Между тем мой гость начал объясняться, сбиваясь и путая слова:
   - То, что сегодня случилось, ужасно. Наш король… его больше нет.
   - Увы.
   - Но я… не за этим пришел. Сир, я понял. Я догадался еще тогда. Вы… я вижу в вас свет. Вы несете добро. Я хочу… я знаю, что не достоин. Но… позвольте мне быть вашим учеником.
   Эта просьба меня поставила в тупик. Он что, серьезно?
   Однако парень действительно не шутил. Увидев мои колебания, он стал что-то тараторить, а потом - во второй раз за время нашего знакомства! - рухнул на колени. При этом смотрел он на меня с таким просветленным видом, что мне даже сделалось стыдно. И за него, и за себя.
   - Успокойтесь, Жорж, - сказал я вслух. - Если вы желаете учиться, я с удовольствием вам помогу.
   - Да, - обрадовано кивнул парень.
   - Встаньте.
   Он незамедлительно выполнил мою просьбу-приказ. В его глазах светилась бесконечная преданность.
   Ну что ж. Я себе слабо представляю молодого барона своим учеником, но почему бы не попробовать? Глядишь, и привью ему пару полезных ценностей и привычек. Найдется, чему учить: материала хоть отбавляй.
   - Понимаете ли вы, Жорж, что такое быть учеником?
   - Я буду слушать всё, что вы говорите, и поступать в соответствии с вашими заповедями, - с готовностью ответил парень.
   Громкие слова. Неужели и я в юности любил громкие слова? Кажется, нет - хотя…
   - Этого мало, - заявил я серьезно. - Ты будешь неукоснительно соблюдать мои… хм, специальные рекомендации. Даже в мое отсутствие. И - самое главное - никогда не пререкаться. Если ты сочтешь свою гордость более важной, чем свое ученичество, - я не стану тебя удерживать.
   - Да, - парень был вне себя от восторга. - Я согласен.
   - Тогда первый урок, - в моем голосе появились преподавательские нотки. - До завтрашнего вечера ты ни разу не должен употребить слово "я". Ни в беседах со мной, ни в разговорах с друзьями или слугами - нигде. Пусть это станет одновременно твоим первым испытанием, так что не относись к задаче легкомысленно. Учти: я проверю.
   - Э…
   Мое задание сперва несколько озадачило парня, но потом он засиял с новой силой:
   - Понимаю. Хорошо. Спасибо!
   - А теперь оставь меня. Встретимся утром.
   - Да. Спасибо!
   Кивая, парень попятился к двери, открыл ее и, поклонившись на прощание, ушел.
   А я лег в кровать и предался размышлениям.
   Повторяется старая история. У меня уже бывали раньше добровольные ученики. Одних привлекали мои знания. Других - философские принципы. Третьих - боевые искусства. Я неизменно давал каждому всё, но роль учителя для меня по-прежнему оставалась странной.
   Что произошло в душе этого юноши, когда я помешал ему убить Жерара? Было ли в его тогдашних слезах раскаяние? Сегодня он искренне хотел учиться - но для чего? Разве в основе этого - не то же самое тщеславие, которое двигало им там, в лесу?
   Наверное. Но тогда он собирался убить человека, а теперь - учиться. Вы несете добро,- сказал он мне с благоговением в глазах. Возможно, наблюдая за мной, этот парень впервые увидел особый смысл для своей жизни.
   Ну, хорошо бы. Сделать первый шаг - это и много, и мало. Для одного он может быть напряжением всех сил, а для другого - простой случайностью. Парень пришел ко мне учиться. По сути же - просить о помощи. Он хочет наполнить свою жизнь чем-нибудь достойным, однако не знает, как это сделать.
   Этот парень еще может стать беспощадным убийцей, не знающим совести. Всё зависит от того, какие примеры он выберет себе для подражания.
   И от меня.
 
***
 
   Наутро я, как обычно, зашел навестить Луизу.
   - Привет, маленькая королева! - приветствие легко сорвалось с моих губ.
