Вулвертон Дэйв. Рожденная чародейкой (Властители рун - 3)

   И по тону его Миррима поняла, хоть он и не сказал этого, что Радж Ахтену придется заплатить.
   - Эти люди, - Аким указал на коленопреклоненных Неодолимых, - найти свидетель до того, как он умер.
   Укваз Фахаракин, расспросив одного, начал говорить со следующим воином. И в глазах его все сильнее разгорался гнев.
   Тут в толпе раздался насмешливый возглас. Вперед, показывая на допрашиваемых, выступил другой воин. Миррима поняла его и без перевода Акима.
   - Этот человек говорить, свидетельство не хорошо. Нужно больше, чем один свидетель. Он говорить, Радж Ахтен не хотел убить Короля Земли.
   Миррима с трудом сдержала гнев.
   - Я видела это!
   Укваз Фахаракин, недовольно рыкнув, повернулся к ней и задал какой-то вопрос. Аким посмотрел на Мирриму:
   - Пожалуйста, сказать имя?
   - Миррима, - ответила она. - Миррима Боринсон.
   Глаза Акима расширились. Над толпой воинов пронесся ропот - они передавали друг другу ее имя, - затем воцарилась полная тишина.
   - Да, - сказал Аким, - я так и думать - северянка с луком. Ты убить Темный Победитель. Мы все слышать. Мы тебя уважать.
   Миррима удивилась. Быстро же расходятся вести!
   - Это был просто удачный выстрел.
   - Нет, - сказал Аким. - Во всем мире не бывать такая удача. Ты должна рассказать, что видеть.
   Миррима подъехала ближе к костру, чтобы говорить с Уквазом лицом к лицу.
   - Мы были в тридцати милях к северу отсюда, когда Радж Ахтен догнал Габорна. В глазах Лорда Волка была смерть, и он обязательно убил бы Габорна, если бы его не удержала вильде Биннесмана. Я сама пустила стрелу в колено Радж Ахтена, но Габорн не позволил мне и никому из нас убить его.
   Аким переводил. Укваз сохранял невозмутимый вид, но глаза его сверкали. Затем он заговорил, и Аким перевел:
   - Ты мочь доказать, что видеть это?
   Миррима вынула из колчана стрелу, которой поразила Радж Ахтена. На железном наконечнике запеклась его кровь.
   - Вот стрела. Дайте ее понюхать своим следопытам. Они узнают запах Радж Ахтена.
   Аким передал стрелу Уквазу. Тот тщательно обнюхал ее, и Миррима поняла, что он тоже "лорд-волк". Затем он гортанно зарычал, сказал что-то резкое и поднял стрелу так, чтобы все видели. Подошли еще несколько воинов, тоже обнюхали стрелу.
   - Да, это запах Радж Ахтена, - перевел Аким. - Его рука вынимать стрелу, и на конце ее - его кровь.
   - Передай Фахаракину, пусть мне вернут стрелу, - сказала Миррима. - Я собираюсь когда-нибудь с ее помощью завершить начатое.
   Аким перевел, и стрелу ей вернули. Но Укваз и его люди продолжили расспросы. То, что Габорн пощадил Радж Ахтена, человека, который всеми своими деяниями доказал, что является ему врагом, их как будто озадачило. И, глядя на суровые лица ах'келлахцев, Миррима вспомнила, что о них говорят: есть племена в Индопале, для которых не существует слово "милосердие". Тогда она объяснила, что Габорн, как Король Земли, не мог убить человека, которого избрал. Ах'келлахцы слушали внимательно. Они спросили, что было после и куда направился Радж Ахтен. Она показала на юго-запад, в сторону Индопала.
   Выслушав ее, Укваз выхватил из ножен кривую саблю, взмахнул ею над головой и что-то прокричал. Боевой конь под ним взволновался, загарцевал, готовый ринуться вперед. Затем, заржав, поднялся на дыбы. Лошадь Мирримы попятилась, и девушка с трудом ее удержала.
