Воронова Арина. Дети Брагги

   - Можешь сообразить, далеко еще до того места?
   - Нет, мой господин, думаю, мы совсем рядом.
   - Хей! - окликнул Грим стражу. - Именем совета...
   Четверо стражников в кожаных доспехах неподвижно стояли в узком тупичке, как-то странно опираясь на копья - будто повисли на них всем своим весом. Ни один из них даже не шелохнулся.
   Казалось, они замерзли, стоя на посту.
   На мгновение Скагги подумал, а вдруг это окоченевшие трупы, которые лишь хранят приданную им форму живых тел - Тровин даже сложил драпу о подобной уловке Оттара Седого. Гриму, очевидно, тоже была знакома подобная хитрость: обнажив меч, он осторожно, едва ли не крадучись, сделал пару шагов вперед. Вздохнув для храбрости поглубже, Скагги тряхнул за плечо одного из дозорных.
   Тотчас же глаза дружинника широко раскрылись, и он отчаянно закричал, что есть силы вцепившись в куртку Скагги.
   - Что? Что это? Почему... почему? Как? Почему? Слова выходили у него невнятно, как у человека, которого внезапно пробудили от глубокого сна. Дух нехорошего колдовства, казалось, наполнил улицу, сочился из щелей в каменной кладке, в то время как остальные дозорные, разбуженные криком первого, в жалком недоумении озирались по сторонам.
   - Проходил здесь кто-нибудь? - безжалостно набросился на дозорных Грим. Вы кого-нибудь видели?
   - Я... Я клянусь, херсир, здесь никого не было. Это... и сразу же появились вы двое...
   Грим отошел к узкой расщелине сразу за костром стражи.
   - Что это?
   - Здесь участок изначальной, самой древней стены, - ответил старший.
   Грим шепотом велел ему бежать за подкреплением. Дозорные сгрудились возле проема в стене, но в каменный провал решился последовать за Гримом только Скагги.
   Скагги поднял повыше факел, а Грим принялся шарить сапогом в пыли, потом он вдруг опустился на колени, чтобы рассмотреть низкие кусты у самой стены. Скагги едва сдержал возглас удивления. Кустарник, здесь, в каменном городе?
   Повинуясь приказу Грима, воины беззвучно по одному протискивались в узкий проход, собираясь вокруг черноволосого берсерка. Скагги затушил факел, теперь все они стояли, вслушиваясь в темноту. За стеной невысокого кустарника слышались позвякивание, шорохи и мужские голоса. Сердце Скагги провалилось куда-то в желудок, и в надежде подбодрить себя он вытащил из ножен меч, его примеру неожиданно последовали Грим и все остальные.
   Снаружи что-то с глухим стуком упало, и вслед за этим немедленно наступила мертвая тишина, как будто невидимые труженики боялись быть услышанными. Затем работа возобновилась, заскрипел по камню камень. Сквозь кустарник мелькнул слабый отблеск пламени. Под звуки чужеземных ругательств и непрекращающееся ворчание стена понемногу разрушалась.
   Враги равномерно подтачивали чрево крепости снаружи, прорываясь сквозь забытую щель в броне Рьявенкрика.
   Скоро свет огней стал ярче, и через пробитую в кладке щель просунулись пальцы, закопошились в разворошенной гальке, выталкивая последние осколки камня наружу, в проход, где в полной тишине ждал Грим и его люди. Вот рука, покрытая каменной пылью и грязью, смела с пути остатки разрушенной стены, и внутрь образовавшегося прохода протиснулась человеческая фигура.
   - Вперед! - заорал Грим, когда ничего не подозревавшие землекопы заползли в приготовленную для них ловушку. Свет факела высвечивал их всех - удобные мишени для притаившихся в темноте.
