- Это твой отец? - спросила Миррима.
   - Он был Посвященным, - сказал Боринсон. - Отдал свой метаболизм дому Ордина. Больше двадцати лет он проспал в Голубой Башне. И проснулся неделю назад. Я... никогда его не видел.
   Миррима кивнула, не в силах говорить от переполнивших ее чувств. Оказывается, Боринсон никогда не видел своего отца?
   Голос у него был холодным, напряженным и невыразительным.
   - Удивительно, что можно скорбеть о смерти того, кого совсем не знал. Мать ненавидела меня с детства. И я мечтал, бывало, как отец проснется и узнает, что у него есть сын. Мечтал, что он спасет меня от матери. Он и вправду собирался повидаться с мной. Но я его уже не спасу. Что сделаешь...
   О мистаррийских рыцарях говорили, что они тверже камня. Что они легко принимают боль и смерть. О Боринсоне говорили, что смех его во время сражения заставляет трепетать даже самых сильных врагов. Он едва ли сознавал сейчас собственную муку, но Миррима понимала, что сердце его разрывается на части.
   Она вспомнила, как мать однажды сказала ей, что, когда сильный человек вдруг признается в своем страдании, он делает это потому, что не может выносить его более и хочет разделить с кем-нибудь боль.
   Ни одно из утешений, приходивших в эту минуту Мирриме на ум, не казалось ей достойным и уместным. Боринсон наконец поднял взгляд.
   Такой боли в человеческих глазах она еще не видела никогда. Веки красные, белки налились кровью. То, что она принимала за капли дождя на его лбу, оказалось бисеринками пота. Ей вдруг вспомнился старый стишок, который порой, играя в прятки, выкрикивали гередонские ребятишки:
   В Дерру прятаться пойдем, В старый пруд, в старый пруд, Там в пруду па самом дне Сумасшедшие живут!
   - Могу ли я чем-нибудь помочь? - спросила Миррима.
   Боринсон отвернулся.
   - А с тобой так просто не расстанешься, - сказал он без всякого выражения в голосе.
   - Нет, - согласилась Миррима. - Не расстанешься. Я приехала за тобой.
   Она спрыгнула с коня, встала рядом с мужем. Но обнять не решилась, чувствуя в нем какое-то непонятное напряжение.
   - Будет лучше, если ты уедешь, - сказал Боринсон, все еще дрожа и как будто обращаясь к земле. - Возвращайся домой, к матери и сестрам.
   Она знала, как мучает его то, что он совершил на прошлой неделе. По приказу отца Габорна он убил короля Сильварресту и две тысячи Посвященных. Душа его разрывалась. Миррима даже представить не могла, каково это убивать детей и несчастных, лишенных разума, вся вина которых заключается в том, что они, любя своего господина, отдали ему свои лучшие качества.
   Но сейчас в его взгляде она заметила что-то еще, незнакомое. Это страдание невозможно было описать словами.
   - Что случилось? - спросила она так мягко, как только могла.
   - Да ладно, - жестко сказал он. - Ничего особенного. Умер мой отец. Я привез Саффиру, она тоже умерла. Обоих убили опустошители.
   - Я знаю, - ответила Миррима. - Я видела ее тело.
   - Видела бы ты ее живой, - глаза Боринсона внезапно остекленели, словно перед его внутренним взором вдруг воссияла та красота. - Она походила на солнце, а голос... голос был так прекрасен. Я думал, что Радж Ахтен не сможет не покориться ей.
   На мгновение он как будто успокоился. Но вдруг снова резко повернулся к ней:
   - Иди домой! Я не тот, за которого ты вышла замуж. Радж Ахтен сделал все, чтобы в этом не сомневаться.
   - Что? - спросила она. Он опустил глаза, и Миррима, проследив за его взглядом, посмотрела на засохшую кровь на полах его плаща. Неужели он ранен в живот и медленно умирает?
   Она повторила:
   - Что?
   - Я выполнил поручение Габорна, - объяснил Боринсон. - Уговорил Саффиру приехать. И вот она убита. Мы все убиты.
