Ван Ластбадер Эрик. Глаза Ангела

   Хонно решила пойти к Гиину одна, хотя Большой Эзу изъявил настойчивое желание сопровождать ее. По правде говоря, ей вовсе не хотелось, чтобы при свидании с человеком, которого она не видела уже десять лет и с которым ее связывали особые отношения, присутствовали посторонние, а уж тем более глава преступного клана.
   Хонно пришла к нему в офис во второй половине дня, когда все лекции в университете закончились. Пока она стояла в приемной, а секретарша Гиина в соседнем кабинете сообщала шефу о посетительнице, Хонно внезапно почувствовала сильную слабость в ногах и волнение, словно через секунду она должна была предстать перед строгим судьей, который может спросить ее: "Что ж, дорогая, расскажи, чего ты добилась в своей жизни за эти десять лет, с тех пор, как бросила меня?" В действительности все произошло иначе.
   Хонно вошла в малюсенький квадратный кабинетик, доверху заполненный книгами, стопками бумаг, связками гранок, толстыми рефератами, где не было окон и нечем было дышать. Гиин сидел за огромным письменным столом, сортируя контрольные работы студентов, одетый в какой-то безликий темный костюм. На поседевшей голове выделялся аккуратный пробор, а глаза были скрыты за поблескивающими в тусклом электрическом свете стеклами круглых очков. Он даже не поднял головы, когда появилась Хонно, и ей это не понравилось. Она была задета подобным обращением. Однако, поразмыслив немного, она пришла к выводу, что эта встреча, возможно, причиняет ему боль. Она вспомнила, как бросила его, резко, без единого слова объяснения, без последнего "прости", хотя обещала выйти за него замуж. Он познакомил ее со своими родителями, со своими друзьями, а она... Хуже всего было то, что Хонно не пожелала даже ничего ему объяснить. Как она могла сказать ему, что не собирается становиться женой игрока? Она бы и его обидела, и себя.
   Хонно внимательно рассматривала Гиина, раскладывающего по порядку работы студентов, вряд ли способных оценить его гениальность, и щеки ее горели. Тихонечко она села на стул и ждала, пока профессор философии закончит возиться с бумагами. Наконец, выждав довольно долгое время, Гиин обратился к гостье:
   - Я слышал, ты вышла замуж. Ты счастлива?
   - Да, очень, - с воодушевлением ответила Хонно, но вовремя себя одернула, - то есть, я хочу сказать, что Эйкиси Кансей неплохой муж.
   Гиин поднял голову и посмотрел на нее таким пронизывающим насквозь взглядом, что Хонно поежилась. На какое-то мгновение она пожалела, что не взяла с собой
   Большого Эзу. Но потом она отбросила в сторону и гнев и стыд, и сделала бесстрастное, ничего не выражающее лицо, - подобно всем японцам, она чуть ли не с момента рождения научилась прятать свои переживания за маской спокойствия и равнодушия.
   - Я рада видеть тебя, Гиин.
   - Давно мы не виделись, много воды утекло с тех пор.
   - А как у тебя дела, как жизнь?
   Гиин обвел рукой вокруг себя, показывая на стены кабинетика.
   - Как видишь. Здесь проходит моя жизнь.
   - Ты женился?
   - После твоего внезапного бегства у меня пропало желание это делать.
   - Я... - Хонно не представляла, о чем ей говорить. Она знала теперь наверняка, что причиненная ею обида у него еще не прошла. Гиин имел полное право сердиться.
   - Я рад за тебя, рад, что ты определилась, - произнес Гиин более веселым тоном. - Я помню тебя такой потерянной, такой застенчивой, несчастной. Мне так хотелось помочь тебе, но, к сожалению, мне не удалось подобрать ключик к твоей душе.
   Он улыбнулся, и перед Хонно вновь предстал тот самый человек, которого она знала много лет назад.