   Не успели землекопы оправиться от потрясения, как голова одного из них повисла на не до конца перерубленных сухожилиях шеи, тело завалилось и струя крови забрызгала ближайшую стену. Второй выхватил кинжал, намереваясь расквитаться за зарубленного Гримом собрата, но Скагги отрубил ему правую руку в локте, а Грим с разворота прикончил несчастного. Оставшиеся двое развернулись и кинулись назад в расщелину, из которой только что вышли. Грим и Скагги бросились вслед за ними. Прорытый землекопами туннель стал их же могилой. Что ни говори, это был не поединок, а скорее истребление крыс.
   Отирая о штаны окровавленный меч, Грим внимательно осматривал рукотворную пещеру.
   - Они проделали эту свою нору через всю стену, - как будто не веря своим глазам проговорил берсерк.
   В десятке локтей впереди виднелся второй выход, дальний конец туннеля: там - далекие огни лагерных костров освещали удаляющуюся рябь на воде.
   Как это могло случиться? Как могли защитники города не заметить земляных работ в недрах стен своей крепости? Разумеется, такой туннель не проложить за одну ночь, и как могла стража не заметить лодки землекопов?
   Воздух в туннеле был тяжелым от испарений земли и камня, но Грим чувствовал пропитавший это место совсем иной, знакомый и почти ненавистный запах - волшбы. Зная, что искать, теперь и сам он уже видел кильватеры невидимых лодок, которые упустила стража. Дело здесь, пожалуй, не в зоркости глаз... А ведь заметил-то их первым мальчишка. Быть может, Тровину Молчальнику все же удалось чему-то его научить?
   Но чья же это волшба? Неужто кто-то из скальдов переметнулся на сторону врага?
   Грязно выругавшись и помянув при этом всех до единого богов, Грим вдруг бросился к самому краю и выглянул наружу. Ширины отверстия хватало, чтобы просунуть голову и плечи. Землекопам, видимо, приходилось ползти на брюхе.
   - Ты никого не видишь? - спросил Грим у Скагги, ощущая какую-то странную пустоту внутри.
   - Нет, - так же пусто отозвался Скагги, - все же мне кажется, мгновение назад здесь был кто-то.
   Однако оба понимали, что теперь они действительно одни. Не переставая сыпать проклятиями, Грим развернулся и пополз назад, пока не добрался до того места, где высоты туннеля хватало для того, чтобы встать и выпрямиться.
   - Ничего, - прорычал он, - ни следа от него! Был же тут кто-то, а потом вдруг исчез!
   Грим был не из тех, кто легко мирился с поражением. Он метался, словно великан-людоед, внезапно лишенный добычи. Испытывая не меньшее чем берсерк разочарование, Скагги, однако, и понимал, и не понимал причины гнева, или скорее даже бешенства берсерка, как будто его не только мучило то, что у него из-под носа сбежала добыча, как будто то бы было что-то еще и это "что-то" еще каким-то образом было связано с пропитавшим подкоп духом колдовства. Несколько дружинников Рьявенкрика просунули головы в замаскированное кустами отверстие и изумленно взирали на разбушевавшегося херсира. Наконец Грим пришел в себя и отрывисто приказал выволочь из туннеля тела.
   - Туннель, - недоуменно пробормотал вислоусый дружинник, - должно быть, кладка просела... Какая-то слабина в камне...
   - Думай головой, воин, - огрызнулся Грим. - Те камни были выворочены тайком, пока Рьявенкрик защищал свои стены над этими землеройками.
   - Но... Как такое возможно?
   Грим наградил его взглядом столь свирепым, что Скагги поспешил ответить:
   - Это заклятия.
   Вислоусый вздрогнул и забормотал молитву каким-то неведомым Скагги богам.
   - Немедленно пригнать сюда рабов. Всех, кого удастся собрать, распорядился Грим. - Я хочу, чтобы эту дыру немедленно засыпали. Присмотрите, чтобы они завалили камнями саму расщелину, будем надеяться, что стена тогда любой подкоп выдержит.