   Он стиснул рукоять топора и начал вставать на ноги. Пошатнулся, и Миррима поняла, что он едва жив на самом деле. И равнодушие его вдруг стало ей понятно: здесь в Каррисе, она видела раненых с гангреной, начавшейся от крошечной царапины. Так действовали на людей заклятия горной колдуньи. А Боринсон побывал в гуще сражения, где действие их было сильнее всего.
   Он кое-как встал, весь дрожа, с потным лицом и неживыми глазами.
   Потом повернулся и с трудом заковылял прочь, опираясь на топор, как на костыль. Дождь усилился, зашуршал в мертвой листве под ногами. Девочка с фонарем всхлипнула. Тут Боринсон споткнулся и упал в грязь лицом среди мертвецов. Больше он не шевелился.
   Девочка вскрикнула, и Миррима сказала ей:
   - Беги найди лекаря.
   Она взяла у девочки фонарь и, подойдя к мужу, перевернула его лицом вверх. Дары силы позволили ей сделать это без труда. Боринсон был в обмороке, глаза у него закатились. Потрогав лоб, Миррима обнаружила, что он весь горит.
   Девочка не пошла за лекарем. Вместо этого она стояла и смотрела, как Миррима стягивает с Боринсона плащ и кольчугу, ища, откуда взялась кровь, запекшаяся на его ногах.
   Рана, которую она наконец обнаружила, была страшнее всего, что ей представлялось. Боринсон и вправду не был тем мужчиной, за которого она вышла замуж.
   Радж Ахтен сделал все, чтобы он вообще больше не был мужчиной.
   ГЛАВА 7. ГОЛОСА
   Когда в дубраве воет ветер, в нем слышатся порой далекие человеческие голоса. Это песни мертвецов. Умный их слушать не станет.
   Рофехаванское поверие
   За час до рассвета над деревней Падвелтон, что вблизи Морского Подворья, столицы Мистаррии, поднялся холодный ветер, гоня по небу облака. Он сорвал с каштанов побуревшие листья и усеял ими склоны холмов, где еще не успела стать землей прошлогодняя листва.
   Он засвистел в обнаженных ветвях, и под его напором связки лавра, висевшие на веревке для сушки белья во дворе у старухи Трипто, запрыгали как живые, и закачалось ведро над колодцем.
   Ветер налетел на хозяйку. Она обернулась и прищурилась - ей показалось, будто ее кто-то толкнул. Затем поплотнее запахнула плащ и заторопилась в хлев, доить корову.
   Порыв ветра понесся дальше по деревенской улочке, покрывая рябью лужи, оставшиеся после ночного дождя.
   Он толкнулся в дверь "Красного Оленя", потом сквозь щель проскользнул внутрь.
   Хозяйка постоялого двора в это время как раз вынула из печи поднос с закуской - слегка поджаренными бутербродами с грибами и олениной, тушеной в красном вине. Вдыхая вкусный аромат, она понесла их в общую залу, чтобы остудить, и тут почувствовала холод.
   До этого в комнате, освещенной огнем, горевшим в печи, было тепло и уютно.
   Хозяйка нахмурилась, решив, что кто-то открыл дверь и устроил сквозняк.
   В комнате наверху отдыхали с дороги несколько Властителей Рун. То были лорды из западных провинций, которые, прознав о беде, постигшей Каррис, выехали не мешкая к далекой восточной границе.
   Барон Бекхарст крепко спал, когда его лица коснулось дуновение ветра.
   - Убей королеву, - шепнул ему в ухо голос, - пока сын Иом не превзошел величием своего отца.
   Бекхарст вздрогнул и открыл глаза. Прошептал в ответ:
   - Слушаюсь, милорд.
   Он поднялся, но спутников своих будить не стал. Быстро натянул кольчугу и подошел к запасному оружию, которое вез с собой один из лордов.
   Выбрал копье, хорошо сбалансированное, не слишком тяжелое, опоясанное дюжиной железных колец. Вышел с ним во двор и направил наконечником в небо. Мать барона еще в детстве научила его руне Воздуха. Он начертал эту руну наконечником копья, и в тот же миг по древку пробежала быстрая голубая молния.