   Затем все ах'келлахцы начали кричать, размахивая мечами и боевыми топорами.
   - Что теперь будет? - спросила Миррима.
   - Радж Ахтен сделать великую мерзость, когда напасть на Короля Земли. Такое нельзя не наказать. Укваз говорить: "Радж Ахтен встать на сторону опустошителей против своего родственника и всего своего племени. Он говорить: "Кричать атвабу!""
   - А что это такое?
   - С древних времен у нас, когда король поступать плохо, тот, кто видеть это, кричать атвабу, "клич отмщения". Если народ гневается, он может убить короля... так было.
   Укваз Фахаракин принялся что-то объяснять своим воинам.
   - Он предупреждать - громко кричать клич на базарах, - переводил Аким. - Пусть голос не дрожит. Не отступать от кайф, которые встать на защиту, не бояться стражников, которые угрожать. Весь Индопал должен знать, почему ах'келлах восстать против Лорда Волка, даже если больше никто не восстать.
   Тут Укваз Фахаракин соскочил с коня и подбежал к телу своего племянника. Он поднял меч и, глядя на тело, снова начал кричать.
   - Он просить дух успокоиться, - сказал Аким шепотом из уважения к мертвому. - Он просить его не возвращаться домой, не тревожить семью. Укваз Фахаракин обещать правосудие.
   Затем Укваз отрубил мертвецу голову. Поднял ее за волосы, и воины вокруг дружно закричали.
   - Он теперь везти голову домой, в племя, как завет.
   Укваз сделал какой-то знак. Из толпы вышли представители его племени, ах'келлахцы-Неодолимые. Это были сильные, суровые люди. Укваз Фахаракин, высоко держа голову своего племянника, чтобы ее видели все, опять прокричал что-то. И Аким сказал торжественно:
   - Он говорить - не может быть другого короля, кроме Короля Земли.
   И все ах'келлахцы стали хором повторять эти слова.
   Мирриме стало не по себе, когда они обезглавили и другие жертвы убийства и спрятали головы в дорожные сумки. Тела затем сложили в погребальный костер. Не все из того, что происходило было ей понятно. Как не понимала она и правосудия жителей пустыни и их законов.
   Девушка спросила:
   - Народ и вправду восстанет против Радж Ахтена? Аким пожал плечами.
   - Может быть. Радж Ахтен иметь много даров обаяния. Укваз Фахаракин...
   - Я не понимаю. Радж Ахтен и прежде поступал несправедливо с вашими лордами. Почему же всех так волнует, что он сделал это еще раз?
   - Потому, - сказал Аким убежденно, - что он так поступить с Королем Земли.
   И тогда она поняла. Дело было не в Радж Ахтене. И даже не в его несправедливом поступке. Речь шла о сохранении жизни всего народа - ведь Радж Ахтен не смог выгнать опустошителей из Карриса. А Габорн сделал это и доказал свое могущество. И потому Укваз попытается свергнуть своего господина.
   Она стояла на пороге великих событий. Ее сегодняшнее свидетельство, вроде бы столь незначительное, должно было положить начало гражданской войне.
   Миррима задержалась еще немного, наблюдая, как возлагают на погребальный костер хрупкое тело Саффиры. И глядя на ее миловидное личико, пыталась представить, как та выглядела живой, с тысячей даров обаяния. Но воображение ей отказывало.
   Затем она развернула коня. Аким сложил руки перед лицом и низко поклонился ей в знак уважения.
   - Мир тебе. Да защитят тебя Светлые Силы.
   - Благодарю, - сказала Миррима. - Да ведут тебя в бой Победители.
   И снова поскакала во тьму среди трупов опустошителей.
   Вскоре она наткнулась на коня Боринсона, раздавленного мощным ударом. Неподалеку обнаружились только шлем ее мужа и трупы незнакомых воинов. Но на земле она разглядела следы рук и вмятины от коленей. Крупные следы, как у Боринсона.
