Страница:
Поскольку жаль было спускаться, не осмотрев пик поближе, Найл вскарабкался на скальное плато и двинулся по тропе. Капитан равнодушно наблюдал за ним: для него пик явно не представлял ни малейшего интереса. Для Найла же он был странной загадкой. Зачем обитатели разрушенного города взялись строить мост через реку, затем - прорубать тропу на вершину обрыва? Ведь, должно быть, понадобились годы тяжкого труда, чтобы высечь эту площадку в твердой гладкой лаве, натекшей валиками так, что она местами походила на кишки.
Площадка вела к тропе, спиралью поднимавшейся до трети высоты монумента, то широкой, то тонкой. На одном из поворотов она настолько сузилась, что рабочим пришлось расширять ее, стесывая стену до угла в сорок пять градусов вглубь утеса. На другом изгибе Найл обнаружил, что видит Долину Мертвых сверху, а отвесный обрыв остался позади. Он никогда не любил высоту и почувствовал, что его подташнивает.
Поворот огибала вторая платформа, неровная поверхность которой говорила о ее естественном происхождении; на ней нашло себе опору чахлое деревце. На этом уровне пика скала была испещрена голубоватыми и пурпурными прожилками, некоторые были прозрачны, как стекло. За деревом в скальной поверхности было углубление, похожее на вход в пещеру. Найл вытащил фонарик из заплечной сумки и посветил внутрь. На него с пронзительным вскриком вылетела птица, почти отбросив его назад.
Свет явил взгляду овальное помещение футов десяти в диаметре, окруженное скамьей, вырубленной в каменной стене, которая казалась целиком состоящей из кристаллов синего кварца; пол образовывал неглубокую чашу. Комната отдаленно напомнила Найлу зал Совета жуков-бомбардиров. На высоте семи футов на стенах располагались ниши, на которые, возможно, ставились масляные светильники, поскольку камень над ними закоптился. На одной из этих ниш поместилось гнездо птицы. Найл встал на скамью и заглянул в него: с полдюжины крошечных птенцов подняли головки, широко раскрыв рты.
Найл опустился обратно на скамью, выключив фонарик: света от дверного проема было достаточно, чтобы оглядеться. В этом месте было что-то необычное, хотя трудно было сказать, что именно; синий кристалл вызывал у Найла ощущение, что он очутился под водой. Он попробовал отвернуть мыслеотражатель от груди, вызвав уменьшение интенсивности концентрации. Несколько мгновений он не воспринимал ничего — это походило на попадание в темноту со света. Затем странное чувство вернулось с пущей силой. Оно походило на вибрацию, заставившую насторожиться, она, вне всякого сомнения, исходила от кристаллов. Юноша переживал сходные ощущения в долине священного озера: предчувствие великой тайны или загадки. Найл понял, что оказался в месте, которое поколения людей почитали святым, и двинулся к выходу под впечатлением от их помыслов и эмоций.
Здесь, догадался он, отправлялись религиозные обряды, и обитатели небольшого городка считали его настолько важным, что выстроили мост через реку и проложили ведущую на пик дорогу.
Также он отчетливо осознал голод крошечных птиц и тревогу их матери, которая дожидалась, когда этот незваный гость оставит ее жилище, и беспокоилась, как бы он не причинил вреда ее птенцам. Чувствуя себя виноватым, он вышел на свет. Сидевшая на дереве птица тут же влетела обратно.
С этого места, примерно на половине высоты шпиля, тропинка делалась уже и круче. Найл осмотрел склон, поднимавшийся под углом в шестьдесят градусов, затем бросил взгляд на пропасть под ногами и задумался, стоило ли двигаться дальше. Слева от него в скале было выдолблено отверстие, а шестью футами дальше — второе. Он догадывался, что они предназначались, чтобы удерживать канат, служивший перилами; но он, наверно, истлел века назад. Без каната тропинка выглядела опасной и ненадежной. Но когда юноша снова повернул мыслеотражатель, выплеск энергии избавил его от нервозности, и он начал подъем по склону, не отрывая глаз от своих ступней.
Двенадцатью футами дальше он вздохнул с облегчением, когда тропинка, повернув налево и обогнув кристаллический валик, напоминавший по форме львиную морду, продолжила подъем между стен из темного камня, похожего на гранит и синий кварц. Там, где она выходила к краю другого обрыва, в стене по правую руку были выбиты ступеньки. Они неглубоко вдавались в скалу, всего на несколько дюймов, но, по крайней мере, можно было хвататься за верхние ступени. Устремленная ввысь вершина башни казалась сложенной из синего стекла.
Найл решил снять заплечную сумку, стеснявшую движения в узком переходе, и сандалии тоже. Он оставил их на одной из ступеней, затем продолжил взбираться по отвесной поверхности, недоумевая, зачем усложняет себе жизнь подобным риском.
Двенадцатью футами выше подстраховывавшая его вторая стена закончилась вместе с утесом, который ее образовывал. Но дюжиной футов выше он увидел другое углубление, похожее на пещеру, на сей раз, не больше трех футов в высоту и ширину.
Он остановился перевести дыхание: подъем по отвесной стене был нелегок, и Найл порадовался, что избавился от сумки; затем одолел последнюю дюжину ступеней, стараясь не глядеть вниз и даже не думать о падении. Наконец, голова оказалась на уровне уступа, за которым находился вход. Припомнив птицу, ошарашившую его в прошлый раз, он стал вести себя осмотрительнее. И действительно, когда он перебрался через порог и нащупал борозду, явно служившую для опоры, раздались громкие хлопки крыльев, и на него опустилось несколько перышек. Однако птицы вылетели через окно внутри башни.
Наконец он стоял в помещении площадью около шести квадратных футов; пол был покрыт птичьим пометом. В комнате было два окна, оба - на высоте около восьми футов, к ним вели три высокие узкие ступени, вырезанные в стене. Высокий потолок — футов на двенадцать — казался еще выше благодаря стенам, загибающимся к центру вследствие сужения пика к вершине. У стены по левую сторону имелась вырезанная в скале скамья.
Найл опустился на нее, прикрыл глаза и прислонил голову к стене. Это принесло такое облегчение, что он чуть не поддался сну. В помещении было прохладно: легкий ветерок задувал через дверь и окна.
