Страница:
— Посмотрю, если скажешь, где Лерка.
— Ты же знаешь, она с нами не живет.
— Валька, говори, или я начну орать и ругаться!
— Маруся, заходи, будем чай пить, — в проеме кухонной двери образовался осунувшийся Валентин.
— Муму! Муму! — в коридор выбежал мальчик и бросился к Марусе. Она подхватила его на руки, прижала к себе. — Я уже заразный? — спросил он, обхватив ее щеки ладошками.
Маруся молча смотрела на Валентина.
— Она где-то за границей, — не выдержал тот, — точно не помню…
— Сэ-Шэ-А, — нарочито разделяя буквы, подсказала Валентина.
— Давно уехала?
— Понятия не имеем. Приходил адвокат — подписать разрешение на выезд. Представь! Она даже видеть нас не желает, адвоката наняла! — возмутилась Валентина.
— Не нанимала она, — Валентин взял ее за руку, успокаивая. — Это он ее на работу нанял.
Маруся выдернула из колготок рубашку мальчика. Осмотрела живот.
— Заразный? — спросил он шепотом.
Она поцеловала его в щечку и опустила на пол:
— Ветрянка. Вызовите врача.
АРИТМИЯ
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
УТОЧНЕНИЯ
ОВОЩ
— Ты же знаешь, она с нами не живет.
— Валька, говори, или я начну орать и ругаться!
— Маруся, заходи, будем чай пить, — в проеме кухонной двери образовался осунувшийся Валентин.
— Муму! Муму! — в коридор выбежал мальчик и бросился к Марусе. Она подхватила его на руки, прижала к себе. — Я уже заразный? — спросил он, обхватив ее щеки ладошками.
Маруся молча смотрела на Валентина.
— Она где-то за границей, — не выдержал тот, — точно не помню…
— Сэ-Шэ-А, — нарочито разделяя буквы, подсказала Валентина.
— Давно уехала?
— Понятия не имеем. Приходил адвокат — подписать разрешение на выезд. Представь! Она даже видеть нас не желает, адвоката наняла! — возмутилась Валентина.
— Не нанимала она, — Валентин взял ее за руку, успокаивая. — Это он ее на работу нанял.
Маруся выдернула из колготок рубашку мальчика. Осмотрела живот.
— Заразный? — спросил он шепотом.
Она поцеловала его в щечку и опустила на пол:
— Ветрянка. Вызовите врача.
АРИТМИЯ
Вернувшись из дома с маятником Фуко, Самойлов двое суток провалялся дома почти без движения. То засыпал, то вдруг просыпался от участившегося сердечного ритма — кто-то изнутри тела отчаянно стучался к нему сквозь сон, в перегородку ребер, стучался, как всполошившийся ночной бродяга. Тогда Прохор Аверьянович садился, прижимал руку к левой стороне груди и ждал, когда сердце вернется к привычному ритму. В одну из таких успокоительных «отсидок» он вдруг вспомнил отличительные особенности организма вьетнамской женщины, застраховавшей свою жизнь. У нее было два сердца. Одно слева, другое — справа. Самойлов подумал — что делать, если с ритма собьются оба?
Эта мысль засела в голове и не давала ему покоя. Он позвонил доктору страховой компании. Представляться долго не пришлось, доктор коротко бросил:
— Наслышан, чем обязан?
О клиентке с двумя сердцами он тоже был «наслышан и даже лично проводил освидетельствование ее состояния здоровья». Что может случиться, если оба сердца начнут биться в унисон? И такой вопрос не поставил доктора в тупик. Самойлов через полчаса сам пожалел о том, что задал его. Пришлось в подробностях узнать о строении сердца, о его возможностях и различных пороках, при наличии которых медицинская страховка практически исключается. Вьетнамская женщина Чен не имела таких пороков ни на одном, ни на другом сердце. Еще Самойлов узнал о декстокардии — остановке сердца в случае сбоя ритма, то есть в случае одновременных ударов предсердия и желудочка, что иногда случается после сильных и не скоординированных физических нагрузок, либо вследствие направленного удара в определенную точку тела. Такой удар, как уверил Самойлова доктор, не каждый киллер сделает, а только разве что кардиолог-практик или хорошо владеющий навыками быстрого убийства профессионал восточных единоборств. На вопрос — к чему это он говорит о киллере? — доктор разъяснил, что, оказывается, вьетнамской женщине Чен не грозит даже направленный высококвалифицированным специалистом удар в грудь. Самойлов не хотел спрашивать, почему, но все равно получил ответ. Потому что ее невероятная, достойная Книги рекордов Гиннесса кровеносная система устроена на двух сердцах по принципу взаимного дубляжа, то есть, получи она подобный удар, вызвавший декстокардию у одного сердца, второе сработает на обеспечение жизнедеятельности кровеносной системы на время необходимой реанимации поврежденного сердца. Но это — гипотезы, поскольку, как может догадаться его уважаемый телефонный собеседник, на проверку подобного чуда надежда весьма сомнительна. Напоследок доктор предложил Самойлову посмотреть его подробный описательный отчет о состоянии кровеносной системы уникальной женщины Чен, но заметил, что лучше сделать это не в половине второго ночи, а, к примеру, в рабочее время доктора — с девяти до восемнадцати. И добил Самойлова окончательно, предложив ему телефон хорошего кардиолога, поскольку — «с аритмией шутки плохи, коллега».
Положив трубку, Прохор Аверьянович посмотрел на часы. Три с минутами. Смутные ощущения временного замка, который лязгает дужкой, открываясь и закрываясь на половине второго, заставили Самойлова срочно искать возможности отвлечься мыслями и отупеть до состояния дремоты. Он двинулся было к телевизору в гостиной, но был застигнут врасплох бесцеремонным по длительности звонком в дверь.
Эта мысль засела в голове и не давала ему покоя. Он позвонил доктору страховой компании. Представляться долго не пришлось, доктор коротко бросил:
— Наслышан, чем обязан?
