— И… что же вам мешает?
   — Текучка. Ежедневная нагрузка. Я думаю одновременно о том, как купить необходимые лекарства и не выйти за рамки бюджета. Я думаю о том, как, не увеличивая сроки пребывания больного в наших стенах, сделать более эффективным процесс лечения… Я думаю об этом до операций и после, во время обходов и во время сна… Понимаешь?
   — Да… Но не очень, — покачала головой Маша.
   — Если коротко — мне нужен помощник. Правая рука. Тот, кто мог бы освободить меня от проблем материальных и хозяйственных для того, чтобы я думал только о медицине.
   — И вы считаете, что я гожусь на эту должность? Врач кивнул:
   — Да! Но я честно тебя должен предупредить — зарплата сестры-хозяйки, к сожалению, меньше, чем статус. В общем, работы много, а зарплата… обычная. Ты, наверное, не согласишься?
   Маша встала и «хозяйским» взглядом окинула помещение, прошлась по кабинету. Затем остановилась и в упор посмотрела на врача:
   — Ну почему же. Соглашусь.
   — Но для этого нужно обладать особым взглядом, Маша… Нужно самой замечать, что и где не в порядке. Где необходимо твое вмешательство. Понимаешь?
   Маша кивнула:
   — Отлично понимаю. Например, сейчас я вижу ужасный беспорядок в вашем кабинете.
   Маша указала рукой на огромную «пирамиду» бумаг на столе врача-травматолога. Он протянул:
   — Э-э, нет, ты меня не так поняла. Здесь, конечно, беспорядок. Но это мой беспорядок. Личный. Художественный, так сказать…
   — Нет-нет. Ведь эта гора бумаг в любую секунду может развалиться! — уверенно заявила Маша.
   Гора бумаг, словно «услышав» Машины слова, на глазах изумленного травматолога развалилась по принципу домино. Папки с бумагами разлетелись по всему кабинету, рассыпались на полу. Врач с изумлением и даже страхом наблюдал за происходящим. Маша с каким-то странным внутренним удовлетворением отметила:
   — Вот видите!
   По комнате словно пробежал холодок, какая-то скрытая угроза.
   Алеша лежал в постели с отрытыми глазами. Услышав стук в дверь, он закрыл глаза, натягивая на голову одеяло. Вошел отец и присел на край кровати:
   — Лешка, ты спишь?
   — Сплю, — буркнул Леша.
   — Ясно. А я всю ночь не мог уснуть.
   — Почему? — Алеша повернулся. Самойлов ответил:
   — Я думаю, ты прав, Алешка. Отдать « Верещали но» Буравину — это мой промах. Ты извини меня, сын!
   Алеша встал и начал заправлять кровать.
   — Я обязательно исправлю эту ситуацию, сынок. — Самойлов пересел на стул.
   — А это возможно? Ведь Буравин теперь вцепится в «Верещагине» зубами.
   Самойлов возразил:
   — Нет, сын. А потом — на его зубы — две наших челюсти. Против его двух рук — наши с тобой четыре, против его ног…
   Леша замялся:
   — Да, пап. Я тебе одну вещь должен сказать. Вчера очень странный случай произошел с моими ногами. Я шел-шел и в какой-то момент как будто врос в землю.
   — Да ты что? Неужели последствия паралича… Ох, Лешка, и ведь приступ твой был неспроста…
   — Мне неприятно это осознавать, но я действительно не стопроцентно здоров. Не так, как мне хотелось бы…
   Самойлов засуетился:
   — Да, Лешка. Надо тебе идти к врачам, и немедленно. Причем не дожидаться плановой медкомиссии, а сегодня же отправиться в поликлинику на обследование. Пусть доктора разбираются, что с тобой происходит.
   — Хорошо, я так и сделаю. Завтра, а то сегодня уже опоздал.
   — Нет, Лешка! Иди немедленно. Уговори их. Я буду сегодня ждать результат!
