Выставной Владислав Валерьевич. Утечка мозгов

   Нормальные человеческие глаза.
   Над головой со скрипом качалась масляная лампа, едва освещавшая грязные лица. Общим фоном происходящего был чертовски неприятный навязчивый звук. Не нужно было иметь острое зрение, чтобы понять источник этого звука.
   Так звенят только невольничьи цепи.
   – И кто это пожаловал к нам в гости? – сипло спросила давно небритая физиономия, сверкая белками выпученных глаз. – Или я чего-то не понимаю, или это к нам ужин своим ходом пришел?
   Трюм потряс взрыв смеха. В темной глубине смех перешел в надсадный кашель. Кто-то застонал. Где-то шумно отхаркивались.
   – Что-то в последнее время мое появление вызывает слишком много радости, – сказал Батхед. – Надеюсь, эта радость искренняя и она даст мне повод для взаимной симпатии…
   – О, это тебе к Милашке Пью, – издевательски скалясь, сказал какой-то узкоглазый тип с куцей растрепанной бородкой. – Он обожает взаимность с такими крепкими красавчиками, как ты.
   Трюму понравилась шутка, и его недра снова сотряс коктейль из смеха и кашля.
   – Спасибо, конечно, – беззлобно отозвался Батхед. – Но пусть тогда эта милашка сама подходит, если не боится, что я великодушно освобожу ее от кандалов. А заодно – от лишних рук и ног.
   Трюм снова заржал. Только щетинистая морда скривилась и недобро произнесла:
   – Круто начинаете, ребята. Как бы вам ночью случайно не уснуть и не забыть проснуться…
   – Да чего ждать? – прошепелявил вынырнувший из темноты беззубый рот на отвратительном морщинистом лице. – Только скажи – я их мигом на макароны исполосую…
   Как бы в подтверждение этого обещания тускло блеснул металл. Стас напрягся. Даже в темноте было видно, как налилось краской лицо Батхеда. Его тело приходило в бешенство.
   – Ну, давай, голубчик, иди сюда, с ножичком, – ласково сказал Батхед. – Я им же нарисую тебе цветочек. На морде. Кровью…
   – Остынь, Злыдень, – сказал щетинистый морщинистому и примирительно добавил: – Ладно, новенькие, будем считать, что вы показали себя. Идите вон туда. Там и вам найдется местечко. Мы люди хоть и подневольные, но гостеприимные…
   Позвякивая цепями, переступая через лежащих вповалку людей, четверо новоиспеченных пленников проследовали в глубину душного и темного трюма.
   Здесь и впрямь было попросторнее. Только было не в пример куда более душно. Стало понятно, почему самые наглые и агрессивные захватили места у лестницы. Видимо, главной ценностью здесь был свежий воздух. Что неудивительно…
   – Ну вот, – сказал Стас. – Поплыли…
   – Никогда не думал, что буду плыть вот так, в одном трюме с самыми настоящими рабами, – сказал Батхед.
   – Каждый человек – раб, – заявил Ромис. – Раб работы, раб жены, раб привычки. Или – раб свободы. Это рабство самое тяжелое…
   – Интересная теория, – согласился Батхед. – Только вот я еще и раб клаустрофобии. Я долго не высижу в такой тесной клетке. Я или устрою драку, или захвачу корабль…
   – Последнее не имеет смысла, – сказал Стас. – Надо использовать ситуацию. Мы ведь хотели выбраться с острова? Вот и выбрались. Хотели попасть в какое-нибудь цивилизованное место? Вот и плывем туда… Доплывем – будем решать, что делать…
   – Сомневаюсь, что место, куда везут корабль с невольниками, достаточно цивилизованное, – заявил Батхед.
   – Согласен, – кивнул Стас. – Вряд ли там нас будет ждать что-либо приличное. Но других вариантов пока нет. Разве что нас пристрелят, чтобы не мучались, да выкинут за борт.