О клиентке с двумя сердцами он тоже был «наслышан и даже лично проводил освидетельствование ее состояния здоровья». Что может случиться, если оба сердца начнут биться в унисон? И такой вопрос не поставил доктора в тупик. Самойлов через полчаса сам пожалел о том, что задал его. Пришлось в подробностях узнать о строении сердца, о его возможностях и различных пороках, при наличии которых медицинская страховка практически исключается. Вьетнамская женщина Чен не имела таких пороков ни на одном, ни на другом сердце. Еще Самойлов узнал о декстокардии — остановке сердца в случае сбоя ритма, то есть в случае одновременных ударов предсердия и желудочка, что иногда случается после сильных и не скоординированных физических нагрузок, либо вследствие направленного удара в определенную точку тела. Такой удар, как уверил Самойлова доктор, не каждый киллер сделает, а только разве что кардиолог-практик или хорошо владеющий навыками быстрого убийства профессионал восточных единоборств. На вопрос — к чему это он говорит о киллере? — доктор разъяснил, что, оказывается, вьетнамской женщине Чен не грозит даже направленный высококвалифицированным специалистом удар в грудь. Самойлов не хотел спрашивать, почему, но все равно получил ответ. Потому что ее невероятная, достойная Книги рекордов Гиннесса кровеносная система устроена на двух сердцах по принципу взаимного дубляжа, то есть, получи она подобный удар, вызвавший декстокардию у одного сердца, второе сработает на обеспечение жизнедеятельности кровеносной системы на время необходимой реанимации поврежденного сердца. Но это — гипотезы, поскольку, как может догадаться его уважаемый телефонный собеседник, на проверку подобного чуда надежда весьма сомнительна. Напоследок доктор предложил Самойлову посмотреть его подробный описательный отчет о состоянии кровеносной системы уникальной женщины Чен, но заметил, что лучше сделать это не в половине второго ночи, а, к примеру, в рабочее время доктора — с девяти до восемнадцати. И добил Самойлова окончательно, предложив ему телефон хорошего кардиолога, поскольку — «с аритмией шутки плохи, коллега».
Положив трубку, Прохор Аверьянович посмотрел на часы. Три с минутами. Смутные ощущения временного замка, который лязгает дужкой, открываясь и закрываясь на половине второго, заставили Самойлова срочно искать возможности отвлечься мыслями и отупеть до состояния дремоты. Он двинулся было к телевизору в гостиной, но был застигнут врасплох бесцеремонным по длительности звонком в дверь.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Уйдя на отдых, Самойлов перестал смотреть в «глазок». Он даже помнил, когда. Через три недели полнейшей тишины и дезориентации во времени от безделья. И сейчас он открыл дверь не глядя. В проеме возникла высокая стройная фигурка девушки со светлыми, почти белыми волосами. Ни слова не говоря, она закинула через порог весьма вместительную дорожную сумку, сняла черные очки и выжидающе уставилась на Самойлова.
Он запахнул на груди халат, который успел накинуть после звонка в дверь, посмотрел на свои голые ступни.
— Ну? — почти угрожающе произнесло это странное неземное создание со светло-голубыми холодными глазами.
— В смысле?… — опешил Самойлов.
— Войти можно?
— А вы уверены, что попали…
— Прохор Аверьянович, — потеснила его девушка от двери, обдав от волос запахом сигарет и отработанного бензина, — я к вам по делу, времени у нас мало. В этом кармане лежат фотографии, — она пнула ногой сумку. — Я — под душ, в самолете укачало, таксист — вонючка. Полотенце какое можно взять?
И, что сильно поразило Самойлова, отправилась по его бесконечному коридору прямиком в ванную.
— Ага… — кивнул сам себе Самойлов, услышав шум воды.
Он переоделся в пижаму, включил чайник, открыл холодильник. Не густо. Понюхал печеночный паштет в открытой банке. Если соскрести подсохший верхний слой…
Достал из шкафа печенье и намазал несколько штук паштетом. Хлеба не было. Потоптавшись в коридоре перед сумкой, скрепя сердце достал из большого наружного кармана фотографии в конверте. Сел в кухне за стол и для начала изучил конверт. Конверт и по надписям, и по мощности исполнения и дизайна явно был из страны с давно развитым капитализмом. Не говоря уже о надписях кем-то от руки — на английском. Содержимое его тоже не дало никакой пищи для размышлений: на двенадцати фотографиях — мальчик лет десяти, темноволосый, веселый, весьма упитанный.
Девушка вышла из ванной, обмотанная полотенцем. С ее мокрых волос капало.
— У меня тоже есть пижама, — хмыкнула она и отправилась в путешествие по коридору. Вероятно, к сумке у входной двери.
Вернулась она уже в пижаме и в пластмассовых шлепанцах, украшенных декоративными ромашками.
— Я тут мылась, мылась и вдруг подумала, что вы меня не узнали, — заметила она, усаживаясь за стол и набрасываясь на печенье с паштетом.
— По предварительному анализу поведенческих реакций могу предположить, что ты весьма подросшая и похорошевшая Валерия Оде-эр, ударение на последнем слоге.
Лера засмеялась его удачному копированию интонации бабушки Элизы. Потом серьезно, без намека на кокетство, спросила:
— А что, я правда так красива, как все говорят?
— На любителя, — уклончиво заметил Самойлов. — Очень уж у тебя глаза холодные… с серебром.
— Посмотрел? — она кивнула на фотографии. — Можно на «ты»?
Самойлов сказал «можно» и тут же получил «комплимент»:
— Ты ужасно выглядишь! Лицо серое какое-то, мешки под глазами, губы синие. Сердце? А что с руками? — Она взяла его руку и развернула к себе. — Для сбора урожая картошки уже поздновато, неужели ты подрабатываешь на кладбище?
— Почему это на кладбище? — Самойлов выдернул ладонь с кровавыми мозолями.
— Ты же ушел со своей прежней работы, я и подумала…
— Что я в припадке ностальгии рою могилы? — Самойлов удивился собственному раздражению. — Хотя… В чем-то ты права.
— Фотографии смотрел?
— Я не знаю этого мальчика.
— Я тоже! — почему-то радостно объявила Лера.
— Начни сначала, — скривился от ее громкого голоса Самойлов. — Например, что у тебя со школой? Сколько тебе лет вообще? Я запамятовал.
Девочка уставилась на него в столбнячном изумлении.
— А мои детсадовские проказы тебя не интересуют? А то я кое-что уже подзабыла. Расслабься, мне шестнадцать! — подумала и добавила: — Почти.
— Все-таки начни по порядку.
— Я закончила «школу для дураков» — местные так называли интернат. С отличием, между прочим! С удостоверением медсестры, которое мне дороже аттестата. Пошла подработать немного. А потом, когда заработала денег…
— Место работы? — перебил Самойлов.
— Я работала помощником частного адвоката.
— Имя и фамилия адвоката? — прищурился Прохор Аверьянович.
— Икарий Попакакис, близкие знакомые называли его Попой. Я называла Какисом.
