И только подумал так, как отчетливо услышал голос. До боли знакомый голос. Что-то с ним связано, очень нежное, трогательное. Голос плакал. Голос о чем-то умолял. Голос звал. Голос жаждал помощи. Голос стонал и надрывался.
   У Андрея все сжалось внутри. Где он, этот голос? Рядом нет ничего.
   “Да что же я такой беспомощный? Я должен помочь этому голосу. Я должен отыскать его”. Откуда-то из глубины подсознания, пробивая все заслоны и круша все преграды, на поверхность устремились воспоминания. Стараясь прорваться сквозь бессознательность, они вязли в ее глубинах, рискуя задержаться в ней навсегда. Но стремление что-то изменить было такой силы, что новые и новые фрагменты памяти, прорезая острым лезвием отрешенность и беспамятство, с сумасшедшей скоростью стали заполнять сознание Андрея. Там, где находится самое совершенное в этой вселенной — человеческий разум, стало происходить что-то невероятное и пугающее. Еще не поняв, что произошло, еще не решив, что с этим делать, Андрей почувствовал, как лабиринт стал отступать, проваливаться куда-то в бездну, освобождая пленника от своего назойливого присутствия.
   “Свободен!”
   Андрей вдохнул на всю грудь. Теперь он отыщет голос. И тот укажет ему путь.
   “Вспомнил! Дорога серпантином, ведущая ввысь. Там, на самой вершине меня ждет сияющий Ангел. Мне туда”.
   Закрыл глаза, чтобы сдержать слезы. Но, еще не открывая их, уже знал: он в начале нового пути. Пути домой.
* * *
   Анна не могла успокоиться после телефонного звонка. Сказать, что он ее напугал, значит не сказать ничего. Он вогнал ее в ужас, в шок, в истерику. Она ни секунды не сомневалась, что Виталик погиб. И еще она ощутила, что игры закончились. Круг замкнулся. Следующая — она.
   — Андрюшенька, родной, вернись! — всхлипывая, размазывая слезы по щекам, заклинала она.
   — Я одна не справлюсь, слышишь? Мне нужна твоя поддержка, твоя помощь. Любимый, ну где же ты бродишь? Андрюшенька… — положила голову ему на грудь. Мешали датчики. Но она их уже не замечала. Она слушала, как бьется его сердце. Оно отстукивало бешеный ритм, оно отмеряло новые отрезки времени, оно хотело жить.
   Анна подняла голову, посмотрела ему в лицо. У Андрея дернулся глаз. Девушка склонилась еще ниже.
   — Я всегда знала, что ты слышишь, — Анна улыбнулась. Протянула руку к его щеке. По ней катилась слеза. Все остальное уже стало не важно.
   Она хотела позвать дежурную сестру и сказать ей про глаз, который дернулся, и про слезу. Потом представила, что ей ответят — мол, такое бывает, это даже нормально. Вполне вероятно, что для них это и нормально! Перестраховщики. Ничего не будет им говорить. Это знак только для нее.
   — Спасибо тебе, Господи. Ты не представляешь, насколько у меня прибавилось сил. Как ожила моя надежда, как воспарила моя вера, как разволновалась моя любовь. Спасибо тебе, Отец.
   Поцеловав на прощание Андрея, она покинула больницу.
* * *
   Дома она была через двадцать минут. Отец не приехал. Она в недоумении еще раз позвонила ему. По-прежнему никто не отвечал. Анна посмотрела на часы: начало двенадцатого. Может, что-то случилось? Глупости, ей бы уже сообщили. И потом, что могло случиться с ним, тем более у Полины — кажется, он к ней собирался в гости? Скорее всего, он забыл телефон на работе или в машине. Но почему его так долго нет?
   “Ой, должна же была звонить Маша”.