   Двое дружинников бегом бросились к площади двора старейшин, а Грим прислонился к серым валунам и задумчиво уставился на древнюю стену.
   - Сколько сил потратили венделы на строительство этих стен! А теперь колдовство... - Лицо его скривилось.
   Прикрикнув для острастки на нестройную колонну заспанных рабов и расставив дозорных, Грим наконец покинул тупик и направился назад к скату, ведущему на стены.
   - Если есть какие боги, асы ли, ваны ли, эстские или вендельские, сохраните нас, - пробормотал себе под нос Грим.
   И это берсерк Грим, печально известный, насколько успел разобрать Скагги, своим безверием во что-либо, кроме собственного доброго клинка да злого языка! Голос берсерка, взывающего к любым богам, какие только могли бы его услышать, напугал Скагги, почти так же, как и вражеские заклятия.
   На стене Скагги снова вернулся к наблюдению за противоположным берегом. Долгое время он вглядывался в огни лагерных костров. Темнота сгустилась еще сильнее из-за затянувших небо облаков; напрягать зрение без отдыха было бессмысленно, да и тяжело. Скагги закрыл глаза и слегка расслабился.
   Когда глаза отдохнули, он открыл их и не поверил тому, что увидел. Он бы мог поклясться всеми рунами футарка, что противоположный берег стал вдруг ближе, чем был раньше. Лагерные костры надвигались прямо на него. Мгновение спустя Скагги сообразил, что что-то, что раньше составляло часть берега, оторвалось от него и начало двигаться через реку.
   Как и раньше, Грим очутился рядом прежде, чем Скагги успел его окликнуть.
   Опасаясь невидимых врагов, Скагги пустился в объяснения чуть слышным шепотом, одновременно указывая рукой на реку. По всей стене перекрикивались дозорные, - значит, приближающиеся огни не видение и не обман измученных глаз.
   Тряхнув головой, чтобы прогнать остатки сна, Грим отдал несколько отрывистых приказов, в ответ раздалось бряцание оружия и приглушенные ругательства разбуженных воинов. Площадка перед заграждением для лучников и проходы заполнились дружинниками в кольчужных рубахах и островерхих шлемах, а снизу, из города, к ним подходили все новые и новые, образуя вторую линию обороны. Те, кто пришел безоружным, застегивали шлемы и торопливо разбирали запасное оружие; у их ног наготове лежали копья.
   Неожиданно на стене неподалеку от Скагги возник Бранр - посланец Круга то предостерегал, призывая к молчанию, то ободрял защитников, время от времени поглядывая на реку. Облака разошлись, но небо было затянуто белесой дымкой, сквозь которую бледным пятном смотрела луна. Даже при ее тусклом свете невозможно было не заметить, как блестят у Грима глаза. Было совершенно ясно, что он ждет не дождется случая дать выход ярости в доброй сече.
   - Едва ли это обман, чтобы отвлечь нас, - сказал он, глядя на флотилию приближающихся лодчонок. - Старейшины Рьявенкрика говорили, что все предыдущие атаки были разрозненными, а если меня не обманывает зрение, эти лодки выстроились в единую линию.
   - Мы разрушили их тайный подкоп, - ринулся рассуждать вслух Скагги. - Им ничего не остается, кроме как попытаться влезть на стены... - несколько ошарашенно закончил он - еще утром ему и в голову бы не пришло, что кто-то может попытаться вскарабкаться на стены Рьявенкрика.
   Чтобы различить придвигающийся "берег", четверть часа назад обнаруженный дозорными, не требовалось уже напрягать зрение. Лодки всевозможных размеров и форм покачивались в волнах медленного течения реки, направляясь к узкой полоске берега у подножия стен. Для тех, кто изготовился к бою, стоя на стенах, время едва ползло. Теперь каждый разделял нетерпение Грима, горячо желая, чтобы кончилось наконец томительное бездействие.
