Страница:
Она вернулась к сейфу. Потыкала в воздухе над кнопками в пять цифр. Еще потренировалась. На лету получалось вообще секунды полторы. Учитывая нажим… Она постучала пальцем в ковер, имитируя быстрый набор пяти кнопок. При максимальной концентрации внимания можно вполне уложиться в две секунды для каждого набора. Лера еще подумала — не составить ли на бумаге схему последовательного изменения по одной цифре, но потом не стала. Было бы, конечно, удобно, но только для двоих. Один нажимает, один диктует наборы. Почему-то она вдруг подумала о Гоше Капелюхе. Интересно, что бы он выбрал — нажимать или называть цифры? И поняла, что она его в этот момент
вообразила! До невероятной ясности — до растерянного и напряженного в такой ситуации лица. Не отвлекаться! Она в уме будет переставлять цифры местами по кругу, у нее получится быстрее по памяти. И тут Лера вспомнила о щелчке, который должен последовать после правильного набора. Его же нужно ждать!
Итак, сто семнадцать наборов за две секунды, плюс по секунде — ожидание щелчка, итого… Больше двухсот секунд. А это больше четырех минут. Но — делать нечего!
И совершенно невозможно себе представить, что девочка Лера ни на секунду не задумалась — что ей делать, если вдруг в спальню войдет Элиза. Или ворвется взвод бравых спецназовцев… И тем не менее!.. Тем не менее. Для Леры это не было беспечностью, она просто не представила это, потому что совершенно не знала, как может повести себя бабуля или милиция, и не собиралась даже думать на эту тему. Девочка Лера очень хорошо умела перемножать, делить и возводить в степень цифры и представлять в подробностях, как они выстраиваются в нужном сочетании ответа, и получала от этого большое удовольствие, но вот Элиза, милиция…
Совершенно спокойная, она набрала первую комбинацию из пяти цифр меньше чем за две секунды. После третьей комбинации щелчка не последовало. И после сорок четвертой. Потом Лера перестала считать комбинации, а прокручивала, вертела, переставляла местами в уме 1, 4, 7, 9 и 0, опережая движения руки, пока вдруг не раздался щелчок, такой мощный, что дверца сейфа чуть дернулась. Одновременно со щелчком зазвонил телефон. Схватившись за ручку, Лера ее опустила, и первое, что она увидела на полке…
Это был пистолет. Не такой, как у Попакакиса, больше размером. Он лежал, одинокий, на совершенно пустой полке! На нижней под ним полке лежала прозрачная папка, в которой оказались документы на квартиру, на загородный дом и… еще на одну квартиру — в Лондоне. Следующая папка — акции, еще акции, два листа — список женских фамилий с телефонами и непонятными цифрами. Телефон звонит опять! Фотографии девушек с номерами. Больше ничего. Лера вскочила с ковра, забросила папки обратно, захлопнула дверцу сейфа. Картина не закреплялась, Лера поставила ее на пол под сейфом и бросилась к ванной.
Пена
Бархат
Шифон
Любовь
Коломбина
Итак, сто семнадцать наборов за две секунды, плюс по секунде — ожидание щелчка, итого… Больше двухсот секунд. А это больше четырех минут. Но — делать нечего!
И совершенно невозможно себе представить, что девочка Лера ни на секунду не задумалась — что ей делать, если вдруг в спальню войдет Элиза. Или ворвется взвод бравых спецназовцев… И тем не менее!.. Тем не менее. Для Леры это не было беспечностью, она просто не представила это, потому что совершенно не знала, как может повести себя бабуля или милиция, и не собиралась даже думать на эту тему. Девочка Лера очень хорошо умела перемножать, делить и возводить в степень цифры и представлять в подробностях, как они выстраиваются в нужном сочетании ответа, и получала от этого большое удовольствие, но вот Элиза, милиция…
Совершенно спокойная, она набрала первую комбинацию из пяти цифр меньше чем за две секунды. После третьей комбинации щелчка не последовало. И после сорок четвертой. Потом Лера перестала считать комбинации, а прокручивала, вертела, переставляла местами в уме 1, 4, 7, 9 и 0, опережая движения руки, пока вдруг не раздался щелчок, такой мощный, что дверца сейфа чуть дернулась. Одновременно со щелчком зазвонил телефон. Схватившись за ручку, Лера ее опустила, и первое, что она увидела на полке…
Это был пистолет. Не такой, как у Попакакиса, больше размером. Он лежал, одинокий, на совершенно пустой полке! На нижней под ним полке лежала прозрачная папка, в которой оказались документы на квартиру, на загородный дом и… еще на одну квартиру — в Лондоне. Следующая папка — акции, еще акции, два листа — список женских фамилий с телефонами и непонятными цифрами. Телефон звонит опять! Фотографии девушек с номерами. Больше ничего. Лера вскочила с ковра, забросила папки обратно, захлопнула дверцу сейфа. Картина не закреплялась, Лера поставила ее на пол под сейфом и бросилась к ванной.
Пена
Элиза сняла наушники, потянулась к лазерному плееру, чтобы выключить его, да так и застыла с протянутой рукой.
— Детка! — крикнула она так радостно, что Лере стало стыдно. — Откуда?! Как ты хороша! Кто стриг? В Москве? Нет, постой, дай угадаю — Гамек из Праги, правильно? Ты была в Праге? Давно? Дай же мне тебя обнять, нет, постой, я вся в пене, лучше дай полотенце.
— Ба-буш-ка, — громко продекламировала Лера, — у нас проб-ле-мы.
— Сейчас ты все мне расскажешь, и мы решим любые проблемы! — Элиза встала в ванне и взяла у Леры полотенце.
В дверь настойчиво позвонили.
— Ах, как некстати! — заметила на это Элиза, даже не представляя себе, насколько это некстати. — Кто бы это мог быть?
— Это милиция. Если ты не откроешь, они начнут дверь ломать, или что там по договору полагается, когда срабатывает сигнализация?
— Сигнализация? — удивилась Элиза, продолжая улыбаться. — Но я все нажала, когда пришла!
— Сигнализация сработала на сейфе. Я пыталась его открыть, — Лера протянула бабушке еще одно полотенце. — Давай быстренько, одно — на голову, другим обмотайся и бегом к двери, а? — попросила она.
— Мой сейф?… — застыла Элиза, будучи уже одной ногой на кафеле пола. — Зачем тебе мой сейф?