   Выезжая с постоялого двора, барон улыбнулся.
   А ветер полетел дальше.
   ГЛАВА 8. ГОРЯЩИЕ НЕБЕСА
   После битвы при Ингфорде спросил я доблестного сэра Гваллиума: "Что скажете вы о форсиблях?".
   Сделался он весьма задумчив и отвечал мне так: "Воистину, ничего еще не создавал человек равного им! От утренней до вечерней зари я бился и поразил сорок пять могучих рыцарей, но даже не притомился. Клянусь моей бородой, форсибли эти помогут добрым людям искоренить всякое зло!".
   Но жена его сказала: "А я полагаю, что люди низкие сотворят с их помощью такое зло, какого мы еще не ведали".
   Жизнеописание сэра Гваллиума из Сиворда,
   составленное его Хроно
   (годы изобретения форсиблей)
   За час до рассвета звезды в холодном небе разгорелись так, словно собрались поджечь небесный свод. Радж Ахтен бежал через горы Хест к пустыням родного Индопала, весь мокрый от пота, с запекшейся на груди и колене кровью. Его черная чешуйчатая кольчуга, разорванная когтями вильде, звенела на каждом шагу, словно кандалы.
   Горная тропа, по которой он мчался, петляла меж скал, ныряла в ущелья, кружила среди высоких заснеженных сосен.
   В горах было холодно. Радж Ахтен держал боевой молот наготове. Перепуганные опустошители разбежались из Карриса в разные стороны. С двумя он уже столкнулся в здешних лесах и убил их.
   Но тут можно было встретить и кое-кого пострашнее. Габорн восстановил против Радж Ахтена его собственных Неодолимых. Их отряд проскакал не так давно через перевал, оставив следы подков на свежевыпавшем снегу.
   И Радж Ахтен, чтобы не столкнуться со своими же воинами, выбрал тропу, по которой не могли пройти кони.
   В лесу выли волки. Они учуяли запах его крови и мчались по пятам, пытаясь догнать. Радж Ахтен и сам чуял запах своего тела, перебивавший запахи снега, льда, камня и сосен.
   Дышать было трудно; грудь горела как в огне. На высоте воздух был разреженный, от него кололо в легких.
   Доспехи его душили; металл, казалось, вытягивал из тела все тепло. Терпел он долго, но в конце концов стянул порванную кольчугу и выбросил. Черные звенья ее рассыпались по снегу, как рыбья чешуя.
   Радж Ахтену мучительно хотелось есть.
   А ведь он, имея столько даров силы и жизнестойкости, должен был сейчас чувствовать себя бодрым и не замечать никаких неудобств.
   Он гадал, что за странная немочь его одолевает. С тех пор как вильде Биннесмана переломала ему ребра, прошло одиннадцать часов. Возможно, раны еще не зажили. Всю ночь, однако, боль только усиливалась - и в груди, и во всем теле, словно его поразила какая-то жестокая болезнь.
   Радж Ахтен предположил было, что умер кто-то из его Посвященных и он утратил часть жизнестойкости. Но при разрыве магической связи с Посвященным всегда возникали тошнота и болезненное чувство потери. А он этого не ощущал.
   Взбежав на очередное возвышение, Радж Ахтен вдруг увидел нечто неожиданное: в полумиле от него, в темном ущелье плавал на привязи разведывательный воздушный шар в форме граака.
   На земле под ним горел костер, отбрасывая блики на шелковые крылья граака.
   Возле костра, готовя чай, собрались его соратники - советник Фейкаалд и пламяплеты Раджим, Чеспот и Аз. Еще с ними был Хроно Радж Ахтена.
   Старик Фейкаалд натянул свой серый бурнус на голову и закутался в плащ, как в одеяло. На пламяплетах же не было ничего, кроме набедренных повязок, они наслаждались близостью огня. Огонь давно сжег все волосы на их телах. Глаза колдунов казались зеркалами, отражавшими пламя костра.
