Вулвертон Дэйв. Рожденная чародейкой (Властители рун - 3)

   - Я получила немного даров, - сказала Миррима. - И научилась стрелять из лука.
   - Что у тебя появились дары, я заметил. Где же ты взяла форсибли?
   Но рассказать ей не позволила скромность. Да он и без того вскоре должен был все узнать.
   - Мне дала их королева.
   Боринсон больше не расспрашивал. Решил, видимо, что это был просто подарок.
   - Ну, - сказал он, - чего я еще о тебе не знаю? Он как будто уже успокоился. Но Миррима вовсе не хотела менять тему разговора.
   - Даже когда я была маленькой, - начала она, - я все равно понимала, что отец и мать очень меня любят. У них хватало сил, чтобы позаботиться обо мне, когда оба они были уставшие - ведь они работали целыми днями, чтобы меня прокормить. Случись мне упасть, меня сразу подхватывали. И я была счастлива, может быть, потому, что имела то, чего не имел ты. Любви я училась из первых рук, от людей, которые умели любить.
   И я поняла следующее: истинная любовь включает в себя и плотское влечение, и уважение. Но главная ее составляющая - это преданность, - о преданности Боринсон не упомянул, давая свое определение любви, и Миррима вдруг сообразила, что ее-то он никогда и не видел. - И тебе не хватает именно преданности!
   Муж ее глубоко вздохнул. Миррима ожидала возражений, но он лишь крепче прижал ее к себе и промолчал, как будто слова ее заставили его задуматься.
   И она поняла, что совершенно права. Боринсон умел уважать других людей, и даже сострадание не было ему чуждо. Но что такое преданность, он действительно не знал. Этой стороне любви его жестокосердная мать не могла научить своего сына.
   Миррима захотелось было взять свои слова обратно, извиниться перед ним. Но тут же она решила, что делать этого не стоит. Пусть знает правду.
   Может быть, даже и хорошо, что он теперь евнух. Миррима была готова к тому, что муж ее, невзирая на все усилия чародея, никогда уже не станет мужчиной. Возможно, это было к лучшему. Ведь заниматься любовью еще не значит любить, а люди слишком часто путают одно с другим. И если она сможет научить его истинной любви, научить его преданности, возможно, она и без Биннесмана сумеет исцелить его душевную рану.
   Она накрыла своей рукой обнимавшую ее руку мужа, прижала покрепче. Но долгое время еще они ехали молча. Мирриме надо было сказать Боринсону, что она собирается с ним в Инкарру, но она никак не могла решиться.
   Не доезжая семи миль до Карриса, они заметили среди мертвых полей боевого скакуна без всадника, волочившего за собой поводья. Пришлось свернуть с дороги и проскакать милю в сторону, чтобы его поймать. Пятна крови на седле говорили о том, что хозяин уже больше никогда не предъявит на него свои права, и потому Боринсон взял его себе.
   Когда они добрались до Карриса, Габорн уже покинул город. И жители уходили из него. Все дороги были забиты беженцами.
   Обычные, без даров, солдаты из Мистаррии и Индопала шли на север восстанавливать и укреплять разрушенные крепости. Измученные пехотинцы с тяжелыми ранцами на спине брели прямо по почерневшим полям. И горожане спешили уйти подальше любыми путями.
   Вокруг дыры, оставленной мировым червем, толпились сотни людей.
   Миррима и Боринсон задержались в Каррисе ровно на столько, чтобы муж ее успел взять полдюжины даров - силы, ловкости, ума, слуха, зрения и метаболизма. Остальные дары он попросил передать ему через векторов на следующий день. Жизнестойкость брать и вовсе не решился, боясь, что из-за загрязненного воздуха в городе Посвященные могут заболеть и умереть. С этим лучше было подождать.
   Потом они выехали из города, и Боринсон остановился, чтобы вырубить в качестве трофея пару зубов опустошителя, один для себя, другой для Мирримы. И сказал, что закажет резчику отделать их.