   Рядом раздался хриплый удушливый кашель. Застонали.
   – Так лучше за борт, чем подхватить тут туберкулез или тропическую лихорадку, – сказал Батхед. – И еще – мне даже страшно представить, чем нас будут здесь кормить…
   – А что, здесь будут кормить? – раздался сбоку удивленный незнакомый голос. – Кто это сказал – капитан?
   Наступило молчание.
   – М-да… – сказал Батхед. – После вчерашней деликатесной рыбки, поджаренной на угольках, в меру подсоленной, аппетитно проперченной, без лишних косточек, сочной и мягкой…
   – Да заткнитесь вы, – сонно и грубо сказали с другого бока. – Слушать же вас невыносимо. Изверги какие-то… И откуда только взялись на нашу голову? Рыбу им подавай! А оленины под нежным соусом с трюфелями не желаете?
   – И ты пасть закрой!
   – О черт! Да у меня желудок сводит!
   – Врежьте там им! Да покрепче!
   Вскоре всеобщий стон перешел в совершенно отвлеченную перепалку. Обильно сыпались угрозы придушить, перерезать горло, раскроить черепа…
   И вдруг заговорил Ромис. Он встал, ударившись головой о балку, воздел руки к верхней палубе и начал:
   – Братья! Отчего же вы так немилосердны друг к другу? Отчего вы рычите на ближнего, словно звери, в душах которых нет места для иной жизни? Вспомните, что внутри вас – огромные земли, населенные тварями бессловесными и людьми, для которых вы – больше, чем творцы! Вы – носители множества чужих душ! Вы в ответе за многие и многие тысячи судеб! И ничего не меняется оттого, что собственная злая судьба посадила вас на цепь! Все равно люди молятся на вас, возводят в вашу честь храмы – ведь вы для них – представители Алекс-са в их собственных мирах…
   – Ну все, – прошептал Стас. – Сейчас эти каторжники решат, что наш пилигрим – сектант и еретик. И хана ему тогда. Даже мы не поможем…
   – Надо его остановить… – отозвался Батхед и подергал Ромиса за штанину.
   Но к удивлению ныряльщиков, Ромис продолжал свою проповедь, и рабы слушали его внимательно и с очевидным уважением.
   – Почувствуйте, – продолжал вещать Ромис, – почувствуйте, как весь ваш огромный мир со всеми морями и островами, королями и рабами живет в душе одного-единственного живого существа, которое тоже страдает, боится боли и смерти, надеется и верит, радуется и предается отчаянию. Если вы будете помнить об этом всегда, то никакое горе не сломит вас на большом жизненном пути, и Великие Песочные Часы отблагодарят свою кроткую и послушную песчинку…
   Ромис сел.
   Стас вжал голову, ожидая реакции толпы.
   – Ты великий проповедник, брат, – восхищенно произнес кто-то. – Скажи, ты ведь Продолжатель Алекс-са?
   – Да, я безродный пилигрим, – ответил Ромис. – Как и мой брат Егорис.
   – Настоящие безродные пилигримы? – удивленно воскликнул другой. – Я только слышал про вас, но не встречал никогда. И кто же посмел кинуть вас в трюм?
   – Я просто не говорил никому, – скромно ответил Ромис. – Я ведь вовсе не был уверен, что в вашем мире знакомы с «Эпосом Песочных Часов»…
   Так Ромис и Егорис заслужили почитание закованных в цепи невольников. В тени их авторитета Стас и Батхед могли чувствовать себя вполне безопасно. Во всяком случае, вероятность того, что ночью им перережут горло куском ржавой железяки, стала гораздо ниже.
   Платой за этот покой стала необходимость ежедневного прослушивания проповедей и отрывков из крайне популярного в этом мире «Эпоса Песочных Часов». Стас с трудом уговорил пилигримов не раскрывать того факта, что среди прочих, будучи закованным в цепи, здесь присутствует сам Хранитель Срединного Мира Стас-с. Аргументом послужило вполне резонное утверждение о том, что Ромису могут не поверить, а Стаса объявят самозванцем со всеми вытекающими отсюда последствиями, включая летальные.
