Уэллс Энгус. Гнев Ашара (Книга Королевств - 1)

   Разумеется, вокруг крепости выросли предместья, раскинувшись на три стороны от нее, однако с четвертой сохранилась площадь для военных учений. А в случае войны - хотя войны здесь гремели достаточно давно, немногие помнили их, и совсем уж немногие о них думали - жители могли найти безопасность за каменными стенами Твердыни Кайтина. Для Кедрина это было место восхитительных чудес, хранилище воспоминаний и превосходнейшее место для игр, какое только может пожелать мальчик. Здесь были и заброшенные ходы, и почти забытые покои, где старинное оружие там и сям украшало стены, а деяния славных предков были изображены на коврах, висящих рядом. Здесь имелась даже библиотека, хотя в нее-то мальчик заглядывал не слишком часто.
   Он придержал своего гарцующего коня, вслед за Бедиром проехав во двор. Сразу же за воротами отец, уронил ладонь на плечо сыну и легко соскочил с седла, одновременно бросив поводья конюху, ожидавшему во дворе,- тот сразу же повел вороного боевого коня в стойло. Морщинистое лицо конюха улыбнулось Кедрину, кривой от шрама глаз подмигнул юноше - молодец, будь таким и впредь.
   - Ты меня видел, Тевар?
   - А как же,- ответил тот,- и не помню, чтобы какой-то другой воин более доблестно прошел испытание.
   Улыбка Кедрина едва не поглотила все его лицо: комплимент Тевара, суждение опытного солдата, стоила не меньше, чем отцовская похвала или скупые знаки одобрения Тепшена Лала. Юноша взглянул на Бедира:
   - Я скоро отправлюсь с тобой в поход, отец? Когда ты выступаешь против лесного народа?
   - Возможно, ты к тому времени достаточно подрастешь,- сказал Бедир.Спешки нет, и тебе еще многому надо выучиться.
   - Тепшен Лал сказал, что я самый способный его ученик,- не унимался Кедрин. Затем он нахмурился, испугавшись, что Бедиру может не понравиться такое хвастовство, и добавил: - Я случайно подслушал.
   Красивое лицо Бедира приняло насмешливо-суровый вид. Сейчас они прокладывали себе путь через беспорядочную толпу людей с конями и без, и никто не выказывал особого почтения властителю - ибо так уж повелось в Тамуре.
   - Не подобает принцу Тамура опускаться до подслушивания, мальчик.
   Кедрин, уже до того хмурый, теперь глядел на отца виновато.
   - Я не намеревался подслушивать, отец,- возразил он.- Я был в оружейной и точил меч, когда случайно услышал, как Тепшен говорит с Теваром. Я не мог не услышать то, что они друг другу сказали.
   - Тогда ты не полностью виновен,- признал Бедир.- Но если и впредь окажешься в подобном положении, следует дать знать о своем присутствии.
   - Хорошо,- почтительно пообещал Кедрин, думая, что не так-то легко быть принцем; чему только не требуется учиться, а времени часто недостаточно, чтобы все это переварить!
   Военная подготовка была самым легким занятием, поскольку доставляла больше всего удовольствия, сила и прирожденная смекалка позволяли ему без особого усилия преуспеть на этом поприще. В правление Бедира Тамуру выпало не более, чем несколько пограничных стычек - но по обычаю королевства каждый телесно здоровый юноша обучался боевым искусствам на случай варварского вторжения. Тамур, самое уязвимое из Королевств, одновременно был и беднее прочих: горная страна, где усадьбы стояли далеко друг от друга и, особенно в минувшие времена, во многом зависели от помощи соседей. Плавные равнины Кеша в равном изобилии производили зерно и лошадей и были защищены от набегов природными рубежами: Лозинами, Идре и Тенайскими степями. Усть-Галич оберегал два северных королевства и реки, то была страна виноградников и полей, обильная природными богатствами. Усть-Галич мог себе позволить платить наемникам, а Тамур - нет. Не удивительно, что в давние времена обычным делом для тамурца было искать службы в наемных войсках южного королевства, и как раз в силу этого Коруин Железный Кулак приобрел уважение к Тамуру.
