Сильно нервничая и машинально поглощая мороженое у себя в машине, Мэри Чан Янг увидела, как две одинаковые немецкие машины остановились не более чем в сорока футах от того места, где она сидела.
Потом она увидела, как четверо почти одинаковых мужчин в дорогой одежде вышли из машин, расправили затекшие мускулы и принялись осматривать окружающее холодными, невыразительными глазами, почему-то напомнившими ей о Джимми Ли.
И она заметила легкие, но многозначительные выпуклости у каждого из мужчин на груди и на бедре — безошибочные признаки их профессии.
Мэри Янг никогда не видела прежде этих четверых, но она знала их не хуже, чем то, что находится у нее под кожей. Ее не обманули дорогая спортивная одежда и камеры. Сегодня у них был один из обычных рабочих дней, и сюда они прибыли работать. И она знала, как никогда уверенно и точно, что причиной их появления был ее телефонный звонок.
Мэри внезапно стало плохо.
Когда четверо туристов покинули стоянку и принялись бродить по близлежащим улицам, она последовала за ними на безопасном расстоянии.
Она видела, как они, разделившись на пары, заходили в магазины и, по-видимому, задавали там много вопросов. Сделали несколько мелких покупок, в том числе приобрели карту, пару плакатов, свернутых в трубку, и некоторое количество цветных открыток.
Остановились, развернули карту, собрались вокруг нее и несколько минут что-то обсуждали.
Вернулись к “мерседесам” и уехали со стоянки. На этот раз в одной из машин сидело трое, а в другой — один.
Мэри села в свою машину и поехала за ними. Ничего другого она не придумала и вообще не представляла себе, что станет делать дальше. Ей просто казалось правильным не упускать их из виду.
Доехав до развилки, тот, кто был в машине один, свернул влево, на дорогу, которая вела из города по берегу моря. Машина с тремя мужчинами сделала правый поворот и направилась к дому Уолтерсов, а Мэри села ей на хвост.
Когда они подъехали к дому номер 14 на Виа Контесса, Мэри слегка увеличила скорость и приблизилась к “мерседесу”, который притормозил у дома почти до полной остановки на несколько секунд, а потом стал подниматься вверх по извилистой дороге и скрылся из виду.
Направляется в тупик, решила Мэри.
Если у нее и были раньше хоть какие-то сомнения, то теперь они исчезли.
Доехав до номера 14, она втиснула свою машину рядом с машиной Джьянни, взбежала по ступенькам ко входу в дом как можно быстрее и постучала в дверь.
Дверь отворилась почти мгновенно.
Мэри Янг смотрела на светловолосого, голубоглазого бородатого мужчину — и не узнавала его.
Потом она увидела направленный ей в грудь пистолет.
— Входи же, Мэри, — сказал Витторио Батталья. — Присоединяйся к компании.
Человек, ехавший в машине один, молодой темноволосый сицилиец по имени Доменико, остановил машину на живописной площадке, нависшей над морем у поворота дороги. Городок остался позади всего в нескольких сотнях ярдов.
Чуть ниже Доменико увидел развалины старинной мавританской башни, о которой рассказал ему владелец одного из магазинов в Позитано, и начал спускаться к ней. Дорога оказалась неровная, пробитая в каменистом грунте, и Доменико шел очень осторожно, особенно оберегая свои новенькие кожаные туфли от Гуччи.
Поблизости от башни он услыхал удары волн о скалы и крики чаек, но пока еще ничего не видел. Этот дурацкий крохобор знать не знал, о чем болтает. Амальфийцы. Все они дерьмоеды. Другие ему еще не попадались.
Доменико протиснулся мимо кривого рожкового дерева — и увидел мальчика.
Это был некрупный мальчуган с такими худыми руками и ногами, что Доменико сразу вспомнил своего братишку, каким тот был перед тем, как его расплющил, словно пиццу, бензовоз. А этот мальчик стоял к Доменико спиной у мольберта и рисовал. Полотно было закончено лишь наполовину, но Доменико оно казалось прекрасным, полным жизни. Вода сверкает, а солнце на скалах сияет так, что хочется зажмурить глаза. Трудно было поверить, что такое мог изобразить на полотне совсем еще ребенок.
— Эй!
Мальчик обернулся.
— Ты Поли? — спросил Доменико по-итальянски.
