Страница:
Они действительно нашли клад – самую интересную и универсальную игрушку. И теперь всегда у них были полные карманы этих стекляшек. Просто это очень приятно – запустить руку в карман, отяжелевший от содержимого, и набрать горсть драгоценностей, которые есть только у тебя и нескольких твоих друзей, ощутить, что ты прикоснулся к тайне…
…Они прогуляли школу и теперь скрывались от возмездия на песчаном берегу тихой речки. Вдалеке из воды торчала полузатопленная старая мельница. Говорят, ребята постарше забираются на нее прямо из воды и прыгают – в омут…
Они валялись на песке, раскидав вокруг рюкзаки и сумки, смотрели на лениво бегущую воду, слушали щебетание птиц.
В воде громко булькнуло.
– Рыба, – констатировал Батон.
– Окунь, – со знанием дела произнес Стасик.
– Этот… сом! – сам удивившись своей фантазии, заявил Никитка.
– Откуда здесь сом? – поинтересовался Стасик. – Речушка мелкая, сом сюда не влезет.
– А мне так хочется, – заявил Никитка.
Друзья рассмеялись.
– Эх, – мечтательно сказал Егорка, – вот так бы всю жизнь валялся тут на песке – и никакой тебе школы…
– Да… – протянул Ромка. – И чтобы солнце было всегда, и никакой тебе зимы…
– Ну, почему же, – возразил Костя. – Зимой тоже здорово. Я снег люблю. И на санках кататься. Главное, чтобы этих уроков не было.
– У меня на них ал… аллергия! – заявил Батон.
– Вот-вот! – зевнул Стасик.
Он набрал горсть песка и смотрел, как тот медленно, песчинка за песчинкой, сыплется сквозь пальцы. Как в старых песочных часах.
Он смотрел на песок и ему казалось, что он вот-вот поймет что-то, что так давно хотел понять и никак не мог. Но песок просыпался, а понимание так и не пришло. Но Стасик не расстроился. Понимание ни к чему, когда тебе просто хорошо.
Они высыпали на песок свои сверкающие богатства.
Теперь кубики и кристаллы были шашками. Играли на расчерченном клетками песке. Солнце сверкало в прозрачных гранях, и время текло незаметно.
День казался неимоверно длинным и насыщенным событиями, огромным, как целая жизнь. Так они и дальше наслаждались бы свободой и счастливым бездельем, если бы не пришли Взрослые.
– Вот вы где, – улыбнувшись, сказал один из Взрослых. – А вас уже ищут…
Друзья расстроились. Свободе и дуракавалянию пришел конец.
Взрослый подошел ближе и поднял с песка один из кристаллов.
– Ну вот, – покачал головой Взрослый. – Опять по свалке лазили. Вам же говорили: свалка – это не площадка для игр. Эх, дети, дети…
Их взяли за руки и повели прочь из любимого и такого уютного убежища.
– А куда мы сейчас? – растерянно спросил Стасик.
– Как куда? – удивился Взрослый. – Вы хорошо погуляли – и теперь вам пора домой.
– Да, – прохныкал Никитка. Он почувствовал вдруг, что очень устал. – Я хочу домой… К маме хочу…
На тесной кухне было накурено, но дышалось, как ни странно, необычайно легко. И немытые тарелки в раковине, и неудобные табуретки, и даже вид Батхеда в том же засаленном халате – все это отнюдь не вызывало раздражения.
Потому что Стас теперь знал наверняка: где бы ни пребывало его не чрезмерно тренированное тело, в какой бы обстановке ни застал его новый день – это вторично. Ведь внутри его непознаваемой души – необъятная россыпь населенных миров.
Это теперь понимал и Батхед. Потому они молча сидели друг напротив друга, размеренно, с удовольствием курили и обменивались многозначительными взглядами.
– Ну вот, – сказал Стас. – Не вытерпел. Как только понял, что снова дома – сразу к тебе рванул. Потому что сам уже не верил в то, что с нами приключилось…
– А что с нами приключилось? – недоуменно спросил Батхед.
– В смысле? – обомлел Стас. – Я о нашем с тобой путешествии в глубь внутренних миров…
– Что? – Батхед осторожно положил сигарету в пепельницу и подался вперед. – О каком еще путешествии? Приятель, что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?