   Ромис пообещал сохранить тайну и даже в своих рассказах старался стороной обходить тему Срединного Мира и личности его легендарного Хранителя.
   Батхед же с удовольствием пользовался положением слушателя: под монотонный голос Ромиса он отлично засыпал. И только когда переходил на совсем уж сочный и бесстыжий храп, раздраженный Стас будил того, мстительно ударяя локтем в жирный бок.
   …Плавание оказалось невероятно тяжелым. Еда, которой все-таки кормили невольников, была отвратительной, ее было мало. Вода отдавала тухлятиной. А постоянная качка норовила вытолкнуть с усилием съеденное обратно.
   Постоянный мрак и вонь сводили с ума. День перепутался с ночью и счет дням был потерян. Егорис заболел какой-то непонятной болезнью и теперь бредил, истекая потом.
   Только Ромис упорно читал свои проповеди, и на его черный силуэт с надеждой смотрели десятки пар измученных глаз.
   – Каждый человек, даже самый грязный бродяга, даже юродивый – бесценен. Никто не может сказать, что один из людей лучше или хуже другого только на основании его богатства или положения в обществе, ума или отсутствия рассудка. Ведь та жемчужина, что спрятана в сердце каждого из нас – собственная душа, – может быть неимоверно прекрасна, даже в грязной и невзрачной оболочке, словно жемчужина в морской раковине, облепленной гнилыми водорослями. Кто знает, какие прекрасные миры скрываются в душе невольника? И говорю я вам, братья мои: вы в ответе за эти миры! Нельзя падать духом, думать о смерти, впадать в ощущение безысходности! Бережно несите в себе тот свет, которым наградили вас Великие Песочные Часы, и вам воздастся по делам вашим…
   – …И как только начальство разрешает такие проповеди? – удивленно говорил Стас. – Они ведь подрывают его авторитет, саму систему использования подневольного труда и угнетения, как говорится, трудящихся!
   – Почему же, – пожимал плечами Батхед. – По-моему, это учение как раз действует на людей довольно успокаивающе. Не призывает к бунту и вообще против всякого насилия. Как раннее христианство. Добротная такая философская концепция…
   – Побойтесь бога, – с трудом, но насмешливо сказал сосед, что страдал от непрекращающихся приступов чахотки. – «Эпос Песочных Часов» запрещен. А его рьяным адептам грозит смерть или каторга. Как вашему покорному слуге, например…
   – А вы имеете к этому какое-то отношение? – Стас оживился и осторожно пододвинулся к собеседнику по длинной скамье. Он уже привык к поразительным совпадениям, но, помня наставления Батхеда, старался не переставать удивляться.
   – Имел… – Сосед зашелся в кашле. – О боже… Когда же это кончится… Я уже сплевываю собственные легкие. Это и в нормальных условиях совершенно не лечится, а здесь… Я, видимо, долго не протяну… О чем это я говорил?
   – О том, что имели отношение…
   – Да-да… У меня была кафедра в столичном университете. Кафедра естествознания. Я, конечно, никогда не верил в такое строение мира, что проповедовали Продолжатели Алекс-са… Это слишком похоже на миф. И без них в мире достаточно религий и прочей путаницы, что мешает познанию мира опытным путем… Но как-то раз мне в руки попал обломок странного кристалла, который, как мне сказал принесший его Продолжатель, имеет отношение к перемещению между внутренними мирами…
   – Обломок? – Сердце Стаса забилось быстрее. Он нащупал под грязной тканью рубашки кожаный мешочек, в который положил то единственное материальное, что удалось пронести с собой через два нырка в человеческие сознания. А может, и не материальное вовсе?..
   – Похоже на это?
   Стас положил в сухую горячую руку то, что незнакомец, похожий на Алекса, назвал «ключом».
