Воронин Андрей Николаевич. Слепой против маньяка

   – Все понял.
   – Значит, действуй. Усиль охрану его барышни с ребенком и прижми его.
   Объясни, что это дело большой важности, что это правительственное задание.
   Скажи, что люди в доме по Дровяному переулку копают под правительство, готовят государственный переворот… Короче, городи все, что сочтешь нужным. Обещай ему какие угодно деньги, любые паспорта, выезд в любое государство, любое прикрытие. В общем, что ни попадя. Главное, чтобы документы были у меня. А уничтожить этого камикадзе со странной кличкой Слепой ты должен сразу же, как только документы окажутся у нас. Ясно?
   – Так точно! – отчеканил полковник Студинский, чувствуя, что рубашка прилипает к спине, но в то же время наступает облегчение.
   Ведь он рассчитывал, что разговор будет еще более суровым, еще более строгим.
   – Я прямо сегодня займусь этим делом.
   – Ты им должен был заниматься еще вчера и позавчера.
   – А если Слепой погибнет, так и не достав документы? Что делать тогда?
   – Тогда ты сам займешься этим делом.
   – А если погибну и я? – криво усмехнулся полковник Студинский.
   – Ты, полковник, своей шкурой дорожишь. Уж в этом я уверен так же, как в том, что у меня на руке пять пальцев, а не шесть или восемь. Действуй. И докладывай мне все, звони в любое время. Если будет нужна помощь – я помогу.
   – Слушаюсь! – Студинский поднялся.
   – А все эти бумаги, что ты притащил, оставь мне. Я просмотрю отчет.
   Полковник положил документы.
   – А вы не хотите сами с ним поговорить?
   – Нет, не хочу, – спокойно ответил генерал, подойдя кокну и отодвигая тяжелую штору, – это мне ни к чему.
   – Но, может, есть какие-нибудь пожелания?
   – У меня одно пожелание, Студинский, чтобы документы как можно скорее лежали у меня в сейфе. Потому что на меня давят так, как ты даже не можешь себе представить. И если еще через несколько дней я не получу документы…
   – Я все понял, – сказал полковник Студинский, поспешно покидая кабинет генерала.
   – Сволочь и козел! – сказал генерал, когда захлопнулась дверь, а потом грязно выругался.
   Еще с полчаса генерал Кречетов вышагивал по своему огромному кабинету.
   Он размышлял. Его лоб был нахмурен, глаза сузились до едва заметных щелочек.
   Наконец, генерал решился побеспокоить тех, кто был выше его. Он подошел к телефону, на котором красовался двуглавый орел, снял трубку. Почти минуту телефон не отвечал. Затем трубку сняли.
   – Говорит генерал Кречетов, – отрывисто, по-военному доложил Виталий Константинович.
   – Слушаю тебя, – спокойно сказал министр.
   – Хочу доложить.
   – Я уже слышал.
   – Я хочу доложить более подробно. – А что мне с твоего доклада? Меня интересует дело, а вы ни хрена не делаете. Помощь нужна?
   – Да. Надо будет списать фургон и два трупа.
   – Это не проблема. И не постольку списываем, – сказал министр и вздохнул.
   Генерал уже научился по интонации улавливать настроение министра и догадался, что оно не предвещает ничего хорошего и что, может быть, напрасно он побеспокоил высокое начальство.
   – На меня давят, – сказал министр, – и если в ближайшее время ты ничего не сможешь сделать, я начну давить на тебя. Ты меня понял?
   – Так точно, – отчеканил генерал Кречетов.
   – И еще… Можешь делать все что угодно, можешь совершать любые акции.
   Пока я сижу, смогу тебя прикрыть. Но если документы лягут на стол Президенту, тогда мы все будем уничтожены. Ведь за каждым из нас тянется такая цепь…
   – Понял, – сказал генерал Кречетов.
   – Ты не перебивай меня, а дослушай. Как твое здоровье? Сердце не беспокоит?
   – Беспокоит, – признался генерал Кречетов и понял, что министр догадался о вранье.