* * *
   В кабинет к следователю, где Буряк, как обычно, сидел за своим столом, перебирая бумаги, вошел сияющий Марукин. Следователь поднял на него глаза:
   — Представляешь, Юрий Аркадьевич, результатов осмотра территории побега Родя еще нет. Сижу тут, как пень, жду своих архаровцев…
   — Это еще ничего, Григорий Тимофеевич. Экспертиза показала, что скелет, найденный вами на маяке, всего лишь муляж. Такие бывают в медицинских кабинетах или в кабинетах химии.
   Следователь был ошарашен этой новостью:
   — Как муляж? Быть этого не может! Я же был уверен, что это останки профессора Сомова! И вообще, почему я узнаю о результатах экспертизы последним?
   У Марукина была в запасе еще более неожиданная для Буряка новость.
   — Потому что с сегодняшнего дня вы отстранены от всех дел, — спокойно сказал он.
   Катя ходила по комнате с телефонной трубкой, произнося страстный монолог:
   — Костя, миленький! Я хочу извиниться за прошлый раз, когда ты принес мне охапку розовых лепестков. Я накричала на тебя, потому что еще не проснулась и не поняла толком, что происходит. Прости, Костя, я знаю, что ты хотел меня порадовать. Да-да, Костя, как хорошо, что ты меня понимаешь! Я очень хочу с тобой помириться, я ужасно по тебе соскучилась. Давай встретимся сегодня! Когда? Вечером. У меня, конечно. Приходи ко мне, Костенька, я буду ждать!
   Катя отвела телефон от уха, громко выдыхая.
   — Ну? Что он сказал? — появилась Таисия. Катя воскликнула:
   — Какая ты любопытная, мама! Это была просто генеральная репетиция!
   — По-моему, получается очень складно.
   — А по-моему, подслушивать неприлично.
   — Хорошо, — Таисия пожала плечами. Она ушла, и Катя вновь набрала номер.
   Костя услышал звонок мобильного телефона, вынул телефон из куртки и готов был уже ответить, но смотритель выхватил телефон из Костиных рук.
   — Потом побазаришь на посторонние темы/Сейчас самое главное — здесь. Понимаешь, Костяш, я же на самом деле сказочно богат. А сейчас осознаю: все, что было нажито за жизнь, и передать-то будет некому, "если сам не потрачу. Толику моему и Жорику пусть земля будет пухом, не уберег… Но если нет наследников, это не значит, что не будет компаньонов. И моим компаньоном можешь быть ты, Костя.
   Костя кивнул:
   — Это замечательно. А теперь скажи мне, своему компаньону, как тебе все-таки удалось сбежать?
   Смотритель довольно улыбнулся:
   — Все просто, Костя. Нужно было всего лишь отвлечь внимание следствия яркой деталью и воспользоваться моментом.
   — А что это за деталь? — заинтересовался Костя.
   — Приковывающая внимание, но абсолютно бесполезная.
   И смотритель с удовольствием вспомнил, как давно замуровал в стену своей каморки скелет, рассчитывая на то, что его сыновья, наткнувшись на подобный «клад», передумают искать папины богатства.
   Катя услышала короткие гудки в трубке, затем голос диктора сказал: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Катя швырнула телефон на диван.
   — Он выключил телефон, черт подери! Он увидел мой номер и выключил телефон!
   Тут же появилась Таисия:
   — Ну так пойди и найди его! Ты знаешь, где он может быть?
   — В последний раз он ошивался в своей бывшей аптеке, — вспомнила Катя.
   Таисия предположила:
   — Возможно, и сейчас он там. Иди, заодно подышишь свежим воздухом!
* * *
   Маше пришлось ликвидировать разрушающие последствия своего неосознаваемого влияния. Она вместе с врачом собрала разлетевшиеся по кабинету бумаги и спросила:
   — Ну, как? Уже лучше, правда?
   — Правда, Машенька. Ты меня убедила. Начинать наводить порядок надо с собственного кабинета, — улыбнулся врач.
   — Конечно. Все начинается с головы. Так я могу приступать к своим новым обязанностям?
   — Да-а, но-о… — неуверенно протянул врач.
   Но Маша уже решительно направлялась к выходу.
   — Я думаю, нужно осмотреть все отделение, правильно?