   Но боевое мастерство, которому так споро учился Кедрин, было лишь частью обязанностей принца. Имелось нечто куда более нудное - общее образование. И если изучать прошлое Тамура все же занятно, поскольку оно состояло в основном из войн и сражений, то, увы, куда меньше радости юноше доставляли языки и политика, а уж правила поведения при дворе вообще были сплошным занудством. Он еще не посещал Андурел, но срок, когда его там представят, все приближался - а требовалось, чтобы к этому дню он познакомился с надлежащими формами обращения и манерами, выучился танцевать и даже до некоторой степени усовершенствовался в одном из ценимых там искусств: пении баллад или игре на каком-нибудь музыкальном инструменте.
   Но проворство ног, которое так хорошо помогало Кедрину в военных играх, покидало его, едва он делал первый танцевальный шаг. А стоили ему завести песню, она звучала так, что, по утверждению Сестры Льяссы, вороны в ужасе разлетались с полей. Он еще был способен, худо-бедно приладившись, извлечь три простые мелодии из балура, самого нехитрого из доступных ему инструментов - так, чтобы их узнали, но не более того. Он ничего не говорил Сестре Льяссе, но был твердо убежден, что Госпожа не наделила его склонностью к изящному, и восполнить сей недостаток, имело смысл лишь совершенствуясь во владении оружием. То, что Льясса догадывалась о его мыслях, но не утрачивала решимости хотя бы до некоторой степени облагородить своего ученика, было лишь еще одним примером упорства Общины Сестер, влияние которых с тех пор, как Дарр занял Верховный Престол в Андуреле, все возрастало и ширилось.
   Еще одним досадным следствием высокого рождения была обязанность поддерживать чистоту. Не желай Кедрин поговорить с отцом или не знай, что баня, вероятно, лучшее для этого место - он бы нашел какой-нибудь повод, чтобы увильнуть от предстоящей процедуры. Лучшую часть этого дня он провел, просто стоя на ристалище, в то время как всадники летели прямо на него и огибали лишь в самый последний миг. Он понимал, для чего это нужно: и отец, и Тепшен Лал объясняли ему, как важно самому испытать преимущества конницы против пехоты, как важно самому испытать - каково это, когда цепь вопящих всадников несется на тебя во весь опор. Но подобное испытание не порождало усталости, от которой немеют мышцы, что случается, когда весь день рубишься мечом или скачешь бешеным галопом, после чего баня кажется такой желанной. Юноше казалось, что он почти не вспотел и не испытывал великой нужды в мытье. Но ему очень хотелось поговорить, поэтому он прибавил шагу, чтобы держаться вровень с длинноногим, широко ступающим Бедиром, и вместе с отцом вошел под низкую крышу бань Твердыни Кайтина.
   Открытые двери вели в крытый портик, там имелось два выхода: в мужское и женское отделения. Бедир двинулся направо, и Кедрин последовал за ним. В предбаннике они избавились от одежды и приняли у служителей необъятные полотенца. Кедрин слыхал, что в Усть-Галиче такие заведения часто бывают общественными, но в Тамуре омовение считалось делом сокровенным, и лишь самые близкие друзья или кровные родственники могли думать о совместном мытье. Так что отца и сына проводили в небольшое помещение с бассейном посередине, где только-только хватало места на четверых. Лишь после того, как они были чисты, а Бедир расслабился, отец с сыном двинулись в парилку, где мужчины собирались кучками и беседовали или во что-то играли, в то время как пар, поднимающийся из проложенных под полом труб, завершал процесс очищения и снимал остатки боли в утомленных членах. За парилкой находился большой бассейн, питаемый родниковой водой, прохладной и бодрящей, разгоняющей вызванную паром вялость. Плескаться в нем было несравненно большим удовольствием - в бассейне хватало простора для плавания, а вода даже зимой была чуть теплее, чем в реках.