Поли кивнул. Доменико улыбнулся:
— Это великолепная картина. Я не смог бы сделать ничего похожего, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
Поли поглядел на Доменико своими серьезными глазами:
— Откуда вы узнали, как меня зовут?
— Твои мама и папа просили меня заехать за тобой. Они очень торопились, чтобы вовремя успеть в гости. Меня зовут Дом.
— К тому в гости?
— На прием в доме у моего дяди. Они об этом забыли и только теперь вспомнили.
— Они хотят, чтобы я тоже поехал на прием? — нахмурился Поли.
— Они думают, что ты получишь большое удовольствие от всех замечательных картин, которые там есть. Не говоря уже о нескольких знаменитых художниках.
Поли стоял, широко раскрыв глаза. Он держал в руках палитру и кисти, и пальцы у него то сжимались крепче, то расслаблялись. Губы пересохли, он облизнул их.
— Ну, в чем дело, Поли?
— Я думаю, что все это брехня.
— Слушай, мальчик не должен так разговаривать. Это невежливо.
— Я вас не знаю, мистер. Мама и папа не пошлют за мной человека, которого я не знаю. Кто вы такой? Один из тех подонков, которые обманывают мальчиков? Заманивают их?
— Ну ты и парень, — рассмеялся Доменико. — Крутой. У меня был когда-то брат, такой же крутой, как ты. До тех пор, пока его не переехал бензовоз. И он перестал быть крутым.
Поли внезапно испугался. Что, если это настоящий мафиозо? Поли видел только ненастоящих — по телевизору или в кино и не мог определить, настоящий ли этот? Он не похож на гангстера. Вид у него даже приятный. И говорит приятно, и смеется. Как будто ему весело и хорошо. Но ведь гангстеры бывают разные.
— Ну так что ты скажешь, Поли? Поедешь на прием?
От страха, что голос у него сорвется, Поли только молча помотал головой.
— Ты, я вижу, упрямый, а? — Доменико передернул плечами. — Ну ладно. Тогда оставайся и заканчивай свою картину. Она у тебя прекрасно получается. Если не возражаешь, я постою минутку и посмотрю.
Чувствуя, как у него дрожат колени, Поли повернулся и нанес на небо на картине мазок чистой голубой и пурпурной красок.
Потом его вдруг ослепила вспышка поистине яркого света, а картина и вообще все кругом исчезло.
Доменико подхватил мальчика, когда тот падал, и Пол не ударился о землю. Если бы он упал, то поранился бы об острые камни, которых полно валялось под ногами. Доменико не хотел, чтобы этот совсем особенный мальчик испытал ненужные страдания.
Трое мужчин во втором “мерседесе” припарковались в дальнем конце тупика, замыкавшего Виа Контесса. Им было о чем подумать и что решить после того, как они проехали мимо дома номер 14.
Дом как таковой не представлял проблем. Он находился на достаточно большом расстоянии от ближайших соседей, был окружен деревьями и кустарником и к тому же стоял у извилистой дороги — стало быть, из других домов его не видно. Не много шансов и на то, что кто-то увидит, как “туристы” туда входят. Впрочем, есть одно осложнение: третья машина на площадке перед домом. Значит, у хозяев по меньшей мере один, а, может, и больше посетителей. Не так страшно для проведения операции, но тем не менее это следует учитывать. Время тоже существенно. По крайней мере они знали, что мальчика в доме нет и Доменико с ним управится. Мало ли что. Если дело пойдет не так, как надо, парнишка будет надежным заложником.
Все это они обсуждали минут пятнадцать, не больше. Покинув тупик, поехали снова на Виа Контесса, охваченные тем возбуждением, которое неизбежно вызывают подобные дела. Настроение у них было боевое. Может, третья машина уже уехала.
Возле дома номер 14 “мерседес” замедлил ход.
Третья машина была еще там. И появилась четвертая.
Негромко ругаясь, они миновали дом и двинулись по направлению к городу.
Глава 32
Дом номер 14 по Виа Контесса уже подготовился к осаде. Охранная сигнализация включена, двери заперты, окна закрыты, жалюзи опущены, а все, кто находился в доме, вооружены.
Питер Уолтерс минут пятнадцать беспокойно поглядывал на дорогу и наконец увидел серый “мерседес”, спускающийся с горы. Питер наблюдал, как машина подъехала и притормозила возле его дома, почти совсем остановившись, потом вновь набрала скорость и скрылась за поворотом.