   Скагги тоже, пожалуй, был рад, что враг наконец зашевелился. Это первый в его жизни настоящий бой! И в ожидании этого боя он думал о Карри и Гламе, о, быть может, если повезет, ждущих его в Вальгалле, Тровине и Ульви, и вдруг вспомнил почему-то Веса.
   Как его изменило то, с чем столкнулся он в заклятом кургане! Жаль, и весело же с ним было сидеть у костра, когда он обучал Скагги, тогда еще совсем мальчишку, вырезать зверюшек из чурок, или рассказывал, что читать можно не только руны, но и картинки...
   Вес был тогда еще не конунгом, а так - непризнанным сыном старого Хакона, которого взяли на воспитание скальды. А поход в Уппланд окончился провалом: никакой добычи они не взяли, и Вес, одержимый жаждой собрать себе дружину, уговорил скальдов дать ему людей, чтобы раскопать древний курган. Это было вскоре после того, как Вес всю ночь провел подле замученного Эйриком Кровавая Секира уппландского конунга. Скагги уговорил тогда Тровина отпустить его с этим отрядом.
   Скагги внутренне поежился, вспоминая о той ночи. Трэлы раскопали холм, но внутрь спустился один лишь Вес, да еще Скагги раз, когда воспитанник скальдов попросил подать ему света. Скагги помнил, как с плотного свода мелкой пылью сыпалась сухая земля, как угрожающе скрипели трухлявые деревянные подпорки, а Вес все собирал и собирал вендельское золото. Потом... они с Весом проломали обшивку захороненного кверху днищем корабля, звук был такой, как когда проломился у Гнилых Скал борт "Хронварнра", когда за борт корабля возвращавшегося с данью Тровина зацепились крючьями драккары Ристи Ярого. А в кургане воздух из отверстия вырывался с тоненьким заунывным свистом, словно хозяева мертвого драккара стремились выйти наружу...
   Скагги только рад был убраться из кургана, когда на него буркнул хмуро старший товарищ...
   А из тьмы потом возникли чьи-то фигуры, и Ульви, надсмотрщик над трэллами, упал со стрелой в горле...
   Говорили, что в ту ночь Вес убил своего старшего брата... С той ночи стремительно вознеслась звезда младшего, непризнанного сына Хакона, ярла Сканей: каких-то пару лет достало ему, чтобы создать новое конунгство на севере Йотланда, отвоевав земли у конунга Дании Горма Старого. И бывший товарищ детских игр, ныне молодой конунг Вестмунд, внушал Скагги непонятно откуда взявшийся, но от этого не менее явный страх.
   Чтобы ободрить себя, он стал вспоминать: Тровина, странствующих скальдов и их саги об удачных походах и славных битвах героев и о покровительстве Одина.
   VI
   КЛИО - ЦЕЛЕБНАЯ РУНА ВДОХНОВЕННОГО ПЛАМЕНИ МИИИРА
   Вдохновение Мимира с жаром Муспелихейма
   исцелит упавшее в кузнечную печь,
   Кано воплощает, возвращает форму,
   будь то стих увечный иль поврежденный меч.
   Раскрываясь миру, ищи силы магии,
   что повсюду разлиты, помня об одном:
   призывая радостную силу Кано-пламени,
   заплатишь кровью, болью, проклятьем и стыдом.
   Скагги поймал бьющийся на ветру подол плаща, подумал было связать полы на груди - а то в ткани легко может запутаться его клинок или клинок врага. Сколько времени прошло с тех пор, как он заметил лодки? Конечно же, не так уж и много. Правда, теперь время не играло особой роли.
   Теперь эти лодки отчетливо видел каждый. Темная полоса берега разделилась на силуэты отдельных суденышек и плотов, на которых вплотную друг к другу стояли черные фигуры воинов. А еще... еще между лодок в самой их середине, покачиваясь, переваливаясь через волны, к крепости приближались странные громадины, будто крепостные укрепления вдруг обрели способность плавать, как утки.