   Кедрин уронил полотенце на каменную скамью и робко последовал за Бедиром в воду. Она уже была теплой, но в ответ на распоряжение Бедира служитель повернул краны, и вода стала заметно теплее. Кедрин следил, еще не вполне готовый к разговору, как отец убирает с лица тронутые сединой волосы, закидывая их за плечи, и, блаженно вздыхая, погружается в воду по подбородок.
   Когда отцова кожа порозовела от жара, Кедрин задержал взгляд на его шрамах, которые теперь стали много отчетливей. Они теперь еще ярче блестели на смуглой тамурской коже. Этот рубец на левом плече - память о сандурканской стреле; сморщенный бугорок над правым бедром - след от удара копья; тонкая черта, идущая через ребра слева, оставлена кэрокским палашом. Были и другие, и Кедрин знал о происхождении каждого; он мог назвать время, место и противника столь же уверенно, как приучился перечислять даты, имена и названия мест, которые вдолбила в него Сестра Льясса. Тело отца было для юноши живым учебником истории, и он упивался событиями, о которых оно повествовало. Он был пока недостаточно взрослым, чтобы принять объяснения Бедира, что все эти раны - итог ошибок, которых вполне можно бы избежать, а вовсе не предмет гордости. Сын думал о происхождении пореза, который бежал по правой руке Бедира от плеча до локтя, когда отец заговорил.
   - Ты не дрогнул при атаке, Кедрин, но помни, что ты знал каждого из них. И знал, что они не вооружены. Я не хочу умалять твоих достоинств, но это совсем не то же, что стоять лицом к врагу, который намерен тебя убить.
   - Знаю,- откликнулся юноша, слишком уверенный в привязанности к нему отца, чтобы найти в его словах повод для недовольства.- Тепшен Лал говорил мне, что ни один мужчина не может вполне ручаться за себя, пока не пройдет испытание в настоящем бою. Он говорит, что никто не знает, как себя поведет, пока не увидит врагов, готовых его убить; или чего он стоит, как воин, пока его меч не обагрен кровью.
   - Тепшен Лал мудр,- пробормотал Бедир.- И он истинный воин.
   - Самый лучший,- сказал Кедрин.- После тебя. Бедир усмехнулся и принялся натирать плечи куском грубого мыла, продолжая при этом свою речь:
   - И Тепшен считает тебя самым способным учеником. Хотя мне не нравится, что ты подслушал именно это.
   - Но,- выпалил Кедрин, не в силах более сдерживать нетерпение,- если Тепшен так говорит, а ты согласен, это значит, что я могу идти с тобой.
   - Куда? - кротко осведомился Бедир, лицо которого скрыла мыльная пена.
   - На дикарей! - Возбуждение ничего не оставило от благих намерений юноши подойти к делу осторожно.- Когда ты выступишь на север.
   - А что-нибудь еще ты не подслушал? - спросил Бедир.- Случайно, разумеется.
   Кедрин улыбнулся, слишком взволнованный, чтобы чувствовать себя в чем-то виноватым.
   - К нам был направлен посланник короля Дарра - чтобы оценить наши силы и заручиться твоим обещанием поддержки. Я слышал это в конюшне, когда ухаживал за Валандом.
   - Ничего особенного,- спокойно заметил Бедир, поднимая ногу, чтобы натереть стопу.- Долг короля - знать силы своего королевства. И вполне здраво, если король желает знать, где встретит поддержку. Ты и прежде видал королевских посланников. Почему именно этот тебя так взволновал?
   - Он посетил нас сразу после вестника Рикола,- Кедрин имел в виду опытного начальника гарнизона западной Лозинской Крепости.- А с чего бы еще Риколу посылать особого вестника? Только если нам грозит Белтреван!
   - Я вижу, ты времени на уроках не терял,- признался Бедир.- Итак, ты учуял дым? Кедрин кивнул.
   - Сестра Льясса показала мне Книгу,- сказал он.- И полагаю, я прочел там достаточно, чтобы отличить лесной дым от кухонного.
   Бедир дружелюбно рассмеялся и скользнул под воду, от которой шел пар. Но когда он вынырнул, на лице уже не было улыбки.
