Страница:
Старик вытер вспотевший лоб платком:
— Дом ваш?
— Мой.
— А сестра?
— Отец завещал нам поровну, а мать не любила Зойку, переписала все на меня, по этому поводу мы с ней частенько ругались. Что, не клеится, да? — хитро прищурилась девчонка.
Старик не понял:
— Что не клеится?
— Ну я же сразу сказала, что знаю, зачем вы приехали. Вы наконец приехали поинтересоваться — если уж я и убила ее, то с какой стати, ну, это… какие у меня мотивы, так ведь?
Старик осторожно обошел Инну, приоткрыл дверь на улицу. Это была другая дверь, не та, через которую они вошли в дом. Он посмотрел на большой аккуратно вскопанный к зиме участок, обреченно вздохнул и сказал:
— Нет. Я приехал искать труп.
Инна смотрела на него и улыбалась во весь рот, как для фотографии, потом она стала зубами стаскивать с пальцев перчатку.
— Класс! — восхищенно сказала она. — Я просто тащусь! А как скоро вы хотите его найти?
Самойлов не ответил, он застыл, разглядывая ее руки. Показалось?… Нет. У девочки шесть пальцев на правой и… Он дождался, пока Инна стащит вторую перчатку. И на левой руке — тоже шесть. Девочка подловила его растерянный взгляд, подняла руки с короткими растопыренными пальцами и повертела ими во все стороны:
— Очень удобно. Благодаря этому я мастерски играю на фортепиано.
Старик смутился и попросил ее переодеться и прогуляться с ним. Они опять шли коридорами, поднялись на второй этаж, спустились вниз. Инна объяснила, что дачники недавно съехали — в середине сентября. Всем домом она пользуется только летом — простор для дачников, а к зиме все закрывает и поселяется в левой его стороне, там кухня, две комнаты, терраса и коридор. Она привела его в кухню и посадила пить чай. Старик попросил разрешения помыть руки и лицо с дороги, оказался в странной комнате с зеркалами, умывальником, маленькой кушеткой и платьями, висевшими на вешалках по стенам между зеркалами. Два зеркала стояли просто посередине комнаты на ножках, их можно было крутить во все стороны. На его вопросы Инна объяснила, что здесь она «представляется и ловит зайчиков». Старик подтащил одно зеркало к окну, поймал луч солнца, но тут Инна заметила, что все делается не так. Она поставила одно зеркало напротив другого и с силой раскрутила первое. Солнечные блики, ослепляя, рванулись по комнате, а когда девочка стала медленно поворачивать и второе зеркало, вся комната фантастически загорелась, засверкала…
— Спасибо, — сказал Старик, зажмуриваясь. — Как ты представляешься, я уже видел на улице.
Инна кивнула и вышла. Старик подумал, заметила ли она его «ты» и как теперь отреагирует.
— Дед, — закричала она с кухни, — тебе чай с сахаром?
Старик улыбнулся.
За столом, не прожевав как следует, Инна поинтересовалась — когда же он начнет искать труп? Старик пожал плечами.
— Дед, на вид ты умный, ты же не будешь перекапывать участок, как тогда, весной, твои коллеги постарались?
— Не буду. Я буду просто беседовать с тобой.
— А труп? Откуда он появится?
Самойлов внимательно посмотрел на девушку. Он знал, что во время перекапывания участка, тогда, больше года назад, действительно нашли останки человека. Молоденький лейтенантик, копавший участок с завидным рвением, в азарте даже заорал от радости. Девчонку тут же увезли, а когда рассмотрели выкопанное, то оказалось, что это череп и кости почти вековой давности. Докапывали остальные пятнадцать соток, понятно, уже почти без надежды, но тщательно. Дом обсмотрели до бревнышка, перерыли погреб, обошли весь окрестный лес вокруг, обследовали пруд. Замытые в коридоре на стенах потеки оказались человеческой кровью. На топоре — то же самое. Подозреваемая сначала соглашалась, что она убила сестру, а когда дело дошло до протокола, сказала, что передумала и все было не так. Потом она заявила, что говорить об убийстве будет только при наличии трупа, и стала выдавать одну историю за другой, так что довела всех до истерики. Фантазия у нее была необыкновенная.
Самойлов встал, подошел к окну и посмотрел в сад. Инна закурила, сидя за столом. Она сидела на высокой табуретке с наклонной лестничкой в несколько ступенек, такие удобно использовать и человеку нормального роста вместо маленькой стремянки.
Теперь, почувствовав тишину и запахи этого дома, Самойлов прислушался к себе, к странному нервическому состоянию внутри, лихорадившему его худое тело. Из этого дома не хотелось уходить, маленькую подозреваемую хотелось посадить на колени и рассмотреть все ее пальчики. Каких у нее по два? Мизинчиков?… Чтобы не думать о девочке, Старик стал думать о лейтенанте, представил, как важно было ему найти останки.
— А чьи это были кости? — Старик резко повернулся и заметил, что руки у Инны дрожат. — Давно здесь живет ваша семья?
Инна не отвечала. Старик с радостью зацепился за промелькнувшую было мысль, сосредоточился и стал представлять, как лейтенант… Стоп! Самойлов задохнулся от волнения.
— Ну-ка расскажи, как все это нашли. Потом что было?
— Все сгрудились там и смотрели в яму… — Она почувствовала его волнение, пожала плечами и медленно погасила окурок в пепельнице. — А я думала — ну что за дураки!
— А ты знала про эти кости?
— Да все мы знали, и мать, и отец… Он первый и нашел эти кости, когда-то давно, трогать не стал, просто это место потом никогда не вскапывали и вообще обходили, может, это еще в войну закопали… или даже раньше.
Значит, знали… Очень интересно!
— Дед, а что ты надумал? — спросила девушка, не поворачивая к нему лица.
— Я вот представляю, если ты знала, что там это лежит… А ты ведь точно знала, где именно?
— Ну? — она не выдержала и повернулась к окну, у которого стоял Старик.
— Это же просто: ты знала, что будут искать в земле, найдут эти кости, так?
— Ну, так… — уныло заметила Инна.
— И дальше?
— Что?
— Дальше в этом месте копать не будут! — торжествующе объявил Старик.
— Отпад! — Инна закрыла лицо руками.
— Еще какой отпад! Достаточно вынуть старые кости, потом углубить яму, ну-ка, посмотри на меня! А потом уложить старые кости сверху. Нравится моя идея?
Инна молчала, не отнимая ладоней от лица.
Самойлов разволновался не на шутку, он потребовал ключи от сарая, но лопаты стояли в коридоре, так что ключи не понадобились.