Когда дыхание успокоилось, юноша отвернул мыслеотражатель от груди. В результате он почувствовал себя в безопасности, полностью исчезла подсознательная тревога о ненадежности его положения и трудностях, ожидающих на спуске. Это было все равно, что очутиться в удобной комнате с горящим очагом и опуститься в кресло. Каким-то образом это ощущение напомнило ему прибытие в подземный город короля Каззака, тепло, с которым его встретили родственники, никогда не виденные им прежде.
Вибрация, которую он почувствовал в нижней комнате, здесь ощущалась даже сильнее. Это место было центром завихрения силы — той же силы, которую он наблюдал в пещере людей-хамелеонов. Но там она представляла собой что-то вроде вибрации на заднем плане, на которую он настраивался путем глубокого расслабления. Здесь колебания силы были настолько мощны, что расслабления не требовалось. Он мог ощутить их, просто высвобождая свои чувства.
Он сразу понял, что эта сила оживляла камень пика, так что он каким-то образом фиксировал все, что здесь когда-либо происходило. Все, что нужно было сделать Найлу — открыться этому знанию и впитывать его. Наиболее сильно ощущалось присутствие человека, который жил в этой комнате на протяжении многих лет. Его имя было необычным, и Найлу потребовалась секунда на то, чтобы осознать: его звали Йен Сефардес.
Сефардес обнаружил это место веком позже Великой миграции двадцать второго столетия. Из могучего разума мужчины Найл почерпнул многое об истории Земли в последние года свободы людей до того, как к власти пришли пауки.
Для начала, он узнал ответ на вопрос, поразивший его, когда он усваивал историю Земли в Белой Башне под руководством Стигмастера: почему при Великой миграции стольких людей оставили на произвол судьбы? Они сделали этот выбор сами, или они были безжалостно отсортированы и брошены перед лицом разрушений от кометы Опик?
Ответ был таков: для огромного числа людей это был их собственный выбор. Они попросту не могли представить, что Земля будет уничтожена, и ленились сниматься с места, чтобы отправиться навстречу новому. Но столь же много было и тех, кого безоговорочно исключили из списков Великой миграции из-за того, что генетики сочли их неполноценными. Один из печально известных документов именовал их «отбросами». Разумеется, факт дискриминации тщательно скрывался — а то вдруг «отбросы» затеют восстание — но меры предосторожности оказались излишними.
Таким образом, после отбытия гигантских космических кораблей к Альфа Центавра Земля досталась «отбросам». И в этом отношении правда оказалась на их стороне: Опик пролетела мимо Земли на расстоянии миллиона с четвертью миль. Но в атмосферу попало столько радиоактивного вещества с ее хвоста, что девять десятых животного мира было уничтожено. За этим последовал длительный ледниковый период, а когда тепло постепенно вернулось, большая часть населения была ввергнута в состояние, которое некогда именовалось варварством. Большинство выживших людей вернулись к крестьянскому образу жизни. По мере того, как ломались генераторы, немногие предпринимали хоть какие-то попытки наладить их или создать новые; вместо этого они переходили на использование огня и масляных ламп. Не было больше гигантских автомобильных заводов, машины заменились лошадьми, тракторы — быками. Города практически опустели, но все же кишели грабителями. Поскольку не было больше пожарных бригад, целые города сгорали дотла.
Монастыри процветали, как и в Средние века, и в эту новую Темную эпоху они сделались хранилищами знаний. Сефардес, чьи родители были фермерами, посещал монастырскую школу и увлекся геологией. Так он пришел к открытию этого пика над Долиной мертвых (которая тогда была покрыта пастбищами, фермами и возделанными полями).
Сефардес сам построил отшельническую хижину у подножия пика. Его влекло туда, поскольку он сразу почувствовал исходящую от него мощь. Проведя там всего несколько недель, он решил, что не захочет больше жить ни в одном другом месте.
Ближайшая ферма располагалась в долине на расстоянии пятнадцати миль. Взамен обучения своих детей фермер обеспечивал Сефардеса самым необходимым для жизни. Вскоре Сефардес прослыл в долине святым, и многие приходили из отдаленных деревень, чтобы спросить у него совета и засвидетельствовать почтение.
Со времен Великой миграции люди не растеряли своей воинственности, и местные вожди боролись за укрепление своего авторитета. Один из них, известный как Рольф-Вандал, выстроил крепость в горах к востоку и часто совершал набеги на долину. Поэтому люди и основали город на взгорьях, выбрав позицию, которая казалась неприступной. Пик был самым очевидным постом для высматривания налетчиков, и каменщики три года трудились над вытесыванием помещения, в котором теперь сидел Найл. Позже по просьбе Сефардеса внизу они выдолбили молельню.
Но сам отшельник предпочитал смотровое помещение, потому как там он мог наиболее полноценно чувствовать силу, которая то росла, то спадала в разные времена года, но неизменно ощущалась здесь мощнее, чем где-либо еще в долине.
Что представляла собой эта сила? Сефардес не имел понятия, зная только, что она связана с солнцем и луной и способна наполнять его экстатической энергией, не оставлявшей сомнения в том, что назначение человека состоит в его превращении в бога.
И что это была за сила, которую теперь ощущал Найл в помещении, где медитировал Сефардес? Была ли она духом давно умершего мужчины? Почти наверняка нет; однако, она была частью отшельника, который запечатлелся в этом окружении, как если бы воплотил свой дух в записях на манускрипте.
Найл встал и вскарабкался к оконному проему по трем ступеням. В стене были вырезаны опоры для рук. Он обнаружил, что из окна виднеется путь, которым он пришел сюда несколько часов назад. Восточная равнина, окруженная хребтом невысоких зеленых гор, расстилалась прямо перед ним, а у подножий холмов к югу он мог разглядеть лесистое пространство, которое он пересек с людьми-хамелеонами.
Высунув голову в окно, он заметил странную вещь. Когда его голова снова оказалась внутри комнаты, видение окружающего мира стало заметно острее и отчетливее, чем когда она была снаружи. Он не замечал никакой разницы, пока выглядывал, но, как только отклонился обратно, это стало очевидным. На самом деле, когда он воззрился на горы, показалось, что они гораздо ближе, как если бы он глядел сквозь увеличительное стекло.