   Самые верные последователи Радж Ахтена сидели так спокойно, словно ждали его... а, может быть, и безмолвно призывали.
   Он спрятал молот в ножны и спустился к ним.
   - Салаам, - сказал он.
   Что значило "мир". Они увидели его, тоже пробормотали "салаам".
   - Раджим, - спросил Радж Ахтен самого могущественного из своих пламяплетов, - ты видел отряд, который тут проезжал?
   - Мы как раз приземлились, когда по тропе спустились всадники во главе с Уквазом Фахаракином. Он везет с собой голову своего племянника, Пэштака. Собирается выступить против вас, провозгласить атвабу.
   - Смутьян, - сказал Радж Ахтен. - Я рад, что не все мои люди пошли за Королем Земли. Раджим пожал плечами.
   - Король Земли может избрать меня с тем же успехом, с каким он изберет буйвола.
   Когда он говорил, изо рта его вырывался дым.
   Радж Ахтен усмехнулся и встал у костра, грея руки и глядя на языки бледного пламени. Треснуло полено; в небо выстрелил сноп искр.
   Огонь облегчал его страдания. Сжигал холод и боль. Пламя стелилось по земле в его сторону, хотя ветра не было. Радж Ахтен решил, что это колдуны ради него управляют огнем.
   Все три пламяплета смотрели на Радж Ахтена как-то странно.
   Наконец Раджим спросил:
   - О, Великий Свет... хорошо ли вы себя чувствуете?
   - Я... - он не мог найти слов. Ибо чувствовал себя слабым, больным и растерянным. - Я как будто не совсем я. Возможно, я утратил какие-то дары.
   Раджим устремил на него пристальный взгляд.
   Среди пламяплетов зачастую встречались необыкновенные целители, способные определить даже самое легкое недомогание.
   - Да, - сказал Раджим. - Ваше свечение совсем тусклое. Вдохните, пожалуйста, дым костра и выдохните на меня
   Радж Ахтен наклонился к огню, втянул в легкие дым, медленно выдохнул. Пламяплеты следили за тем, как дым поднимается кверху.
   Раджим вдруг широко раскрыл глаза. Глянул на остальных, словно ища подтверждения, но ничего не сказал.
   - Ну что? - спросил Радж Ахтен, подозревая, что чары горной колдуньи вызвали у него какую-то смертельную болезнь.
   - В вас кое-что изменилось... - признался наконец Раджим. - Это не обычная болезнь. Колдовская... проклятье Биннесмана. Помните Лонгмот?
   - Да! - сказал Аз, широко открывая глаза. - Я тоже это вижу!
   - Что - это? - настойчиво спросил Радж Ахтен. Раджим сказал:
   - Из вас ушли Силы Земли. Поэтому вы и... изменились.
   - В чем именно?
   - Вы потеряли жизнестойкость - всего один дар. А еще - один дар ума, один силы...
   - Только по одному дару? А кажется, что больше.
   - Вы потеряли ключевые дары, - сказал Раджим.
   Выражение "ключевые дары" придумали Способствующие. Оно означало дары, с которыми люди рождаются. Для человека такие дары были что фундамент для дома. Это было скверное известие.
   - Вы умираете, - откровенно сказал Чеспот. - В каком-то смысле вы, вероятно, уже умерли.
   - Как это? - спросил Радж Ахтен.
   Он слышал, конечно, об умерших людях, которые продолжали жить. На рассказах о них он вырос. Как одряхлевший старец может еще помнить многое благодаря дарам ума, хотя разум уже отказывается ему служить, так и Властитель Рун, получив смертельные раны, может продержаться не умирая еще несколько часов и даже дней.
   - И что же я теперь такое? - оцепенев, спросил Рад ж Ахтен.
   Раджим ответил:
   - Вы... нечто такое, чего никогда не бывало. Чеспот же посмотрел на него с неудовольствием.
   - Жить после смертного часа - это не так уж и мало. Ваша жизнь кончилась, но дары, которые вы взяли, не вернулись к тем, кто их дал. Вы поднялись на высочайшую ступень. Я думаю, что вы стали Суммой Всех Людей. Вы бессмертны.