   Покинув Каррис, они добрались до гор Брейс. Склоны предгорий были поражены чарами и мертвы, но выше, в горах еще пылали все краски осени, и заснеженные вершины слепили глаза своей белизной.
   Опустошители проложили тропу напрямую через горы, но Миррима и Боринсон поехали по дороге.
   Вскоре они догнали Габорна. Мирриму предстоящая встреча с рыцарями и лордами тревожила - что же ей говорить, в самом деле, если начнутся расспросы о самочувствии ее мужа?
   ГЛАВА 21. СЕРАЯ ЗМЕЯ
   Весьма удивительно костное строение головы опустошителя. Череп напоминает формой лопату. И многим случалось видеть, как чудовища действительно копают головами землю.
   Возможность копать им дают три костяные пластины, образующие "лезвие", как его иногда называют. Пластины эти столь тверды, что их невозможно пробить копьем. Но соединяются они хрящами и под давлением могут смещаться независимо друг от друга.
   И потому опустошители способны, прячась среди камней, сжиматься совершенно невероятным образом, как тараканы. Радж Чамануран из Индопала был однажды свидетелем том, как опустошитель двадцати футов ростом сжал свое туловище настолько, что втиснулся в тоннель под каменной скалой, бывший всего семи футов высотой.
   Эти подвижные пластины можно было бы счесть чудом телесного устройства. Но они же являются и самым слабым местом опустошителей.
   Мозг расположен слишком близко к поверхности такого лопатообразного черепа - всего в футе у опустошителя средних размеров. Три костные пластины сходятся, образуя "заветный треугольник", самое уязвимое место чудовища.
   Отрывок из "Свода наблюдений над опустошителями" мастера очага Дангильса.
   Дорога через предгорья привела отряд Габорна к спуску на плато. В горах Брейс всю ночь шел снег, но к утру небо расчистилось, и в этих местах снега на земле почти не было.
   Габорн остановился под тремя тополями. Рядом натянул поводья его Хроно. Над головами их трепетала на ветру золотая листва, а они смотрели на раскинувшуюся внизу равнину. По ней двигалась орда опустошителей. Чудовища, общим числом около шести тысяч, шли нестройными рядами по восемь-десять носителей клинков, растянувшись почти на десять миль. Петляя среди холмов, колонна их переправлялась через серебрившийся среди лесов ручей. Габорн прищурился, и колонна эта показалась ему серой змеей, ползущей по лугу. Змея двигалась в сторону маячившей впереди старинной разрушенной крепости на Манганской скале, перед которой высилась огромная статуя самого Манга-на, с гордым видом смотревшего куда-то вдаль поверх войска чудовищ.
   Иом тихо сказала:
   - Я даже не представляла, что их так много.
   Она вместе с Габорном видела орду опустошителей в Камнях Видения Биннесмана, но зрелище это не было столь отталкивающим, как то, что открылось сейчас их глазам.
   Даже на таком расстоянии земля под ногами содрогалась под тяжестью их шагов и слышно было дребезжание их набрюшных щитков.
   Габорн оцепенело смотрел на колонну чудовищ. Где-то там был опустошитель, которого он искал.
   Воины Скалбейна за ночь убили много этих тварей, но поиск среди павших Пролагателя Путей успехом не увенчался. Два чудовища как будто подходили под описание Аверан, но девочка, взглянув на них, сказала, что они слишком маленькие.
   Стало быть, Пролагатель был еще жив.
   Здесь, ближе к югу, земля была сухой и почти бесплодной. Ночная гроза этих мест не затронула. Над колонной опустошителей клубами вздымалась пыль, в которой стаями носились гри.
   Западнее колонны скакали двумя отдельными отрядами рыцари Скалбейна. Один отряд, в тысячу воинов, шел с той же скоростью, что и чудовища, милях в шести впереди. На их щитах, копьях и шлемах играло полуденное солнце. Люди казались маленькими и ничтожными. Второй отряд, сотен пять рыцарей с оруженосцами и обозом, держался чуть ли не у самого хвоста колонны, чтобы остановить опустошителей, если тем вздумается повернуть назад, в Каррис. Копья белыми иглами торчали над рядами воинов.