   – А голова не болит? – вкрадчивым голосом осведомился министр.
   – Не болит.
   – А у меня из-за тебя болит. И болит так сильно, что ты можешь своей головы не сносить. И никогда не узнаешь, как она болит.
   Министр положил трубку. Генерал Кречетов тяжело вздохнул.
   – Сволочь! Последний подонок! Мерзавец, каких я не видел. Хуже, наверное, не бывает. Человеческая жизнь для него – копейка, хотя, в общем-то, она и для меня копейка…
   Генерал подвинул к себе папку, принесенную полковником, и принялся просматривать отчет. Документ был составлен грамотно, по всем правилам, и никто к этому отчету придраться не смог бы. Конечно же, генерал знал, что все или большая часть из написанного – липа, но сделана она квалифицированно.
   «Хорошо бы было, – подумал генерал, – иметь настоящие документы. Но настоящие документы могут быть только за его подписью, а оставлять свои автографы на подобных решениях и отчетах – последнее дело».
   Генерал Кречетов не любил подписывать подобные документы, поэтому он потер ладонь о ладонь. Руки были сухими, и кожа шуршала, как пергамент. Затем он нажал кнопку селектора.
   – Чай с лимоном. Пожалуйста, покрепче и погорячее.
   Через три минуты на столе генерала появился поднос, на котором стояли стакан в подстаканнике, сахарница и блюдце с тонко нарезанными ломтиками лимона, а также маленький чайник с заваркой. Генерал бросил дольку лимона и стал помешивать. Ложечка звенела о стекло, и это механическое действие успокоило генерала. Он вновь обрел решимость и способность трезво мыслить.

* * *

   Глеб Сиверов, он же Федор Молчанов, он же Слепой, сидел в кресле. Руки лежали на коленях. Он знал, что этот день наступит. Дверь раскрылась, и вошел уже хорошо знакомый полковник Студинский.
   – Добрый день, – вкрадчивым голосом сказал полковник, осматриваясь. – А здесь неплохо.
   Глеб Сиверов молчал.
   – Правда, воздуха, может быть, маловато, да и места – не разгонишься. А так ничего.
   – Да, – отрывисто бросил Глеб и посмотрел в лицо полковнику.
   Тот не выдержал твердого взгляда своего подопечного и опустил голову.
   – Меня не интересует, кто вы, чем занимались.
   – Раньше вы говорили совсем другое, – усмехнулся Глеб.
   – Это было раньше. А теперь я знаю то, что должен знать, и с меня достаточно. Вы должны будете выполнить наше задание. Задание очень важное.
   – Все задания важные. А вообще-то, полковник, я никому ничего не должен, и уже давно. И, как ни странно, все должны мне.
   – Сколько же я вам должен? – улыбнулся полковник.
   – Давайте об этом не будем, – засмеялся Глеб, откидывая со лба волосы и массируя отяжелевшие веки.
   – Сколько вам нужно времени, чтобы прийти в форму?
   – Я всегда в форме, – отрезал Глеб.
   – Это хорошо. Потому что дело очень серьезное.
   – Прежде чем мы будем говорить о деле, полковник, я хочу поставить несколько условий.
   – Я вас слушаю, – полковник сел в кресло напротив, Глеба, – хотя в общем-то условия буду ставить я, – добавил он, барабаня костяшками пальцев по подлокотникам.
   – Что ж, я выслушаю ваши условия. Но мне все равно, я ничего не теряю, жизнь мне не дорога.
   – А вот это вы врете, – вновь заулыбался полковник.
   – Как вы, наверное, успели удостовериться, близких людей, родственников я не имею. У меня даже нет отца с матерью. У меня нет квартиры, у меня вообще ничего нет, кроме вот этой одежды. Но и одежду я могу вам отдать.
   – У вас есть жизнь, – сказал полковник и на этот раз взглянул прямо в глаза Глебу Сиверову. – Но у вас нет свободы.
   – Свобода – вещь относительная, – Глеб махнул рукой. – Диоген жил в бочке и чувствовал себя абсолютно свободным.
