времен разбрасываются по золотой земле. Птицы цзялинь словно вот-вот запоют,
цветы маньто еще не осыпались. Собрались все добрые люди, и облик их всех
прекрасен. Теперь со всей искренностью кладут земные поклоны. Проливают
слезы и возжигают курения. Пожелали накапливать заслуги и добродетели, с тем
чтобы подготовиться к далекому пути и достичь Будды. Постоянно предполагать,
что великое милосердие, с присущей ему женской мягкостью, воплощено в самих
свойствах дхарм. Это должно быть в семье, которая сознает высшую буддийскую
истину" [257, с. 367].
К "Гимну о переработанной буддийской картине "Амито", нарисованной
гэйшичжуном Доу Шао в пагоде Сяои в память умершего младшего брата - бывшего
чиновника - начальника гарнизона зятя вана" прилагалась также живописная
икона - "Сама переработанная в буддийском духе картина сделана гэйшичжуном
Доу Шао, который почтительно преподнес ее умершему младшему брату - бывшего
- начальника гарнизона и зятя Вана" [257, с. 375]. Ван Вэй также дает
описание иконы: "Драгоценные деревья выстроились в ряд, искрится золотой
песок, волшебные птицы цзялинь, [кажется], вот-вот запоют, цветы маньто еще
не осыпались. Умер он во цвете лет, должен достичь высокого положения среди
святых. [Изображены также] пруд, лотос, алтарь. Будет еще большая слава
подношениям братьев. Водоплавающие птицы воспевают дхарму, следует осознать
всю силу братской дружбы" [257, с. 375].
Детально выписана Ван Вэем с присущим поэтическим изяществом вышивка
"Колесо исполнения желаний", преподнесенная монахинями-сестрами из монастыря
Чунтун вместе с гимном умершему старшему брату. "[Эта вышивка] - так
называемое "колесо исполнения желаний", (изображенная на ней] бодхисаттва
мирского милосердия (т. е. Гуаньинь. - Г. Д.) совершенна достигла самадхи.
Оказывает помощь людям своим волшебным взором, [на вышивке] разноцветное
тело с шестью руками" [257, с. 373]. Сестры-монахини, устами которых говорит
Ван Вэй, считают, что хотя "...путь высшей буддийской мудрости есть шуньята,
но все-таки стараемся создать |своей вышивкой) образ во славу буддизма"
|257, с. 373]. Для этого они в память об умершем старшем брате, "...с кем в
свое время шли по одному мирскому пути", заказали вышитую икону и "...[для
исполнения вышивки] собрали лишь целомудренных девушек, и они усердно, с
чувством благоговения работали - иголка за иголкой, нитка за ниткой, день за
днем, месяц за месяцем, - и вот заблестели все радуги, кажется, засияли
тысячи лун [на вышивке]. Золотой лотос поддерживает ноги Будды, драгоценные
жемчужины висят в узле волос. Изображенное на вышивке замышлялось с чистым
сердцем, а создали образ хрупкие руки [девушек]. На коралловой ладони,
кажется, вот-вот появится неподвижный Будда. Уста его словно яблоко [ничего
не промолвят], подобно тому как говорят: "о дхармах толковать невозможно".
На вышитой картине [люди] возжигают благовония, восхваляют [Будду],
разбрасывают цветы и взирают наверх. У обладающих чувствами горькая карма,
[страдания должны] исчезнуть и более не появляться. Непревзойденное колесо
дхарм вращается в вечной тишине. Молениями сестры желают достичь этого
счастья, рассматривают [вышивку] как великолепие для поминок [старшего
брата]" (257, с. 373].
Безусловно, сложность мировоззрения Ван Вэя не позволяла ему быть
всегда последовательным в своих утверждениях. Порой под влиянием настроения
он считает, что бессмысленно стремиться к недосягаемой, туманной нирване (о
чем, кстати, и говорили чаньские наставники, оказавшие большое влияние на
взгляды Ван Вэя), но иногда поэт мог высказать и противоположную мысль, как
в одном из вышеупомянутых гимнов: "В конце концов в результате
совершенствования можно достичь состояния "ушэн"" {"Ушэн" дословно
переводится как "отсутствие жизни". Имеется в виду нирвана.} [257, с. 367].
Другой гимн Ван Вэй завершает вполне в духе чань-буддизма, адепты которого
не настаивали на постоянном стремлении к совершенствованию и поискам путей к
освобождению и утверждали, что озарение, понимание высшей истины может
прийти внезапно, в любой момент. Необязательно отказываться от жизни мирской
и целиком посвятить себя буддизму, приняв, скажем, монашеский сан: "Озарение
можно обрести и посредством копоти {"Посредством копоти" - буддизм есть
костер, все остальное копоть, сопутствующая пламени костра.}, собственная
природа должна идти к созреванию" [257, с. 375].
В буддийских гимнах Ван Вэя, как и во всем его творчестве, отражена
сложность его мировоззрения. Несмотря на большую тягу к чань-буддизму,
многие стороны которого были близки Ван Вэю, он стремился выступать не
только с позиций чань-буддизма и махаянского буддизма в целом, но и как
приверженец учения, в котором отражались лучшие стороны китайских
традиционных учений. Неоднократно поэт обращал внимание на близость чань и
"Ицзина" {"Ицзин" - "Книга перемен" (см. [113]).}: "В "Ицзине" сказано:
"Блуждающие души изменяются". В "Цзочжуань" {"Цзочжуань" - комментарий к
"Ицзину".} сказано:
"Для духа и субстанции "ци" не существует места, где бы их не было".
Несомненно понятно, что духи перерождаются. К духам приобщить буддийское
дао, и они превратятся в бодхисаттв, которые будут пребывать на Земле
Радости" [257, с. 375].
Буддизм, несмотря на широкое распространение в танском Китае, так и не
стал господствующей идеологией общества, чего страстно желал Ван Вэй:
"Желаю, чтобы признали запад (т. е. буддизм. - Г. Д.) нашим наставником,
желаю переродиться там в радостном раю, где достигается освобождение жизни
человека" [257, с. 367].
Буддийские гимны (как по заказу, так и по желанию) писали многие
танские поэты. Любопытны буддийские гимны Бо Цзюйи, написанные им на склоне
лет в уединении. В предисловии к этим гимнам он писал: "Мне уже семьдесят
лет. Я стар и болен и, поскольку уже близок к следующему перерождению,
написал шесть гимнов; их я буду распевать перед Буддой, дхармой, сангхой.
Возможно, эти стихи повлияют на мою карму, на будущие перерождения". В этом
стихотворном цикле, посвященном Будде, дхарме, сангхе, всем живущим,
раскаянию и желанию, наглядно отражено мировоззрение Бо Цзюйи-буддиста,
постигшего буддийское учение в различных его аспектах, от сугубо
религиозного до философского, причем, как уже говорилось, последний всегда
был ближе и привлекательнее для поэта.