Старик копал уже второй час. На нем остались майка и брюки, ботинки заросли грязью и не отлипали от земли. Вначале копать было легко, потом Старик ясно почувствовал, когда кончилось уже раньше вскопанное место. Еще он понял, что дальше ничего не будет. Он прислонился спиной к земле. Из ямы торчала только его макушка. Он уже не видел в открытом окне кухни Инну. Только слышал. Она крикнула в который раз:
— Еще не нашел?!
Она не смогла бы вырыть такую яму, чтобы этого никто не заметил… А если все же у нее был сообщник? Все свидетели хором заявляли, что сестры живут одиноко, а когда пропала старшая, дом совсем опустел. Весь месяц после криков, услышанных ими ночью, соседи следили за домом… Он уперся руками и ногами в стены ямы, приподнялся и посмотрел на соседские окна. Вот и сейчас там кто-то на страже. Тут Самойлов понял, что не сможет сам выбраться из ямы. Умора, да и только! Болела голова. Старик знал, что это цветочки, к вечеру уже и руки и ноги отнимутся.
— Инна! — крикнул он. — Я не могу выбраться отсюда!
— А и не надо, — оказывается, она уже стоит рядом и смотрит сверху вниз. — Живите тут. Я вас кормить буду, а вы мне рассказывать — где же еще можно запрятать труп?
Старик стал выковыривать лопатой ступеньки в стене ямы, он успокоился и почти не злился.
— Нагрей воды.
Инна ушла в дом.
А чего он хотел? Не тащить же лилипутке его из ямы веревкой!
Самойлов решил вечером же уехать, но одежда требовала хорошей сушки, тело ломило, и он несколько раз мысленно обозвал себя гробокопателем. Давно он так весело не проводил время!
Когда вечером они сидели у камина, Старик вдруг признался Инне, что он уже на пенсии, что его сослуживцы по какой-то для него непонятной причине считают его специалистом по женщинам, в смысле их психики, конечно. И просто его попросил приехать бывший подчиненный, а теперь начальник отдела, потому что ему от этого дела «явно пахло убийством».
— Вы так стараетесь, — вздохнула Инна, — вы всегда так старательно ищете трупы?
— Всегда.
— А если пропавший человек жив?
— У меня такой метод работы.
— Вы думаете, моя сестра мертва? — почему-то шепотом спросила Инка.
— Когда я ищу следы преступления или труп, я стараюсь не думать об объекте. Так проще, и работать ничего не мешает.
— А вы… — она задумалась, подбирая слова, — вы будете здесь жить, пока не найдете чего-нибудь?
— Надоел? — усмехнулся Самойлов.
— Вовсе нет. Это даже очень хорошо, что вы остались, — одобрила Инна и добавила: — Привидение приезжает с последней электричкой.
Старик сначала не понял. Он всегда думал, что привидения появляются сами по себе и в любом удобном для них месте. А Инна думала иначе. Она твердо заявила, что к ней привидение приезжает на последней электричке, уже два дня подряд, может, и сегодня приедет.
Совсем стемнело. В окнах было черно, небольшое пространство у камина освещали слабым теплым светом догорающие угольки.
— Дед, а как ты думаешь, смерти надо бояться? — спросила Инна.
— Нет.
— Да!
— Нет, — уверенно заявил Самойлов.
— А если я боюсь, это ненормально?
— Нормально. Я тоже боюсь.
— Но смерть — это же не реальность, этого не бывает! Никто не может объяснить, куда потом деваются все мои мысли!
— Мысли остаются, а сам ты умираешь, — еле ворочая в теплой дреме языком, объяснял Самойлов. — Потом какой-нибудь человек подойдет к месту, где твои мысли остались, найдет их, обрадуется и возьмет себе… Что я такое несу, господи?… Да, получается, что у всех нас мысли не наши, а всех умерших.
— Дед, это ты говоришь или я?
— Я, — пробормотал Старик.
— Ну ладно, где же я еще могла запрятать труп?
— Трудно сказать. На чердаке, например…
— Да! — громко обрадовалась Инна. — Слушай, у нас потрясный чердак, завтра обязательно посмотришь!
Старик вспомнил странную крышу.
— Я заметил купол, значит, чердак большой, просторный и высокий. Если учесть, что он еще и хорошо проветривается, труп можно было подвесить вверху, под самым потолком. Так сказать, засушить… В холщовом мешке. Замаскировать, чтобы снизу его не было видно. В девяносто третьем году один муж таким образом засушил на чердаке зернохранилища свою жену, — Старик зевнул. — Я, пожалуй, займусь написанием методических указаний по захоронению трупов. Давай спать. Поздно.
— А когда привидение приедет с последней электричкой, тебя разбудить?
— Всенепременно.
Огромная, вероятно супружеская, кровать с периной и шестью подушками. Убедившись, что Старик благополучно провалился в перину, Инна похлопала по ней ладошкой.
— А я люблю спать в гамаке! — послышался ее голос откуда-то снизу.
— Ну конечно! — отозвался Самойлов и не узнал свой голос — глухой, как из ваты. — А для кого тогда тут табуретка высокая приставлена?
— Это для расслабухи. Я залезаю сюда попрыгать.
Самойлов хотел спросить, как ей удается содержать в порядке такой дом, но он отключился и открыл глаза за несколько секунд до того, как почувствовал прикосновение руки. Чиркнула спичка. Он увидел голову девочки рядом. Инна показывала ему пальцем, прижатым к губам, чтобы он молчал. Самойлов глубокомысленно покивал головой. Ругаться ему не хотелось, но и идти смотреть на привидение с последней электрички — тоже. Ноги и руки болели.
Инка наклонилась к его лицу, запахло скуренной сигаретой и мятной конфетой.
— Привидение уже в саду, пойдем.
Она была в ночной рубашке, на плечи накинут платок.
— Не желаю, — прохрипел Старик трагическим шепотом. — Оно молодое, это привидение?
— Оно — совсем как я!
— Пусть приходит ко мне, а то вставать неохота.
— Да пойдем же, оно в прошлый раз пыталось открыть окно в моей комнате, а теперь я его специально открыла, ведь ты здесь, и я не боюсь!
Старик с большим трудом выбрался из перины и поплелся по коридору. Хотел подняться на второй этаж, там в одной из комнат он заметил прикрепленный к стенам гамак, но девчонка резко развернула его к комнате с зеркалами.