   Сосед вздрогнул и на некоторое время перестал сипло дышать.
   – Откуда это у вас?! – дрожащим голосом спросил он.
   – Это из другого мира, – сказал Стас. – Мне сказали, что это – ключ…
   – Ключ… – прошептал сосед. – Ключ из другого мира… Ну да… Я ведь предполагал это. Две половинки одного, целого кристалла…
   Сосед взял руку Стаса, положил в нее «ключ» и решительно закрыл ему ладонь.
   – Заберите. И никому не показывайте. Я поплатился за свой интерес, и вы берегитесь.
   – Поплатились?
   – Этот обломок сначала интересовал меня только с точки зрения естествознания. Я никак не мог понять его природу, химические и физические свойства. Это ведь совершенно удивительное вещество, с неизвестными нашей науке свойствами. Ну а потом… Потом оказалось, что вокруг этого кусочка прозрачного вещества происходят какие-то загадочные события. Вначале меня стали посещать навязчивые сновидения – каждый день, одно и то же место, удивительное ощущение реальности, удивительные люди.
   – Что это за место?
   – Этого я так и не понял. Невероятные прозрачные сооружения, горы и леса, каких быть не может, люди в странной одежде… Я человек науки и прекрасно понимаю, что присниться может только то, что ты сам в состоянии себе вообразить. Но это… Я сразу задал себе вопрос: из каких глубин души это видение могло прийти ко мне? И этот вопрос сам в себе таил частичку ответа. С тех пор я стал более серьезно относиться к тем, кто верит в Великие Песочные Часы. Вокруг меня появились люди из этой среды. Мы много думали, спорили, вели научные и религиозные беседы. Видимо, кто-то из моих новых друзей и предал меня. Я лишился кафедры, ученой степени, а впоследствии – и свободы. Что уж говорить о том, что этот, как вы говорите, «ключ» исчез среди отобранного у меня имущества…
   Сосед снова зашелся в кашле. На этот раз приступ был столь тяжел, что разговор пришлось отложить надолго.
   Стас тихо дремал, стараясь совершать меньше движений и отгоняя лишние мысли. Батхед научил его простейшей технике медитации, что, по его уверениям, должна была облегчить существование в этом замкнутом и душном месте. Как ни странно, это действительно помогло.
   Стас успокоился, задвинул подальше свои планы и тревоги.
   Он был один – он и его собственный непознанный мир где-то далеко внутри души. Мир бескрайний и прекрасный, какой только и должна быть Вселенная, населенная разумными существами. Правильно сказал пилигрим: все тяготы и лишения перестают иметь значение, когда до тебя доходит простая и в то же время грандиозная истина: душа человека необъятна и бесценна в своей невообразимой масштабности. Вот почему, наверное, время от времени рождаются гении, способные представить себе, казалось, невозможное, те, что оперируют в своем сознании вселенскими категориями, с улыбкой выводя законы, по которым, оказывается, и впрямь живут пространство и время!
   Как? Откуда берутся эти будоражащие разум мысли?
   Оказывается, очень просто: все, что только в состоянии предложить человеку Вселенная, уже есть у него. С этим человек рождается, живет и уходит куда-то неизведанной никем дорогой…
   Стас проснулся от глухого грохота. Грохот оборвался мягким, но отчетливо слышимым ударом.
   – Все, – вяло сказал кто-то. – Якорь бросили.
   – Приплыли, мать его, – ругнулся кто-то. – Вот сейчас и начнется-то само интересное…
   – Все хоть живы?
   – Да вот, старик, вроде концы отдал. Упокой Господи его душу. И Великий Алекс-с с ним…
   – Хорошо, выходит, доплыли. Бывает, половина в дороге передохнет…
   – Так скажите спасибо, что не жарко было да шторма избежали. Не то бы вместе с покойничками за компанию путешествовали. А это, я вам скажу, дело не очень приятственное.
