Вдруг из тростников соседнего островка вылетела длинная острога и вонзилась пятью зубцами в распластавшийся по воде аба.
   Джейран взвизгнула.
   И сразу же из-за тростников появился высоко задранный и загнутый нос небольшой черной лодки.
   Ее борта были почти вровень с водой, и потому казалось, что обнаженный смуглокожий мужчина, замахнувшийся на странную добычу второй острогой, всего-навсего стоит по колени в воде.
   – Осторожнее, ты убьешь меня! – крикнула Джейран.
   – Какие джинны принесли тебя сюда, о несчастная? – спросил охотник, так же не стесняясь своей наготы, как Джейран больше не стеснялась открытого лица.
   Он перевернул вниз рукоятью свою длинную, в два человеческих роста, бамбуковую острогу и, отталкиваясь ею, словно шестом, подогнал легкую лодку к девушке.
   – Полезай с кормы, о дочь греха, – неласково приказал он, перейдя ближе к носу. – Не бойся, даже если ты опрокинешь мой матаур, мы легко перевернем его обратно. Мы воды не боимся.
   Джейран уцепилась за борт и довольно ловко забралась в лодочку.
   – Кто ты, о сын арабов? – спросила она, стараясь не глядеть на обнаженное тело. – Что за племя живет на этих озерах? Где стоят его шатры?
   – Молчи, о женщина.
   Вот и все, что она получила в ответ.
   Втащив в матаур и коричневый аба, Джейран резкими ударами ладоней сбила с него воду. Благодарение Аллаху, колючая ткань не так-то легко промокала. И острога не повредила аба, а лишь притопила. Так что дела обстояли не так уж плохо. Черпая воду из-за борта ладошкой, Джейран старательно вымыла лицо, шею и даже грудь, благо мужчина не смотрел на нее вовсе.
   Мужчина подобрал брошенную острогу, кинул ее на дно матаура и погнал его вдоль по протоке, мимо зарослей сероватого поломанного камыша, мимо заводей и островков, между стенами высокого тростника.
   Вскоре тростник кончился, острова остались позади, а за кустарником, лепившимся вдоль высоких берегов, раскинулись поля. Протока в этом месте была довольно широкой и прямой. И внезапно из кустов появились два женских лица.
   Здешние женщины, подобно не скрывавшим наготы мужчинам, не прятали своих лиц!
   – Что за кабана изловил ты, о Фалих? – окликнули охотника эти бесстыдницы. – Клянусь старой буйволицей, это самочка! На каком из островов водятся такие самочки, о Фалих?
   Джейран привстала в лодке – и увидела, что вдоль берега выстроились ровным рядом огромные кучи серого тростника. Она не сразу поняла, что ее привезли в деревню, и перед ней – дома племени. Дети арабов, к которым она угодила, жили вовсе не в шатрах.
   Перед этими диковинными домами, связанными из тростника и тростниковых циновок, стояли на привязи телята и бродили буйволицы, играли голые дети, готовили пищу хозяйки.
   – Куда ты везешь самочку, о Фалих? – не унимались юные женщины. – Ты хочешь зажарить ее над угольями и угостить все племя?
   – Клянусь собаками, она испортила мне всю охоту! – крикнул в ответ Фалих. – Бегите к Хашиму, пусть придет и посмотрит на мою добычу. Я поведу ее в мадьяф!
   И, проплыв еще немного, ловко развернул матаур бортом к берегу.
   – Вылезай, о скверная. Пусть шейх с тобой разбирается.
   Сперва Джейран решила, что ее ведут к дому шейха. Из всех, стоящих вдоль берега, это здание было самым большим. И крыша его была выложена новыми желтыми циновками. Но, оценив его размеры, девушка поняла, что люди вряд ли добровольно поселятся в такой громадине. Судя по всему, помещение, названное «мадьяф», было домом мужчин, где они сходятся и принимают гостей.
   У входа в это высокое и длинное сооружение стояли две толстенные колонны.
