Велтистов Евгений. Мир приключений. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

   — А что такое жизнь?
   — Ну, это люди, дела, открытия и…
   — И мы с тобой?
   — Да, наверное…
   — А когда нас не было, что было?
   — Другие.
   — А когда других не было?
   — Те, которые…
   — Какие?
   — Которых мы тут нашли… Как ты думаешь, о чем они говорили в такую звездную ночь?
   — Ну, может быть, о тех, кто будет жить после них. Интересно, что они о нас думали?
   Алеша не знал, как ответить, но решил применить выражение, подхваченное у профессора, «селяви», что означало в переводе: «Такова жизнь». «Если жизнь такая, как сегодня, — подумал он про себя, — то она очень даже хорошая».
   …Анатолий Васильевич вернулся в лагерь ночью, бесшумно шагая по знакомой тропинке. Неясные очертания притихших палаток едва обозначались в темноте.
   — Ну, как дела? — негромко спросил он у дежурного Юры, дремавшего возле сизого от пепла костра.
   — Все нормально, Лешка спит.
   Но сын не спал. С зажженным фонарем он склонился над своим блокнотом-дневником. Взахлеб Алеша кинулся рассказывать отцу про танец шамана, про награды, про футбол, про то, как профессор умеет играть в городки.
   — Да, хорошо вы отметили конец полевого сезона. В прежние года мы делали это куда скромнее, — задумчиво подвел итог Анатолий Васильевич. — Но нынче раскопки привлекли столько молодежи, столько у каждого энергии и фантазии, что только держись. С костюмами тоже все здорово получилось. А ведь все Олег Николаевич, его школа.
   — Знаешь, пап, а профессора сегодня все Мамонтом звали.
   — А ты узнал почему?
   — Нет. Может, потому что всем давали другие имена.
   — Не в этом дело. Большой он в науке, понимаешь? Книжек много хороших написал, учеников вырастил много. Как-то раз, помню, на одном большом собрании, когда он вошел, в зале все встали и зааплодировали. Так приветствовали своего учителя ученики и ученики его учеников.
   Анатолий Васильевич взял в руки памятный значок, провел пальцем по извилистым линиям контура.
   — Что же, поздравляю тебя, сын, теперь ты полноправный член экспедиции и ученик Олега Николаевича. Хотелось мне посмотреть праздник, да надо было быстрее отвезти в институт все находки экспедиции за сезон.
   Алеша представил себе тяжелые ящики, которые грузили Саша, Юра и другие ребята. Олег Николаевич тоже хотел помочь, но они, стараясь беречь профессора, молча его отстранили — куда ему с его сердцем!
   Вместе с Алешей Олег Николаевич стал наблюдать за погрузкой, и лицо его было радостным: весомыми получались итоги.
   — Олег Николаевич, а итоги всегда такие? — спросил Алеша.
   — Какие такие?
   — Тяжелые.
   — Нет, дружок, не всегда. Бывает, и месяц, и два, и не один год работает экспедиция, а ничего не находит. Нам выпала большая удача, видишь, сколько тайн отдал нам Сунгирь. Нашли тысячи предметов из кремня: ножевидные пластинки, отбойники, скребки. А орудия из кости, рога, бивня? Мы нашли много украшений, настоящих произведений древнего искусства.
   Анатолий Васильевич, изрядно уставший в этот хлопотливый день, тихонько улегся на раскладушке в свой спальный мешок рядом с сыном, заснувшим как-то сразу.

ТХО И ЛУМА

Охота за красными пятнами. Новая тайна древней стоянки. Схватка с пещерным львом

   Монолит… Как сохранить монолит — только об этом Алеша и слышал весь день в экспедиции. Вместе с отцом он окапывал большой глиняный прямоугольник. Предстояло вырезать из земли площадку более трех метров в длину, около метра в ширину, больше полуметра в глубину и переместить в специальную машину, чтобы отправить находку в Москву, в институт.