   – Погоди, еще насмотришься на покойничков. Если сам им раньше не заделаешься…
   Распахнули дополнительный люк, и в трюм, вместе с дурманящим свежим воздухом, влился рассеянный, но кажущийся ослепительным свет со второй палубы. Стас сразу понял, что умершим стариком был его ученый собеседник. Он лежал на скамье, будто спал, – высохший, измученный, похожий на древнюю мумию…
   …Их вывели на палубу. Хотя глаза постепенно и привыкали к дневному свету, но ослепительное солнце не давало раскрыть глаза. Короткие болезненные взгляды на окружающий пейзаж выхватывали отдельные картинки, словно в детском диафильме.
   Вот сверкнули ружейные стволы охраны, разношерстного сброда, что извлекал живой товар из темноты трюма.
   Вот мелькнул частокол мачт, множество скрученных парусов, паутина такелажа.
   Вот застыли на фоне невысоких гор чайки. А внизу – яркое нагромождение домов под черепичными крышами. Очень живописное место.
   Под ногами к звону цепей добавился скрип палубы. А следом – скрип рассохшихся деревянных сходней, что вели к деревянному же причалу на массивных сваях.
   Толпу выгнали на небольшую площадь, ограниченную с одной стороны пирсом, а с другой – деревянными сараями, за которыми уже виднелись каменные дома.
   – Что-то это мне все напоминает, – пробормотал Батхед. – Какое-то кино про пиратов…
   – Поздравляю вас с ролью, коллега, – отозвался Стас. – Вы замечательно играете. Следующая сцена – работа на плантации.
   – Лишь бы не роль раба, избиваемого надсмотрщиками, – поежился Батхед.
   Глаза уже позволяли смотреть через щелочки прищуренных век. Но картинка не менялась. Они по-прежнему стояли на площади в окружении вооруженных людей, но на этот раз – в одинаковой синей форме.
   – Одно радует, – сказал Батхед. – Судя по солдатам, это, видимо, не пиратский остров…
   – Меня это как раз не так вдохновляет, – возразил Стас. – С пиратами все же легче иметь дело, чем с чиновниками. Это я давно уже понял, еще по работе…
   А между тем мимо неровных рядов невольников принялись бродить щеголевато одетые господа, бесцеремонно тыкая бедняг стеками и временами заглядывая им в зубы.
   – Чувствую себя скотом, – признался Батхед.
   – А мне кажется, что скоты как раз эти парни, с тросточками, – зло сказал Стас.
   – Смиритесь и обретете свободу, – кротко донеслось со спины.
   Ромис, кто же еще…
   Перед ними остановился сухонький неприятный тип в каком-то дряблом паричке. По виду – педант и скряга. Однако с цепким, сверкающим взглядом. Этот взгляд немедленно ощутили на себе Стас и Батхед. Потому что смотрел человек на них, и только на них. И от этого взгляда в груди холодело, как от предчувствия беды. Возле типа крутился пленивший их господин, имени которого они так и не узнали. Он вдруг подскочил к невольникам и как-то даже сочувственно сказал Стасу и Батхеду:
   – Ну, друзья, я вам не завидую. Надо было все-таки повесить вас по старой дружбе. А теперь уж поздно. Потому как покупает вас сам Доктор, и уж извините, боюсь, что на свои нелицеприятные опыты…
   – Доктор?! – выдавил из себя пораженный Стас.
   – По секрету скажу, что на материке за голову этого мерзавца назначена награда, – шепотом поделился господин. – Но у нас тут порядки более чем либеральные. Так что, прощайте! В следующей жизни не забывайте вовремя оплачивать долги…

* * *

   Они недолго наслаждались свежим воздухом. Теперь их жилищем стала новая тюрьма – прохладный каменностенный подвал. С тех пор как их отправили сюда, в горы, в закрытой повозке и заперли массивной дубовой дверью, этого Доктора они больше и не видели.