Звонки стали более длинными. Видя, что от каждого нового сообщения Элиза впадает в ступор, Лера перешла к экстремистским действиям.
— У тебя есть разрешение на оружие? — спросила она, дергая бабушку на себя за руку, чтобы та наконец вылезла из ванны.
— Оружие? Так ты его открыла?!
— Значит, нет, я так и думала, — кивнула Лера. — Быстро беги к двери, открывай, показывай документы и говори, что ты случайно три раза неправильно набрала шифр сейфа.
— А?… Да-да, конечно, уже бегу… Подожди, — остановилась Элиза в коридоре, обматываясь полотенцем. — А почему ты не откроешь, ты хотя бы одета!
— Потому что ты хозяйка квартиры! — Лера подталкивала ее в спину, Элиза пробуксовывала, оставляя на полу мокрые следы.
— Но ты тоже здесь прописана! — пыталась остановиться она. — Я не могу предстать перед группой мужчин в таком виде! Я совершенно не накрашена!
— А я не могу предстать перед группой милиционеров, потому что Попакакис убит из пистолета, на котором есть мои отпечатки! Меня могут разыскивать, мой паспорт показывать нельзя.
— Адвокат убит?… — попыталась присесть на пол Элиза, но Лера подхватила ее, крича:
— Минуточку! Иду! Уже иду!
Подтолкнув последним усилием бабушку к двери, Лера метнулась в спальню, чтобы подхватить с пола свой рюкзак. Элиза топталась перед дверью, выглядела она такой растерянной, что Лера пожалела о своих объяснениях.
— Открывай! — Лера побежала в ванную.
Прикрыв дверь, она подслушивала в щелочку. Элиза, заикаясь и путаясь, раза четыре начинала объяснять, как она вышла из ванной и стала открывать сейф, чтобы взять… чтобы взять там… А он не открылся, а, оказывается, она перепутала порядок цифр, это у нее случается — от Гуно.
Вероятно, кто-то из милиционеров решил выяснить, кто такой этот?… И где он.
— Кто такой Гуно? — На этой фразе голос Элизы наконец окреп и приобрел спокойную разборчивость и твердость. — Нет, минуточку, никакого Гуно здесь нет! Это композитор, я слушала его оперу, лежа в ванне, а когда вышла…
Лере было видно, как несколько человек прошли в спальню к сейфу. Невидимая Элиза уверяла, что шифр у нее где-то записан, она обязательно найдет эту запись или вызовет мастера. И не будет больше экспериментировать с памятью.
После этого все вернулись в коридор и густой мужской голос потребовал показать документы. Тишина, потом тот же голос:
— Снимите полотенце!
— Э-э-э… которое? — растерянно спросила Элиза.
— Гражданка, снимите с головы полотенце, потому что я должен сличить ваше лицо с тем, что в паспорте.
— Не надо ничего сличать! — попросила Элиза. — Я ужасно выгляжу. И потом — в паспорте я платиновая блондинка, это когда еще было! А теперь — шатенка, если вы позволите, я должна хотя бы немного подработать лицо…
После этого Элизе пришлось несколько раздраженно объяснять, что она имела в виду нанесение макияжа, а не обработку фотографии в паспорте.
Лера присела в ванной на пол, но потом ей пришлось резко вскочить, засунуть рюкзак в угол за стиральную машину, сбросить туфли и залезть одетой в пену. Потому что представители закона на всякий случай решили осмотреть все помещения.
В тот момент, когда дверь в ванную открылась, Лера нырнула, полежала немного под водой на боку и осторожно высунула голову, почти закрытую шапкой пены. Поморгав, она обнаружила, что от двери на нее удивленно смотрят двое мужчин с автоматами.
— А-а э-э-то мой друг, — прорывалась в ванную бабушка, — то есть, извините, подруга, ну, вы понимаете…
— Почему не ответили на телефонный вызов? — строго спросил один мужчина, разглядывая ботинки Леры и плеер с наушниками на полке под зеркалом.
— А я… А мы как раз вместе мылись в ванне, мы не слышали, понимаете, — бормотала невидимая Элиза. — Я когда сейф не смогла открыть, я от волнения сразу опять легла в ванну.
Ей предложили подписать какую-то бумагу, все ушли в коридор, но Лера не решалась пока вылезать. Когда Элиза проводила наряд и вернулась в ванную, она с открытым ртом несколько секунд наблюдала, как со вставшей в ванне Леры стекает вода. Пена лопалась, обнажая скрытую под ней мокрую одежду.
— Лерка, — прошептала она, — что это ты вытворяешь?…
— Детка! — крикнула она так радостно, что Лере стало стыдно. — Откуда?! Как ты хороша! Кто стриг? В Москве? Нет, постой, дай угадаю — Гамек из Праги, правильно? Ты была в Праге? Давно? Дай же мне тебя обнять, нет, постой, я вся в пене, лучше дай полотенце.
— Ба-буш-ка, — громко продекламировала Лера, — у нас проб-ле-мы.
— Сейчас ты все мне расскажешь, и мы решим любые проблемы! — Элиза встала в ванне и взяла у Леры полотенце.
В дверь настойчиво позвонили.
— Ах, как некстати! — заметила на это Элиза, даже не представляя себе, насколько это некстати. — Кто бы это мог быть?
— Это милиция. Если ты не откроешь, они начнут дверь ломать, или что там по договору полагается, когда срабатывает сигнализация?
— Сигнализация? — удивилась Элиза, продолжая улыбаться. — Но я все нажала, когда пришла!
— Сигнализация сработала на сейфе. Я пыталась его открыть, — Лера протянула бабушке еще одно полотенце. — Давай быстренько, одно — на голову, другим обмотайся и бегом к двери, а? — попросила она.
— Мой сейф?… — застыла Элиза, будучи уже одной ногой на кафеле пола. — Зачем тебе мой сейф?
Звонки стали более длинными. Видя, что от каждого нового сообщения Элиза впадает в ступор, Лера перешла к экстремистским действиям.
— У тебя есть разрешение на оружие? — спросила она, дергая бабушку на себя за руку, чтобы та наконец вылезла из ванны.
— Оружие? Так ты его открыла?!
— Значит, нет, я так и думала, — кивнула Лера. — Быстро беги к двери, открывай, показывай документы и говори, что ты случайно три раза неправильно набрала шифр сейфа.
