Страница:
давать серьезное еврейское воспитание. Иудаизм нельзя вбить в ребенка в
течение года;
за это время можно лишь заставить его вызубрить кое-какие тексты.
Такое отношение к родителям и детям требует от раввина твердости, и он
нуждается в поддержке попечительского совета. Однако теперь уже ясно, что
это -- единственный выход; в противном случае вся система еврейского
воспитания обречена на гибель. И поэтому новые методы воспитания обретают
сейчас права гражданства в еврейских общинах. Если они окончательно
утвердятся, у нашей веры есть шансы на то, что будущее поколение будет --
хотя бы в общих чертах -- воспринимать ее в истинном свете. Иудаизм налагает
иной раз на человека трудные обязанности, однако это -- красочная и мощная
религия, и в течение четырех тысяч лет она привлекала к себе приверженцев.
Она вовсе не представляет собою ту напевную абракадабру, какой может
показаться необученному подростку даже самая яркая и сильная глава из книги
пророка Исайи.
В последнее время некоторые люди -- в противовес экстравагантному
характеру американской бар-мицвы -- стали отказываться от организации
шумного празднества; сбереженные в результате этого деньги они жертвуют на
какое-либо благотворительное мероприятие, либо используют для того, чтобы
позднее, когда мальчик подрастет, оплатить его поездку в Святую Землю. Такую
экономию можно только приветствовать, однако я очень сомневаюсь, что она
войдет в повседневный обычай. И к тому же, делу -- время, потехе -- час.
Устроить подростку веселое празднество в столь важный день его жизни -- это
древняя традиция, которой едва ли многие найдут в себе силы воспротивиться.
Всегда приятно наблюдать фейерверк, хотя он и гаснет слишком быстро для тех
денег, которые на него истрачены.
Когда на праздновании бар-мицвы несколько ошалелый от обрушившихся на
него событий дня подросток произносит наизусть затверженную речь (рудимент
прежних ученых диспутов), начинающуюся словами "Сегодня я становлюсь
мужчиной", он становится "мужчиной" лишь номинально, так как эти слова,
разумеется, остаются всего лишь церемониальной метафорой, о чем
свидетельствуют невысокий рост, румяные щеки и тонкий, ломающийся голос
мальчика. Родители мальчика отнюдь не ждут от него, чтобы он тут же после
бар-мицвы стал зарабатывать себе на хлеб насущный, или ложиться спать без
приказания, или с воодушевлением выполнять школьные домашние задания, или
читать "Уоол Стрит Джорнэл". Иудаизм просто предполагает, что в
тринадцатилетнем возрасте подросток становится достаточно разумным и
просвещенным, чтобы начать сознательно выполнять предписания еврейской веры.
Заканчивается период умственной незрелости, и мальчик начинает нести
традиционные религиозные обязанности, как всякий взрослый еврей.
Бат-мицва
Как иногда бывает с ураганными ветрами, вихревая круговерть
американской бар-мицвы породила менее буйный вихрь, который называется
бат-мицва. В защиту этого обряда привидится гот довод, что девочки по
достижении определенного возраста должны, как и мальчики, принимать на себя
определенные религиозные обязанности, и потому нет никаких причин не
отмечать это событие столь же торжественно, сколь и бар-мицву мальчиков.
Легко понять, почему тысячелетиями родители не устраивали своим дочерям
никакой бат-мицвы, а сейчас этот обычай возник и широко распространился. По
традиции, задачу по поддержанию еврейского ритуала наша вера возложила
главным образом на мужчин, однако женщинам она оставила важнейшую
обязанность воспитания детей и поддержания в доме еврейской атмосферы
(возможно, это был единственный способ сделать веру жизнеспособной). Поэтому
в воспитании девочек больше внимания уделялось не столько овладению ими
книжной ученостью, сколько привитию им нравственно-этических норм. Когда
появился обряд бар-мицвы, он сперва был скромной синагогальной
формальностью, а не тем семейным Четвертым июля, каким он стал теперь. Если
бы какая-нибудь девочка вдруг потребовала, чтобы ради этой формальности ее
стали обучать всей той мудрости, которой ее братьев обучают чуть не с пяти
лет, люди сочли бы, что у этой девочки -- "не все дома"; а родителей,
решивших взвалить на свою дочь бремя учености, признали бы просто дураками.
Однако времена изменились: религиозное обучение мальчиков перестало быть
таким углубленным, как раньше, скромный обряд бар-мицвы превратился в
шумное, веселое торжество, которое мальчик зарабатывает себе ценой
зазубривания нескольких текстов (что и девочке вполне доступно), и никаких
обязанностей ритуал этот на виновника торжества не налагает -- наоборот,
после бар-мицвы мальчик зачастую и вовсе перестает штудировать Писание и
выполнять большинство религиозных обрядов. И тогда-то как девочки, так и их
родители разумно рассудили, что нет никаких оснований не устраивать в семье
и бат-мицву.
Трудность, правда, заключалась в том, чтобы придумать для девочек
подобающую синагогальную церемонию, ибо с самого зарождения иудаизма ничего
подобного у нас не было. Там, где нет традиции, на помощь пришла
импровизация. Бат-мицва чаще всего обставляется как что-то вроде праздника
окончания воскресной школы или по крайней мере ее первой ступени. В
ортодоксальной синагоге никакая бат-мицва, разумеется, не справляется. А в
синагогах других течений этот обряд отнюдь не достигает той торжественности
и праздничной обстановки, какая свойственна бар-мицве. Да это и по самой
сути вещей невозможно.
Мужчина и женщина
Обряд бат-мицвы -- это одно из тех нововведений, которые в наши дни
появились в двух основных отколовшихся от ортодоксального иудаизма движениях
-- консервативном и реформистском. К другим реформам, проведенным
консерваторами и реформистами, относится, например, то, что в храме у них
играет орган, что мужчины и женщины сидят там вперемешку и что часть молитв
читается на английском языке. В реформистском храме перемены гораздо
радикальнее, чем в консервативном. Так, реформисты даже во время молитвы не
надевают головных уборов, не говоря уже о талите, и от традиционной службы в
реформистском храме почти ничего не осталось.