Найл заключил, что это было проявлением какой-то особенности энергетической воронки, делавшей это место священным. Это оказалось весьма уместным, поскольку башня была смотровым постом. Способность силы увеличивать отдаленные объекты была неоценима. Вглядевшись в разлом в восточных горах, который походил на проход, Найл увидел его так ясно, что, без сомнения, мог бы рассмотреть одинокого путника так же отчетливо, как с расстояния каких-нибудь сотни ярдов.
Найл долго глядел в окно, впитывая знания Сефардеса и людей, построивших город на другой стороне реки. Когда юноша, весь в мыслях о нападениях Рольфа-Вандала, собрался было спускаться, он уловил движение на восточной равнине. Найл недоверчиво встряхнул головой: большая колонна всадников, возможно, сотня, появилась из прохода в горах и приближалась к нему. Не веря своим глазам, он высунул голову из окна; всадники тут же пропали. Стоило ему убрать голову обратно, как они возникли вновь, выглядя вполне плотскими и обыденными. Сложно было поверить, что это какое-то наваждение.
Найл заметил кое-что еще. Когда он отклонился, и всадники, возможно, под предводительством Рольфа-Вандала, появились снова, он почувствовал, как что-то происходит в его мозгу. Это было похоже на щелчок, запускавший некий механизм. Внезапно стало ясно, что конники, на самом деле, были порождениями его мозга — воображаемыми созданиями, каким-то образом навеянными тем, что он узнал в комнате для медитаций. Но воображаемыми только в том смысле, что всадники не существовали в настоящем. Он смотрел в прошлое.
Озарение ошеломило его. Он понял, что эти воины когда-то были живыми, точно так же, как сейчас он сам. Они полагали, что настоящий момент стабилен и реален, как и он сам. Ошибались ли они? Ответ был очевиден. Они не ошибались; просто их разум был слишком слаб. Сефардес находил ответы с помощью странной силы, пронизывавшей это место. Человеческий ум должен обрести достаточную мощь, чтобы охватить реальность других времен и местностей.
Найл обнаружил, что без какой-либо особой причины размышляет о лесе, в котором они провели прошлую ночь. Это происходило достаточно недавно, чтобы представить все в деталях. Затем он использовал прием, который освоил мгновение назад: заставить что-то в своем мозгу переключиться. Юноша тут же очутился посреди леса и заметил, что там, где он лежал, трава до сих пор примята. Вспугнутая его внезапным появлением коноплянка в панике улетела.
Ощущение было сродни тому, что он испытывал, видя мир глазами ворона. Хотя казалось, что он здесь, на лесной поляне, Найл знал, что на самом деле его тело находилось в башне, возвышавшейся над Долиной Мертвых, а стоящий здесь человек — только видимость. Когда он взглянул на свои руки, он смог видеть сквозь них. Юноша не то чтобы был совсем прозрачен, но словно состоял из какой-то искрящейся энергии.
Так Найл понял, почему Сефардес выбрал этот пик: это место было наполнено энергией, наделявшей его определенными магическими способностями. На Земле было множество подобных энергетических аномалий.
На каменной стене мерзли ноги, поэтому Найл слез с окна и снова сел на скамью; там он чувствовал себя безопаснее, чем на узкой ступени.
Теперь он представил пещеру людей-хамелеонов усилием ума, которому он только что обучился; он тут же оказался в загадочном полумраке, в котором, тем не менее, все вещи были ясно видимы. Пещера была пуста, как обычно после полудня, когда люди-хамелеоны были "на работе". Найл обратил внимание на свисавшие с потолка желтые шары света с лохматыми протуберанцами: они казались более реальными, чем в прошлый раз, когда он был здесь, возможно, потому что он сам стал полупрозрачным.
Очутившись так близко к городу пауков, он не мог не подумать о Вайге. Применив привычное теперь ментальное усилие, он обнаружил, что стоит в его спальне. Увидев, что комната пуста, Найл вспомнил, что брат лежит в подвале, между деревьями эболии. Юноша перенесся туда, позаботившись, чтобы представить дальний угол комнаты: он не хотел никого тревожить.
Его предосторожность оказалась излишней: Вайг спал и, как показалось Найлу, сон был спокойным, дыхание ровным. В нескольких футах от него служанка Кристия сидела спиной к нему, вышивая при дневном свете от двери.
Сдержав побуждение проведать сестер, Найл перенес внимание обратно на свое тело, сидящее на каменной скамье. Странно было снова оказаться в помещении башни, все равно, что вернуться из долгого путешествия или пройтись поутру по наполненной солнечным светом комнате. Усталость пропала, юноша почувствовал себя таким же бодрым, как при утреннем пробуждении. Это заставило его осознать, что усталость, главным образом, просто состояние ума.
Найл пересек комнату, вспомнив, что внизу его дожидается капитан и вскоре придется уходить. Затем, подумав о невероятном терпении пауков, он оставил эту мысль: гораздо важнее было узнать все, что можно, в магической комнате Йена Сефардеса.
Противоположное окно, как он и предполагал, выходило на Долину Мертвых, названную так после ужасного бедствия, случившегося в период правления Смертоносца-Повелителя Касиба Воителя. Квизиб Мудрый поведал Найлу о том, как когда-то огромная армия Касиба собиралась двинуться на Серые Горы, чтобы дать сражение Магу. Во время наступления пауков разразилась грандиозная буря, озеро вышло из берегов, и менее чем за минуту армия Касиба была уничтожена.
Найл уже видел долину с вершины скалы, но не ожидал, что этот вид может быть настолько захватывающим. Это окно, как и другое, похоже, оказывало легкое увеличивающее воздействие и делало цвета ярче. Когда он высунул голову наружу, этот эффект пропал: краски побледнели, вид также был далеко не таким впечатляющим.
Прямо под ним протекала восточная река, впадающая в озеро, которое выглядело очень глубоким и темным. Великая стена смотрелась как выстроенная только вчера — ему казалось, что он вот-вот увидит стоявших на страже вооруженных воинов. Он уже выяснил, как проверить, до какой степени это зависело от удивительных особенностей, присущих окну. Как только он это проделал, богатая расцветка пропала, а стена оказалась выщербленной непогодой и изъеденной веками.