   "Бессмертен?" - подумал Радж Ахтен. Он долгие годы собирал дары, надеясь стать Суммой Всех Людей, мифическим существом, которое, по слухам, должно быть бессмертным. Он копил силу, жизнестойкость, ум, становился все более могущественным, пока не начал ощущать себя чуть ли не одной из Сил, таких как Земля и Огонь.
   Но сейчас он был слаб и болен. К такому состоянию он отнюдь не стремился. Чеспот ошибается. Бессмертная сила не может себя так чувствовать. Что-то внутри твердило ему, что он вовсе не добился своего попал, как муха в паутину, просто завис между жизнью и смертью.
   Хроно спросил:
   - Ваше величество, вы помните, когда именно это произошло?
   Радж Ахтен нахмурился. Часть его умерла вместе с Саффирой. Вместе с этим прекраснейшим и редчайшим из всех цветов мира.
   А еще часть - когда он призвал своих Неодолимых помочь ему уничтожить Габорна, а они вместо этого набросились на него самого. Бой был жестоким. Он вышел из него полуживым.
   - Не помню, - солгал Радж Ахтен. Долгое время все молчали.
   Пламя костра все стелилось по земле, словно ластясь к Радж Ахтену. Тот протянул правую руку и коснулся огня. Жара он не ощутил, только тепло, которое растеклось по телу, облегчая боль. Золотые язычки пламени были нежны и ласковы, как солнечный свет, пробивающийся сквозь листву. Пламяплеты понимающе закивали друг другу.
   Аз сказал:
   - Видите, как Огонь к нему стремится? Радж Ахтен понял, что вовсе не пламяплеты управляют огнем. И посмотрел на костер с некоторым страхом. Но Чеспот его успокоил:
   - Вы лишились Сил Земли. Но из тех, кто ходит по лику Земли, не всякий нуждается в ее поддержке. Вы хорошо служили нашему хозяину. Леса Авена обратились в пепел по вашему приказу. Если вам плохо и становится все хуже, наш хозяин тоже может послужить вам. Войдите в огонь и позвольте ему сжечь все лишнее в вас. Отдайте ему себя, и он вас поддержит.
   И на лице пламяплета выразилось откровенное желание, словно он ждал этого мгновения годами.
   Языки пламени, вытянувшись еще дальше, лизнули снег.
   Радж Ахтен отшатнулся, взглянул на свою правую руку. Там, где ее касалось пламя, боль исчезла - как под действием целебной мази.
   Биннесман когда-то предупреждал Радж Ахтена, что тот подпал под влияние пламяплетов. Оказывается, они и впрямь использовали его для своих целей, так же как он использовал их.
   И поняв, какой перед ним стоит выбор, Радж Ахтен испытал малодушный страх. Либо он будет чахнуть и наступит день, когда его не спасут никакие дары. Либо он войдет в огонь и перестанет быть человеком, превратится в пламяплета.
   Он попятился от костра и зашагал прочь по заснеженной поляне.
   Фейкаалд и Хроно встали, чтобы пойти за ним, но Радж Ахтен отмахнулся. Ему хотелось побыть одному. Сердце у него колотилось.
   Раджим сказал вслед:
   - Огонь зовет вас. Он зовет далеко не всегда.
   Радж Ахтен, не ответив, медленно дошел до склона горы и остановился, задыхаясь. Посмотрел на тропу в долине. Она терялась среди деревьев, выход из долины скрывала туманная мгла. Дальше, за горами, над великой пустыней царила тьма.
   Над деревьями мелькнула тень - вылетела на охоту сова. Он провожал ее глазами, пока сова не скрылась из виду. На северо-востоке над туманом смутно вырисовывались, как острова в море, несколько горных вершин. Он залюбовался ими.
   Звездный свет озарял покрытую снегом землю. Деревья на ее фоне казались черными, темнота лишила их всех красок.
   Как обескровленное лицо, подумал он. Мысли его то и дело возвращались к смерти. Радж Ахтен закрыл усталые глаза, пытаясь отогнать образ Саффиры, израненной, окровавленной.