— А?… Да-да, конечно, уже бегу… Подожди, — остановилась Элиза в коридоре, обматываясь полотенцем. — А почему ты не откроешь, ты хотя бы одета!
— Потому что ты хозяйка квартиры! — Лера подталкивала ее в спину, Элиза пробуксовывала, оставляя на полу мокрые следы.
— Но ты тоже здесь прописана! — пыталась остановиться она. — Я не могу предстать перед группой мужчин в таком виде! Я совершенно не накрашена!
— А я не могу предстать перед группой милиционеров, потому что Попакакис убит из пистолета, на котором есть мои отпечатки! Меня могут разыскивать, мой паспорт показывать нельзя.
— Адвокат убит?… — попыталась присесть на пол Элиза, но Лера подхватила ее, крича:
— Минуточку! Иду! Уже иду!
Подтолкнув последним усилием бабушку к двери, Лера метнулась в спальню, чтобы подхватить с пола свой рюкзак. Элиза топталась перед дверью, выглядела она такой растерянной, что Лера пожалела о своих объяснениях.
— Открывай! — Лера побежала в ванную.
Прикрыв дверь, она подслушивала в щелочку. Элиза, заикаясь и путаясь, раза четыре начинала объяснять, как она вышла из ванной и стала открывать сейф, чтобы взять… чтобы взять там… А он не открылся, а, оказывается, она перепутала порядок цифр, это у нее случается — от Гуно.
Вероятно, кто-то из милиционеров решил выяснить, кто такой этот?… И где он.
— Кто такой Гуно? — На этой фразе голос Элизы наконец окреп и приобрел спокойную разборчивость и твердость. — Нет, минуточку, никакого Гуно здесь нет! Это композитор, я слушала его оперу, лежа в ванне, а когда вышла…
Лере было видно, как несколько человек прошли в спальню к сейфу. Невидимая Элиза уверяла, что шифр у нее где-то записан, она обязательно найдет эту запись или вызовет мастера. И не будет больше экспериментировать с памятью.
После этого все вернулись в коридор и густой мужской голос потребовал показать документы. Тишина, потом тот же голос:
— Снимите полотенце!
— Э-э-э… которое? — растерянно спросила Элиза.
— Гражданка, снимите с головы полотенце, потому что я должен сличить ваше лицо с тем, что в паспорте.
— Не надо ничего сличать! — попросила Элиза. — Я ужасно выгляжу. И потом — в паспорте я платиновая блондинка, это когда еще было! А теперь — шатенка, если вы позволите, я должна хотя бы немного подработать лицо…
После этого Элизе пришлось несколько раздраженно объяснять, что она имела в виду нанесение макияжа, а не обработку фотографии в паспорте.
Лера присела в ванной на пол, но потом ей пришлось резко вскочить, засунуть рюкзак в угол за стиральную машину, сбросить туфли и залезть одетой в пену. Потому что представители закона на всякий случай решили осмотреть все помещения.
В тот момент, когда дверь в ванную открылась, Лера нырнула, полежала немного под водой на боку и осторожно высунула голову, почти закрытую шапкой пены. Поморгав, она обнаружила, что от двери на нее удивленно смотрят двое мужчин с автоматами.
— А-а э-э-то мой друг, — прорывалась в ванную бабушка, — то есть, извините, подруга, ну, вы понимаете…
— Почему не ответили на телефонный вызов? — строго спросил один мужчина, разглядывая ботинки Леры и плеер с наушниками на полке под зеркалом.
— А я… А мы как раз вместе мылись в ванне, мы не слышали, понимаете, — бормотала невидимая Элиза. — Я когда сейф не смогла открыть, я от волнения сразу опять легла в ванну.
Ей предложили подписать какую-то бумагу, все ушли в коридор, но Лера не решалась пока вылезать. Когда Элиза проводила наряд и вернулась в ванную, она с открытым ртом несколько секунд наблюдала, как со вставшей в ванне Леры стекает вода. Пена лопалась, обнажая скрытую под ней мокрую одежду.
— Лерка, — прошептала она, — что это ты вытворяешь?…
Бархат
Наскоро раздевшись, Лера кое-как промокнулась полотенцем. Разглядев мокрую кучу одежды на полу, Элиза заметила:
— Хорошо, что ты догадалась снять хотя бы куртку и ботинки.
Потом посмотрела на голую девочку, всплеснула руками:
— Я тебя сейчас же сфотографирую, пока ты с мокрыми волосами и безумными глазами!
— Бабушка!..
Но Элиза уже мчалась в студию.
— Нет, — сказала Лера, — только не под лампами!
— Еще как под лампами, и на шкуре барса! Нет, постой… Твое тело будет больше светиться на красном бархате. Нет! — крикнула она опять, когда Лера переползла с подозрительной шкурки на бархатную накидку дивана. — На синем бархате! Возьми в комоде синюю накидку.
— Бабушка, у меня так и волосы высохнут, и глаза успокоятся.
— Ну потерпи, детка, одну секунду! Вот так… Изобрази классическую позу отдыхающей на волне русалки.
Лера легла на спину, закинув одну ногу на другую.
— Ой, извини, — сдержала она смешок, увидев рассерженное лицо Элизы. — Хвост… я забыла.
— Ляг на бок!
— Хорошо…
— Подопри голову рукой, а ноги сожми плотнее…
Настроив камеру, Элиза приказала менять выражение лица.
— Как это? — не поняла Лера.
— Разговаривая о чем-нибудь, задумывайся! Зачем тебе понадобился мой сейф?
— Этого я не могу объяснить. Прости меня, пожалуйста. Я плохо о тебе думала.
— За что простить? — высунулась из-за штатива с цифровой камерой Элиза. — За то, что плохо думала?
— За то, что залезла в сейф! Еще долго?
— Нет.
— Ты соврала Самойлову. Ты не выбросила пистолет в реку, — нахмурилась Лера.
— Ой-ой-ой!.. Ну, соврала. Первый раз, что ли? Давай прекратим эту тему. Поговорим о чем-нибудь личном. Быстро выкладывай, что ты обо мне думала плохого?
— Бабушка, сколько тебе лет?
— Нет уж, тогда лучше про пистолет! Можешь встать. Ты уже синяя. Никакого свечения не осталось.
— Это от холода. Что можно надеть?
— Поройся вон в том шкафу.
— Хорошо, что ты догадалась снять хотя бы куртку и ботинки.