   - Луна стала полной и опять исчезла с тех пор, как нас посетил вестник Рикола; и почти то же касается посланника Дарра. Ты отличаешься похвальным терпением.
   - Но я могу идти с тобой? - спросил юноша.
   - Откуда ты знаешь, что я вообще куда-то иду? - нахмурился отец.
   - "Все кругом пожирая, свирепствует пламя, так зальем его, братья, покуда не пали мы сами",- процитировал Кедрин.- Дым идет из Белтревана, и Рикол почуял его. Он послал человека сушей, чтобы тот принес тебе весть; между тем Речная Гильдия передала эту новость в Андурел. Посланник короля доплыл на лодке до Гённифа и взял там коня. Это должно означать, что пожар вспыхнул в Белтреване. И что король Дарр считает его опасным.
   Лицо Бедира оставалось невозмутимым, несмотря на тронувшую губы улыбку.
   - Этот старый стишок был у всех на устах в Тамуре еще задолго до рождения моего отца, знаешь ли.
   - Значит, он должен быть правдой,- заявил Кедрин, не отступая.- Иначе никто бы его не помнил. Будь он лжив, его позабыли бы. Кроме того, я слышал, что король послал конных гонцов и в Кеш. Зачем отправлять куда-то особого вестника, а не просто довериться Речной Гильдии?
   - Ты много чего и много откуда набрался,- медленно и задумчиво заметил Бедир.- И я должен похвалить тебя за такое истолкование. Оно означает, что ты силен в политике. Но если бы я даже и замышлял поход на север, действительно ли ты считаешь себя достаточно взрослым, чтобы сопровождать меня?
   - Ты был не старше, когда бился с Ли-Чьяллом Сандурканским,- напомнил ему Кедрин.- И я должен пойти в бой, раньше или позже.
   - Нередко позже лучше, чем раньше,- пробормотал Бедир.- Детство - дар, который мы порой слишком уж спешим отбросить.
   - Но ты замышляешь поход,- осторожно заметил Кедрин, стараясь одолеть нетерпение и тщательней выбирать слова.- Можно мне отправиться с тобой?
   - Если я и впрямь решу выступить,- ответил Бедир,- то подумаю, стоит ли тебя брать. После того, как все обсужу с Тепшеном Лалом. И с твоей матерью.
   Улыбка Кедрина была не вполне торжествующей. Тепшен, вне сомнений, все одобрит, но насчет матери у него было куда меньше уверенности.
   - Я подчинюсь их решению,- мрачно согласился он.- Но надеюсь, они согласятся.
   - Их решение, несомненно, окажется мудрым,- сказал отец.- И будет принято ради твоего же блага. Но сам ты примешь его?
   Кедрин внимательно изучал лицо отца, пытаясь понять, что кроется за ним. Не в силах определить, за что выскажется в конце концов Бедир, он понял, что разрывается между желанием молить отца, чтобы тот отстоял его права, и юношеской решимостью вести себя по-взрослому, насколько ему это удастся. В конце концов, он ведь добивается, чтобы его считали мужчиной, и ему не стоило бы по-детски клянчить поддержки у отца. Обдуманное зрелое поведение, как он решил, будет лучшим средством убедить Владыку Тамура в том, что его сын готов поднять воинский меч. И Кедрин торжественно кивнул.
   - Конечно, отец.- Но не удержался и добавил: - Надеюсь, они согласятся.
   Бедиру удалось подавить невольную улыбку, вызванную пылкостью сына; он помнил очень похожий разговор со своим отцом, и не был уверен, что вел себя тогда с таким же достоинством.
   - Сегодня же,- пообещал он,- я предложу твоей матери это обсудить.
   - Наверное, лучше сперва выяснить мнение Тепшена,- предположил Кедрин, считая, что из двоих его военный наставник более склонен одобрить участие ученика в походе. Тем самым он так настроит отца, что уже два голоса будут противостоять возражениям, которых Кедрин опасался со стороны матери.
   - Да, в самом деле,- согласился Бедир с умышленной уклончивостью.