   Джейран сперва подумала было, что эти колонны – наподобие тех, что довелось ей увидеть лежащими возле горных троп, оставленные давно ушедшим народом. И поразилась тому, что их доставили в озерный край, сразу же прикинув, с какими трудами это могло быть связано.
   Но на самом деле это оказались две связки гигантского тростника, очищенные стебли которого были стянуты так плотно, что поверхность колонны казалась гладкой, как бы отполированной. Тростник в здешних местах рос поразительный – в три человеческих роста, а то и повыше.
   Фалих поправил грязный тюрбан, накрученный поверх высокого войлочного колпака, и заглянул в мадьяф. Джейран тоже заглянула – через плечо своего спасителя.
   В большом зале стоял едкий запах дыма, и там после яркого солнца было довольно мрачно.
   На циновках сидел старик достойного вида, с длинной бородой, лицом – настоящий сын арабов, вот только волосы у него были отпущены и свисали до пола. За спиной у него стоял на коленях мальчик в длинной рубахе и расчесывал седые, все еще вьющиеся пряди.
   – Хвала собакам, ты цел и невредим! – обратился старик к Фалиху. – Удачной ли была твоя охота, о Фалих?
   – Я выследил это бедствие из бедствий, я узнал его по седой шкуре, о шейх, – мрачно отвечал Фалих, входя. – Но этот кабан оказался умнее меня! Он ушел, а взамен оставил мне женщину. Она тонула, я велел ей сесть в матаур и привел к тебе. Мне она не нужна, делай с ней, что знаешь.
   Он обернулся к Джейран – и она покорно вошла в мадьяф, но, понимая, что это – дом мужчин, остановилась у самого порога.
   – Тебя предупреждали, что не нужно охотиться на седого кабана, о Фалих! Эту хитрую скотину в одиночку не возьмешь. Разве мало тебе на островах поросят? Ты мог бы даже выследить толстую самку.
   – Он убил моего брата, о шейх.
   – Значит, такова была воля.
   Джейран ожидала услышать «воля Аллаха», но старик не пожелал произнести это имя, и лишь с необычайным почтением поцеловал себе левую ладонь.
   – Что мне делать с женщиной? – спросил Фалих.
   – Напрасно ты ее привел, – сказал шейх. – Она – из тех, и другой не станет. Отведи к Глухой протоке, убей и брось в воду.
   – Пощады, о шейх! – воскликнула перепуганная Джейран, оттолкнув Фалиха и вбежав в мадьяф. – Я же ничем не провинилась!
   – Ты – из тех, и на лице у тебя – их признаки и знаки, – туманно объяснил старик. – Ты уже не станешь другой. Ты нам не нужна.
   – Тогда отпусти меня! – потребовала девушка.
   – Отпусти ее, о шейх, – поддержал Фалих. – Все равно она не найдет пути среди островов. А на мне не будет ее крови.
   – А если найдет? – старик встал, опершись на плечо коленопреклоненного мальчика. – Ты спросил ее, как она оказалась в воде возле Кабаньих островов? Ведь не джинны же ее туда принесли!
   – Как ты попала туда, о женщина? – спросил встревоженный Фалих. – Кто указал тебе дорогу к нам?
   – Меня похитили, я исхитрилась сбежать, долго шла, не зная дороги… начала было Джейран.
   – Кто мог тебя похитить и откуда? – вмешался шейх.
   – Айары, – сказала наугад Джейран.
   – Кто такие айары? – осведомился Фалих.
   – Это жители городов, о неразумный! – напустился на него шейх. – Где города и где мы? Клянусь собаками, эта мерзкая нам солгала! Ты привел дочь врагов, о Фалих! Одни знаки на ее лице явственно говорят об этом!
   Уже во второй раз Джейран услышала о загадочных знаках.
   Щека уже обрела чувствительность – и не может же быть, что звездозаконник успел написать на ней какое-то слово!..
   – Я был в городе, я знаю – если продажная женщина влюблена, она пишет на щеке имя возлюбленного синими знаками! – продолжал шейх. – Разве это не тот почерк, которым пишут враги веры?