Потом посмотрела на голую девочку, всплеснула руками:
— Я тебя сейчас же сфотографирую, пока ты с мокрыми волосами и безумными глазами!
— Бабушка!..
Но Элиза уже мчалась в студию.
— Нет, — сказала Лера, — только не под лампами!
— Еще как под лампами, и на шкуре барса! Нет, постой… Твое тело будет больше светиться на красном бархате. Нет! — крикнула она опять, когда Лера переползла с подозрительной шкурки на бархатную накидку дивана. — На синем бархате! Возьми в комоде синюю накидку.
— Бабушка, у меня так и волосы высохнут, и глаза успокоятся.
— Ну потерпи, детка, одну секунду! Вот так… Изобрази классическую позу отдыхающей на волне русалки.
Лера легла на спину, закинув одну ногу на другую.
— Ой, извини, — сдержала она смешок, увидев рассерженное лицо Элизы. — Хвост… я забыла.
— Ляг на бок!
— Хорошо…
— Подопри голову рукой, а ноги сожми плотнее…
Настроив камеру, Элиза приказала менять выражение лица.
— Как это? — не поняла Лера.
— Разговаривая о чем-нибудь, задумывайся! Зачем тебе понадобился мой сейф?
— Этого я не могу объяснить. Прости меня, пожалуйста. Я плохо о тебе думала.
— За что простить? — высунулась из-за штатива с цифровой камерой Элиза. — За то, что плохо думала?
— За то, что залезла в сейф! Еще долго?
— Нет.
— Ты соврала Самойлову. Ты не выбросила пистолет в реку, — нахмурилась Лера.
— Ой-ой-ой!.. Ну, соврала. Первый раз, что ли? Давай прекратим эту тему. Поговорим о чем-нибудь личном. Быстро выкладывай, что ты обо мне думала плохого?
— Бабушка, сколько тебе лет?
— Нет уж, тогда лучше про пистолет! Можешь встать. Ты уже синяя. Никакого свечения не осталось.
— Это от холода. Что можно надеть?
— Поройся вон в том шкафу.
Шифон
Лера открыла створки шкафа и замерла. Она услышала запах, который сразу же обхватил спазмом тошноты ее горло и нёбо. Лера высунулась из-за дверцы и посмотрела на Элизу. Та подключала камеру к компьютеру.
— У меня есть совсем новое белье! — крикнула она, не глядя. — В тумбочке возле кровати. Спустя пятнадцать лет я добилась от своей талии девственного размера. Шестьдесят шесть! Мне нравится это число. Закупила новое белье…Подобрала что-нибудь? Примерь комбинезон из лайкры, его только один раз надевали.
Лера вытащила из шкафа холщовые джинсы с подкладкой и широкими карманами на коленях. В застегнутом виде они эффектно сползли ей на бедра. Она взяла плечики с красным свитером в крапчатых перышках по вороту и на манжетах, приложила к себе перед зеркалом.
— Нет, — покачала головой Элиза, — под такие разбомбистые штаны поищи верх в обтяжку.
И Лера стала выкладывать одежду из шкафа на пол. Кое-что она быстро прикладывала к себе, потом скидывала в кучу, не дождавшись реакции бабушки. Когда большая часть тряпок была свалена на полу, Лера сунулась внутрь шкафа и обшарила темное пространство.
Почти все вещи имели запах. Ярко выраженный или очень слабый, но запах был у всех. В большинстве своем — навязчивые остатки хороших дезодорантов. Несколько кашемировых платьев были, вероятно, недавно из химчистки, они попахивали казенными ароматами, но уже успели прицепить к себе легкий душок мужского одеколона от длинного женского (?) пиджака в клетку, висевшего рядом.
Из оставшегося на полках больше ничего не пахло приторно-сладким запахом разлагающегося ананаса и ванили со спиртом. Именно этот запах удивил ее тогда возле повозки с оленем! Лера в отчаянии выпрямилась и посмотрела на верхнюю полку, где лежали несколько шляпок.
— Гениально! — воскликнула Элиза, когда обнаружила внучку, голую по пояс, в холщовых джинсах, спадающих складками широких штанин, и в кокетливой черной шляпке-пирожке с вуалью. — Потом надень с большими полями и восковыми цветами! — суетилась она с камерой.
А Лера медленно тянула с полки за уголок длинную воздушную накидку с вшитыми блестками в виде маленьких золотых звездочек. Тонкие золотые нити сеточкой проходили по всей накидке, отражая свет и заставляя ткань сиять.
— Осторожно, не дергай так, это старый шифон! — крикнула Элиза и опустила камеру, заметив странное выражение лица внучки.
Лера скомкала большую — полтора на два метра — накидку и прижала ее к лицу, вдыхая запах.
— У меня есть совсем новое белье! — крикнула она, не глядя. — В тумбочке возле кровати. Спустя пятнадцать лет я добилась от своей талии девственного размера. Шестьдесят шесть! Мне нравится это число. Закупила новое белье…Подобрала что-нибудь? Примерь комбинезон из лайкры, его только один раз надевали.
Лера вытащила из шкафа холщовые джинсы с подкладкой и широкими карманами на коленях. В застегнутом виде они эффектно сползли ей на бедра. Она взяла плечики с красным свитером в крапчатых перышках по вороту и на манжетах, приложила к себе перед зеркалом.
— Нет, — покачала головой Элиза, — под такие разбомбистые штаны поищи верх в обтяжку.
И Лера стала выкладывать одежду из шкафа на пол. Кое-что она быстро прикладывала к себе, потом скидывала в кучу, не дождавшись реакции бабушки. Когда большая часть тряпок была свалена на полу, Лера сунулась внутрь шкафа и обшарила темное пространство.
Почти все вещи имели запах. Ярко выраженный или очень слабый, но запах был у всех. В большинстве своем — навязчивые остатки хороших дезодорантов. Несколько кашемировых платьев были, вероятно, недавно из химчистки, они попахивали казенными ароматами, но уже успели прицепить к себе легкий душок мужского одеколона от длинного женского (?) пиджака в клетку, висевшего рядом.
Из оставшегося на полках больше ничего не пахло приторно-сладким запахом разлагающегося ананаса и ванили со спиртом. Именно этот запах удивил ее тогда возле повозки с оленем! Лера в отчаянии выпрямилась и посмотрела на верхнюю полку, где лежали несколько шляпок.