— Дай-ка подумать… — Старик закрыл глаза. — Знакомая фамилия.
— Старик, у нас нет времени думать, — заявила Лера.
— Тогда, — сдался Самойлов, — говори все подряд, какая разница?…
— В этом году я закончила школу и пошла подработать к Какису. Почему именно к нему? Потому что он грек. Он грек и адвокат. Марк Корамис — тоже грек. Врубаешься? Я подумала, что приехавший десять лет назад из Америки грек для приобретения младенца захочет воспользоваться услугами своего земляка. В Москве всего два грека-адвоката, официально зарегистрированных в коллегии адвокатов. Первый, которого я нашла, отпал сразу. Он совсем молодой. А Попа вполне подходил по возрасту. Я его нашла, и мы договорились: я работаю подставкой два месяца, а он за это обеспечивает мне поездку в Бостон. Пока все ясно?
— А-а-а?… — замешкался Самойлов, потому что не мог решить, с какого вопроса начать.
— Вот и отлично, — перебила его Лера. — Поехали дальше. Я сразу сказала Попе, кто я такая и кого ищу. Представь, и он после этого сразу вспомнил свои услуги по усыновлению, которые согласился оказать в девяносто пятом году одной американской семье. За то, что Попа отыщет мне адрес Марка с сыном, пришлось отработать больше на две недели. Я старалась, Попа срубил большие деньги по бракоразводным процессам и сдержал свое обещание. Две недели тому назад я улетела в Бостон с делегацией вундеркиндов. Умственно переразвитые русские детишки летели поразить своими мыслительными способностями американских детишек.
— Родители знают? — перебил Самойлов.
— Еще как знают! — хмыкнула Лера. — Они же подписывали согласие на выезд. Судя по тому, что Попа за это не потребовал с меня дополнительной подработки, я поняла: им по барабану. Подмахнули подсунутые бумажки — и все, никаких уговоров не понадобилось.
— И как там Бостон?
— Дыра, — вздохнула Лера. — Посмотреть стоит только на океан. Я нашла Корамиса. Неплохо живет. По крайней мере, у него есть деньги на оплату охранника. В общем, слетала не зря. Посмотрела на него с сыном.
Самойлов выложил на стол фотографии.
— Это не мой брат, — усмехнулась Лера. — Этот поросенок и близко не стоял возле моего брата. Понял, ты, специалист по розыску пропавших?!
— Давай без истерик, — поморщился Самойлов. — Два года прошло, ты могла…
— Это не Антон, закрыли тему!
После такого заявления Прохор Аверьянович развел руками:
— А что ты тогда здесь делаешь? Ты приехала ко мне из аэропорта, то есть из Бостона, чтобы сказать, что Корамис вывез в Америку не твоего брата и на этом тема закрыта?
— Из аэропорта я поехала к Попе. Он оказался убитым. Поэтому я приехала к тебе. Сказать, что адвокат Попакакис убит выстрелом в грудь, а шофер такси не забудет меня никогда — можно сказать, идеальный свидетель! Подъезжая к Попе, я высказала водиле все, что думаю о его сосательном рефлексе и о пользе «Беломора» для потенции. Когда я выскочила из подъезда, таксист еще не отъехал — ковырялся в моторе. Четыре часа утра — у меня не было другого выбора! Этот курильщик содрал тысячу рублей за пятнадцать минут езды к тебе.
— Минуточку, с чего ты взяла, что адвокат убит? Ты его видела? Трогала?
— Он лежал голый на ковре, в распахнутом халате, с дыркой в груди, и от него уже пахло, трогать его надобности не было. В комнате беспорядок, а Попа этого никогда не допускал. Больше всего мне не понравилось, что одна моя вещица тоже валялась на ковре.
— Оружие? — спросил Самойлов, подвинул к себе телефон и снял трубку.
— Пистолет малокалиберный валялся рядом с Попой. Не знаю точно марку, вот… — Лера вытащила из кармана пижамной куртки пистолет и положила его на стол рядом со своей чашкой. — Надеюсь, ты не в милицию звонишь?
Прохор Аверьянович задержал дыхание и положил трубку.
— Зачем ты забрала оружие с места преступления? — просипел он, уговаривая сердце не дергаться так сильно.
— На нем мои отпечатки, — как само собой разумеющееся, ответила Лера. — Я хорошо помню эту стрелялку, Попа мне ее давал дважды — на отработки. Незаряженную, конечно, так, попугать… Короче, в особо тяжелых случаях я целилась из пистолета себе в висок, как нервная малолетка, угрожая застрелиться. Идиотская была идея, но Попа оказался прав — срабатывало.
— Ты сказала, что на ковре валялась еще одна твоя вещица.
— Пистолет — не мой! Он зарегистрирован на Какиса.
— Что это за вещица? — зловеще напирал Самойлов.
Лера достала из другого кармана и положила рядом с пистолетом ажурные голубые трусики.
— Это… — опешил Самойлов. — Это же…
— Это мои трусы, а что такого? Одежда, в которой Попа меня фотографировал с подставленным клиентом, вся такая развратная. Это рабочая униформа. Она и хранилась у Попы. Все эти трусики, носочки, подвязочки, пояса с бантиками. Мне не понравилось, что мои рабочие трусы валяются на ковре рядом с убитым адвокатом.
Самойлов растекся на стуле в бессилии отчаяния.
— Судя по лексикону, последние два года ты провела не в школе для умственно отсталых, а в борделе!
— Я чиста душой и телом, клянусь, — совершенно серьезно заявила Лера. — Я должна найти своего брата, и найду его, клянусь! Есть, конечно, работа погрязнее помощницы адвоката по бракоразводным делам, но уж вряд ли дороже. Попа сделал для меня все, что пообещал. Он оплатил поездку в Бостон и оформил все документы для этого. Он нарушил адвокатскую этику, давая адрес своего клиента, которому помог незаконно вывезти похищенного ребенка! И согласился он на это потому, что я клятвенно обещала не вмешиваться, а всего лишь посмотреть на брата. Долго мы еще будем трепаться? Скоро рабочий день наступит.
— Я взял три дня — отлежаться, — удивился Самойлов ее беспокойству.
— Отлично, — одобрила Лера. — Будем что-нибудь делать с трупом адвоката? Поедем отмывать мои отпечатки и забирать оставшиеся вещи, вроде медальона с монограммой?
Самойлов как мог убедительнее уверил девочку с глазами изо льда, что с трупом Попакакиса они ничего делать не будут, как и с квартирой адвоката.