   Он куда-то полз, подумала она. Может быть, ползет к городу и сейчас, а может, потерял сознание по дороге.
   Миррима соскочила с седла, подняла шлем. Обнюхала землю в поисках запаха мужа, но все заглушало зловоние колдовских чар. Проследить его путь оказалось невозможным. Тогда она задумалась, куда бы ей подняться, чтобы посмотреть на равнину сверху. И поразмыслив, решила, что лучше всего забраться на насыпь вокруг кратера, оставленного червем на Холме костей.
   Карабкаясь на нее, она силилась представить себе живое существо, способное пробить такую дыру, но не смогла.
   При отсветах пожара в облаках она увидела только зияющий черный провал. Наклонившись, услышала далеко в глубине плеск воды. Червь проложил себе путь через подземную реку, и на ней образовался водопад. Но он был слишком глубоко. Стоило чуть отступить от края, как звук пропадал.
   Миррима прошлась по насыпи, утопая на каждом шагу в рыхлой земле.
   Земля была слишком рыхлой и сырой. Комочки ее то и дело осыпались в кратер. Ходить было страшно - казалось, что насыпь вот-вот обрушится в провал целиком. И Миррима отошла подальше от края.
   Отсюда был виден чуть ли не весь разрушенный Каррис. Но мужа своего Миррима нигде не заметила.
   - Боринсон! - прокричала она, оглядывая равнину. На восток, к Инд опалу, оставив погребальный костер, скакал отряд Укваза Фахаракина.
   Она снова посмотрела в сторону Карриса. И сердце ее дрогнуло. Стражники, опасаясь опустошителей, разожгли под стенами множество костров. И там, у разбитых ворот, она увидела вдруг воина с рыжими, как у ее мужа, волосами, который брел, опираясь на плечо рыжеволосой девочки. Они шли медленно. Но клубившийся всюду дым и завеса дождя мешали Мирриме разглядеть, он ли это.
   - Боринсон! - крикнула она.
   Даже если это был он, услышать ее на таком расстоянии он не мог. И доковыляв до барбикана, рыжеволосый воин скрылся в его тени.
   Когда Миррима миновала разрушенные барбиканы, ей показалось, что она попала в сумасшедший дом.
   Неделю назад был Праздник Урожая в замке Сильварреста. В Гередоне, впервые за две тысячи лет, появился Король Земли. И жители Гередона устроили для гостей самый чудесный праздник, на каком только приходилось бывать Мирриме.
   У замка Сильварреста, гуляя среди толп народа, она любовалась яркими шатрами, которые сверкали на полях, как драгоценные камни на медном, позеленевшем от времени браслете. Входы в них были украшены сплетенными в венки пшеничными колосьями и деревянными фигурками Короля Земли в пышных нарядах.
   В воздухе витал запах засахаренных фруктов и свежего хлеба. Всюду звучала музыка.
   Это был настоящий праздник для чувств.
   На каждом шагу она натыкалась на очередную диковинку - на шута, например, в разноцветном платье, верхом на огромной рыжей свинье и с жезлом, на котором красовалась деревянная шутовская голова. Здесь молодой пламяплет вытягивал из костра языки огня, превращая их в золотые лилии. Там пела женщина с пятью дарами голоса, и песня ее была столь прекрасна, что при воспоминании о ней сердце щемило еще неделю. Миррима видела Властителей Рун, выезжавших на турниры верхом на конях, покрытых такими яркими чепраками, что глазам было больно, любовалась плясками танцоров из Дейазза, одетых в львиные шкуры.
   Она пробовала редкие лакомства - угрей, только что вынутых из садков и приготовленных на глазах у покупателей; десерты из сладких сливок и розовых лепестков со льдом; индопальские пирожные с кокосовыми орехами и фисташками.
   Все это могло бы развеять любое горе.
   Картина же, представшая перед нею в Каррисе, была страшной противоположностью красоте и радости того дня.