   — Но ведь для официального вступления в должность необходимо оформиться…
   — Павел Федорович! Не будьте вы формалистом! — прервала его Маша.
   Через десять минут Маша в белом халате шла по коридору, по ходу комментируя недостатки, которые она видела, а врач послушно записывал ее указания в блокнот.
   — Вот здесь нужен свет. Огромный угол без всякого освещения — это нехорошо. А здесь, не дожидаясь капитального ремонта, необходимо побелить потолок.
   Врач, вздыхая, кивал и шел за Машей. Оба остановились у поста дежурной медсестры, на котором красовалась табличка: «Круглосуточный пост». За столом никого не было. Маша подняла брови:
   — А это что такое? Написано, что пост круглосуточный, а дежурного нет! Почему?
   Врач почему-то испуганно пожал плечами.
   — А если кому-нибудь из больных неожиданно станет плохо? — Маша повысила голос.
   Врач не успел ответить, как появилась медсестра, которая со всех ног бежала к столу:
   — Пал Федорович, вы извините, пожалуйста. Я на минутку отлучилась в лабораторию. Там пришел пациент, у которого анализ крови нужно взять… Ой, здравствуй, Маша.
   — А вы-то здесь при чем? — Маша нахмурилась. Медсестра не могла отдышаться:
   — Да ни при чем я! Просто время анализов вышло, девчонки из лаборатории домой ушли. А парня жалко, не отправлять же его обратно, тем более, что случай особенный.
   — Как же вы могли оставить пациента одного в лаборатории? Идемте. — Маша кивнула медсестре, и они обе направились дальше по коридору.
   — Машенька, я вижу, ты вполне вошла в роль, — крикнул ей вслед врач.
   — Вы полностью можете на меня положиться, — ответила ему Маша.
   Необычным пациентом, которого оставили одного в лаборатории, был Алеша. Он сидел за столом, рукав его рубашки был закатан: Леша готовился к сдаче анализа. В кабинет вошли Маша и медсестра.
   — Жгут я наложу, — сказала Маша и, не обращая внимания на пациента, подошла к столу и надела перчатки. — Поработайте кулачком, молодой человек. Не бойтесь, много крови от вас не потребуется.
   Алеша поднял глаза на Машу. Открыл рот, чтобы что-нибудь сказать, но Маша, не глядя на него, продолжала:
   — Больной, вы готовы?
   Только после этих слов Маша подняла глаза на Алешу.
   — Маша, ты? Ты что, здесь работаешь? — Алеша первым нарушил молчание.
   — Да, я… Работаю.
   — И давно?
   — С сегодняшнего дня.
   Оба разговаривали медленно, растерянно. Наконец Маша справилась со своим удивлением и заговорила чрезмерно официально:
   — Пациент Самойлов, у вас уже рука посинела. Работайте кулаком, пожалуйста.
   Алеша молча наблюдал за тем, как медсестра переливала из шприца кровь в пробирку. Когда она поставила пробирку в штатив, Леша решился:
   — Маша, ты… Медсестра подошла к ним:
   — Спасибо, Маша, за помощь, ты справилась. Маша холодно посмотрела на нее:
   — А вы решили, что я не справлюсь?
   — Нет, но… Молодой человек, все нормально? — робко начала медсестра.
   Леша кивнул:
   — Все отлично. Может быть, поговорим? — повернулся он к Маше.
   — Я на работе. О чем говорить, Алеша? Вряд ли ты мне сможешь сообщить нечто новое. Для нас обоих будет лучше, если мы забудем все, что было между нами.
   Медсестра взяла штатив с пробирками в руки и хотела было уйти, но остановилась, прислушиваясь к разговору. Ни Алеша, ни Маша не обращали на медсестру ни малейшего внимания.
   — Маша, остынь, пожалуйста. Не делай поспешных выводов, — попросил Леша.
   Маша резко встала и зло ответила:
   — Остыть? Я остыну! Я остыну так, что всем вокруг будет холодно!
   При этих словах медсестра испуганно и зябко поежилась от холода.
   — А если мне будет жарко, то будет жарко и всем остальным! — Маша повысила голос.