Найл сосредоточился на сторожевой башне с недостающим зубцом, напоминающим сломанный клык, и потрескавшейся кладкой; когда он убрал голову обратно в комнату, башня полностью восстановилась и кладка выглядела нетронутой.
Было очевидно, что это окно также обладало способностью обращать его взгляд в прошлое. Как можно было выявить это? Найл сконцентрировал внимание до ощущения переключающего щелчка в мозгу. Внезапно долина наполнилась людьми и пауками, а стена была еще незавершенной. Все рабочие были голыми по пояс, кроме тех, кто был занят транспортировкой огромных камней. С высоты тысячи футов они походили на муравьев. Рабочими командовали пауки-волки, и внимание Найла привлекло то, что они были помельче, чем теперешние пауки, но все равно обладали поразительной силой, поскольку один из них тащил здоровенную каменную глыбу.
Юноша отметил, что выбитые в противоположной скальной поверхности жилища, в общем, выглядели так же, как и в настоящем. Задавшись вопросом, кто их сделал, он сфокусировался на ментальном усилии. Великая стена исчезла, а серо-голубые обиталища стали отчетливее и светлее. Вместо пустых дверных проемов там появились деревянные двери, и к скальной поверхности были приставлены основательно сколоченные лестницы. Он также мог видеть людей, передвигавшихся понизу или карабкавшихся по лестницам, хотя они были слишком далеко, чтобы рассмотреть их получше. Еще оно фокусирующее усилие позволило получить большее увеличение, как у бинокля, и он смог разглядеть, что эти пещерные люди носили грубую бурую одежду. У мужчин были покатые, но могучие плечи и бритые на лысо головы — юноша понял, что они были выбриты, поскольку многие имели бороды — а женщины были худы, хотя многие с большой грудью. Люди, которых он рассматривал — лысые и чисто выбритые — кого-то ему напоминали, но Найлу надо было взглянуть поближе, прежде, чем он вспомнил, кого именно.
Нос клювом и срезанный подбородок были такими же, как у убийцы, который покончил с собой, когда паук-клейковик обездвижил его. Другие тоже имели типичные черты лиц прислужников Мага.
Однако, в таком случае, почему жилища опустели? Возможно ли, что эти изначальные жители долины, которые превращали свои дома в крепости и наверняка втягивали лестницы с наступлением ночи, были завоеваны и выселены как пленники Мага?
Мозг Найла начал утомляться от размышлений. Он вышел из этого видения прошлого, высунув голову из окна, и вернулся к настоящему. Пора было уходить. За одно мгновение он узнал столько, сколько мог усвоить. Следующим этапом путешествия было возвращение тем же путем, которым он пришел.
Юноша выглянул из окна и осмотрел стену. У основания каждой сторожевой башни были двери, так что, он мог бы подняться на их вершины. Но как им спуститься на ту сторону?
И тут Найл вспомнил кое-что, усвоенное из разума Сефардеса. В башне был колокол, канат которого свешивался рядом с окном, из которого он выглядывал. На деле, он и сейчас был здесь, но такой обветшалый и потертый, что, казалось, не выдержит веса человека. Он взялся за канат и с силой дернул, надеясь оборвать его в месте прикрепления к колоколу. Вместо этого раздался громкий звон, прокатившийся по равнине, вызывая пронзительные крики вспугнутых птиц.
Найл отошел вглубь комнаты и дернул, что было сил. Единственным результатом был еще один звон, эхом отозвавшийся в скалах.
Неожиданно он бросил канат и чуть не опрокинулся на спину. Раздался звук, напоминающий многократно усиленное лягушачье кваканье, и перед окном пронеслось что-то огромное. Он тут же догадался, что это было одно из созданий, зовущихся птицами-уласами, поскольку оно обладало головой рептилии, похожей на черепашью. Он отступил к противоположному краю комнаты, когда тварь на лету врезалась в оконный проем. К счастью, ее размах крыльев не позволял ей проникнуть внутрь.
Найл осмотрелся в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить оружием, но ничего не нашел. Теперь он жалел, что оставил сумку с раздвижным стержнем далеко внизу. При следующей атаке твари удалось просунуть голову в комнату, и она оглядела человека маленькими красными глазками перед тем, как отлететь. Секундой позже удар о противоположное окно дал понять, что там была еще одна особь. Найл оглянулся на дверной проем во внезапном испуге и с облегчением убедился, что он немногим больше окон и, разумеется, не пропустит создание с двенадцатифутовым размахом крыльев.
Минутой позже его уверенность испарилась, так как одна из птиц вцепилась в подоконник и попыталась усесться на него. Ее волосатые лапы телесного цвета были до странного похожи на человеческие руки; они легко заняли все пространство оконного уступа. Найл бросился к птице, понимая, что если ей удастся закрепиться и сложить крылья, она может протиснуться сквозь оконный проем. Бросок юноши вынудил ее ударить крыльями о стену и сняться с места.
Другая птица попыталась пролезть в дверь, но, опять-таки, не сообразила попробовать протолкнуться со сложенными крыльями. Она цеплялась за проем, хлопая крыльями, и Найл вновь пожалел об отсутствии раздвижного стержня, поскольку грудь твари стала бы превосходной мишенью.
Птицы продолжали попытки одолеть вход еще около десяти минут, просовывая головы в окна и ударяя крыльями по стенам, потом утомились и улетели; когда стихло их хриплое кваканье, Найл забрался на ступеньки и проследил за их полетом над долиной. Его следующей мыслью было — надо как можно скорее спускаться с пика на случай, если они решат вернуться. Юношу тревожила мысль, что их отступление, возможно, имело целью выманить его наружу; но он разуверился в этом, вспомнив об их тупости.
Карабкаясь вниз, он заметил, что высота больше не страшит его, разве что в плане уязвимости в случае возвращения птиц. Найл спустился по ступеням до лежащей внизу сумки так же уверенно, как по лестнице, подгоняемый воспоминаниями о расплющенном животном с раздробленными костями, которое видел утром. Внизу он решил убрать сандалии в рюкзак: босые ноги давали лучшее сцепление со скалой. Затем он поспешил вниз по покатой тропе, вздохнув с облегчением, когда достиг первой площадки, где вторая комната могла обеспечить убежище в случае нападения. Но небо оставалось чистым, и он почувствовал, что на остатке спуска может сбавить шаг.