   Первой мыслью было набрать ее номер, но вспомнив, который час, Анна отложила это до завтра. Решив не забивать себе голову тревожными мыслями, Аня собралась спать. Ее больше не волновали ни Виталик, ни ужасный голос в телефонной трубке. Может, ей все это пригрезилось? А может, у нее галлюцинации, как в случае с несуществующей Ией?
   Нет, нет и еще раз нет. Хватит с нее всей этой мистики. Прочь из головы. Она намерена впервые за последние три недели уснуть с улыбкой на лице.
   Анна надела пижаму. Сто лет не спала в пижаме. Еще раз стала перед зеркалом. Никаких изменений в фигуре за день не произошло. Потушила верхний свет, оставив только бра. Окинула комнату оценивающим взглядом. Решила в ближайшие дни сменить обстановку. Так. Для разнообразия. Подошла к окну, чтобы закрыть жалюзи и задернуть штору. Взглянула на двор. Снег таял. Асфальт был мокрый, в лужах. Сильный ветер, играя верхушками тополей, тихонько скулил. “Унылая пора…”, — ну кто сказал лучше, чем Пушкин? Правда, он имел в виду осень, но он же не знал, что за двести лет климат поменяется?
   Задергивая штору, боковым зрением Анна увидела на улице одинокий силуэт, стоящий у ствола одного из деревьев и, как показалось, наблюдающий за ее окнами. Это была женщина. Та будто бы ждала или знала, что ее заметят. Видя, что девушка ее увидела, она вышла из тени на освещенную фонарем площадку и помахала Анне рукой. У Ани все похолодело внутри.
   “Только не сейчас, только не это!”
   Женщина тем временем направилась к подъезду. Анна отошла от окна и обессилено опустилась на кровать. Все тревоги, страхи, сомнения, ужасы последних дней захватили ее с новой силой и заставили сердце провалиться куда-то в пустоту и замереть в ожидании самого ужасного. А как могло быть иначе, если к ней в гости, в двенадцать часов ночи направлялась несуществующая Ия. Анна закрыла глаза.
* * *
   В участке к Александру Станиславовичу отнеслись с уважением и сочувствием, насколько это возможно. Ему тут же разрешили позвонить, и вскорости к отделению подъехало три машины, в двух из которых находились его сотрудники. Александр Станиславович быстро отдал распоряжения по организации похорон, а также другие приказания. Был он очень печальным и подавленным, говорил без интонации уставшим голосом.
   Встреча проходила перед входом в райотдел. Само место навевало невыносимую тоску и непонятную тревогу. Мерзкая оттепель добавляла во всеобщее настроение унылости и беспокойства. Опустившийся туман приглушал и без того тихие голоса. И только огромные свисающие с крыши сосульки, срываясь и с шумом разбиваясь о голый асфальт, вносили хоть какие-то звуки в эту угнетающую атмосферу. Все это чувствовали и поэтому вздохнули с облегчением, когда шеф отпустил всю команду, оставив себе машину с двумя охранниками. Разобравшись с одним делом, Александр Станиславович, попросив телефон у своего коммерческого директора, тут же стал звонить Анне. Было занято. Решил позвонить позже. Что уж теперь оправдываться?
   Откуда он знал, что позвонить удастся только после полуночи?
   Вначале все было нормально. Его попросили подождать следователя, который вернётся с вызова с минуты на минуту. Тот должен был зафиксировать показания по поводу случившегося, а также оформить опознание погибших. Дежурная опергруппа была на выезде, поэтому перед ним извинились и оставили сидеть в большом едва освещенном коридоре. У Александра Станиславовича с каждой минутой ожидания истекало терпение.
   Несколько раз подходил его человек и предлагал подождать в машине. На что Александр Станиславович отрицательно качал головой и просил оставить его в покое. После десяти он не выдержал. Да еще и Анна не отвечала. Он звонил ей каждые пять минут.
   “Случилось что?”
