Велтистов Евгений. Мир приключений. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

   В комнате, куда Рыжик принес Щена, было до того накурено, что у Щена заслезились глаза, и он стал чихать.
   Его встретили такими дружными воплями восторга, что он испугался и прижался к Рыжику. Каждому хотелось погладить Щена по шелковой шерстке и дать что-нибудь вкусное. Против угощения Щен не возражал, но в карманах у журналистов были в основном авторучки да табачные крошки. К тому же Рыжик строго сказал: «Настоящий породистый щенок берет пишу только из рук хозяина», — а Щену очень хотелось быть породистым.
   Вскоре все успокоились, занялись своими делами, и Щен смог, наконец, оглядеться.
   Кроме поразившей его стеклянной стены, здесь стояло много столов: за ними сидели люди, писали, читали, стучали по каким-то ящикам (Рыжик объяснил, что они называются пишущие машинки), разговаривали по телефону… Каждую минуту распахивалась дверь, кто-нибудь врывался с криком: «Послушайте!», или: «Вот я вам сейчас расскажу!», или: «Ребята, слышали?!» — и начинал излагать новости, стараясь перекричать всех остальных.
   Рыжик взял лист бумаги и начал быстро писать, а Щена спустил на пол. Тот уселся у ножки стула и стал охранять хозяина.
   Люди по-прежнему входили и выходили, но Рыжика никто не обижал, и Щену стало скучновато. Он лизнул было стеклянную дверь, но она вдруг качнулась, и Щен отпрянул — навстречу важно двигались толстые, тупоносые коричневые башмаки.
   — Товарищ Солдатов! — услышал Щен. Рыжик поднял голову, и Щен догадался, что так зовут его на работе. — Игорь Николаевич!
   Это и был Редактор Отдела. Держался он очень прямо, но голос у него был несколько сдавленный, и слова он произносил так, словно никак не мог их прожевать.
   — Здравствуйте, — сказал Рыжик, не ожидая ничего хорошего, поскольку Редактор называл сотрудников по имени-отчеству только тогда, когда бывал ими недоволен.
   — Разве я с вами сегодня не виделся? — удивился Редактор. — Откровенно говоря, мне кажется, что мы с вами не расстаемся, столько у меня из-за вас забот… забот… забот…
   — А в чем дело? — спросил Рыжик.
   — Дело в том, что мы по-прежнему не видим от вас «гвоздей»… «гвоздей»… «гвоздей»… Вам следует понять…
   Но тут Редактор заметил Щена и от изумления поперхнулся. А потом вдруг закричал таким тонким пронзительным голосом, что сотрудники вытаращили глаза, а у Щена вздыбилась шерсть:
   — Безобразие! Распустились окончательно! Собак водят в редакцию!
   — Во-первых, не собак, а щенка, — сказал Рыжик, поднимаясь из-за стола. — Конечно, это непорядок, но он еще совсем маленький, и мне было жаль запереть его одного.
   — Да вы что?! — наливаясь сизой краской, загремел Редактор и вдруг услышал внутри себя тоненький голосок:
   — Ну что ты рычишь? Тебя же никто не трогал! Я сейчас уйду!
   И Щен с достоинством направился к двери.
   Редактор попятился. Он хотел что-то сказать, но в горле у него лишь слабо пискнуло. Он откашлялся, круто повернулся и исчез за стеклянной дверью. Через секунду там с треском задернулся занавес.
   Сотрудники недоуменно переглядывались. Только Рыжик, слышавший Внутренний Голос Щена, давился от смеха.
   — Что это с шефом? — спросил Борис Этенко. Он был завотделом писем и самым вежливым человеком в редакции, потому что на письма трудящихся надо отвечать тепло и деликатно. Борис увлекался народной медициной и очень любил врачевать своих знакомых. — Старик что-то стал сдавать. Надо посоветовать ему иглоукалывание.
   — Да нет, — сказал Рыжик. — В общем-то он прав, конечно. Ладно, буду оставлять Щена дома.