   Вместо запахов изысканной снеди ее острый нюх преследовала вонь навоза, гнилых овощей, скученных людских масс, крови, мочи и войны, - вонь, усугубленная еще не развеявшимся запахом заклятий.
   Вместо дивной музыки всюду слышались мольбы и стоны раненых, плач и крики тех, кто потерял и звал своих любимых.
   Вместо праздника здесь царил ужас. Миррима завернула за угол и наткнулась на полдюжины детей, из которых младшему было года два - они уговаривали подняться свою мать, думая, что она ранена. Но Миррима сразу увидела, что женщина мертва.
   Навстречу брела по улице девчушка лет двенадцати. Серые глаза ее были пусты, на перемазанном лице виднелись чистые дорожки от слез.
   "Так же выглядела и я в ее годы, когда умер отец", - подумала Миррима. Сердце ее сжалось от сострадания.
   Ей пришлось разыскивать Боринсона среди тысяч раненых, лежавших в каждом постоялом дворе и в жилых домах, в конюшнях и в герцогском приемном зале, и просто на улицах.
   Многие из них были при смерти. Из-за чар колдуньи раны гноились неестественно быстро. Гангрена начиналась от пустяковой ссадины.
   Поиски, казалось, будут тянуться вечность. Почти каждая семья взяла в дом одного-двух раненых. Зловоние не давало Мирриме дышать. Среди стольких других запахов она никак не могла уловить запах мужа.
   - Боринсон! - снова и снова звала она, проезжая по улицам, пока не заболело горло. В конце концов она даже начала сомневаться, что действительно видела у городских ворот своего мужа.
   Но, может быть, он спит, подумала она. И потому не отвечает.
   Убитых с поля битвы сносили во двор перед герцогским дворцом. Она забеспокоилась, нет ли среди них Боринсона. Габорн сказал, что его только ранили. Но вдруг от ран он успел умереть? Или его по ошибке приняли за мертвого, и она еще может найти мужа живым? Она направилась во двор и наконец учуяла запах Боринсона.
   С трепетом в душе она въехала во двор. Трупов там были тысячи. Среди них бродили люди с факелами, разыскивая близких.
   Сожженная трава казалась серым ковром. Мертвецы лежали на одеялах. Запах Боринсона стал сильнее.
   Миррима знала, что мертвого человека, даже самого близкого, не всегда можно узнать. У павших в бою лица обычно становятся бледными, бескровными, у погибших от удушья они синевато-черные. Глаза стекленеют, и трудно понять, были они голубыми или карими. Лицевые мускулы порой жутко сокращаются, а порой расслабляются, придавая лицу выражение совершенного покоя.
   Многие женщины не узнают даже собственных мужей, с которыми спали в одной постели годами.
   Потому она и не пыталась искать Боринсона, всматриваясь в лица, она шла на его запах.
   Муж ее стоял на коленях возле одного из мертвецов, под растерявшим все листья обгорелым дубом. Лицо его было бледным как мел, искаженным болью, глаза опущены, так что она его точно не узнала бы. От дождя с пеплом волосы его слиплись, покрылись коркой грязи, и выглядел он как последний нищий. Полы плаща были запятнаны кровью из раны в паху. Правой рукой он сжимал рукоять боевого топора, опираясь на него, как на костыль.
   Казалось, что он стоит так не один час и никогда не сдвинется с места. Словно превратился в статую, в памятник страданию.
   И узнать его можно было только по одежде. Одет он был, как и два дня назад, сохранился даже желтый шелковый шарф, который она дала ему в знак своего благоволения.
   Рядом с ним стояла на коленях и горько плакала рыжеволосая девочка с фонарем в руках. Оба смотрели на мертвеца, который был похож на Боринсона, как родной брат.
   - Боринсон? - нерешительно позвала Миррима. Слова утешения, которые так легко выговаривались в уме, сейчас вдруг застряли в горле. Что за рана могла причинить такое страдание, какое она видела на его лице? Она спросила тихо:
   - Что случилось?