   – У меня нет никакого возлюбленного, и я не знаю, что там у меня на щеке! – воскликнула Джейран, уже окончательно поняв, чей это был прощальный подарочек. – Раз ты так хорошо знаешь городские нравы, то, ради Аллаха, сделай милость, прочти то, что написано у меня на щеке!
   – Я знал, что ты будешь призывать Аллаха, о скверная! – с удовлетворением заметил старик. – И это – еще один камень из числа тех, что повиснут на твоей шее, когда ты будешь тонуть. А что касается знаков – нет нам в них нужды! Клянусь собаками, во всей деревне ты не найдешь безумца, который знал бы эти ваши мерзкие знаки или пользовался ими. Нам этого не велено!
   – Кем не велено, о шейх?
   – Нашей верой, о мерзкая.
   Попытка Джейран понять, к какой секте принадлежат эти озерные нищие, окончилась ничем.
   Они не упоминали имени Аллаха, но не называли и какого-либо иного имени. Если бы они были огнепоклонниками – то имели бы храм для возжигания священного огня. А храма-то в этом селении как раз и не имелось. Мадьяф был всего лишь самым большим, до нелепости большим домом, без алтаря или обращенной к востоку ниши, или священных изображений, или иного признака поклонения божеству.
   – Послушай, о шейх! – заговорил вдруг Фалих. – Мы не знаем этих гнусных знаков, но ведь их непременно должен знать Хашим!
   – Почему это святой человек Хашим должен знать такое непотребство, о Фалих? – строго осведомился шейх.
   – Потому, о Хуфайз, что у него есть книга, по которой он сверяет звезды и толкует о разливах! В ней даже говорится про двадцать восемь стоянок луны!
   – Ты охотник, о Фалих, и стоянки луны тебе ни к чему.
   – Но про разливы-то он всегда говорит верно! А как бы Хашим разбирал, что написано в книге, если бы не знал этих знаков?
   – Благодарение собакам, мое имя еще звучит в мадьяфе, – с этими словами на пороге возник совсем уж хрупкий от старости, маленький и прозрачнолицый человечек. – Дети сказали мне, что я нужен шейху Хуфайзу и тебе, о Фалих…
   В ответ шейх и Фалих молча поклонились, причем Фалих – с улыбкой, а шейх – с неудовольствием.
   Воистину, хотя и ласково прозвучали слова этого старичка, однако ж, была в них некая непонятная Джейран издевка. Да и сам старичок был похож на большую хитрую птицу неведомой породы – птичьими были сухие ручки, тощие грязные ноги, балахон на его плечах тоже топорщился, как взъерошенные серые перья, и голову остроносый старичок склонял набок, и жидкая бородка торчала вперед, и даже неожиданно густые пегие брови, такого качества, что у иного правоверного затмили бы усы, и выдававшиеся вперед по меньшей мере на два пальца, тоже имели в себе нечто пернатое…
   – Спаси меня, о добрый человек! – бросилась к нему Джейран. – Этот ваш шейх хочет убить меня! А я ни в чем не виновата! Фалих спас меня из воды…
   – Она – из тех, о Хашим, – перебил Хуфайз. – Посмотри, она даже не стерла с лица знаков! Это – городская непотребная девка, и нет нам в ней нужды!
   – Уже тридцать весен, как я не видел ни одной городской непотребной девки… – пробормотал Хашим. – Нам в них действительно нет нужды…
   Вдруг он привстал на цыпочки, придержавшись для верности за плечо Джейран, и заглянул ей в лицо. Сделал он это так быстро, что она не успела посмотреть ему в глаза.
   – Клянусь собаками, мне известны эти знаки! Я видел их в своей книге!
   – Что они означают, о Хашим? – с тревогой спросил Фалих. – Разве появление этой женщины обещает нам холодный ветер, или разлив, или иное бедствие?
   – Я же сказал, что ее нужно убить и бросить в Глухую протоку! – обрадовался собственной правоте шейх.