   Дверь распахнулась, и в комнату влетела референт Ниночка. Ниночка была симпатичная, беленькая, с длинными ресницами, которыми она хлопала по всякому поводу. За ней ухаживали все сотрудники журнала, но предпочтение она отдавала Рыжику, который, впрочем, не подозревал об этом.
   — Кто опять взял мой телефонный справочник? — грозно спросила она и, когда Рыжик протянул ей затрепанную книгу, тихонько добавила: — Конец света! Шеф вернулся от вас, выпил корвалол, велел записать его к невропатологу и отдал мне два билета на премьеру в Дом кино. Обалденный боевик «Любовь на дирижабле»! Совершенно не могу понять, что с ним?
   — С дирижаблем? — осведомился несколько оглушенный Рыжик.
   — Да нет, с шефом! Так как же? Пойдем?
   — Спасибо, — ответил Рыжик. Ниночка ему не нравилась, и потому он был с ней всегда очень вежлив. — К сожалению, не могу. Надо вывести щенка.
   — Подумаешь, — фыркнула Ниночка. — Тоже мне собаковод! Нашел дворняжку — смех один!
   И вдруг, взвизгнув, она медленно осела на стул. Рыжик услышал Голос:
   — Как ты смеешь называть меня дворняжкой? Я Звездный пришелец, из созвездия Гончих Псов!
   — Ой, что это? — прошептала Ниночка, неотрывно глядя на Щена.
   Рыжик налил из графина воды и предупредительно подал ей.
   — Бывает, — успокоил он. — Переработала, наверно? Глотни водички, пройдет.
   И незаметно погрозил Щену пальцем. А тот как ни в чем не бывало подошел к хозяину и потерся об его ногу.
   — Так я пойду, — слабым голосом сказала Ниночка.
   — Счастливо, — ответил Рыжик.

КАК ЩЕН ПОДРУЖИЛСЯ С БИНДЮЖНИКОМ, ДЭЗИКОМ, ВЕЧНО БЛАГОДАРНЫМ И МУЗЫКАНТОМ

   Каждый вечер граждане из окрестных домов выводили прогуливать своих псов в длинный сквер, протянувшийся на целых два квартала. Сквер славился своим красивым видом на речной вокзал и окрестные берега. Сюда стекались все счастливые обладатели породистых собак. Здесь завязывалась особая дружба, знакомая только охотникам, рыбакам и коллекционерам. И разговоры тут шли необычные: про стать, прикус, экстерьер, собачьи привычки и потребности.
   Раньше Рыжик торопливо пробегал по скверу, удивляясь тому, что взрослые люди могут тратить столько времени на каких-то там псов. Но с тех пор как появился Щен, Рыжик тоже примкнул к великому братству собаководов.
   С первой же зарплаты он купил Щену ошейник, поводок и даже намордник, но намордник сразу же забросил на шкаф. А ошейник надел и закрепил очень тщательно, чтобы Щена как-нибудь не подхватила страшная собачья будка.
   По вечерам он выводил Щена на сквер побегать с другими псами, а сам неторопливо и солидно беседовал с их хозяевами.
   Чаще всего он общался с Иваном Ивановичем и Станиславом Викторовичем. Иван Иванович работал на мясокомбинате и держал у себя бульдога по прозвищу Биндюжник, у которого грудь в три ряда была увешана медалями. Ходил Биндюжник неторопливо, держался с большим достоинством, но в общем-то был обыкновенным ленивым и неумным псом с довольно грубым характером.
   Несчастьем Биндюжника, как ни странно, стали его великолепные стати. Он был так отлично сложен, так силен, так неповторимо уродлив, что, когда хозяин выводил его на выставках, члены жюри млели от восторга. Медали сыпались на Биндюжника дождем, и он очень не любил, когда хозяева снимали их и прятали в коробку.