— Гениально! — воскликнула Элиза, когда обнаружила внучку, голую по пояс, в холщовых джинсах, спадающих складками широких штанин, и в кокетливой черной шляпке-пирожке с вуалью. — Потом надень с большими полями и восковыми цветами! — суетилась она с камерой.
А Лера медленно тянула с полки за уголок длинную воздушную накидку с вшитыми блестками в виде маленьких золотых звездочек. Тонкие золотые нити сеточкой проходили по всей накидке, отражая свет и заставляя ткань сиять.
— Осторожно, не дергай так, это старый шифон! — крикнула Элиза и опустила камеру, заметив странное выражение лица внучки.
Лера скомкала большую — полтора на два метра — накидку и прижала ее к лицу, вдыхая запах.
Любовь
— Это не могла быть ты, — покачала головой Лера, не убирая шифон от лица. — Я помню ее глаза. Бабушка… Я залезла в твой сейф, чтобы найти доказательства. Там я их не нашла. Оказывается, Самойлов был прав, нужно было рыться в шкафах и простукивать паркет.
— Какие еще доказательства? — ничего не понимала Элиза. — При чем здесь Самойлов и паркет?
— Это ты украла Антошу, — Лера присела на подлокотник кресла, комкая в руках ткань.
— Тоже мне новость, — несколько встревоженно пожала плечами Элиза, отложила камеру и села на пуфик, взяв с туалетного столика сигареты. — Я думала, ты знаешь.
— Не ври. Ты так не думала.
— Ладно! — нервно закуривая, Элиза металась глазами по комнате. — Я так не думала. Но я постаралась провести эту операцию с минимальным вредом для твоей психики! Я тебе намекнула! Ну? Я ведь намекнула. Я… Я изобразила целое шоу, а чего стоило угнать оленя!
— Это все сделала ты?! — не поверила Лера.
— Ну… — отвела глаза бабушка, — мне помогли, конечно. Четыре человека.
— Мне нужно немедленно знать имена этих людей! — вскочила Лера.
— Да пожалуйста! Двоих ты знаешь — это Колибри и Шаня.
— Не помню, назови имена! — нервничала Лера, почувствовав за спокойствием Элизы провал в своих розысках.
— Ну, Колибри — девочка из Саратова. Муза Модильяни! Копия его модели…
— А, да… — Лера разочарованно села. — А Шаня — перепелиное яичко…
— Точно. Изумительное личико, на котором нет ни одного чистого места — одни гречишные веснушки.
— А кто сидел на козлах?
— Коломбина. Метр девяносто, сорок второй размер ноги. Обычно трансвеститы более женственны, но она совершенно неповторима именно своей душевной ранимостью при таких размерах.
— А карлики?
— Коломбина притащила их с собой. Ты не поверишь, но это ее дальние родственники или родственники близких друзей, короче, она должна была пристроить эту парочку в цирк, по протекции, конечно, но что-то там не получилось, я уже не помню.
— Элиза… — прошептала Лера, стараясь не смотреть на бабушку. — Где Антон?
Ужасно удивившись, бабушка уверенно заявила:
— В Америке у отца! Так вот зачем ты залезла в сейф! Ты искала его адрес, да? Бедная моя детка, почему ты не спросила у меня? Или у родителей? Мальчик прекрасно живет в Бостоне с отцом и кучей прислуги. Представь, у него даже есть телохранитель! Валентина часто разговаривает с греком по телефону, они обмениваются рождественскими подарками. Знаешь, что грек прислал нашему маленькому Сереже? Вот такой крошечный скафандр космонавта! Но адреса у меня нет, и у Валентины нет. А телефон есть, я могу дать тебе телефон, по которому…
— Спасибо, не надо, — Лера прижала ладони к ушам и несколько секунд шевелила ими, перекрывая ушные раковины, чтобы создаваемый вакуум накатывал шумом прибоя и голос бабушки квакал в нем невменяемо и безлико.
— Где эта Коломбина? — Придумав, в каком направлении двигаться дальше, Лера убрала ладони от ушей.
— Постой… Ты что, нашла накидку по запаху? Это тот самый шифон, который я лично прикрепляла к короне на ее голове и к манжетам. Детка! У тебя потрясающие способности! Что ты так смотришь? Что?…
— Я уже применяю свои способности на практике, — усмехнулась Лера, застыв холодными глазами где-то далеко-далеко.
— Прекрасно! В парфюмерии? У Коломбины, кстати, ужасные парфюмерные пристрастия, от ее туалетной воды даже комары…
— Нет, — перебила Лера. — Для взлома сейфов. Ты всегда любила смачивать духами пальцы. Потом все в доме пахло тобой еще несколько дней. «Дали», кстати, не лучший вариант для женщины шестидесяти шести лет. Твое число…
Выбрав наугад из кучи на полу свитер, Лера натянула его, обнаружила слишком длинные рукава и закатала их валиком. Потом подошла к бабушке и села на ковер рядом с ней.
— Почему ты так зациклилась на этом мальчике? — спросила Элиза.
— Я его люблю, — не раздумывая, ответила Лера.
— Любовь… Что именно ты испытываешь, когда думаешь об этом ребенке?
— Мне больно за него… и страшно. Еще я боюсь, что чужие люди слишком часто будут хватать его руками, и он станет пахнуть чужим запахом. Я не успела ничему его научить.
— Чему ты могла его научить, ты же была ребенком? — С невидимой Лере улыбкой Элиза положила руку на голову внучке.
— Как не бояться бродячих собак. О чем думать, когда родители долго не приходят, а уже совсем темно. Как научиться не плакать от обид. Как правильно думать о себе и ни от кого не зависеть. Еще много чему… Прошло больше двух лет, приходят новые ощущения, я стала забывать, чему еще хотела его научить год назад, восемь месяцев назад… Вот, к примеру, я смотрела, как солнце топится в океане, и ужасно!.. ужасно жалела, что он этого не видит.
— В океане? — удивилась Элиза. — В каком океане?
— Какая разница! — Лера поднялась. — Ты знала адвоката Попакакиса. Откуда?
— Это имя всплыло в ходе следствия, которое пытался вести Самойлов из отдела розыска пропавших, — Элиза шарила глазами по ковру.
— Ну что ты все врешь? — возмутилась Лера. — Почему людям так нравится врать на пустом месте? Адвокат мертв, его уже нет, зачем врать? Тебе шестьдесят шесть лет, ты можешь в любой момент умереть, а врешь!