   Недолго думая, набрал номер охранника, сопровождающего дочь. Тот ответил, что все тихо, как обычно. Анна в палате, никуда не выходила. Александр Станиславович заставил того подняться и убедиться, что это так. Охранник предположил, что у Анны мог разрядиться телефон, но он мог дать ей свой, на что Александр Станиславович ответил отказом. Главное для него — убедиться, что с дочкой все в порядке. А разговаривать с ней не хотелось. Не по телефону. Зачем ей знать, что случилось, пока она у Андрея? Да и с девочкой он не переговорил. Не хотел ее расстраивать сейчас.
   В половине одиннадцатого он встал и решительно направился к дежурному. Тот удивленно поднял на него глаза. Следователь, оказывается, был на месте уже больше часа. Странно, что Александра Станиславовича никто не предупредил.
   Следователем оказался мужчина лет сорока семи. Очень худой и высокий, с бесчисленным количеством морщин на лбу. Подбородок был заросшим, и его это, судя по всему, очень смущало, видимо поэтому, он все время прикрывал его ладонью. Во время всей беседы он был неразговорчив. Зато очень внимательно слушал все, что рассказывал Александр Станиславович. Вопросы задавал четкие и краткие. И тем не менее, как они ни спешили избавиться друг от друга, вся процедура заняла почти полтора часа.
   На прощание Леонид Васильевич, так звали следователя, предупредил, что если возникнут вопросы, то ему позвонят. Александр Станиславович молча кивнул и протянул свою визитную карточку, хотя про себя отметил — какие еще могут возникнуть вопросы?
   Выйдя на крыльцо, он остановился и глубоко вдохнул влажный воздух. Подошел охранник, поинтересовался, все ли в порядке. Александр Станиславович с удивлением посмотрел на него.
   “Разве это порядок? Три смерти за один день”.
   Прежде чем пройти к машине, решил застегнуть пуговицы на пальто. Озяб. Одна из пуговиц оторвалась и упала на ступеньки. Он стал наклоняться, чтобы ее поднять. Охранник, опережая его, тут же проворно кинулся помочь. Чтобы ему не мешать, Александр Станиславович отступил на шаг назад.
   В этот миг огромная сосулька, сорвавшись с крыши, острой пикой, почти вся вошла в шею охранника. Тот по инерции еще успел поднять голову на хозяина. Спустя несколько секунд он замертво рухнул к ногам шефа. Все это происходило в мертвой тишине. Второй охранник и водитель не сразу поняли, в чем дело, и поэтому отреагировали только тогда, когда увидели, как Александр Станиславович оседает на ступеньки.
   Был еще один персонаж, который наблюдал за всем происходящим и изумился не меньше охранников и Александра Станиславовича, правда, по-другому поводу. Мелькнув серой тенью и смачно плюнув на асфальт, Борис (а это был именно он), прошипев про себя: “Да что же это такое? Прямо неуязвимый какой-то!”— развернувшись на каблуках на сто восемьдесят градусов, немедля испарился в тумане.
* * *
   Это была последняя ночь, которую Гарик должен был провести в больнице. Завтра он будет дома, а через пару дней выйдет на работу. Правда, какое-то время нужно будет ходить на перевязки, но это пустяки по сравнению с тем, в каком положении находится Андрей.
   Подумал вдруг: как странно переплетены их судьбы. Они знакомы почти десять лет. За это время были и трения, и разрывы. И вот, пожалуйста, судьба перевела их на новый уровень. Никогда он не принимал в жизни Андрея такого горячего участия, как сейчас. Сейчас было что-то другое, что-то новое. Игорю это и нравилось, и пугало одновременно. Слишком уж нестандартные ситуации случались одна за другой.
   Игорь поймал себя на мысли, что думает об Андрее так, будто тот не находится сейчас в коме, и неизвестно, сможет ли из нее выйти. Игорь искренне желал, чтобы это все побыстрей закончилось и Андрей снова включился в эту безумную игру под названием жизнь.