   - Осадные башни, - буркнул Грим, увидев немое удивление Скагги, и, чтобы развеять недоумение воинов вокруг них, добавил уже громче: - Тащат на плотах деревянные домины, чтобы с них перелезть прямо на стены.
   Внезапно из одной такой домины вырвался столб пламени, устремившись прямо на стену. Скагги нырнул под защиту парапета, спасаясь от горящих стрел, которые волна за волной по высокой дуге неслись через зубцы. Большая их часть прошла ниже цели и ударила в крепостной вал, не причинив особого вреда, некоторые же попадали на стену, где защитники поспешно затоптали пылающие наконечники. Однако несколько десятков все же долетели до самого города, и Скагги только понадеялся, что наученные Бранром отряды рабов, которые должны были нести службу на улицах, будут настороже: если от стрел быстро не избавиться, загорится не одна соломенная крыша.
   Когда лодки приблизились на расстояние сотни локтей, на самом высоком участке стены закопошились темные фигуры, кто-то невнятно вскрикнул, затем последовал поток ругательств.
   - Бранр рабов шпыняет, - хмыкнул Грим, и вслед за его словами со стены полетели громадные камни.
   Бранр, судя о всему, создал из собранных по амбарам веревок и наиболее сильных рабов подобие гигантской пращи - и не одной! В воздух взметнулся целый град камней. Скагги воспрянул духом, с надеждой ожидая хруста проламываемого дерева, но вдруг прищурился, не веря своим глазам.
   Камни словно ударялись в какую-то невидимую преграду над башнями, отскакивали и падали в реку. Несколько снарядов пробили заслон с громким треском и грохотом камня, размалывающего дерево и кости. Но большая их часть попадала впустую, так и не достигнув врага.
   В воздухе вдруг встали лиловые контуры незнакомой руны.
   - Чужие руны! - в ужасе воскликнул воин, стоящий по правую руку от Скагги.
   - Обратные, - сквозь зубы процедил Грим. - Знать бы кто у франков знает ряды наших рун...
   Колдовство! Точно так же, как прямая руна могла защитить того, кто ее начертал, или тех, кого он желает защитить, так и обратные, зеркально перевернутые руны, способны обратить защищающую силу в страшный таран. Однако лиловый знак лишь защищает вражескую флотилию... Мысли Грима обгоняли одна другую... Но у франков, пусть даже они потомки ушедших с Хрольвом датских воинов, ведь нет своих скальдов, да и у Рьявенкрика их тоже нет. А знают ли об этом франки? Стремится ли этот неизвестный мастер рун защитить себя или сломать защиту крепости? И главное, кто у франков может владеть руническим искусством? Неужели среди детей Брагги нашелся предатель?
   - Одину слава! - прогремело вдруг одновременно и со стен, и с осадных башен.
   Стоящие на стенах дружинники замерли в недоумении.
   - Одину слава! - раскатистым рыком неслось с лодок.
   Кряжистый воин, которого так недавно ошеломила оборотная руна, поднялся во весь рост и тут же рухнул на каменный зубец, сраженный пылающей стрелой защищенная рунами смерть в облаке огненных стрел стремительно приближалась к крепости.
   Еще несколько стрел с огненными наконечниками прорезали темноту, но поток их уже иссяк. Однако звон тетивы по-прежнему слышался отовсюду, и оперенные древки летели в обоих направлениях, будто лучники и франков, и Рьявенкрика вызвали друг друга на поединок. Даже если всего одна стрела или камень из "пращей" пробивали рунный барьер, защитники на стенах разражались ликующими воплями. Как ни были сильны чары неведомого мастера рун, он не мог защищать одновременно все войско франков. Некоторые камни обрушивались в лодки и разбивали или топили их. Лучники Рьявенкрика знали свое ремесло: если стреле удавалось преодолеть барьер, застревала она не в дереве лодок или щитов, а в теле врага.