Хвалебный гимн Будде

Десять путей в этом мире
На Небе и Поднебесной.

Сейчас окончательно знаю,
Что с Буддой никто не сравнится.

Величественный и недосягаемый
Для людей и Неба наставник.

Поэтому я и склоняюсь к его стопам -
Восхваляю его, к нему пришел, на него полагаюсь.


Хвалебный гимн дхарме

В прошлом, настоящем и будущем -
Мириады будд.

Все созданы благодаря дхарме,
А дхарма вышла из сутр.

Это большое Колесо Закона {*},
Это большая драгоценность.

Поэтому я молитвенно складываю руки
И всем сердцем обращаюсь к дхарме.

{* Под "Колесом Закона" подразумевается учение Будды, называемое также
"Колесом Перерождений" или "Колесом Жизни", - образ, широко распространенный
в буддийской иконографии. В центре такого "Колеса Сансары", изображаемого в
виде круга, находятся: змея - символ злобы; петух - сладострастие,
понимаемое как символ привязанности к жизни; свинья - как символ невежества,
тупости, незнания и неприятия высших буддийских истин. Эти три зла, три
основные причины вызывают все новые страдания-перерождения. В буддийских
монастырях устанавливаются колеса-барабаны - "Колеса Жизни", принявшие
реальный практический облик, куда вкладываются буддийские молитвы,
записанные на листочках бумаги числом в несколько тысяч. Считается, что тот,
кто повернет такое колесо-барабан, прочитал все заложенные в нем буддийские
формулы.}


Хвалебный гимн сангхе

Связаны школы буддизма, последователи
И все большие монахи.

Истекает время, плоды созрели,
И все пред этим благоговеют.