Свет они не зажигали, ночь была темная, Самойлов с трудом ориентировался, протянул руку вперед, чтобы не стукнуться головой о дверь, приоткрыл ее и увидел легкое свечение среди зеркал. Слабый, чуть светящийся лучик пробегал по комнате. Инка спряталась за его спиной. Старик не мог понять, откуда идет свет, посмотрел на окно, тут же уловил краем глаза чье-то лицо в одном из зеркал, всмотрелся и вздрогнул. В зеркале было видно окно, а в окне — голова Инны! Одна рука белела на подоконнике, в другой был фонарик. Свет от фонарика пробегал по зеркалам. Старик на всякий случай протянул руку назад и потрогал Инку. Она была за его спиной. Старик и та, в окне, посмотрели друг на друга. Луч фонарика добрался до двери и осветил всклокоченного Старика, замотанного в простыню. Фонарик тут же потух, лицо скрылось… топот ног, шелест листьев…
Старик зажег свет. С грустной тоской посмотрел на бледное личико где-то у его живота. Одинокое крошечное существо — у него никак не получалось представить ее женщиной.
— Ну и как же тебе это удалось проделать?
Инка пожала плечами. Старик еще раз внимательно осмотрел зеркала. Да, при желании можно было, стоя за его спиной и поставив предварительно зеркала определенным образом, скорчить какую угодно рожу и он бы увидел эту рожу. Но окно?
Они прошли в столовую. Старик налил в чашку остывшей заварки, Инка, уставшая и какая-то опустошенная, смотрела перед собой не мигая. Старик вгляделся внимательнее и увидел на ее руке, чуть выше кисти, шрам.
— Откуда это?
— Упала на косу.
— Вы с сестрой дружно жили?
— Ну, дед, ты как на допросе! Нет. Не дружно. Мы были погодки, вроде и разницы в возрасте нет совсем. Я ее иногда знатно поколачивала. И волосы у нее были светлее моих. Коса. Вообще… Знаешь, как она этот дом называет? Жилище. Нет, ты вдумайся, может ли человек жить в таком доме, если называет его «жилище»! Однажды даже сказала «жилая площадь».
— На суде?
— Да нет, она все бумаги собирала, чтобы дом пополам поделить, а до суда дело не дошло, как-то все притихло. Ей же полагается какая-то часть, как дочери. Я в этом не разбираюсь, а она целый год все копалась, копалась, а потом вдруг надоело. Так и жили. На лето — дачники… Я продавала цветы и рассаду, иногда подрабатывала в варьете.
— Ты танцевала в варьете? — удивился Самойлов.
— Нет, — легкий переход от отчаяния к улыбке и обратно. — Я была ассистенткой у волшебника. У мага, так сказать, и чародея. В основном пряталась в ящике с зеркалами.
Инна прилегла в кресле, глядя, не мигая, в полоску черного пространства между занавесками. Старик слушал ночь. В доме иногда вдруг что-то вздыхало, поскрипывало, но не страшно, а как-то по-домашнему. Хороший дом, что и говорить. Можно ли убить за дом? Такая маленькая, такая молодая…
— Сколько тебе полных лет?
— Много.
Утром Старик решил побыстрее осмотреть дом и уехать. Инки нигде не было, и он стал ходить по комнатам, вдыхая запахи чужой жизни. В одной из комнат были свалены в кучу детские игрушки, горшки, стульчик для маленького, раскладушки. Старик устал, не выспался. Когда он взобрался на чердак, Инка пришла в дом, он услышал ее шаги внизу, окликнул. На чердаке пахло старой паутиной, но больше — деревом и травой. На чердаке были сумерки. Когда глаза привыкли, Самойлов обнаружил ровно посередине пола дыру — квадрат полтора на полтора метра, закрытый металлической сеткой. Старик задрал голову вверх, но ничего не мог рассмотреть: купол оказался очень высоким, его внутренние деревянные перегородки, плавно изгибаясь, уходили в темноту. На чердак поднялась Инна с красной палочкой во рту.
— Хочешь? — Она достала из кармана и протянула ему леденец — шарик на красной палочке.
— Зачем эта дыра в полу? Куда она ведет? — Самойлов взял леденец, но разворачивать не стал, сунул в карман.
— Это что-то вроде колодца сквозь весь дом, до самого подвала. Изнутри его не вычислить. Это отец все устроил. Он нам маятник Фуко делал. Высоты купола было недостаточно.
— Сделал? — удивился Самойлов, вспоминая, что такое этот самый маятник.
— Ну! Прикинь? Земля вращается! — радостно объявила Инка. — Сверху, с самой высокой точки купола, спускался отвес на веревке, мы с сестрой простояли больше часа в подвале и видели, как он начал двигаться, мы схватились за руки и закричали, потому что Земля вращалась! Он был гений, наш отец. Если хочешь, могу показать его чертежи вечного двигателя.
Старик прошел по чердаку. Откуда-то на него капнуло. Он удивился, не успел ничего подумать, как его захлестнуло знакомое ощущение находки — помесь ужаса и подвалившей удачи. Капнуло сверху. Самойлов внимательно посмотрел на Инку. Она рылась в старом ящике с бумагами. Старик закрыл глаза руками, постарался внутренне успокоиться. Капнуло еще раз. Еще ничего не поняв до конца, Старик поднял голову и постарался разглядеть самый верх купола. Так и есть. Там что-то было подвязано, в самом верху. Не опуская голову, Старик скосил глаза и посмотрел на Инку. Она, замерев, осторожно глядела на него. Старик сбросил куртку:
— Что это там?
— Где? — тут же откликнулась она вся — глазами, движением тела. Вскочила.
— Вверху!
— Наверное, труп подвязан, — Инна пожала плечами и виновато улыбнулась.
— Где лестница? — спросил он, уже понимая, что никакая лестница тут не поможет: очень высоко.
— Нет такой длинной лестницы, если полезете, то по перекладинам.
Опять перешла на «вы». Испугалась?