— Ладно, ты сам так решил, — подвела итог Лера. — Значит, мне придется остаться у тебя.
— Это еще почему? — удивился Самойлов.
— Старик, — снисходительно попросила Лера, — напряги мозги! На ковре в своей квартире валяется мертвый Попа, рядом с ним — пистолет, на котором уже были мои отпечатки. Кто-то постарался и для большей уверенности подложил еще и предмет рабочей одежды. В подушках на гостином диване запрятан мой крыс, если нажать ему на живот, он скажет: «Привет, добрая, умная, нежная и красивая девочка Валерочка. Я тебя люблю».
— Какой ужас…
— Это игрушечный крыс! У него внутри диктофон. Я сама все это надиктовала. Знаешь, почему?
Самойлов, потрясенный, молчал.
— Из-за полного отсутствия воображения. Я могла бы при желании представить себе любого человека, который меня любит и говорит все это, любое животное, которое живет у меня в кармане, но… У меня нет воображения, как выяснили родители.
— Ладно, ладно! — Самойлов воспротивился этому приступу самоуничижения у красивой девочки. — Ты хочешь, чтобы мы поехали в квартиру адвоката за твоей любимой игрушкой?
— Я хочу сказать, что есть человек, который собирался меня подставить с этим убийством! И есть человек, который будет искать убийцу по долгу службы. Но здесь меня никто из них никогда не найдет, — уверенно заявила Лера. — Теперь ты будешь искать моего брата?
Самойлов крепко задумался.
— Получается, что его украли, но не вывезли в Бостон? — уточнил он.
— Получается, что так.
— Но это же абсурд! — уверенно заявил Самойлов. — Совершенно нелогично и даже странно.
— Это ты уже начал анализировать предстоящий поиск или хочешь меня убедить, что я спятила? — агрессивно поинтересовалась Лера.
— Если твоего брата нет у Марка Корамиса, значит, его вообще нет в живых, — выдал Самойлов, устав от напора девчонки.
— Старик, не зарывайся! — отбила удар Лера. — Он жив, я это чувствую, если хочешь от меня отделаться — так и скажи.
— Вот именно, — кивнул Самойлов. — Я хочу отделаться.
— Ладно, — кивнула Лера, словно ничего другого и не ожидала, — ты не хочешь ехать прятать труп Попы, ты не хочешь искать моего брата. Тогда просто покажи место, где я смогу спать. Я больше не буду тебя беспокоить просьбами. Я сама найду брата. Но для этого в ближайший месяц меня не должны арестовать за убийство адвоката.
— Спи где хочешь, кроме моей спальни. Насчет ареста обсудим, когда я увижу труп и позвоню в отдел убийств. Одевайся, мы едем осматривать место преступления.
— То есть — ты мне не веришь? — уточнила Лера.
— Я тебе не доверяю. Я хочу видеть всю картину сам.
— Один вопрос: сейчас около пяти утра — на чем поедем?
И Самойлов поднял трубку телефона…
Он запахнул на груди халат, который успел накинуть после звонка в дверь, посмотрел на свои голые ступни.
— Ну? — почти угрожающе произнесло это странное неземное создание со светло-голубыми холодными глазами.
— В смысле?… — опешил Самойлов.
— Войти можно?
— А вы уверены, что попали…
— Прохор Аверьянович, — потеснила его девушка от двери, обдав от волос запахом сигарет и отработанного бензина, — я к вам по делу, времени у нас мало. В этом кармане лежат фотографии, — она пнула ногой сумку. — Я — под душ, в самолете укачало, таксист — вонючка. Полотенце какое можно взять?
И, что сильно поразило Самойлова, отправилась по его бесконечному коридору прямиком в ванную.
— Ага… — кивнул сам себе Самойлов, услышав шум воды.
Он переоделся в пижаму, включил чайник, открыл холодильник. Не густо. Понюхал печеночный паштет в открытой банке. Если соскрести подсохший верхний слой…
Достал из шкафа печенье и намазал несколько штук паштетом. Хлеба не было. Потоптавшись в коридоре перед сумкой, скрепя сердце достал из большого наружного кармана фотографии в конверте. Сел в кухне за стол и для начала изучил конверт. Конверт и по надписям, и по мощности исполнения и дизайна явно был из страны с давно развитым капитализмом. Не говоря уже о надписях кем-то от руки — на английском. Содержимое его тоже не дало никакой пищи для размышлений: на двенадцати фотографиях — мальчик лет десяти, темноволосый, веселый, весьма упитанный.
Девушка вышла из ванной, обмотанная полотенцем. С ее мокрых волос капало.
— У меня тоже есть пижама, — хмыкнула она и отправилась в путешествие по коридору. Вероятно, к сумке у входной двери.
Вернулась она уже в пижаме и в пластмассовых шлепанцах, украшенных декоративными ромашками.
— Я тут мылась, мылась и вдруг подумала, что вы меня не узнали, — заметила она, усаживаясь за стол и набрасываясь на печенье с паштетом.
— По предварительному анализу поведенческих реакций могу предположить, что ты весьма подросшая и похорошевшая Валерия Оде-эр, ударение на последнем слоге.
Лера засмеялась его удачному копированию интонации бабушки Элизы. Потом серьезно, без намека на кокетство, спросила:
— А что, я правда так красива, как все говорят?
— На любителя, — уклончиво заметил Самойлов. — Очень уж у тебя глаза холодные… с серебром.
— Посмотрел? — она кивнула на фотографии. — Можно на «ты»?
Самойлов сказал «можно» и тут же получил «комплимент»:
— Ты ужасно выглядишь! Лицо серое какое-то, мешки под глазами, губы синие. Сердце? А что с руками? — Она взяла его руку и развернула к себе. — Для сбора урожая картошки уже поздновато, неужели ты подрабатываешь на кладбище?
— Почему это на кладбище? — Самойлов выдернул ладонь с кровавыми мозолями.
— Ты же ушел со своей прежней работы, я и подумала…
— Что я в припадке ностальгии рою могилы? — Самойлов удивился собственному раздражению. — Хотя… В чем-то ты права.
— Фотографии смотрел?
— Я не знаю этого мальчика.
— Я тоже! — почему-то радостно объявила Лера.
— Начни сначала, — скривился от ее громкого голоса Самойлов. — Например, что у тебя со школой? Сколько тебе лет вообще? Я запамятовал.
Девочка уставилась на него в столбнячном изумлении.