   В рту у Габорна пересохло. Опасность была близка и все увеличивалась. Опустошители недолго позволят себе надоедать подобным образом.
   Герольды Габорна затрубили в золотые трубы.
   Рыцари Скалбейна на равнине повернулись, посмотрели вверх и разразились приветственными криками.
   Замахали копьями и щитами, и несколько всадников, отделившись от строя, помчались галопом к Габорну. Тот решил дождаться их и узнать последние новости.
   - Стоять! - скомандовал он своим рыцарям. Отставшие на полмили великаны еще бежали вдогонку, и один взревел радостно в предвкушении передышки.
   Вильде Биннесмана при виде колонны чудовищ воскликнула с восторгом:
   - Кровь опустошителей!
   - Да, - возбужденно шепнула ей Аверан, как могла бы шепнуть закадычной подружке, такой же маленькой девочке. - Сегодня уж точно наедимся.
   Габорн взглянул на нее, удобно устроившуюся в седле перед чародеем. Она не сводила горящих глаз с опустошителей.
   - Послушай, - сказал Габорн. - Как ты думаешь, если мы поедем рядом с колонной, ты сможешь разглядеть в ней этого Пролагателя Путей?
   Мысль об этом девочку как будто напугала.
   - Ну, если поедем близко...
   Однако Габорн и сам знал, что это практически невозможно. Ближе, чем на триста ярдов, к орде опустошителей никто не отважился бы подойти.
   - А с какой стороны, по-твоему, нам лучше начинать искать? - спросил он, заколебавшись.
   - Не знаю... Их так много. Он - один из главных, поэтому должен быть где-то в голове. А может, в конце.
   - А может, в середине, - добавил кто-то из лордов.
   - Какие-нибудь еще приметы можешь назвать? - спросил Габорн. - У нас есть дальновидны. Аверан покачала головой.
   - Не думаю... трудно сказать. У опустошителей нет глаз. Они видят совсем не так, как мы. Я... я могла бы узнать его по запаху... нет, не смогу. Запахи люди чуют тоже совсем по-другому.
   Габорн бесстрастно кивнул.
   - А если мы его найдем, - спросила Аверан, - я должна буду есть перед всеми?
   Один из лордов в свите закашлялся, чтобы скрыть смешок.
   - Нет, - пообещал Габорн.
   В этот момент послышался стук копыт. Кто-то догонял их галопом, и Габорн оглянулся, полагая, что это вестник.
   Из-за поворота выехал на бурой кобыле молодой человек с соломенными волосами. Проезжая мимо великанов Фрот, он, с опаской на них поглядывая, немного придержал лошадь. Габорн тщетно старался вспомнить, где его видел. Но вспомнил, только когда увидел притороченную к седельному вьюку кирку.
   - Барон Кирка, - зашептались лорды.
   Барон был в новой коричневой одежде, в кожаных доспехах, желтые волосы его были связаны в хвост. И в глазах его светился разум. Теперь его не узнала бы, пожалуй, и родная мать.
   Молодой барон, приближаясь, разглядывал королевскую свиту с таким интересом, словно никого из них прежде в глаза не видал.
   Пока он проезжал мимо рыцарей и лордов, те радостно его приветствовали.
   Перед Габорном он натянул поводья и остановился. От него пахло ромом.
   - Барон Кирка, вы прекрасно выглядите, - сказал Габорн.
   Кирка по старой привычке вытер нос рукавом.
   - Спасибо. Уф... благодарю вас. Э-э-э... милорд.
   О приличных манерах он по-прежнему ничего не знал. Он имел теперь разум обычного человека, но ему еще многому предстояло научиться.
   - Вы едете со мной? - спросил Габорн.