   - Смешно, правда? Забавно, что я не смог разгадать тебя, а ведь у меня такой огромный опыт по разгадыванию криптограмм, шифров, решению математических задач. Я справлялся со сложнейшими заданиями, но людские души не подвластны мне, в них я не разбираюсь так хорошо, как в формулах и загадочных закорючках. Может быть, поэтому у нас и не вышло ничего хорошего, а?
   - Может быть, - опустив голову, ответила Хонно.
   - Знаешь, я потому и пошел в университет, что здесь мне приходится общаться с людьми. Я осознал свои ошибки, промахи, и теперь вот пытаюсь исправить их. Хочу изменить себя.
   Хонно ничего не ответила, и он продолжал:
   - Давай поужинаем вместе? Ты не против? Спасибо. Извини, я сначала вел себя довольно грубо, но это потому, что я не мог справиться со своими чувствами, печальные воспоминания разом нахлынули на меня.
   Хонно заставила себя посмотреть в глаза Гиину.
   - Ты знаешь, - словно отвечая на ее вопрос, сказал он, - я ведь бросил играть. Понял, что глубоко увяз и рискую сломать себе жизнь. Из-за своей гибельной страсти я потерял работу, многих друзей. Я посмотрел на себя со стороны и ужаснулся, увидев, что неумолимо качусь вниз. И знаешь, о ком я подумал в первую очередь? О тебе. Я был благодарен тебе за то, что ты меня бросила. Иначе тебе пришлось бы стать свидетельницей моего падения, ты бы страдала со мной, и я бы никогда себе не простил, если бы подобное случилось.
   - Я и не знаю, что тебе ответить, - в замешательстве сказала Хонно, и это была истинная правда. Неожиданная исповедь Гиина застала ее врасплох. Мысли ее разбежались, а в чувствах разобраться было вообще невозможно. Одно она знала наверняка - Гиин ей до сих пор нравился! Вот ужас-то! Она бы хотела подавить это в себе, но не смогла. Попробовала подумать о муже, о своем счастливом браке. Не помогло. С удивлением и радостью Хонно обнаружила, что Гиин по-прежнему любит ее, и от этой мысли сердце ее предательски забилось.
   - Не говори ничего, - нежно попросил Гиин, с любовью глядя на Хонно, довольно и того, что ты сидишь здесь, и я могу тобой любоваться.
   - Что вы сделали! - в гневе кричал Большой Эзу.
   - Да, я отдала ему тетради с шифрованными записями, - просто ответила Хонно.
   - Бред какой, поверить не могу!
   Разговор происходил на следующий вечер в доме Большого Эзу.
   - Но именно это я и собиралась сделать. Мы же с вами договорились.
   - Мы договорились, что вы скажете ему о существовании этих тетрадей и спросите, возьмется ли он расшифровать записи.
   - Он согласился расшифровать их. И перестаньте на меня кричать.
   - Я перестану кричать, - вопил Большой Эзу, - когда мы получим тетради обратно!
   - Вы не видели Гиина. Он изменился. Он перестал играть. Поэтому я и дала ему тетради.
   - Что-то ваши глаза, Хонно, подозрительно блестят. Это отвратительно, знаете ли.
   Хонно рассмеялась.
   - А вы что, завидуете? Вам не все равно? И кто вам дал право так со мной разговаривать!
   - Я? Завидую? Кому, этому проигравшемуся неудачнику?
   - Он больше не играет в азартные игры, - твердо ответила Хонно.
   Большой Эзу сощурил глаза.
   - Откуда у вас такая уверенность?
   - Гиин сам мне сказал. Он признался...
   - И вы, наивное создание, поверили ему? - простонал Большой Эзу, схватившись в отчаянии за голову.
   - Разумеется, поверила. А почему...
   - Дура!
   - Да как вы сме...
   - Дура вы, госпожа Кансей, вот вы кто.
   Смущенная и сердитая, Хонно попросила:
   - Вас не затруднит объяснить мне, что вы имеете в виду?