– А что, ничего не было? – пробормотал Стас, вставая и трогая свою горячую щеку. – Извини, со мной что-то не так… Я пойду, пожалуй…
– М-да, – сказал Батхед, удерживая Стаса за рукав. – Совсем плохой стал. Уже шуток не понимает…
– Тьфу, Батхед! – воскликнул Стас, стукнув по столу ладонью. – У меня с тобой чуть крыша не поехала! Ты все-таки думай над своими шутками!
– Ничего с тобой не случится, – заверил довольный собою Батхед. – Я же психолог.
– Ну-ну… Объясни мне тогда, психолог, что же это происходило с нами в самом последнем мире? Что это за мир такой? Почему дети?
Батхед прикурил новую сигарету от выкуренной и задумчиво поскреб в затылке.
– Ты знаешь, – сказал он, – здесь и я ничего понять не могу толком. Одни смутные ощущения. Вообще сейчас мне кажется, что не были мы ни на каком последнем мире.
– Как это? Я ведь прекрасно помню карьер, речку, свалку эту…
– М-да… Мне кажется, это просто воспоминания. Воспоминания из детства.
– Воспоминания? У всех одни и те же? Что-то странно как-то…
– Я думаю, это наша общая память, как бы приведенная к одному знаменателю. Главное здесь – сама атмосфера, знакомое тебе ощущение детства. Я же говорил: для того чтобы вернуться назад, в наш собственный мир, надо стать детьми. Вот мы и стали ими. Стоило тебе только воспользоваться ключом…
– Так, выходит, это был ключ к возвращению? Зачем же тогда за ним охотился Демон?
– Ты так и не понял? – усмехнулся Батхед. – Кофе хочешь?
Он встал и протиснулся к плите, ловко орудуя туркой и ложечкой с длинной ручкой. По кухне немедленно распространился дурманящий аромат хорошего кофе.
– Ты мне так и не ответил, – сказал Стас.
Батхед совершил опасный маневр с раскаленной туркой и разлил кофе по чашечкам. После чего уселся на свое место и насмешливо посмотрел на собеседника. Посмотрел сквозь туман сигаретного дыма, отчего стал казаться каким-то экзотическим медиумом.
– Ну? – Стас нетерпеливо барабанил пальцами по столу.
– Это и был Изначальный Мир, – сказал Батхед.
Некоторое время помолчали. Батхед – наслаждаясь произведенным эффектом и потягивая густой черный кофе, Стас – с открытым ртом, пытаясь свести в голове воедино противоречивые мысли.
Изначальный Мир… Мир детской мечты и фантазии… Мир, в котором все возможно, где берут начало все прочие миры – какими бы они ни стали впоследствии.
Да, это вполне вписывалось в почти непостижимую логику мироздания Песочных Часов. Мироздания, где фантазия имела материальную силу, и наоборот – все материальное было лишь отражением мысли.
– Я не утверждаю категорично, – сказал Батхед, с аппетитом хрустя печеньем. – Мне просто хочется так думать. Целью нашего Демона мог быть только Мир Изначальный – все остальные были ему вполне доступны. Впрочем, что я понимаю в Демонах?
– Значит, Демон остался в Финальном Мире… – пробормотал Стас. – Постой, но я же прекрасно помню Никитку… Никиту и наших пилигримов! Они же были с нами, были детьми!
– Поэтому я за них совершенно спокоен, – загадочно произнес Батхед.
Никита шел по знакомой улице и улыбался всем встречным. Прохожие опасливо косились на него, но некоторые не выдерживали и улыбались в ответ. Солнце светило ярко, лучисто, напоминая о не таком уж и далеком мире детства.
Навстречу из подворотни вынырнул Костолом со своими «шестерками».
– О, кого я вижу! – обрадовался Костолом. – Это ведь серьезный человек идет, несет зарплату бедным пацанам. Ты ведь несешь нам зарплату, а?
Самое время испугаться и онеметь со страху. Или – в лучшем случае – броситься наутек. Но почему-то слова Костолома вызвали у Никиты непредсказуемую реакцию.
Он рассмеялся.
– Ну да, – хохотал Никита. – Зарплату! Это ты прикольно придумал…
Так же хохоча, он подошел к недоумевающему Костолому и одобрительно похлопал того по плечу, после чего дружески легко стукнул кулаками его приятелей. Это была неслыханная дерзость. Но теперь в ступор впали малолетние негодяи.