На всякий случай он минут двадцать после этого удерживал всех в состоянии боевой готовности. Когда стало ясно, что мужчины в “мерседесе” не собираются возвращаться немедленно, он сказал остальным, чтобы они выпили кофе и постарались хоть ненадолго расслабиться. Сам он остался на страже у окна.
Питер почти жалел, что “мерседес” проехал мимо. В известной мере было бы проще встретиться с опасностью немедленно. Забывая об угрозе, он всегда предпочитал прямое нападение. Это ему лучше всего удавалось. А сейчас оставалось только думать да гадать. Для Питера напряжение началось с того момента, как Джьянни постучался к нему в дверь и в один миг перевернул вверх дном его собственное существование и жизнь его семьи.
Неужели это произошло всего час назад? Причем половину этого времени он и Пегги сидели и слушали собрание жутких рассказов Джьянни, и свинцовая тяжесть легла Питеру на грудь, а горло сжимало словно удавкой.
Все, что Джьянни мог сделать в конечном итоге, — это загадать куда больше загадок, чем он мог разгадать, и поставить немало таких вопросов, на которые Питер не знал даже приблизительных ответов.
Чего, черт побери, надо от него ФБР? Что он такое мог сделать после более чем девяти лет спокойного забвения, чтобы превратиться в угрозу для национальной безопасности? Правда, Кортланд предупреждал его о том, что ФБР за ним охотится. Но ужасные рассказы Джьянни — это уже более чем просто предупреждение.
А эти четверо в двух “мерседесах”, о которых с тревогой рассказывала Мэри? Кто они такие? Еще агенты ФБР? Интерпол? Или просто люди независимого синдиката, присоединившиеся к охоте ради собственного удовольствия и собственной выгоды?
Но еще больше настораживает и пугает другое: как, откуда эти четыре красавчика узнали, что он живет в Позитано под именем Уолтерса, и подъехали прямо к дверям его дома? Может ли быть чистым совпадением то, что они сюда явились не позже чем через час после того, как в город приехали Джьянни и Мэри?
Если что и помогло ему выжить все двадцать лет, пока он занимался своей опаснейшей работой, так это отсутствие веры в совпадения. В тех случаях, когда происходили странные, вроде бы необъяснимые вещи, они, как правило, были связаны между собой. А это значит, что либо Джьянни и Мэри с самого начала находились под наблюдением, либо один из них стал осведомителем.
Еще одна головоломка в их растущей коллекции. Но тут он подумал: идиот, вернись к истокам, к самому началу!
— Джьянни, подежурь у окна вместо меня, — попросил он, чтобы сделать телефонный звонок, о котором не раз подумывал в течение почти что десяти последних лет.
Как ни странно, он помнил номер Майка. Он решил, что разгадку фокуса-покуса искать надо где-то там. Но после двух безответных звонков подключился представитель телефонной компании и сообщил, что номер больше не обслуживается.
Питер сидел, тупо уставившись на телефонный аппарат. И тут ему вспомнилось, что у его друга-пилота был брат Арти, который жил там же, на Лонг-Айленде. Питер попросил телефонистку найти нужный номер и позвонить по нему.
Ответил мужчина.
— Это Арти Киган? — спросил Питер.
— Да. А кто говорит?
— Моя фамилия Томпсон, мистер Киган. Ваш брат Майк раньше работал для меня как пилот.
— Да?
— Я пытался дозвониться ему по старому номеру, но он отключен. Я подумал, может, вы дадите мне новый номер, чтобы я мог позвонить Майку.
— Я бы этого хотел, — не то с негромким стоном, не то со вздохом произнес Киган. — Но Майка больше нет.
— Нет?
— Мой брат мертв, мистер Томпсон.
Питер несколько секунд сидел и слушал глухое гудение, не в силах разобрать, то ли оно идет по проводам, то ли раздается у него в голове.
— Простите, я не знал. Когда он умер?
— Около двух недель назад. Такое несчастье. Я виделся с ним буквально в тот вечер. А потом ба-бах! Погиб через несколько часов. И жена вместе с ним. И дом, и вообще все погибло, словно ничего там и не было никогда.
— Господи Иисусе, как же это случилось?
— Пожарники сказали, что взорвался баллон пропана. Мол, никогда не следует хранить их в подвале. Я просто не понимаю. Майк никогда не держал в подвале газовый баллон. Он был не настолько глуп.
Уолтерс выразил соболезнование и повесил трубку.