   - Все очень просто. Он вас одурачил.
   - Вы ошибаетесь, - возразила Хонно. - Я давно знаю Гиина.
   - А я знаю игроков, - отпарировал Большой Эзу. - Они не меняются, понимаете? Никогда. Они только уверяют вас, что они изменились и бросили играть. Да... Боюсь, госпожа Кансей, вы не очень большой знаток человеческой натуры, и вам придется многому научиться.
   - Если вы не будете переходить на личности, то хорошо поступите. Зачем вы делаете ненужные обобщения?
   - Я хочу убедить вас в своей правоте. Вы знаете, где живет Гиин?
   Хонно кивнула. - Тогда пошли к нему домой.
   - Как, сейчас?
   - Да, сейчас! - рявкнул Большой Эзу и, схватив Хонно за руку, вышел вместе с ней из кабинета.
   - Дома никого нет, - сказала Хонно, в третий раз звоня в дверь квартиры Гиина. - Он, наверное, вышел поужинать.
   Большой Эзу усмехнулся.
   - Конечно, поужинать, куда же еще? - Он вытащил из кармана длинный кусок металла - отмычку - и стал открывать замок.
   - Что вы делаете? - ужаснулась Хонно.
   - Ничего особенного, - ответил ей Большой Эзу, поворачивая круглую ручку и открывая дверь.
   Они вошли внутрь, и Хонно сухо поинтересовалась:
   - Разве подобные вещи не запрещены законом?
   - Если и запрещены, то я об этом ничего не знаю.
   Большой Эзу закрыл дверь и включил в прихожей свет. Хонно чуть не задохнулась от изумления.
   - Черт! - воскликнул Большой Эзу.
   Квартира была перевернута вверх дном. Двери шкафов открыты, ящики выдвинуты, их содержимое в беспорядке разбросано по полу. Подушки вспороты, часть ковров изрезана. Все три комнаты находились в состоянии полного хаоса.
   - Боже мой, что же здесь произошло?
   - Ни Гиина, ни тетрадей, - с горечью констатировал Большой Эзу. Исчезли. Отлично, госпожа Кансей.
   Хонно была близка к обмороку.
   - Теперь вы видите, что глубоко заблуждались на счет Гиина? Как вы могли его подозревать? Его кто-то похитил вместе со злосчастными тетрадями. Господи, господи, зачем я втравила его в эту историю? Его же могут убить!
   Сердце ее сжалось от страха и горя, и она, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась. Она плакала о своем бывшем женихе, о себе, о безвозвратно ушедшем прошлом.
   - Ну как, понравилось тебе у моих родителей? - спросил Марс Ирину. Не скучала?
   - Ни одной минуты. Было просто чудесно, правда.
   Они разговаривали в курительной комнате пыльного фойе старого МХАТа, во время антракта. Ирина сразу узнала Наташу Маякову, как только та вышла на сцену, В гриме Наташа выглядела старше и чем-то напоминала Ирине французскую актрису в одном из фильмов, который она контрабандой привезла из поездки в Америку. Ирину переполняла такая ненависть к Маяковой, что она готова была испепелить ее взглядом, если бы могла. И почему эта актриса вызывает у нее такую ярость? Разве Валерий так много для нее значит, что она бешено ревнует его к этой красивой блондинке? Как бы там ни было на самом деле, весь первый акт Ирина просидела в напряжении и с облегчением услышала звонок, означавший, что наступил антракт.
   - Мои старики иногда бывают занудными, но замечаю это только я, продолжал говорить Марс.
   - А ты похож на мать. Она у тебя женщина сильная и к тому же прекрасная хозяйка. А я слабая, а уж хозяйство - совсем не моя стихия.
   - Наверное, ты не создана для семейной жизни, - ответил Марс, - душа у тебя беспокойная, характер непоседливый. Домохозяйка из тебя не получится, факт.
