Страница:
Физик Громин сидел на полу туалета и победно улыбался. Он знал, что здесь его не найдут. Здесь так спокойно. Тихо журчит вода, веет прохладой. А главное – в кармане халата есть ручка и здесь полно бумаги для работы…
На полу туалета в маленькой душной квартире сидел одинокий больной человек. Никому не было до него дела, и он не хотел видеть людей. Он просто сидел и бессмысленно улыбался, глядя на капающую со ржавых труб воду.
А в голове его, в бескрайних пучинах пространства, рождались и гасли звезды.
Часть третья
Глава первая
На полу туалета в маленькой душной квартире сидел одинокий больной человек. Никому не было до него дела, и он не хотел видеть людей. Он просто сидел и бессмысленно улыбался, глядя на капающую со ржавых труб воду.
А в голове его, в бескрайних пучинах пространства, рождались и гасли звезды.
Часть третья
Не страшно потерять уменье удивлять,
Страшнее потерять уменье удивляться.А. Городницкий
Глава первая
Остров был маленький и совершенно плоский. Казалось, случись более или менее порядочный шторм, и волны начнут перекатываться через него, как будто того и вовсе не существует на бескрайней водной глади. Однако Стас понимал, что это не совсем так. Бурная растительность на этом клочке твердой земли говорила о том, что шансы не оказаться смытыми в океан у них довольно высоки…
– Замечательно, – щурясь на солнце, сказал Стас, – вот уж никак не думал, что закончу свои дни, померев от голода и жажды на необитаемом острове. Жалко, рассказать некому, а то бы посмеялись от души…
– Расскажи мне – что тебя беспокоит? – посоветовал Батхед. – Как психолог я проанализирую причины твоих страхов, и вместе мы найдем выход из твоей депрессии…
Батхед был колоритен до безобразия. Огромный, лысый, волосатый, с гигантским лоснящимся пузом, с ног до головы покрытый неприличными аляповатыми татуировками. Массивный горбатый нос пересекал красноречивый шрам, ухо оттягивала тяжелая потемневшая серьга. В общем, еще тот был психолог.
– Причины своих страхов я могу назвать и самостоятельно, – ответил Стас. – Во-первых, это океан от горизонта до горизонта, во-вторых, отсутствие воды и пищи, втретьих, вдребезги разбитая шлюпка…
– Вот видишь, как важно выявить суть проблемы, – авторитетно произнес Батхед. – Теперь можно отбросить беспокойство и браться за ее решение…
Трудно было понять, шутит Батхед или говорит серьезно. Но после слов психолога и впрямь стало несколько легче.
Стас направился к берегу. Деревянная нога зарывалась в песок, и это дико раздражало. Вначале, очнувшись на скамье болтающейся по волнам шлюпки и увидав, чем его наградил Челнок в этом просоленном мире, Стас впал в истерику. Его раздирал такой безудержный смех, что в конце концов озабоченный состоянием шефа психолог отвесил ему хорошую оплеуху. При этом, конечно, не рассчитал возможностей своего нового тела, и Стас еще с час отплевывался кровью. Когда приступ странного веселья миновал, Стас понял, что эта деревяшка ничего веселого ему не сулит. Помимо всего прочего, как оказалось, культя регулярно болела и имела склонность к образованию пролежней. Одно утешало – ожидаемая краткосрочность визита в этот флибустьерский мир.
А пока весельчак Бактхед нет-нет да и называл его, будто обмолвившись, Джоном Сильвером.
…Он уселся на выгоревшую на солнце, насквозь дырявую корягу и принялся наблюдать за пилигримами.
Вид у тех был такой, что хотелось их немедленно повесить за морской разбой. Честно говоря, разбойничья внешность у них по-прежнему совершенно не вязалась с благообразием нрава.
Вот и сейчас, вместо того, чтобы предаваться унынию и размышлениям о способах спасения, они упорно пытались поймать в маленьком лазурном заливчике какую-нибудь съедобную живность. Активно орудуя длинными заостренными палками, словно своеобразный живой миксер, они поднимали песок и взбивали пену. Однако толку от этих усилий пока не было видно.
Стас искренне завидовал их оптимизму. Все-таки вера – великая вещь. Пусть даже такая экзотическая вера, как поклонение Великому Алекс-су и его пророку Стас-су… Хотя, познав подлинное величие Песочных Часов, трудно не испытать суеверный ужас…
Разомлев на солнце под легким свежим ветерком, Стас начал потихоньку дремать. Он лег на корягу, прислонив голову к бугристому выступу, закрыл глаза. На несколько мгновений ему показалось даже, что все происходящее с ним – дурной сон, а сам он спокойно загорает, начитавшись беллетристики, на пляже где-нибудь под Анапой…
– А-а!!! – раздалось со стороны воды, и Стас вскочил, едва не потеряв равновесие на своей деревяшке.
Под радостные крики пилигримы тащили из воды большую, пробитую колом, но все еще сопротивляющуюся рыбину.
И Стас воспринял это как некий весьма позитивный знак.
Он не будет сидеть и ждать конца. Он будет действовать – брать пример с пилигримов. Будет идти дальше – туда, куда указывает путеводная нить, посланная ему Алексом. Правда, найти на этом острове женщину по имени Катрин будет непросто. А именно ее мир был следующей точкой таинственного маршрута.
Стас вдруг вспомнил, что так – «Катрин» – назывался сожженный каторжниками пиратский корабль. Никита, помнится, утверждал даже, что эта громадина была перенесена кэпом Хантером в мир свихнувшегося физика Громина прямо отсюда. Это, конечно, противоречило не только законам природы, но и здравому смыслу. Возможно, корабль просто собрали на месте из ностальгических соображений. Хотя… От подавляющих воображение Песочных Часов Стас готов был теперь ждать любых сюрпризов.
Видимо, эта Катрин все же знатная женщина, раз ее именем называют корабли. Так что найти ее, видимо, будет не намного сложнее, чем того же дельфина…
Найти бы еще мерзавца Копателя, что закинул их сюда против воли, оставшись, видимо, куда в большей безопасности… Хотя… Кто он им, этот Копатель? Недавний враг, так и не успевший стать настоящим другом. В конце концов он отправил их по должному адресу. Ведь если бы не он, долго б еще пришлось искать человека по имени Ганс…
…Рыбину зажарили на углях. Пилигримы еще раз приятно удивили Стаса своей находчивостью и запасливостью. Пока неуправляемую шлюпку болтало между камней, а Батхед завывал от ужаса так, что перекрывал рев океана, чем нагонял куда больше страху, чем трехметровые волны, Ромис аккуратно заворачивал в кусок кожи огниво и трут. А Егорис тщательно укреплял на поясе нож и небольшой топор. Все остальное имущество бывших хозяев пошло ко дну, когда шлюпка наконец ударилась о мель и разлетелась на множество дощечек.
Когда же, потроша рыбину, Егорис извлек из задубевшего замшевого мешочка маленький деревянный тубус перца и такой же – с солью, оставалось лишь развести руками.
– А что поделаешь? – смиренно развел руками Егорис, с улыбкой выслушивая похвалы в свой адрес. – Пилигрим всегда должен быть готов к неожиданностям. А Великий Алекс-с не запрещает вкусно и сытно покушать…
– Остается надеяться, что рыба эта – не ядовитая, – добавил Ромис, скептически понюхав ее и несколько смазав общее впечатление.
Впрочем, он же первым и попробовал кусочек рыбины. Смотреть на его аппетитные причмокивания было невыносимо, и положенные два часа проверки на токсичность никто выжидать не стал.
На десерт Ромис вскользь сообщил, что чуть позже попробует добыть воду из ночного конденсата на листьях, чем вызвал громкий восторг психолога.
Таким образом, острота опасности гибели от недостатка воды и пищи несколько притупилась. На первый план вышла другая проблема – как выбраться с этой каменистой мели посреди бурного моря?
– А чего здесь думать, – пожал плечами психолог. – Надо набрать сушняка, сложить большой костер и поджечь. Так даже в кино показывают…
– Интересно, для кого костер поджигать? – хмыкнул Ромис. – Разве что со спутника его заметят. Но судя по вашей деревянной ноге… О, Стас-с, простите…
– Все нормально, – отмахнулся Стас. – Однако Батхед все-таки прав. Костер надо сложить, а уж поджечь – когда заметим проходящий корабль. Ведь как еще можно привлечь к себе внимание?..
Выбеленного солнцем мореного дерева на островке были кучи. Поэтому пирамида из палок, коряг и сучьев получилась грандиозная. Стас даже подумал, что в случае если на костер не обратят внимания, его пожароопасность может привести к полному уничтожению растительности на этом клочке суши.
Батхеду же результат работы понравился. Он удовлетворенно осмотрел сооружение и смачно причмокнул.
– Черт возьми, Стас! – сказал он. – А все-таки здорово, что нас вышвырнуло на этот островок! Какое неожиданное и приятное приключение!
– М-да?.. – с сомнением откликнулся Стас.
– Да, черт возьми, да! – Батхеду, казалось, ужасно нравится ругаться, как должен был это делать, по его представлению, заправский пират. И ему это шло, совершенно не переходя в разряд комичности. Может, потому, что любому насмешнику психолог мог теперь раздавить своими клешнями голову, словно перезрелый арбуз.
– Дружище, это ведь такой шанс окунуться в совершенно незнакомую жизнь – такую, какой нам никогда не увидеть в наших тухлых лабораториях, на повседневных рутинных работах, будь они неладны. – Батхед говорил, совершенно счастливыми глазами смотря на проступившие в быстро потемневшем небе звезды. – Я так часто думал об этом! Ведь жизнь дана человеку с тем расчетом, чтобы он выбрал себе одну-единственную дорогу. И если человек хочет идти по ней максимально уверенно, он не должен с нее сворачивать ни при каких обстоятельствах. Это я говорю о нас, о специалистах в своем деле. Другие, более легкомысленные, но и более счастливые, люди позволяют себе остановки и пикники на этом пути – для того чтобы отдохнуть, осмотреться, сойти с дороги и изучить местность вокруг нее. При этом они отстают от нас – но ведь и не жалеют об этом вовсе! А вот самые настоящие счастливчики вообще плевать хотели на прямую изъезженную дорогу! Они сходят с нее и легко, совершенно беззаботно бредут по полям, лесам, переходят вброд речки. Иногда прохаживаются по чужим дорогам. Скорее всего они так и не выйдут на гладкий и приятный асфальт автострады. Но скажи мне – зачем нужны эти жизненные автострады? Только для того, чтобы идти комфортнее и быстрее. И все – мимо луга, мимо леса, мимо речки, где беззаботные и веселые люди играют в пляжный волейбол, пока мы дышим «комфортной» асфальтовой гарью и рафинированным мертвым воздухом из кондиционера… Скажи мне, неужели ты сам никогда не думал об этом?
– Честно? – отозвался Стас. – Пожалуй, нет. Понимаешь, я люблю свою работу. Наверное, куда больше пикников возле речки и пляжного волейбола…
– Несчастный человек, – покачал головой Батхед и неожиданно добавил: – А может, наоборот, самый счастливый… Я тоже люблю свою работу. Но и жизнь как таковую я обожаю. Может, все дело в специфике моей специальности? Как я могу вернуть радость жизни кому-нибудь, зеленеющему в депрессии, если не умею радоваться сам? Нет уж, ребятки, радость – это в жизни та планка, к которой стремятся даже самые законченные зануды…
– Тут уж позволь с тобой не согласиться, – покачал головой Стас. – С чего ты взял, что щенячий восторг – это главная цель в жизни, скажем, для настоящего ученого? Познание истины, новые результаты…
– …И радость открытия! Ведь верно?
– Ну… Можно сказать и так. Только ведь это другое…
– Конечно! Ведь радость ученого – сдержанная, скептическая, придушенная сомнениями и накопленными с детства комплексами. Только не говори мне, что наукой всерьез занимаются совершенно здоровые и жизнерадостные с детства люди!
– А разве не так? Вот я, например…
– Скептик и зануда. Закомплексованный романтик. Ботаник, пытающийся спрятаться от действительности, погрузившись в собственные размышления!
– Ну, спасибо, друг! Никак не ожидал от тебя такой замечательной характеристики!
– На здоровье! Психолог – это почти врач. А потому должен открыть тебе глаза на проблему, которую предстоит решать.
– С чего ты взял, что это проблема? Это мой собственный внутренний мир, я живу с ним всю свою сознательную жизнь, привык уже, в конце концов…
– Придется отвыкать! Да и как ты – ты, который по уши влез в проблему Песочных Часов, можешь говорить о том, что твой внутренний мир принадлежит одному тебе? Это глупо и недальновидно. Надо будет отправить тебе туда ныряльщика и навести порядок в этой помойке, которую ты зовешь внутренним миром.
– Интересная мысль. О таких методах психотерапии я не думал…
– Это будет мой новый, самый прогрессивный метод. Я назову его «психохирургия». Комплексы будут вырезать под корень. Правда, для этого понадобятся сотни ныряльщиков-врачей и тысячи человеко-часов исследований.
– Но игра стоит свеч?
– Даже не сомневайся. Если уж и использовать Челноки с целью визитов во внутренние вселенные, то исключительно в гуманистических целях…
– А кто тебе сказал, что такая «хирургия» понравится самим обитателям внутренних миров?
– А это действительно стоящий вопрос. – Батхед задумался, пропустив толстый палец в кольцо и оттянув себе ухо. – Хм… Где моральные рамки – волен ли человек распоряжаться судьбой своих внутренних миров? Ведь он – не Бог, не творец своего мира. Он всего лишь носитель, хозяин. А миллиарды личностей внутри него?
– Умоляю тебя, друг, – с наигранным беспокойством произнес Стас. – Только не погружайся в размышления на эту тему. Не то ведь можно запросто лишиться рассудка. А я не психолог, спасти тебя от шизофрении не в состоянии…
– Да уж… А скольких придется спасать от этого, когда информация станет общедоступной? А этого, как ни крути, не избежать. Что станет с нашим тихим и спокойным миром, уверенным, что нет силы страшнее атомной бомбы?
– Что станет? А посмотри на Ромиса и Егориса. И это в лучшем случае.
– Пример неудачен. Это вполне нормальные, по-своему, ребята. Психология, кстати, вовсе не против умеренной религиозности. Это как раз стабилизирует психическое состояние. Но психология против религиозной истерии.
– Вот-вот.
– Да и вообще, мы не в ту степь уже забрались. – Батхед брезгливо отмахнулся. – Я говорил о простой, примитивной и первобытной радости. О настоящих и незамутненных чувствах, которых мы, городские жители, лишены почти напрочь. И то, о чем я говорю, имеет вполне практическое значение для нас с тобой.
– В смысле? Пора устраивать ритуальные пляски вокруг этого костра? Тогда надо попросить наших друзей пилигримов найти на острове какие-нибудь наркотические растения. Сблизимся с природой, обретем душевное равновесие. Будем смеяться без повода и радоваться каждой новой дозе…
– Мысль занятная, – согласился Батхет. – Хотя ощущается в этом некоторый перебор и эдакая истеричность. А вообще я говорил о другом. Чистота ощущений – это необходимое условие возвращения в наш мир. Научиться смотреть на окружающую действительность широко открытыми, радостными и удивленными глазами – значит…
– …стать ребенком?
– Именно!
– Ну, если именно это необходимо для возвращения, я начну прямо сейчас тренировать в себе это умение радоваться и удивляться…
– Ну да… Ты напомнил мне одну телепередачу, в которой ставили такой опыт: из прожженного зануды-бухгалтера пытались в короткий срок сделать профессионального клоуна. После всех тренировок бухгалтера нарядили, пришлепнули красный нос и отправили развлекать детей. В общем, перепугали малышей, довели некоторых до слез, а кое-кого – и до нервных срывов. Нет ничего страшнее клоуна, который в душе – бухгалтер.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Да то, что надо просто стать другим. Понять это, прочувствовать. А не пытаться тренировками заставить себя хохотать по поводу и без повода. Нельзя обманывать себя в этом деле. Не то я лишусь хорошего собеседника и обрету пациента.
– А сам-то ты стал другим? Или тебе доставляет удовольствие сама по себе критика?
– Разве я похож на неудовлетворенного психопата? Похож? Надо будет поработать над собой… Знаешь, про себя я не могу сказать, что вновь обрел душевное состояние подростка. Это и впрямь трудно. Чудовищно трудно. Один на миллион в конце жизни может сказать, что до самой смерти сохранил чистоту и светлую радость восприятия. И вряд ли я именно такой. Но я все же человек. Как и ты. А значит, у меня есть сила воли и воображение. Фантазия. Значит, мы с тобой сможет научиться стряхивать груз одеревеневших представлений, догматических шлаков и оставаться перед миром такими, какими пришли сюда – чистыми и удивленными…
…Они долго сидели, глядя на потрясающее звездное небо. Какого чуда все-таки лишены жители городов! Им никогда не увидеть такого неба в пыльной и засвеченной фонарями атмосфере. Даже небо, предстающее космонавтам, – уже не то, оно не несет того отпечатка манящей тайны, что ощущается только на дне колодца, наполненного кристально чистым воздухом. Именно контраст живого, трепещущего воздуха, шума волн, шороха листьев и бесконечной звездной бездны способен подвигнуть человека на немыслимые поступки и подвиги.
Все эти возвышенные мысли никак не тревожили сон двух пилигримов, что тихо посапывали, закутавшись в предусмотрительно спасенный кусок паруса. Они прекрасно знали, что все самое великое и грандиозное тихо спит в их головах вместе с ними…
Стас проснулся от дикого вопля Батхеда:
– Парус! Парус на горизонте!
Стас вскочил, с трудом разлепляя веки, и пытался увидеть на фоне ослепительного солнца то, на что указывал психолог. С большим трудом он все же разглядел белое пятнышко и поразился остроте зрения Батхедова тела.
Пилигримы тупо хлопали глазами, сидя на теплом песке. Они все еще не пришли в себя ото сна.
А Батхед уже лихорадочно чиркал огнивом. Растерявшийся от такой активности Стас молча смотрел, как занялось пламя, и шарахнулся в сторону от раскаленного столба огня и дыма.
И только теперь он понял, что же хотел возразить психологу.
– Батхед, друг, – произнес он. – Я, конечно, разделяю твою радость, но не следовало ли нам подождать, пока корабль подойдет поближе? Мы бы хоть рассмотрели, что он собой представляет…
– Да, да, – нетерпеливо хмыкнул Батхед. – Не реет ли над ним «веселый Роджер», а? Что мы вообще знаем об этом мире, о его людях, кораблях и флагах? Боюсь, что если мы не используем свой шанс, то вообще никогда ничего не узнаем…
– Ладно, ладно, – примирительно сказал Стас. – Ты прав, старик. Так или иначе, действовать надо. И делать на этом острове больше нечего.
– Хотя я, по правде, пожил бы тут месяцок, – мечтательно сказал психолог. – Помедитировал бы, привел мысли в порядок. Тебе бы помог перебороть свои комплексы…
– Мои комплексы?!
– Вот видишь… Не нервничай, друг мой, у нас еще будет возможность поработать над этим…
– Корабль! Это же корабль! – закричал Егорис. – Самый настоящий корабль! И может даже, пиратский…
Он нараспев заголосил благодарственные молитвы и характерно зашевелил пальцами. Ромис тут же присоединился к товарищу.
– Вот это реакция, – восхитился Батхед. – Бери пример – настоящие дети! Им нипочем страхи свихнуться от путешествий по вселенным. Где надо – они удивляются, где надо – воспринимают мир как должное. Их кредо – нестись, как щепка в горном потоке, гнуться под ветром и не переживать после падений. Учись!
– Да я и не возражаю, – улыбнулся Стас. – Трудно только забыть о том, что я – доктор наук, технократ и скептик. Ведь я всегда был уверен, что именно это и составляет мою сущность…
– Да, – кивнул Батхед. – Типичное заблуждение современного человека. Он считает, что он сам – это тот статус, которого он достиг своим трудом, а иногда просто везением или какой-нибудь подлостью. А на самом деле человек – это то, что остается от него на необитаемом острове. После того, как тот посидит на нем и подумает о вечном хотя бы с годик…
– И здесь я не соглашусь. Через годик такого одиночества свихнется даже самый уравновешенный буддийский монах.
– Ну да. Пример, возможно, неудачен. Вообще, я подозреваю, что настоящая разумная цивилизация на планете Земля – это вовсе не мы с тобой и не прочие взрослые. Это дети.
– ???
– Ну да – дети. Они – настоящие хозяева планеты, свободные, радостные и беззаботные. Именно детьми мы живем, радуемся, занимаемся тем, что нам нравится… А взрослые – это их невольники. Рабы, смысл существования которых – обслуживание и развлечение своих господ…
– Хм… – задумался Стас. – Радикально, однако…
– Ну да! – оживился Батхед. – Взрослые кормят, одевают, развлекают. Строят, вон, кинотеатры и Диснейленды, покупают игрушки, защищают и следят за здоровьем… Чем не рабы?
– Ну да, а еще и наказывают ремнем по заднице…
– Но ведь и дети не лишены любви к экстриму!
Стас и Батхед весело расхохотались. Затем принялись развлекать друг друга воспоминаниями из детства. Смех перерос в истерический. Зараженные весельем, в беседу влезли пилигримы с историями из своего детства.
Смех быстро прекратился.
– М-да… – Батхед неловко почесал в затылке. – Возможно, моя теория не охватывает все варианты. А может, некоторые миры просто ущербны по своей природе.
Ромис и Егорис переглянулись и недоуменно пожали плечами.
…Корабль между тем приближался. Если некоторое время он лениво полз вдоль горизонта, то после того, как труба дыма устремилась в небо, прекратил ползти и стал просто едва заметно увеличиваться в размерах.
Ныряльщики устали восторженно бегать по песку. Стало ясно, что на подход неизвестного судна к острову потребуется не один час, а может, и не день. Тем более что ветерок над морем был не ахти какой и вряд ли попутный…
…Корабль предстал во всей красе на следующее утро. Двухмачтовый, он был довольно приличных размеров для парусника, но выглядел довольно потрепанно. Флаг имел место, но его пестрая расцветка ни о чем не говорила ни Стасу, ни его спутникам.
Некоторое время по палубе бродили люди, очевидно, изучая берег и аборигенов. Только когда солнце достигло зенита, с корабля наконец спустили шлюпку.
– Ну вот, – произнес Батхед. – Сейчас мы и узнаем, что это за птицы…
– Или рыбы… – ляпнул Стас.
Пилигримы уселись на пригорок из намытого волнами песка и предались своему любимому занятию – созерцанию. Над головами озабоченно закричали чайки, которых раньше почему-то не было заметно.
– Однако народу в лодку набилось порядочно, – констатировал зоркий Батхед. – И что характерно – вооружены до зубов…
– Это неудивительно, – отозвался Стас. – Если вспомнить, в каком мире мы очутились…
Шлюпка прекратила движение, не дойдя до берега метров десять. Из нее прямо в воду посыпались люди – разношерстно одетые, вооруженные длинноствольными ружьями.
– На солдат не похоже, – сказал Батхед. На лице его читалось легкое беспокойство. – На пиратов – тоже. Торговое судно, что ли?..
Словно в ответ на этот вопрос, пятеро из прибывших на остров остановились шагах в двадцати и подняли ружья, прицелившись. Еще пятеро, во главе с пышно разодетым господином, также с ружьями наперевес подошли поближе.
– Ба, кого я вижу! – радостно воскликнул господин и приподнял треуголку. – Хайек и Малки собственной персоной! И как это вам взбрело в голову зажигать сигнальный костер? Или вы кого-то здесь ждали?
– Так вас и ждали, сэр, – осторожно ответил Батхед.
Слова его вызвали дружный хохот пришельцев.
– Да ты не теряешь веселости нрава, Малки! – одобрительно произнес господин. – Надеюсь, что и болтаясь в пеньковой петле, ты будешь продолжать веселить почтеннейшую публику. Хайек, ты, я вижу, чем-то расстроен, друг мой?
– Мне кажется, вы нас с кем-то путаете, – отозвался Стас. – Мы вовсе не те, за кого вы нас принимаете…
Это заявление было также встречено смехом.
Ну вот, подумал Стас, удачно Челнок выбрал нам тела, ничего не скажешь! Видимо, мы довольно популярные фигуры в этом морском мире. Однако если эта популярность приведет всю компанию к виселице, будет крайне обидно…
– Ладно, – сказал господин, поправляя парик. – Повеселились и хватит. А ну, ребята, давайте вяжите этих весельчаков. И вон тех, молчаливых, тоже. На «Бетти» продолжим нашу беседу…
Двое из сопровождавших господина в парике закинули ружья за спину и с веревками в руках проследовали к Стасу и Батхеду.
– Руки давай, – грубо приказал один из них.
Видимо, именно эта грубость очень задела тонкую душу психолога. Потому что он, недолго думая, схватил негодяя и швырнул на товарища. Оба неловко повалились на песок. Громыхнуло одно из ружей. Батхед, наверное, учинил бы много разрушений и членовредительств, пока их не пристрели бы те, что стояли поодаль, но пижон в треуголке спокойно вынул из-за пояса пару небольших однозарядных пистолетов и сказал негромко:
– Все? Размялись? Вот и славно. Я найду вам хорошее занятие на судне. Будет где применить силу. А ну, вяжите друг друга, пока я не всадил в вас по порции свинца…
…Стас уже сталкивался в своей жизни с так называемым дежавю. Вот и теперь ему казалось, что все, что с ним происходит, уже имело место в жизни. Правда, на этот раз Стас уверенно мог бы сказать, где именно подобное имело место. Ведь он уже стоял однажды на деревянной палубе парусника, ему уже приходилось лезть в вонючий трюм против всякого на то желания, и уже смотрели на него из темноты множество глаз. Но на этот раз во взглядах было не жуткое пустое равнодушие, а настороженность, злость и тоска.
– Замечательно, – щурясь на солнце, сказал Стас, – вот уж никак не думал, что закончу свои дни, померев от голода и жажды на необитаемом острове. Жалко, рассказать некому, а то бы посмеялись от души…
– Расскажи мне – что тебя беспокоит? – посоветовал Батхед. – Как психолог я проанализирую причины твоих страхов, и вместе мы найдем выход из твоей депрессии…
Батхед был колоритен до безобразия. Огромный, лысый, волосатый, с гигантским лоснящимся пузом, с ног до головы покрытый неприличными аляповатыми татуировками. Массивный горбатый нос пересекал красноречивый шрам, ухо оттягивала тяжелая потемневшая серьга. В общем, еще тот был психолог.
– Причины своих страхов я могу назвать и самостоятельно, – ответил Стас. – Во-первых, это океан от горизонта до горизонта, во-вторых, отсутствие воды и пищи, втретьих, вдребезги разбитая шлюпка…
– Вот видишь, как важно выявить суть проблемы, – авторитетно произнес Батхед. – Теперь можно отбросить беспокойство и браться за ее решение…
Трудно было понять, шутит Батхед или говорит серьезно. Но после слов психолога и впрямь стало несколько легче.
Стас направился к берегу. Деревянная нога зарывалась в песок, и это дико раздражало. Вначале, очнувшись на скамье болтающейся по волнам шлюпки и увидав, чем его наградил Челнок в этом просоленном мире, Стас впал в истерику. Его раздирал такой безудержный смех, что в конце концов озабоченный состоянием шефа психолог отвесил ему хорошую оплеуху. При этом, конечно, не рассчитал возможностей своего нового тела, и Стас еще с час отплевывался кровью. Когда приступ странного веселья миновал, Стас понял, что эта деревяшка ничего веселого ему не сулит. Помимо всего прочего, как оказалось, культя регулярно болела и имела склонность к образованию пролежней. Одно утешало – ожидаемая краткосрочность визита в этот флибустьерский мир.
А пока весельчак Бактхед нет-нет да и называл его, будто обмолвившись, Джоном Сильвером.
…Он уселся на выгоревшую на солнце, насквозь дырявую корягу и принялся наблюдать за пилигримами.
Вид у тех был такой, что хотелось их немедленно повесить за морской разбой. Честно говоря, разбойничья внешность у них по-прежнему совершенно не вязалась с благообразием нрава.
Вот и сейчас, вместо того, чтобы предаваться унынию и размышлениям о способах спасения, они упорно пытались поймать в маленьком лазурном заливчике какую-нибудь съедобную живность. Активно орудуя длинными заостренными палками, словно своеобразный живой миксер, они поднимали песок и взбивали пену. Однако толку от этих усилий пока не было видно.
Стас искренне завидовал их оптимизму. Все-таки вера – великая вещь. Пусть даже такая экзотическая вера, как поклонение Великому Алекс-су и его пророку Стас-су… Хотя, познав подлинное величие Песочных Часов, трудно не испытать суеверный ужас…
Разомлев на солнце под легким свежим ветерком, Стас начал потихоньку дремать. Он лег на корягу, прислонив голову к бугристому выступу, закрыл глаза. На несколько мгновений ему показалось даже, что все происходящее с ним – дурной сон, а сам он спокойно загорает, начитавшись беллетристики, на пляже где-нибудь под Анапой…
– А-а!!! – раздалось со стороны воды, и Стас вскочил, едва не потеряв равновесие на своей деревяшке.
Под радостные крики пилигримы тащили из воды большую, пробитую колом, но все еще сопротивляющуюся рыбину.
И Стас воспринял это как некий весьма позитивный знак.
Он не будет сидеть и ждать конца. Он будет действовать – брать пример с пилигримов. Будет идти дальше – туда, куда указывает путеводная нить, посланная ему Алексом. Правда, найти на этом острове женщину по имени Катрин будет непросто. А именно ее мир был следующей точкой таинственного маршрута.
Стас вдруг вспомнил, что так – «Катрин» – назывался сожженный каторжниками пиратский корабль. Никита, помнится, утверждал даже, что эта громадина была перенесена кэпом Хантером в мир свихнувшегося физика Громина прямо отсюда. Это, конечно, противоречило не только законам природы, но и здравому смыслу. Возможно, корабль просто собрали на месте из ностальгических соображений. Хотя… От подавляющих воображение Песочных Часов Стас готов был теперь ждать любых сюрпризов.
Видимо, эта Катрин все же знатная женщина, раз ее именем называют корабли. Так что найти ее, видимо, будет не намного сложнее, чем того же дельфина…
Найти бы еще мерзавца Копателя, что закинул их сюда против воли, оставшись, видимо, куда в большей безопасности… Хотя… Кто он им, этот Копатель? Недавний враг, так и не успевший стать настоящим другом. В конце концов он отправил их по должному адресу. Ведь если бы не он, долго б еще пришлось искать человека по имени Ганс…
…Рыбину зажарили на углях. Пилигримы еще раз приятно удивили Стаса своей находчивостью и запасливостью. Пока неуправляемую шлюпку болтало между камней, а Батхед завывал от ужаса так, что перекрывал рев океана, чем нагонял куда больше страху, чем трехметровые волны, Ромис аккуратно заворачивал в кусок кожи огниво и трут. А Егорис тщательно укреплял на поясе нож и небольшой топор. Все остальное имущество бывших хозяев пошло ко дну, когда шлюпка наконец ударилась о мель и разлетелась на множество дощечек.
Когда же, потроша рыбину, Егорис извлек из задубевшего замшевого мешочка маленький деревянный тубус перца и такой же – с солью, оставалось лишь развести руками.
– А что поделаешь? – смиренно развел руками Егорис, с улыбкой выслушивая похвалы в свой адрес. – Пилигрим всегда должен быть готов к неожиданностям. А Великий Алекс-с не запрещает вкусно и сытно покушать…
– Остается надеяться, что рыба эта – не ядовитая, – добавил Ромис, скептически понюхав ее и несколько смазав общее впечатление.
Впрочем, он же первым и попробовал кусочек рыбины. Смотреть на его аппетитные причмокивания было невыносимо, и положенные два часа проверки на токсичность никто выжидать не стал.
На десерт Ромис вскользь сообщил, что чуть позже попробует добыть воду из ночного конденсата на листьях, чем вызвал громкий восторг психолога.
Таким образом, острота опасности гибели от недостатка воды и пищи несколько притупилась. На первый план вышла другая проблема – как выбраться с этой каменистой мели посреди бурного моря?
– А чего здесь думать, – пожал плечами психолог. – Надо набрать сушняка, сложить большой костер и поджечь. Так даже в кино показывают…
– Интересно, для кого костер поджигать? – хмыкнул Ромис. – Разве что со спутника его заметят. Но судя по вашей деревянной ноге… О, Стас-с, простите…
– Все нормально, – отмахнулся Стас. – Однако Батхед все-таки прав. Костер надо сложить, а уж поджечь – когда заметим проходящий корабль. Ведь как еще можно привлечь к себе внимание?..
Выбеленного солнцем мореного дерева на островке были кучи. Поэтому пирамида из палок, коряг и сучьев получилась грандиозная. Стас даже подумал, что в случае если на костер не обратят внимания, его пожароопасность может привести к полному уничтожению растительности на этом клочке суши.
Батхеду же результат работы понравился. Он удовлетворенно осмотрел сооружение и смачно причмокнул.
– Черт возьми, Стас! – сказал он. – А все-таки здорово, что нас вышвырнуло на этот островок! Какое неожиданное и приятное приключение!
– М-да?.. – с сомнением откликнулся Стас.
– Да, черт возьми, да! – Батхеду, казалось, ужасно нравится ругаться, как должен был это делать, по его представлению, заправский пират. И ему это шло, совершенно не переходя в разряд комичности. Может, потому, что любому насмешнику психолог мог теперь раздавить своими клешнями голову, словно перезрелый арбуз.
– Дружище, это ведь такой шанс окунуться в совершенно незнакомую жизнь – такую, какой нам никогда не увидеть в наших тухлых лабораториях, на повседневных рутинных работах, будь они неладны. – Батхед говорил, совершенно счастливыми глазами смотря на проступившие в быстро потемневшем небе звезды. – Я так часто думал об этом! Ведь жизнь дана человеку с тем расчетом, чтобы он выбрал себе одну-единственную дорогу. И если человек хочет идти по ней максимально уверенно, он не должен с нее сворачивать ни при каких обстоятельствах. Это я говорю о нас, о специалистах в своем деле. Другие, более легкомысленные, но и более счастливые, люди позволяют себе остановки и пикники на этом пути – для того чтобы отдохнуть, осмотреться, сойти с дороги и изучить местность вокруг нее. При этом они отстают от нас – но ведь и не жалеют об этом вовсе! А вот самые настоящие счастливчики вообще плевать хотели на прямую изъезженную дорогу! Они сходят с нее и легко, совершенно беззаботно бредут по полям, лесам, переходят вброд речки. Иногда прохаживаются по чужим дорогам. Скорее всего они так и не выйдут на гладкий и приятный асфальт автострады. Но скажи мне – зачем нужны эти жизненные автострады? Только для того, чтобы идти комфортнее и быстрее. И все – мимо луга, мимо леса, мимо речки, где беззаботные и веселые люди играют в пляжный волейбол, пока мы дышим «комфортной» асфальтовой гарью и рафинированным мертвым воздухом из кондиционера… Скажи мне, неужели ты сам никогда не думал об этом?
– Честно? – отозвался Стас. – Пожалуй, нет. Понимаешь, я люблю свою работу. Наверное, куда больше пикников возле речки и пляжного волейбола…
– Несчастный человек, – покачал головой Батхед и неожиданно добавил: – А может, наоборот, самый счастливый… Я тоже люблю свою работу. Но и жизнь как таковую я обожаю. Может, все дело в специфике моей специальности? Как я могу вернуть радость жизни кому-нибудь, зеленеющему в депрессии, если не умею радоваться сам? Нет уж, ребятки, радость – это в жизни та планка, к которой стремятся даже самые законченные зануды…
– Тут уж позволь с тобой не согласиться, – покачал головой Стас. – С чего ты взял, что щенячий восторг – это главная цель в жизни, скажем, для настоящего ученого? Познание истины, новые результаты…
– …И радость открытия! Ведь верно?
– Ну… Можно сказать и так. Только ведь это другое…
– Конечно! Ведь радость ученого – сдержанная, скептическая, придушенная сомнениями и накопленными с детства комплексами. Только не говори мне, что наукой всерьез занимаются совершенно здоровые и жизнерадостные с детства люди!
– А разве не так? Вот я, например…
– Скептик и зануда. Закомплексованный романтик. Ботаник, пытающийся спрятаться от действительности, погрузившись в собственные размышления!
– Ну, спасибо, друг! Никак не ожидал от тебя такой замечательной характеристики!
– На здоровье! Психолог – это почти врач. А потому должен открыть тебе глаза на проблему, которую предстоит решать.
– С чего ты взял, что это проблема? Это мой собственный внутренний мир, я живу с ним всю свою сознательную жизнь, привык уже, в конце концов…
– Придется отвыкать! Да и как ты – ты, который по уши влез в проблему Песочных Часов, можешь говорить о том, что твой внутренний мир принадлежит одному тебе? Это глупо и недальновидно. Надо будет отправить тебе туда ныряльщика и навести порядок в этой помойке, которую ты зовешь внутренним миром.
– Интересная мысль. О таких методах психотерапии я не думал…
– Это будет мой новый, самый прогрессивный метод. Я назову его «психохирургия». Комплексы будут вырезать под корень. Правда, для этого понадобятся сотни ныряльщиков-врачей и тысячи человеко-часов исследований.
– Но игра стоит свеч?
– Даже не сомневайся. Если уж и использовать Челноки с целью визитов во внутренние вселенные, то исключительно в гуманистических целях…
– А кто тебе сказал, что такая «хирургия» понравится самим обитателям внутренних миров?
– А это действительно стоящий вопрос. – Батхед задумался, пропустив толстый палец в кольцо и оттянув себе ухо. – Хм… Где моральные рамки – волен ли человек распоряжаться судьбой своих внутренних миров? Ведь он – не Бог, не творец своего мира. Он всего лишь носитель, хозяин. А миллиарды личностей внутри него?
– Умоляю тебя, друг, – с наигранным беспокойством произнес Стас. – Только не погружайся в размышления на эту тему. Не то ведь можно запросто лишиться рассудка. А я не психолог, спасти тебя от шизофрении не в состоянии…
– Да уж… А скольких придется спасать от этого, когда информация станет общедоступной? А этого, как ни крути, не избежать. Что станет с нашим тихим и спокойным миром, уверенным, что нет силы страшнее атомной бомбы?
– Что станет? А посмотри на Ромиса и Егориса. И это в лучшем случае.
– Пример неудачен. Это вполне нормальные, по-своему, ребята. Психология, кстати, вовсе не против умеренной религиозности. Это как раз стабилизирует психическое состояние. Но психология против религиозной истерии.
– Вот-вот.
– Да и вообще, мы не в ту степь уже забрались. – Батхед брезгливо отмахнулся. – Я говорил о простой, примитивной и первобытной радости. О настоящих и незамутненных чувствах, которых мы, городские жители, лишены почти напрочь. И то, о чем я говорю, имеет вполне практическое значение для нас с тобой.
– В смысле? Пора устраивать ритуальные пляски вокруг этого костра? Тогда надо попросить наших друзей пилигримов найти на острове какие-нибудь наркотические растения. Сблизимся с природой, обретем душевное равновесие. Будем смеяться без повода и радоваться каждой новой дозе…
– Мысль занятная, – согласился Батхет. – Хотя ощущается в этом некоторый перебор и эдакая истеричность. А вообще я говорил о другом. Чистота ощущений – это необходимое условие возвращения в наш мир. Научиться смотреть на окружающую действительность широко открытыми, радостными и удивленными глазами – значит…
– …стать ребенком?
– Именно!
– Ну, если именно это необходимо для возвращения, я начну прямо сейчас тренировать в себе это умение радоваться и удивляться…
– Ну да… Ты напомнил мне одну телепередачу, в которой ставили такой опыт: из прожженного зануды-бухгалтера пытались в короткий срок сделать профессионального клоуна. После всех тренировок бухгалтера нарядили, пришлепнули красный нос и отправили развлекать детей. В общем, перепугали малышей, довели некоторых до слез, а кое-кого – и до нервных срывов. Нет ничего страшнее клоуна, который в душе – бухгалтер.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Да то, что надо просто стать другим. Понять это, прочувствовать. А не пытаться тренировками заставить себя хохотать по поводу и без повода. Нельзя обманывать себя в этом деле. Не то я лишусь хорошего собеседника и обрету пациента.
– А сам-то ты стал другим? Или тебе доставляет удовольствие сама по себе критика?
– Разве я похож на неудовлетворенного психопата? Похож? Надо будет поработать над собой… Знаешь, про себя я не могу сказать, что вновь обрел душевное состояние подростка. Это и впрямь трудно. Чудовищно трудно. Один на миллион в конце жизни может сказать, что до самой смерти сохранил чистоту и светлую радость восприятия. И вряд ли я именно такой. Но я все же человек. Как и ты. А значит, у меня есть сила воли и воображение. Фантазия. Значит, мы с тобой сможет научиться стряхивать груз одеревеневших представлений, догматических шлаков и оставаться перед миром такими, какими пришли сюда – чистыми и удивленными…
…Они долго сидели, глядя на потрясающее звездное небо. Какого чуда все-таки лишены жители городов! Им никогда не увидеть такого неба в пыльной и засвеченной фонарями атмосфере. Даже небо, предстающее космонавтам, – уже не то, оно не несет того отпечатка манящей тайны, что ощущается только на дне колодца, наполненного кристально чистым воздухом. Именно контраст живого, трепещущего воздуха, шума волн, шороха листьев и бесконечной звездной бездны способен подвигнуть человека на немыслимые поступки и подвиги.
Все эти возвышенные мысли никак не тревожили сон двух пилигримов, что тихо посапывали, закутавшись в предусмотрительно спасенный кусок паруса. Они прекрасно знали, что все самое великое и грандиозное тихо спит в их головах вместе с ними…
Стас проснулся от дикого вопля Батхеда:
– Парус! Парус на горизонте!
Стас вскочил, с трудом разлепляя веки, и пытался увидеть на фоне ослепительного солнца то, на что указывал психолог. С большим трудом он все же разглядел белое пятнышко и поразился остроте зрения Батхедова тела.
Пилигримы тупо хлопали глазами, сидя на теплом песке. Они все еще не пришли в себя ото сна.
А Батхед уже лихорадочно чиркал огнивом. Растерявшийся от такой активности Стас молча смотрел, как занялось пламя, и шарахнулся в сторону от раскаленного столба огня и дыма.
И только теперь он понял, что же хотел возразить психологу.
– Батхед, друг, – произнес он. – Я, конечно, разделяю твою радость, но не следовало ли нам подождать, пока корабль подойдет поближе? Мы бы хоть рассмотрели, что он собой представляет…
– Да, да, – нетерпеливо хмыкнул Батхед. – Не реет ли над ним «веселый Роджер», а? Что мы вообще знаем об этом мире, о его людях, кораблях и флагах? Боюсь, что если мы не используем свой шанс, то вообще никогда ничего не узнаем…
– Ладно, ладно, – примирительно сказал Стас. – Ты прав, старик. Так или иначе, действовать надо. И делать на этом острове больше нечего.
– Хотя я, по правде, пожил бы тут месяцок, – мечтательно сказал психолог. – Помедитировал бы, привел мысли в порядок. Тебе бы помог перебороть свои комплексы…
– Мои комплексы?!
– Вот видишь… Не нервничай, друг мой, у нас еще будет возможность поработать над этим…
– Корабль! Это же корабль! – закричал Егорис. – Самый настоящий корабль! И может даже, пиратский…
Он нараспев заголосил благодарственные молитвы и характерно зашевелил пальцами. Ромис тут же присоединился к товарищу.
– Вот это реакция, – восхитился Батхед. – Бери пример – настоящие дети! Им нипочем страхи свихнуться от путешествий по вселенным. Где надо – они удивляются, где надо – воспринимают мир как должное. Их кредо – нестись, как щепка в горном потоке, гнуться под ветром и не переживать после падений. Учись!
– Да я и не возражаю, – улыбнулся Стас. – Трудно только забыть о том, что я – доктор наук, технократ и скептик. Ведь я всегда был уверен, что именно это и составляет мою сущность…
– Да, – кивнул Батхед. – Типичное заблуждение современного человека. Он считает, что он сам – это тот статус, которого он достиг своим трудом, а иногда просто везением или какой-нибудь подлостью. А на самом деле человек – это то, что остается от него на необитаемом острове. После того, как тот посидит на нем и подумает о вечном хотя бы с годик…
– И здесь я не соглашусь. Через годик такого одиночества свихнется даже самый уравновешенный буддийский монах.
– Ну да. Пример, возможно, неудачен. Вообще, я подозреваю, что настоящая разумная цивилизация на планете Земля – это вовсе не мы с тобой и не прочие взрослые. Это дети.
– ???
– Ну да – дети. Они – настоящие хозяева планеты, свободные, радостные и беззаботные. Именно детьми мы живем, радуемся, занимаемся тем, что нам нравится… А взрослые – это их невольники. Рабы, смысл существования которых – обслуживание и развлечение своих господ…
– Хм… – задумался Стас. – Радикально, однако…
– Ну да! – оживился Батхед. – Взрослые кормят, одевают, развлекают. Строят, вон, кинотеатры и Диснейленды, покупают игрушки, защищают и следят за здоровьем… Чем не рабы?
– Ну да, а еще и наказывают ремнем по заднице…
– Но ведь и дети не лишены любви к экстриму!
Стас и Батхед весело расхохотались. Затем принялись развлекать друг друга воспоминаниями из детства. Смех перерос в истерический. Зараженные весельем, в беседу влезли пилигримы с историями из своего детства.
Смех быстро прекратился.
– М-да… – Батхед неловко почесал в затылке. – Возможно, моя теория не охватывает все варианты. А может, некоторые миры просто ущербны по своей природе.
Ромис и Егорис переглянулись и недоуменно пожали плечами.
…Корабль между тем приближался. Если некоторое время он лениво полз вдоль горизонта, то после того, как труба дыма устремилась в небо, прекратил ползти и стал просто едва заметно увеличиваться в размерах.
Ныряльщики устали восторженно бегать по песку. Стало ясно, что на подход неизвестного судна к острову потребуется не один час, а может, и не день. Тем более что ветерок над морем был не ахти какой и вряд ли попутный…
…Корабль предстал во всей красе на следующее утро. Двухмачтовый, он был довольно приличных размеров для парусника, но выглядел довольно потрепанно. Флаг имел место, но его пестрая расцветка ни о чем не говорила ни Стасу, ни его спутникам.
Некоторое время по палубе бродили люди, очевидно, изучая берег и аборигенов. Только когда солнце достигло зенита, с корабля наконец спустили шлюпку.
– Ну вот, – произнес Батхед. – Сейчас мы и узнаем, что это за птицы…
– Или рыбы… – ляпнул Стас.
Пилигримы уселись на пригорок из намытого волнами песка и предались своему любимому занятию – созерцанию. Над головами озабоченно закричали чайки, которых раньше почему-то не было заметно.
– Однако народу в лодку набилось порядочно, – констатировал зоркий Батхед. – И что характерно – вооружены до зубов…
– Это неудивительно, – отозвался Стас. – Если вспомнить, в каком мире мы очутились…
Шлюпка прекратила движение, не дойдя до берега метров десять. Из нее прямо в воду посыпались люди – разношерстно одетые, вооруженные длинноствольными ружьями.
– На солдат не похоже, – сказал Батхед. На лице его читалось легкое беспокойство. – На пиратов – тоже. Торговое судно, что ли?..
Словно в ответ на этот вопрос, пятеро из прибывших на остров остановились шагах в двадцати и подняли ружья, прицелившись. Еще пятеро, во главе с пышно разодетым господином, также с ружьями наперевес подошли поближе.
– Ба, кого я вижу! – радостно воскликнул господин и приподнял треуголку. – Хайек и Малки собственной персоной! И как это вам взбрело в голову зажигать сигнальный костер? Или вы кого-то здесь ждали?
– Так вас и ждали, сэр, – осторожно ответил Батхед.
Слова его вызвали дружный хохот пришельцев.
– Да ты не теряешь веселости нрава, Малки! – одобрительно произнес господин. – Надеюсь, что и болтаясь в пеньковой петле, ты будешь продолжать веселить почтеннейшую публику. Хайек, ты, я вижу, чем-то расстроен, друг мой?
– Мне кажется, вы нас с кем-то путаете, – отозвался Стас. – Мы вовсе не те, за кого вы нас принимаете…
Это заявление было также встречено смехом.
Ну вот, подумал Стас, удачно Челнок выбрал нам тела, ничего не скажешь! Видимо, мы довольно популярные фигуры в этом морском мире. Однако если эта популярность приведет всю компанию к виселице, будет крайне обидно…
– Ладно, – сказал господин, поправляя парик. – Повеселились и хватит. А ну, ребята, давайте вяжите этих весельчаков. И вон тех, молчаливых, тоже. На «Бетти» продолжим нашу беседу…
Двое из сопровождавших господина в парике закинули ружья за спину и с веревками в руках проследовали к Стасу и Батхеду.
– Руки давай, – грубо приказал один из них.
Видимо, именно эта грубость очень задела тонкую душу психолога. Потому что он, недолго думая, схватил негодяя и швырнул на товарища. Оба неловко повалились на песок. Громыхнуло одно из ружей. Батхед, наверное, учинил бы много разрушений и членовредительств, пока их не пристрели бы те, что стояли поодаль, но пижон в треуголке спокойно вынул из-за пояса пару небольших однозарядных пистолетов и сказал негромко:
– Все? Размялись? Вот и славно. Я найду вам хорошее занятие на судне. Будет где применить силу. А ну, вяжите друг друга, пока я не всадил в вас по порции свинца…
…Стас уже сталкивался в своей жизни с так называемым дежавю. Вот и теперь ему казалось, что все, что с ним происходит, уже имело место в жизни. Правда, на этот раз Стас уверенно мог бы сказать, где именно подобное имело место. Ведь он уже стоял однажды на деревянной палубе парусника, ему уже приходилось лезть в вонючий трюм против всякого на то желания, и уже смотрели на него из темноты множество глаз. Но на этот раз во взглядах было не жуткое пустое равнодушие, а настороженность, злость и тоска.