   – К счастью, вы не Диоген, а я не Аристотель или Платон.
   – Хорошо, что вы не назвались Александром Македонским, – улыбка тронула губы Глеба. – Знаете, полковник, я за эти дни неплохо отдохнул, набрался сил.
   – Они вам понадобятся, поверьте. Полковник решил бросить главный козырь, который он, как опытный игрок, всегда придерживал.
   – Я скажу вам сейчас кое-что, что вас заинтересует.
   – Что ж, попробуйте, – Глеб хрустнул суставами пальцев и лениво потянулся в кресле, выпрямляя ноги.
   – Я думаю, что вам известна одна женщина, имя которой Ирина, а фамилия Быстрицкая.
   Глеб сохранил непроницаемость. Ни один мускул не дрогнул на его лице, глаза остались полуприкрытыми.
   – Я думаю, что вы знакомы и с ее дочерью и, наверное, любите их.
   – Возможно, – пожал плечами Глеб, и его веки дрогнули.
   Он в упор взглянул на полковника, и его пальцы сжались. Он подобрался, словно коршун, готовый к броску на жертву. Это получилось у него непроизвольно.
   Полковник заметил это движение и внутренне возликовал.
   «Значит, зацепил? Значит, не такой ты холодный и железный, значит, и тебе не чужды человеческие чувства!»
   – Так вот, Ирина Быстрицкая и ее дочь находятся у нас.
   – Вы взяли их заложниками, полковник? Можете делать с ними все, что захотите?
   – Мы с ними ничего не хотим делать. Мы их будем держать у себя как гарантию, что вы не станете делать глупости и выполните то, что мы вам поручим.
   – Хорошо, я вас слушаю, – сказал Глеб, поудобнее устраиваясь в кресле, закидывая ногу на ногу и обхватывая колени руками.
   – Как вам известно, я полковник ФСБ.
   – Звание для меня ничего не значит, – заметил Глеб.
   – Чем занимается наша организация, вам понятно.
   – Конечно, понятно, – кивнул Глеб.
   – Сейчас сложное время, я бы даже сказал, архисложное. И разобраться в том, что происходит, отнюдь не просто. Так вот, – полковник посмотрел по сторонам, словно кто-нибудь мог его подслушать.
   – Да не ходите вы, полковник, вокруг да около, говорите напрямую. Мне надоели эти пустые разговоры.
   – Мы можем предоставить вам загранпаспорт, визы, деньги, и вы сможете спокойно покинуть Россию, уехать в любое государство – в то, которое выберете.
   Деньги будут переведены на тот счет, который вы назовете, или, если пожелаете, можете получить их наличными.
   – Наверное, дело серьезное, – сказал Глеб, – если вы предлагаете мне царские условия.
   – Думаю, вы и раньше работали на таких же условиях.
   – Давайте не будем говорить в прошедшем времени, – оборвал полковника Глеб Сиверов. – Давайте попытаемся пофантазировать, заглянем в будущее. Так, чего же вы хотите и за какую работу вы собираетесь так щедро со мной рассчитаться?
   – Есть люди, которые собирают информацию на наше ведомство. Эта информация для нас нежелательна.
   – И вы хотите ее получить? – глядя в глаза полковнику, спросил Глеб Сиверов.
   – Именно этого мы и хотим.
   – И у вас, конечно же, ничего не получается?
   – Пока нет, – признался полковник, вспомнив сгоревший фургон и двоих погибших.
   – А теперь, пожалуйста, подробнее.
   – Есть дом, на доме – вывеска. Но в этом доме занимаются совсем не тем, о чем гласит вывеска. Там работает аналитический центр во главе с человеком из охраны Президента. Его фамилия Бушлатов, он готовит доклад.
   – Вы хотите этот доклад получить?
   – Да, – сказал полковник.
   – А теперь еще подробнее. Что за дом? Где расположен? Какая охрана?
   Полковник Студинский принялся объяснять, не утаивая от Глеба Сиверова ни одну из подробностей.