Вполне естественно, что любой нормальный американец, находясь в
общественном месте, предпочтет сидеть рядом со своей женой, а не отдельно от
нее; и жене, само собой, тоже приятнее сидеть рядом с мужем. Так уж мы
воспитаны. То, как ведет себя человек на людях по отношению к своей жене, --
это далеко не малозначительная вещь. Потому-то консерваторы и реформисты
поначалу привлекли к себе часть американского еврейства, что они
видоизменили традиционную синагогу, приспособив ее ко вкусам и обычаям
американцев. И другие реформы, которые провели консерваторы и реформисты,
также обладали немалой притягательностью. Людям, не знающим иврита, скучно
высиживать долгую службу, ведущуюся на непонятном языке. Католики привычны
тихо сидеть во время мессы, которую слушают на латыни, но ведь они только
слушают, у евреев же издревле принято молиться всем вместе. Большие общины,
в которых мало кто знает иврит, потребовали и получили такую службу, в
которой они могут принимать активное участие. Орган, разумеется, -- звучный
и красивый музыкальный инструмент, и его торжественные звуки пробуждают
возвышенные мысли. Кроме того, если вы живете дальше, чем в пяти-шести
кварталах от синагоги, то гораздо приятнее и удобнее приехать в субботу в
своей машине, чем тащиться пешком, иной раз под дождем или снегом. Поэтому
вполне понятно, что реформистские и консервативные храмы привлекли к себе
стольких евреев. Скорее стоит удивиться тому, что все еще остались в Америке
люди, которые ходят в ортодоксальную синагогу. Однако ортодоксальный иудаизм
продолжает занимать прочные позиции, и в последнее время его приверженцев
становится заметно больше. Очевидно, он обладает привлекательностью,
несмотря на все те трудности и неудобства, которые приходится испытывать,
следуя ему.
Ортодоксальные евреи возражают против любых нововведений и изменений в
принципе, а помимо этого они подробно объясняют, почему им не нравятся те
или иные конкретные реформы. Основной довод заключается в том, что цена,
которую приходится платить за нововведения и изменения, хотя они и помогают
привлекать людей в синагогу, слишком высока: еврей отдаляется от веры
предков. Реформизм ортодоксы отвергают начисто как нечто решительно
неприемлемое, поскольку доктрина реформистов отрицает Моисеев закон, а
приверженность консервативному иудаизму, по мнению ортодоксов, неизбежно
ведет к реформизму.
Запрет на музыкальные инструменты -- такие как орган -- связан с нашим
древним обычаем оплакивать разрушение Храма. Там -- в Храме -- звучали
музыкальные инструменты; но, изгнанные в Вавилон, евреи пели: "На вербах
посреди его повесили мы наши арфы", ибо "как нам петь песнь Б-га на земле
чужой?" Евреи поклялись снова играть на этих арфах только в залах Храма,
когда он будет восстановлен. Это привело к развитию богатых традиций
еврейской вокальной музыки.
Обычай сажать мужчин и женщин раздельно во время б-гослужения восходит
ко временам Храма. Об этом обычае говорится в Талмуде; он был нужен для
того, чтобы придать б-гослужению большую торжественность. Обычаю этому уже
две тысячи лет, с расчетом на него строится даже само здание синагоги, и
трудно себе представить синагогу, где мужчины и женщины сидели бы вместе.
Сейчас этот обычай вызывает, пожалуй, наибольшее количество споров (мне
почти совестно об этом писать, но факт есть факт). В этих спорах, как в
фокусе, отражается столкновение между современными американскими нравами и
древней еврейской традицией.
Ортодоксы утверждают, что мужчина не может молиться, сидя рядом с
женщиной, ибо она возбуждает в нем сексуальное желание и отвлекает от
молитвы. Противники ортодоксов утверждают, что этот обычай принижает
женщину, подчеркивает ее неравенство мужчине. Как часто бывает во время
горячих дебатов, обе стороны кружат вокруг да около, не затрагивая самую
суть обсуждаемого вопроса. Я нисколько не сомневаюсь, что мужчина вполне
способен со всем благочестием молиться, сидя рядом с женщиной, если им
действительно владеет религиозное настроение. Я много раз видел людей,
которые молились чрезвычайно нерадиво, хотя никаких женщин вокруг них не
было. Аргумент о неравенстве женщины также не выдерживает критики. Всякий,
кто читал Танах, знает, что семитский закон, который был
общераспространенным до появления Торы, рассматривал женщину как имущество
мужчины, и именно Моисей даровал женщинам определенную личную независимость
и право владеть собственностью. Талмудический закон и последующие
установления сделали женщин -- наших матерей и бабушек -- практически
равными мужчинам, а в некоторых отношениях даже даровали им некоторые
преимущества.
В вопросах, касающихся б-гослужения, еврейский закон ставит женщину в
несколько привилегированное положение, о котором могли бы мечтать молодые
студенты иешив. Женщине разрешена куда большая свобода, чем мужчине. Она
освобождена от всех заповедей, предписывающих совершать какие-то действия в
установленное время. Наш Закон не требует, чтобы мать бросила ребенка и
стала накладывать филактерии или чтобы женщина, готовящаяся к религиозному
празднику, отложила свои дела и, побуждаемая б-гоугодным рвением,
отправилась в синагогу. Если у нее есть домашняя работница, как у некоторых
американок, или если она, как делали наши матери, может высвободить от своих
трудов час-другой свободного времени, она идет в синагогу. Но в религии,
которая придает такое значение благочестию и которая столь насыщает время
человека религиозными обязанностями, свобода женщины от обязательных молитв
в установленное время представляется вполне естественной Я не могу себе
вообразить, чтобы какие-то новые раввинские установления заставили женщину
жить по расписанию.