— Не приведи господи, что ты такое говоришь! — Элиза дернулась и прижала руки к груди. Обнаружив там край полотенца, она с недоумением осмотрела себя. Выступающие из-под полотенца острые коричневые коленки (последствия бархатного сезона на юге Франции), ступни со светло-розовым лаком на ногтях, цепочку на левой щиколотке.
— Тебе будет очень обидно, что ты потратила последние мгновения своей жизни на ложь, — продолжала возмущаться Лера. — Вот так и появляются привидения! Будешь потом бродить по ночам, пытаясь рассказать мне всю правду!
— Хватит!.. Мне уже нехорошо. — Встав с вытянутыми руками, бабушка дошла до кровати и забралась под одеяло. — Зачем ты пошла к Попакакису?
— Долгая история. Я искала адвоката-грека, который мог в 1995 году помогать приехавшему в Москву другому греку с усыновлением ребенка.
— И что Попакакис? — Элиза приподняла голову.
— Убит, — пожала плечами Лера.
— Ужас какой, — откинулась бабушка на подушку. — Надеюсь… Ты не?…
— Я его не убивала. Теперь твоя очередь.
— Это Попакакис позвонил мне и сказал, что у Антона Капустина есть настоящий отец, который очень хотел бы забрать ребенка к себе. Я, естественно, отнеслась к подобному известию настороженно и спросила, откуда это известно. Адвокат рассказал, что именно он оформлял условия сделки в девяносто пятом.
— Это все? — выждав минуты две молчания, спросила Лера.
— Почти… Кое-что позже показалось мне странным. Например, грек при встрече так радостно меня благодарил, употреблял такие выражения, как будто это я все затеяла. Он сказал, что мой звонок о сыне перевернул всю его жизнь. А потом я вспомнила, что первым позвонил он.
— Значит, не было письма доброжелателя, о котором ты говорила в квартире Самойлова?
— Не было. — Элиза, натянув одеяло на нос, стойко выдержала взгляд Леры.
— Тебе просто позвонил Корамис и предложил встретиться?
— Нет. Сначала мне позвонил адвокат. Я ему не поверила, решила провести кое-какое расследование.
— Значит, — подвела итог Лера, — Попа не звонил Корамису, он кого-то попросил, чтобы позвонила женщина от твоего имени.
— Не понимаю, — честно созналась Элиза. — Зачем?
— Он не мог вот так запросто позвонить отцу ребенка, которого тот семь лет назад отказался взять в свою семью, и предложить еще раз попробовать его забрать. Но теперь уже не очень законными методами.
— Почему?
— Потому что он — адвокат. И потому, что он совсем не хотел светиться в этом деле. Зачем? Есть очень энергичная, обиженная на зятя бабушка, она все сделает! Даже похищение устроит, не нужно бандитов нанимать.
— Прекрати свои нападки и объясни, с чего ты завелась? Ну, не предупредила я тебя тогда, ну извини. Зато именно для тебя я так красиво все обставила. Олень, Снежная королева… Конец-то счастливый!
— Какие еще доказательства? — ничего не понимала Элиза. — При чем здесь Самойлов и паркет?
— Это ты украла Антошу, — Лера присела на подлокотник кресла, комкая в руках ткань.
— Тоже мне новость, — несколько встревоженно пожала плечами Элиза, отложила камеру и села на пуфик, взяв с туалетного столика сигареты. — Я думала, ты знаешь.
— Не ври. Ты так не думала.
— Ладно! — нервно закуривая, Элиза металась глазами по комнате. — Я так не думала. Но я постаралась провести эту операцию с минимальным вредом для твоей психики! Я тебе намекнула! Ну? Я ведь намекнула. Я… Я изобразила целое шоу, а чего стоило угнать оленя!
— Это все сделала ты?! — не поверила Лера.
— Ну… — отвела глаза бабушка, — мне помогли, конечно. Четыре человека.
— Мне нужно немедленно знать имена этих людей! — вскочила Лера.
— Да пожалуйста! Двоих ты знаешь — это Колибри и Шаня.
— Не помню, назови имена! — нервничала Лера, почувствовав за спокойствием Элизы провал в своих розысках.
— Ну, Колибри — девочка из Саратова. Муза Модильяни! Копия его модели…
— А, да… — Лера разочарованно села. — А Шаня — перепелиное яичко…
— Точно. Изумительное личико, на котором нет ни одного чистого места — одни гречишные веснушки.
— А кто сидел на козлах?
— Коломбина. Метр девяносто, сорок второй размер ноги. Обычно трансвеститы более женственны, но она совершенно неповторима именно своей душевной ранимостью при таких размерах.
— А карлики?
— Коломбина притащила их с собой. Ты не поверишь, но это ее дальние родственники или родственники близких друзей, короче, она должна была пристроить эту парочку в цирк, по протекции, конечно, но что-то там не получилось, я уже не помню.
— Элиза… — прошептала Лера, стараясь не смотреть на бабушку. — Где Антон?
Ужасно удивившись, бабушка уверенно заявила:
— В Америке у отца! Так вот зачем ты залезла в сейф! Ты искала его адрес, да? Бедная моя детка, почему ты не спросила у меня? Или у родителей? Мальчик прекрасно живет в Бостоне с отцом и кучей прислуги. Представь, у него даже есть телохранитель! Валентина часто разговаривает с греком по телефону, они обмениваются рождественскими подарками. Знаешь, что грек прислал нашему маленькому Сереже? Вот такой крошечный скафандр космонавта! Но адреса у меня нет, и у Валентины нет. А телефон есть, я могу дать тебе телефон, по которому…
— Спасибо, не надо, — Лера прижала ладони к ушам и несколько секунд шевелила ими, перекрывая ушные раковины, чтобы создаваемый вакуум накатывал шумом прибоя и голос бабушки квакал в нем невменяемо и безлико.
— Где эта Коломбина? — Придумав, в каком направлении двигаться дальше, Лера убрала ладони от ушей.
— Постой… Ты что, нашла накидку по запаху? Это тот самый шифон, который я лично прикрепляла к короне на ее голове и к манжетам. Детка! У тебя потрясающие способности! Что ты так смотришь? Что?…
— Я уже применяю свои способности на практике, — усмехнулась Лера, застыв холодными глазами где-то далеко-далеко.