Площадка вела к тропе, спиралью поднимавшейся до трети высоты монумента, то широкой, то тонкой. На одном из поворотов она настолько сузилась, что рабочим пришлось расширять ее, стесывая стену до угла в сорок пять градусов вглубь утеса. На другом изгибе Найл обнаружил, что видит Долину Мертвых сверху, а отвесный обрыв остался позади. Он никогда не любил высоту и почувствовал, что его подташнивает.
Поворот огибала вторая платформа, неровная поверхность которой говорила о ее естественном происхождении; на ней нашло себе опору чахлое деревце. На этом уровне пика скала была испещрена голубоватыми и пурпурными прожилками, некоторые были прозрачны, как стекло. За деревом в скальной поверхности было углубление, похожее на вход в пещеру. Найл вытащил фонарик из заплечной сумки и посветил внутрь. На него с пронзительным вскриком вылетела птица, почти отбросив его назад.
Свет явил взгляду овальное помещение футов десяти в диаметре, окруженное скамьей, вырубленной в каменной стене, которая казалась целиком состоящей из кристаллов синего кварца; пол образовывал неглубокую чашу. Комната отдаленно напомнила Найлу зал Совета жуков-бомбардиров. На высоте семи футов на стенах располагались ниши, на которые, возможно, ставились масляные светильники, поскольку камень над ними закоптился. На одной из этих ниш поместилось гнездо птицы. Найл встал на скамью и заглянул в него: с полдюжины крошечных птенцов подняли головки, широко раскрыв рты.
Найл опустился обратно на скамью, выключив фонарик: света от дверного проема было достаточно, чтобы оглядеться. В этом месте было что-то необычное, хотя трудно было сказать, что именно; синий кристалл вызывал у Найла ощущение, что он очутился под водой. Он попробовал отвернуть мыслеотражатель от груди, вызвав уменьшение интенсивности концентрации. Несколько мгновений он не воспринимал ничего — это походило на попадание в темноту со света. Затем странное чувство вернулось с пущей силой. Оно походило на вибрацию, заставившую насторожиться, она, вне всякого сомнения, исходила от кристаллов. Юноша переживал сходные ощущения в долине священного озера: предчувствие великой тайны или загадки. Найл понял, что оказался в месте, которое поколения людей почитали святым, и двинулся к выходу под впечатлением от их помыслов и эмоций.
Здесь, догадался он, отправлялись религиозные обряды, и обитатели небольшого городка считали его настолько важным, что выстроили мост через реку и проложили ведущую на пик дорогу.
Также он отчетливо осознал голод крошечных птиц и тревогу их матери, которая дожидалась, когда этот незваный гость оставит ее жилище, и беспокоилась, как бы он не причинил вреда ее птенцам. Чувствуя себя виноватым, он вышел на свет. Сидевшая на дереве птица тут же влетела обратно.
С этого места, примерно на половине высоты шпиля, тропинка делалась уже и круче. Найл осмотрел склон, поднимавшийся под углом в шестьдесят градусов, затем бросил взгляд на пропасть под ногами и задумался, стоило ли двигаться дальше. Слева от него в скале было выдолблено отверстие, а шестью футами дальше — второе. Он догадывался, что они предназначались, чтобы удерживать канат, служивший перилами; но он, наверно, истлел века назад. Без каната тропинка выглядела опасной и ненадежной. Но когда юноша снова повернул мыслеотражатель, выплеск энергии избавил его от нервозности, и он начал подъем по склону, не отрывая глаз от своих ступней.
Двенадцатью футами дальше он вздохнул с облегчением, когда тропинка, повернув налево и обогнув кристаллический валик, напоминавший по форме львиную морду, продолжила подъем между стен из темного камня, похожего на гранит и синий кварц. Там, где она выходила к краю другого обрыва, в стене по правую руку были выбиты ступеньки. Они неглубоко вдавались в скалу, всего на несколько дюймов, но, по крайней мере, можно было хвататься за верхние ступени. Устремленная ввысь вершина башни казалась сложенной из синего стекла.
Найл решил снять заплечную сумку, стеснявшую движения в узком переходе, и сандалии тоже. Он оставил их на одной из ступеней, затем продолжил взбираться по отвесной поверхности, недоумевая, зачем усложняет себе жизнь подобным риском.
Двенадцатью футами выше подстраховывавшая его вторая стена закончилась вместе с утесом, который ее образовывал. Но дюжиной футов выше он увидел другое углубление, похожее на пещеру, на сей раз, не больше трех футов в высоту и ширину.
Он остановился перевести дыхание: подъем по отвесной стене был нелегок, и Найл порадовался, что избавился от сумки; затем одолел последнюю дюжину ступеней, стараясь не глядеть вниз и даже не думать о падении. Наконец, голова оказалась на уровне уступа, за которым находился вход. Припомнив птицу, ошарашившую его в прошлый раз, он стал вести себя осмотрительнее. И действительно, когда он перебрался через порог и нащупал борозду, явно служившую для опоры, раздались громкие хлопки крыльев, и на него опустилось несколько перышек. Однако птицы вылетели через окно внутри башни.
Наконец он стоял в помещении площадью около шести квадратных футов; пол был покрыт птичьим пометом. В комнате было два окна, оба - на высоте около восьми футов, к ним вели три высокие узкие ступени, вырезанные в стене. Высокий потолок — футов на двенадцать — казался еще выше благодаря стенам, загибающимся к центру вследствие сужения пика к вершине. У стены по левую сторону имелась вырезанная в скале скамья.
Найл опустился на нее, прикрыл глаза и прислонил голову к стене. Это принесло такое облегчение, что он чуть не поддался сну. В помещении было прохладно: легкий ветерок задувал через дверь и окна.
