- Вполне,- Рикол кивнул.- Через Кеш к Андурелу. Или переправиться через Идре ниже по течению и зайти нам в тыл. В такой тьме разве что распознаешь?
   - Дайте мне воспользоваться дневным светом, который я могу отыскать,сказал Гален.- И я с утра попытаюсь кое-что сделать.
   - Спасибо,- произнес Рикол.
   - Между тем,- заметил Бедир,- надо ждать, когда проснется Грания. А до того мы все равно ничего не сделаем. Так давайте уж поедим.
   - И как следует,- подхватил Рикол с мрачным дружелюбием.- Ибо если она прогонит морок, останется мало времени на такие удовольствия, Орда-то давно готова присесть за наш стол!
   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
   Кедрин проснулся в той же ползучей тьме, в которой отошел ко сну. Поглядев на свечу под стеклом у постели, он определил, что прошел час после того, когда положено было забрезжить заре. С мгновение юноша лежал неподвижно, слушая, как с грохотом сыплются на крепость камни из варварских баллист - точь-в-точь, как и тогда, когда он засыпал. Затем выкарабкался из теплой постели, дрожа от неестественного холода, и засветил факел, беспокоясь, достаточно ли будет света. Теперь он лучше понимал, отчего угасает дух защитников Высокой Крепости. Пробуждаться каждое утро в бесконечной ночи - это может лишить храбрости и подорвать самого отважного воина. Крепость будет отрезана от всего мира и окутана тьмой до тех пор, пока камни из баллист не разобьют до основания могучие стены, а лесной народ пройдет по их развалинам на юг.
   Сам Кедрин провел здесь только три ночи, но уже чувствовал, как давит свинцом колдовское наваждение Посланца, даже несмотря на снадобье Уинетт. Правда, благодаря ее заботе покалывание в плече прекратилось. Грания все еще спала, восстанавливая силы. Гален Садрет расстроенно доложил, что все его попытки переправиться через Идре к Низкой Крепости оказались безуспешны. Он раз за разом не мог определить, где восточный берег, и теперь в досаде оставил затею, боясь, как бы "Вашти" не пропала совсем.
   Принц умылся и натянул нижнюю рубаху и штаны из мягкого полотна, а поверх них - кожу и кольчужную броню, решив, что не готов еще воспользоваться тяжелым кованым доспехом, которому многие нынче отдавали предпочтение. Повесил на пояс меч и кинжал. Затем, держа факел и двигаясь осторожно по полутемным коридорам, отыскал дорогу в обеденный зал, где уже сидели Бедир, Рикол и несколько теллеманов, потягивая питье с лекарством Уинетт и обсуждая, что можно сделать, чтобы снять осаду.
   Однако в разговоре не прозвучало ни одного толкового предложения. Казалось, Рикол уже перепробовал все. Вылазка за северные ворота оказалась неудачной, они лишь потеряли тридцать человек, таран же продолжал работать, несмотря на сбрасываемые сверху камни. Применение огня все еще предусматривалось лишь как последний отчаянный шаг, пока же защитники крепости не могли сказать, причиняют ли хоть какой-то ущерб варварам выстрелы их баллист. Только тьма и тьма. Все застыло на мертвой точке. В крепости ждали пробуждения Гранин.
   Кедрин занял место напротив отца, пробормотав слово благодарности слуге с запавшими глазами, который наполнил глиняную кружку и поставил перед принцем миску дымящейся овсянки. Юноша равнодушно съел несколько ложек, затем обернулся в дальний конец зала, оттуда слышался возбужденный гомон. Услышав его, он не сдержал своего любопытства.
   Сквозь тени, которые не могли полностью развеять ни жаровни, ни факелы, Кедрин увидел приближающуюся Гранию и внимательную Уинетт сбоку от нее. Маленькое лицо пожилой женщины стало еще более худым, но румянец уже вернулся на ее щеки, а улыбка, которую она послала ему, была гордой и решительной.
   Он поднялся, догадываясь, что встают и другие, и предложил сесть обеим женщинам.