   - Привет, доктор!
   Девочка полусидела на своих подушках, серьезно рассматривая меня. Выражение ее лица было каким-то непривычным.
   - Это правда, - спросила она просто, - что мой отец умер?
   Вопрос застал меня врасплох. Я же специально попросил Жерара не сообщать принцессе новостей. Кто мог проболтаться? Нянька?
   Как бы там ни было, а врать и извиваться не имеет смысла.
   - Да, - ответил я, погасив улыбку. - Ты от кого-то услышала?
   Луиза покачала головой:
   - Никто не говорил. Я почувствовала. Спрашивала вчера у няньки, а она молчит. Потом заходила мама и тоже не сказала.
   Я присел возле принцессы и взял в ладонь ее маленькую руку:
   - Они выполняли мою просьбу.
   Большие умные глаза что-то искали в моем лице.
   - Зачем? - спросила девочка так же серьезно.
   - Многие люди очень переживают, когда узнают о смерти близкого человека. А другие склонны делать из смерти настоящее происшествие. Знаешь: слезы, траур, заунывные песни. Всё это очень действует, особенно на детей, которые начинают думать, будто произошла какая-то катастрофа. Между тем смерть - обычное явление. Ею заканчивается жизнь любого человека, раньше или позже. Хорошо это или плохо, каждый со временем решает для себя сам, но то, что делают в таких случаях взрослые, - просто традиция. Тебе, наверное, известно, что в мире существует много разных народов. Среди них есть и такие, где смерть человека встречается общей радостью. Люди начинают веселиться, танцевать и готовить праздничные обеды.
   На мое последнее сообщение Луиза отреагировала с недоверием:
   - Почему же они радуются?
   - Ну, они считают, будто их радость поможет душе умершего вознестись на небо. Есть такое выражение: "тяжело на душе". Вот когда человек печалится или видит печаль других, ему становится тяжело. А значит, его душа не может оторваться от земли и взлететь, чтобы попасть в более хороший мир. - Я пожал плечами. - Как видишь, те люди не думают, что их обычаи странные - но для нас это что-то совсем немыслимое.
   Девочка впервые за утро улыбнулась:
   - Вы так много знаете, доктор.
   - Это потому что я побывал во многих местах. Доводилось в свое время путешествовать. Когда наблюдаешь чужие традиции, на собственные тоже начинаешь смотреть как бы со стороны - и замечаешь любопытные вещи.
   - Здорово, наверное, - тихо произнесла Луиза.
   Я открыл шторы и балконную дверь. Еще один хороший летний денек, хотя пушистые облака на горизонте могут к обеду обернуться дождевыми тучами.
   - Я почувствовала, что умер отец, - юная принцесса вернулась к тому, с чего мы начинали разговор, и ее голос звучал задумчиво. - Он был добрым. Но вы напрасно волновались, доктор. Я не буду плакать.
   Некоторое время она так и сидела - молча, с серьезным видом. А потом неожиданно всхлипнула и уткнулась лицом в подушки.
   Опустившись у кровати на корточки, я терпеливо ждал. Что бы там ни думали о Викторе окружающие, для Луизы он оставался прежде всего отцом. И, получив от меня подтверждение своей догадки, девочка дала волю уже приготовленным слезам.
   Она сама узнала о смерти отца… Если это правда, то у маленькой принцессы в самом деле есть незаурядные способности. И она их раскрывает без всякой посторонней помощи. Удивительно, а вот бывает же!
   Признаюсь честно: увлеченный своими мыслями, я едва не пропустил самое главное. Девочка повернулась в своей постели, и крохотная пятка высунулась из-под одеяла. Я отметил это автоматически, но вскочил, когда до меня дошел смысл происходящего. Нога двигалась так, словно Луиза пыталась ею оттолкнуться!
   Самое любопытное заключалось в том, что сама принцесса ничего не заметила. Она сделала движение непроизвольно.