Когда дыхание успокоилось, юноша отвернул мыслеотражатель от груди. В результате он почувствовал себя в безопасности, полностью исчезла подсознательная тревога о ненадежности его положения и трудностях, ожидающих на спуске. Это было все равно, что очутиться в удобной комнате с горящим очагом и опуститься в кресло. Каким-то образом это ощущение напомнило ему прибытие в подземный город короля Каззака, тепло, с которым его встретили родственники, никогда не виденные им прежде.
Вибрация, которую он почувствовал в нижней комнате, здесь ощущалась даже сильнее. Это место было центром завихрения силы — той же силы, которую он наблюдал в пещере людей-хамелеонов. Но там она представляла собой что-то вроде вибрации на заднем плане, на которую он настраивался путем глубокого расслабления. Здесь колебания силы были настолько мощны, что расслабления не требовалось. Он мог ощутить их, просто высвобождая свои чувства.
Он сразу понял, что эта сила оживляла камень пика, так что он каким-то образом фиксировал все, что здесь когда-либо происходило. Все, что нужно было сделать Найлу — открыться этому знанию и впитывать его. Наиболее сильно ощущалось присутствие человека, который жил в этой комнате на протяжении многих лет. Его имя было необычным, и Найлу потребовалась секунда на то, чтобы осознать: его звали Йен Сефардес.
Сефардес обнаружил это место веком позже Великой миграции двадцать второго столетия. Из могучего разума мужчины Найл почерпнул многое об истории Земли в последние года свободы людей до того, как к власти пришли пауки.
Для начала, он узнал ответ на вопрос, поразивший его, когда он усваивал историю Земли в Белой Башне под руководством Стигмастера: почему при Великой миграции стольких людей оставили на произвол судьбы? Они сделали этот выбор сами, или они были безжалостно отсортированы и брошены перед лицом разрушений от кометы Опик?
Ответ был таков: для огромного числа людей это был их собственный выбор. Они попросту не могли представить, что Земля будет уничтожена, и ленились сниматься с места, чтобы отправиться навстречу новому. Но столь же много было и тех, кого безоговорочно исключили из списков Великой миграции из-за того, что генетики сочли их неполноценными. Один из печально известных документов именовал их «отбросами». Разумеется, факт дискриминации тщательно скрывался — а то вдруг «отбросы» затеют восстание — но меры предосторожности оказались излишними.
Таким образом, после отбытия гигантских космических кораблей к Альфа Центавра Земля досталась «отбросам». И в этом отношении правда оказалась на их стороне: Опик пролетела мимо Земли на расстоянии миллиона с четвертью миль. Но в атмосферу попало столько радиоактивного вещества с ее хвоста, что девять десятых животного мира было уничтожено. За этим последовал длительный ледниковый период, а когда тепло постепенно вернулось, большая часть населения была ввергнута в состояние, которое некогда именовалось варварством. Большинство выживших людей вернулись к крестьянскому образу жизни. По мере того, как ломались генераторы, немногие предпринимали хоть какие-то попытки наладить их или создать новые; вместо этого они переходили на использование огня и масляных ламп. Не было больше гигантских автомобильных заводов, машины заменились лошадьми, тракторы — быками. Города практически опустели, но все же кишели грабителями. Поскольку не было больше пожарных бригад, целые города сгорали дотла.
Монастыри процветали, как и в Средние века, и в эту новую Темную эпоху они сделались хранилищами знаний. Сефардес, чьи родители были фермерами, посещал монастырскую школу и увлекся геологией. Так он пришел к открытию этого пика над Долиной мертвых (которая тогда была покрыта пастбищами, фермами и возделанными полями).
Сефардес сам построил отшельническую хижину у подножия пика. Его влекло туда, поскольку он сразу почувствовал исходящую от него мощь. Проведя там всего несколько недель, он решил, что не захочет больше жить ни в одном другом месте.
Ближайшая ферма располагалась в долине на расстоянии пятнадцати миль. Взамен обучения своих детей фермер обеспечивал Сефардеса самым необходимым для жизни. Вскоре Сефардес прослыл в долине святым, и многие приходили из отдаленных деревень, чтобы спросить у него совета и засвидетельствовать почтение.
Со времен Великой миграции люди не растеряли своей воинственности, и местные вожди боролись за укрепление своего авторитета. Один из них, известный как Рольф-Вандал, выстроил крепость в горах к востоку и часто совершал набеги на долину. Поэтому люди и основали город на взгорьях, выбрав позицию, которая казалась неприступной. Пик был самым очевидным постом для высматривания налетчиков, и каменщики три года трудились над вытесыванием помещения, в котором теперь сидел Найл. Позже по просьбе Сефардеса внизу они выдолбили молельню.
Но сам отшельник предпочитал смотровое помещение, потому как там он мог наиболее полноценно чувствовать силу, которая то росла, то спадала в разные времена года, но неизменно ощущалась здесь мощнее, чем где-либо еще в долине.
Что представляла собой эта сила? Сефардес не имел понятия, зная только, что она связана с солнцем и луной и способна наполнять его экстатической энергией, не оставлявшей сомнения в том, что назначение человека состоит в его превращении в бога.
И что это была за сила, которую теперь ощущал Найл в помещении, где медитировал Сефардес? Была ли она духом давно умершего мужчины? Почти наверняка нет; однако, она была частью отшельника, который запечатлелся в этом окружении, как если бы воплотил свой дух в записях на манускрипте.
Найл встал и вскарабкался к оконному проему по трем ступеням. В стене были вырезаны опоры для рук. Он обнаружил, что из окна виднеется путь, которым он пришел сюда несколько часов назад. Восточная равнина, окруженная хребтом невысоких зеленых гор, расстилалась прямо перед ним, а у подножий холмов к югу он мог разглядеть лесистое пространство, которое он пересек с людьми-хамелеонами.
Высунув голову в окно, он заметил странную вещь. Когда его голова снова оказалась внутри комнаты, видение окружающего мира стало заметно острее и отчетливее, чем когда она была снаружи. Он не замечал никакой разницы, пока выглядывал, но, как только отклонился обратно, это стало очевидным. На самом деле, когда он воззрился на горы, показалось, что они гораздо ближе, как если бы он глядел сквозь увеличительное стекло.