   В серый ветреный день машина прибыла, заработал автокран, и рабочие стали подводить дощатый щит под монолит. Глиняный прямоугольник оторвался от земли, поплыл в воздухе, благополучно встал на открытую платформу машины.
   — Прощай, мудрый Арч! — помахал ему рукой Алеша. И удивительно было думать при этом, что вот лежал человек в земле, никому не ведомый. Теперь же, благодаря профессору, сахему-Володе, Оле, отцу и, конечно, совсем немножко благодаря ему, Алеше, о древнем человеке узнают ученые всего мира. Безмолвный Арч поведает потомкам о своем роде.
   После отправки монолита в лагере стало пусто: как будто все потеряли самого дорогого для всех человека.
   Один Олег Николаевич нисколько не чувствовал общей опустошенности. Довольный, он потирал руки, что-то напевая про себя: в трех метрах от первого погребения появились пятна охры, похожие на те, что были, когда нашли человека. Профессор велел продолжать раскоп в этом направлении. Расплывчатые красные пятна то виднелись отчетливо, то просматривались еле-еле, не исчезая, однако, вовсе. На глубине сантиметров сорока от культурного слоя Саша обнаружил клыки песца, мелкие бусы. Это насторожило Олега Николаевича. Он дал команду прекратить работу лопатами. В дело пошли широкие кухонные ножи. Чем глубже в глину проникали археологи, тем чаще попадались разорванные кусочки красной ленты охры.
   Охота за красными пятнами продолжалась и завтра, и послезавтра, и неделю, вторую… Когда пошла третья неделя, многим, в том числе и сахему-Володе, стало казаться, что эта погоня абсолютно бессмысленна. Он давно собирался откровенно сказать об этом профессору: найдено уникальное погребение, что можно еще искать? Неужели Олег Николаевич верит, что земля щедра и выдаст ему еще одну тайну? Так не бывает! Такие открытия случаются раз в жизни!
   — Пора по домам, Васильич, — негромко проговорил Але-шиному отцу Володя как-то вечером, — зря силы тратим.
   Отец прекрасно его понял, но почему-то ничего не ответил. Почему? Разве сахем не прав? Зачем, в самом деле, Олег Николаевич считает нужным продолжать раскопки? Алеше тоже казалось это необъяснимым.
   Профессор знал, что все устали, что пора кончать экспедицию: лето не бесконечно. Он знал, что некоторые поговаривают об его профессорских причудах, которые терпеть вовсе не стоит. Он знал, что экспедиция выполнила план работ и находки превзошли все ожидания. Закончив экспедицию в срок, он приедет вовремя и услышит много лестных слов, в том числе и от работников бухгалтерии. Если же работы задержатся, то ему не миновать неприятностей. Начальник экспедиции сознавал все это и ничего не мог с собой поделать. Прекратить работы сейчас? Нет, нет! Ни в коем случае! Еще чуть-чуть, еще немного.
   Но как убедить людей в своих предчувствиях, ощущениях? Словами? Нет, в данном случае это слишком легкое оружие.
   Остается копать, копать и копать!
   В задумчивости профессор (в который раз!) обходил раскоп. Интересно, думал про себя Алеша, глядя на его широкие шаги, когда он отдыхает? Утром в шесть он уже на ногах, хоть часы проверяй. Вечером, Алеша сам видел, свет от свечки или фонарика горит допоздна. Мальчишка размышлял долго, но одна самая простая мысль почему-то никак не приходила к нему: Олег Николаевич устает, как все, может быть, даже больше, чем все.
   И откуда было знать Алеше, что сильнее усталости было у Олега Николаевича стремление докопаться до истины. Это было сильнее всех трудностей, опасностей. Увлеченность своим делом придавала ему новые силы. Уверенность в своей правоте рождалась из опыта, обширных знаний, из всей жизни, отданной любимому делу.
   За обедом, когда все расселись на лавках за дощатым, грубо сколоченным столом, начальник экспедиции, закончив есть и аккуратно вытерев усы платочком, тихо объявил:
   — Все могут возвращаться домой. На раскопе останутся те, кто может, сахем-Володя, лаборантка Оля и я. Спасибо за хорошую работу.
