всем об этом предупреждал баб в слободской церкви отец Кондрат. А матушка Ненила всякий раз, когда приносили в январе или феврале крестить дитя, старательно высчитывала - не во грехе ли, в самый Великий пост, зачато. То же касалось майских и июньских детишек, а также апрельских и августовских.
   Хотя следовало бы разбудить Наталью и посовещаться с ней о важных делах, Стенька решил просто потихоньку лечь. Предстоял трудный день - и лучше встретить его в чистоте, может, оно и зачтется...
   Ночью приморозило, а в такие ночи особенно сладко спится. Проснулись оттого, что печка остыла, а в затянутое пузырем оконце явственно пробился свет.
   Стенька ахнул и стал впопыхах собираться, правую ногу заматывая в онучу, а левую, босую, суя в сапог... Наталья только и успела сунуть ему за пазуху кусок круто посоленного хлеба.
   В приказе уже все было готово к походу за Ивашкой Шепоткиным и Нечаем, а заодно и никому не ведомым купцом Рудаковым. Стенька единственный знал, где Шепоткин живет, поэтому ждали лишь его и покрыли гнилыми словами с головы до ног. Деревнин - и тот словечком припечатал.
   Несколько обидевшись, Стенька поспешил выполнять задуманное. На сей раз покалеченных с ним не было, извозчика нанимать не стали - и пришлось идти к Шепоткину на Волхонку пешком, а поселился он там, где Волхонка уже звалась Пречистенкой и стояли недавно отстроенные белокаменные боярские и княжеские дома. Неподалеку стояли и Большие конюшни, которые по привычке все называли Чертольскими.
   - Вот! - Стенька указал рукавицей. Пристав Никон Светешников негромко стукнул кулаком в ворота. Залаял кобель.
   - Отворяй! - грянул Никон. Одно это он и умел - греметь страшным голосом, наводя ужас на посадский люд.
   Кобель заливался, а из людей никто не подал голоса.
   - Отворяй, не то ворота высадим!
   - Хозяин у них ногой скорбен, - сказала, подойдя, статная женка. Погодите, добрые люди, пес меня знает, я войду и хозяйку вызову.
   - Дай Бог здоровья, голубушка, - проявил вежество Стенька. И как было не проявить - такие длинные, без уголька черные брови да такие огненные глаза не всякий день на улице встретишь!
   Голубушка повернулась к нему и посмотрела пристально.
   - Всем хорош молодец, - сказала она загадочно. - Послушай меня, я баб знаю, не давай своей женишке воли!
   - Да что ты такое плетешь! - под общий хохот воскликнул покрасневший Стенька.
   - Ты думаешь, она в твоей воле ходит, а она себе иное в голову забрала! Ох, молодец, замесили на дрожжах - не удержишь на вожжах!
   И с тем она проскользнула в калитку.
   - Умом баба тронулась, - сказал другой пристав, Кузьма Глазынин. - Вот ходит такая, что-то там себе думает, а потом как начнет в церкви выкликать! И вчетвером ее оттудова не выведешь - лягается! Потом возят к старцам отчитывать...
   - С нами крестная сила! - произнес испуганный Никон, а Стенька подумал, что ему во время розыска для полного счастья только кликуш недоставало.
   - Заходите, я кобелю цепь укоротила! - позвала женка.
   Стенька, оба пристава и стрелец Трофимка Баламошный вошли на двор и поднялись на крыльцо.
   Увидав таких гостей, Ивашка, сидевший на скамье и евший калиновую кулагу с хлебом, чуть не обмер.
   - Ах, вот ты как? - напустился он на Стеньку. - Мало вам было той полтины? Теперь еще и на суд потянете? Почуяли, что можно из меня денет вытянуть?!
   Он решил, что Земский приказ все же решил докопаться до правды о закладе жены Марфицы за пятнадцать рублей.
   - Уймись! - прикрикнул Стенька, в то время как прочие трое крестились на образа. - Ты полтину уплатил - и на том дело закрыто. А пришли мы вот за чем - позови того парня, Нечая, что у тебя живет!