   Был ли это ТОТ САМЫЙ Доктор, про которого рассказывал Никита, или все окажется всего лишь совпадением, было неясно. Однако ситуация перманентного нахождения в кандалах и под замком ныряльщиков начала раздражать.
   – Может, пора раскрыться? – предложил Батхед. – Я знаю, это сильно снизит наши шансы в поисках местного Челнока, но все же…
   – Давай пока не будем торопить события, – ответил Стас. – Этот Доктор знал, кого он покупает под видом обычных рабов. Я думаю, он также прекрасно информирован о наших способностях. Раскрываться следует в самый последний момент, когда иные средства исчерпаны…
   – Я думал, что такой момент как раз наступил, – пожал плечами Батхед.
   Пилигримы не участвовали в этой беседе. Они мирно спали на куче соломы, положив головы на потемневшие от времени корзины, валявшиеся тут в изобилии. Пару корзин Стас и Батхед с успехом применили в качестве стульев, а одну – вместо стола. Столу здесь нашлось вполне здоровое применение: молчаливый человек, надо полагать, слуга, принес невольникам хлеба, сыра и воды. Наблюдательный же Батхед выкатил из пыльного угла бочонок, в котором оказалось вполне сносное вино. Так что пир получился на славу, что и подтверждали от души спящие пилигримы.
   Ныряльщикам не пришлось долго ломать голову по поводу собственной покупки загадочным Доктором. Глухо щелкнула щеколда, заскрипела дверь, и в подвале появился он сам, собственной персоной.
   Хотя в подвале и не было темно – он сносно освещался дневным светом через маленькое окошко под потолком, – Доктор притащил с собой популярный в этом мире масляный фонарь. Он уселся на принесенный слугой табурет и иронически осмотрел пленников.
   – Ну, что ж, – сказал он. – Вот я и нашел вас…
   – Спасибо, – трогательным голосом отозвался Батхед. – Мы думали, что нас так никто и не найдет…
   Доктор удивленно приподнял бровь и продолжил:
   – Я думаю, вы уже догадались, что я не простой житель этого мира…
   – Да, Доктор, к сожалению, мы это знаем, – признал Стас.
   – Вот даже как? – произнес Доктор. – Тем лучше. Видите ли, я хорошо знаком с вашим другом. Никита его зовут. Такое непривычное в этом мире имя. От него я узнал, что вы ищете такого замечательного персонажа, как Алекс. Я бы даже сказал – Великий Алекс. И Ужасный соответственно…
   Доктор хохотнул своей неуклюжей шутке. Стас же был удручен.
   – Никита вот так вам все и растрепал? – мрачно спросил он.
   – Что вы! – отмахнулся Доктор. – Молодой человек вел себя как истый джентльмен. Просто против достижений современной науки умение держать язык за зубами уже не актуально…
   – Так что вам от нас нужно? – перебил Доктора Батхед.
   Он явно начинал терять терпение, что было чревато всякими необдуманными действиями с его стороны. Лицо его уже налилось краской, на висках вздулись вены…
   – Да, собственно, ничего особенного, – улыбнулся Доктор и развел руками. – Хочу провести с вами некоторые процедуры…
   – Не соврал чертов работорговец, – процедил Батхед и сжал кулаки.
   – А? Что? – переспросил Доктор и отмахнулся. – Не важно. Я не собираюсь ни в чем вам мешать. Просто хочу сделать для себя кое-какие наблюдения. В конце концов у меня бывает не так уж и много гостей из самого Срединного Мира.
   Стас сделал знак Батхеду, чтобы тот держал себя в руках. Батхед еле заметно кивнул. Хозяин его тела, видимо, был не дурак подраться, и с этими рефлексами психологу было довольно трудно бороться.
   – Что за чертовы процедуры? – стараясь выглядеть спокойным, произнес Батхед.