— А мои детсадовские проказы тебя не интересуют? А то я кое-что уже подзабыла. Расслабься, мне шестнадцать! — подумала и добавила: — Почти.
— Все-таки начни по порядку.
— Я закончила «школу для дураков» — местные так называли интернат. С отличием, между прочим! С удостоверением медсестры, которое мне дороже аттестата. Пошла подработать немного. А потом, когда заработала денег…
— Место работы? — перебил Самойлов.
— Я работала помощником частного адвоката.
— Имя и фамилия адвоката? — прищурился Прохор Аверьянович.
— Икарий Попакакис, близкие знакомые называли его Попой. Я называла Какисом.
— Дай-ка подумать… — Старик закрыл глаза. — Знакомая фамилия.
— Старик, у нас нет времени думать, — заявила Лера.
— Тогда, — сдался Самойлов, — говори все подряд, какая разница?…
— В этом году я закончила школу и пошла подработать к Какису. Почему именно к нему? Потому что он грек. Он грек и адвокат. Марк Корамис — тоже грек. Врубаешься? Я подумала, что приехавший десять лет назад из Америки грек для приобретения младенца захочет воспользоваться услугами своего земляка. В Москве всего два грека-адвоката, официально зарегистрированных в коллегии адвокатов. Первый, которого я нашла, отпал сразу. Он совсем молодой. А Попа вполне подходил по возрасту. Я его нашла, и мы договорились: я работаю подставкой два месяца, а он за это обеспечивает мне поездку в Бостон. Пока все ясно?
— А-а-а?… — замешкался Самойлов, потому что не мог решить, с какого вопроса начать.
— Вот и отлично, — перебила его Лера. — Поехали дальше. Я сразу сказала Попе, кто я такая и кого ищу. Представь, и он после этого сразу вспомнил свои услуги по усыновлению, которые согласился оказать в девяносто пятом году одной американской семье. За то, что Попа отыщет мне адрес Марка с сыном, пришлось отработать больше на две недели. Я старалась, Попа срубил большие деньги по бракоразводным процессам и сдержал свое обещание. Две недели тому назад я улетела в Бостон с делегацией вундеркиндов. Умственно переразвитые русские детишки летели поразить своими мыслительными способностями американских детишек.
— Родители знают? — перебил Самойлов.
— Еще как знают! — хмыкнула Лера. — Они же подписывали согласие на выезд. Судя по тому, что Попа за это не потребовал с меня дополнительной подработки, я поняла: им по барабану. Подмахнули подсунутые бумажки — и все, никаких уговоров не понадобилось.
— И как там Бостон?
— Дыра, — вздохнула Лера. — Посмотреть стоит только на океан. Я нашла Корамиса. Неплохо живет. По крайней мере, у него есть деньги на оплату охранника. В общем, слетала не зря. Посмотрела на него с сыном.
Самойлов выложил на стол фотографии.
— Это не мой брат, — усмехнулась Лера. — Этот поросенок и близко не стоял возле моего брата. Понял, ты, специалист по розыску пропавших?!
— Давай без истерик, — поморщился Самойлов. — Два года прошло, ты могла…
— Это не Антон, закрыли тему!
После такого заявления Прохор Аверьянович развел руками:
— А что ты тогда здесь делаешь? Ты приехала ко мне из аэропорта, то есть из Бостона, чтобы сказать, что Корамис вывез в Америку не твоего брата и на этом тема закрыта?
— Из аэропорта я поехала к Попе. Он оказался убитым. Поэтому я приехала к тебе. Сказать, что адвокат Попакакис убит выстрелом в грудь, а шофер такси не забудет меня никогда — можно сказать, идеальный свидетель! Подъезжая к Попе, я высказала водиле все, что думаю о его сосательном рефлексе и о пользе «Беломора» для потенции. Когда я выскочила из подъезда, таксист еще не отъехал — ковырялся в моторе. Четыре часа утра — у меня не было другого выбора! Этот курильщик содрал тысячу рублей за пятнадцать минут езды к тебе.
— Минуточку, с чего ты взяла, что адвокат убит? Ты его видела? Трогала?
— Он лежал голый на ковре, в распахнутом халате, с дыркой в груди, и от него уже пахло, трогать его надобности не было. В комнате беспорядок, а Попа этого никогда не допускал. Больше всего мне не понравилось, что одна моя вещица тоже валялась на ковре.
— Оружие? — спросил Самойлов, подвинул к себе телефон и снял трубку.
— Пистолет малокалиберный валялся рядом с Попой. Не знаю точно марку, вот… — Лера вытащила из кармана пижамной куртки пистолет и положила его на стол рядом со своей чашкой. — Надеюсь, ты не в милицию звонишь?
Прохор Аверьянович задержал дыхание и положил трубку.
— Зачем ты забрала оружие с места преступления? — просипел он, уговаривая сердце не дергаться так сильно.
— На нем мои отпечатки, — как само собой разумеющееся, ответила Лера. — Я хорошо помню эту стрелялку, Попа мне ее давал дважды — на отработки. Незаряженную, конечно, так, попугать… Короче, в особо тяжелых случаях я целилась из пистолета себе в висок, как нервная малолетка, угрожая застрелиться. Идиотская была идея, но Попа оказался прав — срабатывало.
— Ты сказала, что на ковре валялась еще одна твоя вещица.
— Пистолет — не мой! Он зарегистрирован на Какиса.
— Что это за вещица? — зловеще напирал Самойлов.
Лера достала из другого кармана и положила рядом с пистолетом ажурные голубые трусики.
— Это… — опешил Самойлов. — Это же…
— Это мои трусы, а что такого? Одежда, в которой Попа меня фотографировал с подставленным клиентом, вся такая развратная. Это рабочая униформа. Она и хранилась у Попы. Все эти трусики, носочки, подвязочки, пояса с бантиками. Мне не понравилось, что мои рабочие трусы валяются на ковре рядом с убитым адвокатом.
Самойлов растекся на стуле в бессилии отчаяния.
— Судя по лексикону, последние два года ты провела не в школе для умственно отсталых, а в борделе!
— Я чиста душой и телом, клянусь, — совершенно серьезно заявила Лера. — Я должна найти своего брата, и найду его, клянусь! Есть, конечно, работа погрязнее помощницы адвоката по бракоразводным делам, но уж вряд ли дороже. Попа сделал для меня все, что пообещал. Он оплатил поездку в Бостон и оформил все документы для этого. Он нарушил адвокатскую этику, давая адрес своего клиента, которому помог незаконно вывезти похищенного ребенка! И согласился он на это потому, что я клятвенно обещала не вмешиваться, а всего лишь посмотреть на брата. Долго мы еще будем трепаться? Скоро рабочий день наступит.