   – А какие мне даются гарантии?
   – О чем вы? – улыбнулся полковник.
   – Гарантии моей безопасности?
   – Гарантий никаких. Единственная – мое честное слово. Вы передаете нам документы, я лично вручаю вам паспорта, и вы вместе с Ириной Быстрицкой и ее дочерью можете покинуть Россию.
   – А если я не хочу уезжать? Если мне нравится жить здесь?
   – Можете остаться, правда, это сложнее.
   – Для вас или для меня?
   – Для нас обоих.
   – А если я отдам вам документы, а вы меня убьете? – сказал Глеб, глядя прямо в глаза полковника.
   – Нам это ни к чему. Вы этими документами воспользоваться не сможете.
   Во всяком случае, для вас они не имеют никакого интереса. Не собираетесь же вы баллотироваться на пост Президента? Не будете проводить предвыборную кампанию, заниматься агитацией и прочей ерундой?
   – А почему бы и нет? Я молод, здоровье у меня в порядке, вредных привычек не имею. Чем не Президент?
   – Для начала, у вас нет семьи, а народ не любит холостых президентов.
   – Ну, можно сказать, что я вдовец. Это вызовет жалость избирателей, – пошутил Глеб.
   – Оставим этот разговор, – одернул собеседника полковник Студинский.
   – Значит, гарантий у меня никаких нет.
   – Только мое честное слово.
   – Наверное, честное слово офицера ФСБ?
   – Да. Если хотите, слово человека.
   – Ну что ж, это меня устраивает даже больше, нежели расписка. Я привык верить людям, полковник, верить на слово.
   Но улыбка, появившаяся на губах Глеба Сиверова, говорила абсолютно другое. И полковник это прекрасно понял. Но выбора не было ни у полковника, ни у Глеба.
   – А теперь, полковник, у меня еще одно условие: прежде, чем я начну заниматься вашим заданием, я хочу убедиться, что моя добрая знакомая Ирина Быстрицкая и ее дочь Анна живы, здоровы и не имеют к вам никаких претензий.
   Полковник пожал плечами.
   – Если хотите, я могу предоставить вам подобную возможность. Могу показать видеозапись, как Ирина с дочерью гуляют в парке.
   – Видеозаписи мне не интересны. Я не киноман. Тем более, сделать запись вы могли месяц назад.
   – Да нет, что вы. На деревьях желтые листья, а красить листву – не в наших правилах. Мы все-таки не армия.
   – Хорошо, – сказал Глеб, – для начала я хочу поговорить с Ириной по телефону.
   – Что ж, пожалуй, это можно устроить.
   – А еще лучше, если бы я встретился с ней лично.
   – Это тоже можно устроить.
   – Но для начала я хочу переговорить с ней по телефону.
   – Пожалуйста, – сказал полковник, поднялся с кресла и быстро покинул помещение, в котором находился Глеб Сиверов.
   Буквально через пять минут полковник вернулся. В его руках была трубка радиотелефона. Глядя Глебу в глаза, он сказал:
   – Я сейчас наберу номер и передам вам трубку. Вашу возлюбленную позовут к телефону.
   – Не надо так говорить, полковник – «возлюбленная», «жена» и прочее – я не сентиментальный человек, и этим меня не проймешь.
   – Как угодно, – кивнул полковник и быстро набрал номер.
   Послышались гудки.
   – Майор, это говорит полковник Студинский. Пригласите к телефону Ирину.
   – Слушаюсь, – сказал майор, и уже через минуту из трубки послышался женский голос.
   – Слушаю.
   Студинский молча протянул трубку Глебу Сиверову. Тот взял ее, прижал к уху и таким тоном, словно бы ничего не произошло, сказал:
   – Ирина, это я. Здравствуй.
   – Мне сказали, что ты должен приехать, – ответила женщина.
   – Тут произошла маленькая заминка. Где ты сейчас? Полковник улыбнулся столь наивному вопросу Сиверова.
   – Я не знаю, где.
   – Как с вами обращаются?