   Джейран молча прокляла бесноватого звездозаконника из крепости гулей, да такими словами, каких никогда не осмелилась бы произнести вслух.
   – Нет! Не смей ее убивать, пока я не проверю эти знаки! – странноватый старичок загородил собой Джейран. – Потом – как знаешь, о Хуфайз, а сейчас не трогай ее! Мы должны знать, что она сулит нам!
   – Верно, о Хашим! Мне сбегать за книгой? – вызвался Фалих.
   – Беги, о сынок, да хранят тебя собаки! Беги быстрее пса!
   И, к огромному изумлению Джейран, дряхлый Хашим произнес стихи:
 
Летит он ветром по земле,
как по нестынущей золе,
как на стреле, как на орле,
на пламенеющем крыле…
 
   Она знала эти стихи – их произносил значительным голосом хозяин хаммама, и делал это не раз. Но только строчками, уцелевшими в памяти старика, кончалось стихотворение, а перед ними были другие, любимые у хозяина:
 
Мгновенью верь, не верь часам,
коль хочешь мстить – расправься сам!
Угоден мститель небесам.
Велик Аллах – и слава псам!
 
   Почему же призывали псов и клялись псами эти нечестивцы?
   Фалих шагнул на порог мадьяфа и сразу же отступил.
   – О шейх, там собралась целая толпа! И моя жена с ними! Кто-то рассказал им, что я нашел на островах женщину!
   – Выйдешь через маленькую дверцу! – приказал Хуфайз, и Фалих, закивав, направился к дальнему углу мадьяфа.
   – Сейчас они потребуют ее смерти, – сказал шейх Хуфайз Хашиму. – Может быть, не стоит ждать, пока Фалих принесет книгу? Клянусь собаками, ничего хорошего не может быть написано на лице у этой распутницы. А люди будут довольны, если мы убьем ее.
   Джейран выглянула наружу из-за колонны.
   Толпа состояла в основном из женщин, и женщины эти были вооружены не ножами и не острогами – они держали за ошейники больших черных псов.
   – Даже если она распутница, она не потеряна для веры, – возразил Хашим. – Нужно отдать ее кому-нибудь из стариков, таких, как мы с тобой, и понемногу женщины примут ее. А если не примут – это уж ее вина.
   – Ты уже не помнишь, сколько тебе весен, а я помню! – брюзгливо отвечал шейх. – А для веры она потеряна.
   – Подожди немного, о Хуфайз. Даже если она потеряна для веры, то все равно нужно узнать, что означают буквы у нее на лице. Помнишь, что вышло, когда я предупредил о грозе, а ты не поверил мне?
   – Если она вестница несчастья, ее тем более следует убить, – сказал неумолимый Хуфайз. – Мы давно не приносили жертв псам.
   – Да, моих несчастий хватит на то, чтобы я по праву звалась вестницей несчастья, – пробормотав это, Джейран покачала головой. Воистину, даже доброе дело, которое она совершила, выручив из беды Маймуна ибн Дамдама, не пошло ей на пользу.
   Если начертал калам, как судил Аллах, то не наступит полдень, как ее тело погрузится в темную воду Глухой протоки…
   Хуфайз и Хашим негромко пререкались, припоминая друг другу былые оплошности. Мальчик продолжал неторопливо расчесывать волосы шейха.
   В глубине мадьяфа появился Фалих со свертком под мышкой. Очевидно, он забежал домой – теперь на нем был плащ, завязанный на шее, прикрывающий спину и кое-как обмотанный вокруг бедер. Плащ придерживался веревочным поясом.
   – Вот книга, о Хашим!
   Старик уселся на круглую циновку из мягкого камыша, развернул сверток, почтительно поцеловал себе левую руку и раскрыл книгу.
   Джейран шагнула к нему – и увидела, что на одних страницах изображены круги, от центров которых лучами расходятся надписи, а на других слова стоят колонками, а есть еще и страницы с рисунками. Нечто подобное она видела в башне у Сабита ибн Хатема.
   Вдруг Хашим отложил книгу, встал, выпрямился во весь свой невеликий рост и решительно шагнул к шейху.