Ортодоксы и их противники в этом вопросе исповедуют полярно
противоположные точки зрения -- и так оно и будет дальше -- главным образом
потому, что реформисты вовсе не обязаны молиться в какое-то определенное
время, а у консерваторов это время далеко не столь четко определено, а
молитва далеко не так обязательна, как у приверженцев ортодоксального
иудаизма И мужчины и женщины, посещающие консервативный или реформистский
храм, обычно склонны молиться раз или два в неделю; большая часть иудейской
символики проходит мимо них. Свобода женщины от четкого расписания у них не
имеет значения и не нуждается в особом подтверждении, ибо все они от этого
расписания более или менее свободны. Если же семья начинает четко соблюдать
все обряды, свобода женщины становится актуальной, и классические формы
совершения религиозных обрядов снова приобретают новый смысл. И поэтому в
новых "современных ортодоксальных синагогах", при всех их свободах и
послаблениях, женщины и мужчины сидят порознь и молятся отдельно.
Секс
Примерно одну четверть Талмуда -- а это толстенная книга -- составляет
раздел под названием "Женщины". Он состоит из семи больших трактатов,
истолковывающих взаимоотношения между мужчиной и женщиной. Если в нашей
скромной книге изложение этого животрепещущего вопроса занимает гораздо
меньше места, чем в Талмуде, -- всего одну короткую главу, -- то отнюдь не
потому, что секс интересует меня меньше, чем он интересовал наших предков, и
не потому, что, будучи профессиональным романистом, я не хочу в свободное от
основной работы время заниматься своим обычным делом, подобно тому как
профессиональный шофер в свой выходной день Ht хочет сидеть за рулем.
Еврейские обычаи, касающиеся брака и сексуальных вопросов, известны всем
цивилизованным людям и не нуждаются е пространных комментариях. Талмуд
подробно анализирует прецедентное право сексуальных отношений, а этот
предмет воистину бесконечен потому-то раздел "Женщины" и занимает в Талмуде
так много места.
С юридической точки зрения под словом "секс" подразумевается
определенного рода взаимная договоренность между обеими сторонами -- видимо,
наиболее часто встречающаяся форма договоренности между двумя людьми. Эта
договоренность может носить перманентный характер, и тогда ее принято
именовать "браком";
или же это всего лишь временная сделка, рассчитанная на ограниченный
период (как связь мужчины с проституткой или с женщиной легкого поведения);
или же безмолвная договоренность, как в случае обыкновенной внебрачной
связи, когда между мужчиной и женщиной заключается как бы некое
взаимоудовлетворяющее соглашение об обмене плотскими ласками. Животные
просто совокупляются; люди же должны заключить об этом какой-то уговор. Если
отсутствует согласие более слабой стороны, закон называет такую связь
преступлением и квалифицирует ее как изнасилование. Мужчина и женщина редко
совершают половой акт таким образом, что в их отношения не может сунуть свой
длинный нос закон, хотя покрытые цветами холмы, пустынные пляжи и
зашторенные номера гостиниц кажутся на первый взгляд достаточно надежными
убежищами. Правда, в подавляющем большинстве случаев дело не доходит до
того, что половой акт становится предметом судебного разбирательства, но тем
не менее он может быть юридически квалифицирован. Многочисленные
доказательства тому мы можем обнаружить в неожиданных и вызывающих
неловкость юридических описаниях дел и прецедентов, связанных с тем, что
такие-то люди позволили себе предаться естественному человеческому
наслаждению. Будь это не так, многие романисты, репортеры и юристы лишились
бы куска хлеба. В семи трактатах Талмуда охватываются широкие пределы
возможностей, существующих в этой сфере человеческих взаимоотношений, --
сфере, которую юристы интерпретируют с самых разнообразных позиций.
Но, разумеется, рассматривать таким образом вопросы секса -- значит
смотреть на великую страсть человеческую холодным взором сухого педанта. У
иудаизма есть свои Шекспиры и свои Ромео и Джульетты. Танах в своих
исторических хрониках описывает плотскую любовь с сочувствием и со знанием
дела, а в своих поэтических произведениях -- с необыкновенной красотой и
лирической силой. Яркость и живость образов великих героев Танаха в
значительной степени объясняется тем, что эти люди были велики и в своих
подвигах любви -- подвигах, давно признанных и оцененных человечеством. У
каждого поколения людей был свой Яаков, который любил свою Рахель и которому
навязали Лею. Во многих изящных коттеджах современных богачей томятся от
скуки новоявленные жены Потифара, которые страстно шепчут молодым
красавчикам Иосифам: "Переспи со мной". И до сих пор время от времени тот
или иной значительный деятель, увидев в ванне новую Вирсавию, теряет
рассудок и предается прелюбодеянию, а потом терзается угрызениями совести.
Любовная страсть -- это далеко не главная тема Писания, в котором
говорится о многих куда более важных вещах. Но когда вспышка страсти
становится причиной значительных событий, Танах рисует эту страсть, не
стыдясь подробностей. В мое время в изданиях Танаха, предназначенных для
школьников, такие отрывки -- часто довольно длинные -- приводились только на
иврите, а спасительная колонка английского перевода оставалась девственно
чистой. Но это лишь подстегивало наше мальчишеское любопытство, и в
результате на таких страницах мы гораздо ревностнее изучали ивритский текст,
что куда больше способствовало нашему усвоению иврита, нежели чтение сотен
других страниц, снабженных английским переводом.
"Песнь песней" -- это яркое поэтическое прославление плотской любви --
пылкий гимн страсти; и необыкновенная откровенность "Песни песней" изрядно
смущала многих ученых талмудистов. Но рабби Акива объяснил, что "Песнь
песней" -- это символическое изображение нерушимой связи между Б-гом и
Израилем, вершина пророческой образности. Мнение рабби Акивы утвердилось.
"Песнь песней" вошла в священный канон, и в течение уже многих столетий она
восхищает своей ослепительно красочной образностью и яркой чувственностью,
равно как и необыкновенной музыкальностью аллитераций на иврите (если бы
английский текст хотя бы вполовину сумел передать их музыкальность, -- это
было бы переводческим чудом). Мерцающие и переливающиеся картины поэмы --
таинственные и лишь намеком прочерченные -- яркими блестками сверкают во
всей еврейской синагогальной службе и пронизывают мидраши и каббалу.