   – Прекрасно, – призналась Ирина, – если не считать того, что я им разбила машину.
   – Считай, что они тебе это простили, – Глеб посмотрел на полковника, тот кивнул, – Если хочешь, можешь перебить всю посуду.
   – Нет, не хочу, – звонко засмеялась Ирина. – Федор, где ты был так долго?
   – Были дела. Ты же знаешь, моя работа связана со всевозможными разъездами.
   – Когда я смогу тебя увидеть?
   – Думаю, скоро. Как дочь? С ней все в порядке?
   – Да. Только в школу не ходит. Но мы с ней читаем книги, я сама занимаюсь с ней.
   – Вы молодцы, – сказал Глеб. – Значит, до скорой встречи.
   – А ты ничего мне больше не хочешь сказать?
   – Все, что хочу сказать, ты услышишь при встрече. Я сейчас не один.
   – Я догадалась, – прошептала в трубку Ирина, и ее голос звучал, как голос заговорщика. – Я тоже не одна.
   – Ну вот видишь, ты все прекрасно понимаешь. Глеб медлил, надеясь услышать что-нибудь. И он услышал.
   – Я люблю тебя и жду. Приезжай скорее, как можно скорее.
   – Да, да, – пробормотал Глеб, – приеду. Не все. зависит от меня. До встречи.
   Он нажал кнопку и передал радиотелефон полковнику. Тот посмотрел на Глеба так, как учитель смотрит на ученика.
   – Теперь вы мне верите?
   – Верю, – сказал Глеб, и его губы вновь дрогнули в немного ироничной улыбке. – А почему я не должен вам верить? Ведь вы же дали честное слово, которым, наверное, дорожите., – Если хотите, можем поехать прямо сейчас.
   – Да, хочу, – сказал Глеб.
   – Я за вами зайду через несколько минут, – полковник поднял трубку и быстро набрал номер. – Приготовьте машину. Она должна стоять у служебного входа.
   – Будет сделано, – отозвался невидимый собеседник.
   – Ну что ж, через четверть часа мы с вами встретимся внизу.
   Глеб ничего не ответил.
   Через четверть часа, как и было условлено, двое мужчин в темных строгих костюмах вывели Глеба к служебному входу. Полковник Студинский стоял на крыльце.
   – Надеюсь, вы не будете закрывать мне глаза черной повязкой? – пошутил Глеб Сиверов.
   – Нет, мы вам наденем мешок на голову, – ответил полковник и тоже рассмеялся.
   Тут же, словно по мановению волшебной палочки, ко входу подкатил черный микроавтобус. Дверь открылась. Полковник кивнул.
   – Садитесь. Никакие повязки и мешки не нужны. Отсюда вы все равно ничего не увидите.
   – Кроме неба, – сказал Глеб, глядя в тонированное стекло потолочного люка.
   Он уселся на мягкое сиденье, вытянул ноги. Полковник сел напротив него.
   И еще двое – именно те, которые выводили Глеба, забрались в машину. Глеб посмотрел на них и понял, что у каждого из этих мужчин под пиджаками оружие.
   Он улыбнулся.
   – Вы что, полковник, опасаетесь, что я убегу?
   – Нет, не опасаюсь. Это меры предосторожности. Поверьте, вынужденные.
   – Охотно верю, – Глеб вновь иронично улыбнулся. Полковник Студинский пожал плечами. Автомобиль тронулся. Заскрежетали ворота, и Глеб догадался, что микроавтобус выехал на людную улицу. Глеб не смотрел в потолочный люк, он сидел, полузакрыв глаза. Единственное, на что он взглянул, так это на циферблат своих часов. Стрелки медленно двигались, а Глеб по покачиванию легко смог определить, с какой скоростью движется автомобиль. Он сделал это механически, так, на всякий случай. Может, когда-нибудь пригодится, а может, не понадобится эта информация. Но Глеб был профессионалом, и зачастую его действия являлись вынужденными. И от мельчайших подробностей, от какой-нибудь незначительной детали могла зависеть его жизнь или удачное выполнение задания. Поэтому он всегда поступал осмотрительно, насколько позволяли условия и возможности.