   Он не поднял глаз. Не ответил. Возможно, даже не услышал. Левой рукой он держался за живот, словно его ударили.
   Она подъехала ближе, и под копытами коня захрустели желуди. Издалека ей казалось, что он стоит неподвижно. Теперь, вблизи, она увидела, что он весь дрожит.
   Когда-то ей рассказывали, что некоторые люди, пережив большое потрясение, могут так замкнуться в себе, что даже перестают разговаривать. Ее муж был воином. Он убил по приказу в замке Сильварреста две тысячи Посвященных. Это настолько потрясло его душу, что он решил оставить службу у своего короля.
   Перед нею стоял на коленях человек, искалеченный и телом, и душой. Его била дрожь, рассудок его изнемог. И боль его была столь сильна, что он не мог плакать.
   - Миррима, - сказал он холодным, официальным голосом, не сводя глаз с мертвеца. - Позволь познакомить тебя с моим отцом.
   ГЛАВА 2. ЕДИНОМЫШЛЕННИКИ1
   Идущий дорогой чародеев не ходит тропами, проложенными обычными людьми.
   Мистаррийская пословица
   По дороге из Карриса на север Габорн по-прежнему чуял запах войны. Казалось, он весь пропитался вонью заклятий горной колдуньи, как рубаха у него под кольчугой пропиталась потом и дымом костров.
   Вечер был тихим и туманным. Ночь как будто не с небес спускалась, а поднималась с земли, подобно влажным испарениям из болотистых низин. Птицы молчали. Лишь копыта коней глухо стучали по грязной дороге. Хотя их ехало семь человек, не слышно было даже поскрипывания сбруи.
   Они прискакали в какой-то городок. Прежде Габорн знал название каждой деревни в своем королевстве, но после гибели Посвященных в Голубой Башне память его ослабела.
   Впрочем, это не имело значения. Городок был пуст; по улицам бродила, виляя хвостом, одинокая рыжая собака. Забыв его название, Габорн никого этим не оскорбил.
   Старый, тесный городишко, с домами из тесаного камня. Какой-то хитрец в далеком прошлом выстроил постоялый двор так, что практически перегородил проезжую дорогу, полагая, видимо, что путники предпочтут остановиться на ночь, чем искать путь в обход. Потом вокруг постоялого двора появились дома и лавки.
   На улицах цокот копыт зазвучал громче. Габорн услышал, как позвякиванье его кольчуги отдается эхом от каменных стен.
   Городок казался ему немым укором. На улицах не играли дети. Хозяйки не переругивались через заборы. Не мычали коровы, призывая доильщиц поторопиться. Не стучали топорами мужчины, заготавливая растопку для очага. Не вился над трубами дым, донося дразнящий аромат жареной курицы.
   Молчали молоты кузнецов. В затянутых облаками небесах не горели звезды. Не слышалось детского смеха.
   "Так будет выглядеть весь мир, - думал Габорн, - когда нас не станет".
   - Надо было все-таки убить Радж Ахтена, - устало сказала Эрин Коннел.
   - Земля не разрешает, - ответил Габорн.
   - Но если мы нападем на его Посвященных, - заметил принц Селинор, возможно, это не то же самое, что напасть на него самого.
   У Габорна мысль об убийстве Посвященных вызывала тошноту. То были обычно ни в чем не повинные люди. Красота Радж Ахтена ослепляла как молния, голос его оглушал как гром. Властитель Рун мог взять дары у вассала, только если тот отдавал их по доброй воле. Но как было слабому человеку устоять перед величественной просьбой Радж Ахтена? В Рофехаване говорили, что "лицо абсолютного зла бывает прекрасным". Радж Ахтен действительно был прекрасен.
   Некоторые считали, что силой своего голоса он мог обмануть даже себя самого. Других-то он точно обманывал часто - даже своих врагов. Женщины влюблялись в него с первого взгляда, мужчины проникались к нему уважением. И стоило Радж Ахтену сказать, что служение ему принесет им только пользу, как они тут же предлагали ему свои дары и саму жизнь.