   Сразу после этого в кабинете мигнули лампочки. Алеша и медсестра переглянулись: им обоим стало не по себе. Маша стояла за столом со злым лицом, от гнева у нее раздувались ноздри.
   — — И не стоит меня отвлекать от дела всякими пустяками!
   Алеша и медсестра молчали.
   Маша, подумав, немного успокоилась:
   — Что ж, я, пожалуй, пойду.
   Решительным шагом, отодвинув с пути медсестру, Маша направилась к дверям кабинета. Алеша грустно смотрел ей вслед, затем сказал, обращаясь к медсестре:
   — Наверное, от меня тоже ничего больше не нужно. Я пойду?
   Он нерешительно и медленно пошел к двери. Маша резко обернулась и вскинула на него колючий взгляд. Медсестра, перехватив этот взгляд, охнула и выронила штатив с пробирками.
   — Что это? Что здесь творится! — воскликнула медсестра испуганно. Из разбитых пробирок тонкими темно-красными струйками растекалась кровь. Маша хлопнула дверью. Медсестра судорожно схватила салфетки, стала протирать пол, причитая:
   — Ой, что я докторам-то скажу… Мне попадет!
   — Так это… случайность. С каждым может произойти. Давайте я вам помогу, — успокаивал ее Леша.
   — Но я же за это отвечаю, — причитала медсестра, выбрасывая осколки и окровавленные салфетки в мешок с мусором.
   Алеша неуклюже, одной рукой взял мешок в руки.
   — Я вынесу, не беспокойтесь.
   — Постойте, не уходите. Вам нужно еще раз сдать кровь — предыдущий анализ теперь пропал. Я быстренько все подготовлю…
   Леша покачал головой:
   — Нет, не стоит. Вы знаете, я передумал обследоваться. Я думаю, что я совершенно здоров.
   Леша повернулся и ушел, унося мусор. Медсестра растерянно посмотрела ему вслед:
   — Нет, я обязана поставить в известность Павла Федоровича!
   Маша подошла к посту дежурной медсестры, за которым сидел врач-травматолог. Он вопросительно взглянул на Машу, и она поспешила его успокоить:
   — Все в порядке.
   — Очень хорошо, — кивнул врач.
   — Не очень. С тех пор, как я ушла отсюда, здесь многое изменилось. И не в лучшую сторону.
   — Правда? — удивился врач. Маша резко ответила:
   — Правда. И дисциплина — в первую очередь. Ладно. Я пойду. На сегодня, я думаю, хватит. До свидания!
   — Да, Машенька, на сегодня хватит.
   Маша сняла халат и кинула его на стул. Врач удивленно посмотрел ей вслед. Маша вышла из здания больницы, но, сделав несколько шагов, взялась за виски, как при сильной головной боли:
   — Боже, что это на меня нашло?
   Машино лицо исказила боль: она поняла, что творит что-то нехорошее, сама того не желая. Ею владела какая-то сила, неподвластная ей самой.
   Катя направилась к аптеке, подозревая, что Костя может быть именно там. Подойдя, она громко постучала в дверь. Костя и смотритель замерли.
   — Кого это там черт принес? — прошептал смотритель. Костя подошел к окну аптеки и неожиданно быстро от него отскочил: он увидел Катю, которая стояла на улице.
   — Да, наверное, кто-то по старой памяти за лекарствами зашел… — Костя быстро опустил жалюзи.
   Катя снова постучала в дверь аптеки:
   — Эй, есть кто-нибудь? Откройте! Откройте, я же знаю, что здесь кто-то есть!
   К Кате сзади подошел незнакомец:
   — Девушка, у вас проблемы?
   Катя вздрогнула, резко обернулась и увидела перед собой мужчину в милицейской форме:
   А вы кто такой? И какое вам дело до меня? Марукин, а это был именно он, ответил:
   — Кто я? Пожалуйста, ознакомьтесь.
   Достав служебное удостоверение, он предъявил его Кате. Катя смотрела на фотографию в удостоверении, сличая ее с оригиналом:
   — Я не поняла… Вы из охранной фирмы?