   Вскоре Глеб догадался, что автомобиль мчится по трассе. Автомобиль ехал довольно быстро, со скоростью не менее ста километров. А то, что этот черный микроавтобус никто не останавливал, Глеба не удивляло. Скорее всего, гаишники ориентировались по номерам, понимая, что едет машина ФСБ.
   Под колесами зашуршала гравийка, потом – опять асфальт. Поворот, еще один поворот – и со скрежетом открылись ворота. Дверь машины распахнулась.
   – Можете выходить, – сказал полковник Студинский, махнув рукой.
   Глеб легко выпрыгнул из автобуса и размял затекшие ноги. На крыльце дома он увидел Ирину. Та стояла в нерешительности, не зная, что делать. Глеб пошел навстречу женщине.
   Ирина, словно птица, сорвавшаяся с ветки, вдруг бросилась к нему и раскрыла объятия. Глеб прижал ее к себе.
   – Ну вот мы и встретились, – как-то спокойно и буднично сказал он, заглядывая в ее глаза.
   Ирина кончиками пальцев прикоснулась к лицу Глеба.
   – Ты изменился, – прошептала она ему на ухо.
   – Время, – сказал Глеб, – ни для кого не проходит бесследно.
   – Ты в порядке? – спросила женщина.
   – Да, в полном, – ответил Глеб, за локти приподнял Ирину и поцеловал в мягкие влажные губы.
   Ирина прикрыла глаза и обняла Глеба за шею.
   – Ну вот, теперь все будет хорошо, – освобождаясь от объятий, сказал он и, взяв Ирину под руку, направился к дому.
   Полковник и его люди стояли у машины. К полковнику подошел уже знакомый майор и что-то негромко принялся ему объяснять. Полковник махал рукой: дескать, потом разберусь, сейчас это неважно, меня это не интересует.
   Глеб и Ирина вошли в дом.
   – А где дочь? – спросил Глеб.
   – Знаешь, Федор, а она спит. Она ведь еще маленькая, ей надо днем спать.
   Глеб согласно кивнул.
   – Я хочу на нее взглянуть.
   – Пойдем, – позвала Ирина и, взяв Глеба за руку, повела на второй этаж.
   У закрытой двери они остановились.
   – Ну, что же ты? – сказала Ирина, толкнув дверь. Глеб переступил порог.
   Аня спала на диване. Одеяло сползло на пол, и Глеб наклонился, поднял его и укрыл девочку. Она что-то во сне пролепетала, но тут же подсунула ладошки под щеку и затихла.
   – Послушай… – Ирина тронула Глеба за плечо.
   – Да, – он обернулся.
   – Объясни, что происходит?
   – Боюсь, пока не смогу.
   – Но все же? – настаивала женщина.
   – Пройдет немного времени, и ты обо всем узнаешь. Я тебе обещаю. На этот раз я расскажу тебе все.
   – Я не настаиваю. Если не хочешь – не рассказывай.
   – Нет, я должен рассказать. Я хочу, чтобы ты все знала обо мне. Я хочу, чтобы ты знала мое настоящее имя, знала, кто я, кем был и что со мной произошло.
   Глаза Ирины расширились, и Глеб понял, что она боится.
   – Значит, ты меня обманывал?
   – Нет, я не все тебе говорил.
   – Но почему?
   – Я считал, что так будет лучше.
   – Кому лучше?
   – Лучше тебе, лучше мне.
   – Но скажи, твое отношение ко мне изменилось?
   – Нет, нисколько, – Глеб покачал головой. – Просто обстоятельства складываются так, что я должен молчать, чтобы не причинить вреда ни тебе, ни дочери.
   – А что нас ждет?
   Глеб пожал плечами.
   – Думаю, все будет нормально. Мы встретимся и, возможно, уедем.
   – Но куда? Почему ты решаешь за меня?
   – Я ничего не решаю. Но думаю, что это произойдет и так будет лучше.