   Другой новый знакомый Рыжика, Станислав Викторович, работал в Министерстве внешней торговли. Он много разъезжал по разным странам и привез из Франции Дэзика — хрупкую, капризную левретку, пижона и франта. Дэзик ходил в мохеровых попонках и плетеных ошейниках — каждый под цвет попонки и был убежден, что мир состоит из куриных котлеток, мягких подушек и коктейлей, остатки которых он любил втихомолку вылизывать из стаканов…
   По вечерам прогуливал своего дога Цезаря Павел Осипович, старший экономист большого треста. Цезарь славился примерным поведением как среди собак, так и среди людей. Даже когда хозяин иной раз вытягивал его вдоль спины поводком, Цезарь взвизгивал, а потом принимался лизать его руку. Щенкам, осуждавшим его покорность, он объяснял:
   — Мы должны быть вечно благодарны хозяевам, потому что они заботятся о нас и думают только о нашем благе.
   Так его и прозвали — Вечно Благодарный… Все хозяева ставили Вечно Благодарного в пример своим собакам, но щенки его не любили и обходили стороной.
   А еще в сквере постоянно отирался бездомный песик, лохматый, тощий, но с веселыми глазами. Пес этот страстно любил музыку: стоило ему услышать красивую мелодию, как он садился на землю и начинал подвывать. Эта самозабвенная любовь делала его чрезвычайно рассеянным — ради музыки он готов был усесться на проезжей части улицы или броситься наперерез похоронной процессии. Его так и прозвали Музыкантом.
   Кормился Музыкант объедками у ближайших кафе, выпрашивал кусочки в гастрономе, но нрав имел веселый и не унывал, даже когда бывал бит за свои рулады. Он понимал, что искусство требует жертв, и, поскулив немного, снова принимался за старое…
   С тех пор как Рыжик познакомился с владельцами собак и у них появились общие интересы, он постоянно испытывал целый ряд неудобств. Самым трудным был, конечно, вопрос о породе Щена. Но Рыжик держался своей версии твердо и неуклонно. И когда его спрашивали, какой породы его щенок, он отвечал — звездной, из созвездия Гончих Псов. Это было по меньшей мере странно, но собеседники и не думали сомневаться, потому что Рыжик был журналистом, а в редакции, как известно, все возможно. Поэтому Павел Осипович и Станислав Викторович важно кивали, а Рыжик, расхрабрившись, продолжал:
   — Не исключено, что где-то находится звездолет, на котором он прилетел, но я, к сожалению, его еще не нашел. В ближайшее время думаю обследовать окрестности.
   В то время как хозяева обсуждали возможное местонахождение звездолета, щенки тоже мирно беседовали. Разговор шел, конечно, об еде.
   — Сегодня попробовал сервелат, — прохрипел Биндюжник.
   Щен, Музыкант и Дэзик уставились на него с нескрываемым интересом. Даже Вечно Благодарный, скучавший у ног своего хозяина, насторожил уши.
   — А что это такое — сервелат? — облизнувшись, спросил Щен.
   — Такая деликатесная колбаса с пряностями, — важно разъяснил Биндюжник. — Бутерброд упал на пол и достался мне.
   — Ты ешь с пола?! — изумился Дэзик. — Это так негигиенично! И потом сервелат тяжел для желудка. По-моему, нет ничего лучше сбитых сливок. Куриная котлетка деволяй, конечно, тоже неплоха…
   Щен понятия не имел, что такое сервелат, сбитые сливки или деволяй, поскольку они с Рыжиком питались в основном хлебом, колбасой, молоком и полуфабрикатами. Но, не, желая ударить лицом в грязь, сказал бодро:
   — По-моему, самое лучшее, когда можно все смешать и есть сразу.
   Все посмотрели на него с уважением. Такой вариант показался им неожиданным и прекрасным. А Музыкант даже завыл от восторга, как будто услышал музыку. Щену стало очень жаль голодного друга.
   Но тут вдруг до собак донесся сладостный запах пирожков с ливером. Биндюжник сразу забыл о сервелате, а Дэзик — о сбитых сливках. У всех потекли слюнки, и приятели бросились навстречу запаху.
   Запах наплывал, струился, дразня обоняние, и вызывал жгучие мечты о прекрасных и недоступных пирожках.