   И веря, и не веря собственным глазам, я осторожно прикоснулся к лодыжке. Провел пальцами по верхней стороне ступни.
   Девочка оторвалась от подушек, шмыгнула носом и твёрдо сказала:
   - Ничего. Я уже не плачу.
   - Значит, ты почувствовала? - на всякий случай уточнил я.
   - Да, - маленькая принцесса кивнула, вытирая остатки слез. - Я сначала не поняла. Стало как бы пусто, понимаете? Но я думала, что это из-за няньки. Вчера она ведь у меня не ночевала в первый раз. А когда вы ушли, я прислушалась… и поняла.
   Взбудораженный открытием, я еще несколько секунд не осознавал, что мы говорим о разных вещах. Мой вопрос "ты почувствовала?" Луиза восприняла как относящийся к предыдущей беседе, то есть к ее утверждению, будто она почувствовала смерть отца.
   - Нет-нет, - нетерпение заставило меня выпалить эту фразу в непривычном темпе. - Сейчас. Ты ощутила мое прикосновение?
   И я снова провел кончиками пальцев по ее лодыжке и стопе.
   Девочка резко подалась назад (она лежала на боку и на животе), чтобы взглянуть на собственную ногу. Выражение ее лица изменилось совершенно: в эти первые моменты на нем не просвечивало ни капли радости. Скорее, это можно было охарактеризовать как испуг.
   - Да, - выговорила она сдавленно. - Я…
   Нога чуть сдвинулась, высовываясь из-под одеяла еще на самую малость. Луиза радостно вскрикнула:
   - Да! Я чувствую!
   - Хорошо, - сказал я бодро, стараясь придать своему голосу невозмутимость. - Не пытайся сейчас делать то, от чего ты отвыкла за время недуга. Ты еще несколько дней совсем не сможешь ходить.
   Она настороженно обернулась ко мне:
   - Почему, доктор?
   - Это не должно тебя пугать. Самое главное мы совершили, теперь остаются лишь мелочи, в которых ничего сложного. С ними ты справишься и сама. Видишь ли, ходить тебе нужно учиться заново.
   Маленькая принцесса задумчиво перекатилась на спину, всячески двигая ногами под одеялом. Затем с удовольствием потянулась:
   - Так здорово!… Значит, я разучилась ходить? Но я готова опять учиться. Хоть сейчас.
   Улыбаясь, я покачал головой:
   - Не готовы твои ноги. Понимаешь, тело человека устроено любопытно. Всё подчиняется нашей воле, но, с другой стороны, всё само по себе. Ты долго не вставала с постели, и твое тело решило, что тебе больше не нужно вставать. Теперь ему следует показать, что ситуация изменилась. Оно довольно быстро подготовится, вот увидишь.
   Мой деловитый тон немного сбавил ее возбуждение, однако Луиза все-таки горела энтузиазмом попробовать всё немедленно. Она самостоятельно отбросила в сторону одеяла, поправила рубаху, которая доставала девочке до колен, и села, свесив невероятно худые ноги с кровати.
   - Можно? - спросила она меня.
   Я подал ей руку:
   - Хорошенько держись и ничего не бойся.
   Луиза сосредоточилась. Ее лицо стало серьезным, собранным. Ноги твердо стали на пол.
   Опираясь на мою руку, девочка выпрямилась. Посмотрела на себя сверху вниз.
   - Я стою, - сообщила она.
   - Да, - подтвердил я. - Не тяжело?
   - Непривычно, - юная принцесса осторожно подвинула ногу вперед, перенесла на нее вес тела, затем так же медленно подвинула вторую.
   - Хорошо, - ободряюще сказал я.
   Внутри меня все ликовало. Этот ребенок два года пролежал в постели и уже отказался от надежды на выздоровление. Каково ей сейчас делать первые шаги, понимая, что всё позади? Бессонные ночи (люди, которые мало двигаются, неизбежно страдают бессонницей), нянька у кровати, полная зависимость от других, когда даже в туалет сама не сходишь.