   Ирина испуганно отшатнулась. Она подошла к дочери, безмятежно спавшей на диване, и поправила одеяло. Она сделала это так бережно и тихо, что девочка даже не почувствовала.
   Глеб смотрел на эту сцену, полную нежности, и на душе у него было отчаянно тяжело. Он понимал, в какую страшную историю его втягивают, он понимал, что вряд ли вернется живым и вряд ли все сложится так, как хотелось бы. Он знал, что после того, как он выполнит задание, его уберут. Это было аксиомой. Он сам поступил бы точно так. А если он желает, чтобы все сложилось по-иному, то значит, он должен предпринять какие-то неадекватные шаги, чем-то подстраховаться.
   Глеб над этим размышлял, но пока ничего не приходило в голову. Хотя он знал, что наступит мгновение, когда он прозреет, когда в голове появится ясная и четкая мысль, и он приложит все силы для того, чтобы ее реализовать. Конечно же, это будет нелегко сделать, но Глеб привык к трудностям, и никакие опасности его не останавливали. Если потребуется, он готов отдать и жизнь для того, чтобы Ирина с Аней остались живы, чтобы ни один волосок не упал с головы этой безмятежно спящей девочки.
   В коридоре послышались шаги. В двери появился полковник.
   – Ну что, я сдержал свое слово? – негромко произнес полковник и посмотрел вначале на Ирину, потом на Глеба.
   – Да, полковник, вы сдержали свое слово, – кивнул Глеб и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.
   Ирина хотела двинуться за ним, но он остановил ее легким прикосновением к плечу.
   – Значит, теперь мы будем действовать вместе? – полковник смотрел в глаза Глебу.
   Тот кивнул.
   – Я постараюсь сделать все, о чем вы просите.
   – Постарайтесь, – отчеканил полковник и встал к Глебу вполоборота. – Думаю, вы и сами заинтересованы в том, чтобы эта красавица и ее дочь остались в живых.
   – Вот этого, полковник, говорить не следовало.
   – Извините, – сказал полковник и зашагал по коридору.
   Он мягко ступал по ковровой дорожке, которой был устлан коридор, и Глеб бесшумно двинулся за ним.
   Во дворе уже стояла машина, двое сотрудников ФСБ в темных строгих костюмах курили возле нее. Полковник махнул рукой. Сотрудники послушно забрались в машину.
   – Куда теперь? – спросил полковник, обращаясь к Глебу.
   – Вы меня отвезете в город.
   Глеб стоял, широко расставив ноги, забросив руки за голову, и глубоко дышал.
   – Ну, что же вы медлите? – осведомился Студинский, явно выдавая свое нетерпение.
   – Дайте насладиться свежим воздухом.
   – Этого удовольствия у вас теперь будет хоть отбавляй, – заулыбался Студинский, – ведь теперь вы почти вольный человек.
   – Да, – криво усмехнулся Глеб, – если не считать того, что вы приставите ко мне длиннющий хвост.
   – Нет, я не собираюсь к вам никого приставлять. Вы привязаны надежнее, чем пес, сидящий на цепи, – и полковник покосился на дом с белыми колоннами.
   Глеб внимательно осматривался, пытаясь с фотографической точностью запомнить архитектурный облик здания, расположение окон и дверей, охранную сигнализацию на затянутом поверху колючей проволокой заборе. Может, кто-нибудь из его знакомых видел когда-то этот дом и знает, где он расположен. Но проект, скорее всего, был типовым, и таких зданий могло существовать несколько. И тут взгляд Глеба упал на угол дома. По белой, выкрашенной известью, стене, под трафарет было набито: «К.К.1407» и стрелка указывала под землю: «1,5м». Глеб усмехнулся. Это хоть какая-то зацепка. Ну и идиоты же они!
   И после этого, несколько раз повторив про себя цифры, Глеб со спокойной совестью забрался в машину.
   – Чего это вы так веселы? – подозрительно покосился Студинский.
   – Да вот услышал, как поет маленькая пичужка, и мне стало веселее.