— Я взял три дня — отлежаться, — удивился Самойлов ее беспокойству.
— Отлично, — одобрила Лера. — Будем что-нибудь делать с трупом адвоката? Поедем отмывать мои отпечатки и забирать оставшиеся вещи, вроде медальона с монограммой?
Самойлов как мог убедительнее уверил девочку с глазами изо льда, что с трупом Попакакиса они ничего делать не будут, как и с квартирой адвоката.
— Ладно, ты сам так решил, — подвела итог Лера. — Значит, мне придется остаться у тебя.
— Это еще почему? — удивился Самойлов.
— Старик, — снисходительно попросила Лера, — напряги мозги! На ковре в своей квартире валяется мертвый Попа, рядом с ним — пистолет, на котором уже были мои отпечатки. Кто-то постарался и для большей уверенности подложил еще и предмет рабочей одежды. В подушках на гостином диване запрятан мой крыс, если нажать ему на живот, он скажет: «Привет, добрая, умная, нежная и красивая девочка Валерочка. Я тебя люблю».
— Какой ужас…
— Это игрушечный крыс! У него внутри диктофон. Я сама все это надиктовала. Знаешь, почему?
Самойлов, потрясенный, молчал.
— Из-за полного отсутствия воображения. Я могла бы при желании представить себе любого человека, который меня любит и говорит все это, любое животное, которое живет у меня в кармане, но… У меня нет воображения, как выяснили родители.
— Ладно, ладно! — Самойлов воспротивился этому приступу самоуничижения у красивой девочки. — Ты хочешь, чтобы мы поехали в квартиру адвоката за твоей любимой игрушкой?
— Я хочу сказать, что есть человек, который собирался меня подставить с этим убийством! И есть человек, который будет искать убийцу по долгу службы. Но здесь меня никто из них никогда не найдет, — уверенно заявила Лера. — Теперь ты будешь искать моего брата?
Самойлов крепко задумался.
— Получается, что его украли, но не вывезли в Бостон? — уточнил он.
— Получается, что так.
— Но это же абсурд! — уверенно заявил Самойлов. — Совершенно нелогично и даже странно.
— Это ты уже начал анализировать предстоящий поиск или хочешь меня убедить, что я спятила? — агрессивно поинтересовалась Лера.
— Если твоего брата нет у Марка Корамиса, значит, его вообще нет в живых, — выдал Самойлов, устав от напора девчонки.
— Старик, не зарывайся! — отбила удар Лера. — Он жив, я это чувствую, если хочешь от меня отделаться — так и скажи.
— Вот именно, — кивнул Самойлов. — Я хочу отделаться.
— Ладно, — кивнула Лера, словно ничего другого и не ожидала, — ты не хочешь ехать прятать труп Попы, ты не хочешь искать моего брата. Тогда просто покажи место, где я смогу спать. Я больше не буду тебя беспокоить просьбами. Я сама найду брата. Но для этого в ближайший месяц меня не должны арестовать за убийство адвоката.
— Спи где хочешь, кроме моей спальни. Насчет ареста обсудим, когда я увижу труп и позвоню в отдел убийств. Одевайся, мы едем осматривать место преступления.
— То есть — ты мне не веришь? — уточнила Лера.
— Я тебе не доверяю. Я хочу видеть всю картину сам.
— Один вопрос: сейчас около пяти утра — на чем поедем?
И Самойлов поднял трубку телефона…
УТОЧНЕНИЯ
— Надеюсь, ты хорошо понимаешь, что делаешь, — предостерегла Лера, ухватив его за руку. — Потому что, если ты напортачишь и помешаешь мне искать брата, я в долгу не останусь.
— Не сомневаюсь, — хмыкнул Самойлов.
— Кому ты звонишь?
— Коллеге. Его уполномочили возить меня на автомобиле, как только я того пожелаю.
— Кто твои коллеги теперь? — подозрительно прищурилась Лера.
— Страховщики.
В ожидании Гоши Самойлов предложил кое-что уточнить.
— Давай подведем итог. — Он встал и, поскольку в кухне было не развернуться, пошел в коридор, проговаривая на ходу: — По соглашению с адвокатом ты некоторое время занималась незаконным бизнесом, подставляя клиентов — мужчин, конечно, — под разводы.
— Я — несовершеннолетняя, мне ничего не будет по закону! — крикнула Лера завернувшему за угол Самойлову.
— За эту трудную работу адвокат раскрыл тебе профессиональную тайну…
— Я ему понравилась своей принципиальностью и честностью, — уточнила Валерия, выходя в коридор следом за ним.
— Он помог тебе добраться до указанного им адреса в Бостоне, и ты увидела… А Марка Корамиса ты там видела?
— Видела, — ответила Лера сзади.
— Откуда же ты знаешь, что это был именно Корамис?! — Самойлов резко развернулся. — Может быть, по адресу, указанному адвокатом, проживает совершенно другая семья!
— Не-а, не катит, — уверенно покачала головой девчонка. — Во-первых, у меня была фотография Корамиса, которую я стащила у мамы Муму. Во-вторых, мальчика зовут Антуан, он иногда говорит по-русски, я сама слышала. В-третьих, оба номера машин, стоящих в гараже, зарегистрированы на имя Марка Корамиса, и он их водит. Но и это еще…
Они дошли до входной двери, там Самойлов развернулся и остановился:
— Как ты узнала о владельце номеров?
— В полиции, — лаконично ответила Лера.
— Отлично! Тебя забрали в полицию за то, что ты подглядывала и фотографировала! — он ткнул в Леру пальцем.
— Ничего подобного. Я сама туда пришла. Сказала, что меня подвозил мужчина, в машине которого я забыла сумку. Но я запомнила номера. Я сказала, что всегда запоминаю номера машин, если меня подвозят. На всякий случай.
— Это все по-английски? — удивился Самойлов.
— К твоему сведению, у меня оказался мичиганский акцент!
— И полицейские были так тупы, что дали тебе адрес и имя владельца номера машины?
— Нет. Они позвонили по телефону, попросили «мистера Корамиса» и спросили о сумке. Естественно, он ничего не знал, тогда мне посоветовали тренировать память на цифры. Но это еще не все! — поспешила Лера, видя, что Самойлов собирается что-то сказать. — Я позвонила потом по номеру, который при мне набирал полицейский.