   Они поговорили еще о пьесе, постановке, актерской игре. Ирина вскользь упомянула Наташу Маякову, игравшую в "Трех сестрах" Ирину, желая выяснить, произвела ли актриса какое-нибудь впечатление на Марса, но он сделал в адрес Маяковой какое-то ничего не значащее замечание. Затем отпустил веселую шутку, и Ирина от души рассмеялась. Вдруг она почувствовала себя очень неуютно, осознав, что была готова выболтать Марсу о своем знакомстве с Валерием, встрече с ним у магазина "Дружба", его свидании с актрисой и предательстве по отношению к ней, Ирине. Какой кошмар! А ведь Марс и не подозревает, что его тоже предают, обманывают, шпионят за ним. Хотя почему она предает Марса? Разве она обещала ему что-нибудь? Клялась в верности? В конце концов, она старается для себя. Да, она предает Марса, и делает это по поручению другого своего любовника, Валерия. Три дня назад этот факт почему-то ни в малейшей степени не волновал ее, но после визита к родителям Марса что-то в ней изменилось. Она поняла, как наплевательски относится к ней Бондаренко. Использует ее в своих целях, вот и все. Ирина посмотрела на Марса как будто впервые. "Отличный мужик, красивый, душевный, обаятельный. Чего ей еще надо? Не испорчен властью, и в отличие от Валерия не навязывает своего мнения. Когда-нибудь, - думала Ирина, - у Марса будет своя собственная семья, и для него это будет счастьем". При мысли об этом у Ирины стало на душе спокойно и светло.
   "А что Бондаренко плел ей насчет свободы, которую она обязательно обретет, шпионя за Марсом? Чушь. А, ладно".
   - Чехов всегда заставляет меня задуматься, - сказала Ирина, чтобы как-то объяснить свое долгое молчание. - Наверное, потому, что его пьесы, как современная живопись, есть в них некая незаконченность, незавершенность, многое приходится додумывать самой.
   - По-моему, сегодня тебя интересует не Чехов, а актриса, Наташа... не помню фамилии.
   - Не знаю, как ее зовут, - солгала Ирина, - просто мне было любопытно. Такой тип женщин обычно нравится мужчинам, и я хотела узнать твое мнение.
   - Слишком много грима, - сказал Марс, и в это время прозвучал звонок к началу второго действия. - Неизвестно, на что она будет похожа, если смыть с нее всю эту краску.
   Из окон спальни в квартире Марса виднелась Площадь Восстания, мерцавшая в темноте желтыми уютными огоньками. Гастроном в высотке уже закрылся, кинотеатр не работал. Небо, полное тяжелых свинцовых туч, нависло над домами низко-низко. Несмотря на весеннюю пору, в воздухе чувствовался свежий, влажный запах снега. Ирина стояла у окна и задумчиво смотрела вдаль, на спящий город, настроение у нее было скверное. То ли холодная, негостеприимная ночь оказала свое действие и вызвала непонятную грусть, то ли такое впечатление оставили мхатовские "Три сестры". Но почему ей так плохо? Неужели все дело в актрисе, Наташе Маяковой? Ирина не могла не признаться самой себе, что, отправляясь в театр, она надеялась встретить там Валерия. Чехов Чеховым, а билеты она взяла именно поэтому. Целый день она представляла, как улыбнется при встрече Валерию, какие скажет слова. Встречи не произошло, и она была разочарована, появилось противное ощущение горечи, пустоты. Сейчас она, проведя весь вечер с Марсом, собиралась остаться у него на ночь, а мысли ее были далеко; единственное, чего ей хотелось в данную минуту - это прижаться к большому крепкому телу Валерия, отдаться его ласкам, забыться с ним в пылу страсти.