   - Я... не знаю, - сказал Кирка. - То есть не могу пока. Я ведь еще не умею сражаться... ну, как ваши лорды. У меня только один дар, и я всего лишь стал нормальным человеком. Чем же я могу вам служить? Даже похлебку себе сварить и то не умею. На конюшне мне показали, как седлать лошадь. И я приехал, чтобы сказать вам, как я благодарен. Ведь я даже не мечтал... о таком.
   - Не умеете сражаться? - переспросил Габорн. - Вы убили девять опустошителей киркой.
   - Да повезло дураку, только и всего, - сказал Кирка. Он расплылся, приглашая Габорна тоже улыбнуться шутке. Но тут заметил опустошителей и уставился на них.
   - Если не хотите присоединиться ко мне как воин, тогда присоединяйтесь как друг, - предложил Габорн. - Думаю, скоро вы научитесь варить себе похлебку, да и много чему другому, что вам пригодится в жизни.
   - Не сомневаюсь, - отвечал Кирка, - коль вы так говорите.
   Лорд у него за спиной сказал:
   - Молодец!
   А другой крикнул:
   - Ура! - словно сражаться вместе с ними явился бог весть какой великий воин.
   Тут вновь послышался топот копыт, и из-за поворота показались еще два всадника - сэр Боринсон и Миррима, скакавшие бок о бок. Они галопом неслись вниз по дороге. Окружавшие Габорна рыцари обрадовались. Замахали оружием и закричали:
   - Приветствуем сэра Боринсона! Смотрите, как ловко он скачет!
   Боринсон густо покраснел. И тут кто-то громко его спросил:
   - Лишних орешков для меня не отрастил, часом? Другой рыцарь гаркнул:
   - Ну, в седле усидеть - это еще половина дела! Герольды затрубили кто во что горазд, устроив какофонию, и шутки так и посыпались градом. Боринсон остановил коня и вскинул руку.
   - Слушайте, слушайте! Это истинная правда, благодарю вас! Я отрастил три огромных орешка, таких волосатых, каких вы и у собак никогда не видали!
   Рыцари буйно расхохотались, и кто-то крикнул Мирриме:
   - Это правда?
   Миррима, красная, как мак, изо всех сил пыталась подавить смех.
   - Конечно, неправда. И всего-то два. Они прекрасны, но огромны. Не понимаю, как он вообще ходит с ними. Боюсь, станет кривоногим!
   Рыцари вновь разразились хохотом. Кто-то громогласно вопросил:
   - Вы слышите, сэр Седрик? Может, чародей и вам поможет с вашей маленькой бедой!
   Сэр Седрик вытаращил глаза и взревел:
   - Что?! Нет у меня никакой маленькой беды!
   Хохот стал еще громче.
   Миррима, пытаясь скрыть смущение, отвернулась.
   Сэр Боринсон повел рукой в сторону Биннесмана, словно приглашая того раскланяться, но Габорн не сомневался, что рыцарь просто хочет отвлечь от себя внимание.
   Чародей улыбнулся и закивал с какой-то подозрительной улыбкой.
   Рыцари вновь разразились криками и смехом. Габорн вдруг вспомнил чародея Хоуэлла. Тот в свое время, добиваясь места учителя в Палате Сил Земли, всячески пытался умалить заслуги Биннесмана. Он и сам был весьма искусным магом, но вильде вызывать ему не приходилось, и, уж конечно, сделать евнуха мужчиной он никогда бы не смог.
   Габорн, глядя на Биннесмана, весело сказал:
   - Так вы скоро прославитесь!
   Тут подскакал с южной стороны Скалбейн с двуми разведчиками.
   - Милорд, - приветствовал он Габорна, натягивая поводья.
   Конь его, пролетев последние сорок ярдов, остановился так близко от короля, что лошадь того испуганно попятилась. Глаза Скалбейна возбужденно сверкали.
   - Милорд, - сказал он, - опустошители за ночь так отморозили себе задницы, что до сих пор не оттаяли. Даже солнце их не разбудило - из нор они выползли далеко после рассвета. И сейчас еле тащатся, от силы в половину обычного шага. Мы ждем только вашего приказа.