Ложны и напрасны усилья
Поэтому голову я склоняю,

Поэтому голову я склоняю,
Приветствуя бесценную сангху.


Гимн всем живущим

Простые люди, идущие по пути живых,
Все живущие в огненном доме {*}.

Родившиеся из чрева, яйца, в воде и из кокона {**}
Все имеют чувства.

Добрые семена {***} если посеял -
Плоды Будды в конце концов появятся.

Я не унижаю тебя.
Ты не унижай меня.

{* Имеется в виду известная притча - одна из семи - из "Лотосовой
сутры", в которой повествуется о большом дворце с единственной дверью. Во
дворце одновременно находятся сотни людей, которые в случае пожара неизбежно
должны броситься к выходу в эту единственную дверь.
** Согласно буддийской концепции, все сущее рождается указанными
четырьмя способами ("сы шэн").
*** Под "добрыми семенами" подразумевается совершение различного рода
благих поступков во славу буддизма и стараний изменить свою индивидуальную
карму.}

Гимн раскаянию

Безначальные кальпы {*} появятся,
Все грехи, что были совершены, -

И легкие и тяжелые -
Нет ни малых, ни больших.

Я ищу эти формы {**}
В середине, внутри, снаружи.

Невозможно все это постичь -
Это и называется раскаяние.

{* Кальпа - один из циклов существования мира, мифический отрезок
времени. Заимствование из индийской космологии, где одна кальпа,
составляющая 1000 махаюг, равна одним суткам Брахмы, или 4320 млн. земных
лет. В буддизме деление мировых периодов, когда одна великая кальпа
"махакальпа", означает полный цикл сотворения и разрушения мира и состоит из
четырех этапов кальп: сотворение, сотворенное состояние, разрушение,
пустота.
** Четыре формы "сян", приобретаемые каждым феноменом: рождение -
"шэн", жизнь - "чжу", старость - "и", смерть, исчезновение - "ме".}

Гимн желанию

От страданий желаю уйти,
В нирване желаю жить.

На десять ступеней {*} желаю подняться,
От четырех рождений желаю избавиться.

Когда Будда появится в этом мире,
Пожелает он, чтоб семья у меня была.

И самая первая просьба к нему -
Повернуть Колесо Закона {**}.

Когда Будда исчезнет в нирване,
Пожелает он, чтоб я получил знак отличья.

И самое последнее - забота Будды,
Постижение {***} совершенной мудрости.
[255, цз. 70, с. 100]

{* Ступени развития бодхисаттвы в Будду.
** В данном случае поэт имеет в виду, очевидно, изменение личной кармы
и призывает Будду продолжать распространять свое учение.
*** Имеются в виду буддийские сутры и постижение их смысла.}

Согласно буддийским воззрениям, именно желание (санскр. "танха") есть
причина всех страданий, заблуждений, именно оно порождает привязанность к
чувственным удовольствиям, к настоящей или будущей жизни. Это пагубное
желание жить вовлекает в свою сферу все новый жизненный материал и строит из
него новые формы бытия - цепь рождений, привязывающая к колесу существования
[52, с. 145].
Образованный и талантливый человек, Ван Вэй мыслил реалистически и не
мог не видеть несоответствия некоторых положений буддизма, о которых он
говорит в "Хвалебном слове Будде", скрывая тонкую иронию под высокопарными
словами: "наитвердейший путь высшей истины", "брови, излучающие свет",
"великий наставник трех миров", "мудрец десяти путей". Как и многие
прозаические произведения буддийского характера, "Хвалебное слово Будде"
начинается с чисто теоретических положений: "Я полагаю, что чудесное царство
Будды охватывает десять путей, но нет завершенности". Следует отметить, что
Ван Вэй достаточно часто упоминает понятие "ши фан" - "десять путей",
"десять направлений", куда входят четыре стороны света, четыре - их
производные, а также надир и зенит. Далее Ван Вэй высказывает мысль, что
"...нирвана достигается заслугами (в буддийском толковании), заполняется
родившимися четырьмя способами и более ничем. Поэтому беспредельное Великое
Светило не может осветить всю глубину Пустоты и Бытия. Десять тысяч дхарм
все вместе придут в действие и будут полностью успокоены на земле
бездействия". "Земля бездействия", упоминаемая поэтом, есть
противопоставление понятию "сань цзе" - "три мира", где нет настоящего,
прошлого и будущего. Ван Вэй при случае прибегает к упоминанию концепции
махаянистов о существовании трех миров - прошлого, настоящего и будущего.