Найл заключил, что это было проявлением какой-то особенности энергетической воронки, делавшей это место священным. Это оказалось весьма уместным, поскольку башня была смотровым постом. Способность силы увеличивать отдаленные объекты была неоценима. Вглядевшись в разлом в восточных горах, который походил на проход, Найл увидел его так ясно, что, без сомнения, мог бы рассмотреть одинокого путника так же отчетливо, как с расстояния каких-нибудь сотни ярдов.
Найл долго глядел в окно, впитывая знания Сефардеса и людей, построивших город на другой стороне реки. Когда юноша, весь в мыслях о нападениях Рольфа-Вандала, собрался было спускаться, он уловил движение на восточной равнине. Найл недоверчиво встряхнул головой: большая колонна всадников, возможно, сотня, появилась из прохода в горах и приближалась к нему. Не веря своим глазам, он высунул голову из окна; всадники тут же пропали. Стоило ему убрать голову обратно, как они возникли вновь, выглядя вполне плотскими и обыденными. Сложно было поверить, что это какое-то наваждение.
Найл заметил кое-что еще. Когда он отклонился, и всадники, возможно, под предводительством Рольфа-Вандала, появились снова, он почувствовал, как что-то происходит в его мозгу. Это было похоже на щелчок, запускавший некий механизм. Внезапно стало ясно, что конники, на самом деле, были порождениями его мозга — воображаемыми созданиями, каким-то образом навеянными тем, что он узнал в комнате для медитаций. Но воображаемыми только в том смысле, что всадники не существовали в настоящем. Он смотрел в прошлое.
Озарение ошеломило его. Он понял, что эти воины когда-то были живыми, точно так же, как сейчас он сам. Они полагали, что настоящий момент стабилен и реален, как и он сам. Ошибались ли они? Ответ был очевиден. Они не ошибались; просто их разум был слишком слаб. Сефардес находил ответы с помощью странной силы, пронизывавшей это место. Человеческий ум должен обрести достаточную мощь, чтобы охватить реальность других времен и местностей.
Найл обнаружил, что без какой-либо особой причины размышляет о лесе, в котором они провели прошлую ночь. Это происходило достаточно недавно, чтобы представить все в деталях. Затем он использовал прием, который освоил мгновение назад: заставить что-то в своем мозгу переключиться. Юноша тут же очутился посреди леса и заметил, что там, где он лежал, трава до сих пор примята. Вспугнутая его внезапным появлением коноплянка в панике улетела.
Ощущение было сродни тому, что он испытывал, видя мир глазами ворона. Хотя казалось, что он здесь, на лесной поляне, Найл знал, что на самом деле его тело находилось в башне, возвышавшейся над Долиной Мертвых, а стоящий здесь человек — только видимость. Когда он взглянул на свои руки, он смог видеть сквозь них. Юноша не то чтобы был совсем прозрачен, но словно состоял из какой-то искрящейся энергии.
Так Найл понял, почему Сефардес выбрал этот пик: это место было наполнено энергией, наделявшей его определенными магическими способностями. На Земле было множество подобных энергетических аномалий.
На каменной стене мерзли ноги, поэтому Найл слез с окна и снова сел на скамью; там он чувствовал себя безопаснее, чем на узкой ступени.
Теперь он представил пещеру людей-хамелеонов усилием ума, которому он только что обучился; он тут же оказался в загадочном полумраке, в котором, тем не менее, все вещи были ясно видимы. Пещера была пуста, как обычно после полудня, когда люди-хамелеоны были "на работе". Найл обратил внимание на свисавшие с потолка желтые шары света с лохматыми протуберанцами: они казались более реальными, чем в прошлый раз, когда он был здесь, возможно, потому что он сам стал полупрозрачным.
Очутившись так близко к городу пауков, он не мог не подумать о Вайге. Применив привычное теперь ментальное усилие, он обнаружил, что стоит в его спальне. Увидев, что комната пуста, Найл вспомнил, что брат лежит в подвале, между деревьями эболии. Юноша перенесся туда, позаботившись, чтобы представить дальний угол комнаты: он не хотел никого тревожить.
Его предосторожность оказалась излишней: Вайг спал и, как показалось Найлу, сон был спокойным, дыхание ровным. В нескольких футах от него служанка Кристия сидела спиной к нему, вышивая при дневном свете от двери.
Сдержав побуждение проведать сестер, Найл перенес внимание обратно на свое тело, сидящее на каменной скамье. Странно было снова оказаться в помещении башни, все равно, что вернуться из долгого путешествия или пройтись поутру по наполненной солнечным светом комнате. Усталость пропала, юноша почувствовал себя таким же бодрым, как при утреннем пробуждении. Это заставило его осознать, что усталость, главным образом, просто состояние ума.
Найл пересек комнату, вспомнив, что внизу его дожидается капитан и вскоре придется уходить. Затем, подумав о невероятном терпении пауков, он оставил эту мысль: гораздо важнее было узнать все, что можно, в магической комнате Йена Сефардеса.
Противоположное окно, как он и предполагал, выходило на Долину Мертвых, названную так после ужасного бедствия, случившегося в период правления Смертоносца-Повелителя Касиба Воителя. Квизиб Мудрый поведал Найлу о том, как когда-то огромная армия Касиба собиралась двинуться на Серые Горы, чтобы дать сражение Магу. Во время наступления пауков разразилась грандиозная буря, озеро вышло из берегов, и менее чем за минуту армия Касиба была уничтожена.
Найл уже видел долину с вершины скалы, но не ожидал, что этот вид может быть настолько захватывающим. Это окно, как и другое, похоже, оказывало легкое увеличивающее воздействие и делало цвета ярче. Когда он высунул голову наружу, этот эффект пропал: краски побледнели, вид также был далеко не таким впечатляющим.
Прямо под ним протекала восточная река, впадающая в озеро, которое выглядело очень глубоким и темным. Великая стена смотрелась как выстроенная только вчера — ему казалось, что он вот-вот увидит стоявших на страже вооруженных воинов. Он уже выяснил, как проверить, до какой степени это зависело от удивительных особенностей, присущих окну. Как только он это проделал, богатая расцветка пропала, а стена оказалась выщербленной непогодой и изъеденной веками.
Найл сосредоточился на сторожевой башне с недостающим зубцом, напоминающим сломанный клык, и потрескавшейся кладкой; когда он убрал голову обратно в комнату, башня полностью восстановилась и кладка выглядела нетронутой.