   - Ты поправилась? - спросил он, радостно улыбаясь.
   - Ей лучше,- ответила ему Уинетт с некоторым неодобрением в голосе,но она еще не вполне здорова.
   Грания пренебрежительно фыркнула, наградив улыбкой всех, сидящих за столом.
   - Уинетт всегда очень заботлива с подопечными. Она бы оставила меня в постели, хотя меня ждет столько срочной работы.
   - Ты не сможешь успешно справиться с работой, пока еще так слаба,сказала Уинетт.
   - Это неотложная работа, дитя мое,- возразила Грания.- Или ты не чувствуешь всюду эту немощь? Не чувствуешь, что наваждение все крепнет? Оно питается тем самым отчаянием, которое само и порождает. А твое лекарство почти на исходе, и надежды пополнить его запасы уже нет. Кроме того, ты поможешь мне в том, что я стану делать.
   Уинетт беспомощно вздохнула, не в силах опровергнуть очевидную истину.
   - Итак,- продолжала Грания,- я больше не нуждаюсь в заботе моей блистательной Сестры и попытаюсь побороть колдовство Посланца. Дайте мне поесть и принесите выпить чего-нибудь покрепче, чем это.
   Слуги поспешили исполнить приказ. Кедрин видел, как она умяла две миски овсянки, в несколько глотков выпила кружку подогретого вина, затем попросила хлеба и фруктов и поглотила их с таким же удовольствием.
   - Мне получше,- провозгласила она, когда наелась и тщательно вытерла губы платочком, извлеченным из складок голубого одеяния.- Теперь обсудим, как снять колдовство.
   Вслед за этими словами женщина перечислила, что ей нужно. Рикол немедленно послал людей, чтобы быстрее доставили все эти вещи на северную стену, откуда Грания собиралась творить свои чары. Сестра готова была немедленно отправиться туда, но Уинетт настоял на том, чтобы женщина сперва приняла лекарство, а затем заботливо проверила, насколько теплый на ней плащ - Грания позволила это со все убывающим терпением.
   Наконец приготовления были закончены, и Рикол, лучше всех знакомый со здешними темными переходами, пошел впереди. Сверху на стене стояла незажженная жаровня, окруженная солдатами, у которых радостное любопытство пересилило страх перед валунами, вылетающими из тьмы. Грания просияла при виде их и сказала:
   - Оставайтесь на постах, друзья, скоро для вас найдется работенка.
   И они нехотя отступили в черноту.
   Уинетт достала из-под плаща небольшую сумочку и передала Грании несколько пучков трав, который та рассыпала по холодным угольям, что-то неразборчиво бормоча. Наконец, довольная, она попросила кремень и высекла несколько искр над лежащим в жаровне трутом. В основании железной чаши затлел тусклый огонь, медленно поднимавшийся и разгоравшийся, пока крохотные огненные язычки не прыгнули наверх - к тому предмету, что она разместила поверху.
   - Дай свою руку, дитя мое,- попросила Грания Уинетт.- И ты, Кедрин, тоже.
   Для него эта просьба была полной неожиданностью. Он снял перчатку и взял в пальцы протянутую ему крохотную теплую ладошку. Уинетт взяла другую, и все трое встали, обратившись лицом к неведомому врагу за стеной. Принц внезапно ощутил дремоту, такую, какая обычно переходит в крепкий сон. Но он не уснул, потому что тут же почувствовал резкую прохладу, бодрящую и поднимающую дух. Это походило на чувство, охватившее его, когда он вызывал Хаттима, но было куда сильнее и ярче - словно он через руки Сестер слился с ними обеими, и все они, только что бывшие отдельными существами, стали вдруг одним целым с единой великой целью, огромной и несокрушимой волей. Кедрин увидел, что угли в жаровне разгорелись ярче, от них поднимается белый дым, неся нежный аромат, вызвавший мысль о летних лугах, ручьях, запахе волос Уинетт. Следя, как поднимается этот дымок, он думал о жаворонках, парящих в ясном синем небе, о мечущейся в хрустальных водах рыбе. И вдруг понял, что видит это наяву - будто тьма отпрянула от жаровни, юноша слышал, как голос Грании произносит слова, которых он не понимал: все громче и громче, по мере того, как мгла вокруг продолжала рассеиваться. Прилив сил захлестнул его, внезапно к юноше явилась полнейшая уверенность в себе - подобная той, с которой он вышел на арену против Хаттима, но во много раз сильнее, и он уже не ощущал никакого сопротивления. Кедрин больше не замечал рядом ни отца, ни Рикола, пока не услышал, как ахнул отец:
   - Во имя Госпожи! Свершилось!