А Никита в отличном расположении духа двинулся дальше через сквер, мимо фонтана.
А вот и друзья, по которым он уже успел соскучиться.
– …Пиво будешь, Ник?
– Пиво? Хм… А черт, нет. Мне ж нельзя.
– Мать допинг-контроль проводит?
Да, да… Что-то такое уже было. Хорошо, когда что-то в этой жизни не меняется…
– Ну, чего делать будем? – спросил Никита.
– Как что? Жорж ведь Сиду проспорил. Будет отрабатывать, а мы – смотреть, – хмыкнул Генка.
Дурак он, этот Жорж. Нельзя дать ему совершить свою героическую глупость.
…На крыше собралась довольно большая компания. Не все тут друг друга знали, да этого, в общем, и не требовалось, чтобы тусоваться в свое удовольствие. Кто-то умудрился притащить огромные колонки и даже микшерский пульт. Под ломаный бит незнакомые ребята удивляли прочих хитрыми кульбитами брейка. Какие-то смельчаки на роликовых досках разъезжали по бордюру, производя впечатление на пирсингованных малолеток.
Никита подошел к бордюру и глянул вниз. У него немедленно закружилась голова, и он в испуге отшатнулся назад.
Сердце беспокойно колотилось, дрожащие ноги подогнулись, и он опустился на неровно постеленный рубероид.
– Что, нервишки шалят? – хохотнул заметивший это Жорж.
Никита криво улыбнулся в ответ. Он подошел к Жоржу поближе, разглядывая его роскошный байк.
– Прыгать будешь? – поинтересовался Никита.
– А то! – прищурился Жорж.
– А можно прокатиться? – спросил Никита. – Я тут, крутнусь чуть-чуть…
– Валяй, – великодушно разрешил Жорж.
Никита неожиданно ловко запрыгнул на велик и сделал круг. С удивлением ощутил в руках какую-то незнакомую силу. Остановился. Стоя на педалях, попрыгал на месте…
– О, да ты молоток, – признал Жорж. – Давно катаешься?
Никита не ответил. Он проехал немного вперед и без усилий встал на заднее колесо. Затем на переднее…
– Во, Ник дает! – воскликнул кто-то. – Он же не умел ни черта…
И Никита понял, что что-то в нем изменилось. Что он вернулся в этот мир чуть-чуть другим. И осознание этого наполнило душу восторгом.
– Ну и ну, – сказала подошедшая Лиза. – Ты меня удивил!
– Привет кэпу! – весело отозвался Никита.
Лиза недоуменно хлопала глазами, а со стороны в него с новым интересом вглядывалась Катя.
– Все, слазь, – сказал Жорж. – Я сейчас супертрюк делать буду…
Ну уж нет, решил Никита. Биться башкой об асфальт? Это не сегодня…
И неожиданно для самого себя он развернулся туда, где уже ждала острых ощущений компания зрителей.
– Э-э… – проговорил Жорж. – Погоди… Ты что задумал?
Но Никита в ответ только рассмеялся и налег на педали.
– Стой! – заорал Жоож. – Ты что, чокнулся?!
А Никита несся все быстрей и быстрей, и с каждым метром, приближавшим его к краю пропасти, страха становилось все меньше – его место занимал невероятный, неведомый раньше восторг.
Зрители шарахнулись в стороны. Парни присвистнули, девчонки ахнули от неожиданности.
А он уже летел над пропастью девяти этажей, и снизу смотрели на него изумленные прохожие.
И тонкой струйкой песка высыпался из души страх…
…Батхед открыл форточку и впустил в густую атмосферу кухни ядовитые струи свежего воздуха.
– М-да, – сказал Батхед. – Сдается мне все-таки, что ключик этот был не от дверцы домой, и даже не от Изначального Мира.
– У тебя появились новые версии? – хмыкнул Стас.
– Нет, всего лишь вариант старых, – пожал плечами Батхед. – Я думаю, что ключ этот призван восстановить равновесие в мироздании. Ты смотрел сегодня телик?
– Ну?
– Никаких сообщений о карантине, бандах и людях с опустошенными взглядами. Ты восстановил статус-кво, дружище!
– Ну, хоть что-то полезное я сделал на своей работе, – усмехнулся Стас.