   – О ты, недостойный лечь под ноги псам! Знаешь ли ты, что это за знак?
   Он протянул руку к лицу Джейран, синих букв, однако, не касаясь.
   – Откуда мне в них разбираться? Вера не велит знать эти мерзости.
   – Значит, ты неправильно истолковал веру, о несчастный! Ты хотел убить эту женщину? Да ты не можешь ее убить! Она лишь испытывает тебя своей мнимой слабостью! Знаешь, что написано у нее на щеке удивительным древним почерком, которым теперь владеют только престарелые мудрецы? Я даже не сразу узнал начертание букв!
   Шейх растерянно помотал головой.
   – Да простит меня вера, я назову имя! Клянусь псами – Шайтан-звезда!
   Хуфайз отшатнулся, онемев от ужаса, мальчик выронил гребень, зато Фалих кинулся к ногам Джейран, умоляя о прощении и через слово напоминая, что он совершенно бескорыстно выудил ее возле островка.
   – Шайтан-звезда! – громко повторял Хашим. – Наша вера не была напрасной! Она снизошла к нам!
   – Не повторяй всуе имя! – замахал на него руками Хуфайз. – Он не любит этого! Он нас накажет!..
   – Он послал к нам свою звезду! – с таким криком Фалих вскочил, выбежал из мадьяфа и обратился к толпе с пламенной речью.
   – Постой, о звезда, – обратился к Джейран Хашим, хотя она вовсе не собиралась никуда двигаться. – Не карай этих бедных людей. Не карай и не милуй. Пусть они сперва успокоятся. Они не виноваты в своей глупости! Они слишком долго ждали тебя. Они приняли тебя за одну из тех, кто привержен Аллаху. Клянусь собаками, мы стоим под знаменем врага Аллаха! Мы просто сразу не узнали тебя.
   – Ты спас меня от смерти, о шейх, – сказала Джейран. – Ты единственный разумный человек, и я…
   – Просто я выдержал твое испытание, о звезда, ты ведь испытывала нас! А теперь ты возьмешь свой народ, клянусь собаками, и ты будешь госпожой своего племени и повелительницей мужей! – с совершенно удивительной пылкостью перебил ее Хашим, причем вещал он возвышенно, а улыбка, которой он завершил речь, была такой, будто ему удалось на базаре удачно стянуть с подноса плетеное пирожное. – И ты низвергнешь тех, кто не выдержал испытания, и ты возвысишь своих псов!
   – Не хочешь ли ты сказать, что это я не выдержал испытания, о посетитель минбаров и чтец лживого Корана? – наконец опомнился шейх Хуфайз. – Я знал, что неразумные женщины могут наброситься на звезду и натравить на нее собак! И я приказал бестолковому Фалиху вывести ее из деревни, и отвести к Глухой протоке, и спрятать на островах, и дать ей еды, сколько понадобится…
   – Приведите мужчин с полей! Приведите скорее детей! И пусть они поклонятся звезде! – вопил между тем у колонн мадьяфа обезумевший Фалих. – И пусть мудрейший Хашим покажет всем предсказание о звезде! Оно у него в книге!
   Толпа отвечала гулом.
   – Я действительно посещал по пятницам минбар и читал Коран согласно семи чтениям, и знал его толкования, и рассуждал о преданиях! – немедленно принялся оправдываться Хашим. – Но меня осмеяли, и моя истина оказалась никому не нужна, и я проклял Аллаха, а потом нашел путь к этим людям, признавшим веру! И решай сама, о звезда, кто из нас достоин служить тебе, а кто должен лечь под ноги твоим псам!
   – Да, решай, о звезда! – и шейх Хувайз, приподнявшись на циновке, извернулся и пал перед ней на колени.
   – Прежде всего прекратите этот спор, о почтенные, – сказала растерянная Джейран. – Нет у меня никаких псов. И пусть кто-нибудь уймет Фалиха. Он так кричит, что лишится глотки.