   Сегодня произошло невероятное, которого я так ждал. И нужно было столько же раз предаться сомнениям, столько же раз разувериться в собственных силах и в правильности подхода, так же сопереживать маленькой пациентке, - чтобы ощутить то состояние, которое радостно наполняло меня доверху.
   На Фриду стоило прилететь хотя бы ради этого. Помочь разуверившемуся ребенку встать на ноги.
   Медленно, но с самозабвенным упорством, Луиза делала шаг за шагом. Она вела меня на балкон. Закусив губу и глядя под ноги. Ее лицо застыло маской, выказывая напряжение, однако принцесса ни разу не оглянулась на кровать.
   Я был готов подхватить девочку в любой момент. Худенькие ножки - никаких мышц под гладкой белой кожей - казались неспособными нести даже столь же худенькое тело. Вот-вот одна из них безвольно подогнется…
   Мои опасения не подтвердились. Луиза дошла до балкона и только там позволила себе всем корпусом лечь на перила, снимая с ног нагрузку.
   - Получилось, - сказала она устало, но в голосе чувствовалось удовлетворение. Потом принцесса взглянула на меня и улыбнулась. - Мне кажется, что я сплю. Но это в первый раз… по-настоящему.
   - Ты молодец, - в знак поддержки я потрепал ее по плечу. - Теперь всё будет хорошо.
   Во всяком случае, мне хотелось этому верить. Болезнь пришла неожиданно, и так же неожиданно она может вернуться. Что если завтра Луиза вновь обнаружит себя прикованной к постели?
   Надеюсь, этого не произойдет. У девочки слишком велика тяга к активной жизни. Правильный подход, много свежего воздуха и движения - и принцесса быстро поправится.
   Некоторое время мы провели на балконе, наблюдая зеленые холмы и далекие облака в голубом небе. Девочка то и дело оглядывалась на свои ноги, поочередно сгибая их в коленях. А потом снова мечтательно смотрела вдаль.
   - Вы не такой, как остальные, доктор, - произнесла она, не отрывая взгляда от горизонта.
   Я стоял рядом, облокотившись о перила. Луиза была довольно высокой, что особенно выделялось на фоне ее худобы. Впалые щеки заострили нос и подбородок и четко обрисовали скулы. По сути, в облике моей маленькой пациентки не просматривалось ничего сугубо девичьего. Напротив, коротко остриженные редкие волосы и угловатая фигура могли навести незнакомца на мысль, что он видит больного подростка-мальчика.
   Всё придет, подумал я, а вслух заметил:
   - Каждый человек чем-то непохож на других.
   Луиза повернула голову:
   - Но вы совсем не такой. Я знаю, моего отца все боялись. А вы - нет.
   - Я тоже боялся. Только не подавал виду.
   - Вы шутите, - серьезно констатировала девочка.
   Я улыбнулся:
   - Ну хорошо, шучу. Только зачем же трепетать перед человеком, который ничего плохого тебе не делает?
   - Не знаю. Люди часто боятся.
   Да. И так же часто они не замечают своих страхов, считая их обычным состоянием.
   - Ты права, - отметил я вслух. А потом - сам не знаю, почему, - продекламировал:
    Не бойся выйти за пределы,
    Не бойся заглянуть за грань,
    И коль жить сидя надоело,
    То не ворчи, а просто встань.
    Взгляни: ведь ты закрыт в темнице
    Предубеждений и вранья,
    Ты мог бы чайкой в небо взвиться…
    Но было сказано: нельзя! -
    И ты прощаешься со сказкой,
    Ты знаешь: так не может быть,
    Мир не покрасить светлой краской,
    А океан - не переплыть… -
    Отбрось! Освободись из плена,
    Стань снова чистым, как роса,
    Разрушь обыденности стены…
    И в мир вернутся чудеса.
 
   - Это поэма? - спросила девочка после небольшой паузы.
   - Просто стихи.
   - Я слышала раньше поэмы. Они мне не нравились. А это… понравилось.