   Кедрин открыл рот, чтобы добавить новый довод, но тут Бедир вскочил на ноги, отчего по водной поверхности пошли круги, и слова не вылетели: юноша захлебнулся, и ему пришлось отплевываться. Он достаточно хорошо знал отца, чтобы понять, что это означало конец разговора, и молча последовал за Бедиром из купальни, завернувшись в полотенце.
   Они вновь направились в парилку. Та быстро наполнялась тамурскими конниками, и Кедрин с радостью уселся на скамью, не прочь прислушаться к их беседе и погреться, как он с должной скромностью надеялся, теплом их похвал его поведению на ристалище.
   Он оставался в этом душистом помещении столько времени, сколько смог вынести. Затем перешел в более крупное, где находился бассейн. Вода здесь казалась ледяной после мытья и парилки, и, погружаясь в нее, юноша не сдержал возгласа, сперва онемев, затем ощутив прилив крови к коже. Он несколько раз проплыл вдоль бассейна, после чего, наконец, вылез из воды и вытерся насухо, приняв у служителя чистую рубаху и штаны. Отец покинул бассейн вскоре после сына, но едва Кедрин двинулся к нему, махнул рукой: мол, ступай.
   - Я буду сейчас говорить с Тепшеном,- услыхал Кедрин.-Найди мать и передай ей, где я.
   Юноша повиновался и поспешил прочь искать госпожу Ирлу, меж тем как Бедир направился в оружейную в поисках военного наставника.
   Как он и думал, Тепшен Лал был занят попытками достичь новой степени совершенства во владении оружием. Бедир молча ждал у входа в учебный зал с высокими сводами, не желая некстати беспокоить этого сосредоточенного человека. Он был вовсе не против небольшого ожидания - оно предоставляло ему возможность настроиться и привести в порядок свои мысли. Кроме того, это всегда удовольствие - наблюдать за действиями кьо.
   Тепшен Лал явился в Тамур, когда Бедиру было вдвое меньше лет, чем теперь Кедрину, и предложил свои воинские услуги отцу Бедира. По его словам, он явился с востока - из страны, земли которой начинаются там, где встает солнце, и которой правит император, известный своей жестокостью и алчностью. Лал был младшим сыном в благородном семействе, которое вместе с другими восстало против бесчинств Куйджо, как звали правителя. Но страх оказался самым действенным оружием Куйджо, примененным им против восставших, и многие из возможных сторонников решили, что благоразумие главная доблесть, в силу чего вожди восстания не получили той поддержки, что ожидали. Войска императора разгромили их, отец Лала и два его брата пали в грандиозной битве. Третий брат, а с ним две сестры и мать Лала, были казнены. Сам Лал уцелел лишь потому, что получил рану и лежал без сознания в амбаре, пока Куйджо вершил месть.
   Выздоровев, он увидел, что невозможно собрать новое войско в стране, повергнутой в уныние безжалостным императором, и бежал, зная, что простится с жизнью, если когда-нибудь вернется домой. Показав свое искусство, он убедил отца Бедира, что способен принести воинам Тамура огромную пользу. Так этот таинственный узкоглазый человек с тщательно ухоженными и заплетенными в косу черными маслянистыми волосами обрел свой второй дом. Бедир понятия не имел, сколько ему лет. Когда Лалу доверили обучать военному делу юного Бедира, пришелец с востока казался древним, как Лозины, и не менее крепким. Ко времени, когда Бедир взошел на престол Тамура, Лал на вид даже не постарел: казалось, он просто не ведает возраста. Лицо его не тронули морщины, оно разве что немного похудело; волосы, которые он по-прежнему смазывал маслом и заплетал в косу, как было принято в его краях, едва лишь тронула седина, тело оставалось столь же стройным и жестким, как у молодых, а черные глаза - такими же зоркими. И Бедир признавал его лучшим меченосцем Трех Королевств.