Две недели назад. Как раз в то время, когда фэбээровцы начали преследовать Джьянни и Мэри, чтобы узнать у них, где я.
Еще одно совпадение, в которое он ни на секунду не поверил.
Но где же связь?
Одно ясно. Кроме Пегги и него самого, только Майк знал, что Айрин Хоппер не погибла в авиакатастрофе.
Может, из-за этого и взорвали Майка и его жену?
Может. Но с какой стати ФБР?
А кто еще?
Что, если тот, по чьей просьбе Дон Донатти послал меня убрать Пегги, когда она была Айрин Хоппер?
Прекрасно. Но кто он такой?
На дальнейшее его воображения не хватало, и Витторио вернулся к остальным.
Джьянни и Мэри Янг все еще дежурили в гостиной у окон и наблюдали за дорогой.
Пегги сидела одна в кухне, поглядывая на задний двор. Автоматический пистолет, который дал ей Питер, выглядел у нее в руках словно новенькая игрушка. Он сел рядом с ней. Прядь волос, как всегда, упала ей на глаза, и она отвела ее со лба.
— Я только что пытался дозвониться Майку на Лонг-Айленд, — заговорил Питер так тихо, чтобы слышала только она. — Не дозвонился и позвонил его брату. Выходит, что Майка и его жену взорвали две недели назад. По моим соображениям, их убрал тот, кто в свое время хотел убрать тебя. Единственный человек, который его знает, — это мой бывший босс. Он дал мне задание и отправил его выполнять.
И я, подумала Пегги. Нас двое, знающих, кто он такой.
Она подумала об этом спокойно, холодно, хотя впервые определила это так четко для себя. Даже для себя. И было некое особое чувство облегчения в том, что она оказалась способной на это. После стольких лет сублимированного страха, после бесконечных размышлений о том, как быть, когда оно придет, это мгновение ужаса, больше ни о чем не надо было размышлять. Она знала.
И все оказалось очень просто. Абсолютно ничто не могло заставить ее раздеться догола и ощутить себя грязным моральным уродом в глазах мужа.
Но стоит ли из-за этого умирать?
До смерти пока еще не дошло. И, возможно, так и не дойдет.
А если бы дошло?
Вот тогда и нужно будет решать. Потом.
Когда Поли не вернулся домой в половине пятого, Питер отправился за ним. Нельзя сказать, чтобы он особенно беспокоился. Если свет был хорош и держался долго, а работа шла успешно, сын редко возвращался раньше пяти. Однако в связи с назревающими событиями Питер считал, что вся семья должна быть в сборе.
И он пошел.
Самое дальнее из обычных для Поли мест, где он любил рисовать, находилось на расстоянии хорошей прогулки, а Витторио Батталья, как он теперь стал снова называть себя в уме, хотел, чтобы его машина по-прежнему оставалась перед домом. Он решил, что припаркованные на площадке четыре машины скорее всего и удержали людей в “мерседесе” от остановки возле дома, когда они проезжали мимо в последний раз. Он представлял себе, что в следующий раз они появятся перед наступлением темноты или сразу после этого, и тогда уже станут решать, как действовать.
Десятью минутами позже Витторио Батталья увидел мольберт, холст и коробку с красками возле мавританской башни. Не увидел он только своего сына.
Первым долгом он взглянул на воду. Поли было строго запрещено купаться возле скал одному, но Витторио полагал, что он нередко нарушает запрет.
Витторио стоял на скале и смотрел на пустынную поверхность моря. Начинался прилив, и он слышал мягкие удары волн о камни и ощущал на лице холодные брызги.
Он закрыл глаза.
Полминуты он простоял неподвижно. Только грудь мерно поднималась и опускалась от дыхания.
Потом очень медленно наступил спазм. Что-то сильно стиснуло в глубине груди. Отпустило. Снова стиснуло…
Потом он осторожно собрал вещи Поли и пошел домой.
Глава 33
— Боже, — произнесла Пегги Уолтерс.
Она стояла одна возле окна, выходящего на улицу, но едва она заговорила, Джьянни и Мэри подошли и остановились рядом с ней. И увидели, как Витторио поднимается по ступенькам к двери, держа в руках вещи Поли.
Пегги выбежала встретить его, глянула близко ему в лицо — и похолодела. Попыталась что-то сказать, но слова не шли с языка. Она потянулась за сложенным алюминиевым мольбертом Поли, взяла его из руки мужа и стала молча смотреть на этот мольберт. Ее молчание повисло в воздухе и заставило всех оцепенеть.