– Надо же, – продолжал Батхед, – все стало на свои места… А может, вообще изменилось устройство нашего мира?
– Ты это о чем? – не понял Стас.
– Ну, ты же был на работе? У нас, в Конторе?
– Нет, конечно, когда бы это я успел? Я как в себя пришел, так сразу к тебе помчался…
– А я вот думаю, – задумчиво произнес Батхед, – придем мы на работу – а ее, работы-то прежней, и нет! И Челноков никаких нет уже! Все, мол, наигрались!
– Это ты с чего взял? – удивился Стас. – Хочешь сказать, что у нас просто массовые галлюцинации были?
– Почему обязательно галлюцинации? – пожал плечами психолог. – Просто… Ты помнишь Взрослых?
– Конечно. Это ведь они привели нас домой.
– И ты даже не спрашивал себя, кто они, откуда?
– А должен был?
– Ну, не знаю… Меня сразу, как только я снова стал адекватен, стал мучить один простой вопрос: кто такие эти Взрослые, по отношению к которым мы, ведущие сотрудники сверхсекретного института, просто малые дети?
– Ты хочешь сказать…
– Я пока ничего не хочу сказать. Просто не знаю, что говорить. Я задаю себе этот вопрос. И он не дает мне покоя…
– Так, значит, ты не исключаешь, что Челноки у человечества могли просто отобрать?
– Во всяком случае, лишить нас возможности в дальнейшем перемещаться по внутренним вселенным. Дабы неповадно было такие безобразия чинить, к которым и мы с тобой имели самое непосредственное отношение.
Стас задумчиво покачал головой. Был бы он расстроен такой перспективой? С одной стороны, жаль, конечно, что самое поразительное открытие за всю человеческую историю кануло бы в небытие.
Но с другой стороны, прекратилась бы пресловутая «утечка мозгов». Во всяком случае, самая опасная ее составляющая.
Что ж, если таковой будет цена безопасности его страны, да и людей в целом – черт с ними, с путешествиями по мирам…
…Батхед ушел ненадолго в комнату и вернулся с пузатой бутылкой.
– Отличный коньяк! – заявил он. – Предлагаю отметить завершение нашей нейронной одиссеи!
Не дожидаясь ответа приятеля, он налил с два пальца ароматной жидкости в чистые кофейные чашечки.
– Хорошая мысль, – согласился Стас. – Давай за нас и за наших друзей, которых неведомые силы разбросали по разным мирам. Будем надеяться, что эти миры будут к ним ласковы…
Они подняли чашки и чокнулись. Но выпить не успели.
В дверь позвонили.
– Ого! – сказал Батхед, держа чашку с коньяком на уровне подбородка. – Ты ждешь кого-то?
– Это твоя квартира, дружище, – отозвался Стас и осторожно поставил чашку на стол.
– Ну да, ну да… – пробормотал Батхед и отправился открывать дверь.
Через несколько секунд он вернулся.
– Ты будешь смеяться, но это тебя, – сказал Батхед.
Стас удивленно вскинул брови, встал и вместе с Батхедом направился в прихожую. Кого это черт принес?
В прихожей стоял совершенно мокрый, будто только что вылезший из-под дождя человек – хотя на улице светило солнце, а дождя даже не предвиделось. Человек был незнакомый. В возрасте, полноватый, в плаще и обвисшей шляпе, с которой стекали тонкие струйки воды.
– Здравствуйте, Стас, – сказал он. – Вот мы с вами и встретились снова.
– Вы кто? – Стас напрасно перебирал в голове картотеку друзей и знакомых. – Мы разве знакомы?
– Да, как вам сказать, – улыбнулся человек. – Я – Алекс.
Эпилог
…Они прогуляли школу и теперь скрывались от возмездия на песчаном берегу тихой речки. Вдалеке из воды торчала полузатопленная старая мельница. Говорят, ребята постарше забираются на нее прямо из воды и прыгают – в омут…
Они валялись на песке, раскидав вокруг рюкзаки и сумки, смотрели на лениво бегущую воду, слушали щебетание птиц.
В воде громко булькнуло.
– Рыба, – констатировал Батон.
– Окунь, – со знанием дела произнес Стасик.
– Этот… сом! – сам удивившись своей фантазии, заявил Никитка.
– Откуда здесь сом? – поинтересовался Стасик. – Речушка мелкая, сом сюда не влезет.