   …Утром свежий ветер заставил задрожать зубчатые листья орешника, пронзил холодом веточки рябины. Профессор, хотя и потирал руки от утреннего холодка, словно не замечал перемен. Первая группа студентов отбыла днем, остальные готовились к вечерней электричке. Они не знали, что именно в это утро Олег Николаевич пришел к мысли: пятна охры, за которыми они так долго безуспешно охотились, обозначили новое погребение, правда, сильно растертое при таянии вечной мерзлоты. По белым крупицам костей можно было лишь проследить контур скелета без каких-либо признаков черепа. Где же голова? Почему над первым погребением был найден женский череп? Вопросы не давали покоя Олегу Николаевичу, но ответы на них могла дать только земля — холодная и такая безмолвная! Значит, опять раскопки…
   Вместе с отцом Алеша упаковывал последние находки, когда, радостный, к ним подошел профессор:
   — Взгляните-ка сюда!
   На ладони лежало серенькое колечко из бивня мамонта с утолщением в середине. Перстень древнего человека!
   — Вполне современная вещь, — оценил Анатолий Васильевич, — хоть сейчас на выставку резьбы по кости.
   Алеша во все глаза рассматривал костяное колечко, сделанное несколько десятков тысяч лет назад. Как так суметь?!
   Олег Николаевич, отдав находку, тотчас забыл о ней, весь занятый размышлением о странном погребении без головы. Он разминал пальцами комочки глины. Они распадались легко. Почему? Обычно цельная глина с такой глубины более вязкая. Попробовал ножом. Лезвие плавно вошло в глину. Почему? Неужели под погребением не материк, не цельный сплошной слой? Кто его потревожил, когда? Кто насыпал эту красную краску? Как огонек в темной ночи, мелькнула догадка: надо завтра взять поглубже!
   На сегодня работа была закончена. Краев с сыном отправляли последние пожитки экспедиции.
   Анатолий Васильевич обошел поляну, где совсем недавно горбились брезентовые крыши палаток. Ни души. Вздрагивает от колючего ветра рябинка. Банки, склянки аккуратно собраны в яму и засыпаны землей. Под одним кустом Алеша увидал чей-то разодранный ботинок. На месте бывшей кухни валялась, вся в саже, губка, которой теперь никто не собирался чистить кастрюлю. Теперь, кажется, никаких следов не осталось — ни древнего, ни современного человека…
   Отец тщательно засыпал их веселый вечерний костер. Алеше было жаль его желтого буйного пламени, которое столько дней помогало им вырывать из тьмы неизвестности тайны земли. Мальчишка понял, что простился с большим и давним другом.
   Странное дело, они ехали домой, можно было радоваться, но в эти последние мгновения на Сунгире мальчику стало грустно, его охватило ощущение, что так, как было, больше никогда, никогда не будет. Конечно, можно снова приехать сюда, можно увидеть тех же ребят, то же место, и все-таки это будет немножко не так, как было. Это лето его жизни ушло безвозвратно и в то же время осталось с ним навсегда.
   Пора было прощаться с Олегом Николаевичем.
   — Жду вас в гости в Москве! — пригласил он Краева. Алеше, как взрослому, пожал руку: — Расти здоровым, археолог. Это главное. Большого тебе пути!
   «Интересный этот Олег Николаевич, — подумал Алеша, — все у него главное: и цель главное, и эврика, а теперь вот здоровье. Поди разберись, что главнее всего!»
   Они постояли молча перед свободной теперь поляной, где свежий ветерок гулял на просторе, наполняя, как парус, одинокую профессорскую палатку, но, крепко привязанная к земле, она только вздрагивала под сильными порывами.
   Пора! Отец и сын вскинули рюкзаки на плечи, надо торопиться — время не ждет, да и электричка тоже.
   — Счастливого пути! — пожелал профессор. — А мы еще останемся ненадолго, поработаем… Видишь ли, Анатолий… — хотел было что-то сказать Олег Николаевич, но махнул рукой, мол, потом.