   – Да мелочь, честное слово, – засуетился Доктор. – Быстро закончим – и идите на все четыре стороны. Еще мне и спасибо скажете. Во-первых, за то, что выкупил вас, а во-вторых – за общее самочувствие. Вон, на Отеле ребята полвека пользовались моими услугами и выглядели, как новенькие. Пока их не пристрелили, конечно…
   Доктор открыл довольно дешево инкрустированную шкатулку и извлек оттуда четыре маленьких прозрачных кубика.
   – Никита что-то говорил мне про это, – произнес Стас.
   – Да, – кивнул Доктор. – Это накопители экстракта. Хочу проверить влияние его малых доз на состояние жителей Срединного Мира. Исключительно из познавательных целей. Это совершенно безопасно… Не верьте ему! Он лжет!
   Стас чуть не упал со стула – настолько резко изменилось вдруг выражение лица Доктора.
   – Н-не понял, – произнес мгновенно побледневший психолог, – что такое?..
   – Он лжет, – повторил Доктор с какой-то новой интонацией.
   Теперь он тяжело дышал, на лице его проступил пот.
   – Кто лжет? – осторожно спросил Стас. Он был уверен, что с Доктором внезапно случился припадок, один из тех, о которых как-то вскользь упомянул Никита.
   – Док… Док лжет… – выдавил Доктор.
   Стас и психолог переглянулись. Парень явно был не в себе. Может, самое время стукнуть его по башке тяжелым тупым предметом?..
   – Я… Я Никита, – проговорил человек.
   – Вы как-нибудь определитесь, коллега… – скривившись, предложил Батхед.
   Однако Стас поверил. Сразу же.
   – Допустим, – сказал он. – Как выглядел бокс, что ты притащил мне из мира Кочета?
   – Амулет… Ладанка… – отозвался тот, что называл себя Никитой, и быстро заговорил: – Не смейте пробовать этот экстракт! Это дрянь… Хуже героина… Он всех вас возьмет к ногтю… Я сам уже… Почти не человек… Он живет во мне, всегда, в какой бы мир я ни отправился. Он делает со мной, что хочет… Я чувствую, что больше не смогу ничего сказать вам… Я говорю его словами, я теряю контроль над собой…
   – Демон… – замогильным голосом произнес за спиной Егорис.
   – Демон, Гасящий Миры! – воскликнул Ромис.
   Никогда еще мужественные пилигримы не были так напуганы. Стас же никак не мог взять в толк, что же такое происходит с его сухощавым невзрачным с виду собеседником.
   – Что еще за демон? – спросил Батхед, но Ромис не успел ответить.
   – Не пускайте его в Изначальный Мир!.. – взмолился человек и вдруг осекся.
   – М-да… – пробормотал он. – О чем это я?
   – О том, что хотите отпустить нас, – немедленно нашелся Батхед.
   – М-м? – недоверчиво произнес Доктор. – Ну, это само собой. Потом, потом… Ага. Вот! Возьмите по кубику и приложите их к коже за правым ухом…
   Ныряльщики с опаской посмотрели на «накопители».
   – А давайте как-нибудь в другой раз, – уклончиво произнес Стас.
   – Это еще почему? – удивился Доктор.
   – Ну, мы малость устали, – охотно пояснил Батхед. – Плохая еда, антисанитария, качка, духота… Ваш эксперимент будет необъективным. Для чистоты опыта нам бы выспаться…
   – В этом нет никакой необходимости, – нетерпеливо сказал Доктор. – Будьте так любезны, потратьте минуту на науку – а потом хоть спите сутками, хоть валите отсюда прямо сейчас ко всем чертям!
   – Спасибо, – вежливо сказал Стас. – Но нам надо подумать.
   Доктор замер и злыми глазами оглядел пленников.
   – Так, – сказал он. – Мне все ясно. Стало быть, пробился-таки шалопай через нейронный барьер. И чего он только вам наговорил?
   – О чем вы?! – Батхед удивился столь наигранно, что по лицу Доктора стало ясно: он понял, что попал в самую точку.