   Никто бы не сказал, что захватчики неуязвимы. Они умирали, но за стонами, проклятиями и гомоном чужой речи то и дело слышались призывы к Одину. По обеим сторонам стены воины погибали с именем Одина на устах, верховного аса, Всеотца, а не слюнявого франкского Христа, призывавшего простить врагу своему, подставляя для удара вторую щеку. Странно, но призывы к хозяину Вальгаллы, если не считать пронзительного улюлюканья для устрашения врага, были единственным их боевым кличем. Скагги ничего не слышал о том, чтобы франки почитали асов. Неужели Один может даровать победу не чтящим его. В голове Скагги мелькнула странная картинка: Тровин, слоняясь над камнем, выкладывает какие-то руны, бормочет что-то в полузабытьи - тогда Скагги разобрал, что это сказание о том, как Один принес руны в мир... Картинка мелькнула и исчезла, будто унесенная вновь налетевшим шквалом огненных стрел. Лодки все приближались, и Скагги позабыл о Тровине, выбирая первую в своей жизни человеческую мишень.
   В стальных рубахах и шлемах отражался свет луны, факелов, отблески отдаленных костров, так что Скагги удалось ясно разглядеть дружинника моря, молча рухнувшего в воду с края плота. Тут же другой занял его место. Ни стона, ни мольбы о помощи, ни малейшего признака смятения.
   - Одину слава! - Знакомые слова, искаженные чужой глоткой.
   Теперь дружина Рьявенкрика начала осознать, что именно показалось странным воинам Карри - воззвания к Одину на незнакомом языке, а в остальном едва ли не мертвое молчание. Кому ни отдаст победу Один в этой сече, отступать защитникам Рьявенкрика было некуда. Даже если воинам Карри удастся отстоять, сохранить в целости еще не разрушенные корабли, франкское войско все равно не выпустит их из устья Гаут-Эльва.
   Лодки и плавучая домина застряли на каменных зубьях разбитых причалов, с натужным воем франки попрыгали в воду и, разметывая фонтаны брызг, бросились к подножию стены. Стук дерева о камень предупредил тех, кто был наверху, что нападающие скрепляют друг с другом жерди и лестницы, чтобы взобраться на мощные стены Рьявенкрика.
   На осадной башне распахнулись оконца, и на стену, туда, где в окружении лучников возле человеческой пращи стоял Бранр, полетели камни из пращей и целая туча стрел. Чем ближе подходили хоромины, тем плотнее, гуще становились эти летящие навстречу друг другу стальные стаи.
   Скагги осмелился выглянуть в щель меж зубцами стены и увидел, что башни, застрявшие было на камнях, неуклонно приближаются. Хоромины гигантов, обретшие вдруг ноги, все надвигались и надвигались - по каменным обломкам, по телам павших, франкских же воинов. К утру река разбухнет от крови.
   - Одину слава! - проревел со своей площадки посланец Круга.
   Стрелы жужжали, как пчелы, и воин слева от Скагги вскрикнул, вцепившись в стрелу, вонзившуюся ему в горло. Он дернулся вправо, оперся о зубец стены и со страшным хрипом вырвал наконечник, но, потеряв равновесие, сам рухнул вниз на скалы.
   - Сам он никогда б не склонил головы! - горестно выдохнул кто-то слева от Скагги.
   Одна осадная башня стала как раз против того места, где были Скагги и Грим. Почти под самой ее крышей можно было разглядеть небольшую дверцу с выведенной на ней перевернутой руной - стрелы и камни отскакивали от крыши, даже не успев ударить в осадную башню, не то чтобы нанести ей хоть сколько-нибудь заметный урон.
   - Готовьтесь, воины! - вновь выкрикнул Бранр.