– А мне так хочется, – заявил Никитка.
Друзья рассмеялись.
– Эх, – мечтательно сказал Егорка, – вот так бы всю жизнь валялся тут на песке – и никакой тебе школы…
– Да… – протянул Ромка. – И чтобы солнце было всегда, и никакой тебе зимы…
– Ну, почему же, – возразил Костя. – Зимой тоже здорово. Я снег люблю. И на санках кататься. Главное, чтобы этих уроков не было.
– У меня на них ал… аллергия! – заявил Батон.
– Вот-вот! – зевнул Стасик.
Он набрал горсть песка и смотрел, как тот медленно, песчинка за песчинкой, сыплется сквозь пальцы. Как в старых песочных часах.
Он смотрел на песок и ему казалось, что он вот-вот поймет что-то, что так давно хотел понять и никак не мог. Но песок просыпался, а понимание так и не пришло. Но Стасик не расстроился. Понимание ни к чему, когда тебе просто хорошо.
Они высыпали на песок свои сверкающие богатства.
Теперь кубики и кристаллы были шашками. Играли на расчерченном клетками песке. Солнце сверкало в прозрачных гранях, и время текло незаметно.
День казался неимоверно длинным и насыщенным событиями, огромным, как целая жизнь. Так они и дальше наслаждались бы свободой и счастливым бездельем, если бы не пришли Взрослые.
– Вот вы где, – улыбнувшись, сказал один из Взрослых. – А вас уже ищут…
Друзья расстроились. Свободе и дуракавалянию пришел конец.
Взрослый подошел ближе и поднял с песка один из кристаллов.
– Ну вот, – покачал головой Взрослый. – Опять по свалке лазили. Вам же говорили: свалка – это не площадка для игр. Эх, дети, дети…
Их взяли за руки и повели прочь из любимого и такого уютного убежища.
– А куда мы сейчас? – растерянно спросил Стасик.
– Как куда? – удивился Взрослый. – Вы хорошо погуляли – и теперь вам пора домой.
– Да, – прохныкал Никитка. Он почувствовал вдруг, что очень устал. – Я хочу домой… К маме хочу…
На тесной кухне было накурено, но дышалось, как ни странно, необычайно легко. И немытые тарелки в раковине, и неудобные табуретки, и даже вид Батхеда в том же засаленном халате – все это отнюдь не вызывало раздражения.
Потому что Стас теперь знал наверняка: где бы ни пребывало его не чрезмерно тренированное тело, в какой бы обстановке ни застал его новый день – это вторично. Ведь внутри его непознаваемой души – необъятная россыпь населенных миров.
Это теперь понимал и Батхед. Потому они молча сидели друг напротив друга, размеренно, с удовольствием курили и обменивались многозначительными взглядами.
– Ну вот, – сказал Стас. – Не вытерпел. Как только понял, что снова дома – сразу к тебе рванул. Потому что сам уже не верил в то, что с нами приключилось…
– А что с нами приключилось? – недоуменно спросил Батхед.
– В смысле? – обомлел Стас. – Я о нашем с тобой путешествии в глубь внутренних миров…
– Что? – Батхед осторожно положил сигарету в пепельницу и подался вперед. – О каком еще путешествии? Приятель, что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?
– А что, ничего не было? – пробормотал Стас, вставая и трогая свою горячую щеку. – Извини, со мной что-то не так… Я пойду, пожалуй…
– М-да, – сказал Батхед, удерживая Стаса за рукав. – Совсем плохой стал. Уже шуток не понимает…
– Тьфу, Батхед! – воскликнул Стас, стукнув по столу ладонью. – У меня с тобой чуть крыша не поехала! Ты все-таки думай над своими шутками!
– Ничего с тобой не случится, – заверил довольный собою Батхед. – Я же психолог.
– Ну-ну… Объясни мне тогда, психолог, что же это происходило с нами в самом последнем мире? Что это за мир такой? Почему дети?
Батхед прикурил новую сигарету от выкуренной и задумчиво поскреб в затылке.
– Ты знаешь, – сказал он, – здесь и я ничего понять не могу толком. Одни смутные ощущения. Вообще сейчас мне кажется, что не были мы ни на каком последнем мире.