   А затем понял, что крепостная стена теперь видна с полной отчетливостью, что жаровня посылает белый дымок навстречу все ярче разгорающемуся дневному свету, являя глазам стоящих все удлиняющийся участок стены. Дымок от углей прямым столбом пронизывал воздух, в самом зените сливаясь с лазурью неба.
   Он ощутил торжество. Это чувство все росло, поглощая его, и он не понимал уже, вызвано оно тем, что тьма развеялась, или тьма отступила именно перед этим чувством. Его дух воспарил, когда Кедрин следил, как чернота уносится прочь клубящимися клочьями, словно туман по ветру, отдельные черные нити тянутся к белизне над жаровней, но та лишь поглощает их, сама оставаясь чистой, и тьма тает все быстрее и быстрее. Он услыхал возбужденные крики защитников крепости, ощутил лучи солнца на своем лице такого теплого и чистого после мерзостной ночи Посланца. Подняв взгляд, юноша окончательно убедился, что небеса чисты, а опустив глаза, увидел, как в обе стороны от него тянутся зубцы стены и меркнет в великолепии дня тусклый огонь факелов. Под стеной наваждение еще немного задержалось, но вскоре принц увидел, что и оно откатывается, словно прибрежная грязь отступает перед чистыми водами реки.
   Он услышал слова Грании:
   - Хвала Госпоже, удалось! - Тут их пальцы разомкнулись, а Уинетт встревожено крикнула. Взгляд Кедрина на миг затуманило, он повернулся и увидел, как Уинетт подхватывает упавшую Гранию и бережно опускает ее на камни парапета. Мгновение спустя юноша уже стоял на коленях, подложив руку под седую голову. Сердце его стучало, как барабан, а птичьи глаза маленькой женщины помутнели.
   Уинетт все еще сжимала морщинистую ручку - только теперь не для объединения душ, а чтобы пощупать пульс. Когда девушка взглянула на принца, лицо ее было понурым.
   - Быстро неси ее в больницу, еще можно успеть.
   Он подхватил Гранию, не замечая больше Бедира и Рикола, и поспешил за Уинетт вниз по ступеням, полным шумных солдат, ринувшихся наверх, чтобы приветствовать день. Но их улыбки угасали, когда раздавался крик Уинетт, требовавшей дорогу.
   Они добежали до больницы, и Кедрин осторожно уложил Гранию в ее постель, встав на колени рядом. Уинетт занялась своими снадобьями, а он вновь искал в себе ту целеустремленность, которую постиг только что, чтобы опять вдохнуть жизнь в это угасающее существо, не желая его терять.
   Затем послышался голос - и было непонятно, звучал ли он в келье или шел откуда-то изнутри. Это Грания говорила с ним.
   - Я умираю, Кедрин, но мы показали Посланцу, что он не всесилен. Остальное - твоя забота. Твоя и Уинетт. Помни, сестер - две, Кедрин!
   - Нет! - вскричал он вслух.- Не умирай!
   - Это неважно,- сказал голос, который не был голосом.- Разве твой кьо не научил тебя, что смерть - это ничтожная малость? В тебе есть сила, которой я прежде не видывала. Научись ее применять, Кедрин. И всегда помни, что Госпожа с тобой.