"Хвалебное слово Будде"

Небольшое по объему (450 иероглифов) прозаическое произведение Ван Вэя
"Хвалебное слово Будде" можно условно разделить на три части.
В первой части рассматриваются теоретические вопросы буддийского
вероучения и отношение самого поэта к некоторым положениям буддизма. Вторая
часть посвящена наложнице {В тексте у Ван Вэя - "нянцзы" - "жена",
"девушка", "дочь". Но из содержания следует, что речь идет о наложнице.}
некоего господина Цуя, постигшей суть учения Будды. Третья часть носит
назидательный характер: обращение поэта к молодым людям, вступающим на путь
служения Будде и буддийскому учению.
Один только заголовок произведения - "Хвалебное слово Будде" -
предполагает весьма благочестивое произведение, направленное на восхваление
Будды и всего, что связано с его именем. Но под внешне благопристойными
словами Ван Вэй порицает многие стороны буддийского вероучения. Так, говоря
о благочестивой "служительнице Будды", поэт отмечает, что в то же время она
являлась наложницей господина Цуя и лишь "...ради представительности
сопровождает выезд господина".
Сопоставляя данное произведение с прозаическим произведением "Докладная
записка императору с просьбой о пожертвовании личного поместья буддийскому
храму", где Ван Вэй упоминает о матери (отрывок приведен ранее), невольно
обращаешь внимание не только на общую фамилию - Цуй, которую носила
наложница господина Цуя и мать поэта, но и на удивительно сходные моменты их
биографий. Не о жизни ли своей матери упоминает Ван Вэй в "Хвалебном слове
Будде"?..
К тому времени система школы чань отвергала концепцию о трех мирах,
утверждая, что существует лишь вечно продолжающееся настоящее. По всей
вероятности, Ван Вэй не разделял эти столь различные течения буддизма, хотя
чань-буддизм во многом вытекает из буддизма махаяны, по учению которой у
Будды три формы, три тела и рассматривается он как "Трикайя" - триединое
тело. С точки зрения множества "вещей-событий" или как конкретная
человеческая форма тело Будды есть Нирманакайя, или "тело трансформации", а
конкретные человеческие формы - это исторические и доисторические будды,
такие, как Гаутама, Кашьяпа. (До появления Будды Шакьямуни уже существовало
пять будд, и он лишь очередной, шестой по счету, но далеко не последний.)
Второе тело Будды - Самбхогакайя, или "тело радости", - это область
"праджни" - мудрости и "каруны" - сострадания. Каруна взирает на мир форм
сверху, а праджня поднимает взор к сфере пустоты. Третья форма - Дхармакайя
- "тело дхармы" - есть сама "шунья" - пустота.
Ван Вэй - сторонник теории о триедином геле Будды: "Я думаю, это
превращение Будды как раз и обладает тремя телами, не оставит он простых
людей, а в основе своей отрицает пять элементов".
"Пять элементов", которые "...в основе своей отрицаются",- это пять
"инь" (куда входят облик, желания, мысли, карма - "е юань" и душа). Они есть
то, что удерживает человека в бесконечной цепи перерождений, мешает
постижению высшего освобождения - нирваны. Ван Вэй указывает начинающим
буддистам путь, которым нужно следовать истинному приверженцу учения Будды:
"Началом служат ворота пострижения, и постепенно приближаешься к дому
Пустоты. Затем, когда достигнешь Наитвердейший Путь Высшей Истины, станешь
для трех миров Великим Наставником, и брови будут излучать свет, и
достигнешь возможности жизни в другом мире". В данном случае, где речь идет
о "трех мирах", имеются в виду мир желаний, мир облика, т. е. феноменальный
мир, и мир отсутствия облика, т. е. мир пустоты. Ван Вэй в итоге праведной
жизни и совершенствования обещает возможность возрождения в другом мире, т.
е. когда через одну кальпу исчезнут даже будды и бодхисаттвы, которые
возродятся в другом мире.
Далее Ван Вэй описывает пятнадцатую наложницу господина Цуя, под
образом которой, возможно, и скрывается мать самого поэта: "Пятнадцатая
наложница господина Цуя исполняла должности чиновника при кавалерии и
помощника секретаря цензората. Минуло много кальп, она заложила основу из
множества добродетелей, благодаря силе высшей мудрости {То есть благодаря
буддизму.}, родилась в семье, где постигли суть буддийской истины. С