   Миру грозила катастрофа - война с опустошителями не на жизнь, а на смерть. Радж Ахтену уже удалось убедить десятки тысяч людей, что в этой войне человечество сможет выжить, только объединив свои лучшие качества силу, жизнестойкость и ум - в одном человеке, который будет их защитником. Ибо человек этот станет бессмертным, мифической Суммой Всех Людей.
   Не все, конечно, позволяли Радж Ахтену себя убедить. Поэтому он воевал с Рофехаваном, желая превратить в своих слуг и его подданных.
   Это было подло. Габорн, сознавая силу Радж Ахтена, уже не верил, что его можно победить. Разве только окольным путем, как предложил Селинор, убив его Посвященных. Когда умирал Посвященный, отдавший лорду какое-то свое качество, лорд этого дара лишался.
   Убийство же нескольких тысяч Посвященных настолько уменьшило бы силы Радж Ахтена, что появилась бы возможность победить его в бою.
   Но кто бы на это пошел? Только не Габорн. У людей, посвятивших себя Радж Ахтену, просто не хватило ума, чтобы разглядеть, кто скрывается под этой прекрасной личиной. А многих Лорд Волк и вовсе к этому принудил. Да, они переносили пытку форсиблем и отдавали дары, но лишь потому, что его они боялись больше, чем прикосновения форсибля.
   - В замке Сильварреста он брал в Посвященные детей, - буркнул Габорн. - Кровь детей я пролить не могу.
   - То же самое он делал и в Инд опале, - сказал Джурим. - Дети и женщины - он знает, что у порядочного человека на них не поднимется рука.
   Габорна затошнило.
   Думать о Радж Ахтене ему было уже невмоготу. Жадность Лорда Волка отталкивала. И Габорн подумал: "Не следовало мне и пытаться его обратить. Тем более надеяться сделать своим союзником".
   Проезжая по этим мрачным улицам, он сосредоточился на чувствах и зрении Земли, чтобы узнать, не грозит ли сейчас какая опасность Избранным. Вчера его волновал только Каррис.
   Земля поручила Габорну избрать людей, семена человеческого рода, чтобы "спасти их в грядущие темные времена". Заодно она даровала ему силу чувствовать грозившую Избранным опасность.
   Чувство опасности он сохранил, но утратил силу предупреждать людей.
   И напади сейчас кто на Избранных, все, что он мог - это переживать нависшую над ними угрозу, пока они не погибнут. Однако он надеялся на лучшее. Сил стало меньше, но все-таки, чувствуя опасность, какие-то несчастья он мог еще предотвратить.
   Вот и теперь он, как слепец, проверил на ощупь пределы оставшегося у него дара.
   Опасность, казалось, была повсюду. В Каррисе битва еще не кончилась. Рыцари Справедливости Скалбейна гнали опустошителей на юг. За одну секунду погибло сразу двое Избранных. Утрата причинила Габорну острую боль.
   Радж Ахтен бежал на запад, в Индопал. Габорну он, как ни странно, показался скорее мертвым, чем живым, и это его немало удивило.
   Но вслед за тем он оцепенел от ужаса, ибо ощутил... да, сразу несколько угроз, чреватых такими страшными последствиями, как ни одна из прежних. Не то чтобы беда была рядом. Нет, он даже смог определить, кому и когда будет грозить опасность. Первой жертвой станет его жена, Иом. Не сегодня. Он уже почти научился определять время нанесения удара по силе своего предчувствия. До завтрашнего дня Иом как будто ничто не угрожало. Но следовало сохранять бдительность, поскольку источника опасности он не знал и не всегда еще мог определить.
   Следом предчувствие предупреждало о более общей опасности. Она по-прежнему нависала над десятками тысяч людей в Каррисе. "Снова опустошители?" - подумал он. В Каррис беда должна была прийти уже после того, как что-то случится с Иом. Не ранее завтрашнего вечера или даже следующего дня.