— Прекрасно! В парфюмерии? У Коломбины, кстати, ужасные парфюмерные пристрастия, от ее туалетной воды даже комары…
— Нет, — перебила Лера. — Для взлома сейфов. Ты всегда любила смачивать духами пальцы. Потом все в доме пахло тобой еще несколько дней. «Дали», кстати, не лучший вариант для женщины шестидесяти шести лет. Твое число…
Выбрав наугад из кучи на полу свитер, Лера натянула его, обнаружила слишком длинные рукава и закатала их валиком. Потом подошла к бабушке и села на ковер рядом с ней.
— Почему ты так зациклилась на этом мальчике? — спросила Элиза.
— Я его люблю, — не раздумывая, ответила Лера.
— Любовь… Что именно ты испытываешь, когда думаешь об этом ребенке?
— Мне больно за него… и страшно. Еще я боюсь, что чужие люди слишком часто будут хватать его руками, и он станет пахнуть чужим запахом. Я не успела ничему его научить.
— Чему ты могла его научить, ты же была ребенком? — С невидимой Лере улыбкой Элиза положила руку на голову внучке.
— Как не бояться бродячих собак. О чем думать, когда родители долго не приходят, а уже совсем темно. Как научиться не плакать от обид. Как правильно думать о себе и ни от кого не зависеть. Еще много чему… Прошло больше двух лет, приходят новые ощущения, я стала забывать, чему еще хотела его научить год назад, восемь месяцев назад… Вот, к примеру, я смотрела, как солнце топится в океане, и ужасно!.. ужасно жалела, что он этого не видит.
— В океане? — удивилась Элиза. — В каком океане?
— Какая разница! — Лера поднялась. — Ты знала адвоката Попакакиса. Откуда?
— Это имя всплыло в ходе следствия, которое пытался вести Самойлов из отдела розыска пропавших, — Элиза шарила глазами по ковру.
— Ну что ты все врешь? — возмутилась Лера. — Почему людям так нравится врать на пустом месте? Адвокат мертв, его уже нет, зачем врать? Тебе шестьдесят шесть лет, ты можешь в любой момент умереть, а врешь!
— Не приведи господи, что ты такое говоришь! — Элиза дернулась и прижала руки к груди. Обнаружив там край полотенца, она с недоумением осмотрела себя. Выступающие из-под полотенца острые коричневые коленки (последствия бархатного сезона на юге Франции), ступни со светло-розовым лаком на ногтях, цепочку на левой щиколотке.
— Тебе будет очень обидно, что ты потратила последние мгновения своей жизни на ложь, — продолжала возмущаться Лера. — Вот так и появляются привидения! Будешь потом бродить по ночам, пытаясь рассказать мне всю правду!
— Хватит!.. Мне уже нехорошо. — Встав с вытянутыми руками, бабушка дошла до кровати и забралась под одеяло. — Зачем ты пошла к Попакакису?
— Долгая история. Я искала адвоката-грека, который мог в 1995 году помогать приехавшему в Москву другому греку с усыновлением ребенка.
— И что Попакакис? — Элиза приподняла голову.
— Убит, — пожала плечами Лера.
— Ужас какой, — откинулась бабушка на подушку. — Надеюсь… Ты не?…
— Я его не убивала. Теперь твоя очередь.
— Это Попакакис позвонил мне и сказал, что у Антона Капустина есть настоящий отец, который очень хотел бы забрать ребенка к себе. Я, естественно, отнеслась к подобному известию настороженно и спросила, откуда это известно. Адвокат рассказал, что именно он оформлял условия сделки в девяносто пятом.
— Это все? — выждав минуты две молчания, спросила Лера.
— Почти… Кое-что позже показалось мне странным. Например, грек при встрече так радостно меня благодарил, употреблял такие выражения, как будто это я все затеяла. Он сказал, что мой звонок о сыне перевернул всю его жизнь. А потом я вспомнила, что первым позвонил он.
— Значит, не было письма доброжелателя, о котором ты говорила в квартире Самойлова?
— Не было. — Элиза, натянув одеяло на нос, стойко выдержала взгляд Леры.
— Тебе просто позвонил Корамис и предложил встретиться?
— Нет. Сначала мне позвонил адвокат. Я ему не поверила, решила провести кое-какое расследование.
— Значит, — подвела итог Лера, — Попа не звонил Корамису, он кого-то попросил, чтобы позвонила женщина от твоего имени.
— Не понимаю, — честно созналась Элиза. — Зачем?
— Он не мог вот так запросто позвонить отцу ребенка, которого тот семь лет назад отказался взять в свою семью, и предложить еще раз попробовать его забрать. Но теперь уже не очень законными методами.
— Почему?
— Потому что он — адвокат. И потому, что он совсем не хотел светиться в этом деле. Зачем? Есть очень энергичная, обиженная на зятя бабушка, она все сделает! Даже похищение устроит, не нужно бандитов нанимать.
— Прекрати свои нападки и объясни, с чего ты завелась? Ну, не предупредила я тебя тогда, ну извини. Зато именно для тебя я так красиво все обставила. Олень, Снежная королева… Конец-то счастливый!
Коломбина
После настойчивых просьб внучки Элиза согласилась позвонить Коломбине.
— Вообще-то мы договорились вечером встретиться в баре, — отводила она глаза.
— Это ее пиджак висит в твоем шкафу? — спросила Лера.
— Нет. Это из другого водевиля, с переодеваниями.
Коломбина сказала, что освободится только после полуночи и не уверена, что будет трезвой. Элиза уговорила Леру поехать с ней в бар, где, возможно, нетрезвая Коломбина будет завершать свой трудовой день.
Устроившись за стойкой (свободных мест в небольшом зале не оказалось), Коломбина пристально осмотрела девочку, хмыкнула с плохо скрываемой досадой и спросила у Элизы: «Чья порода?»
— Ну не зятя же! — возмутилась Элиза.
— Зять — это?…
— Это на другую тему. Не отвлекайся.
— Хорошо, — Коломбина взяла руку Леры и рассмотрела ее ладонь. — Ого! Не линии судьбы, а смерч какой-то. Жизнь тебя не слишком утомляет? — спросила она Леру после этого. — Столько событий на отдельно взятую ухоженную ладошку! — не дождавшись ничего, кроме неопределенного пожимания плечами, Коломбина показала на стойку, на которой в этот момент бармен наливал виски в шесть рюмок, выстроенных в ряд.