младенчества отказывалась от мясной и рыбной пищи. Когда подросла, отвергала
жемчуг и бирюзу. В учении [Будды] уже с полуслова смогла понять суть мудрых
слов. Развлекалась тем, что вырезала цветы из бумаги, и занималась
богоугодными делами". Наступило время, когда она, повзрослев, стала,
неведомо почему - ведь с детских лет ее отличали способности в постижении
высшей буддийской мудрости, - наложницей господина Цуя, по всей вероятности,
высокопоставленного императорского сановника. Она "...часто сопровождала
господина и на некоторое время входила в императорский небесный дворец, где
стремилась постичь сердце императора. Хотя при своих заслугах она могла бы
рожать детей [императору], она решительно отказалась от веления Неба,
пожелав, чтобы этого вознаграждения удостоились другие наложницы, и открыла
тайну о том, что уходит из дома [в монастырь] ради дхармы в мире людей
{Уходит из дома для принятия монашеского пострига, чтобы нести слово Будды
простым смертным.}, ради достигнутого в прошлой жизни совершенства".
"Совершенство в прошлой жизни" - намек Ван Вэя на то, что наложница
господина Цуя в прошлой жизни была бодхисаттвой, а в этой жизни, будучи
земной женщиной (облик которой достался ей ввиду какого-то неблаговидного
поступка), испытывает внутреннее повеление, продиктованное ее прошлой
жизнью, посвятить себя служению Будде и его учению. Настораживает то место в
тексте, где речь идет об отказе пятнадцатой наложницы господина Цуя от
императорского предложения войти в женскую половину его дворца. Ведь не
могло быть и речи о предложении и возможности отказа: приглянувшуюся девушку
просто брали (при необходимости применяя и силу) в императорскую женскую
половину. Да и сам факт взятия в наложницы рассматривался, скорее, как благо
и честь, нежели как позор и бесчестие. Кроме того, как правило, император
сам никогда не занимался подобными делами: красивые девушки для дворцового
гарема отбирались специально назначаемыми для этого людьми. Не в этом ли
несовместимом сравнении императора и господина Цуя, делящих наложницу,
кроется глубочайшая ирония Ван Вэя. Можно ли было в ту пору назвать
служительницей дхармы женщину, которую, похоже, держали в доме лишь для
"важности", отдавая дань модному увлечению буддийским вероучением.
Согласно тексту Ван Вэя, император дал высочайшее позволение наложнице
господина Цуя на принятие монашества: "После того как было получено письмо
на фиолетовой бумаге с императорским указом, тут же был отдан приказ о
назначении дня обряда пострижения перед всеми тремя мирами, всеми буддами и
мудрецами десяти путей, с земными поклонами, сложив молитвенно ладони,
очистив тем самым три кармы {Имеются в виду - "греховное тело", "рот (речь)"
и "мысли".}, и, наконец, исполнить заветное желание бодхисаттвы".
В момент пострижения начинаются чудеса: "Как только у нее сняли два
узла волос, на миг показалось, будто это макушка головы Будды {Вообще,
макушка головы Будды (санскр. "ушнири"), согласно буддизму, всегда
оставалась недосягаемой для всех окружающих.}. А как только она освободилась
от расшитой узорами кофты, лесной дух преподнес ей бесценное платье. Она
должна переварить ароматную кашу {"Ароматная каша" - остатки каши со стола
Будды, каша, предназначенная для небожителей. Тот, кто вкусит эту кашу,
станет свободным, обретет совершенство, постигнет суть буддийского учения и
т. д.}, и небесный ван держит в руках для нее очень драгоценную чашу
{"Драгоценной чашей" поэт называет монашескую чашу для сбора подаяний -
обязательный атрибут буддийского монаха.} [с кашей]. Только она оставила все
эти драгоценности, воскурила ароматные палочки и приняла монашеский обет,
как на песчинке-земле в буддийском храме показались мириады будд, словно на
мгновение блеснула жемчужина. Постигла [искусство] владения шестью чудесными
силами". В тексте у Ван Вэя под "шестью чудесными силами" подразумевается
(дословно в переводе "шесть духов постижения") постоянство, непостоянство,
знание своих рождений, знание чужих рождений, глаз познания, слух Неба -
такими могущественными силами владела принявшая монашеский постриг.