   - Какого Нечая? - весьма правдоподобно удивился Ивашка.
   - Какого? А такого, что вчера тебе дрова колол!
   - Ах, его? Ну так он дрова поколол да и прочь со двора пошел.
   - Ври, да не завирайся! - прикрикнул на хозяина Стенька. - Ведомо нам
   учинилось, что тот Нечай - беглый, и купец Рудаков его к тебе жить определил, и по две деньги на день кормовых давал. Вот и зови Нечая! Не ты, а он нам надобен!
   Ивашка Шепоткин уставился на земского ярыжку с подлинным ужасом.
   - А ты как проведал?! .
   - Запираться станешь - на дыбу пойдешь! С первой виски промолчишь - со второй заговоришь! - принялся стращать Стенька. Он собирался было добавить про горящие веники, которыми кат гладит по ребрам несговорчивых, но тут из-за крашенинной занавески заголосила Марфица. Да как!
   - Ахти мне, бессчастной, горькой сиротинушке! Останусь я вдовой ненадобной, буду меж чужих дворов скитаться, голодная, холодная, раздетая, разутая! .. Ахти мне, смертушка моя пришла! ..
   - Люди добрые! Безвинно на дыбу тащат! Злодеи оговорили! - возвысил голос и Ивашка.
   Кузьма Глазынин зажал уши, Трофимка Баламошный присел и голову в плечи втянул.
   - Молчи, дура! Не мешай государеву розыску! - прикрикнул на Марфицу Стенька, но она лишь пуще соловьем разливалась.
   В это время странноватая женка, войдя из сеней, прошла к печке и зашла за занавеску. Там вдруг сделалось тихо. Ивашка тоже вдруг перестал блажить. Бабка вышла и направилась к Стеньке.
   - Ты, молодец, коли что надобно, меня спроси. Я тут многих знаю.
   - Ты уж мне наговорила! - огрызнулся Стенька.
   - Что увидела - то и сказала. А Нечая и точно увезли. Приезжали за ним на санях. Так что тебе его уже не тут искать надобно.
   - А кто приезжал? - Стенька решил, что от женки будет больше толку, чем от заполошного семейства Шепоткиных.
   - А кто привез, тот и увез.
   - Купец Рудаков, что ли?
   - Этого я знать не могу. А вот что скажу - никогда раньше тут этого человека не встречала. Иванушка! - она повернулась к Ивашке. - Кто тебе этого подкидыша сосватал?
   - Да купец Рудаков же!
   - А кто он таков, откуда взялся?
   - В дороге сошлись, как я из Касимова ехал, и он там был со своими возами...
   - И сговорились, чтобы тот Нечай у тебя пожил? - осторожно вмешался Стенька. - Да ты не бойся, что беглого к себе пустил, это он пусть боится! Вольно ему парней сманивать!
   - Ахти мне! .. - взвыл Ивашка, и таким же криком отозвалась Марфица. Стенька замахал на Ивашку руками.
   - Помолчал бы ты, Иванушка! А как того Рудакова звать-величать? спросила женка.
   - А звать его Перфилием, а по отчеству - не помню... - хмуро отвечал Ивашка. - Мне до него дела нет. Я за него не ответчик!
   - А живет он где? Ты, Иванушка, добром скажи! - потребовала женка, да как! Брови сошлись, с лица она сделалась как те рыси, которых для государевой потехи выкармливали зверовщики Семеновского потешного двора,
   - Да ведь он меня в гости не зазывал! Я даже не знаю, есть ли у него на Москве двор-то! Коли он парня своего мне подсунул! ..
   - А парня как звать? - не давая земскому ярыжке и слова молвить, продолжала вести розыск разумная женка. - Нечай - это по-домашнему. А крещен каким именем?
   - А я откуда знаю! Меня на крестины не звали!
   - Ты кому другому, Иванушка, а не мне огрызайся! - предупредила женка. Вот уйду сейчас вовсе - кто твою скорбную ногу править станет? Меня бабка Козлиха потому и прислала, что я это могу, а у нее уже не так получается.