   – Я, я уйму Фалиха! – с тем Хувайз, довольный, что может выполнить несложный приказ Шайтан-звезды, ухватился за своего мальчика, поднялся и довольно шустро выскочил из мадьяфа.
   – Чего хотят от меня эти люди, о дядюшка? – удивленная этакой быстротой и покорностью, спросила Джейран Хашима, трогая щеку, как будто могла нащупать там синюю вязь, начертанную зловредным звездозаконником.
   – Чтобы ты выполнила то, за чем послана, о звезда!
   – И зачем же, по их мнению, я послана, о дядюшка? – осведомилась Джейран.
   Они ясно видела – настало время в ее жизни, когда одни бесноватые сменяют других бесноватых. Сперва был помешавшийся на звездах мудрец в крепости горных гулей, потом – суровый джинн… впрочем, теперь она поняла возмущение правоверного джинна, узревшего на щеке имя шайтана… и вот – эти несчастные, похоже, уверовавшие во врага Аллаха, да простит он им их безумие…
   – Ты послана, чтобы взять наших сыновей и вести их в сражение! – без малейшей запинки отвечал Хашим. – С тобой мы одолеем тех, кто поклоняется Аллаху, клянусь собаками, и прогоним повелителя правоверных, и ты займешь его трон.
   – Как это возможно, о дядюшка? – изумилась Джейран. – Тех, кто поклоняется Аллаху, тысячи, а вас – несколько десятков.
   – Ты испытываешь меня, о звезда, но и на это я знаю ответ. Если ты с нами – мы победим тысячи и сотни тысяч!
   В мадьяф ворвался Фалих.
   – О звезда, в день своей славы ты вспомни, что это я нашел и привел тебя!
   Лихой охотник совершенно забыл, что он собирался приколоть Джейран острогой и выбросить тело в Глухую протоку.
   Следом вошел шейх Хувайз, опираясь на плечо мальчика.
   – Мы все сделали, как нужно, о звезда, – доложил он. – Женщины пошли за мужьями и сыновьями. К полудню все соберутся здесь, и ты выберешь тех, кого поведешь в сражение. Наши дети неприхотливы и скромны, но каждый в одиночку выходит на старого кабана!
   – Мы – жалкие нищие, о звезда, но теперь мы богаче халифов, ведь у нас есть ты, – добавил Хашим. – Приказывай, а мы будем повиноваться.
   Джейран задумалась. Негоже было ей, женщине, распоряжаться стариками.
   – Прежде всего, позовите ваших женщин, чтобы они накормили меня и дали мне другую одежду.
   – Мы сами будем прислуживать тебе за едой! – вызвался Хувайз. – Беги, о сынок, к дочери моего дяди, чтобы она приготовила все необходимое.
   Все же и эти люди – арабы, и они называют жен так, как полагается у детей арабов, подумала Джейран.
   – Садись на лучшую циновку, о звезда, – предложил Хашим.
   Джейран, видя, что теперь ей будут оказывать почет и уважение даже невзирая на ее сопротивление, села. Теперь, когда ее глаза привыкли к полумраку, она смогла разглядеть мадьяф как следует.
   Мадьяф имел не менее тридцати шагов в длину и шагов десять в ширину. Одиннадцать больших подковообразных арок поддерживали его циновочную крышу. Как и колонны у входа, они были сделаны из плотно связанных стеблей гигантского тростника, больше похожего на бамбук. Стены помещения были золотистыми, коричневый от дыма потолок казался лакированным.
   Под мягчайшей циновкой лежали два непонятно как попавших сюда дорогих ковра, синих с золотом. Очевидно, озерные жители хотели таким образом выразить презрение к ковродельческому мастерству правоверных.
   Джейран задумалась – а может ли она, мусульманка, принимать пищу из рук поклонников шайтана?
   И сказала себе, что раз эти люди избегают называть по имени врага Аллаха, придумывая всякие слова, заменяющие мерзкое имя, то, может, они не вовсе потеряны для Аллаха, и он еще просветит их души, и говорил же ей кто-то, что в Коране написано о необходимости мирно жить с иноверцами и обходиться с ними справедливо.