   — Нет, хотя для вас это не важно. Считайте, что я работаю в охранной фирме вашего города.
   — Понимаете, товарищ… — начала объяснять Катя.
   — Юрий Аркадьевич, — подсказал Марукин.
   — Юрий Аркадьевич. Я ищу здесь бывшего владельца аптеки, Костю Самойлова.
   — Но аптека закрыта, и никто здесь не появлялся. Ни нынешние хозяева, ни прошлые.
   Катя спросила:
   — Да? А почему, когда я подошла, жалюзи на окнах были открыты, а сейчас они закрыты?
   Марукин потер подбородок:
   — Серьезно? Нет, не может быть. Я думаю, вы ошиблись. Помещение поставлено на сигнализацию. Так что… так что вам показалось!
   Катя пожала плечами:
   — Зря не прислушиваетесь к гласу народа. А все-таки… можно проверить — есть ли там кто-нибудь?
   — Вот это уж точно без вас, девушка, — сказал Марукин.
   — Подумаешь! Не вечно же он будет в этой аптеке сидеть! — Катя ушла с гордо поднятой головой.
   Марукин проводил ее взглядом:
   — Вот тут ты права. Не вечно же им там сидеть.
   Катя очень помогла Марукину, потому что он тоже хотел знать, есть ли кто-нибудь в аптеке. А если есть, то он даже знал, кто это.
* * *
   Рабочие интересы взяли верх над личными разногласиями, и Андрей с Полиной стали обсуждать интересующие их вопросы истории. Они сидели над раскрытыми книгами, и Андрей увлеченно рассказывал:
   — …И если верить моим предположениям, Марметиль, вернее, ее современное воплощение вполне может жить среди нас. Помните, вы сами мне писали об этом?
   Полина заметила:
   — Я писала так… несерьезно. Вы же не можете предположение, основанное на домыслах, считать научной гипотезой.
   — А разве исторические гипотезы рождаются не из домыслов?
   Полина возразила:
   — Не только. И не столько. Хотите услышать мое мнение, Андрей? Вы, конечно, очень красноречивы. Вы занятно и увлекательно рассказываете сказки, в которые, наверное, верите и сами.
   — Кажется, сейчас вы повторяете слова своего мужа, — задумчиво сказал Андрей.
   Нет. Я сама так думаю. И еще я думаю, что вы верите в сочиненные вами же истории только до того момента, пока не допишете финал и не сдадите рукопись книги редактору издательства.
   — Почему вы так решили? — удивился Андрей.
   — Предположение, основанное на жизненном опыте.
   — Вот как. Раньше вы мне такого не говорили. Полина повела плечом:
   — А теперь говорю. В жизни, дорогой Андрей, все гораздо сложнее и противоречивее, чем в сказке. В жизни есть такие понятия, как долг, обязательства, условия, которые необходимо выполнять, даже если они кажутся противоречащими воображаемым идеалам.
   — Извините, но по-моему, то, что вы говорите, не только профессиональная критика. Я считаю, что вы стали ко мне относиться субъективно потому, что мне понравилась Маша. И я не скрыл это от вас. Так ведь?
   Полина отвела взгляд:
   — Андрей, если вы мне доверяете как старшему товарищу, как своему коллеге, то, пожалуйста, примите мой совет: не делайте никаких серьезных шагов, если вы в них не уверены.
   — Вы о чем? — не понял он. Полина пояснила:
   — О легенде. Не торопитесь ее включать в ваш рассказ. Она у вас… очень сырая. Даже факты, собранные историком, должны… отлежаться, что ли. А только потом их можно анализировать, делать выводы.
   Андрей покачал головой:
   — Полина, Полина! Вы опять не о работе. Вы опять о Маше говорите! Я же вас просил — давайте отрешимся от личных разговоров. Иначе это помешает нашему с вами сотрудничеству.
   — Да, Андрей, что-то не клеится у нас сегодня разговор. Я, пожалуй, пойду… — Полина тяжело вздохнула.
   Почему же, Полина? Мы едва-едва начали работу. Вы выслушали мою версию, здорово ее раскритиковали. Теперь я готов внимательно и терпеливо выслушать вашу.