Маленькое окошечко не давало света вовсе, но Старик всматривался до синевы в глазах, потом схватился руками за нижние перекладины и с кряхтеньем полез вверх. Инка села на пол, обхватила руками колени. Самойлов уже через минуту подумал, успокоившись, что ничего, в принципе, на него капнуть сверху не могло, если «это» висит здесь с весны. Он лез наверх долго… Он уже хорошо видел большой полиэтиленовый пакет, обвязанный веревками и притянутый к самому верху. Увидел и нечто, темнеющее в этом пакете. Кружилась голова, останавливаться приходилось через каждые пять минут. Самойлов молил бога, чтобы не упасть, пот заливал глаза, болела после вчерашнего поясница. Он уже дотянулся рукой с перочинным ножом до одной из веревок, когда другая рука сорвалась. Старик выронил нож, но успел ухватиться правой за перекладину. Покачавшись на одной руке, он смог уцепиться и второй. Веревки пришлось разматывать. Пока он копошился, из кармана вывалился леденец и, кружась, как семечко ясеня, приземлился на металлическую сетку рядом с ножом. Самойлов уговаривал себя: «Еще парочка узлов, и ЭТО свалится, еще парочка…»
Самойлов проследил взглядом за ЭТИМ, когда оно падало вниз. Ему показалось, что ЭТО летит медленно и падает с шелестом, непривычным для мертвого тела, даже замотанного в полиэтилен. Слезал он быстрее. Инка так и сидела, опустив голову в колени. Он подошел к ней, плечи ее вздрагивали. Старик вздохнул, оттащил от сетки добычу и стал разматывать полиэтилен. Он уже понял, что лазил зря, но никак не мог расстаться с ощущением находки, а когда размотал, понял, почему ЭТО так легко падало: в полиэтилене лежало огородное пугало — палка с чем-то для головы, одетая в рваную мужскую одежду и какие-то другие тряпки. Старик сел на пол. Инка подняла голову и наконец позволила себе расхохотаться вслух. Полиэтилен был влажный — вероятно, она проделала все это рано утром. Было еще холодно, здесь, в тепле чердака, сконденсировалась влага, на Самойлова и капнуло… Старик не мог пошевелиться и вдруг заметил, что он тоже не прочь посмеяться. Или поорать. Он сполз кое-как с чердачных ступенек лестницы и поплелся собирать свой портфель. Он даже не был сердит, поэтому никак не отреагировал на Инкины выпрашивания прощения. Он просто пошел к калитке, не оборачиваясь, а девчонка все стояла на крыльце и кричала ему в спину:
— Дед, ты еще в колодец не слазил! Дед, она вполне может поместиться в нишу, там выдолблено углубление, когда отец строил колодец, он сделал углубление, внизу!..
— Пропади ты пропадом! — выдохнул Самойлов вместо прощания.
АДВОКАТ
ПРОБЛЕМА
— Дом ваш?
— Мой.
— А сестра?
— Отец завещал нам поровну, а мать не любила Зойку, переписала все на меня, по этому поводу мы с ней частенько ругались. Что, не клеится, да? — хитро прищурилась девчонка.
Старик не понял:
— Что не клеится?
— Ну я же сразу сказала, что знаю, зачем вы приехали. Вы наконец приехали поинтересоваться — если уж я и убила ее, то с какой стати, ну, это… какие у меня мотивы, так ведь?
Старик осторожно обошел Инну, приоткрыл дверь на улицу. Это была другая дверь, не та, через которую они вошли в дом. Он посмотрел на большой аккуратно вскопанный к зиме участок, обреченно вздохнул и сказал:
— Нет. Я приехал искать труп.
Инна смотрела на него и улыбалась во весь рот, как для фотографии, потом она стала зубами стаскивать с пальцев перчатку.
— Класс! — восхищенно сказала она. — Я просто тащусь! А как скоро вы хотите его найти?
Самойлов не ответил, он застыл, разглядывая ее руки. Показалось?… Нет. У девочки шесть пальцев на правой и… Он дождался, пока Инна стащит вторую перчатку. И на левой руке — тоже шесть. Девочка подловила его растерянный взгляд, подняла руки с короткими растопыренными пальцами и повертела ими во все стороны:
— Очень удобно. Благодаря этому я мастерски играю на фортепиано.
Старик смутился и попросил ее переодеться и прогуляться с ним. Они опять шли коридорами, поднялись на второй этаж, спустились вниз. Инна объяснила, что дачники недавно съехали — в середине сентября. Всем домом она пользуется только летом — простор для дачников, а к зиме все закрывает и поселяется в левой его стороне, там кухня, две комнаты, терраса и коридор. Она привела его в кухню и посадила пить чай. Старик попросил разрешения помыть руки и лицо с дороги, оказался в странной комнате с зеркалами, умывальником, маленькой кушеткой и платьями, висевшими на вешалках по стенам между зеркалами. Два зеркала стояли просто посередине комнаты на ножках, их можно было крутить во все стороны. На его вопросы Инна объяснила, что здесь она «представляется и ловит зайчиков». Старик подтащил одно зеркало к окну, поймал луч солнца, но тут Инна заметила, что все делается не так. Она поставила одно зеркало напротив другого и с силой раскрутила первое. Солнечные блики, ослепляя, рванулись по комнате, а когда девочка стала медленно поворачивать и второе зеркало, вся комната фантастически загорелась, засверкала…
— Спасибо, — сказал Старик, зажмуриваясь. — Как ты представляешься, я уже видел на улице.
Инна кивнула и вышла. Старик подумал, заметила ли она его «ты» и как теперь отреагирует.
— Дед, — закричала она с кухни, — тебе чай с сахаром?
Старик улыбнулся.
За столом, не прожевав как следует, Инна поинтересовалась — когда же он начнет искать труп? Старик пожал плечами.
— Дед, на вид ты умный, ты же не будешь перекапывать участок, как тогда, весной, твои коллеги постарались?
— Не буду. Я буду просто беседовать с тобой.
— А труп? Откуда он появится?
Самойлов внимательно посмотрел на девушку. Он знал, что во время перекапывания участка, тогда, больше года назад, действительно нашли останки человека. Молоденький лейтенантик, копавший участок с завидным рвением, в азарте даже заорал от радости. Девчонку тут же увезли, а когда рассмотрели выкопанное, то оказалось, что это череп и кости почти вековой давности. Докапывали остальные пятнадцать соток, понятно, уже почти без надежды, но тщательно. Дом обсмотрели до бревнышка, перерыли погреб, обошли весь окрестный лес вокруг, обследовали пруд. Замытые в коридоре на стенах потеки оказались человеческой кровью. На топоре — то же самое. Подозреваемая сначала соглашалась, что она убила сестру, а когда дело дошло до протокола, сказала, что передумала и все было не так. Потом она заявила, что говорить об убийстве будет только при наличии трупа, и стала выдавать одну историю за другой, так что довела всех до истерики. Фантазия у нее была необыкновенная.
Самойлов встал, подошел к окну и посмотрел в сад. Инна закурила, сидя за столом. Она сидела на высокой табуретке с наклонной лестничкой в несколько ступенек, такие удобно использовать и человеку нормального роста вместо маленькой стремянки.
Теперь, почувствовав тишину и запахи этого дома, Самойлов прислушался к себе, к странному нервическому состоянию внутри, лихорадившему его худое тело. Из этого дома не хотелось уходить, маленькую подозреваемую хотелось посадить на колени и рассмотреть все ее пальчики. Каких у нее по два? Мизинчиков?… Чтобы не думать о девочке, Старик стал думать о лейтенанте, представил, как важно было ему найти останки.
— А чьи это были кости? — Старик резко повернулся и заметил, что руки у Инны дрожат. — Давно здесь живет ваша семья?
Инна не отвечала. Старик с радостью зацепился за промелькнувшую было мысль, сосредоточился и стал представлять, как лейтенант… Стоп! Самойлов задохнулся от волнения.