   Теперь он стоял перед набитым соломой кожаным чучелом, грубым подобием человека, привязанным к толстому деревянному шесту, вставленному между плитами каменного пола. Лал был одет на тамурский лад - в свободную рубаху, узкие штаны и высокие сапоги. Длинный, слегка искривленный меч, который он принес с востока, висел в ножнах у его пояса, на другом боку находился добрый тамурский кинжал. Учитель был невысок, голова немного откинута назад: так было удобнее смотреть на гротескное лицо чучела, намалеванное темной краской. На вид он просто отдыхал - руки висели свободно, ноги были сведены вместе, такая стойка больше годилась для беседы, чем для схватки на мечах. Но вот Лал шевельнулся, и Бедир улыбнулся, видя, как проворным движением меч покинул ножны, взлетел по крутой дуге над головой, да так скоро, что глаз едва успел проследить за ним. Закончился этот прием тем, что клинок вернулся обратно в ножны, и Тепшен Лал опять замер в свободной позе, глядя в лицо чучелу. Однако чучело оказалось разрублено надвое. Половина его осталась на шесте, другая, отделившаяся по прямой от макушки до промежности, ударилась об пол, в то время как боец с востока убирал в ножны свой меч.
   Бедир подумал, что воин, наверное, улыбается - но даже столько лет спустя ему все еще было трудно отыскать хоть какую-то эмоцию на обычно непроницаемом лице Лала. Правитель хлопнул в ладоши, и Лал бегло кивнул, давая понять, что слышит, устремив черные глаза на пол и упавшую половину чучела. Пока Бедир подходил, Лал нагнулся и подобрал что-то, лежавшее возле лохмотьев кожи и вывалившейся из нее соломы, удовлетворенно хмыкнув при этом. Бедир увидел, что наставник держит останки мухи, рассеченной надвое точно, словно ножом лекаря, и в восхищении покачал головой.
   - Ты по-прежнему непревзойден, Тепшен.
   - Возможно,- Лал сдул с ладони разрубленную муху и вытер руку о штаны.- Но это ненадолго. Никто не остается непревзойденным вечно, а здесь есть некто, кто может вскоре обогнать меня.
   - Кто? - просил Бедир.
   Лал поглядел в лицо высокому широкоплечему собеседнику и сказал:
   - Кедрин. Твой сын.
   - Это хорошо? - слова Бедира прозвучали задумчиво и не вполне радостно.
   - Кедрин мой самый одаренный ученик с тех пор, как я учил тебя,сказал Лал.- А ты не хуже бойцов на востоке. В моей стране ты стал бы кьо.
   - Твоя страна Тамур,- заметил Бедир, польщенный похвалой,- и сегодня ты лучший меч Трех Королевств.
   Тёпшен Лал коротко наклонил голову, признавая правдивость сказанного, и пихнул упавшую часть чучела носком сапога.- Это совсем не одно и то же, рубить людей или чучела из соломы. Воину нужна кровь на мече.
   - Сестры не согласились бы,- предположил Бедир. Лал пожал плечами.
   - Я уважаю Сестер, но никогда не соглашусь с их мирными путями. Любовь не тупит меч, да и слова Госпожи не меняют его тропу.
   - Они смотрят дальше нас,- сказал Бедир.- Их учение сулит миру лучшее будущее.
   - Я живу сейчас,- ответил Лал.- И дожил до этого часа, прикрываясь клинком. Я позабочусь, чтобы он всегда был острым.
   - И я буду благодарен ему за остроту,- заявил Бедир.
   - Ты пришел сюда не для беседы о моем мастерстве,- произнес Лал с обычной для него прямотой.- Кедрин уже попросился с тобой в поход?
   Бедир кивнул, не удивляясь, что наставнику известна цель посещения.
   - Ты видел, как он выстоял при атаке? Лал кивнул в свой черед.
   - Он был хорош. Но больше ничему не сможет научиться без боя. Возьми его.
   - Похоже, ты не меньше Кедрина уверен, что я выступлю на север,сказал Бедир.- Что, лишь я один еще наверняка не знаю этого?
   Кьо опять передернул плечами.
   - Возможно, я не согласен со всем в учении Сестер, но я привык, что их суждения обычно бывают здравы. Полаю, ты выступишь.