Читателю может показаться, что трактовка рабби Акивы -- это всего лишь
пара теологических щипцов, которыми он хотел как-то ухватить докрасна
раскаленные угли любовной поэзии. Даже будь это так, мир должен был бы
испытывать к рабби Акиве глубокую благодарность за то, что он нашел способ
сохранить "Песнь песней" в каноническом тексте бессмертного Танаха. Однако
при любом достаточно углубленном изучении "Песни песней" бросается в глаза
цепь аллегорий или, по крайней мере, довольно смущающих аллюзий, которые,
как выразился рабби Акива. просто вопиют: "Растолкуй меня!" Просто трудно
поверить, что "Песнь песней" -- это не рапсодия, в которой кроется много
смысловых слоев. Чтобы разгадать все эти слои скрытого смысла, уже в течение
многих веков трудятся бесчисленные комментаторы; и нет сомнения, что эта
работа еще очень далека от своего завершения.
Еврейские пророки пользовались сексуальными образами совсем другого
рода -- ослепительными, как молния, и мрачными, как смерть, доводя
акивовскую символику до логического конца. Снова и снова пророки изображают
Б-га как обманутого мужа, а народ Израиля -- как тупую гулящую девку,
которая стремится с кем угодно переспать под первым попавшимся тенистым
деревом. Это шокирующее сравнение настолько часто встречается в книгах Ошеа,
Иеремии и Иехезкиеля, что мысль рабби Акивы относительно "Песни песней"
представляется -- по поэтическому контрасту -- почти неизбежно верной. Я не
знаю такой светской поэзии, в которой жуткая оборотная сторона страсти была
бы показана с такой леденящей душу силой и выразительностью. Пророки
пользовались образами, связанными с плотским вожделением, отвращением,
ревностью и яростью, как выразительными метафорами, когда делали свои
великие и страшные прорицания гибели великого народа и прихода Избавителя.
Пророки не стремились пускать словесные фейерверки для развлечения скучающих
или создавать мрачную и прекрасную поэзию ради самой поэзии. Все их
красноречие носило сугубо практический характер: они хотели, чтобы люди
стали лучше. И хотя вот уже двадцать пять веков как пророки покоятся в
земле, и мы не знаем даже, где они погребены, их страстные поэтические
призывы до сих пор потрясают людей, затрагивая в их душах скрытые струны
чувств. Один лишь беглый взгляд в Танах разбивает вдребезги довольно-таки
распространенное мнение о том, что еврейское благочестие требует говорить о
плотской любви ханжескими экивоками.
Что же касается Талмуда, то его авторы пишут о сексе с неприкрытой и
иногда даже язвительной откровенностью, не чураясь иной раз и весьма
смущающих подробностей, которые были в такой чести у греков, римлян и
египтян -- да и в наши дни начинают входить в моду. Откровенность, с которой
такого рода темы трактуются в Танахе, заставила бы задуматься и самого
Марселя Пруста, если бы он дал себе труд поглубже познакомиться с духовным
наследием народа, к которому принадлежал.
Брак
На фоне всех причудливых узоров, которые изобретательное человечество
выткало из яркой пряжи секса, традиционное еврейское отношение к этой сфере
человеческой жизни может показаться наивным или, как сейчас принято
выражаться, отсталым и старомодным. Иудаизм рассматривает секс как средство,
связывающее друг с другом двух возлюбленных во имя жизни -- во имя того,
чтобы делить наслаждения, печали, труд и досуг и совместно воспитывать
детей.
Самое важное здесь -- и это трудно усвоить человеку западной культуры
-- то, что секс полностью принимается и одобряется. В описаниях брачных
отношений еврейских пророков, святых и мирян, начиная от Авраама и Моисея,
нет и намека на то, - что секс -- это нечто греховное или постыдное. Ибо
фраза из Книги Бытия "Плодитесь и размножайтесь" стала законом иудаизма. В
Талмуде говорится, что на том свете человеку прежде всего будут заданы три
вопроса: "Торговал ли ты честно? Оставил ли ты себе время для ученых
занятий? Была ли у тебя семья?" Одинокая жизнь, согласно нашей вере, есть
невезение, то, по мнению евреев, разве что в тех случаях, когда человек
преступает законоположения. Нарушение принятых законоположении равносильно
воровству. Нарушителя начинает мучить совесть. Однако это -- именно
индивидуальный грех данного человека, сам же секс как таковой нисколько не
греховен, и в половом акте нет ничего постыдного. Впрочем, уже менестрели
давным-давно заметили, что пристрастие к сексу ведет к нарушению принятых
законов. У здорового человека позыв к совокуплению так же силен, как у
обезьяны. Половой акт можно сохранить в секрете, он не оставляет после себя
зримых следов преступления, как другие правонарушения, -- взломанных замков,
разбитых стекол, исчезнувших вещей. Более того, как говорят нам поэты,
обилие случайных связей делает жизнь человека более интересной и волнующей,
что неведомо однолюбам, и парад любовниц дает нам ту новизну, которую не в
силах предложить одна любовница. Возможно, в мире было бы куда веселее жить,
если бы люди, состоя в законном браке, в то же время свободно сходились со
своими друзьями, соседями и случайно встреченными незнакомцами и
незнакомками. Однако весь многовековой опыт истории показывает, что это --
не тот путь, по которому должно идти человечество. Стендаль с восхищением
повествует о том, как один отец, находясь на смертном одре, обратился к
своему сыну со следующим заветом: "Спи со всеми красивыми женщинами, которые
согласятся с тобой спать; и помни, что четыре процента бездетный брак --
великое несчастье, тогда как хорошая жена -- это самая большая радость, на
которую может надеяться мужчина.
Таким образом, иудаизм в самом корне подрубает присущее человеку Запада
инстинктивное ощущение, что в половых отношениях таится нечто греховное.
Такое ощущение -- это остаточное отражение времен раннего христианства,
которое боролось с язычеством и крушило мраморные стены храмов, воздвигнутых
в честь Венеры, языческой богини любви. Западная культура достаточно
восприняла от греческой и римской культуры, чтобы научиться у них
преклоняться перед чувственной любовью; но христианство подавило этот порыв.
В результате где-то в глубине души христианина гнездится какое-то подспудное
ощущение греховности секса -- ощущение, которому уже две тысячи лет.