   Орешник, дальний синий лес, сизая река словно кивнули Алеше издали на прощание.
   …Дома «мальчишек» ждали Маша и мама. Как же хорошо снова быть всем вместе! Первым делом сравнили загары, получилось, что Алеша с папой загорели даже больше, чего Маша не могла ему простить.
   — Море синее-синее-пресинее, — хвалилась маленькая морячка. — Мы персиками, яблоками объедались.
   — А хобот мамонта ты пробовала? Мы в экспедиции каждый день ели, — не сдавался Алеша, нисколько не смущаясь явным преувеличением.
   — Мы с мамой камешки, ракушки собирали!
   — Мы с папой древнего человека нашли!
   — Подумаешь! Ничего особенного! — надула губы сестрица.
   — Очень даже особенное. Настоящее научное открытие. Без нас его не было бы!
   — Без тебя?
   — Да вот, и без меня тоже! Без профессора, без папы, без Начарова, в сердце которого живет эврика!
   — Чего-чего?
   — Эв-ри-ка! Разве ты поймешь? — махнул рукой Алеша, собирая в портфель учебники.
   В школе за ним табуном ходили мальчишки, все просили рассказать, какой на вкус хобот мамонта, какая такая сайга, с какими известными учеными он встречался.
   Решили организовать вечер «Как ты провел лето?», где Алеша все про Сунгирь расскажет.
   Отец похвалил затею и обещал показать на вечере цветные диапозитивы о Сунгире.
   Готовились всем классом. Толик, первый Алешин друг и приятель, светловолосый, полноватый, за что его и прозвали Кубышкой, привел в порядок в классном музее стенд с орудиями первобытных — кремневым наконечником, ножом, топором. Все укрепил на фанере и подписал таблички: что где найдено, кем. Боря взялся оформить коллекцию ракушек, окаменевших растений: фосфоритный пласт, на котором теперь работал завод в их поселке, когда-то был мелководьем. Море ушло, моллюски, водоросли окаменели, и время сделало из них ценное удобрение.
   Анатолий Васильевич, как начальник заводской лаборатории, попросил сотрудниц собрать образцы пород фосфоритной руды.
   Лучше всех в классе рисовал, конечно, Эдька, и ему поручили нарисовать древний пейзаж с болотистой тундрой и стадом оленей на переднем плане. Когда он принес рулончик белой бумаги и развернул — все ахнули, как было похоже.
   Вечер удался на славу. Анатолий Васильевич и Алеша едва успевали отбиваться от вопросов. Отца выручил многолетний опыт археолога-любителя, знатока окрестностей, а сына — неудержимая фантазия. Всем так понравилось, что решили собраться вновь и назвать свой краеведческий клуб «Сайга».
   После вечера Маша страшно расстроилась, дома забилась под папин письменный стол и горько заплакала. Сколько ни вытаскивал ее оттуда Алеша, сестрица не шла и причину тоже не говорила. Еле-еле удалось ее оттуда вытащить.
   — М-меня ту-да можно? — все еще всхлипывая, проговорила наконец Маша.
   — Куда туда?
   — Куда вы ездили, в экспедицию…
   — Вот ты о чем? Глупышка, конечно, можно. Только, понимаешь, ты никому не скажешь?…
   — Что ты, что ты! Никому-никому!
   — Понимаешь, там, на Сунгире, мы, я и Светланка, была такая с черными волосами, договорились быть сильными, как охотник Байо, меткими и смелыми, как мудрый Арч. Понятно? Ну, как древние люди?
   — «Быть сильными, как охотник Байо, меткими и смелыми, как мудрый Арч», — повторила, как эхо, Маша. — Как интересно, Алеша!
   — Тише ты! Мама услышит! Сама подумай, ну, какая ты сильная, если тебя каждый мальчишка догонит?
   — Я научусь, Алеша, обязательно научусь, только возьми меня с собой на твою лыжню.
   — Ладно. Слушай, вот как ты думаешь, что такое «быть смелым»?