   Ирина так ярко представила себе жаркие объятия Валерия, что на миг испугалась. Что это с ней происходит? Она перестала понимать себя. Кого она любит в конце концов, Марса или Валерия? Ей казалось, что она полюбила Марса, но в таком случае как она может мечтать о близости с Валерием, ревновать его к актрисе? Все вдруг непонятным образом усложнилось. Раньше было проще. Она спала с Валерием, и ей это нравилось. Она выделилась из серой, безликой толпы женщин, потому что ее выбрал могущественный, всеми уважаемый Валерий Бондаренко. А когда он дал ей понять, что она может получить гораздо больше, разделить с ним власть над людьми, она была готова сделать все, чего бы он ни попросил. Любовник попросил ее шпионить за Марсом Волковым - замечательно, очень интересно, почему нет?
   Так она рассуждала, пока не познакомилась с Марсом, и они не начали встречаться. Он оказался совсем не тем человеком, каким описал его Валерий. Сейчас ей не только не хотелось шпионить за Марсом, она чувствовала себя предательницей по отношению к нему, и ей стало противно докладывать Бондаренко о поступках, мыслях, чувствах Марса, об их отношениях. Она постоянно нервничала и не могла расслабиться ни на минуту. "Так и до нервного срыва можно дойти, - в смятении думала Ирина. - Пора это прекратить, взять себя в руки. Если я заболею, ни один из двух этих мужчин не захочет иметь со мной ничего общего, и что будет тогда? Опять скучные будни, ничтожная жизнь. Кого же мне все-таки выбрать, Марса или Валерия?" Она мучилась и не находила ответа. В спальню вошел Марс, удивленно спросил:
   - Что это ты уставилась в темное окно? Что ты там увидела? Или ты, словно кошка, смотришь в никуда? Я, например, не вижу ничего интересного на улице в эту пору.
   Ирина повернулась к нему.
   - Я задумалась, больше ничего.
   Марс долго смотрел на нее, изучая выражение лица молодой женщины.
   - Сейчас поздно. Неподходящее время для размышлений. Кто же на ночь глядя предается печальным мыслям, котик мой?
   "Котик мой"... Так же и Валерий называл Наташу Маякову...
   - По-моему, как раз наоборот. Именно ночью начинаешь думать о всякой всячине, когда не мешает дневная суета. Темнота всегда печальна, тиха, а иногда и страшна.
   - Ну, не знаю. - Он не понимал, к чему она клонит. - По ночам мне, например, хорошо работается.
   - Почему?
   - Ничто не отвлекает, спокойно вокруг, все спят. Скажи мне, что с тобой? Похоже, тебе передалась чеховская меланхолия, безысходность. Какие-нибудь неприятности? Скажи, я постараюсь помочь.
   Он прижался губами к ее уху, ласково сказал:
   - Между прочим, ты понравилась моим. Первая женщина, которую они признали, - это ты. Ты всем понравилась.
   При этих словах у Ирины стало так светло на душе! Сердце забилось часто и сильно, казалось, вот-вот оно выскочит из груди. Она украдкой взглянула на Марса: заметил ли он ее волнение?
   - Я люблю тебя, Ира.
   Как долго ждала она этих слов, как долго мечтала о них! Может быть, она наконец обретет семью, которой у нее никогда не было? Она все бы отдала за то, чтобы у нее были свои любящие, заботливые, родные и милые люди.
   Марс поцеловал Ирину в щеку, весело сказал:
   - Ну, как ты? Лучше стало? Вот и чудесно. Знаешь, Ира, мне сейчас хочется пооткровенничать, хотя в моем положении следует держать язык за зубами, а уж имея такого могущественного врага, как Бондаренко, тем более. Но мне кажется, тебе можно довериться. Никому я не говорил такого, только тебе.
   Он нежно поцеловал ее губы.
   - Наверное, я с ума сошел, да?
   - Нет, почему? - нежно ответила Ирина, - так себя ведут все влюбленные мужчины.
   - Вот именно. Мне нельзя влюбляться, нет ничего хуже, чем влюбиться такому человеку, как я.
   - Почему?
   - Любовь ослабит меня.