Еврейский взгляд на секс представляет собой нечто среднее между
представлениями языческой античности и представлениями христианства. Евреи
течение года;
за это время можно лишь заставить его вызубрить кое-какие тексты.
Такое отношение к родителям и детям требует от раввина твердости, и он
нуждается в поддержке попечительского совета. Однако теперь уже ясно, что
это -- единственный выход; в противном случае вся система еврейского
воспитания обречена на гибель. И поэтому новые методы воспитания обретают
сейчас права гражданства в еврейских общинах. Если они окончательно
утвердятся, у нашей веры есть шансы на то, что будущее поколение будет --
хотя бы в общих чертах -- воспринимать ее в истинном свете. Иудаизм налагает
иной раз на человека трудные обязанности, однако это -- красочная и мощная
религия, и в течение четырех тысяч лет она привлекала к себе приверженцев.
Она вовсе не представляет собою ту напевную абракадабру, какой может
показаться необученному подростку даже самая яркая и сильная глава из книги
пророка Исайи.
В последнее время некоторые люди -- в противовес экстравагантному
характеру американской бар-мицвы -- стали отказываться от организации
шумного празднества; сбереженные в результате этого деньги они жертвуют на
какое-либо благотворительное мероприятие, либо используют для того, чтобы
позднее, когда мальчик подрастет, оплатить его поездку в Святую Землю. Такую
экономию можно только приветствовать, однако я очень сомневаюсь, что она
войдет в повседневный обычай. И к тому же, делу -- время, потехе -- час.
Устроить подростку веселое празднество в столь важный день его жизни -- это
древняя традиция, которой едва ли многие найдут в себе силы воспротивиться.
Всегда приятно наблюдать фейерверк, хотя он и гаснет слишком быстро для тех
денег, которые на него истрачены.
Когда на праздновании бар-мицвы несколько ошалелый от обрушившихся на
него событий дня подросток произносит наизусть затверженную речь (рудимент
прежних ученых диспутов), начинающуюся словами "Сегодня я становлюсь
мужчиной", он становится "мужчиной" лишь номинально, так как эти слова,
разумеется, остаются всего лишь церемониальной метафорой, о чем
свидетельствуют невысокий рост, румяные щеки и тонкий, ломающийся голос
мальчика. Родители мальчика отнюдь не ждут от него, чтобы он тут же после
бар-мицвы стал зарабатывать себе на хлеб насущный, или ложиться спать без
приказания, или с воодушевлением выполнять школьные домашние задания, или
читать "Уоол Стрит Джорнэл". Иудаизм просто предполагает, что в
тринадцатилетнем возрасте подросток становится достаточно разумным и
просвещенным, чтобы начать сознательно выполнять предписания еврейской веры.
Заканчивается период умственной незрелости, и мальчик начинает нести
традиционные религиозные обязанности, как всякий взрослый еврей.
Бат-мицва
Как иногда бывает с ураганными ветрами, вихревая круговерть
американской бар-мицвы породила менее буйный вихрь, который называется
бат-мицва. В защиту этого обряда привидится гот довод, что девочки по
достижении определенного возраста должны, как и мальчики, принимать на себя
определенные религиозные обязанности, и потому нет никаких причин не
отмечать это событие столь же торжественно, сколь и бар-мицву мальчиков.
Легко понять, почему тысячелетиями родители не устраивали своим дочерям
никакой бат-мицвы, а сейчас этот обычай возник и широко распространился. По
традиции, задачу по поддержанию еврейского ритуала наша вера возложила
главным образом на мужчин, однако женщинам она оставила важнейшую
обязанность воспитания детей и поддержания в доме еврейской атмосферы
(возможно, это был единственный способ сделать веру жизнеспособной). Поэтому
в воспитании девочек больше внимания уделялось не столько овладению ими
книжной ученостью, сколько привитию им нравственно-этических норм. Когда
появился обряд бар-мицвы, он сперва был скромной синагогальной
формальностью, а не тем семейным Четвертым июля, каким он стал теперь. Если
бы какая-нибудь девочка вдруг потребовала, чтобы ради этой формальности ее
стали обучать всей той мудрости, которой ее братьев обучают чуть не с пяти
лет, люди сочли бы, что у этой девочки -- "не все дома"; а родителей,
решивших взвалить на свою дочь бремя учености, признали бы просто дураками.
Однако времена изменились: религиозное обучение мальчиков перестало быть
таким углубленным, как раньше, скромный обряд бар-мицвы превратился в
шумное, веселое торжество, которое мальчик зарабатывает себе ценой
зазубривания нескольких текстов (что и девочке вполне доступно), и никаких
обязанностей ритуал этот на виновника торжества не налагает -- наоборот,
после бар-мицвы мальчик зачастую и вовсе перестает штудировать Писание и
выполнять большинство религиозных обрядов. И тогда-то как девочки, так и их
родители разумно рассудили, что нет никаких оснований не устраивать в семье
и бат-мицву.
Трудность, правда, заключалась в том, чтобы придумать для девочек
подобающую синагогальную церемонию, ибо с самого зарождения иудаизма ничего
подобного у нас не было. Там, где нет традиции, на помощь пришла
импровизация. Бат-мицва чаще всего обставляется как что-то вроде праздника
окончания воскресной школы или по крайней мере ее первой ступени. В
ортодоксальной синагоге никакая бат-мицва, разумеется, не справляется. А в
синагогах других течений этот обряд отнюдь не достигает той торжественности
и праздничной обстановки, какая свойственна бар-мицве. Да это и по самой
сути вещей невозможно.
Мужчина и женщина
Обряд бат-мицвы -- это одно из тех нововведений, которые в наши дни
появились в двух основных отколовшихся от ортодоксального иудаизма движениях
-- консервативном и реформистском. К другим реформам, проведенным
консерваторами и реформистами, относится, например, то, что в храме у них
играет орган, что мужчины и женщины сидят там вперемешку и что часть молитв
читается на английском языке. В реформистском храме перемены гораздо
радикальнее, чем в консервативном. Так, реформисты даже во время молитвы не
надевают головных уборов, не говоря уже о талите, и от традиционной службы в
реформистском храме почти ничего не осталось.