— Ну-ка расскажи, как все это нашли. Потом что было?
— Все сгрудились там и смотрели в яму… — Она почувствовала его волнение, пожала плечами и медленно погасила окурок в пепельнице. — А я думала — ну что за дураки!
— А ты знала про эти кости?
— Да все мы знали, и мать, и отец… Он первый и нашел эти кости, когда-то давно, трогать не стал, просто это место потом никогда не вскапывали и вообще обходили, может, это еще в войну закопали… или даже раньше.
Значит, знали… Очень интересно!
— Дед, а что ты надумал? — спросила девушка, не поворачивая к нему лица.
— Я вот представляю, если ты знала, что там это лежит… А ты ведь точно знала, где именно?
— Ну? — она не выдержала и повернулась к окну, у которого стоял Старик.
— Это же просто: ты знала, что будут искать в земле, найдут эти кости, так?
— Ну, так… — уныло заметила Инна.
— И дальше?
— Что?
— Дальше в этом месте копать не будут! — торжествующе объявил Старик.
— Отпад! — Инна закрыла лицо руками.
— Еще какой отпад! Достаточно вынуть старые кости, потом углубить яму, ну-ка, посмотри на меня! А потом уложить старые кости сверху. Нравится моя идея?
Инна молчала, не отнимая ладоней от лица.
Самойлов разволновался не на шутку, он потребовал ключи от сарая, но лопаты стояли в коридоре, так что ключи не понадобились.
Старик копал уже второй час. На нем остались майка и брюки, ботинки заросли грязью и не отлипали от земли. Вначале копать было легко, потом Старик ясно почувствовал, когда кончилось уже раньше вскопанное место. Еще он понял, что дальше ничего не будет. Он прислонился спиной к земле. Из ямы торчала только его макушка. Он уже не видел в открытом окне кухни Инну. Только слышал. Она крикнула в который раз:
— Еще не нашел?!
Она не смогла бы вырыть такую яму, чтобы этого никто не заметил… А если все же у нее был сообщник? Все свидетели хором заявляли, что сестры живут одиноко, а когда пропала старшая, дом совсем опустел. Весь месяц после криков, услышанных ими ночью, соседи следили за домом… Он уперся руками и ногами в стены ямы, приподнялся и посмотрел на соседские окна. Вот и сейчас там кто-то на страже. Тут Самойлов понял, что не сможет сам выбраться из ямы. Умора, да и только! Болела голова. Старик знал, что это цветочки, к вечеру уже и руки и ноги отнимутся.
— Инна! — крикнул он. — Я не могу выбраться отсюда!
— А и не надо, — оказывается, она уже стоит рядом и смотрит сверху вниз. — Живите тут. Я вас кормить буду, а вы мне рассказывать — где же еще можно запрятать труп?
Старик стал выковыривать лопатой ступеньки в стене ямы, он успокоился и почти не злился.
— Нагрей воды.
Инна ушла в дом.
А чего он хотел? Не тащить же лилипутке его из ямы веревкой!
Самойлов решил вечером же уехать, но одежда требовала хорошей сушки, тело ломило, и он несколько раз мысленно обозвал себя гробокопателем. Давно он так весело не проводил время!
Когда вечером они сидели у камина, Старик вдруг признался Инне, что он уже на пенсии, что его сослуживцы по какой-то для него непонятной причине считают его специалистом по женщинам, в смысле их психики, конечно. И просто его попросил приехать бывший подчиненный, а теперь начальник отдела, потому что ему от этого дела «явно пахло убийством».
— Вы так стараетесь, — вздохнула Инна, — вы всегда так старательно ищете трупы?
— Всегда.
— А если пропавший человек жив?
— У меня такой метод работы.
— Вы думаете, моя сестра мертва? — почему-то шепотом спросила Инка.
— Когда я ищу следы преступления или труп, я стараюсь не думать об объекте. Так проще, и работать ничего не мешает.
— А вы… — она задумалась, подбирая слова, — вы будете здесь жить, пока не найдете чего-нибудь?
— Надоел? — усмехнулся Самойлов.
— Вовсе нет. Это даже очень хорошо, что вы остались, — одобрила Инна и добавила: — Привидение приезжает с последней электричкой.
Старик сначала не понял. Он всегда думал, что привидения появляются сами по себе и в любом удобном для них месте. А Инна думала иначе. Она твердо заявила, что к ней привидение приезжает на последней электричке, уже два дня подряд, может, и сегодня приедет.
Совсем стемнело. В окнах было черно, небольшое пространство у камина освещали слабым теплым светом догорающие угольки.
— Дед, а как ты думаешь, смерти надо бояться? — спросила Инна.
— Нет.
— Да!
— Нет, — уверенно заявил Самойлов.
— А если я боюсь, это ненормально?
— Нормально. Я тоже боюсь.
— Но смерть — это же не реальность, этого не бывает! Никто не может объяснить, куда потом деваются все мои мысли!
— Мысли остаются, а сам ты умираешь, — еле ворочая в теплой дреме языком, объяснял Самойлов. — Потом какой-нибудь человек подойдет к месту, где твои мысли остались, найдет их, обрадуется и возьмет себе… Что я такое несу, господи?… Да, получается, что у всех нас мысли не наши, а всех умерших.
— Дед, это ты говоришь или я?
— Я, — пробормотал Старик.
— Ну ладно, где же я еще могла запрятать труп?
— Трудно сказать. На чердаке, например…
— Да! — громко обрадовалась Инна. — Слушай, у нас потрясный чердак, завтра обязательно посмотришь!
Старик вспомнил странную крышу.
— Я заметил купол, значит, чердак большой, просторный и высокий. Если учесть, что он еще и хорошо проветривается, труп можно было подвесить вверху, под самым потолком. Так сказать, засушить… В холщовом мешке. Замаскировать, чтобы снизу его не было видно. В девяносто третьем году один муж таким образом засушил на чердаке зернохранилища свою жену, — Старик зевнул. — Я, пожалуй, займусь написанием методических указаний по захоронению трупов. Давай спать. Поздно.
— А когда привидение приедет с последней электричкой, тебя разбудить?
— Всенепременно.
Огромная, вероятно супружеская, кровать с периной и шестью подушками. Убедившись, что Старик благополучно провалился в перину, Инна похлопала по ней ладошкой.
— А я люблю спать в гамаке! — послышался ее голос откуда-то снизу.
— Ну конечно! — отозвался Самойлов и не узнал свой голос — глухой, как из ваты. — А для кого тогда тут табуретка высокая приставлена?
— Это для расслабухи. Я залезаю сюда попрыгать.