   — Это… когда, ну… это… — Подняла черные, как спелые вишенки, глаза Маша. — Это когда ты не испугаешься спрыгнуть с крыши нашего сарая.
   — Смешная!
   — Ну, тогда со школьной ограды?
   — Вовсе нет, не в этом дело: смелый — это когда в каком-то деле человек первый, понимаешь?
   Маша ничего не понимала.
   — Вот ты считать не любишь, значит, математики боишься!
   — Сам ты боишься, — обиделась сестренка. — Ты-то какой смелый — по письму одни тройки…
   — Правильно. Но ты заметила, что я каждый вечер читаю и пишу по полстраницы? Вот увидишь! Так натренируюсь, одни пятерки пойдут. Только, чур, молчок! Тайну мудрого Арча не выдавать!
   …Дверь хлопнула, послышались шаги. Это мама с работы.
   — Эх, и тяжелый был сегодня день, детвора! «Забивали» в план одну цифру, а она никак не лезла.
   Алеша не раз думал, что работа у мамы какая-то непонятная, из двух слов состоит: «экономист-плановик». То она цифры в план «вколачивает», то с бумажками борется, как один рыцарь (позабыл его имя!) с ветряными мельницами боролся. Но все равно на мамином отделе весь завод держится: какие завтра привезут машины, сколько для них людей потребуется, сколько удобрений завод получит за пятилетку — все ей быстрее всех известно!
   Устает, конечно, страшно, и ужин, бывает, нет у нее сил готовить. Поэтому они с Машей уже давнЪ научились чистить картошку без единого глазка, варить вермишелевый суп, кипятить чай.
   «Обедали? — конечно, спросит их мама, как обычно. — Здоровы ли?»
   — Обедали? — так точно и спросила она, вымыв руки.
   — Нет еще, не ели, тебя ждем, — как можно солиднее пробасил Алеша. — Сегодня у нас хобот мамонта по-сунгирски, эх, и мясо получилось, мам!
   Володина наука — уметь самому сготовить себе пищу — не пропала даром. Да и сам Алеша пришел к выводу, что познания в кулинарии необходимы настоящему путешественнику, и археологу, конечно, тоже.
   …Румяный от первого морозца вернулся с работы отец. Снежинки таяли на его пушистой шапке, каракулевом коричневом воротнике. Алеша по глазам понял, что у отца прекрасное настроение: значит, его лаборатория выполнила важное задание в срок.
   — Пляши, сынок, сегодня у нас с тобой радость. Телеграмму от Олега Николаевича получил — представляешь, второе погребение на Сунгире!
   Отец с сыном схватились за руки и заплясали, как летом в кругу у костра.
   — И я, и я, — прицепилась к ним Маша.
   — Что стряслось? — выглянула из другой комнаты мама.
   — Мамуля! Второе открытие на Сунгире! Я только что получил телеграмму от профессора.
   — А я — то думала: второе открытие Америки. Что же, доченька, поздравим наших ученых-археологов!
   Маша долго трясла папину и Алешину руки, изображая главного поздравляющего. Решили тут же отправить профессору в Москву телеграмму из двух слов: «Поздравляем! Краевы». А потом, как только появится возможность, самим съездить к профессору, увидеть все своими глазами.
   Недели через три после этого события маму ждало новое «открытие»: в дневнике сына в графе русский язык она обнаружила в среду и четверг две пятерки. Что бы это значило? Дочь вернулась из школы сияющей — контрольную по математике тоже написала на пять.
   — Папа, ты ничего не заметил? Уж не в космонавты ли записались наши дети?
   — В космонавты, может, и нет, — потер руки Анатолий Васильевич, — а вот цель у них появилась — это точно, хотя какая, не знаю. Отсюда и все перемены, убежден в этом. Иначе хоть сто раз подряд говори и дома, и на уроке: «Не вертись, не отвлекайся, думай, учи уроки», — из этих слов мало что выйдет. Когда у человека появляется цель, смысл его жизни, все идет по-другому. Прошу тебя, мамочка ласковая, не пытай деток раньше времени: сами все расскажут.