   Друзья принюхались и двинулись вперед медленно, словно их тащили на поводке. Запах становился все ощутимее, пирожки, казалось, носились в воздухе, и тогда, сорвавшись с места, все четверо дружно кинулись вперед, к большой арке, с которой начинался сквер.
   Там, у самого входа, расположилась женщина в белом халате с лотком. Вокруг стоял такой запах, что застонал даже любитель сервелата Биндюжник…
   К лотку подошла дама, на которой все блестело и переливалось: платье с металлической нитью, кольца на пальцах, серьги, браслеты…
   Дама купила пирожок, огляделась по сторонам, изящно отставив мизинец, откусила кусочек и нервно поежилась. Ей, видимо, очень не хотелось, чтобы тот, кого она ждала, увидел ее жующей вульгарный десятикопеечный пирожок.
   И вдруг появился Он, в прекрасной канареечной куртке, с волосами такой длины, что из них вполне можно было бы соорудить свадебную прическу «фантазия». Увидев Его, дама поспешно спрятала руку с пирожком за спину.
   Щен, стоявший к ней ближе всех, воспринял это как подарок судьбы. Он высоко подпрыгнул, цапнул пирожок из рук дамы и бросился наутек.
   Дама завизжала, как ошпаренная. Кавалер одним прыжком перемахнул клумбу с увядающими флоксами и подбежал к ней. Мгновенно собралась толпа.
   — Украли?! — слышалось со всех сторон. — Что?… Сумочку?!. Так вот же она, в руках!.. Укусила собака?… Какая?… Бешеная?!.
   — Распустили собак! — визжала дама. — Представляешь, он чуть не откусил мне руку!
   — Кто — он? — насторожился кавалер.
   — Такой огромный страшный пес! — Дама показала рост пса размером с хорошего теленка.
   — Правильно, — поддержала лотошница, которая тоже жаждала оказаться в центре внимания. — Страшилище, что твой медведь…
   Подоспевшие хозяева собак переглянулись.
   — Не обошлось тут без наших, — вздохнул Иван Иванович и, протолкавшись к потерпевшей, предложил: — Девушка, милая, ну хотите, я вам куплю два пирожка? Пять пирожков? Только успокойтесь!
   — Вы-то чего суетесь?! — отрезал парень, а дама, уличенная в нарушении правил хорошего тона, завизжала еще громче:
   — При чем тут пирожки?! Дело в принципе! Распустили диких зверей…
   А «дикие звери» тем временем неслись в глубину сквера. Впереди бежал Щен с пирожком в зубах. Рядом, плечом к плечу, несся Музыкант, у которого появилась слабая надежда на ужин. Чуть поодаль поспевал толстый Биндюжник, за ним на тонких подгибающихся ножках семенил Дэзик…
   У решетки, под густыми кустами сирени, все остановились. Щен опустил пирожок на землю и носом подтолкнул к нему Музыканта. А когда Биндюжник попробовал подобраться с другой стороны, Щен оскалил маленькие острые зубы и грозно зарычал.
   Собравшись полукругом, щенки молча следили, как Музыкант поедает пирожок. Когда последний кусочек исчез, все трое вздохнули и облизнулись.
   Музыкант хотел было мелодично провыть в знак благодарности, но в это время раздались голоса хозяев, громко звавших: «Дэзик! Биндюжник! Щен!» — и пришлось откликнуться на зов.
   Когда Щен подбежал к Рыжику, тот молча взял его на сворку, чего никогда прежде не делал. Щен удивился, но промолчал. А Рыжик, пройдя несколько шагов, спросил:
   — Ты не знаешь, отчего там заварилась такая каша?
   — Не знаю, — ответил Щен.
   — И кто выхватил у женщины пирожок, тоже не знаешь?
   — Это я, — ответил правдивый Щен. — Но я его не ел.
   — Тогда зачем же…
   — Потому что Музыкант вчера не ужинал, а сегодня не завтракал и не обедал.
   На это Рыжик ничего не ответил, и они молча дошли до дому, где их ждал ужин в виде небольшого кусочка колбасы, бутылки молока и хлеба (до зарплаты оставалось два дня). Щен уже знал, что в конце месяца надо есть все подряд и не привередничать.