Наложница господина Цуя готова отблагодарить императора за оказанную
милость: "Она желает в качестве заслуг и добродетелей спасать людей,
установить пост, поднести императору беспредельное долголетие мудреца, чтобы
год его жизни продолжался как у дерева цедрелы, чтобы подвластная ему
территория была бескрайней, а границы охватывались лотосом".
Ван Вэй прибегает в этом абзаце к сравнениям, взятым из китайских и
буддийских источников. Так, упоминаемое дерево цедрела, согласно легенде из
"Чжуанцзы", практически бессмертно, неувядаемо, ибо один год этого дерева
равен земным восьми тысячам весен и восьми тысячам осеней, т. е. шестнадцати
тысячам земных лет. А цветок лотоса, согласно буддийским воззрениям,
способен охватить, а вернее, закрыть собой три тысячи больших и малых миров.
В заключение Ван Вэй обращается к молодым, вступающим на путь служения
Будде: "Вы, юноши и девушки, упрочьте свою истинную природу, будьте по
отношению к родителям почтительны и послушны (здесь напутствие Ван Вэя
нисколько не расходится с требованием конфуцианцев. - Г. Д.). Используйте
свою добродетель для буддийских храмов, повсеместно проявляйте милосердие ко
всем живущим, а также оставьте мысли о детях".
Вновь настораживает призыв Ван Вэя к молодым людям "оставить мысль о
детях", т. е. принять обет безбрачия и навсегда отказаться от продолжения
рода, что, по традиционным китайским представлениям, совершенно недопустимо.
К людям, не имеющим потомства, в Китае всегда относились как к
неполноценным, с большим предубеждением, поэтому, сочувствуя буддизму,
молодежь должна была решить для себя труднейшую задачу. Несмотря на
пробуддийское заключение этого произведения ("...и еще я желаю, чтобы вы
одинаково во всех добрых мирах дхарм, включая и тех, кто имеет чувства {В
тексте "ю цзин" - "иметь чувства", в отличие от "у цзин", - "не иметь
чувства". Последним свойством могут обладать лишь те, кто отверг мирскую
суету, стремится к постижению высшей мудрости, проходит последовательно путь
от монаха до просветленного.}, присоединились к этой прекрасной причине
{Имеется в виду приобщение к учению Будды.} и достигли плода мудрости
Будды"), в целом "Хвалебное слово Будде" заставляет нас сделать вывод, что
Ван Вэй зачастую отвергал внешнюю, показную, сторону вместе с очевидно
нереальными положениями, принимая лишь то, что отвечало его духовным
исканиям. Это далеко не единственное прозаическое произведение Ван Вэя
буддийского характера. Так, в двухтомнике поэта [257] из 71 прозаического
произведения второго тома около 30 можно считать буддийскими по характеру. В
них Ван Вэй выступает как толкователь и комментатор буддийских сутр
("Представляю монахам толкование сутры "Жэнь ван" - добродетельный ван"),
как представитель буддийской общины, обращающийся к высокому покровителю -
императору, для которого автор находит множество хвалебных слов ("Доклад по
поводу установления вывески, написанной императорской рукой на пагоде.
Благодарность монахов "великому проникшему" и "великому просветителю",
посвящение Шунь Дувэя"), как жертвователь на нужды буддийского храма и
буддийской общины ("Докладная записка императору с просьбой о пожертвовании
личного поместья буддийскому храму", "Доклад по поводу просьбы о передаче
зерна и должностного участка, находящихся в ведении управления; жертвую
бедным людям суповую похлебку из зерна") и, наконец, как адепт буддийского
вероучения ("Хвалебное слово Будде").
Произведения буддийского характера скорее всего писались Ван Вэем по
заказу буддийских наставников. Подтверждением этому служит то, что они
начинаются со слов "я монах...", далее следует то или иное монашеское имя,
хотя текст написан Ван Вэем.
Выполнение заказа монахов требовало от Ван Вэя основательных знаний
буддийской догматики, которые он блестяще проявлял, в частности, в
произведении "Представлю монахам толкование сутры "Жэнь паи" -
добродетельный ван" [257, с. 308-309]. Начинается оно с рассуждений автора о
бесполезности многих слов для определения тех или иных положений буддизма.
Так, он считает, что никто не в силах определить дхарму: "Дхарма отходит от