   Мы помолчали, а затем Луиза добавила:
   - Теперь я знаю, что чудеса бывают.
 
***
 
   Вернуться в кровать юная принцесса самостоятельно не смогла. Ее ноги, непривычные к нагрузкам, отказались проделать такой значительный путь снова. Я отнес девочку на руках: она почти ничего не весила.
   - Завтра я пройду больше, - заявила Луиза твердо.
   - Обязательно, - улыбнулся я, укладывая мою маленькую пациентку в постель. Ее одолевала сонливость, но это было нормально. Первая прогулка, свежий воздух, новые перспективы…
   Отставив девочку отдыхать, я спустился вниз.
   Жерар казался еще более задумчивым, чем обычно.
   - Мы можем отправлять посольство в Адриаполь, - сообщил он мне сразу. - Только, Азар, меня одолевают большие сомнения.
   - Почему? - полюбопытствовал я, присев на краешек деревянного стола.
   Граф де Льен медленно покачал головой:
   - Они не согласятся на наши условия. Попробовать, наверное, стоит, но это бесполезно.
   - Какой же вы однако пессимист!
   Жерар грустно улыбнулся и начал в деталях объяснять причины своих сомнений.
   План насчет посольства принадлежал мне. Если Западная империя, рассуждал я, стягивает армии для нападения на нас, то естественный и логичный шанс не допустить вторжения - создать противовес с другой стороны. Например, с востока. Поставленный перед опасностью войны на два фронта, император будет вынужден хорошенько подумать, прежде чем нападать.
   Исходя из этого, нам следовало заключить военный договор с Восточной империей. Адриапольский царь может остановить ненужную нам войну, просто похлопав своего соседа по плечу. Дружески.
   Поначалу Жерар решил, что это хорошая идея. Однако чем больше он размышлял, тем менее возможным представлялся ему подобный союз.
   Адриаполь далеко. Он не подчиняется папе, да и вовсе не смотрит в сторону запада. У него свои интересы и свои традиции. Адриапольцы гордятся своей высокой древней культурой. На посольство из Милны там будут поглядывать пренебрежительно - как на варваров.
   Это всё полбеды, если бы Милна в качестве своего вклада в союз могла предложить что-нибудь существенное. Но королевство фактически просило помощь "за так". Почему они должны соглашаться?
   А почему нет?
   Впрочем, я и сам понимал, что наши позиции слабы. Граф только заставил меня еще раз хорошенько прочувствовать это.
   - Значит, вы думаете, шансов мало? - переспросил я, выслушав доводы собеседника.
   - Думаю, их вовсе нет, - уточнил Жерар. - Если бы не убили Виктора…
   Да, смерть короля многое портит.
   - Тогда, - я встал со стола и прошелся к окну. Дурацкая мысль, но что делать?… Нам нужен этот союз. Я повернулся к графу: - Тогда включите в состав посольства меня.
   Кажется, мне в который раз посчастливилось удивить начальника королевской гвардии.
   - Вы серьезно? - спросил он, пристально всматриваясь в мое лицо.
   - Вполне. Только отметьте в верительных грамотах, что я какой-нибудь там князь. Или герцог. Пригодится.
   - Но… как же принцесса?
   Недоумение графа можно понять: я ведь сам еще несколько минут назад не собирался никуда ехать. Но принцесса теперь сможет обойтись без моей помощи. Так даже будет лучше, осознал я. Не нужно, чтобы девочка ко мне привыкала сверх необходимого. Блокировка снята, и теперь всё пойдет на лад. Следует лишь должным образом проинструктировать тех, кто будет ухаживать за Луизой.
   - Собственно, я принес вам хорошую весть, Жерар, - сказал я, улыбнувшись. - Сегодня Луиза впервые сама вышла на балкон. Мое вмешательство, по сути, больше не требуется. До полного выздоровления еще далеко, но девочка справится и без меня. В течение последующих нескольких дней у нее резко улучшится аппетит и сон, а через недельку принцесса сможет совершать маленькие прогулки.