   Габорн прислушался к своим чувствам. Атаковать хотелось, но и опасность он ощущал. Не тот противник опустошительская орда, к которому можно отнестись легкомысленно.
   - Милорд, - спросил Скалбейн, - можно атаковать?
   "Опасность, опасность - как слои луковицы. Может погибнуть много людей, если решиться сейчас на атаку. Но я Король Земли, - думал Габорн. Мой долг - защищать людей по мере своих сил и возможностей".
   Опустошители были слабы сейчас, потеряли свою предводительницу. Они возвращались на юг той же дорогой, которой сюда пришли, словно муравьи, знающие лишь привычные тропинки. Времени на преследование их было достаточно. Воины горели нетерпением. Погода стояла прекрасная, и местность была очень удобной для конников. Никто еще за всю историю не нападал на такое количество опустошителей сразу. И, может быть, никогда больше не сложатся для этого столь благоприятные условия.
   Но Габорна беспокоили потери. Сколько его храбрецов падет в этой атаке? Кто может ответить? Все зависит от избранной тактики. И может ли он вообще позволить себе какие-то потери перед долгим путешествием? Ибо кто знает, какие битвы ему еще предстоят?
   Он чувствовал, что гибель мира приближается с каждым мгновением. Сегодня погибнут воины здесь. Вскоре под угрозой окажется Иом. Потом десятки тысяч людей в Каррисе. И в конце концов - весь мир.
   Первым высказал свое мнение Боринсон.
   - Черт побери, Габорн, вы не можете удерживать нас! Разве здесь собрались не мужчины? Да мужчины ли мы вообще?
   Габорн посмотрел на своего старого друга.
   Скалбейн сказал поспешно:
   - Милорд, я не могу обещать, что вам повинуются все воины, если вы прикажете воздержаться от атаки. Многие из рыцарей дали клятву верности новому ордену, Братству Волка, и не подчиняются вообще никому.
   Габорн понял, что он должен сделать.
   - Господа, - сказал он. - Там, на равнине, тысячи опустошителей, которые направляются в Подземный Мир. Мы не можем позволить им вернуться через неделю и уничтожить Морское Подворье. Второго Карриса быть не должно!
   Он ощутил возбуждение, мгновенно охватившее всех воинов.
   - Вы возглавите атаку? - спросил Скалбейн.
   Людям нужен Король Земли - сильный и мудрый повелитель, способный спасти их в темные времена. Биннесман предупреждал, что Габорн может вступать в бой, только если окажется припертым к стенке, но к стенке припереть тоже можно по-разному. Положение его довольно зыбкое. Соседи-короли только и ждут малейшей слабости с его стороны. Люди, которых он избрал только вчера, уже сами изменяют клятве.
   Ему нужна небывалая победа.
   А еще больше ему нужно найти Пролагателя Путей.
   Поэтому сегодня погибнут люди, славные воины. И Габорн потеряет друзей. Он указал на серую змею, что ползла, извиваясь, по золотым осенним лугам.
   - Мы убьем их всех.
   ГЛАВА 22. АТАКА
   Наших врагов учат не показывать страха. Но мы в Мистаррии учим своих воинов страха не испытывать.
   Король Теронгольд Ордин
   Объявив об атаке, Габорн соскочил с седла и подтянул подпругу у своей лошади.
   Боринсон сделал то же самое. Когда сильный конь скачет со скоростью девяносто миль в час, любой недосмотр может оказаться роковым.
   Затем он несколько раз глубоко вздохнул. Перед этой атакой он волновался. Он имел верный глаз и твердую руку, но с таким малым количеством даров сражался последний раз много лет назад. Всего один дар силы и один ловкости. Без жизнестойкости он был "воином неудачных пропорций". Руки у него немели. Голоса людей, конский топот казались слишком громкими. Не в первый раз он подивился, почему страх обостряет зрение, слух и чутье, а руки и ноги от него немеют и холодеют.