   - Ты думаешь, что пожар вспыхнул в Белтреване? - спросил Бедир.
   - Я полагаю, что иногда Сестры видят незримое для других,- сказал Лал.- И я полагаю, что король Дарр прислушивается к их словам. Я знаю, он отправил вестника, дабы убедиться в мощи Тамура и твоей готовности следовать его приказаниям. Не стану утверждать, что мне все понятно насчет пожара и Посланца. Но я знаю, что мудрец не жалеет трудов, чтобы постичь мощь тех, кто заявляет о себе, как о враге. И сообразно этому рассчитывает свои действия. Я полагаю, что ты пойдешь на север; не думаю, что у тебя есть другой выбор. Как и твой сын, ты не из тех, кто ждет, когда враг явится сам.
   Бедир некоторое время взирал на разбросанную солому, затем перевел взгляд на лицо Лала. Теперь его карие глаза оживились.
   - И ты думаешь, я должен взять Кедрина?
   - Ему будет безопасней с тобой.
   - Со мной? - В голосе Бедира прозвучало сомнений.- В походе за Лозины?
   - Он достойно себя проявит,- сказал Лал.- И в этом у меня не больше сомнений, чем в твоей способности его защитить. К тому же, с вами буду я. Пусть мальчик станет мужчиной, Бедир. Мало чем еще я могу научить его здесь, но он многому может научиться в действии. Оставь его дома, и пожнешь обиду. Он жаждет стать воином, и если не добьется этого здесь, то скоро, возможно, станет искать службы наемника.
   - Он не покинет Тамур! - возразил Бедир.- Он принц Тамура, мой наследник.
   - Он не сможет тебе наследовать, если сперва не станет воином,- сказал Лал.- Кто пойдет за ним? Как сможет он потребовать для себя Тамур, если будет стоять за чужими клинками? Здесь не Усть-Галич. Тамур всегда сам бился за себя и не примет властителя, если тот не боец.
   Бедир хмыкнул, мол, чистая правда, и сказал:
   - Ты уверен, что он готов к этому?
   То был даже не вопрос, и Тепшен ответил на него только взглядом. Бедир посмотрел в спокойные черные глаза и кивнул, принимая ответ,
   - Ты будешь всегда позади него?
   - И об этом нужно спрашивать?
   - Нет,- сказал Бедир, теперь улыбаясь.- Но, думаю, мне понадобится сказать госпоже Ирле, что спросил.
   - Передай ей, что Кедрин будет в безопасности,- произнес Лал.- Я его щит. Моя жизнь - его. Кедрин единственный, кого я назову сыном. Передай ей это.
   - Думаю, она это знает, старый друг,- сказал Бедир.- Но все же я ей передам. Однако, выслушает ли она...
   Тепшен Лал нахмурился - хотя для любого, кто знал его менее хорошо, чем Бедир, трудно было бы заметить, что в лице кьо что-то изменилось. Он прожил добрую половину жизни в Тамуре, но и поныне не перенял некоторые обычаи этих гор. Например, непонятную привычку всегда выслушивать мнение женщин. Сестры Кирье отличались от прочих, и если он даже видел их женскую внешность, то не относился к ним, как к женщинам,- и соответственно, был готов признать за ними положение жриц или пророчиц. Кем они во многом и являлись. Госпожа Ирла, которая снискала его огромное восхищение - пожалуй, даже привязанность,- провела некоторое время в Эстреване в качестве послушницы, и этот опыт в глазах Тепшена Лала делал ее более достойной уважения, чем обычную женщину. Но выйдя за Бедира, она утратила ту силу, которую Сестры обретали через безбрачие, и суждениям ее теперь неизбежно недоставало веса, который он готов был находить в суждениях Сестер. Выйдя замуж, она стала в первую очередь женой, а родив Кедрина - матерью. Ни то, ни другое не содействовало ее способностям к принятию решения, о котором спросит Бедир. Первый бой юноши - это предмет для обсуждения и решений мужчин, а не женщин.