   Она умерла, а я продолжаю жить.
   Он стиснул зубы, не желая страдать. Но избавиться от своих мыслей не мог. Только вчера она ехала этой дорогой. Со своими дарами чутья он мог бы еще различить в воздухе запах ее жасминовых духов, запах пота ее лошади. Саффира умерла из-за того, что была отважна и обладала добрым сердцем.
   Саффира умерла. Нет, чтобы умер Габорн.
   - Почему? - тихо спросил Радж Ахтен у Земли. - Ты могла выбрать меня своим королем. Почему же не меня?
   Он прислушался, но не потому, что ждал ответа, а скорее машинально. В деревьях вздыхал ветер. Где-то поблизости шуршала мышь, пробираясь в сухой траве под снегом - этого шороха не расслышал бы никто, кроме него. Других звуков слышно не было.
   Радж Ахтен с детства знал много историй о том, как люди обманывали смерть. Был, например, такой король, Хассан Безголовый, который имел сто четырнадцать даров жизнестойкости. В сражении ему отрубили голову. Но как живет лягушка с отрезанной головой, так продолжал жить и Хассан.
   Тело Хассана могло ползать, и рука его написала на песке несколько слов, прося милосердной смерти. Но враги, глумясь над ним, посадили еще живое тело в клетку. Мать рассказывала Радж Ахтену, что Хассан убежал и до сих пор бродит по пустыне, ища отмщения, и путники порой слышат по ночам шорох песка под его ногами.
   Но это была просто страшная сказка.
   Позднее Радж Ахтен узнал подлинную историю. Королю Хассану отрубили только верхнюю половину головы. Часть мозга осталась в черепе, и потому тело продолжало жить. Хассан прожил три недели, страдая от голода и жажды, пока наконец не скончался.
   Радж Ахтен произвел такой опыт над одним из подосланных к нему убийц, имевшим много даров, - сэром Робером из Клайта. И был убежден с тех пор, что количество его собственных даров поможет ему в случае чего продержаться гораздо дольше, чем даже можно представить.
   Но теперь ему предстоял страшный выбор, и Радж Ахтен боялся, что в конце концов выбора не останется вообще.
   Он сжал кулаки. И поклялся:
   - Габорн, Земля будет принадлежать мне.
   Открыв глаза, он заметил на склоне горы среди деревьев серебристое свечение, которое мог разглядеть только его острый взор, - свечение теплого тела живого существа. Радж Ахтен прищурился и увидел двух крупных оленей, сцепившихся рогами. Один был уже мертв. Но живой олень не мог освободиться.
   Осенью такое случалось - самцы дрались, рога их сцеплялись намертво, и в результате погибали оба соперника.
   Вот и сейчас победитель был уже едва жив.
   "Мне еще не пора выбирать, - сказал себе Радж Ахтен. - Не пора входить в огонь и терять человеческую сущность. У Хассана была лишь малая часть той жизнестойкости, какой обладаю я".
   Тут из тумана, скрывавшего нижние каньоны, галопом вылетел имперский жеребец. Радж Ахтен прищурился, чтобы разглядеть всадника. На огромном коне сидел измученный мальчишка лет десяти. С тюрбаном на голове, в белом бурнусе и темном плаще. С луки его седла свисала сумка вестника, и по блеску золотой чеканки на ней Радж Ахтен понял, что это императорский вестник. Понял также, что тот везет плохие вести.
   Он пошел обратно к костру, над которым парил воздушный шар.
   Мальчик, подъехав, натянул поводья. Жеребец увидел шар и закатил в ужасе глаза. Заплясал, прижимая уши и раздувая ноздри. Он был весь в мыле и тяжело дышал.
   - О Великий Свет! - закричал мальчик, узнав Радж Ахтена. - Вчера на рассвете опустошители захватили рудники кровяного металла в Картише! Их привела сама Госпожа Подземного Мира.
   У Фейкаалда отвисла челюсть.
   - Если там творится то же, что в Каррисе...