   Габорн спросил у Аверан:
   - Насколько далеко видят опустошители?
   Боринсон подошел ближе, чтобы расслышать ответ. Вопрос этот оставался для людей загадкой на протяжении веков.
   - По-разному, - сказала девочка. - Большинство - как отсюда до того дерева. Плакальщики видят на большем расстоянии, а липучки - так вообще почти ничего не видят. У дальновидцев, конечно, зрение получше.
   - У дальновидцев? - переспросил Габорн.
   - В этой орде их нет, - заверила его Аверан.
   - Стало быть, на расстоянии около двухсот пятидесяти ярдов, - сказал Габорн, потуже затягивая ремень подпруги. - Могут ли они сосчитать нас по запаху?
   Девочка покачала головой.
   - Вряд ли. Наш мир для них такой странный... полон новых запахов. Каждый человек пахнет совсем не так, как другие. Но если людей много... не сосчитают.
   Габорн посмотрел на Скалбейна.
   - Ветер с востока устойчивый?
   - Был все утро, - ответил Скалбейн.
   - Отзовите своих воинов обратно, - сказал Габорн. - Будем атаковать со стороны арьергарда по ветру. Пока они нас разглядят, мы уже ударим.
   Он вскочил на коня, а Скалбейн вытащил боевой рог и протрубил короткий сигнал своим отрядам перегруппироваться.
   Миррима тем временем, стоя рядом с Боринсоном, торопливо натягивала лук. Лицо ее было бледным.
   - Из лука ты опустошителя не убьешь! - сказал Боринсон.
   Она сердито взглянула на него.
   - Почему это? Все, что нужно - это попасть в "заветный треугольник" и чтобы стрела вошла на ярд.
   - Ты в самого опустошителя хоть попадешь? - спросил Боринсон. Он знал, конечно, что у нее есть дары, но одни только дары еще не делают человека воином. Этому нужно учиться.
   Стоявшие поблизости рыцари рассмеялись. А Миррима одарила мужа злым взглядом, сказавшим без слов, что она потренируется на нем, если он немедленно не заткнется.
   Тут Габорн послал своего коня вперед, его Хроно поскакал рядом. Миррима быстро вскочила в седло и помчалась за ними, на скаку вытаскивая стрелу из колчана за спиной. Биннесман и его вильде тронулись следом.
   Боринсон подобрал было поводья, но тут его за локоть схватила Иом и тихо сказала:
   - Умный понимает с полуслова, сэр Боринсон. У вашей жены теперь много даров. Как, по-вашему, они ей достались?
   - Она сказала, что от вас - в подарок, - ответил Боринсон.
   Иом криво усмехнулась.
   - Она заслужила их своим луком. Она спасла меня, Биннесмана и всех в замке Сильварреста. Убила Темного Победителя, и за это я заплатила ей двадцатью форсиблями.
   Иом, конечно, ждала, что сейчас у него отвиснет челюсть, но Боринсон решил не доставлять ей такого удовольствия.
   Вместо этого он небрежно сказал:
   - Ничего другого я от своей жены и не ожидал. Иом улыбнулась.
   - Готовит она, разумеется, тоже прекрасно.
   Он рассмеялся и поскакал вниз по склону горы. На дороге остались лишь повозка с форсиблями, стражники при ней да похожий на паука старик - каифба Фейкаалд. Боринсон обогнал великанов Фрот, бежавших по траве вприпрыжку, бренча кольчугами. От них несло тухлым жиром и падалью.
   Дорога на открытую равнину вела сквозь рощицы пожелтевшей ольхи. Из-под конских копыт то и дело выпрыгивали разжиревшие за лето кузнечики. Над травой порхали желтые бабочки. Над головой голубым куполом стояло прозрачное небо, в лицо Боринсону бил резкий ветер.
   Он думал о своей жене. Миррима не сказала ему, что убила Темного Победителя. А уж он-то знал, как трудно молчать о таких подвигах.