— После первой, — сказала Коломбина, — я буду рассказывать, как меня утомляла жизнь, пока я страдала в не предназначенном для счастья мужском теле. После второй ты постараешься меня убедить, что наш разговор — не простая потеря времени. После третьей — если убедишь — можешь задавать вопросы. После пятой я теряю навыки речи. Все понятно?
Лера молча скинула со стойки на пол первую рюмку. Подумала и так же невозмутимо сбросила еще две с другого края — пятую и шестую.
— Начнем сразу со второй, ты не против? — спросила она.
Коломбина рассмотрела осколки у своей левой ноги — рядом с острым носком серебристой туфли на шпильке. Медленно опустила руку и растерла мокрые брызги на розовом чулке над щиколоткой. Посмотрела в спокойные светло-серые глаза девочки.
— Характер! Очень уж ты напориста. Случайно не любишь переодеваться в мужскую одежду?
Лера скинула со стойки еще одну рюмку.
— Зачем терять время на убеждения? — усмехнулась она. — Ты и так обо мне все чувствуешь. Будешь пить третью?
— Только с тобой за компанию.
— Нет! — вступила Элиза.
— Мне бабушка не разрешает, — невинно поморгала Лера.
— Сколько экстремизма, сколько целеустремленности и напора в этом юном невинном создании! — вздохнула Коломбина. — Предвижу озлобленную девственность до седых волос.
— Мимо, — заметила на это Лера. — Меня вчера изнасиловали.
— И как ощущения? — подалась к ней Коломбина, а Элиза судорожно цапнула рюмку со стойки и залпом выпила.
— Ничего особенного, — пожала плечами Лера.
— Что будешь делать?
— Отомщу.
— А вдруг ты залетела? Он предохранялся? — Придвинувшись лицом почти вплотную к лицу девочки, Коломбина с упоением всасывала выражение ее глаз, наслаждаясь произведенным шоком.
В расширенных глазах Леры полыхнул страх. Элиза со стоном выпила еще одну рюмку.
— Не паникуй. — Удовлетворенная Коломбина выпрямилась и успела забрать последнюю рюмку из-под руки Элизы. — Может, обойдется. Что ты хотела узнать?
— Бабушка одела тебя в костюм Снежной королевы. Два года назад. Помнишь?
— Ничего подобного! Из этого костюма Элизе принадлежит только накидка из шифона. А костюм был с презентации, на меня шит. Идея с лосем — твоей бабушки.
— С а-ле-нем, — поправила Элиза, с трудом справляясь с гласными.
— Где мальчик, которого ты увезла?
— Вообще-то мы договорились вечером встретиться в баре, — отводила она глаза.
— Это ее пиджак висит в твоем шкафу? — спросила Лера.
— Нет. Это из другого водевиля, с переодеваниями.
Коломбина сказала, что освободится только после полуночи и не уверена, что будет трезвой. Элиза уговорила Леру поехать с ней в бар, где, возможно, нетрезвая Коломбина будет завершать свой трудовой день.
Устроившись за стойкой (свободных мест в небольшом зале не оказалось), Коломбина пристально осмотрела девочку, хмыкнула с плохо скрываемой досадой и спросила у Элизы: «Чья порода?»
— Ну не зятя же! — возмутилась Элиза.
— Зять — это?…
— Это на другую тему. Не отвлекайся.
— Хорошо, — Коломбина взяла руку Леры и рассмотрела ее ладонь. — Ого! Не линии судьбы, а смерч какой-то. Жизнь тебя не слишком утомляет? — спросила она Леру после этого. — Столько событий на отдельно взятую ухоженную ладошку! — не дождавшись ничего, кроме неопределенного пожимания плечами, Коломбина показала на стойку, на которой в этот момент бармен наливал виски в шесть рюмок, выстроенных в ряд.
— После первой, — сказала Коломбина, — я буду рассказывать, как меня утомляла жизнь, пока я страдала в не предназначенном для счастья мужском теле. После второй ты постараешься меня убедить, что наш разговор — не простая потеря времени. После третьей — если убедишь — можешь задавать вопросы. После пятой я теряю навыки речи. Все понятно?
Лера молча скинула со стойки на пол первую рюмку. Подумала и так же невозмутимо сбросила еще две с другого края — пятую и шестую.
— Начнем сразу со второй, ты не против? — спросила она.
Коломбина рассмотрела осколки у своей левой ноги — рядом с острым носком серебристой туфли на шпильке. Медленно опустила руку и растерла мокрые брызги на розовом чулке над щиколоткой. Посмотрела в спокойные светло-серые глаза девочки.
— Характер! Очень уж ты напориста. Случайно не любишь переодеваться в мужскую одежду?
Лера скинула со стойки еще одну рюмку.
— Зачем терять время на убеждения? — усмехнулась она. — Ты и так обо мне все чувствуешь. Будешь пить третью?
— Только с тобой за компанию.
— Нет! — вступила Элиза.
— Мне бабушка не разрешает, — невинно поморгала Лера.
— Сколько экстремизма, сколько целеустремленности и напора в этом юном невинном создании! — вздохнула Коломбина. — Предвижу озлобленную девственность до седых волос.
— Мимо, — заметила на это Лера. — Меня вчера изнасиловали.
— И как ощущения? — подалась к ней Коломбина, а Элиза судорожно цапнула рюмку со стойки и залпом выпила.
— Ничего особенного, — пожала плечами Лера.
— Что будешь делать?
— Отомщу.
— А вдруг ты залетела? Он предохранялся? — Придвинувшись лицом почти вплотную к лицу девочки, Коломбина с упоением всасывала выражение ее глаз, наслаждаясь произведенным шоком.
В расширенных глазах Леры полыхнул страх. Элиза со стоном выпила еще одну рюмку.
— Не паникуй. — Удовлетворенная Коломбина выпрямилась и успела забрать последнюю рюмку из-под руки Элизы. — Может, обойдется. Что ты хотела узнать?
— Бабушка одела тебя в костюм Снежной королевы. Два года назад. Помнишь?
— Ничего подобного! Из этого костюма Элизе принадлежит только накидка из шифона. А костюм был с презентации, на меня шит. Идея с лосем — твоей бабушки.
— С а-ле-нем, — поправила Элиза, с трудом справляясь с гласными.
— Где мальчик, которого ты увезла?