Вполне естественно, что любой нормальный американец, находясь в
общественном месте, предпочтет сидеть рядом со своей женой, а не отдельно от
нее; и жене, само собой, тоже приятнее сидеть рядом с мужем. Так уж мы
воспитаны. То, как ведет себя человек на людях по отношению к своей жене, --
это далеко не малозначительная вещь. Потому-то консерваторы и реформисты
поначалу привлекли к себе часть американского еврейства, что они
видоизменили традиционную синагогу, приспособив ее ко вкусам и обычаям
американцев. И другие реформы, которые провели консерваторы и реформисты,
также обладали немалой притягательностью. Людям, не знающим иврита, скучно
высиживать долгую службу, ведущуюся на непонятном языке. Католики привычны
тихо сидеть во время мессы, которую слушают на латыни, но ведь они только
слушают, у евреев же издревле принято молиться всем вместе. Большие общины,
в которых мало кто знает иврит, потребовали и получили такую службу, в
которой они могут принимать активное участие. Орган, разумеется, -- звучный
и красивый музыкальный инструмент, и его торжественные звуки пробуждают
возвышенные мысли. Кроме того, если вы живете дальше, чем в пяти-шести
кварталах от синагоги, то гораздо приятнее и удобнее приехать в субботу в
своей машине, чем тащиться пешком, иной раз под дождем или снегом. Поэтому
вполне понятно, что реформистские и консервативные храмы привлекли к себе
стольких евреев. Скорее стоит удивиться тому, что все еще остались в Америке
люди, которые ходят в ортодоксальную синагогу. Однако ортодоксальный иудаизм
продолжает занимать прочные позиции, и в последнее время его приверженцев
становится заметно больше. Очевидно, он обладает привлекательностью,
несмотря на все те трудности и неудобства, которые приходится испытывать,
следуя ему.
Ортодоксальные евреи возражают против любых нововведений и изменений в
принципе, а помимо этого они подробно объясняют, почему им не нравятся те
или иные конкретные реформы. Основной довод заключается в том, что цена,
которую приходится платить за нововведения и изменения, хотя они и помогают
привлекать людей в синагогу, слишком высока: еврей отдаляется от веры
предков. Реформизм ортодоксы отвергают начисто как нечто решительно
неприемлемое, поскольку доктрина реформистов отрицает Моисеев закон, а
приверженность консервативному иудаизму, по мнению ортодоксов, неизбежно
ведет к реформизму.
Запрет на музыкальные инструменты -- такие как орган -- связан с нашим
древним обычаем оплакивать разрушение Храма. Там -- в Храме -- звучали
музыкальные инструменты; но, изгнанные в Вавилон, евреи пели: "На вербах
посреди его повесили мы наши арфы", ибо "как нам петь песнь Б-га на земле
чужой?" Евреи поклялись снова играть на этих арфах только в залах Храма,
когда он будет восстановлен. Это привело к развитию богатых традиций
еврейской вокальной музыки.
Обычай сажать мужчин и женщин раздельно во время б-гослужения восходит
ко временам Храма. Об этом обычае говорится в Талмуде; он был нужен для
того, чтобы придать б-гослужению большую торжественность. Обычаю этому уже
две тысячи лет, с расчетом на него строится даже само здание синагоги, и
трудно себе представить синагогу, где мужчины и женщины сидели бы вместе.
Сейчас этот обычай вызывает, пожалуй, наибольшее количество споров (мне
почти совестно об этом писать, но факт есть факт). В этих спорах, как в
фокусе, отражается столкновение между современными американскими нравами и
древней еврейской традицией.
Ортодоксы утверждают, что мужчина не может молиться, сидя рядом с
женщиной, ибо она возбуждает в нем сексуальное желание и отвлекает от
молитвы. Противники ортодоксов утверждают, что этот обычай принижает
женщину, подчеркивает ее неравенство мужчине. Как часто бывает во время
горячих дебатов, обе стороны кружат вокруг да около, не затрагивая самую
суть обсуждаемого вопроса. Я нисколько не сомневаюсь, что мужчина вполне
способен со всем благочестием молиться, сидя рядом с женщиной, если им
действительно владеет религиозное настроение. Я много раз видел людей,
которые молились чрезвычайно нерадиво, хотя никаких женщин вокруг них не
было. Аргумент о неравенстве женщины также не выдерживает критики. Всякий,
кто читал Танах, знает, что семитский закон, который был
общераспространенным до появления Торы, рассматривал женщину как имущество
мужчины, и именно Моисей даровал женщинам определенную личную независимость
и право владеть собственностью. Талмудический закон и последующие
установления сделали женщин -- наших матерей и бабушек -- практически
равными мужчинам, а в некоторых отношениях даже даровали им некоторые
преимущества.
В вопросах, касающихся б-гослужения, еврейский закон ставит женщину в
несколько привилегированное положение, о котором могли бы мечтать молодые
студенты иешив. Женщине разрешена куда большая свобода, чем мужчине. Она
освобождена от всех заповедей, предписывающих совершать какие-то действия в
установленное время. Наш Закон не требует, чтобы мать бросила ребенка и
стала накладывать филактерии или чтобы женщина, готовящаяся к религиозному
празднику, отложила свои дела и, побуждаемая б-гоугодным рвением,
отправилась в синагогу. Если у нее есть домашняя работница, как у некоторых
американок, или если она, как делали наши матери, может высвободить от своих
трудов час-другой свободного времени, она идет в синагогу. Но в религии,
которая придает такое значение благочестию и которая столь насыщает время
человека религиозными обязанностями, свобода женщины от обязательных молитв
в установленное время представляется вполне естественной Я не могу себе
вообразить, чтобы какие-то новые раввинские установления заставили женщину
жить по расписанию.