— Только не говори, что ты… — покачал головой Самойлов.
— Да, мы поговорили. По-русски, к твоему сведению. Когда я увидела, что мальчишка не мой брат, я тут же освободила себя от всех обещаний адвокату.
— Ты чудовище, — прошептал Прохор Аверьянович, завернув в гостиную и свалившись там на диван.
— Да что я сделала-то? Подумаешь, сказала, что прилетела в Бостон с делегацией одаренных детишек и звоню передать привет от Маруси.
— Зачем сюда приплетать еще и Мукалову?!
— Во-первых, — уверенно заявила Лера, — чтобы убедиться, что это тот самый грек. А во-вторых, чтобы подтвердить некоторые подозрения насчет Муму.
— Подтвердила?…
— Еще бы! Теперь ясно — они поддерживают отношения. Наверняка перезваниваются!
— Ты не говорила с ним о мальчике?
— Зачем? — удивилась Лера. — Я не хищница какая-нибудь. Мне чужое счастье глаза не застит.
Самойлов выдохнул скопившееся напряжение и расслабился, откинув голову на спинку дивана.
— Одевайся, — сказал он, — и мне позволь одеться.
— Не сомневаюсь, — хмыкнул Самойлов.
— Кому ты звонишь?
— Коллеге. Его уполномочили возить меня на автомобиле, как только я того пожелаю.
— Кто твои коллеги теперь? — подозрительно прищурилась Лера.
— Страховщики.
В ожидании Гоши Самойлов предложил кое-что уточнить.
— Давай подведем итог. — Он встал и, поскольку в кухне было не развернуться, пошел в коридор, проговаривая на ходу: — По соглашению с адвокатом ты некоторое время занималась незаконным бизнесом, подставляя клиентов — мужчин, конечно, — под разводы.
— Я — несовершеннолетняя, мне ничего не будет по закону! — крикнула Лера завернувшему за угол Самойлову.
— За эту трудную работу адвокат раскрыл тебе профессиональную тайну…
— Я ему понравилась своей принципиальностью и честностью, — уточнила Валерия, выходя в коридор следом за ним.
— Он помог тебе добраться до указанного им адреса в Бостоне, и ты увидела… А Марка Корамиса ты там видела?
— Видела, — ответила Лера сзади.
— Откуда же ты знаешь, что это был именно Корамис?! — Самойлов резко развернулся. — Может быть, по адресу, указанному адвокатом, проживает совершенно другая семья!
— Не-а, не катит, — уверенно покачала головой девчонка. — Во-первых, у меня была фотография Корамиса, которую я стащила у мамы Муму. Во-вторых, мальчика зовут Антуан, он иногда говорит по-русски, я сама слышала. В-третьих, оба номера машин, стоящих в гараже, зарегистрированы на имя Марка Корамиса, и он их водит. Но и это еще…
Они дошли до входной двери, там Самойлов развернулся и остановился:
— Как ты узнала о владельце номеров?
— В полиции, — лаконично ответила Лера.
— Отлично! Тебя забрали в полицию за то, что ты подглядывала и фотографировала! — он ткнул в Леру пальцем.
— Ничего подобного. Я сама туда пришла. Сказала, что меня подвозил мужчина, в машине которого я забыла сумку. Но я запомнила номера. Я сказала, что всегда запоминаю номера машин, если меня подвозят. На всякий случай.
— Это все по-английски? — удивился Самойлов.
— К твоему сведению, у меня оказался мичиганский акцент!
— И полицейские были так тупы, что дали тебе адрес и имя владельца номера машины?
— Нет. Они позвонили по телефону, попросили «мистера Корамиса» и спросили о сумке. Естественно, он ничего не знал, тогда мне посоветовали тренировать память на цифры. Но это еще не все! — поспешила Лера, видя, что Самойлов собирается что-то сказать. — Я позвонила потом по номеру, который при мне набирал полицейский.
— Только не говори, что ты… — покачал головой Самойлов.
— Да, мы поговорили. По-русски, к твоему сведению. Когда я увидела, что мальчишка не мой брат, я тут же освободила себя от всех обещаний адвокату.
— Ты чудовище, — прошептал Прохор Аверьянович, завернув в гостиную и свалившись там на диван.
— Да что я сделала-то? Подумаешь, сказала, что прилетела в Бостон с делегацией одаренных детишек и звоню передать привет от Маруси.
— Зачем сюда приплетать еще и Мукалову?!
— Во-первых, — уверенно заявила Лера, — чтобы убедиться, что это тот самый грек. А во-вторых, чтобы подтвердить некоторые подозрения насчет Муму.
— Подтвердила?…
— Еще бы! Теперь ясно — они поддерживают отношения. Наверняка перезваниваются!
— Ты не говорила с ним о мальчике?
— Зачем? — удивилась Лера. — Я не хищница какая-нибудь. Мне чужое счастье глаза не застит.
Самойлов выдохнул скопившееся напряжение и расслабился, откинув голову на спинку дивана.
— Одевайся, — сказал он, — и мне позволь одеться.
ОВОЩ
Уйдя от Капустиных, Маруся поехала в Шереметьево. В автобусе она неожиданно уснула, ее разбудил какой-то пожилой мужчина, когда все уже вышли.
Маруся не сразу узнала среди прилетевших Валерию. А когда узнала, помимо воли охнула и схватилась за щеки, улыбаясь. Большого труда стоило не подбежать к ней. Девочка выросла и стала красавицей. Из тех красавиц, что поражают грацией движений, как породистое животное. Вот она тащит тяжелую сумку, вот наклонилась к окошку, договариваясь с шофером такси. Глаз не отвести! Маруся покосилась по сторонам. Мужчины на Лерку смотрят, но не как на объект домогательств, а немного удивленно, с подростковой растерянностью в уставших от жизненного опыта глазах.
Оплатить такси денег хватило, но подождать у дома, в подъезд которого вошла Лерка, таксист отказался. На третьем этаже загорелись два окна. Маруся осмотрела вход в подъезд — кодовый замок с кнопками. Если нажать самые затертые… Дверь неожиданно распахнулась, выбежала Лера и бросилась к такси, которое ее привезло. Маруся услышала адрес и вздрогнула — теперь девочка хочет нагрянуть к следователю Самойлову, не иначе! Четвертый час ночи! Такси отъехало. Маруся отошла от подъезда. Чтобы взглянуть на окна. На третьем этаже они больше не горели. Она постояла, озираясь. На улицах — пусто. И Маруся нажала затертые цифры на пульте.