   - Вы…
   Граф нервно нащупал подлокотник кресла и сел. Сюрпризы его, очевидно, доконали.
   - Азар, вам вправду удалось?…
   Я ухмыльнулся:
   - Похоже на то. Вы знаете, где сейчас королева? Мне кажется, мы сможем ее порадовать.
   - Да-да, конечно, - Жерар с непривычной для него прыткостью вскочил. - Пойдемте.
 

16 глава.

 
   Адриаполь встречал путешественников ослепительным блеском.
   Мы выбрались на палубу заранее, еще до входа в залив. Капитан с видом знатока и не без гордости (словно сам был местным жителем) предупредил нас, что подобных городов на свете всего лишь два, а потому никак нельзя пропускать зрелище. Не желая сойти за невежду, я поостерегся расспрашивать капитана, какой же город он считает вторым.
   Полдень давно минул, солнце медленно катилось к западу. Пахло морем и смолами. Над головой поскрипывали снасти: корабль шустро бежал, ловя парусами попутный ветер. Команда заняла свои места, приготовившись маневрировать.
   И тут столица выплыла из-за очередного холма.
   У человека, неискушенного странствиями, вполне могло бы перехватить дух. Прежде всего, архитектура полностью отличалась от привычной: постройки были массивными, большими, с побеленными стенами, украшенными вычурной лепкой. Тут и там виднелись соборы с золотыми куполами. Улицы, широкие и узкие, пересекали город во всех направлениях. Роскошные корабли лениво покачивались у причалов. Адриаполь ярусами взбирался на ближайшие холмы, а господствовал над столицей императорский дворец - огромный комплекс зданий, тоже сверкающий белым и золотым. Кипарисы элегантно оттеняли этот блеск зеленым.
   - Ух, ты! - просто и без затей сказал Кормак, стоявший от меня по правую руку. - Азар, видел ли ты такое раньше?
   - Нет, - честно признался я.
   - Сколько же здесь живет людей?
   Вопрос был закономерным: Милна рядом с этим городом смотрелась бы скромной деревушкой. Адриаполь превосходил нашу столицу самое меньшее в десять раз.
   Если у них самомнение соответствует масштабам города, договориться будет точно нелегко. Вот что пришло мне в голову, когда я рассматривал это помпезное великолепие.
   Выгрузившись на берег, мы потратили более трех часов, прежде чем попали во дворец. Виной тому были кривые многолюдные улочки и непостижимое безразличие царских слуг. Наши верительные грамоты не оказывали совершенно никакого действия. И только за пару часов до заката нас наконец пригласили в отведенные нам покои (до этого мы топтались во дворе, не имея возможности даже присесть).
   - Император изволит принять вас завтра, - сообщил нам слуга.
   Ну, могло быть и хуже, подумал я. Завтра - это не через неделю. Общепринятый, хотя нигде и не записанный, срок для приема иноземного посольства составлял три дня. Так что если у императора не найдется других дел и он действительно примет нас завтра, это будет знак хорошего отношения.
   - А мне здесь не нравится, - заявил Кормак, когда мы занялись обустройством на ночь (на всех нам выделили две смежные комнаты). - Шум, людей много, все какие-то надутые. Тьфу!
   - Сам кричал: красота-то какая! - буркнул Шарль.
   Мои спутники изрядно утомились. Долго находясь на корабле, мы перестали замечать постоянную качку, но зато теперь приходилось бороться с качающейся землей. Чудилось, под ногами всё ходит ходуном, и пол то и дело норовит куда-нибудь наклониться. В таких условиях пешая прогулка быстро выматывала, а местное гостеприимство раздражало еще и само по себе. Неудивительно, что настроение у всех оказалось, мягко говоря, ворчливое.
   Кормак помолчал, а после признал:
   - Так город и впрямь красив. А вот люди…
   - Гостям не подобает ворчать на хозяев, - заметил я. - Нам следует быть осторожными, друзья. Здешний двор наверняка падок на интриги. Если мы привлечем на свою сторону нужные силы, считайте дело наполовину сделанным. Так что дружелюбие прежде всего. Угрюмость нам только помешает.