   Жизнь… А ведь Андрон только учился познавать её. Игорь виделся с Андреем всего лишь однажды после удачной операции. Они тогда завалили к нему всей «бандой» с Аней во главе. Андрей был безмерно счастлив, весь светился, а вместе с ним и Анна. Игорь с легкой грустью наблюдал за ними. Нет, не завидовал. Просто поражался их преданности и терпению, сейчас такое нечасто встретишь. Вспомнил, что подумал еще тогда: “А, может, сперва у всех так? Или не у всех? Может, пройдет время и Анне надоест быть такой? Да и Андрею тоже”.
   Но то, что произошло потом… Разве похоже, что Анна притворяется? Разве все, что она делает — показное? Какая она сильная и беспомощная в то же время. Он машинально дотронулся до раненого плеча.
   Повезло Андрею. Хорошо, что повезло. Он очень добрый человек. Ему обязательно нужно выжить. У него будет ребенок. Счастливый.
   Игорю стало грустно. А он-то со своей жизнью как управится? А то все получается “много шума из ничего”, так, кажется, у Шекспира называется одна из комедий. Вот именно, что комедий. Игорь кисло усмехнулся. Оно, конечно, хорошо радоваться за других, но хотелось бы порадоваться и за себя.
   Зазвонил телефон.
   — Привет, Игорь, это Маша.
   — Какая Маша? — не сразу сообразил он.
   — Мария, — немного раздраженно ответила девушка.
   — Насонова, ты?
   — Нет. Просто Мария.
   Игорь засмеялся таким задорным смехом, что Машу даже бросило в жар.
   — Из Мексики, что ли? — он понял, кто это. Обрадовался. Но решил для начала повалять дурака.
   — Какой еще Мексики? Кретин.
   Ну не видела Маша такого мексиканского сериала. Обиделась, положила трубку.
   Игорь был удивлен такой реакцией, но не расстроился. Нет, она не из Мексики, она с Урала. Продолжая улыбаться, посмотрел на часы. Половина девятого. Если она не перезвонит, то сам наберет ее номер в девять.
   Маша перезвонила через десять минут.
   — Гарик, это я тебе звонила. Извини за грубость, не сдержалась. Я думала, ты меня узнал? А ты…
   — Да узнал я тебя, узнал, — весело ответил Игорь.
   — А, так ты меня узнал и решил поиздеваться? Тебе мало было? — снова бросила трубку.
   Игорь сокрушенно вздохнул. Что-то он последнее время разучился общаться с девушками. А может, у Машки просто нет чувства юмора? Да нет, все у нее есть, просто, видимо, шутки не ко времени пришлись.
   Маша не перезванивала. В девять, как и планировал, Игорь набрал ее домашний номер.
   — Машенька, вот решил тебе позвонить. Это Игорь.
   — Игорь? Какой еще Игорь? Не знаю никакого Игоря.
   Но трубку не положила. Ждала, что дальше.
   — Игнатов, помнишь такого?
   — Что-то с трудом.
   — Маш, ну брось. Сама же первая позвонила.
   — А я номером ошиблась.
   Откуда ему было знать, что она после второго звонка расстроилась до слез.
   — Номером ошиблась? Ну, извини за беспокойство. Счастливо оставаться.
   — Подожди! — громче, чем хотелось бы, крикнула в трубку.
   — Жду.
   — Я хотела с тобой поговорить.
   — О нас?
   — Нет. Об Анне.
   — Ты со мной об Аньке…
   Потом сообразил.
   — А, понятно. Вы встречались недавно?
   — Сегодня.
   — Ну, так говори.
   — Я не хочу по телефону.
   — В ресторан сейчас пригласить не могу, извини. Я в больнице. Если хочешь, завтра увидимся.
   — Надо сегодня.
   — Что случилось?
   — Не знаю точно, но ей нужна помощь. Она меня напугала своим поведением.
   — Спасибо. Я уже помог.