   Голодная Джейран решила пока считать этих людей иноверцами…
   Как она и полагала, женщины в мадьяф не допускались. Фалих, окликнутый снаружи, принял поочередно блюда с зажаренной целиком рыбой и с финиками, миски с пахтаньем, хотел было передать их Хашиму, но Хувайз оказался проворнее и сам поставил первое блюдо перед Джейран.
   – Ешь, о звезда, во имя веры.
   И поцеловал свою левую ладонь.
   – Долго ли ты будешь трясти волосами, о Хувайз? – осведомился Хашим. – Ты полагаешь, что звезде приятно, когда они падают прямо в блюдо?
   Тут только шейх вспомнил, что его прическа не завершена.
   – Когда ты осмотришь наших юношей, о звезда, то увидишь, что ни один их них не стриг волос с рождения! – сказал он Джейран. – Пусть поклонники Корана бреют головы, а мы соблюдаем завет!
   – Воины ислама тоже носят длинные волосы, – возразила Джейран и вздохнула.
   – Ещь, о звезда, – ласково обратился к ней Хашим. – Ешь, а мы не станем тебе мешать и выйдем отсюда. Ступай, о Фалих. Когда ты насытишься, то выйдешь к женщинам, они дадут тебе все, в чем ты нуждаешься.
   – Мы – нищие, мы живем не лучше своих буйволов! Наши дома стоят наполовину в воде и кишат комарами и мухами, – вдруг заявил Фалих. – Мы бедняки, у нас нет достойной еды! Но лучшее, что мы имеем, принадлежит тебе, о звезда!
   – Он правильно сказал, – поддержал охотника Хашим. – А теперь пойдем отсюда. Негоже нам смотреть, как звезда вкушает пишу.
   Оставшись одна, Джейран первым делом послюнила палец и потерла щеку.
   Синего следа на пальце не осталось.
   Проклятый звездозаконник владел-таки магией… пусть и небольшой, но достаточно вредной…
   Поев, девушка взяла блюда и вышла из мадьяфа, потому что женщины не могли зайти туда даже за грязной посудой.
   Они ждали ее, сидя на траве и придерживая за ошейники своих псов. Тут только Джейран поняла, что они просто привыкли не разлучаться с собаками.
   Женщины встали, но, когда Джейран приблизилась, отступили. И удивительно было бы, если бы они не испугались Шайтан-звезды, спустившейся на землю, подумала Джейран.
   Джейран постояла немного с блюдами в руках – и, будь она прежней Джейран, стояла бы так, пока не вернутся сборщики мимозы из племени Бену Анза. А теперешняя Джейран довольно быстро поняла, что от нее ждут приказания, так что нужно собраться с силами и решительно высказать свою волю.
   Женщин было больше дюжины – а отдать блюда следовало одной, двум тут делать нечего. И как выбрать – не пальцем же показать? И как обратиться?
   – Кто из вас жена Фалиха? – внезапно догадавшись, спросила Джейран.
   – Я, о звезда, – не сразу, дрожащим голосом, но все же довольно громко отвечала одна из женщин, такая же высокая и смуглая, как ее муж, и в таком же завязанном на шее плаще, но только на ней была еще и рубаха чуть ниже колен.
   – Возьми у меня эти блюда, – велела Джейран, и это было впервые в ее жизни – чтобы она отдавала приказание.
   Очевидно, потому ее так обрадовало беспрекословное повиновение женщины.
   – Как тебя зовут, о дочь арабов?
   – Махдия, о звезда, – и жена Фалиха, быстро передав блюда за спину, другой женщине, поклонилась. – На тебе мокрая одежда, о звезда. Если ты согласишься надеть наше платье…
   – Лишь бы оно было сухим, о Махдия, – сказала Джейран. – И поскорее возьмите меня, ради веры, туда, где положено быть женщине.
   – Ты хочешь быть с нами, о звезда?!. – воскликнула та, которой дали блюда. – Клянусь собаками, она предпочла женщин!