   Он собирался еще что-то сказать, но Уинетт отодвинула его, приблизив к губам Грании кружку. Приподняв поникшую голову, она влила в рот Сестре несколько темных капель. Грания проглотила их и начала задыхаться. Уинетт мгновенно опустила ее голову и прижалась губами к губам, дыша изо рта в рот. Кедрин беспомощно смотрел, как Уинетт поднимает сложенные ладони и опускает на грудь Грании, затем снова склоняется над побледневшим личиком. Грания перестала двигаться. Несколько долгих мгновений спустя Уинетт выпрямилась, подняла руку и убрала под повязку непослушную прядь. Она коснулась глаз и губ Грании, бормоча молитву Госпоже, затем, повернувшись, сообщила Кедрину то, что он уже знал:
   - Она мертва.
   В ее глазах стояли слезы, и Кедрин, не думая, потянулся к ней, ища утешения в потере и сам стараясь дать его. Уинетт упала в его объятия, ее лицо приникло к его груди, прямо к твердым железным звеньям кольчуги. Она рыдала от скорби, и вдруг он заметил, что слезы увлажнили и его щеки. Он держал ее, гладя волосы и совсем некстати отметив, что они недавно вымыты и запах их нежен, как прежде. Позади нее на постели лежала Грания и словно спала с легкой улыбкой на губах.
   - Она говорила со мной до того, как умерла,- пробормотал он.- И сказала, что это неважно.
   - Так учит нас Госпожа,- ответила Уинетт приглушенным голосом.- Но Госпожа не запрещает нам оплакивать потерю любимых. Она знала, что умрет. Я предупреждала, что она еще слишком слаба для борьбы с темными чарами. Но она твердила, что Высокая Крепость падет, если она станет медлить.
   - Она была права.- Кедрин знал, что это так, хотя не понимал, откуда, собственно.- Крепость не смогла бы дольше противиться чародейству, а если бы пала Высокая Крепость, погибли бы и Три Королевства.
   Он почувствовал, что Уинетт меньше вздрагивает от плача, затем плач прекратился, лицо Сестры запрокинулось, и та взглянула на него в изумлении и одновременно в скорби.
   - Ты сказал, она с тобой говорила? Но она была слишком слаба.
   - Не думаю, что она говорила голосом,- ответил он, глядя на Уинетт.- Я словно слышал слова внутри головы, пока она не умерла. Она сказала, что во мне есть сила.
   Глаза Уинетт округлились, и он уже не мог не думать, как они хороши, а это напомнило ему, что он все еще обнимает ее и что несмотря ни на что, это ему нравится.
   - Лишь великие мастера могут слышать разумом,- в ее голосе звучало благоговение.- И ни у одного мужчины еще не обнаруживалось такого дара.
   Кедрин не знал, что ответить.
   - Она сказала: мы показали Посланцу, что он не всесилен,- повторил он.- И что остальное - наша забота. Твоя и моя.
   - Ничего не понимаю,- прошептала Уинетт, то и дело смаргивая слезы.
   - Я тоже,- подхватил Кедрин.- Но она так сказала.
   - Мужчина с даром.- Она глубоко задумалась и, кажется, не замечала, что он все еще обнимает ее. Или не придавала этому значения.- Кто ты, Кедрин Кайтин?
   - Не знаю,- честно признался он.
   - Я тоже, хотя уверена, что ты больше, чем просто принц Тамура.
   Она долго глядела в его глаза задумчивым взглядом. Затем, похоже, все-таки опомнилась, разомкнула его руки и встала, все еще глядя ему в лицо и отрешенно улыбаясь. Он потянулся, чтобы смахнуть с ее щеки слезу,- кожа Уинетт под пальцами была совсем мягкой. Только тут женщина осторожно оттолкнула его. Между ними опять легла дистанция, предполагаемая ее положением Сестры.
   - Теперь, когда наваждение развеяно,- сказала она,- тебе, наверное, лучше поспешить на стену.
   Кедрин кивнул, желая опять ее коснуться, что-нибудь сказать, но не мог найти слов. Вместо этого он улыбнулся и вышел, предоставив Уинетт готовить Гранию к похоронам. Не оглядываясь, юноша быстро шагал по больнице, видя теперь в глазах раненых, где недавно было только отчаяние, новую надежду.