Было очевидно, что это окно также обладало способностью обращать его взгляд в прошлое. Как можно было выявить это? Найл сконцентрировал внимание до ощущения переключающего щелчка в мозгу. Внезапно долина наполнилась людьми и пауками, а стена была еще незавершенной. Все рабочие были голыми по пояс, кроме тех, кто был занят транспортировкой огромных камней. С высоты тысячи футов они походили на муравьев. Рабочими командовали пауки-волки, и внимание Найла привлекло то, что они были помельче, чем теперешние пауки, но все равно обладали поразительной силой, поскольку один из них тащил здоровенную каменную глыбу.
Юноша отметил, что выбитые в противоположной скальной поверхности жилища, в общем, выглядели так же, как и в настоящем. Задавшись вопросом, кто их сделал, он сфокусировался на ментальном усилии. Великая стена исчезла, а серо-голубые обиталища стали отчетливее и светлее. Вместо пустых дверных проемов там появились деревянные двери, и к скальной поверхности были приставлены основательно сколоченные лестницы. Он также мог видеть людей, передвигавшихся понизу или карабкавшихся по лестницам, хотя они были слишком далеко, чтобы рассмотреть их получше. Еще оно фокусирующее усилие позволило получить большее увеличение, как у бинокля, и он смог разглядеть, что эти пещерные люди носили грубую бурую одежду. У мужчин были покатые, но могучие плечи и бритые на лысо головы — юноша понял, что они были выбриты, поскольку многие имели бороды — а женщины были худы, хотя многие с большой грудью. Люди, которых он рассматривал — лысые и чисто выбритые — кого-то ему напоминали, но Найлу надо было взглянуть поближе, прежде, чем он вспомнил, кого именно.
Нос клювом и срезанный подбородок были такими же, как у убийцы, который покончил с собой, когда паук-клейковик обездвижил его. Другие тоже имели типичные черты лиц прислужников Мага.
Однако, в таком случае, почему жилища опустели? Возможно ли, что эти изначальные жители долины, которые превращали свои дома в крепости и наверняка втягивали лестницы с наступлением ночи, были завоеваны и выселены как пленники Мага?
Мозг Найла начал утомляться от размышлений. Он вышел из этого видения прошлого, высунув голову из окна, и вернулся к настоящему. Пора было уходить. За одно мгновение он узнал столько, сколько мог усвоить. Следующим этапом путешествия было возвращение тем же путем, которым он пришел.
Юноша выглянул из окна и осмотрел стену. У основания каждой сторожевой башни были двери, так что, он мог бы подняться на их вершины. Но как им спуститься на ту сторону?
И тут Найл вспомнил кое-что, усвоенное из разума Сефардеса. В башне был колокол, канат которого свешивался рядом с окном, из которого он выглядывал. На деле, он и сейчас был здесь, но такой обветшалый и потертый, что, казалось, не выдержит веса человека. Он взялся за канат и с силой дернул, надеясь оборвать его в месте прикрепления к колоколу. Вместо этого раздался громкий звон, прокатившийся по равнине, вызывая пронзительные крики вспугнутых птиц.
Найл отошел вглубь комнаты и дернул, что было сил. Единственным результатом был еще один звон, эхом отозвавшийся в скалах.
Неожиданно он бросил канат и чуть не опрокинулся на спину. Раздался звук, напоминающий многократно усиленное лягушачье кваканье, и перед окном пронеслось что-то огромное. Он тут же догадался, что это было одно из созданий, зовущихся птицами-уласами, поскольку оно обладало головой рептилии, похожей на черепашью. Он отступил к противоположному краю комнаты, когда тварь на лету врезалась в оконный проем. К счастью, ее размах крыльев не позволял ей проникнуть внутрь.
Найл осмотрелся в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить оружием, но ничего не нашел. Теперь он жалел, что оставил сумку с раздвижным стержнем далеко внизу. При следующей атаке твари удалось просунуть голову в комнату, и она оглядела человека маленькими красными глазками перед тем, как отлететь. Секундой позже удар о противоположное окно дал понять, что там была еще одна особь. Найл оглянулся на дверной проем во внезапном испуге и с облегчением убедился, что он немногим больше окон и, разумеется, не пропустит создание с двенадцатифутовым размахом крыльев.
Минутой позже его уверенность испарилась, так как одна из птиц вцепилась в подоконник и попыталась усесться на него. Ее волосатые лапы телесного цвета были до странного похожи на человеческие руки; они легко заняли все пространство оконного уступа. Найл бросился к птице, понимая, что если ей удастся закрепиться и сложить крылья, она может протиснуться сквозь оконный проем. Бросок юноши вынудил ее ударить крыльями о стену и сняться с места.
Другая птица попыталась пролезть в дверь, но, опять-таки, не сообразила попробовать протолкнуться со сложенными крыльями. Она цеплялась за проем, хлопая крыльями, и Найл вновь пожалел об отсутствии раздвижного стержня, поскольку грудь твари стала бы превосходной мишенью.
Птицы продолжали попытки одолеть вход еще около десяти минут, просовывая головы в окна и ударяя крыльями по стенам, потом утомились и улетели; когда стихло их хриплое кваканье, Найл забрался на ступеньки и проследил за их полетом над долиной. Его следующей мыслью было — надо как можно скорее спускаться с пика на случай, если они решат вернуться. Юношу тревожила мысль, что их отступление, возможно, имело целью выманить его наружу; но он разуверился в этом, вспомнив об их тупости.
Карабкаясь вниз, он заметил, что высота больше не страшит его, разве что в плане уязвимости в случае возвращения птиц. Найл спустился по ступеням до лежащей внизу сумки так же уверенно, как по лестнице, подгоняемый воспоминаниями о расплющенном животном с раздробленными костями, которое видел утром. Внизу он решил убрать сандалии в рюкзак: босые ноги давали лучшее сцепление со скалой. Затем он поспешил вниз по покатой тропе, вздохнув с облегчением, когда достиг первой площадки, где вторая комната могла обеспечить убежище в случае нападения. Но небо оставалось чистым, и он почувствовал, что на остатке спуска может сбавить шаг.