   Ирине вспомнился Валерий, сказавший ей почти то же самое, когда рассказывал ей о своем бездетном браке и радовался, что у него нет детей, иначе он мог бы стать еще более уязвимым. В чем-то Валерий и Марс такие разные, а в чем-то очень похожи! Оба носят маски, скрывая свои мысли и чувства от окружающих.
   - Ира, пообещай мне, - снова целуя ее, сказал Марс, - что никто не узнает о том, что я тебе сейчас скажу.
   - Обещаю.
   - Представляю, как удивился бы Бондаренко, если бы обнаружил мою скрытую симпатию к националистической организации "Белая Звезда". Он бы сожрал меня с потрохами!
   Менее всего на свете она ожидала услышать то, что услышала, и от неожиданности растерялась. А Марс тем временем говорил:
   - Бондаренко добился компромисса с Прибалтикой. Проводит жесткую линию в отношении родной Украины. Ты только представь, в Кремле слово "национализм" по-прежнему считается чуть ли не ругательным, и это в то время, когда кругом произошли такие перемены! Некоторые крупные политики думают, что наш президент поддерживает демократические правительства в Восточной Европе только затем, чтобы ослабить давление Запада на прибалтийские республики.
   Марс погладил Ирину по голове, взял ее руки в свои.
   - Пойми, "Белую Звезду", пусть даже ею руководят так называемые фанатики и террористы, нужно поддерживать. К сожалению, наше правительство никак не хочет понять, что до тех пор, пока оно оказывает давление на другие бывшие республики, у России не получится с ними настоящего сотрудничества. Гораздо выгоднее протянуть им руку дружбы, стать на равных с ними, и "Белая Звезда" даст нашей, стране такую возможность. Я думаю, этой возможностью стоит воспользоваться. Как говорится, игра стоит свеч.
   - Согласна с тобой, - ответила Ирина. Марс улыбнулся.
   - Я знал, что ты согласишься. - Он вытер капельки воды на ее щеке. - И уверен, что ты поможешь мне. Поможешь мне выйти на руководителей "Белой Звезды".
   - Я?! Как я могу это сделать, помилуй Бог!
   - Видишь ли, ты довольно долго была в Америке. Вполне возможно, что тебе пришлось нечаянно столкнуться с одним или двумя лицами, оказывающими поддержку этой организации. Несомненно, в Штатах есть некто, кто сильно заинтересован в существовании подобной организации и всячески будет стараться оказывать ей помощь: деньгами, оружием, чем угодно.
   - Может, ты и прав, но я никого из этих людей в Москве не встречала.
   - Ну, это можно устроить, - Марс придвинулся к ней ближе, - только надо очень постараться.
   - Давай будем стараться вместе, - ответила Ирина и обняла Марса.
   Ночью она внезапно проснулась. В комнате было темно, рядом слышалось мирное дыхание ее спящего друга. Она полежала с минуту, наблюдая за постепенно растущим пятном света на потолке, потом бесшумно поднялась с постели и подошла к окну. Долго раздумывала, на что ей решиться, и наконец решила помогать Марсу в поисках "Белой Звезды". Похоже, эта организация постепенно приобретала все больший вес и значение. И Марс, и Валерий были заинтересованы в том, чтобы выйти на эту организацию, однако мотивы у них были разные: один хотел оказать "Белой Звезде" поддержку, другой рассчитывал с ее помощью обнаружить пропавший бесследно гафний.
   Загадочная "Белая Звезда" волновала воображение Ирины. Кроме того, у нее появилась возможность выйти из затруднительного положения, в котором она очутилась. Да, она будет шпионить за Марсом, но теперь для нее задание Валерия станет своего рода прикрытием. Она, конечно, по-прежнему будет информировать Бондаренко, но только о том, что сама сочтет нужным ему сказать, и не более. Если перестать это делать, Бондаренко заподозрит неладное и, скорее всего, догадается обо всем. Следует соблюдать осторожность и потихонечку выудить у него все сведения о "Белой Звезде". Да, нужно соблюдать крайнюю осторожность. Если Валерий поймет, что она предает его, он сделает так, что она вылетит с работы. Пусть скучной, но хорошо оплачиваемой. Кроме того, она надеялась, что с помощью Валерия сумеет продвинуться по служебной лестнице, займет в своем министерстве еще более высокое положение.