Самойлов хотел спросить, как ей удается содержать в порядке такой дом, но он отключился и открыл глаза за несколько секунд до того, как почувствовал прикосновение руки. Чиркнула спичка. Он увидел голову девочки рядом. Инна показывала ему пальцем, прижатым к губам, чтобы он молчал. Самойлов глубокомысленно покивал головой. Ругаться ему не хотелось, но и идти смотреть на привидение с последней электрички — тоже. Ноги и руки болели.
Инка наклонилась к его лицу, запахло скуренной сигаретой и мятной конфетой.
— Привидение уже в саду, пойдем.
Она была в ночной рубашке, на плечи накинут платок.
— Не желаю, — прохрипел Старик трагическим шепотом. — Оно молодое, это привидение?
— Оно — совсем как я!
— Пусть приходит ко мне, а то вставать неохота.
— Да пойдем же, оно в прошлый раз пыталось открыть окно в моей комнате, а теперь я его специально открыла, ведь ты здесь, и я не боюсь!
Старик с большим трудом выбрался из перины и поплелся по коридору. Хотел подняться на второй этаж, там в одной из комнат он заметил прикрепленный к стенам гамак, но девчонка резко развернула его к комнате с зеркалами.
Свет они не зажигали, ночь была темная, Самойлов с трудом ориентировался, протянул руку вперед, чтобы не стукнуться головой о дверь, приоткрыл ее и увидел легкое свечение среди зеркал. Слабый, чуть светящийся лучик пробегал по комнате. Инка спряталась за его спиной. Старик не мог понять, откуда идет свет, посмотрел на окно, тут же уловил краем глаза чье-то лицо в одном из зеркал, всмотрелся и вздрогнул. В зеркале было видно окно, а в окне — голова Инны! Одна рука белела на подоконнике, в другой был фонарик. Свет от фонарика пробегал по зеркалам. Старик на всякий случай протянул руку назад и потрогал Инку. Она была за его спиной. Старик и та, в окне, посмотрели друг на друга. Луч фонарика добрался до двери и осветил всклокоченного Старика, замотанного в простыню. Фонарик тут же потух, лицо скрылось… топот ног, шелест листьев…
Старик зажег свет. С грустной тоской посмотрел на бледное личико где-то у его живота. Одинокое крошечное существо — у него никак не получалось представить ее женщиной.
— Ну и как же тебе это удалось проделать?
Инка пожала плечами. Старик еще раз внимательно осмотрел зеркала. Да, при желании можно было, стоя за его спиной и поставив предварительно зеркала определенным образом, скорчить какую угодно рожу и он бы увидел эту рожу. Но окно?
Они прошли в столовую. Старик налил в чашку остывшей заварки, Инка, уставшая и какая-то опустошенная, смотрела перед собой не мигая. Старик вгляделся внимательнее и увидел на ее руке, чуть выше кисти, шрам.
— Откуда это?
— Упала на косу.
— Вы с сестрой дружно жили?
— Ну, дед, ты как на допросе! Нет. Не дружно. Мы были погодки, вроде и разницы в возрасте нет совсем. Я ее иногда знатно поколачивала. И волосы у нее были светлее моих. Коса. Вообще… Знаешь, как она этот дом называет? Жилище. Нет, ты вдумайся, может ли человек жить в таком доме, если называет его «жилище»! Однажды даже сказала «жилая площадь».
— На суде?
— Да нет, она все бумаги собирала, чтобы дом пополам поделить, а до суда дело не дошло, как-то все притихло. Ей же полагается какая-то часть, как дочери. Я в этом не разбираюсь, а она целый год все копалась, копалась, а потом вдруг надоело. Так и жили. На лето — дачники… Я продавала цветы и рассаду, иногда подрабатывала в варьете.
— Ты танцевала в варьете? — удивился Самойлов.
— Нет, — легкий переход от отчаяния к улыбке и обратно. — Я была ассистенткой у волшебника. У мага, так сказать, и чародея. В основном пряталась в ящике с зеркалами.
Инна прилегла в кресле, глядя, не мигая, в полоску черного пространства между занавесками. Старик слушал ночь. В доме иногда вдруг что-то вздыхало, поскрипывало, но не страшно, а как-то по-домашнему. Хороший дом, что и говорить. Можно ли убить за дом? Такая маленькая, такая молодая…
— Сколько тебе полных лет?
— Много.
Утром Старик решил побыстрее осмотреть дом и уехать. Инки нигде не было, и он стал ходить по комнатам, вдыхая запахи чужой жизни. В одной из комнат были свалены в кучу детские игрушки, горшки, стульчик для маленького, раскладушки. Старик устал, не выспался. Когда он взобрался на чердак, Инка пришла в дом, он услышал ее шаги внизу, окликнул. На чердаке пахло старой паутиной, но больше — деревом и травой. На чердаке были сумерки. Когда глаза привыкли, Самойлов обнаружил ровно посередине пола дыру — квадрат полтора на полтора метра, закрытый металлической сеткой. Старик задрал голову вверх, но ничего не мог рассмотреть: купол оказался очень высоким, его внутренние деревянные перегородки, плавно изгибаясь, уходили в темноту. На чердак поднялась Инна с красной палочкой во рту.
— Хочешь? — Она достала из кармана и протянула ему леденец — шарик на красной палочке.
— Зачем эта дыра в полу? Куда она ведет? — Самойлов взял леденец, но разворачивать не стал, сунул в карман.
— Это что-то вроде колодца сквозь весь дом, до самого подвала. Изнутри его не вычислить. Это отец все устроил. Он нам маятник Фуко делал. Высоты купола было недостаточно.
— Сделал? — удивился Самойлов, вспоминая, что такое этот самый маятник.
— Ну! Прикинь? Земля вращается! — радостно объявила Инка. — Сверху, с самой высокой точки купола, спускался отвес на веревке, мы с сестрой простояли больше часа в подвале и видели, как он начал двигаться, мы схватились за руки и закричали, потому что Земля вращалась! Он был гений, наш отец. Если хочешь, могу показать его чертежи вечного двигателя.
Старик прошел по чердаку. Откуда-то на него капнуло. Он удивился, не успел ничего подумать, как его захлестнуло знакомое ощущение находки — помесь ужаса и подвалившей удачи. Капнуло сверху. Самойлов внимательно посмотрел на Инку. Она рылась в старом ящике с бумагами. Старик закрыл глаза руками, постарался внутренне успокоиться. Капнуло еще раз. Еще ничего не поняв до конца, Старик поднял голову и постарался разглядеть самый верх купола. Так и есть. Там что-то было подвязано, в самом верху. Не опуская голову, Старик скосил глаза и посмотрел на Инку. Она, замерев, осторожно глядела на него. Старик сбросил куртку:
— Что это там?