   Он заканчивал свой ужин, когда Рыжик сказал:
   — А вот Цезарь никуда не бегал. Он очень дисциплинированный и любит своего хозяина.
   — Он трусливый и жадный, — ответил Щен. — А лизать руку — это вовсе не значит любить.
   Рыжик как-то странно хмыкнул и почесал у Щена за ухом. Потом он долго стучал на машинке, а Щен лежал на тахте и чувствовал, что в мире царит полная гармония. Уже отходя ко сну, он заворочался и вздохнул.
   — Тебе там не дует? — спросил Рыжик.
   — А пирожок, наверно, был вкусный, — мечтательно сказал Щен.

КАК РЫЖИК СО ЩЕНОМ ПОМОГЛИ ВОССТАНОВИТЬ СПРАВЕДЛИВОСТЬ

   — Вам предоставляется возможность показать себя, — произнес Редактор Отдела.
   Рыжик взглянул исподлобья. Лицо у Редактора было вдохновенное, как всегда, когда речь шла о «гвоздях».
   — Имеется интересный материал на моральную тему, — продолжал Редактор. — В парфюмерном магазине номер 10 по Тополиной улице молодая продавщица похитила 25 флаконов импортного лосьона «Мери». Что она с ними сделала, можно только догадываться. Следует заклеймить ее нечестность, несознательность, стремление к наживе…
   — А это точно, что украла именно она? — спросил Рыжик. Лицо у Редактора сразу стало скучное и безнадежное.
   — Очевидно, имеется соответствующая компетентная информация, Игорь Николаевич. (Редактор Отдела, когда хотел, мог выражаться по-научному.) Я настоятельно прошу вас выполнять задание… задание… задание… а не задавать излишние вопросы.
   — Слушаюсь, — сказал Рыжик и отправился к Ниночке за телефонным справочником.
   — Ну, как твой сенбернар? — спросила Ниночка.
   — Он не сенбернар, а Звездный пришелец, — обиделся Рыжик. — Это понимать надо!
   — А мы вчера ходили с Борисом в Дом кино, — небрежно сказала Ниночка. — Классная картина. Обхохочешься!
   Но Рыжик уже не слышал, он переписывал в записную книжку адрес магазина.
   Перед заданием он забежал домой, чтобы покормить Щена, и рассказал ему о предстоящей операции. Щен неожиданно сказал:
   — Возьми меня с собой.
   — Новое дело! — возмутился Рыжик. — Ты же знаешь, что на работу брать щенков нельзя.
   — Все равно возьми, — настаивал Щен. — А вдруг я что-нибудь унюхаю?
   «В самом деле, — подумал Рыжик. — Редактор не узнает, а ему дома скучно одному».
   — Только помни, — строго сказал он. — Никаких этих штучек с Голосом. Веди себя, пожалуйста, прилично.
   И он взял Щена на сворку.
   Магазин помещался в старом, еще дореволюционном здании из красного кирпича. Во дворе громоздились картонные коробки из-под парфюмерии, поролоновые прокладки и разные флаконы.
   Рыжика провели в кабинет директора, помещавшийся в конце длинного, затхлого коридора.
   В кабинете за столом сидел массивный, грузный, как сейф, мужчина. Лицо у мужчины было непреклонное, на лацкане пиджака красовался значок ДОСААФ.
   Напротив него, горестно сгорбившись на кончике стула, сидела худенькая девушка с такими пышными, растрепанными волосами, что лицо ее пряталось за ними, как за ветвями плакучей ивы.
   Рыжик протянул директору свое удостоверение.
   — Ну вот! — воскликнул директор, воздвигнулся над столом и пожал Рыжику руку. — Дожили! Попали под огонь прессы!
   При этих словах девушка зарыдала так горестно, что Щену захотелось завыть.
   Расстроенный Рыжик (он не мог видеть, когда люди плачут) сказал:
   — Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Я только хотел бы уточнить некоторые факты.