   — У меня не версия, Андрей. У меня несколько разрозненных фактов, несколько находок. В общем, все то, что вы и так знаете… — отмахнулась Полина.
   — Но мы собирались совместить наши изыскания, составить общий план, подобрать ключ к азбуке…
   Полина остановила его:
   — Нет, нет, не сегодня. Извините меня. У меня… голова разболелась.
   — А, голова. Это серьезно. Ну что ж… Значит, не сегодня.
   — Не обижайтесь, Андрей, — попросила его Полина.
   — Что вы, ни чуточки. А чаю хотите? Замечательный, южноафриканский. Я оттуда привез.
   Полина покачала головой:
   — Нет-нет. И чай в другой раз.
   Теперь уже личные отношения взяли верх, и Полина, расстроенная, ушла с маяка, понимая, что неправа, но не желая себе в этом признаться.
* * *
   Катя вернулась домой совершенно расстроенная. Костю она не нашла, Марукин ее напугал. К тому же Катя была уверена, что Костя в аптеке и не" хочет ее видеть. Таисия взволнованно бросилась к ней с вопросами:
   — Катенька, ну что? Костя в аптеке?
   — Кажется, да, — нервно бросила Катя.
   — Что значит кажется? — не поняла Таисия. Катя повысила голос:
   — Это значит что он там, но он мне не открыл дверь.
   — Не может этого быть! — не поверила Таисия. — Если бы он там был, он бы не стал от тебя прятаться.
   — Да? Тогда остается второй вариант — он от меня сбежал.
   — Ну хорошо, это мы проверим. — Таисия прошла в гостиную и набрала номер Самойлова. — Алло. Борис, здравствуй. Это Таисия. Я звоню узнать, где твой старший сын.
   — Сам бы хотел узнать, — отозвался тот.
   — То есть его нет дома? — уточнила Таисия.
   — Точно, — подтвердил Самойлов.
   — Странно. Обещал к нам зайти и не зашел.
   — Наверное, спешил перед дорогой.
   Катя внимательно слушала реплики матери, которая продолжала выяснять:
   — Так он уехал куда-нибудь? Самойлов неуверенно сказал:
   — Да, собирался вроде — по делам. На несколько дней.
   — Хорошо, понятно. До свидания, Борис. — И Таисия положила трубку.
   — Вот видишь, как все плохо складывается. План твой, мамочка, трещит по швам.
   — Не паникуй. Уехал по делам — это не сбежал.
   — Все равно все идет вкривь и вкось, — захныкала Катя.
   Таисия всплеснула руками:
   — Боже мой, какая ты нервная, Катя. Ты же не знаешь причины, по которой он уехал из города.
   — Знаю, он уехал из-за меня. Узнал, что я его обманывала, и решил меня бросить, — продолжала ныть Катя.
   Таисия возмутилась:
   — Катя, не придумывай того, чего нет. Костя уехал по рабочим делам.
   — Но у него нет никакой работы!
   — Ну, мало ли… Может, он за ум взялся? — предположила Таисия.
   — Все, мама. Я иду в больницу и записываюсь на аборт.
   Таисия бессильно опустилась на диван:
   — Ну что ты опять начинаешь! Нельзя так даже говорить! Ребенок — он все слышит, чувствует и обижается!
   — А мне тоже обидно. Я не хочу быть матерью-одиночкой. Это… это даже хуже, чем стать женой инвалида!
   — Замолчи. Мать с ребенком — уже не одиночка.
   — Хорошо тебе рассуждать! Ты не была на моем месте.
   — Я не была. Но одна моя подруга… была, — возразила Таисия.
   — Какая подруга? — у Кати даже слезы высохли, так ей стало интересно.
   — Была у меня подруга, которая любила одного человека и забеременела от него. Но, к сожалению, они не смогли быть вместе…
   — Почему? — подняла брови Катя.
   — Он отказался. И вот она… моя подруга… будучи беременной от одного, влюбилась в другого мужчину и вышла за него замуж.
   Катя спросила:
   — А как ее муж отнесся к ребенку? Он смог его полюбить?