Витторио внезапно покраснел — он понял свою ошибку. Не следовало приносить вещи домой. Надо было спрятать их где-нибудь и сочинить историю о том, что Поли пошел обедать к друзьям. Но его собственные демоны рвали ему душу, да и никакая игра, никакой обман не могли тянуться долго. В лучшем случае он скрыл бы правду на короткий срок.
— Его просто не оказалось на месте, — заговорил Витторио. — Возможно, за чем-нибудь пошел в город. Или убежал куда-то с приятелем. Может, все обойдется, Пег.
Она кивнула, а Витторио, пристально глядя ей в лицо, видел, как оцепенелость медленно сменяется скорбью.
Витторио осторожно положил вещи своего сына. Взял в рот сигарету и зажег ее. Руки его двигались медленно, красиво и уверенно. Джьянни и Мэри Янг следили за ним. Однако он словно бы находился где-то вдали отсюда, погруженный в то, что помогало ему соединить и осмыслить отдельные куски его жизни.
Наконец он взглянул на Гарецки.
— Помоги мне убрать с глаз пару машин, — попросил он.
Они вышли из дома и вместе спустились по лестнице.
— Теперь они уже скоро явятся, — сказал Витторио.
— Откуда ты знаешь?
— Они захотят быть здесь до того, как я обнаружу, что они похитили моего сына.
— Ты в самом деле считаешь, что они его похитили?
— А ты?
— Но ведь это твоя беда, а не моя.
— Возможно, она станет и твоей, — возразил Витторио. — Слишком легко ты меня отыскал.
Они подошли к машинам, и Витторио сел в одну из них.
— Господи, как мне жаль, что все это так закрутилось, — сказал Джьянни.
Витторио промолчал.
— Я просто поверить не могу, что кто-то мог засечь нас и сесть нам на хвост. Я был настороже каждую секунду. И Мэри тоже. — Джьянни посмотрел на своего друга с беспомощным выражением. — Я просто оказался не таким хитрым, каким себя считал. Они дали мне волю, и я погубил нас всех.
Батталья повернул ключ в зажигании и включил мотор.
— Теперь это уже история. Забудь. Давай-ка спрячем две машины. Спектакль еще далеко не кончен.
Они все сделали и через пять минут вернулись в дом.
А менее чем за полмили отсюда, в лесной чаще, мужчины в двух “мерседесах” завершали свои последние приготовления.
Незадолго до этого сильный полевой бинокль показал им, что двух лишних машин уже нет около дома номер 14 по Виа Контесса. Гости наверняка уехали. Именно они и составляли до сих пор единственную реальную помеху всему делу. Теперь все пойдет по хорошо отработанному стандарту.
Но они были все четверо опытными профессионалами высокого класса и ничто не принимали как само собой разумеющееся.
Еще один предмет особых забот, мальчик Поли, мирно спал на заднем сиденье под воздействием хорошей дозы пентотала. Спать ему предстояло по крайней мере несколько часов. Это имело значение. Если бы он вернулся в дом во время сложной операции, все могло пойти насмарку.
Сол, руководивший операцией, решил, что в каждую машину усядутся двое. Сол и Фрэнки поднимутся к дому и постучатся в дверь как пара заблудившихся туристов, которые хотят узнать дорогу. Уолтерсы вряд ли что-то заподозрят — нет для этого причин, а оружие следует использовать только в том случае, если придется преодолевать сопротивление при входе в дом, ну и для контроля над ситуацией, конечно. Никакой стрельбы: ни в стенах, ни в телах не должны быть обнаружены пули. Уолтерсов нужно просто нокаутировать и отнести в одну из их собственных машин.
На всю операцию — со входом и выходом — отводится шесть-семь минут, не больше.
Тем временем Доменико и Тони во втором “мерседесе”, где находился и мальчик, будут ждать, остановившись на расстоянии нескольких сотен ярдов ниже по дороге. Если все в доме пройдет, как было запланировано, они просто последуют за Солом, который поведет первый “мерседес”, и за Фрэнки, который сядет за руль машины Уолтерсов, к заранее выбранному месту возле скал Равелло. Если в доме дело пойдет не так, если Доменико и Тони засекут там какую-то неурядицу, тогда они должны поскорее убраться отсюда и связаться с Доном Равенелли для получения дальнейших инструкций.