   Девушка откинула волосы с лица, и Рыжик увидел такие правдивые голубые глаза, что даже растерялся немного. «Ну какой же это расхититель?» — подумал он. Щен, видно, был того же мнения, потому что он пробрался поближе и лизнул ее безвольно повисшую руку.
   Девушка вздрогнула, увидела Щена, машинально погладила его по голове и принялась вытирать распухшие глаза.
   — Двадцать пять флаконов! — с чувством сказал директор. — И куда тебе такую прорву, Лидия? Ну, я понимаю, флакончик-другой для личного пользования…
   — Не брала я их! — закричала Лида, заливаясь густой краской. — Не нужны они мне! Стала бы я из-за них совесть терять!
   — Не могли же они сами уйти, — резонно заметил директор. — У них пока еще ножек нету. А на складе ты одна…
   — Можно взглянуть на место происшествия? — спросил Рыжик, которому до того стало жаль убитую горем Лиду, что он готов был заплатить за все двадцать пять флаконов — хотя зарплаты бы не хватило, а гонорара не предвиделось.
   — Пройдемте в склад, убедитесь лично, — сказал директор.
   И они опять прошли по коридору, вышли на лестницу и спустились в подвал, где впритык стояли коробки с одеколоном, кремами, шампунями, многие с красивыми иностранными наклейками. Все это источало разнообразные ароматы, так что Рыжик даже закашлялся, а Щен затряс головой и чихнул.
   — Вот, полюбуйтесь, — сказал директор.
   Несколько в стороне виднелась большая картонная коробка с гнездами. Половина гнезд была пуста, в остальных виднелись пластмассовые утки, коты, пистолеты с разноцветными пробками.
   — Лосьон «Мери», — директор вынул ярко-красную утку и показал Рыжику. — Можно использовать как пульверизатор. Цена четыре рубля пятьдесят копеек.
   Рыжик огляделся. Вентиляции в складе, очевидно, не было, и он проветривался зарешеченным окном, находившимся на уровне земли. Решетка шла «солнышком» — широко сверху, узко снизу, большая форточка закрывалась только на ночь.
   Окно выходило во двор, ограниченный с трех сторон новыми домами. Рыжик подошел к окну и задумчиво потрогал решетку. Его внимание привлекла группа ребятишек. Они сгрудились вокруг худенького малыша лет четырех, который громко ревел, повторяя:
   — А я скажу-у! Я папе скажу-у!
   — Чего орешь?! — зашипел на него бойкий, занозистый мальчишка лет девяти. Глаза у него так и шныряли по сторонам. — Ну, пойдем, я тебе три пачки мороженого куплю! У самого же горло заболит, врача позовут, в больницу заберут, жадина-говядина!
   Услышав о столь мрачной перспективе, малыш перестал реветь и заморгал. А Щен, принюхавшись к лосьону, подошел к решетке, потянул носом, забеспокоился. И тут Рыжик услышал, как Щен сказал ему Внутренним Голосом:
   — Пусти меня во двор.
   — Ну, вот, начинается, — Рыжик рассердился. — Ты же обещал, что будешь вести себя хорошо!
   Директор с недоумением взглянул на него, не понимая, о чем, собственно, речь.
   — Я веду себя хорошо, — упрямо сказал Щен. — Но я хочу во двор. Отстегни сворку!
   Рыжик, сам не зная почему, послушался. Щен проскользнул через решетку и очутился во дворе. Он подбежал к сгрудившимся в углу ребятам, обнюхал их, но они не обратили на него внимания. Бойкий мальчишка — ребята звали его Леха — уже всучил тем временем малышу сломанный перочинный ножик, и тот любовался им, соображая, как удобно будет вырезать разные штучки на полированном серванте. А Леха вкрадчиво говорил:
   — Ты иди, попей молока, чтоб мама не сердилась, а потом выходи. Мы опять поиграем, как вчера, ладно?
   Щен отошел от них и двинулся вдоль стены, изредка принюхиваясь.
   — Щен! — крикнул Рыжик, который, записывая факты, краем глаза следил за ним. Тот повел ухом и исчез за углом.