Ортодоксы и их противники в этом вопросе исповедуют полярно
противоположные точки зрения -- и так оно и будет дальше -- главным образом
потому, что реформисты вовсе не обязаны молиться в какое-то определенное
время, а у консерваторов это время далеко не столь четко определено, а
молитва далеко не так обязательна, как у приверженцев ортодоксального
иудаизма И мужчины и женщины, посещающие консервативный или реформистский
храм, обычно склонны молиться раз или два в неделю; большая часть иудейской
символики проходит мимо них. Свобода женщины от четкого расписания у них не
имеет значения и не нуждается в особом подтверждении, ибо все они от этого
расписания более или менее свободны. Если же семья начинает четко соблюдать
все обряды, свобода женщины становится актуальной, и классические формы
совершения религиозных обрядов снова приобретают новый смысл. И поэтому в
новых "современных ортодоксальных синагогах", при всех их свободах и
послаблениях, женщины и мужчины сидят порознь и молятся отдельно.
Секс
Примерно одну четверть Талмуда -- а это толстенная книга -- составляет
раздел под названием "Женщины". Он состоит из семи больших трактатов,
истолковывающих взаимоотношения между мужчиной и женщиной. Если в нашей
скромной книге изложение этого животрепещущего вопроса занимает гораздо
меньше места, чем в Талмуде, -- всего одну короткую главу, -- то отнюдь не
потому, что секс интересует меня меньше, чем он интересовал наших предков, и
не потому, что, будучи профессиональным романистом, я не хочу в свободное от
основной работы время заниматься своим обычным делом, подобно тому как
профессиональный шофер в свой выходной день Ht хочет сидеть за рулем.
Еврейские обычаи, касающиеся брака и сексуальных вопросов, известны всем
цивилизованным людям и не нуждаются е пространных комментариях. Талмуд
подробно анализирует прецедентное право сексуальных отношений, а этот
предмет воистину бесконечен потому-то раздел "Женщины" и занимает в Талмуде
так много места.
С юридической точки зрения под словом "секс" подразумевается
определенного рода взаимная договоренность между обеими сторонами -- видимо,
наиболее часто встречающаяся форма договоренности между двумя людьми. Эта
договоренность может носить перманентный характер, и тогда ее принято
именовать "браком";
или же это всего лишь временная сделка, рассчитанная на ограниченный
период (как связь мужчины с проституткой или с женщиной легкого поведения);
или же безмолвная договоренность, как в случае обыкновенной внебрачной
связи, когда между мужчиной и женщиной заключается как бы некое
взаимоудовлетворяющее соглашение об обмене плотскими ласками. Животные
просто совокупляются; люди же должны заключить об этом какой-то уговор. Если
отсутствует согласие более слабой стороны, закон называет такую связь
преступлением и квалифицирует ее как изнасилование. Мужчина и женщина редко
совершают половой акт таким образом, что в их отношения не может сунуть свой
длинный нос закон, хотя покрытые цветами холмы, пустынные пляжи и
зашторенные номера гостиниц кажутся на первый взгляд достаточно надежными
убежищами. Правда, в подавляющем большинстве случаев дело не доходит до
того, что половой акт становится предметом судебного разбирательства, но тем
не менее он может быть юридически квалифицирован. Многочисленные
доказательства тому мы можем обнаружить в неожиданных и вызывающих
неловкость юридических описаниях дел и прецедентов, связанных с тем, что
такие-то люди позволили себе предаться естественному человеческому
наслаждению. Будь это не так, многие романисты, репортеры и юристы лишились
бы куска хлеба. В семи трактатах Талмуда охватываются широкие пределы
возможностей, существующих в этой сфере человеческих взаимоотношений, --
сфере, которую юристы интерпретируют с самых разнообразных позиций.
Но, разумеется, рассматривать таким образом вопросы секса -- значит
смотреть на великую страсть человеческую холодным взором сухого педанта. У
иудаизма есть свои Шекспиры и свои Ромео и Джульетты. Танах в своих
исторических хрониках описывает плотскую любовь с сочувствием и со знанием
дела, а в своих поэтических произведениях -- с необыкновенной красотой и
лирической силой. Яркость и живость образов великих героев Танаха в
значительной степени объясняется тем, что эти люди были велики и в своих
подвигах любви -- подвигах, давно признанных и оцененных человечеством. У
каждого поколения людей был свой Яаков, который любил свою Рахель и которому
навязали Лею. Во многих изящных коттеджах современных богачей томятся от
скуки новоявленные жены Потифара, которые страстно шепчут молодым
красавчикам Иосифам: "Переспи со мной". И до сих пор время от времени тот
или иной значительный деятель, увидев в ванне новую Вирсавию, теряет
рассудок и предается прелюбодеянию, а потом терзается угрызениями совести.
Любовная страсть -- это далеко не главная тема Писания, в котором
говорится о многих куда более важных вещах. Но когда вспышка страсти
становится причиной значительных событий, Танах рисует эту страсть, не
стыдясь подробностей. В мое время в изданиях Танаха, предназначенных для
школьников, такие отрывки -- часто довольно длинные -- приводились только на
иврите, а спасительная колонка английского перевода оставалась девственно
чистой. Но это лишь подстегивало наше мальчишеское любопытство, и в
результате на таких страницах мы гораздо ревностнее изучали ивритский текст,
что куда больше способствовало нашему усвоению иврита, нежели чтение сотен
других страниц, снабженных английским переводом.
"Песнь песней" -- это яркое поэтическое прославление плотской любви --
пылкий гимн страсти; и необыкновенная откровенность "Песни песней" изрядно
смущала многих ученых талмудистов. Но рабби Акива объяснил, что "Песнь
песней" -- это символическое изображение нерушимой связи между Б-гом и
Израилем, вершина пророческой образности. Мнение рабби Акивы утвердилось.
"Песнь песней" вошла в священный канон, и в течение уже многих столетий она
восхищает своей ослепительно красочной образностью и яркой чувственностью,
равно как и необыкновенной музыкальностью аллитераций на иврите (если бы
английский текст хотя бы вполовину сумел передать их музыкальность, -- это
было бы переводческим чудом). Мерцающие и переливающиеся картины поэмы --
таинственные и лишь намеком прочерченные -- яркими блестками сверкают во
всей еврейской синагогальной службе и пронизывают мидраши и каббалу.