   Снаружи надежда была не менее осязаема, чем недавняя тьма. Там, где недавно люди спотыкались во мгле, а в голосах звучала беспомощность, теперь слышались возгласы торжества, все летали, как на крыльях. Теллеманы выкрикивали приказы, кордоры отзывались громкими голосами. По дворам и галереям эхом разносился лязг оружия, целеустремленность вновь наполнила Высокую Крепость, и Кедрин ощутил радость, смешанную с печалью о Грании. Жертва не оказалась напрасной, ибо Высокая Крепость вновь стала могучим оплотом против варварского вторжения, солдаты, избавленные от тяжелой ноши, жаждали скорее доказать, чего они стоят.
   Когда Кедрин добрался до северной стены, он увидел, что у них появилась такая возможность. Его ждал Бедир, рядом с ним стоял хмурый Рикол.
   - Она мертва,- сообщил принц.- От нее потребовалось слишком много.
   Затем поглядел на север и раскрыл рот.
   На крепость нацеливались три катапульты, рядом с ними стояли три огромные осадные башни - неустойчивые сооружения из грубо обработанного дерева, увешанные шкурами и щитами. Они были взгромождены на площадки с колесами и, несмотря на неумелость работы, смотрелись весьма грозно. Каждая была достаточной высоты, чтобы атакующие могли перейти с нее на стены крепости. Наверху он разглядел петли - значит, варвары готовы спустить мостики, чтобы их воины перебежали на крепостные стены. Перед башнями красовались две низкие хижины, у каждой впереди выступало мощное бревно, а по сторонам виднелось по три колеса.
   Но куда больше поражало само обилие лесного народа. Вся Белтреванская дорога была заполнена людьми - целым морем смуглых бородатых лиц, обращенных к стене своими жадными, как у волков, глазами. Мечи, копья и топоры были угрожающе подняты. Орда заполонила все пространство от берегов Идре до склонов Лозин; а назад тянулась настолько, насколько достигал глаз, она закрывала собой всю дорогу, словно сам лес подступил к Высокой Крепости, будто это сам Белтреван выплеснул из себя живой человеческий поток. Там, в лесной долине, Кедрин видел их походные костры - но теперь, в ясном свете нелегко завоеванного дня, это скопище тел было чем-то более осязаемым и более угрожающим. К тому же он слышал их: ибо они вопили от ярости, ударяя клинками по щитам, и в реве их глоток утонул ропот реки так раскаты грома заглушили бы плач ребенка. Шум эхом отражался от гор и оглушал до безумия.
   Немыслимое количество людей. Кедрин почувствовал, как холод безобразным узлом сгущается в желудке. Долго ли выстоит Высокая Крепость против такой толпы?
   Затем в войске варваров возникло движение, вопли уступили место зловещему безмолвию. Варвары расступились, и вперед протиснулась кучка тяжеловооруженных воинов. Вскоре большинство тоже отстало, осталось лишь шестеро, которые остановились впереди всех, обозревая крепость.
   Одного Кедрин сразу узнал: высокий, укутанный в меха, чей вид сам по себе уже вызывал резкую боль в плече. Принц понял, что вновь глядит на Посланца. Тот был выше остальных, весь в мехах с шеи до пят, словно решил нарядиться каким-то диковинным зверем. Там, где кожа его была открыта, она не была смуглой, а имела цвет свежего снега, падавшая на плечи грива тоже была белой, как молоко. С разделявшего их расстояния Кедрин разглядел повернувшееся в его сторону странное треугольное лицо с глубоко запавшими, полыхающими как уголья глазами. Он унял непроизвольный ужас, вызванный этим взглядом, и, опустив свои глаза вниз, схватился за рукоять меча. Ярость вскипела в нем, когда он вновь воззрился на создание, замыслившее сокрушить Королевства, темные чары которого привели к смерти Грании. И в тот же миг он понял, что они двое не смогут более жить в одном мире, что он должен убить Посланца или расстаться с жизнью сам.