   Прежде Радж Ахтен не понимал, насколько на самом деле опасны опустошители. Сейчас ему живо вспомнились горная колдунья на Холме костей в окружении приближенных и ее горящий лимонным светом посох, из которого струились колдовские чары, сгубившие все растения, ослепившие и оглушившие воинов, иссушившие их тела.
   Нашествие опустошителей на Картиш означало несказанный ущерб. Гибель урожая грозила голодом всему Индопалу.
   - Все пошли в бой, - задыхаясь продолжал мальчик, - кроме служителей Дворца Канареек в Оме. Они повезли на север ваших Посвященных. И послали меня...
   - Говоришь, их ведет Госпожа Подземного мира?
   - Да, - сказал мальчик, испуганно тараща глаза. - Горная колдунья, очень большая. О таких мы даже не слышали.
   Радж Ахтен все понял. Опустошители, конечно же, отправили в Индопал самые отборные свои войска. Ведь это было густонаселенное государство, куда более могущественное, чем Рофехаван. Против него могли решиться выступить только самые грозные воины.
   Теперь он знал, что делать. Его подданные нуждались в его помощи.
   Он стащил мальчика с коня, сам вскочил в седло.
   - Следуйте за мной, - крикнул пламяплетам.
   Фейкаалд смотрел на него, тоже ожидая приказаний. Радж Ахтен размышлял недолго. Он чувствовал себя так плохо, словно сама душа его потихоньку умирала. А ему нужна была сила.
   - Возвращайся в Каррис, - приказал он. - Вызнай, что сделал Габорн с моими форсиблями. Они мне нужны.
   - Габорн мне не доверится, - возразил Фейкаалд.
   - Доверится, если ты скажешь, что явился против моей воли, - сказал Радж Ахтен. Снял с седла вызоло-ченую сумку вестника, бросил Фейкаалду. Расскажи ему про опустошителей в Картише. Скажи, что их ведет Госпожа Подземного Мира. И скажи, что ты умоляешь его прийти на помощь Индопалу.
   - Думаете, придет? - спросил Фейкаалд.
   - Посмотрим.
   - Как прикажете, о Свет Мира, - сказал Фейкаалд. Радж Ахтен развернул коня и поскакал в Картиш.
   ГЛАВА 9. РОЖДЕННАЯ ЧАРОДЕЙКОЙ
   У меня не было отца. Как все Охранители Земли, я ею и рожден.
   Чародей Биннесман
   Над разоренными полями в тридцати милях к северу от Карриса медленно разгоралась утренняя заря. Миррима спросила у Аверан:
   - Значит, ты больше ничего не знаешь?
   - Я все рассказала, - ответила та. Девочка поведала Мирриме о том, как встретила по дороге в Каррис Роланда Боринсона и как они ехали туда вместе с бароном Поллом и зеленой женщиной. Как она сбежала от Роланда и барона и что было с нею и зеленой женщиной, пока их не спас муж Мирримы, сопровождавший Саффиру.
   Рассказала и о том, как помогла сэру Боринсону добраться до крепости и разыскать отца.
   Аверан видела, что рассказ ее причиняет Мирриме боль.
   Сэр Боринсон лежал в забытьи на дне телеги. Его снедал жар. Миррима уже сделала все, что могла. Ночь напролет она пользовала его целебными бальзамами и, шепча заклинания Воды, спрыскивала вином. Они задержались в Каррисе до утра, поскольку боялись столкнуться в темноте с опустошителями. Но при первых же признаках рассвета Миррима поторопилась вывезти мужа из этого зараженного места, надеясь, что чародей Биннесман сможет его исцелить.
   В телегу была впряжена сильная лошадь, и по дороге через мертвые земли они мчались так быстро, что чуть не отваливались колеса.
   Аверан уговорила Мирриму взять ее с собой, сказав, что у нее "срочное послание" к королю. Но кое о чем она все-таки умолчала.
   За поросшими дубовыми рощами холмами вставало солнце, похожее на холодный красный глаз. Аверан, посмотрев на него, прищурилась, потом прикрыла лицо капюшоном.