   После школьных соревнований по лыжам Алеша принес домой мясорубку — приз за первое место. Маше, правда, ничего не досталось, но с тех пор она увязывалась за братом постоянно, и скоро он уже не представлял себе прогулки на лыжах без ее старательного сопения сзади.
   — Алеша, тебе сегодня письмо! — показала мама на пухлый конверт на столе.
   Щеки сына вспыхнули, он схватил конверт и скрылся в другой комнате. Тайны, первые тайны…
   Писала Оля. Писала много, подробно обо всем, что было на Сунгире после их отъезда.
   Обнаружив первые признаки нового погребения, прокопали разведочные траншейки с четырех сторон и везде натыкались на кости ног. Сколько же ног у этого человека? Где голова? Оказалось, что это было погребение двух подростков, которые лежали голова к голове, ноги в противоположные стороны, руки вдоль тела. Оля сообщала и про самое невероятное: по словам профессора, были найдены цельные копья, сделанные из бивня мамонта. Снова нашли фигурку лошадки, на этот раз на груди у мальчика, значит, она действительно была амулетом древних людей, которые жили на Сунгире тысячелетия назад.
   Алеша по три раза перечитывал каждую строчку, очень жалея, что все это произошло без него. Как все это интересно, вот бы увидеть собственными глазами!
   Лисонькой вошла Маша:
   — Ты что читаешь? Расскажи, про что тебе написали?
   — Ты не поймешь!
   — Ну, пойму, Алеша, почитай!
   — Ладно, слушай, что написали Оля и Игорь Петрович… Но, чур! — не вертеться.
   — «Жил-был один мальчик по имени Тхо. И однажды он решил пойти на охоту один. Хватит! Он больше не станет дожидаться, пока у него появится пушок над верхней губой и его примут в круг взрослых охотников. Он сам слышал, как отец говорил мужчинам рода, что его сын уже видел двенадцать лет и двенадцать зим. Сколько можно еще ждать? Тхо и так не хуже самого смелого охотника рода распознает следы оленя, песца, зайца. А копье? Его копье точно летит в цель еще с прошлого лета. А как он бегает? Ветер отстает от него, когда Тхо несется по тропе.
   Едва блеснул первый луч, как мальчик Тхо выскочил из душной, обвешанной шкурами хижины. Глаза его, синие, как дальние озера, горели решимостью, щеки алели. Он торопливо засунул за пояс кремневый нож, когда услышал ласковый голос матери:
   — Куда ты так рано, сынок?
   Тхо помолчал. Не мог же он сказать, что решил один, не дожидаясь, пока вернутся взрослые охотники, попытать счастья.
   — Я здесь недалеко, мама, — ответил Тхо, глядя в землю, — может, поймаю зайчишку, мы уже давно не ели мяса…
   — Ты хорошо придумал, мой сын, давай я соберу твои волосы в пучок, чтобы они не мешали тебе в лесу.
   Тхо, как и все мальчишки, ужасно не любил, когда мать причесывала его, но сейчас он покорно наклонил голову. Мать перебирала густые, черные волосы сына, и глаза ее светились радостью, губы шептали добрые напутствия.
   — Воды осталось совсем немного, сын.
   Тхо обнял ее, схватил большую шкуру, сшитую с двух сторон жилами, и побежал к ручью. Недаром прозвали ручей «Сунги», что на языке рода Лошади означало «Прозрачная слеза».
   Набирая воду, Тхо любил наблюдать, как из самой земли упругими водяными кольцами булькают холодные струи. В глубокой ямке песчинки оседают, и тогда черпай прозрачную струю. Пей!
   Сейчас Тхо быстро набрал воды, вскинул кожаный мешок на плечо и бегом припустился назад. Мать удивилась: сын так скоро вернулся! Сердце ее наполнилось гордостью — расторопным и заботливым растет Тхо!
   Она долго смотрела ему вслед, любуясь его ладной фигуркой с широкими плечами, узкой талией, крепкими ногами. Как ловко он несет копье!