   Слева от колдуна он увидел воина, который выделялся лишь тем, что выглядел очень просто. Голова не покрыта ничем, на шее виден лишь бронзовый торквес, придерживавший сзади буйную черную гриву поверх домотканой одежды, у пояса - короткий меч в ножнах, в правой руке секира, к левой руке пристегнут круглый щит.
   Убранство остальных было куда более пышным. Справа от Посланца стоял человек в отполированном до зеркального блеска доспехе: его панцирь, наручи и поножи сверкали на солнце. В левой руке воин держал великолепный щит, а у пояса висел длинный меч в богато украшенных ножнах. Трое справа от него были облачены в пестрые доспехи, частью стальные, частью кожаные, один из них был совсем бос, на другом красовался шлем, скрывающий лицо, у третьего в руке была сжата секира с бородкой.
   Не думая, поддавшись внезапной ярости, Кедрин обернулся, ища ближайшего стрелка. Выхватив у него лук, он быстро приладил стрелу и оттягивал тетиву до тех пор, пока она не коснулась его губ. Юноша прицелился в укутанного мехами Посланца и, уже спуская тетиву, услышал, как Бедир говорит: "Слишком далеко". Но ему было все равно: он жаждал, чтобы стрела пронзила черное сердце, если у Посланца вообще оно есть.
   Стрела не долетела, Бедир был прав, она упала на камни в нескольких шагах от цели. Кедрин в бессильной ярости стиснул зубы, видя, как чародей беспечно глядит на зря пущенную стрелу, а затем поднял взгляд к Кедрину, и бесплотные губы раздались в беззвучном смехе.
   Он выстрелил бы снова, но Бедир положил руку ему на плечо со словами:
   - Не сейчас. Он слишком далеко. Предоставь это орудиям.
   Принц возвратил лук хозяину и положил ладони на теплый камень парапета, его трясла дрожь. Отец крепче сжал плечо сына, нахмурившись и не зная, как успокоить.
   - Кедрин, ты еще навоюешься, когда они подойдут к стенам.
   Он почувствовал, как дрожь понемногу унимается, и понял - отец решил, что им овладело боевое безумие. Юноша встряхнул головой, голос его прозвучал резко и отрывисто:
   - Он не подойдет к стенам. Это не в его правилах. Он ходит по темной тропе, и все же я должен его убить.
   - Ты или кто-то другой, неважно,- сказал Бедир.- Главное, что мы его уничтожим.
   Тогда Кедрин оборотился лицом к отцу и веско произнес:
   - Не думаю, что кто-то другой может убить его. Думаю, что такой человек есть только один - я сам.
   Бедир воззрился на сына, догадываясь о перемене, но не понимая, в чем она состоит.
   - Что с тобой случилось? - мягко спросил он.- Ты... ты стал другим.
   - Да,- Кедрин кивнул.- Я стал другим. Не ведаю, что изменилось во мне, но знаю - я уже не прежний. Я слышал, как говорила Грания, когда умирала.
   - Это так необычно? - спросил Бедир.- Что она сказала?
   - Не голосом,- уточнил Кедрин, видя, что отец не понял.- Я слышал ее разумом. Уинетт сказала, что такого дара не было ни у одного мужчины. А Грания сказала, что во мне есть сила.
   - Писание Аларии,- пробормотал Бедир.- О, понять бы нам его смысл.
   Дальнейшие разговоры пресек внезапный грохот баллист и крики, которые неслись вслед пущенному камню. Рикол приказал стрелять, и расчеты, довольные, что у них наконец есть видимые цели, охотно взялись за привычное дело. Развернулись большие рычаги, камни упали в корзины, затем по команде Рикола были сбиты предохранители, и камни, свистя, понеслись по небу прямо на полчища лесного народа. Кедрин радостно следил, как тяжелые валуны низверглись на передний край толпы, как упали задетые ими тела, и лишь жалел, что Посланец и вожди удалились в безопасное место.