   — Я в курсе. Гарик, тебе очень больно? — вкрадчиво спросила Маша.
   Игорь хотел пошутить, но в последний момент передумал.
   — Да так, терпимо.
   — А сможешь играть?
   — Сказали, что да. Правда, я еще не пробовал: плечо болит.
   — Ну и слава Богу.
   — Никак, переживаешь?
   — Я же знаю, что для тебя значит музыка.
   Потом, немного помолчав, добавила:
   — И твои поклонницы.
   — Неугомонная. Хочешь, я к тебе сейчас приеду? И ты все расскажешь про Аню.
   — Ты же в больнице?
   — Что-нибудь придумаю. Твои не испугаются, если так поздно гость пожалует?
   — Папа вернется к утру. Мама решила остаться у бабушки на ночь Женька на дискотеке, может вообще не вернуться. Приезжай.
   — Тогда жди, просто Мария.
   Отключив телефон, Игорь разозлился на себя. Зачем сказал, что приедет? Зачем смалодушничал? Можно подумать, не понял, что разговор об Анне — только предлог. Он же прекрасно знает, как девушка к нему относится. Его что, за язык тянули? Тоже еще «бэтмен» в ночи, спешащий на помощь.
   “Ну вот, напросился. Сейчас приеду, увижу Машу и растаю от ее слез и просьб”.
   Что-то последнее время он стал слишком сентиментальным. Только стал отвыкать, что ее нет рядом. Да и зачем она ему? Наивная дурочка двадцати двух лет, а послушаешь рассуждения, так и вовсе ребенок. Ему бы с самим собой разобраться, а не то что заниматься воспитанием подрастающего поколения.
   Но делать нечего. От своего слова он не отказывался еще никогда. Вздохнув, набрал номер врача. Собственно, уйти из больницы большого труда не составляло. Тем более, завтра утром его все равно выписывали. Но не поставить в известность завотделением, который лично его наблюдал, он не мог.
   Уладив формальности, уже минут через тридцать он ехал по ночному городу. Ехал и вспоминал, как трудно переживал уход Маши. Ну, какой умный мужчина скажет своей женщине, чтобы та уходила, если хочет, так как ее не держат? Причем совершенно без причины — настроение было плохое.
   “Молодец! А как лихо на прощанье заметил, что она может вернуться, если захочет его понять. Игорь, Игорь… Что я творю? А она не захотела понять… Два месяца не звонила! А может быть, все наоборот — поняла и не хотела звонить! Но позвонила же! Может, я ошибаюсь, и ей действительно нужно поговорить?”
   От такой мысли стало грустно.
   “Что же это я так размечтался? Мечтатель!”
   Вначале хотел купить цветы, потом раздумал. Не на свидание едет. И тут же засмеялся, да так громко, что таксист посмотрел на него, как на полоумного. Игорь заметил его осуждающий взгляд и, улыбаясь, пояснил водителю:
   — Ты понимаешь, братан, мне анекдот рассказали, а я только в него въехал, — и засмеялся снова.
   Водитель с пониманием кивнул: мол, все в порядке, дело привычное, ему и не таких доводилось возить…
   Но Игорю было безразлично, что о нем подумают, он продолжал спорить сам с собой.
   “И вовсе я не на свидание…И вообще! Но если это не свидание, тогда как называется, когда срываешься среди ночи по первому зову. Дураку понятно — просто деловая встреча и все. Конечно, деловая! Мне же предстоит выслушать животрепещущую исповедь”.
   Но ни оправдать, ни успокоить себя он не смог. Его охватило приятное волнение. А еще он был очень рад, что увидит Машу. Улыбнувшись самому себе, обратился к таксисту:
   — Эй, командир, притормози у цветочных киосков.