   Осторожно, чтобы не спугнуть даже птицу, Тхо стал пробираться к реке, туда, куда звери обычно приходят на водопой. Вдруг на песке он увидел след, который никогда раньше ему не встречался. Чей? Кто это?
   Сердце мальчика замерло от волнения — это же следы Хозяина Леса! Он хозяин всех охотничьих троп, зверей и птиц. Тот, кто первый увидит след Хозяина Леса, по обычаю рода должен идти к нему и просить разрешения на охоту в этих местах. Тхо первый увидел след! Он добьется разрешения охотиться в этих местах, и тогда его род выдержит эту студеную долгую зиму.
   Если Хозяин Леса встретит враждебно, то это значит — он вызывает на бой. Пусть будет и так, Тхо не боится! Он отстоит землю своего рода!
   Следы тянулись по берегу реки. Сколько Тхо прошел, он не помнил. День, ночь… Спал где придется: на дереве, в ямке. На третий день на крутом обрыве он увидел пещеру. Наверное, это и есть жилье Хозяина Леса? Мальчик стал карабкаться по узкому карнизу, держась за еле видные выступы. Когда он заглянул внутрь пещеры, там кто-то шевельнулся. Тхо отвел голову от ямы, припал к замерзшей глине и прислушался. Тихо. Все ему только померещилось? Немного подождав, он ловко перебрался через последний выступ и нырнул в темноту пещеры.
   — А-а-а! — раздался крик, какое-то маленькое существо отпрыгнуло к другой стене.
   Тхо прижался к камню. Кто это? Глаза привыкли к темноте, и Тхо увидел, что за каждым его движением следят два блестящих огонька.
   — Я — Тхо! — громко сказал мальчик, ткнув себя в грудь. — Кто ты?
   В ответ снова шорох! От стены отделилась фигурка, худенькая, с черной шкурой на плечах. Они разглядывали друг друга настороженно и пристально.
   — Я — Тхо! — спокойно повторил мальчик свое имя. — Ты кто?
   — Лу-ма, — дрожащим голосом произнесло создание, и Тхо понял, что это девочка.
   — Как ты здесь оказалась? Где твой род? Мать?
   Из всех вопросов она поняла, кажется, только последнее и неопределенно махнула рукой куда-то в сторону. Она заблудилась? Пошла собирать коренья и заблудилась? С ее шкуры стекает вода. Плыла по ледяной реке? Застыла. Надо добыть ей тепло?!
   Со всей силой, на которую был способен, Тхо стал ударять два кремня, захваченные с собой. Наконец искорку удалось уловить, кусочек мха вспыхнул, мальчик успел подсунуть сухую ветку, желтый язычок лизнул свою пищу, пламя запылало, осветив мрачную пещеру.
   Они вместе насобирали сухих листьев, прутьев. Кто-то уже бывал здесь до них…
   Они присели, девочка протянула к огню озябшие руки. Грозный рев потряс пещеру: огромный зверь застыл у входа. Он разорвет их!
   — О! Хозяин Леса, — начал Тхо, — позволь роду сунгирей охотиться там, где мы охотимся сейчас.
   Пещерный лев изогнулся к прыжку, но промедлил миг, пораженный громким звуком человеческого голоса.
   Лума с криком метнулась к костру и бросила в морду зверя горсть горящих углей.
   Гибкое тело льва вытянулось в прыжке, но, едва лапы коснулись земли, Тхо проткнул ему горло своим боевым копьем. Зверь зарычал, рухнул, подмяв охотника. Тхо ударился головой о камень и потерял сознание. Волосы его откинулись прямо в костер.
   Дикий крик Лумы снова пронзил тишину, девочка убежала в глубину пещеры, оттуда слыша хрипение обессиленного льва и тихие стоны Тхо. Наконец все стихло. Лума прокралась, держась за стену, к выходу. Голова льва и Тхо лежали рядом. Волосы, шкура на плечах мальчика тлели. Лума начала отгребать от него угли, обжигая руки.