   Ирина понимала, что, решившись на двойную игру, сильно рискует, но уже приняла решение. Валерий изменил ей, и она отплатит ему той же монетой. Он ответит за ту муку, которую она испытала. Где-то глубоко в душе Ирина недоумевала, почему, встретив Валерия с другой женщиной, она была так оскорблена. Если бы она любила его тогда понятно, но ведь она его не любит. Или все-таки любит?
   Необходимо было хорошенько подумать, чтобы найти хоть какой-нибудь способ защиты против Валерия на тот случай, если правда откроется. Значит, Ирине придется последить за ним. Валерий говорил, что у него лично никаких секретов нет. Наверняка он лжет. У каждого человека всегда найдется, что скрывать, и Бондаренко в этом смысле не исключение.
   Должна быть какая-то зацепка, какое-то слабое место, трещина в его броне, не может быть, чтобы ничего не было. Только вот как найти это слабое место? Ирина смотрела в черную ночную темноту, кое-где расступившуюся под натиском утра, и мучительно искала ответ. Воздух был тяжелый, густой, почти душный. Она думала и думала, и ответ вдруг пришел как-то сам собой. Она знала, с кого начнет свои поиски. С белокурой Наташи Маяковой, актрисы из Художественного театра!
   Хонно в испуге спросила Большого Эзу:
   - Что, если Гиина убили? Вдруг он лежит где-нибудь мертвый?
   - В таком случае мы организуем похороны, - мрачно ответил Большой Эзу и, посмотрев на нее, неожиданно рассмеялся. - Знаете, госпожа Кансей, вам к лицу, когда вы влюблены.
   - Я вовсе не влюблена в Гиина, не выдумывайте! У меня есть муж.
   - Согласен, вы замужем, но это не означает, что вы его любите.
   - Прекратите болтать чепуху, в конце концов. И почему мы говорим обо мне, когда нам следует искать Гиина и тетради Сакаты-сана?
   - Это не наше дело. Мои люди ищут их повсюду, так что у нас есть временная передышка. - Большой Эзу усмехнулся. - Посидите спокойно, госпожа Кансей, а то вы заработаете инфаркт, расхаживая так быстро взад-вперед по комнате.
   Хонно остановилась, хотела сказать ему что-нибудь ядовитое, обидное, но, поразмыслив секунду, решила, что ее сарказм не дойдет до слушателя, и промолчала, спокойно села на вежливо предложенный стул. Они разговаривали в кабинете Большого Эзу. Хонно видела, что в огромном доме жизнь буквально кипела: то и дело приходили и уходили какие-то люди, слышались непрерывные телефонные звонки. Она надеялась, что хотя бы часть всей этой суеты относится к поискам Гиина и тетрадей. Кое-где она видела охранников, но была уверена, что их здесь гораздо больше, чем смогла заметить.
   Хонно уже два дня не появлялась дома, проводя все время вместе с Большим Эзу. На работе она договорилась, что ее обязанности временно будут исполняться двумя другими сотрудницами, на что администрация охотно согласилась. Дома же она сказала мужу, что ей необходимо уехать в Осаку к больной тетушке, и Эйкиси не противился ее отъезду, зная, что жену с теткой связывали теплые дружеские отношения. По-другому Хонно поступить не могла, - ей пришлось пойти на обман, потому что муж ни за что не позволил бы ей без уважительной причины покинуть дом. Он, хотя и задерживался часто на работе, мог пообедать где-нибудь в городе с коллегами и потом прогуляться пару часов, но ужинать, как правило, приходил домой и требовал, чтобы к его приходу все было готово.