   — Симпатичный у вас щенок, — сказал директор. — Я, знаете, сам любитель. У меня на даче гончая…
   — Разрешите, я схожу за ним, — перебил Рыжик. — Он такой озорной — никогда не поймешь, чего ждать…
   — Пожалуйста, — сказал директор и, открыв ключом маленькую боковую дверь, поднялся вместе с Рыжиком и Лидой по истертым ступеням во двор.
   — Щен, — позвал Рыжик. Никто не ответил, и он поспешно пошел вдоль стены. — Щен, где ты?
   — Да вот же он, — сказал директор, заглядывая за угол, где Щен выкопал лапами в мягкой земле довольно глубокую ямку.
   — Что ты там делаешь? — сердито закричал Рыжик. — Вылезай немедленно, слышишь?
   — Погодите, — вдруг вмешался директор. — Песик ведь у вас не без ума… Интересный песик!
   Он наклонился, взял горсть земли, понюхал и протянул Рыжику. Рыжик широко раскрыл глаза: от земли остро пахло лосьоном «Мери».
   — Вот это да! — только и вымолвил он.
   А Щен сказал Внутренним Голосом:
   — Вот так же пахнут куртки, штаны и ботинки у этих мальчишек в углу двора.
   — Сюда! — крикнул Рыжик и вслед за Щеном бросился к мальчишкам.
   Директор недоуменно двинулся за ними. Лида безразлично смотрела в сторону — ей уже ни до чего не было дела…
   Когда Рыжик и Щен подошли к ребятам, те сразу замолчали. Горластый Леха громко засопел.
   — Ну-ка, пошли со мной, — Рыжик крепко взял за плечо Леху и повел его к ямке.
   Мальчишки сразу дружно заревели в пять голосов, а сам Леха стал испускать такие рулады, какие не снились даже знаменитому тенору Козловскому…
   — Признавайтесь, что вы тут делали, — приказал Рыжик.
   Мальчишки попытались дать деру, но их перехватили завмаг и Лида.
   — Вот я сейчас позову милиционера, он с вами живо разберется, — пообещал Рыжик.
   Его слова произвели на мальчишек неожиданное действие: они разом умолкли, будто онемели.
   — Так что же вы тут делали? — повторил вопрос завмаг.
   — Воева-а-али… — прогудел Леха, вытирая рукавом нос.
   — Выливали?! — ахнул потрясенный директор.
   — Воевали! — прокричал прямо в лицо директору Леха. — Мы водичкой стреляли — будь здоров! Только в глаза попадать не надо — жжется!
   — Что? — вскрикнула Лида и бросилась к мальчишкам. — Как… как вы это делали?!
   Леха оглядел перепуганных товарищей, вздохнул и решил говорить начистоту.
   — Тимку, маленького, запускали через решетку в подвал — он пролезает. Он вынимал пистолеты, уток, ну и все прочее. Мы забирали, а потом шли команда на команду. Кто первый отступит, тот и…
   — Миленькие вы мои! — Лида подхватила Щена на руки и поцеловала в холодный нос — Хорошенькие вы мои!
   — На кого я теперь спишу двадцать пять флаконов? — загремел директор. — Где ваши родители, стервецы?
   Когда мальчишки услышали о родителях, они подняли такой вой, что Рыжик заткнул уши. Он едва удерживался от смеха, но понимал, что справедливость надо восстановить, а деньги возвратить в магазин. И стал расспрашивать мальчишек, где они живут, предупредив, что если начнут врать, то Щен их сразу разоблачит. Те всхлипывали, однако говорили правду, а когда случайно сбивались, Щен настораживал уши и рыЧал.
   А Лида все гладила Щена и повторяла, что она никогда-никогда еще не видела такого прекрасного, такого замечательного щенка… Щен с достоинством выносил ее ласки и очень гордился, что помог Рыжику восстановить справедливость. И когда он вечером на прогулке рассказал об этом происшествии своим друзьям, радовались все — и Биндюжник, и Дэзик, а Музыкант даже провыл свою любимую песенку. «Раз подрались два щенка». Только Вечно Благодарный покрутил своей тупой мордой и сказал: