Вулвертон Дэйв. Рожденная чародейкой (Властители рун - 3)

   - Хорошо, - сказала Иом. - Раньше я как-то не задумывалась об этом, но вам, должно быть, тяжело впервые оказаться оторванной от друзей?
   - О, у меня есть друзья, - ответила девушка.
   Иом это знала. Она знала, что Хроно обмениваются друг с другом разумом и в результате имеют один разум на двоих. Габорн говорил ей, как он завидует им, имеющим возможность так глубоко понимать друг друга.
   Пол вдруг поплыл под ногами Иом, словно покачнулась башня.
   Сначала она решила, что ей это чудится, и, схватившись за перила, она больше думала о том, как бы не показаться смешной и неловкой, нежели о надежности башни.
   Но тут башня действительно качнулась, пол задрожал. Сердце у Иом подпрыгнуло.
   - Землетрясение? - вскрикнула Хроно.
   Она открыла рот от удивления, и в этот момент по городу прокатился рокочущий гул.
   Земля вздыбилась под основанием башни, и все огромное сооружение заходило ходуном. Меньше всего во время землетрясения Иом хотелось бы оказаться в подобном месте.
   Она услышала звон стекла - это лопались окна в Большом зале.
   По всему Морскому Подворью начали раздаваться испуганные крики. Подняли лай собаки, громко ржали лошади. На ближайшем от дворца островке обрушилась в море целая башня.
   Хроно, словно боясь вывалиться с террасы, что есть сил вцепилась в перила.
   - Пойдемте отсюда! - крикнула Иом.
   И, схватив девушку за руку, втащила ее в королевскую спальню. С полки там сыпались книги, упал и покатился с грохотом шлем. Балдахин над кроватью раскачивался.
   Едва Иом втянула Хроно в комнату, как снаружи донесся треск ломающегося камня. Терраса обвалилась.
   Хроно с испуганным криком вцепилась в Иом. Башня качалась так, словно в любую секунду могла рухнуть.
   - Идемте же, - сказала Иом. И потащила девушку прочь из спальни. Сверху неслись крики дальновидцев.
   Они выскочили на лестницу. Висевшие на стене лампы раскачивались, выплескивая масло. При каждом наклоне башни со стен большими пластами отваливалась штукатурка. На лестнице было не продохнуть от пыли и дыма.
   Иом побежала вниз, прикрывая свободной рукой голову от кусков штукатурки. Из-за даров метаболизма ей казалось, что те летят совсем медленно. Она успевала отбрасывать их, защищая себя и девушку, в чем ей помогали еще и дары силы.
   Они пробежали сквозь стену огня.
   Ступени все были усыпаны огромными пластами штукатурки, и не так-то просто было найти место, куда поставить ногу. Чем дальше, тем больше спуск напоминал бег по оползню. Иом прислушалась к своим чувствам. Габорн не предупредил ее об опасности, как сделал это тогда, в замке Сильварреста. Она чувствовала только страх. Башня могла рухнуть в любой момент.
   Они не успели еще добраться до первого этажа, когда первое сотрясение земли прекратилось.
   Хроно остановилась.
   - Подождите, постойте. Все кончилось.
   Она, всхлипывая, принялась утирать слезы с глаз.
   Но Иом пережила в Гередоне не одно землетрясение.
   - Это не конец!
   Она вновь схватила Хроно за руку и потащила вниз по лестнице, прочь из дворца. И поступила совершенно правильно.
   Они едва успели выбежать из ворот наружу, когда Морское Подворье содрогнулось от второго толчка, еще сильнее прежнего.
   ГЛАВА 47. ПОИСКИ ПРОЛАГАТЕЛЯ ПУТЕЙ
   Наибольшим почтением пользуются воины, с честью павшие в бою. Но мало кто относится с должным уважением к храбрейшим из храбрых - тем, кто, повинуясь высшей цели, по своей воле обрекает себя на бесконечные страдания.
   Морд Манган
   Земля у подножия Манганской скалы выгорела на милю вокруг. Она стала чернее ночного неба, хотя тут и там, освещая ее, догорали заросли кустарников.
   Огонь, сдуваемый ветром, двигался теперь на восток, к горам. Там, в лесах, ему предстояло, по-видимому, пылать еще не один день.
   При ходьбе из-под ног взметались облака пепла, мешая дышать. Аверан, Биннесман, Габорн и его Хроно шли к скале, вокруг которой лежали жуткие туши мертвых опустошителей, каждая больше слона.
   Чудовища прыгали и падали с Манганской скалы тысячами. Многие погибли сразу. С южной стороны между трупами было не пройти, ибо они лежали грудами друг на друге.
   Раненые со сломанными ногами и треснувшими панцырями бежали вслед за отступавшей ордой. Почти все рыцари Габорна были заняты тем, что добивали отставших, но разведчиков он отправил с факелами искать среди павших Пролагателя Путей.
   Аверан не хотелось больше есть никаких мозгов. После последнего раза ее тошнило, она обливалась потом и мучалась невероятно. Все тело болело до сих пор, и чувствовала она себя неважно. Слишком рано было вновь принимать такую пищу.
   Но, имея столько мертвых опустошителей, Габорн не мог не попытать счастья.
   Аверан вяло брела по пеплу. Над головой мелькнула падающая звезда. Подняв взгляд, девочка увидела в небе еще один огненный росчерк и заметила, что с мертвыми опустошителями осталось совсем мало гри. То ли их убил дым, то ли они улетели вслед за уцелевшими.
   Под ногами вновь содрогнулась земля, с Манганской скалы сорвалось несколько камней.
   - Это вы вызвали землетрясение? - спросила Аверан у Габорна.
   - Нет, - сказал он. - Я тут ни при чем.
   Девочка увидела впереди умирающую липучку. Та лежала на спине, изредка делая глубокие, судорожные вдохи. Из-под челюстей ее сочилась клейкая слизь.
   - Не подходи близко, - предупредил девочку Габорн.
   - Это не страшно, - ответила та. - Видите, щупальца уже не шевелятся.
   Аверан внимательно разглядывала липучку.
   - Ее звали Создателем Высоких Вещей. Она строила гнездо для самой Великой Истинной Хозяйки.
   Умиравшая перед ними липучка была по-своему совершенством. Липучек обучали обычно укреплять при помощи их клейкого вещества потолки в пещерах и туннелях, но эта превосходила всех. Ее сводчатые арки и опоры были намного прочнее и изящнее, чем у остальных.
   - Ты испытываешь к этому чудовищу сострадание? - спросил Габорн.
   - Они - живые существа, - ответила девочка. - А эта бедняжка была настоящим мастером своего дела. Лучше бы она оставалась у себя дома.
   Биннесман сказал:
   - Молодец. Ты учишься. Любая жизнь драгоценна. И к каждому должно относиться с уважением.
   Аверан и Габорн занялись поисками вместе с сотней разведчиков. Через час пришла весть, что во время бегства погибло больше тысячи опустошителей и рыцари Скалбейна прикончили еще две тысячи раненых. Уцелевшие чудовища спешили по своей тропе на юг, обратно в Подземный Мир.
   В результате Габорну и Аверан могли предстоять еще долгие поиски.
   У самой Манганской скалы вздымались жуткие кучи трупов, по пять, по шесть опустошителей друг на друге. Разведчики проползали где только могли под лапами чудовищ, чтобы добраться до лежавших внизу.
   Но и они не смогли добраться до всех погибших. Огромные туши с трудом могли бы сдвинуть с места даже Властители Рун при помощи сильных лошадей, и Габорн все волновался, что Пролагатель Путей так и останется погребенным под грудой тел и не найденным.
   - Милорд! - крикнул вдруг один из разведчиков. - Кажется, я его нашел!
   Он стоял на куче трупов в трехстах ярдах от скалы и нетерпеливо размахивал факелом.
   Аверан пробралась к этой груде.
   - Здоровый зверюга, - сказал ей разведчик, - точно, как ты говорила. С большими лапами и с тридцатью шестью щупальцами. Там трудно что-нибудь разглядеть, но на правом плече у него есть руна. Остальное завалено, и ничего не видать.
   Аверан забралась на большой камень, ободрав руки о его шероховатую поверхность.
   Габорн помог ей залезть на труп опустошителя. Нужное тело лежало в самой глубине, и добраться до него можно было только сверху.
   Под ногами Аверан вдруг дрогнула в последней судороге туша колдуньи, и у девочки от страха на мгновение оборвалось сердце.
   Разведчик, дождавшись ее, полез в расщелину между мертвых тел. Прополз под чьей-то лапой в небольшой грот, освещая себе путь факелом.
   Аверан полезла за ним. Передвигаться было нелегко - наступить на ногу чудовища, перебраться оттуда ему на голову, стараясь не обжечься факелом. И все время отгонять при этом мысль, что какая-то туша может сдвинуться или сползти, и тогда вся груда их обрушится на голову.
   Габорн и Биннесман следовали за ней.
   Разведчик добрался до места, отступил чуть в сторону и остановился. В замкнутом пространстве между телами сильнее чувствовался жар его факела, над которым вился дым. Аверан увидела голову опустошителя. И с трудом подавила крик.
   "Это он!" - сразу же поняла девочка. Большую часть его тела скрывали четыре других мертвеца, лежащие сверху тела. Но возле морды торчала одна из лап, а между задних ног другого чудища выглядывала часть плеча.
   По виду и размерам он был вылитый Пролагатель. Аверан закрыла глаза. То, что она помнила о нем, было воспоминаниями опустошителя. А они видели мир не так, как люди. Живое существо излучало для них голубое свечение. И сказать наверняка ей было трудно.
   - Да, - дрогнувшим от страха и отвращения голосом произнесла Аверан. Как будто он.
   Насмотревшись сегодня на столько мертвых опустошителей, она не решалась высказаться более уверенно.
   Под тяжестью верхней туши костная пластина на черепе Пролагателя слегка сдвинулась, и морда была перекошена.
   - Если б его не раздавили так, я бы знала наверняка.
   - А руна та самая? - спросил Габорн. Рисунок на плече опустошителя еще слабо светился в темноте.
   - Не знаю, - призналась Аверан. - Опустошители же не различают цвета. Руны для них - это запахи, заклинания, написанные запахами.
   Воспоминания, которыми обладала девочка, не сохранили очертаний, и сказать, та это руна или не та, она не могла.
   Она долго еще разглядывала чудовище. В пещерке пахло только дымом. Будь у нее чутье, как у опустошителя, и доберись она до задних щупалец, ей сразу стало бы все ясно.
   - Я не уверена до конца.
   - А мозг есть будешь?
   Аверан подняла на Габорна глаза. От страха у нее перехватило дыхание. Девочка с такой силой сжала кулаки, что ногти впились в ладони.
   - Не знаю. А вдруг это не он?
   - Но ведь он похож на того, кого мы ищем?
   Аверан от страха замутило.
   - Да, - сказала она. - Но я не могу... Габорн приподнял рукой ее подбородок и заглянул в глаза.
   - Послушай, в твоей силе нуждается весь мир. Мы прогнали опустошителей со скалы, но уже надвигается новая угроза. Завтра в сражении погибнут люди, сотни, а то и тысячи. И опасность будет угрожать еще десяткам тысяч.
   - Думаете, от этого мне станет легче? - спросила Аверан. - Я боюсь. В прошлый раз мне было так плохо...
   - Мужчины всегда жертвуют своей жизнью, - сказал Габорн. - И не только на войне. Они отдают все силы, когда трудятся, чтобы прокормить своих жен и детей.
   - Женщины тоже отдают все силы, - сказала Аверан, вспомнив о своей матери.
   - Согласен, - кивнул Габорн. - Я прошу тебя сделать не больше того, что делает каждый человек - и мужчина, и женщина. Когда ты вырастешь, ты тоже должна будешь отдавать себя. Случается, что человек отдает всю свою жизнь в одно мгновение, но чаще всего он отдает ее понемногу в течение долгих лет. И мне нужно, чтобы ты стала взрослой прямо сейчас.
   Биннесман обнял ее в утешение, чего Габорн сделать не мог. Он вынужден был требовать от нее исполнения ее долга.
   - За последние два часа разведчики осмотрели почти всех мертвецов, настойчиво сказал он. - Другого похожего среди них нет.
   Аверан сглотнула комок в горле. Габорн просит ее всего лишь стать взрослой. А это случится с нею независимо от ее желания.
   - Я буду есть.
   И, дав согласие, она испытала облегчение. Есть мозг предстояло, в конце концов, один раз, последний.
   Габорн глубоко вздохнул, встал на колени и крепко обнял ее.
   - Благодарю тебя, - сказал он.
   Габорн чувствовал полное изнеможение - не физическое, но умственное и моральное, словно кто-то высосал из него все силы вообще.
   - Достаньте ей мозга, - сказал он разведчику. До "заветного треугольника" чудовища, по счастью, было легко добраться.
   Затем он положил руку Биннесману на плечо и шепнул:
   - Побудьте с нею. И помогите, чем сможете. Мне надо немного отдохнуть.
   Он вернулся к своему коню и проскакал милю вдоль скалы на север, к упавшей статуе Мангана. Хроно последовал за ним.
   Статуя при падении разбилась на мелкие куски. Спешившись, Габорн поднял осколок выщербленной временем головы и, держа его в руках, присел на камень.
   На память о лорде Мангане людям осталось немногое - несколько изречений, эта статуя. О нем знали, что он построил здесь крепость больше тысячи лет назад. И не дал Мангане завоевать западную Мистаррию. Выиграл немало сражений. Погиб молодым от руки бесчестного врага. Через пятьдесят лет сын его заказал мастерам поставить в скалах статую отца. И сейчас Габорн с почтением держал в руках ее осколок, выветренный, шершавый камень, покрытый лишайником.
   Габорн заметил падающую звезду и поднял взгляд. За последние три часа звезд упало, наверное, не меньше ста.
   Габорн размышлял. Что-то менялось в мире. Опасность, угрожавшая раненым, которые спускались по реке Доннестгри вместе с отрядом его воинов, все возрастала.
   Он уже лучше понимал свои ощущения. Порой он чувствовал опасность заранее. Порой предчувствие вспыхивало незадолго до удара. Разбираться во всем этом было все равно что смотреть в котелок с закипающей водой и пытаться определить, какой из пузырьков всплывет первым. Это больше походило на гадание, чем на расчет, и Габорн подозревал, что все меняется постоянно, в зависимости от шагов, которые предпринимали он и его враги.
   Боринсону и Мирриме тоже угрожала неведомая, но страшная опасность. Он пытался их предупредить, но ничего не получалось. И неизвестно было, как долго он еще будет беспомощен. Неужели он наказан без прощения, навсегда? И Земля позволит его Избранным погибнуть? Или она все же вернет ему силы в час истинной нужды?
   Мысль о том, что он потеряет Избранных, была для него невыносима. Они же не просто умирали. Когда кто-то из них расставался с жизнью, умирала и какая-то часть самого Габорна.
   "Умирает не часть меня самого, - понял он вдруг. - Когда гибнет мужчина, то его жена теряет мужа, а ребенок - отца. Пострадать из-за его гибели может целая деревня - если он был хлебопеком, к примеру, или просто хорошим жизнерадостным человеком, умевшим шуткой облегчить другому боль и развеять дурное настроение. Утрата его умения нанесет ущерб всем, кто жил рядом с ним, и отчасти - всему его народу и даже государству.
   Мы все, род человеческий, - единое целое, как полотно ткани. Выдерни одну нить - и может распуститься все.
   И как же много нитей уже выдернуто!"
   В душе Габорна острой болью отзывалась утрата отца, родителей Иом, сотен тысяч уже погибших людей и миллионов, которым еще предстояло погибнуть,
   Он тяжело вздохнул. И сказал Хроно:
   - Радж Ахтен под Картишем. Он слабеет. Но убил сегодня еще дюжину моих Избранных.
   - Вы слишком много беспокоитесь о благополучии своего врага, - заметил Хроно.
   Габорн повернулся к нему. Тощий, как скелет, летописец сидел на камне, подтянув колени к подбородку, надвинув на лицо капюшон. Габорн сказал:
   - У меня нет ни одного врага, пока у меня остается выбор. Ты знаешь, что ждет Радж Ахтена в Картише?
   - Время покажет, - отвечал Хроно. Габорн сказал:
   - Я чувствую приближение великой опасности. И подозреваю, что Картиш уже разрушен.
   - Ни подтвердить, ни отрицать ваших подозрений я не могу, - ответил Хроно.
   Зная этого человека всю жизнь, Габорн ничего Другого и не ожидал. Сколько раз он пытался получить от него помощь, но все было бесполезно.
   Он вспомнил рисунок эмира Туулистана. Диаграмму из тайного учения Хроно, преподаваемого в Палате Сновидений Дома Разумения. Она возникла вдруг перед его мысленным взором.
   Три сферы человека:
   В тайном учении говорилось, что каждый человек является сам для себя господином собственного государства. И что добром люди считают все, что ведет к расширению их территории, а злом - то, что ведет к ее уменьшению.
   И внезапно Габорна озарило. Ему показалось, что он понял, наконец, главное - человек не может быть добрым, если он одинок. Чтобы быть добрым, он должен сознавать свою неразрывную связь с другими, со всем человеческим сообществом.
   По-настоящему хороший человек, думал Габорн далее, не может жить для себя одного. Он посвящает себя служению другим, как некоторые индопальские мистики, отказывающиеся носить одежду или принимать пищу, если в этой одежде и пище нуждается кто-то рядом.
   Габорн мучительно желал стать таким человеком. Он был рожден лордом, но хотел, чтобы каждое мгновение его существования было посвящено защите его подданных. Каждая мысль его, каждый шаг должны были быть направлены к их благополучию. Но... что бы он ни делал, этого было недостаточно.
   Было еще что-то в природе добра и зла, чего он не понимал, какая-то тайна, по-прежнему ускользавшая от него,
   Он закрыл глаза, горевшие так, словно в них сыпанули песку. Хроно молча сидел на своем камне.
   Почему? Если Хроно понимают природу добра и зла, почему они бездействуют?
   Человек ли вообще его Хроно? Имеет ли он хоть какое-то сострадание?
   И тут внезапно, как удар молнии, Габорна поразила мысль. Он думал о диаграмме. Все как будто сошлось воедино. И он почувствовал себя на грани великого открытия.
   - Время! - победно прошептал он. Диаграмма эта могла вовсе не иметь ничего общего с добром и злом. Она могла относиться ко Времени.
   Хроно называли себя служителями Властителей Времени. Но кто и когда видел Властителя Времени? То были мифические существа, олицетворение сил природы.
   Теперь ему кое-что стало понятней, По учению Хроно человек считает злым того, кто пытается отнять у него деньги, жену или положение в обществе. Того же, кто хвалит его, помогает ему подняться, дает ему деньги или жертвует ради него своей жизнью, человек считает хорошим.
   Но Габорна поразила мысль: "Что я имею, чего у меня не отберет Время? Жену, отца, семью? Здоровье, жизнь? Время украдет все. Значит, я ничего не имею!"
   Хроно это, разумеется, знали. Но в мысли этой, по мнению Габорна, имелся некоторый изъян. Из нее можно было сделать вывод, что Время является наивысшим злом в мире, ибо оно лишает человека всякой гордости и честолюбивых устремлений.
   Габорн покосился на своего Хроно. Ни один из них не станет говорить с ним на эту тему и ни единым словом не подтвердит и не опровергнет его подозрения. Правила ордена предписывают им держаться в стороне, наблюдать за лордами и никогда не вмешиваться а поток событий, приносимых Временем.
   Они так и делают - просто наблюдают. Но с какой целью? Как они могут служить Времени, если оно представляет собою наивысшее зло?
   Должно быть, он что-то упустил.
   Если верно, что Время лишает человека всего, чем тот, как ему кажется, владеет, подумал Габорн, может быть, Хроно считают владение иллюзией? Может быть, добро и зло для них не более чем призраки?
   Мысли его понеслись стремительным потоком. Возможно, Хроно понимают, что Время также и дает человеку все, что он имеет. Приносит ему богатство, дом, любимых людей. Каждое наступающее мгновение может оказаться драгоценным мигом радости.
   В конечном итоге Время является парадоксальным - оно и создатель, и разрушитель, дарит человеку и радость, и скорбь.
   Хроно, может быть, полагают себя мудрецами, ибо остаются в стороне от этого парадокса. Потому так и действуют - вернее, бездействуют.
   Но что они рассчитывают получить за свое служение?
   Время. Хроно служат Властителям Времени. Может ли быть так, что служение дарует им именно время? Биннесману уже несколько сотен лет. Жизнь его продлевает Земля. Водяные чародеи тоже, как известно, живут не один век.
   Неужто служение Времени продлевает жизнь и его Хроно? Любопытная мысль.
   Она совершенно завладела Габорном. Ни в одной королевской хронике никогда не рассказывалось о Хроно. Авторы их не называли своих имен. Порой после смерти одного лорда они получали назначение к другому. У Габорна Хроно появился, когда принц был еще маленьким. И выглядел летописец точно так же, как и сейчас - тощий, как скелет, мужчина лет пятидесяти. За пятнадцать лет у него не прибавилось седины, на лице не появились новые морщины.
   Но Габорн все-таки засомневался. Если Хроно живут так долго, кто-нибудь да должен был уже заметить это - если, конечно, Хроно, как все чародеи, не обладают собственными особыми силами.
   А вдруг они и есть на самом деле Властители Времени? И перед Габорном сейчас сидит один из них, но никогда не признается в этом?
   - Сколько тебе лет? - спросил он у Хроно. Тот повернул голову.
   - А на сколько я выгляжу?
   - На пятьдесят. Хроно кивнул.
   - Примерно так и есть. Неопределенный ответ, явная увертка.
   - Чью жизнь ты описывал, прежде чем стал моим летописцем?
   - Пикобо Зуанеша, инкарранского принца, - ответил Хроно.
   Этого имени Габорн никогда не слышал. И не подозревал до сих пор, что Хроно знает инкарранский язык.
   - Это первые хроники, которые ты писал?
   - Да.
   Перед словом "да" слышалась небольшая пауза. Снова увертка?
   - Как долго ты надеешься прожить?
   - Судя по вашим предчувствиям, неделя уже будет великим подарком.
   Габорн зашел в тупик. Что-то он еще упустил. Ему казалось, что он находится на грани открытия. Но сейчас он осознал, что, пожалуй, ни на шаг не приблизился к истине.
   Хроно не даст ему ни малейшей зацепки, это уж точно. И терять время на размышления Габорн больше не мог. У него была на счету каждая секунда. Будущее стремительно надвигалось. Ему нужно было отдохнуть. Ибо приближалось время, когда такой роскоши, как отдых, он уже не сможет себе позволить.
   Небо каждые две минуты, словно выпущенная из лука стрела, прочерчивала дугой падающая звезда. Такой обильный звездопад обычно наблюдался после зимнего солнцестояния, в течение трех дней после Праздника Невест, но никак не в это время года.
   - В книге о моей жизни, - спросил Габорн, - ты расскажешь миру о том, что мне было больно использовать моих друзей? Запишешь, что я не желал зла ни одному человеку, даже своим врагам?
   Хроно ответил:
   - Хорошо сказано, что "поступки выдают человека, сколь бы искусно он ни прятался за красивыми словами".
   - Но и поступки порой не выдают всего, - сказал Габорн. - Мне больно использовать эту девочку, Аверан. Ей следовало бы спокойно расти, стать прекрасной женщиной, обзавестись любящим мужем и родить сыновей и дочерей. А в твоей книге будет сказано лишь, что я заставил ее идти со мной. Хотя мне стыдно, что я вынужден это сделать.
   - Я скажу о ваших чувствах в примечаниях, - кивнул Хроно.
   - Благодарю, - искренне сказал Габорн.
   Вдали послышался крик. Звали Габорна. Он посмотрел в южную сторону. К нему скакал рыцарь с горящим факелом в руке. И Габорн узнал разведчика, которого оставил с Аверан и Биннесманом.
   - Милорд, - сказал рыцарь, подъехав ближе, - я вас ищу. Думаю, вам следует знать - девочка поела мозга опустошителя. И теперь ей очень худо.
   Габори похолодел.
   - Что с ней?
   - Сперва стонала, потом обливалась потом. Потом упала, и у нее начались судороги. Она прокусила язык и наглоталась крови. Даже подавилась...
   - О Силы! - воскликнул Габорн. Что же он наделал?
   - Я вставил ей нож между зубов и открыл рот, но пришлось сильно на живот давить, чтобы она вовсе не захлебнулась собственной кровью. И воды ей никак не дать...
   Габорн, вскочив с камня, бросился к лошади.
   - Биннесман и вильде стараются, помогают, чтобы не померла, - сказал разведчик.
   Габорн взлетел на коня и галопом понесся обратно к скале. Вскоре он подскакал к небольшой кучке стоявших кругом людей.
   Два лорда прижимали девочку к земле, чтобы она ничего себе не повредила. Аверан билась в конвульсиях. Глаза ее закатились так, что видны были одни белки. Дышала она хрипло и тяжело.
   Биннесман, как раз дочитав заклинание, медленно помахивал над ней посохом.
   По запаху Габорн понял, что девочку вырвало, и увидел рядом с ней среди пепла лужу извергнутого.
   Он отвернулся.
   Через несколько долгих минут к нему подошел Биннесман, положил руку на плечо.
   - Этот опустошитель перед смертью, должно быть, очень сильно страдал. Она еще доесть не успела, как начала кричать, что умирает.
   Габорн слушал, боясь промолвить слово.
   - Она извергла почти все, что съела, - продолжал Биннесман. - И думаю, что этим она спасла себе жизнь.
   Габорн покачал головой. Что делать теперь, он не знал и даже думать об этом боялся. Он сказал чародею:
   - И, возможно, из-за этого с жизнью придется проститься нам всем.
   ГЛАВА 48. ДЕЛА СЕРДЕЧНЫЕ
   Я не знаю, чего больше бояться - змеиного яда, касания призрака или гнева моей жены.
   Король Да'верри Моргепн
   Боринсон при свете звезд рассматривал руку Мирримы. Костяшки и три средних пальца были ледяными и белыми, как иней, покрывший землю на дороге.
   Рука его жены была такой холодной, что даже обжигала. Миррима, стуча зубами, тряслась от холода. Это были какие-то чары призрака тота.
   - Проклятье, - в сердцах сказал Боринсон.
   Пальцы она, считай, потеряла. А то и всю руку.
   Сердце у него все еще неистово колотилось. В ушах звучал не умолкая предсмертный вопль призрака. Мысли в голове неслись вскачь. Его жена уничтожила призрака. Невозможное дело. Такое мог сотворить только могущественный маг. В результате она, кажется, останется без руки.
   "И все это из-за меня, - понял он. - Она сражалась с чудовищем, защищая меня, как и тогда с опустошителями у Манганской скалы".