   Боринсон испытывал растерянность. Он убил в Даннвуде мага-опустошителя, маленького, даже не огненную колдунью, и притащил его своей жене. Теперь это казалось ему ничтожной добычей.
   За прошедшие несколько дней мир перевернулся. Он потерял все свои дары, а она получила - и так много.
   Встретив ее на рынке в Баннисфере, он и подумать не мог, что она когда-нибудь убьет Темного Победителя, легендарное чудовище, никем и никогда не виденное. Не представлял, что она возьмет лук и будет стрелять в опустошителей. И что она захочет ехать с ним в Инкарру.
   "Может быть, - думал Боринсон, - она хочет заслужить мое уважение".
   Но вряд ли это было так. Миррима не была наивной куколкой и не стремилась нравиться. В ней чувствовалась сила, которая внушала восхищение, а вовсе не просила о нем. Она по натуре своей была сильным и верным человеком.
   Боринсону казалось, что он попал в ловушку. Он сам сказал Мирриме, что любовь - это отчасти влечение, отчасти уважение. Влечение он к ней чувствовал с того мгновения, как только увидел. А теперь еще питал и безграничное уважение.
   Над головой его пронеслось несколько гри, черных, как летучие мыши, корчившихся на лету. Над опустошителями эти крылатые твари клубились тучами. Издалека колонна чудовищ выглядела, как огромная серая змея. Чем ближе к ним, тем громче становился свист выдыхаемого ими воздуха, отчего казалось, что змея злобно шипит.
   Войско Скалбейна присоединилось тем временем к Братству Волка.
   Боринсона тревожила его лошадь. Он бы такое норовистое животное не купил. У этой пегой кобылки были дар силы, дар ловкости и два метаболизма, но наездника она не слушалась.
   И когда они приблизились к опустошителям, кобыла вскинула голову и начала пятиться. Видно, уже побывала в переделке. Ему нужна была надежная лошадь, способная подойти к опустошителю так близко, чтобы он мог ударить чудовище копьем. Эта же сопротивлялась, пытаясь повернуть прочь от врага.
   - Стой, - прорычал Боринсон. - Их не бойся. Бойся меня!
   Он стегнул ее поводьями по ушам и вновь попытался направить в сторону опустошителей, но это было нелегко. Кобыла была сильная. Наконец она неохотно подчинилась.
   Миррима привезла с собой из Карриса его кольчугу, шлем и боевой молот. Но одного дара силы было мало, чтобы легко выдерживать их вес.
   Он доскакал до отряда Скалбейна. Большинство рыцарей уже вооружилось копьями, следом на ста телегах везли запасные.
   Габорн подъехал за копьем. Боринсон тоже выбрал себе копье. Оно было тяжелое, боевое, весом около восьмидесяти пяти фунтов. Он проверил наконечник - достаточно ли наточен, чтобы пробить шкуру опустошителя. Чтобы легче входило, древко было отполировано и смазано маслом. Для прочности его опоясывали на равном друг от друга расстоянии три утопленных железных кольца.
   Боринсон поднял копье, и во рту у него пересохло. Слишком мало даров, чтобы держать это оружие ровно.
   Оглядев остальных, он увидел, что некоторые из рыцарей взяли два копья, по одному в каждую руку. Перед атакой одно из копий втыкалось в землю, чтобы можно было, подхватив его, быстро сделать вторую попытку. Неделю назад и он поступил бы так же.
   Кое-кто из рыцарей вытащил винную флягу. Воины из северных стран пили перед боем вино с огуречником - для храбрости. Боринсону казалось, что так поступают только трусы.
   Однако здесь он не слышал ни хвастовства, ни пустых речей, свойственных молодым воинам перед их первой битвой. Эти рыцари сражались в Каррисе. Они уже бились с опустошителями и остались в живых. Чем могли похвастать немногие.
   Герольды протрубили атаку, и Габорн, пришпорив коня, возглавил отряд. Конница тронулась. Опустошители к этому времени ушли на милю вперед.