   Шарль хмыкнул:
   - Оно тебе, Азар, виднее, да вспомни: мы не впервые ездим в чужие земли с поклоном. Уж научились себя вести.
   Я знал, что против меня лично старик ничего не имеет. Его раздражал сам факт, что я - новичок при дворе - возглавил посольство, а он, почтенный ветеран, опять на вторых ролях.
   В самом начале я и не думал становиться лидером. Источником неожиданности послужила королева. Узнав о моем намерении отправиться в Адриаполь, она настояла, чтобы именно я говорил от ее имени. Как владыка державы Анастасия имела право выбирать своих представителей.
   Впрочем, мне очень не нравилось быть начальником, а настаивать я тоже умел. Наткнувшись на мое сопротивление, королева поступила просто.
   - Азар, я не могу от вас ничего требовать, - сказала она (всё происходило ранним утром в большом пустынном зале; косые лучи только что взошедшего солнца пробивались через восточные окна, бросая на противоположную стену широкие светлые полосы). - Особенно после того, что вы сделали для Луизы. Но позвольте мне вас попросить.
   - Госпожа? - я сделал удивленное лицо, по-прежнему не желая возглавлять посольство. На что мне лишние заботы?…
   Анастасия потеребила рукав своего платья. Про себя я отметил, что Луиза должна чуть позднее стать очень похожей на мать. Королева сейчас была в самом расцвете своей женственности: приятные округлые формы, полная грудь, особое достоинство в походке и взгляде нежно-голубых глаз. Пышные золотисто-русые волосы уложены с помощью заколок в симпатичную прическу.
   - Вы, - продолжила королева, не глядя в мою сторону, - наверное, не знаете, какое действие оказываете на людей. В вас есть… какая-то особая сила. Вас слушают, и вам верят. Это очень важные качества для посла. Понимаете, Азар, я не смогу найти другого такого жечеловека.
   Она хотела говорить еще что-то, но тут уж меня заела совесть. Почему не оказать маленькую любезность? Я всё равно твердо решил ехать. И никакой причины отказываться от предложения Анастасии у меня нет. Королева это знает, так что она будет уговаривать меня столько, сколько потребуется. Неужели во мне взыграло примитивное тщеславие: заставить сильных мира сего поплясать вокруг себя?
   - Хорошо, - сказал я громко, таким образом положив конец уговорам.
   И вот теперь мне предстояло говорить перед императором. Или, как его еще здесь называли, царем *. Сиятельным владыкой Восточной империи.
   Аудиенция состоялась на следующий день после нашего приезда. Император вместе с императрицей приняли "посольство" в тронном зале.
   - Приветствуем вас, о чужестранцы! - церемонно произнес владыка. - С чем вы пожаловали в наши земли?
   По местным меркам он был уже немолодым мужчиной, где-то за сорок. Его волосы - смесь черного с белым: седина обильно сдобрила густую чуприну. Серые глаза, большой и безупречно-прямой нос. Лицо непропорционально: правая часть выглядит приветливо, тогда как левая - отстраненная и серьезная. Левый глаз кажется больше, чем правый, и его взгляд словно смотрит прямо в душу.
   Да, с этим человеком будет трудно договориться.
   Рядом сидела императрица. Выглядела она едва ли моложе, чем ее муж. Скорее, даже старше. Бесформенные одежды полностью скрывали ее тело, оставляя только лицо и кисти рук, так что о фигуре судить было трудно. Однако лицо мне показалось некрасивым, даже отталкивающим. Возможно, сыграло свою роль полное отсутствие улыбки. Тонкие бескровные губы, чересчур большой для женщины подбородок и, словно для контраста, слишком маленький, но широкий нос. Императрица производила впечатление стервозной старой дамы, которая знает, что некрасива, и вымещает на окружающих свое недовольство данным фактом.