   - Когда Грания взяла мою руку,- сказал он, пока орудия готовились вновь стрелять,- я почувствовал... меня что-то наполнило... какая-то сила. Не могу этого описать, но это было непохоже на то, что я знал прежде. Я испытал покой и... думаю, это и было чувство общей цели. Мы объединились: Уинетт, Грания и я. Это точно. Она знала, что это есть во мне.
   - Грания многое знала,- согласился Бедир.- Она...- Снова грохот баллист заглушил его слова. Они повернулись и взглянули, как камни поражают цель, как Орда отступает - за исключением воинов у варварских орудий, которые сами повернули рычаги и принялись отвечать на стрельбу.
   После этого невозможно стало говорить, ибо воздух наполнился летящими камнями, залп отвечал на залп, валуны врезались в стены и откалывали от парапета увесистые куски. Баллисты Высокой Крепости стремились поразить осадные машины противника, которые постоянно передвигались, причем варвары совершенно не заботились о своей безопасности, и к расчетам, обслуживавшим каждое устройство, охотно присоединялись добровольцы в любом количестве, не страшась обстрела.
   Посланец тоже участвовал в схватке. Его постоянно видели передвигающимся среди баллист, руки его прихотливо шевелились, и с кончиков пальцев срывался искрящийся синий огонь, окутывая машины лесного народа, так что камни защитников крепости не долетали или отклонялись так, что не вызвали ущерба.
   - Он колдует! - Бедир перекричал дикий шум.- Но не думаю, что он достаточно силен, чтобы обрушить свое колдовство на нас. Возможно, ему требуется подойти поближе.
   - Хорошо бы,- пылко отозвался Кедрин.- Чтобы стрела достала.
   - Он слишком хитер,- заметил Бедир.- Не думаю, что он подставит себя в то время, как есть другие, которыми можно пожертвовать во имя дела Ашара.
   Судя по всему, он был прав. Ибо несмотря на чары, защищавшие орудия варваров, люди все падали и падали. От северных ворот Рикол послал сотню Истара на вылазку против тарана. Кедрин присоединился бы к ним, не будь отдан неизвестный ему приказ, в силу которого он следил за боем с высоты стены.
   Защитники продолжали низвергать камни на прикрытие, но оно, как и катапульты, было защищено не только твердым деревом, но и менее осязаемой магией - по крайней мере, какие бы тяжелые глыбы ни падали вниз, проломить кровлю над тараном не удалось ни одной. На воротах, однако, начало сказываться, что по ним непрерывно бьют. По внутренней поверхности пошли трещины, и, как сообщил Истар, расшатались болты, удерживавшие самые нижние петли. С благословения Рикола воины выбрались через тайный ход и атаковали варваров. На этот раз пало дважды по двадцать тамурцев, но их острые мечи порубили всех белтреванцев при таране. Стрелки со стены не подпускали подкрепления дикарей, пытавшихся помочь своим товарищам, и дали воинам Истара достаточно времени, чтобы оттащить таран от ворот и поджечь его факелом. Пока тот горел, Истар и те, что остались в живых, благополучно вернулись в крепость. Ворота ненадолго оказались в безопасности.
   Защитники испустили мощный крик торжества, видя, что таран горит и темный дым вьется к лазурному небу, а из толпы варваров послышался вопль ярости. На глазах Кедрина из-за баллист и башен выкатили второй таран. Рикол закричал, чтобы ближайшее орудие ударило по нему. Три камня упало рядом, четвертый врезался в крышу, но так и не остановил движения тарана вперед. Орудия варваров сосредоточили свой огонь на баллисте, обстрелявшей их таран. Кедрину показалось, что Посланец наложил на камни какие-то чары, ибо машина Рикола была разбита почти сразу же. Ее разнесло в щепки, весь расчет погиб, ранено оказалось еще двадцать человек вокруг, а таран все шел вперед. Когда он подъехал поближе, в него полетели стрелы, но и они оказались бесполезны. Таран добрался до северных ворот, где тут же возобновил работу, начатую своим сожженным предшественником.