* * *
   Анна продолжала сидеть на постели, закрыв глаза. Она ждала трели дверного звонка, совершенно позабыв, что прежде с ней свяжется охрана, дежурящая внизу. Собственно, в квартире и без нее хватало людей, которые поднимут трубку телефона или откроют входную дверь. Отец распорядился, чтобы до его возвращения с Анны не спускали глаз и ни на секунду не оставляли одну. Но Анна уже пожелала всем спокойной ночи и почти полчаса находилась в спальне совершенно одна. Никаких звонков, ни телефонных, ни дверных, не было.
   Она сидела, сжавшись, боясь пошевелиться. Думала, что если сейчас ничего не произойдет, то значит, старый доктор прав. Она ненормальная и у нее галлюцинации. Причем полный набор — и зрительные и слуховые. В квартире была тишина. Ну, вот и все. Диагноз подтвердился. Да она и сама это знает. А если к этому еще добавить, как она сейчас выглядит, то все сомнения отпадут. Худая, с выпирающими ключицами, с безумным выражением лица, с поседевшими, взъерошенными волосами, с отрешенным взглядом. Анна преображалась, только когда бывала у Андрея. Но сейчас походила скорее на загнанного зверька, чем на респектабельную, уверенную в себе девушку.
   Решила наконец открыть глаза. Пора укладываться спать. Напротив нее в кресле сидела Ия. От неожиданности Анна вскрикнула, потом, опомнившись, быстро закрыла рот рукой. На крик в комнату тут же заглянул мужчина и, видя, что девушка напугана, спросил:
   — Что случилось, Анна Александровна?
   Аня медленно перевела на него взгляд, не соображая, что ответить. Ия тем временем спокойно сидела в кресле.
   — Я укололась булавкой, а так ничего, — выдавила из себя Анна.
   — Нужна помощь?
   — Нет. Можете идти. Я уже ложусь.
   Мужчина кивнул и закрыл дверь.
   Анна повернулась к Ие. Той не было.
   — Боже мой, помоги мне, — прошептала она.
   Какой там сон. Скорее бы отец приехал, что ли. Анна уже знала, что он потерял телефон и связывался с ее охранником, пока она была в палате у Андрея. Только непонятно, почему он не переговорил с ней. И почему не звонит сейчас, знает же, что она дома. Хотя, возможно, у него какая-нибудь важная встреча и он не может отвлечься.
   В голове зазвучал голос: “Анна, соберитесь с мыслями, я должна с вами поговорить. Когда успокоитесь, кивните головой, я буду рядом”.
   Аня обхватила голову руками.
   — Я боюсь, оставьте меня в покое, — дрожащим голосом проговорила она.
   “Анечка, мне очень жаль, но покой закончился. Вам угрожает опасность. Вам и каждому, кто так или иначе с вами связан”.
   — Где вы?
   “Рядом”.
   — Кто вы?
   “Успокойтесь”.
   — Ага. Я вот сейчас снотворного приму, таблеток … Всю упаковку. И успокоюсь.
   “Они только и ждут от вас чего-нибудь подобного. Не надо! Я помогу. И вам, и Андрею”.
   — Андрею? Как вы можете ему помочь?
   — Уже могу. Он уже вспомнил обо мне. Он ищет меня, — Ия опять сидела напротив и, не моргая, смотрела в лицо девушки.
   Анна вздрогнула, но кричать на этот раз не стала. Просто начала внимательно рассматривать свою ночную гостью. Ия выглядела как тогда, когда первый раз появилась в салоне. Молодая женщина, лет тридцати, возможно, немного старше или моложе. Шрам на лице не давал возможности определить точней, он все время отвлекал на себя внимание. Она была с длинными распущенными волосами. С левой стороны лица волосы искусно прикрывали часть шрама, делая его не таким огромным. На ней был голубой свитер, больше, чем нужно, размера на три. Отчего и без того худые руки просто терялись в огромных рукавах, которые делали их совершенно миниатюрными. Вязаная юбка была очень длинной и доходила до щиколоток, оставляя открытыми только носки черных туфель.