На третьем этаже было всего две квартиры. Маруся сначала постояла под одной дверью, прислушиваясь, потом прислонилась ухом к другой. От ее прикосновения дверь подалась. Сердце пропустило один удар, потом стало наверстывать упущенное, бешено колотясь. Она вошла и нашарила на стене справа выключатель.
Через минуту Маруся вернулась в коридор и заперла дверь изнутри. Лежавший в гостиной на ковре мертвый мужчина оказался адвокатом Попакакисом. Маруся сразу узнала его, несмотря на приобретенную им с годами грузность и залысины надо лбом. Шоковая растерянность оттого, что девочка Лера только что выбежала из этой квартиры — Маруся не сомневалась, что из этой, — сменилась нахлынувшим желанием помочь и защитить. Маруся начала со спальни адвоката. В ванной комнате она обнаружила резиновые перчатки. Натягивая их, внимательно рассмотрела труп. Убит не сегодня. Задумавшись, с чего начать, Маруся решила вначале позвонить.
Лиза взяла трубку после девятого звонка.
— Какого хрена?… — прохрипела она.
Маруся чертыхнулась, но просить больше было некого.
— У меня проблема. Нужна «Скорая» с носилками.
— Кто рожает? — «включилась» Лизавета.
— Потом расскажу. Проблема в том, что за рулем должна сидеть ты. И носилки потащим мы с тобой. Давно пьешь?
Тишина, шорохи, потом — длинный тягучий вздох.
— Судя по чеку из магазина, третий день. Но если насчет сесть за руль, так в половине четвертого утра это не проблема: улицы-то пустые.
— Ты и я — больше никого. Записывай адрес, — велела Маруся.
Тишина, шорохи, хихиканье. Потом странный вопрос:
— Это что — шутка?
— Это не шутка. Это проблема.
— Так не бывает, — уверенно заявила Лиза.
— Ты приедешь или нет?
— Приеду. А что, даже интересно. Приеду, как только найду пустую машину.
Стараясь не думать о Лизавете за рулем угнанной машины после трех дней запоя, Маруся тщательно, сантиметр за сантиметром, осмотрела спальню Попакакиса. В этой комнате ничего, принадлежавшего девочке-подростку, не оказалось.
В гостиной за диваном валялась женская заколка для волос. Марусю охватили сомнения, что Лера могла нацепить подобное на свои светлые волосы, но на всякий случай заколку она забрала. В кабинете в мусорной корзине лежали две скомканные записки: «Ушла в…», «Какис, тебе звонили, я записала…» и почему-то томик стихов Леопарди с инициалами «В.О.» на развороте обложки.
Маруся не сразу узнала среди прилетевших Валерию. А когда узнала, помимо воли охнула и схватилась за щеки, улыбаясь. Большого труда стоило не подбежать к ней. Девочка выросла и стала красавицей. Из тех красавиц, что поражают грацией движений, как породистое животное. Вот она тащит тяжелую сумку, вот наклонилась к окошку, договариваясь с шофером такси. Глаз не отвести! Маруся покосилась по сторонам. Мужчины на Лерку смотрят, но не как на объект домогательств, а немного удивленно, с подростковой растерянностью в уставших от жизненного опыта глазах.
Оплатить такси денег хватило, но подождать у дома, в подъезд которого вошла Лерка, таксист отказался. На третьем этаже загорелись два окна. Маруся осмотрела вход в подъезд — кодовый замок с кнопками. Если нажать самые затертые… Дверь неожиданно распахнулась, выбежала Лера и бросилась к такси, которое ее привезло. Маруся услышала адрес и вздрогнула — теперь девочка хочет нагрянуть к следователю Самойлову, не иначе! Четвертый час ночи! Такси отъехало. Маруся отошла от подъезда. Чтобы взглянуть на окна. На третьем этаже они больше не горели. Она постояла, озираясь. На улицах — пусто. И Маруся нажала затертые цифры на пульте.
На третьем этаже было всего две квартиры. Маруся сначала постояла под одной дверью, прислушиваясь, потом прислонилась ухом к другой. От ее прикосновения дверь подалась. Сердце пропустило один удар, потом стало наверстывать упущенное, бешено колотясь. Она вошла и нашарила на стене справа выключатель.
Через минуту Маруся вернулась в коридор и заперла дверь изнутри. Лежавший в гостиной на ковре мертвый мужчина оказался адвокатом Попакакисом. Маруся сразу узнала его, несмотря на приобретенную им с годами грузность и залысины надо лбом. Шоковая растерянность оттого, что девочка Лера только что выбежала из этой квартиры — Маруся не сомневалась, что из этой, — сменилась нахлынувшим желанием помочь и защитить. Маруся начала со спальни адвоката. В ванной комнате она обнаружила резиновые перчатки. Натягивая их, внимательно рассмотрела труп. Убит не сегодня. Задумавшись, с чего начать, Маруся решила вначале позвонить.
Лиза взяла трубку после девятого звонка.
— Какого хрена?… — прохрипела она.
Маруся чертыхнулась, но просить больше было некого.
— У меня проблема. Нужна «Скорая» с носилками.
— Кто рожает? — «включилась» Лизавета.
— Потом расскажу. Проблема в том, что за рулем должна сидеть ты. И носилки потащим мы с тобой. Давно пьешь?
Тишина, шорохи, потом — длинный тягучий вздох.
— Судя по чеку из магазина, третий день. Но если насчет сесть за руль, так в половине четвертого утра это не проблема: улицы-то пустые.
— Ты и я — больше никого. Записывай адрес, — велела Маруся.
Тишина, шорохи, хихиканье. Потом странный вопрос:
— Это что — шутка?
— Это не шутка. Это проблема.
— Так не бывает, — уверенно заявила Лиза.
— Ты приедешь или нет?
— Приеду. А что, даже интересно. Приеду, как только найду пустую машину.
Стараясь не думать о Лизавете за рулем угнанной машины после трех дней запоя, Маруся тщательно, сантиметр за сантиметром, осмотрела спальню Попакакиса. В этой комнате ничего, принадлежавшего девочке-подростку, не оказалось.
В гостиной за диваном валялась женская заколка для волос. Марусю охватили сомнения, что Лера могла нацепить подобное на свои светлые волосы, но на всякий случай заколку она забрала. В кабинете в мусорной корзине лежали две скомканные записки: «Ушла в…», «Какис, тебе звонили, я записала…» и почему-то томик стихов Леопарди с инициалами «В.О.» на развороте обложки.