— Где? — тут же откликнулась она вся — глазами, движением тела. Вскочила.
— Вверху!
— Наверное, труп подвязан, — Инна пожала плечами и виновато улыбнулась.
— Где лестница? — спросил он, уже понимая, что никакая лестница тут не поможет: очень высоко.
— Нет такой длинной лестницы, если полезете, то по перекладинам.
Опять перешла на «вы». Испугалась?
Маленькое окошечко не давало света вовсе, но Старик всматривался до синевы в глазах, потом схватился руками за нижние перекладины и с кряхтеньем полез вверх. Инка села на пол, обхватила руками колени. Самойлов уже через минуту подумал, успокоившись, что ничего, в принципе, на него капнуть сверху не могло, если «это» висит здесь с весны. Он лез наверх долго… Он уже хорошо видел большой полиэтиленовый пакет, обвязанный веревками и притянутый к самому верху. Увидел и нечто, темнеющее в этом пакете. Кружилась голова, останавливаться приходилось через каждые пять минут. Самойлов молил бога, чтобы не упасть, пот заливал глаза, болела после вчерашнего поясница. Он уже дотянулся рукой с перочинным ножом до одной из веревок, когда другая рука сорвалась. Старик выронил нож, но успел ухватиться правой за перекладину. Покачавшись на одной руке, он смог уцепиться и второй. Веревки пришлось разматывать. Пока он копошился, из кармана вывалился леденец и, кружась, как семечко ясеня, приземлился на металлическую сетку рядом с ножом. Самойлов уговаривал себя: «Еще парочка узлов, и ЭТО свалится, еще парочка…»
Самойлов проследил взглядом за ЭТИМ, когда оно падало вниз. Ему показалось, что ЭТО летит медленно и падает с шелестом, непривычным для мертвого тела, даже замотанного в полиэтилен. Слезал он быстрее. Инка так и сидела, опустив голову в колени. Он подошел к ней, плечи ее вздрагивали. Старик вздохнул, оттащил от сетки добычу и стал разматывать полиэтилен. Он уже понял, что лазил зря, но никак не мог расстаться с ощущением находки, а когда размотал, понял, почему ЭТО так легко падало: в полиэтилене лежало огородное пугало — палка с чем-то для головы, одетая в рваную мужскую одежду и какие-то другие тряпки. Старик сел на пол. Инка подняла голову и наконец позволила себе расхохотаться вслух. Полиэтилен был влажный — вероятно, она проделала все это рано утром. Было еще холодно, здесь, в тепле чердака, сконденсировалась влага, на Самойлова и капнуло… Старик не мог пошевелиться и вдруг заметил, что он тоже не прочь посмеяться. Или поорать. Он сполз кое-как с чердачных ступенек лестницы и поплелся собирать свой портфель. Он даже не был сердит, поэтому никак не отреагировал на Инкины выпрашивания прощения. Он просто пошел к калитке, не оборачиваясь, а девчонка все стояла на крыльце и кричала ему в спину:
— Дед, ты еще в колодец не слазил! Дед, она вполне может поместиться в нишу, там выдолблено углубление, когда отец строил колодец, он сделал углубление, внизу!..
— Пропади ты пропадом! — выдохнул Самойлов вместо прощания.
АДВОКАТ
В дорогом шелковом халате, с мокрыми после душа волосами (на волосах — сеточка, чтобы не растрепались) вытряхивает в ведерко лед, протирает бутылку шампанского. Думает, открывать или все-таки подождать, пока появится гостья?…
Жизненное наблюдение: женщины любят, когда их обливают шампанским.
В плоском салатнике плавают головки желтых роз. Между их крупными раскрывшимися головками плавают лепестки красных роз. Адвокат сам составил эту композицию.
Он тучен, коротконог, с черной шерсткой на спине, плечах и предплечьях, с нежными большими глазами и красиво очерченным ртом под тонкими полосками усов — одним словом, лапочка, из тех обаяшек, что нравятся женщинам с первого сказанного ими слова.
Он берет с туалетного столика в спальне флакон с пульверизатором и брызгает себе на шею, потом — поверх халата.
В это время в дверь уже звонят.
Гостья врывается в квартиру с необузданностью отчаяния. Именно такое выражение лица больше всего нравится адвокату, когда женщины раздеваются — сомнение, страх и отчаянная решимость. При этом она почему-то держит во рту зубами свою сумочку. Адвокат пятится, отслеживая каждое ее движение. Когда они дошли таким образом до гостиной — мужчина, пятясь задом, а женщина — снимая на ходу чулки, это было похоже на странный танец — адвокат небрежным движением сбросил с себя халат. Женщина вынула изо рта сумочку и показала белые зубы, издав тихий сладострастный рык.
— Шампанского! — прошипела она.
Адвокат занялся бутылкой, женщина стояла рядом, пританцовывая, отсчитывая одной ей слышный ритм. Пробка вылетела, в грудь женщины ударила пена. Адвокат обнаружил, что забыл приготовить бокалы. Он отправился за ними, накинув халат, а женщина пошла в спальню.
Адвокат дышал на стекло, натирая его потом салфеткой.
Женщина, стараясь не шуметь, открывала ящики комода и шкафов, обшаривала тумбочки.
Когда Адвокат принес бокалы, пена в бутылке уже успокоилась. Он не успел разлить шампанское — подошла женщина с небольшим пистолетом в руке (пистолет она обмотала голубыми ажурными трусиками) и выстрелила ему в грудь.
Жизненное наблюдение: женщины любят, когда их обливают шампанским.
В плоском салатнике плавают головки желтых роз. Между их крупными раскрывшимися головками плавают лепестки красных роз. Адвокат сам составил эту композицию.
Он тучен, коротконог, с черной шерсткой на спине, плечах и предплечьях, с нежными большими глазами и красиво очерченным ртом под тонкими полосками усов — одним словом, лапочка, из тех обаяшек, что нравятся женщинам с первого сказанного ими слова.
Он берет с туалетного столика в спальне флакон с пульверизатором и брызгает себе на шею, потом — поверх халата.
В это время в дверь уже звонят.
Гостья врывается в квартиру с необузданностью отчаяния. Именно такое выражение лица больше всего нравится адвокату, когда женщины раздеваются — сомнение, страх и отчаянная решимость. При этом она почему-то держит во рту зубами свою сумочку. Адвокат пятится, отслеживая каждое ее движение. Когда они дошли таким образом до гостиной — мужчина, пятясь задом, а женщина — снимая на ходу чулки, это было похоже на странный танец — адвокат небрежным движением сбросил с себя халат. Женщина вынула изо рта сумочку и показала белые зубы, издав тихий сладострастный рык.