   — Вы ненастоящая?! — не то спросила, не то утвердительно сказала Анна.
   — Как на это посмотреть? — улыбнувшись, ответила Ия.
   — Почему Андрей ищет вас? Что это значит? Он вас знает? Я не имею в виду встречу в салоне.
   — Да, он меня знает уже давно. Мы старые приятели, — просто ответила собеседница.
   — Как он может знать вас давно, если я вас придумала совсем недавно? От силы полгода назад. Или скажете, что это ложь? — Анна уже не сомневалась, что все ее догадки оказались правильными.
   — Нет, не ложь. Только вы не меня придумали, а некий образ. Он оказался таким ярким, что я решила им воспользоваться.
   — То есть, вы хотите сказать, что Андрей знает вас давно, но под другим именем и с другой внешностью? — Аня так волновалась, что просто не успевала анализировать нестандартную информацию.
   — Да, вы правильно понимаете.
   Анна засмеялась.
   — Вы еще скажете, что он вас видел и знает, как вы выглядите. Может, вы не в курсе: он тридцать лет был слепым.
   — Да. Он был слепым, — Ия сделала паузу. — Но не во сне. Мы встречались в его снах. Для Андрея я Сияющий Ангел. Так он меня называет.
   — Вы ангел? — у Анны закружилась голова.
   — Я понимаю, что звучит неправдоподобно. Но, Анечка, вам придется поверить, у вас нет другого выхода, — говоря это, Ия стала меняться на глазах.
   Анна с изумлением наблюдала за происходящим, до конца не веря, что все это совершается в реальности, в ее спальне.
   Мерцающий туман плотной дымкой окутал Ию. Какое-то время она была такой, какой привыкла ее видеть Анна. Но тут туман стал развеиваться, разлетаясь по спальне искрящимися светлячками, которые опускались на мебель, пол, обои, на висящую на стуле одежду. Опустившись на поверхность чего-либо, они продолжали играть всеми цветами радуги. Анну так увлекло это зрелище, что она не могла оторвать от всего происходящего восторженного взгляда.
   Наконец Аня посмотрела на Ию. Та стояла перед ней каким-то бестелесным, полупрозрачным, будто сотканным из лунного полотна, совершенно удивительным созданием неземной красоты. Её одежда, вернее сказать, подобие одежды, напоминало скорее какие-то воздушные облака, с той только разницей, что светилось мягким, непонятно откуда идущим светом.
   — Ангел… — с изумлением и какой-то отрешенностью сказала Анна.
   — По сути я не ангел, скорей посланец. Но ангел вам понятней, пусть будет так.
   — Посланец чей?
   — Ну, скажем, я посланец некой доброй силы. Вам большего пока не нужно знать.
   — Скажите, ведь если есть добрая сила, значит, есть и недобрая? — с недоверием спросила Анна.
   — Да, есть. И в вашей жизни она принимает очень активное участие.
   — Но почему в моей? Не может быть, чтобы в моей! Их цель — Андрей? Разве я не права?
   Ангел отрицательно покачала головой.
   — А кто тогда? Я ничего не понимаю. Разве вы не сказали, что поможете Андрею и мне? Зачем тогда нужно помогать, если мы не при чем?
   — Я не могу сказать всего и сразу.
   — Не можете? Зачем тогда пришли? — Анна отвела от нее взгляд. — В таком случае все, что вы мне сейчас сказали, — полный бред. И он мне неинтересен. Мало того, что не объяснили ничего, так еще и пугаете, говоря, что людям, которые связаны со мной, угрожает опасность.
   — Но это правда. — Ангел стал превращаться в привычную «Ию».
   Анна уже без интереса, даже где-то со злостью, наблюдала за ее обратным превращением. И еще про себя подумала: “Лучше пусть будет уродиной, чем непонятно кем”.
   После таких мыслей Анна почувствовала себя уверенней.