Читателю может показаться, что трактовка рабби Акивы -- это всего лишь
пара теологических щипцов, которыми он хотел как-то ухватить докрасна
раскаленные угли любовной поэзии. Даже будь это так, мир должен был бы
испытывать к рабби Акиве глубокую благодарность за то, что он нашел способ
сохранить "Песнь песней" в каноническом тексте бессмертного Танаха. Однако
при любом достаточно углубленном изучении "Песни песней" бросается в глаза
цепь аллегорий или, по крайней мере, довольно смущающих аллюзий, которые,
как выразился рабби Акива. просто вопиют: "Растолкуй меня!" Просто трудно
поверить, что "Песнь песней" -- это не рапсодия, в которой кроется много
смысловых слоев. Чтобы разгадать все эти слои скрытого смысла, уже в течение
многих веков трудятся бесчисленные комментаторы; и нет сомнения, что эта
работа еще очень далека от своего завершения.
Еврейские пророки пользовались сексуальными образами совсем другого
рода -- ослепительными, как молния, и мрачными, как смерть, доводя
акивовскую символику до логического конца. Снова и снова пророки изображают
Б-га как обманутого мужа, а народ Израиля -- как тупую гулящую девку,
которая стремится с кем угодно переспать под первым попавшимся тенистым
деревом. Это шокирующее сравнение настолько часто встречается в книгах Ошеа,
Иеремии и Иехезкиеля, что мысль рабби Акивы относительно "Песни песней"
представляется -- по поэтическому контрасту -- почти неизбежно верной. Я не
знаю такой светской поэзии, в которой жуткая оборотная сторона страсти была
бы показана с такой леденящей душу силой и выразительностью. Пророки
пользовались образами, связанными с плотским вожделением, отвращением,
ревностью и яростью, как выразительными метафорами, когда делали свои
великие и страшные прорицания гибели великого народа и прихода Избавителя.
Пророки не стремились пускать словесные фейерверки для развлечения скучающих
или создавать мрачную и прекрасную поэзию ради самой поэзии. Все их
красноречие носило сугубо практический характер: они хотели, чтобы люди
стали лучше. И хотя вот уже двадцать пять веков как пророки покоятся в
земле, и мы не знаем даже, где они погребены, их страстные поэтические
призывы до сих пор потрясают людей, затрагивая в их душах скрытые струны
чувств. Один лишь беглый взгляд в Танах разбивает вдребезги довольно-таки
распространенное мнение о том, что еврейское благочестие требует говорить о
плотской любви ханжескими экивоками.
Что же касается Талмуда, то его авторы пишут о сексе с неприкрытой и
иногда даже язвительной откровенностью, не чураясь иной раз и весьма
смущающих подробностей, которые были в такой чести у греков, римлян и
египтян -- да и в наши дни начинают входить в моду. Откровенность, с которой
такого рода темы трактуются в Танахе, заставила бы задуматься и самого
Марселя Пруста, если бы он дал себе труд поглубже познакомиться с духовным
наследием народа, к которому принадлежал.
Брак
На фоне всех причудливых узоров, которые изобретательное человечество
выткало из яркой пряжи секса, традиционное еврейское отношение к этой сфере
человеческой жизни может показаться наивным или, как сейчас принято
выражаться, отсталым и старомодным. Иудаизм рассматривает секс как средство,
связывающее друг с другом двух возлюбленных во имя жизни -- во имя того,
чтобы делить наслаждения, печали, труд и досуг и совместно воспитывать
детей.
Самое важное здесь -- и это трудно усвоить человеку западной культуры
-- то, что секс полностью принимается и одобряется. В описаниях брачных
отношений еврейских пророков, святых и мирян, начиная от Авраама и Моисея,
нет и намека на то, - что секс -- это нечто греховное или постыдное. Ибо
фраза из Книги Бытия "Плодитесь и размножайтесь" стала законом иудаизма. В
Талмуде говорится, что на том свете человеку прежде всего будут заданы три
вопроса: "Торговал ли ты честно? Оставил ли ты себе время для ученых
занятий? Была ли у тебя семья?" Одинокая жизнь, согласно нашей вере, есть
невезение, то, по мнению евреев, разве что в тех случаях, когда человек
преступает законоположения. Нарушение принятых законоположении равносильно
воровству. Нарушителя начинает мучить совесть. Однако это -- именно
индивидуальный грех данного человека, сам же секс как таковой нисколько не
греховен, и в половом акте нет ничего постыдного. Впрочем, уже менестрели
давным-давно заметили, что пристрастие к сексу ведет к нарушению принятых
законов. У здорового человека позыв к совокуплению так же силен, как у
обезьяны. Половой акт можно сохранить в секрете, он не оставляет после себя
зримых следов преступления, как другие правонарушения, -- взломанных замков,
разбитых стекол, исчезнувших вещей. Более того, как говорят нам поэты,
обилие случайных связей делает жизнь человека более интересной и волнующей,
что неведомо однолюбам, и парад любовниц дает нам ту новизну, которую не в
силах предложить одна любовница. Возможно, в мире было бы куда веселее жить,
если бы люди, состоя в законном браке, в то же время свободно сходились со
своими друзьями, соседями и случайно встреченными незнакомцами и
незнакомками. Однако весь многовековой опыт истории показывает, что это --
не тот путь, по которому должно идти человечество. Стендаль с восхищением
повествует о том, как один отец, находясь на смертном одре, обратился к
своему сыну со следующим заветом: "Спи со всеми красивыми женщинами, которые
согласятся с тобой спать; и помни, что четыре процента бездетный брак --
великое несчастье, тогда как хорошая жена -- это самая большая радость, на
которую может надеяться мужчина.
Таким образом, иудаизм в самом корне подрубает присущее человеку Запада
инстинктивное ощущение, что в половых отношениях таится нечто греховное.
Такое ощущение -- это остаточное отражение времен раннего христианства,
которое боролось с язычеством и крушило мраморные стены храмов, воздвигнутых
в честь Венеры, языческой богини любви. Западная культура достаточно
восприняла от греческой и римской культуры, чтобы научиться у них
преклоняться перед чувственной любовью; но христианство подавило этот порыв.
В результате где-то в глубине души христианина гнездится какое-то подспудное
ощущение греховности секса -- ощущение, которому уже две тысячи лет.
Еврейский взгляд на секс представляет собой нечто среднее между
представлениями языческой античности и представлениями христианства. Евреи