К шести часам вечера, дважды обсудив каждую деталь будущих действий, они были готовы начать.
Глава 34
Из-за разницы во времени на шесть часов в Вашингтоне был теперь ровно полдень, и человек, ответственный за все то, что происходило в Позитано, Генри Дарнинг, остался дома дожидаться результатов.
По чистейшей случайности некий мужчина и некая женщина обладали властью над его дальнейшей жизнью, и поэтому должны были умереть. Это уже произошло с другими и вполне может произойти еще с кем-то. По обычным человеческим меркам охрана его личности становилась делом весьма дорогостоящим.
Стоит ли игра свеч?
Министр юстиции даже смог улыбнуться. Не для тех, кто выигрывал смерть, подумал он.
На самом деле Дарнингу было невесело, и он пытался воздать им хоть чем-то. Но ничего не нашел за душой, кроме жалкой, бледной шутки. Вот он тут, глава министерства юстиции всех Соединенных Штатов, и не может он дать справедливость собственным несчастным жертвам.
Самое большее, что он мог сделать, — это вздохнуть.
А что будет с его любимой, с его призрачной возлюбленной Мэри Янг? Вняла ли она его предупреждению не ездить в Позитано по меньшей мере двадцать четыре часа? Или она и Джьянни Гарецки явились туда как раз вовремя, чтобы умереть вместе с Айрин Хоппер и Витторио Баттальей?
Дарнинг питал глубочайшую надежду, что это не так. Это было бы поистине душераздирающей потерей.
Как сильно она овладела его душой. Он никогда не встречал ее, ни разу не видел, не ощутил, не познал сладость ее плоти — и тем не менее день ото дня чувствовал, как растет ее обаяние.
Он запросил и получил от Брайана Уэйна еще один пакет о ней, помеченный как продолжение материала из отдела секретной проверки и расследований. В сопроводительном письме было сказано, что пакет содержит ранние видеозаписи объекта в возрасте восемнадцати лет.
Дарнинг пока еще не просматривал их, но собирался это сделать. Можно начать, пока он ждет известий от Донатти. Он мог таким образом отвлечься. Насколько он мог помнить, секс, начиная со времени пубертации, всегда оставался для него любимым и легкодоступным отвлекающим и возбуждающим средством, чем-то вроде наркотика. В этом отношении Дарнинг не менялся. Да и к чему? Это, безусловно, оставалось гораздо менее вредным и гораздо более долго действующим средством, чем наркотики и алкоголь.
— Ну же, Мэри Янг, приди… отвлеки меня.
Всего нескольких негромких слов оказалось достаточно, чтобы в нем вспыхнула искра.
Дарнинг опустил жалюзи и затемнил кабинет. Налил себе водки; выбрал и установил кассету из последних материалов о Мэри Янг, полученных из ФБР. Откинулся на мягкой кожаной тахте и ушел в мир либидо, где он чувствовал себя королем.
Кассета начала крутиться.
Порнографическая основа видеофильма была слегка замаскирована элементарным социальным сюжетиком, по ходу которого Мэри Янг играла роль школьницы-старшеклассницы, девушки азиатского происхождения, первое романтическое чувство которой было разрушено родителями ее белого возлюбленного, наделенными расовыми предубеждениями.
Выплакавшись на сон грядущий, Мэри видит во сне более добрый и более терпимый мир, в котором цвет кожи не играет никакой роли и только любовь имеет значение.
Генри Дарнинг начал смотреть, как по-девичьи гибкая восемнадцатилетняя Мэри страстно исполняет свою победную сексуальную песнь братству мужчин — нагих сияющих тел с черной, белой и желтой кожей.
Одновременно.
Такое очаровательное цветущее дитя… с белым венком на голове… она отдавалась трем мужчинам одновременно в непристойнейших тройных играх и делала это самым чистым, великолепным, простосердечным образом.
Она обладала даром, если не истинным призванием.
Она в полном смысле слова играла. Она была музыкальна, ее губы исполняли мелодии на прелестных деревянных духовых инструментах. Ее язык нашептывал и во сне не снившиеся тайны.
Распростертая на огромной кровати, она была живым воплощением всеобщей любви.
Она рождалась заново каждое мгновение.
Спортсменка, достойная золотой медали, чувственная гимнастка, гордая своим умением. Ее разнокожие любовники обладали ею так, как никем и никогда не будут обладать больше.