   Таисия раздумывала — рассказывать ли дальше эту историю Кате. Решив, что достаточно, она махнула рукой:
   — А дальше я уже не помню… не знаю. Она уехала в другой город, и мы не переписывались.
   Катя хотела услышать продолжение этой истории:
   — Ты же говоришь — подруга!
   — Раздружились, — Таисия пожала плечами. Катя недоверчиво посмотрела на мать:
   — Ты знаешь, мама, а я тебе не верю.
   — В каком смысле не веришь? — насторожилась Таисия.
   Не верю во всю эту историю с подругой твоей юности, с беременностью ее, с тем, что замуж она вышла и все закончилось хорошо… Мне кажется, что ты только что сочинила эту историю, чтобы меня убедить не делать аборт.
   — Неправда, я ничего не сочиняла! — воскликнула Таисия.
   — Как же! Ни имени подруги, ни в какой город она уехала. Слабо, мамочка. Это импровизация.
   — Не хочешь — не верь. Но и насчет аборта чтобы я больше от тебя не слышала. Я тебя веревками свяжу и никуда не пущу, ясно? Ругай меня, проклинай, все, что угодно, потом сама будешь спасибо говорить, что от греха отвела…
   Катя пожала плечами:
   — Ладно, веревками не нужно. Я еще не окончательно решила.
   — Ты лучше к отцу своему съезди. Сообщи ему, что" скоро станет дедом. Может быть, он жалованье увеличит.
   — Мама, ты все о деньгах! — Катя закатила глаза.
   — Не о деньгах, дочка. А о нормальной мужской заботе. В общем, сходи, поговори с отцом. И аккуратненько так, с достоинством, сообщи: мол, скоро в нашей семье будет прибавление. И ты станешь дважды папой, то есть дедом.
   Катя раздраженно бросила:
   — Мама, ты мне еще на бумажке слова напиши! Таисия усмехнулась:
   — Ладно, на бумажке не буду. Сама сообразишь.
   — Мне вообще эта мысль не нравится — что-то отцу сообщать. Зачем? Мы недавно с ним общались… так сложно. Ужас, — Катя поджала губы.
   — Так вы, наверное, у него дома общались. При Полине. Так?
   — Так, — согласилась Катя.
   — Все понятно. Там же влияние этой… женщины. Плохая аура. А ты на работу к отцу сходи. Совсем другой разговор получится. — Таисия поцеловала дочку в щеку и легонько ее подтолкнула: иди, мол, иди.
   — Ладно, — со вздохом ответила Катя.
   — Ой, чуть не забыла! — спохватилась Таисия. Она убежала и вернулась с мобильным телефоном. — На, передай отцу. Он, когда здесь был, забыл.
   Риммин план вступал в действие. Телефон обязательно должен был вернуться к Буравину.
* * *
   Сан Саныч хозяйничал на кухне, когда к нему заглянула Анфиса:
   — Привет, хозяин. А хозяйка твоя где?
   — В расстроенных чувствах она, — тихо сообщил Сан Саныч.
   — Я же тебя спрашиваю, не в чем она, а где, — хмыкнула Анфиса.
   — А я тебе так и отвечаю. В расстроенных чувствах, а потому ушла из дома.
   — Надолго?
   Сан Саныч пожал плечами:
   — Думаю, да. Говорит, пошла лечиться шопингом.
   — Чем-чем? — уточнила Анфиса.
   — За покупками пошла. На новый рынок. Это для женщин первое средство от стресса — покупки делать.
   — Но на Зинаиду это не похоже, — удивилась Анфиса.
   Сан Саныч поддакнул:
   — Я и сам так думал. Видишь, мы ошибались.
   — Действительно, видно, сильно Зина расстроилась. А из-за чего, если не секрет? Ты ее расстроил?
   Сан Саныч замахал руками:
   — Нет, Анфиса. Зина переживает из-за ребят. Из-за Маши с Алешей.
   — А с ними что? — испугалась Анфиса.
   — Поссорились, — Сан Саныч понурился. — Да так крупно, что теперь неизвестно, как мириться будут. Маша об Алешке вообще слышать не хочет.