   Будто чудовищный деревянный демон распахнул рот - открылась башня. В топоте сапог по дощатым мосткам выкатилась по выдвижному мосту-языку волна франков - людской поток, ощетинившийся мечами и копьями, секирами и топорами.
   Верх стен был крыт деревянным настилом, и передние франки спешили забросить крючья и "кошки" и преодолеть таким образом остаток пути или дать опору вытаскиваемым из башни лестницам.
   Дружинники вокруг Грима без устали рубили веревки, сбрасывали крючья со стен. Ничего не было слышно за шумом битвы и, хотя франки, дравшиеся с застывшими в ужасные маски лицами, были безмолвны, лишь взывали к Одину, они не могли заставить замолчать звук своих шагов или бряцание оружия. А воины Рьявенкрика выкрикивали проклятия или победные кличи, или кричали в агонии, когда клинок, копье или даже стрела рвали живую плоть.
   И вот когда парапет стены омыло первой волной врагов и первые несколько франков спрыгнули с зубцов вниз, Грим по рукоять вонзил свой меч в живот одного из нападавших. Франк попытался было замахнуться в ответ топором, Грим повернул меч, и противник дернулся и затих. Второй в шлеме и с секирой в руках распластался между зубцами, собираясь напасть на него с боку, и представлял тем самым легкую добычу.
   Этого Грим, резко выдернув меч из франкских кишок, разрубил одним ударом от шеи до самой грудины. Несколько драгоценных мгновений ушло на то, чтобы, очищая себе место, швырнуть его тело через стену.
   Оглядываясь по сторонам, Скагги повсюду видел теперь франков с перекошенными лицами, и у защитников едва хватало места, чтобы взмахнуть мечом. Какой-то франк ловко прополз меж зубцов слева от Скагги, но, прежде чем он успел нанести удар, рядом возник быстрый как молния Грим. Голова в пластинчатом шлеме рухнула на дощатый настил, а само тело исчезло между зубцами, а Грим уже поворачивался атаковать нового противника.
   Один франк тяжело валился на другого, когда дружинники кололи их копьями. На стене становилось слишком тесно. Скагги помогал какому-то незнакомому дружиннику сбросить пару трупов на головы их же товарищей, которые как раз взбирались на стену.
   Клубок живых и мертвых тел исчез во тьме, раздался звучный всплеск.
   Лишь только возникали тело или голова, Грим, не раздумывая, наносил удар. Он рубил направо и налево, давая выход силе, давя, растаптывая в себе желание призвать магию рун, затягивая все красной пеленой бешенства. "Ни-ко-гда, ни-за-что", - чеканились у него в голове слова, и на каждом слоге руки сами то наносили, то парировали удары. "Воин живет лишь силой холодной стали". Стальной клинок его противника разлетелся на две половины под ударом тяжелого меча Грима, а сам франк, зажимая горло, рухнул на колени - острие меча полоснуло ему по шее.
   Вся дружина вольного Рьявенкрика билась так, как будто каждым из воинов двигала единая сила, все и каждый подчинялись ритуалу битвы, выполняя движения смертельного танца.
   - Лучники! - Голос Бранра перекрыл грохот камней и битвы. - Поджечь башни!
   Послушная его приказу взметнулась и взяла прицел целая шеренга луков. Поначалу огненные стрелы и обмотанные горящей паклей камни из пращей, как и прежде, беспомощно отскакивали прочь, а огненный вал с башен врага никак не стихал. Грим вдруг почувствовал, как в его груди собирается странное напряжение, то же самое, какое почудилось ему на переправе у Рива, или уже неизвестно сколько часов или минут назад, когда перед флотилией франков затлела в воздухе оборотная руна. Напряжение росло, казалось, теперь по всему его телу пробегали волны, ладони будто покалывали тысячи иголок. Грим чувствовал, что вот-вот поддастся этой силе, выпустит из руки меч... Это и станет его погибелью.