   Далее - опять сгущались тучи над Гередоном. Габорну это напоминало снимание слоев с луковицы. Первый слой - опасность, грозившая Иом, самая близкая по времени. Второй слой - угроза для десятков тысяч в Каррисе. И не пройдет и недели, как могут погибнуть уже сотни тысяч гередонцев...
   А в самой "сердцевине луковицы" он чувствовал единую для всех, последнюю погибель. Она грозила каждому человеку, которого он избрал, более того - миллионам людей, всем народам.
   Дух Земли предупредил Габорна, что от него зависит судьба человечества. И Габорн принял на себя роль защитника. Ему представлялось, что впереди годы и годы борьбы. Долгие войны и затяжные осады.
   Но конец был совсем рядом. "Через пять дней? - подумал он. - Не больше чем через неделю, это уж точно". У него перехватило дыхание, во рту пересохло.
   "Не может быть! - сказал он себе. - Мне это только кажется".
   Озноб пробрал его до самых костей.
   Со всех сторон на него смотрели разбитые окна домов, как пустые глаза. Словно он попал в город призраков.
   Габорн пришпорил коня, вырвался вперед. Иом, Селинор, Эрин, Джурим, Биннесман и вильде поспешили догнать. Он был рад, что никто из них не пытается с ним заговорить.
   Выехав из города, Габорн сразу же свернул налево, на дорогу к Балингтону. Эту деревушку он полюбил еще в юности и решил теперь заночевать в ней. Тихое, безмятежное место, пышные сады. Там чувствовалась Сила Земли, и там он мог соприкоснуться со своей госпожой. До деревни было всего три мили.
   Кавалькада приблизилась к двум холмам, стоявшим у дороги, как часовые. Поля сменялись здесь рощами величественных буков, высоко вздымавших над головами людей свои ветви.
   У холмов дорога поворачивала. За поворотом путь всадникам неожиданно перегородила перевернутая телега. Невдалеке от нее на обочине грелись у костерка какие-то люди - шесть темных фигурок.
   При виде Габорна они вскочили на ноги. Все шестеро были необыкновенно маленького роста, почти карлики. И вооружены они были странно - колесными спицами, колунами, серпами и самодельными острогами. Доспехами им служили рабочие кожаные передники. У старшего была седая борода и мохнатые, как гусеницы, черные брови.
   - Стойте, - сказал он. - Стойте, где стоите. Тута на деревьях сто лучников сидит. Чуть дернетесь - истыкают стрелами, как ежа.
   Беглого взгляда Габорну хватило, чтобы понять, что не все стоявшие перед ним "воины" были взрослыми. В основном, мальчики-подростки - братья, судя по лицам. И все ростом с карлика, как и отец. Такие же, как он, кудрявые, с одинаковыми носами картошкой. Видеть им мешал свет собственного костра, и угроза казалась смехотворной.
   - Сто лучников? - переспросил Габорн, когда спутники догнали его и остановились позади. - Чтобы превратить своего короля в подушечку для булавок, вам хватило бы и половины.
   Он подал коня к костру.
   Все шестеро упали на колени и со страхом уставились на господ.
   - Мы видели, как ваша светлость скакали нынче утром на юг! - крикнул один из них. - Боялись, что разбойники нагрянут. Тут ведь наш дом, и все такое.
   - А еще мы слышали, как земля гремела, и тучу видели над Каррисом! добавил другой.
   - Правда? - спросил третий. - Вы Король Земли?
   И все выжидающе уставились на Габорна.
   "Король ли я Земли? - подумал он. - И как мне теперь отвечать на этот вопрос?"
   Он знал, чего они хотят. Шесть коротышек без всяких даров встали тут, преграждая дорогу Неодолимым Радж Ахтена. О такой глупости - или доблести он еще не слыхал. Они хотят, чтобы он их защитил. Чтобы он их избрал.