— Шампанского! — прошипела она.
Адвокат занялся бутылкой, женщина стояла рядом, пританцовывая, отсчитывая одной ей слышный ритм. Пробка вылетела, в грудь женщины ударила пена. Адвокат обнаружил, что забыл приготовить бокалы. Он отправился за ними, накинув халат, а женщина пошла в спальню.
Адвокат дышал на стекло, натирая его потом салфеткой.
Женщина, стараясь не шуметь, открывала ящики комода и шкафов, обшаривала тумбочки.
Когда Адвокат принес бокалы, пена в бутылке уже успокоилась. Он не успел разлить шампанское — подошла женщина с небольшим пистолетом в руке (пистолет она обмотала голубыми ажурными трусиками) и выстрелила ему в грудь.
ПРОБЛЕМА
Через два дня после выстрела с шампанским Марусе позвонили. Это было вечером, когда она, развалясь в кресле, в темноте «под Вагнера» поедала из коробки конфеты.
Узнав голос, Маруся так и вспыхнула скулами.
Марк Корамис вежливо поинтересовался, не надумала ли она приехать к ним в Бостон. Так он начинал каждый свой разговор.
— Я не люблю детей, я их боюсь, — именно так Маруся каждый раз аргументировала свой отказ.
В который раз Марк сказал, что он не против подождать, пока сын вырастет. Потом он перешел к делу и сказал, что ему позвонила девочка, которая жила раньше с Антуаном.
— Лера? — удивилась Маруся.
Марк Корамис с легкой укоризной напомнил свою просьбу — никому не давать его номер телефона.
— Я не знаю твой номер телефона! Ты всегда сам звонишь! — Маруся испугалась, хотя еще не успела понять — чего именно.
— Конечно-конечно… — не поверил Марк и заметил, что девочка звонила из Бостона.
— Этого не может быть, — прошептала Маруся. — Ты уверен?
— Я уверен. Она была в аэропорту. Звонила перед отлетом.
— Чего она хотела?
— Передать от тебя привет.
После этих слов Марусе стало совсем плохо. Коробка с конфетами упала на пол.
— Сделай для меня одолжение, посмотри, когда после этого звонка улетал самолет в Москву, — попросила она.
— Хорошо, я посмотрю и перезвоню тебе.
— Нет! — закричала Маруся. — Ты не перезвонишь! Ты положишь трубку и пойдешь смотреть, сейчас не время экономить, это очень важно!
— Хорошо, хорошо, — удивился мужчина, — но ты можешь сама посмотреть по Интернету. Я именно это сейчас и делаю.
Через пару минут он назвал время вылета самолета. И время в пути. И стоимость билета эконом-классом.
— Спасибо, — Марусю уже трясло. — Который час?
— Ты хочешь, чтобы я сказал тебе время?
— Да, именно этого я и хочу — чтобы ты посмотрел на свои дорогущие швейцарские часы и сказал мне, сколько времени! — закричала Маруся.
— О!.. — очень удивился Марк, но время назвал.
— Вот теперь — все!
Почти десять минут ушло на расчеты. Разница во времени плюс время полета… Маруся нервничала, ручка плохо писала, потом оказалось, что из ванны полилась вода — Маруся забыла, что включила воду.
Кое-как сопоставив время, Маруся оделась и, прошлепав по луже в коридоре, поспешно вышла из квартиры.
Она пошла в соседний подъезд. После третьего звонка кто-то посмотрел на нее в «глазок», но дверь не открыли. Тогда Маруся стала долбить дверь ногой, устала, достала сигарету и, раскуривая ее, задумчиво потрогала дерматин двери.
— Я ведь подожгу! — крикнула она. — Запросто. Соседи пожарных вызовут.
Дверь открыла Валентина.
— Хорошо, что ты зашла, — уныло заметила она. — Посмотри Сережку, мне кажется — у него сыпь на животе.
Узнав голос, Маруся так и вспыхнула скулами.
Марк Корамис вежливо поинтересовался, не надумала ли она приехать к ним в Бостон. Так он начинал каждый свой разговор.
— Я не люблю детей, я их боюсь, — именно так Маруся каждый раз аргументировала свой отказ.
В который раз Марк сказал, что он не против подождать, пока сын вырастет. Потом он перешел к делу и сказал, что ему позвонила девочка, которая жила раньше с Антуаном.
— Лера? — удивилась Маруся.
Марк Корамис с легкой укоризной напомнил свою просьбу — никому не давать его номер телефона.
— Я не знаю твой номер телефона! Ты всегда сам звонишь! — Маруся испугалась, хотя еще не успела понять — чего именно.
— Конечно-конечно… — не поверил Марк и заметил, что девочка звонила из Бостона.
— Этого не может быть, — прошептала Маруся. — Ты уверен?
— Я уверен. Она была в аэропорту. Звонила перед отлетом.
— Чего она хотела?
— Передать от тебя привет.
После этих слов Марусе стало совсем плохо. Коробка с конфетами упала на пол.
— Сделай для меня одолжение, посмотри, когда после этого звонка улетал самолет в Москву, — попросила она.
— Хорошо, я посмотрю и перезвоню тебе.
— Нет! — закричала Маруся. — Ты не перезвонишь! Ты положишь трубку и пойдешь смотреть, сейчас не время экономить, это очень важно!
— Хорошо, хорошо, — удивился мужчина, — но ты можешь сама посмотреть по Интернету. Я именно это сейчас и делаю.
Через пару минут он назвал время вылета самолета. И время в пути. И стоимость билета эконом-классом.
— Спасибо, — Марусю уже трясло. — Который час?
— Ты хочешь, чтобы я сказал тебе время?
— Да, именно этого я и хочу — чтобы ты посмотрел на свои дорогущие швейцарские часы и сказал мне, сколько времени! — закричала Маруся.
— О!.. — очень удивился Марк, но время назвал.
— Вот теперь — все!
Почти десять минут ушло на расчеты. Разница во времени плюс время полета… Маруся нервничала, ручка плохо писала, потом оказалось, что из ванны полилась вода — Маруся забыла, что включила воду.
Кое-как сопоставив время, Маруся оделась и, прошлепав по луже в коридоре, поспешно вышла из квартиры.
Она пошла в соседний подъезд. После третьего звонка кто-то посмотрел на нее в «глазок», но дверь не открыли. Тогда Маруся стала долбить дверь ногой, устала, достала сигарету и, раскуривая ее, задумчиво потрогала дерматин двери.
— Я ведь подожгу! — крикнула она. — Запросто. Соседи пожарных вызовут.
Дверь открыла Валентина.
— Хорошо, что ты зашла, — уныло заметила она. — Посмотри Сережку, мне кажется — у него сыпь на животе.