– Как это? Я ведь прекрасно помню карьер, речку, свалку эту…
– М-да… Мне кажется, это просто воспоминания. Воспоминания из детства.
– Воспоминания? У всех одни и те же? Что-то странно как-то…
– Я думаю, это наша общая память, как бы приведенная к одному знаменателю. Главное здесь – сама атмосфера, знакомое тебе ощущение детства. Я же говорил: для того чтобы вернуться назад, в наш собственный мир, надо стать детьми. Вот мы и стали ими. Стоило тебе только воспользоваться ключом…
– Так, выходит, это был ключ к возвращению? Зачем же тогда за ним охотился Демон?
– Ты так и не понял? – усмехнулся Батхед. – Кофе хочешь?
Он встал и протиснулся к плите, ловко орудуя туркой и ложечкой с длинной ручкой. По кухне немедленно распространился дурманящий аромат хорошего кофе.
– Ты мне так и не ответил, – сказал Стас.
Батхед совершил опасный маневр с раскаленной туркой и разлил кофе по чашечкам. После чего уселся на свое место и насмешливо посмотрел на собеседника. Посмотрел сквозь туман сигаретного дыма, отчего стал казаться каким-то экзотическим медиумом.
– Ну? – Стас нетерпеливо барабанил пальцами по столу.
– Это и был Изначальный Мир, – сказал Батхед.
Некоторое время помолчали. Батхед – наслаждаясь произведенным эффектом и потягивая густой черный кофе, Стас – с открытым ртом, пытаясь свести в голове воедино противоречивые мысли.
Изначальный Мир… Мир детской мечты и фантазии… Мир, в котором все возможно, где берут начало все прочие миры – какими бы они ни стали впоследствии.
Да, это вполне вписывалось в почти непостижимую логику мироздания Песочных Часов. Мироздания, где фантазия имела материальную силу, и наоборот – все материальное было лишь отражением мысли.
– Я не утверждаю категорично, – сказал Батхед, с аппетитом хрустя печеньем. – Мне просто хочется так думать. Целью нашего Демона мог быть только Мир Изначальный – все остальные были ему вполне доступны. Впрочем, что я понимаю в Демонах?
– Значит, Демон остался в Финальном Мире… – пробормотал Стас. – Постой, но я же прекрасно помню Никитку… Никиту и наших пилигримов! Они же были с нами, были детьми!
– Поэтому я за них совершенно спокоен, – загадочно произнес Батхед.
Никита шел по знакомой улице и улыбался всем встречным. Прохожие опасливо косились на него, но некоторые не выдерживали и улыбались в ответ. Солнце светило ярко, лучисто, напоминая о не таком уж и далеком мире детства.
Навстречу из подворотни вынырнул Костолом со своими «шестерками».
– О, кого я вижу! – обрадовался Костолом. – Это ведь серьезный человек идет, несет зарплату бедным пацанам. Ты ведь несешь нам зарплату, а?
Самое время испугаться и онеметь со страху. Или – в лучшем случае – броситься наутек. Но почему-то слова Костолома вызвали у Никиты непредсказуемую реакцию.
Он рассмеялся.
– Ну да, – хохотал Никита. – Зарплату! Это ты прикольно придумал…
Так же хохоча, он подошел к недоумевающему Костолому и одобрительно похлопал того по плечу, после чего дружески легко стукнул кулаками его приятелей. Это была неслыханная дерзость. Но теперь в ступор впали малолетние негодяи.
А Никита в отличном расположении духа двинулся дальше через сквер, мимо фонтана.
А вот и друзья, по которым он уже успел соскучиться.
– …Пиво будешь, Ник?
– Пиво? Хм… А черт, нет. Мне ж нельзя.
– Мать допинг-контроль проводит?
Да, да… Что-то такое уже было. Хорошо, когда что-то в этой жизни не меняется…
– Ну, чего делать будем? – спросил Никита.
– Как что? Жорж ведь Сиду проспорил. Будет отрабатывать, а мы – смотреть, – хмыкнул Генка.
Дурак он, этот Жорж. Нельзя дать ему совершить свою героическую глупость.
…На крыше собралась довольно большая компания. Не все тут друг друга знали, да этого, в общем, и не требовалось, чтобы тусоваться в свое удовольствие. Кто-то умудрился притащить огромные колонки и даже микшерский пульт. Под ломаный бит незнакомые ребята удивляли прочих хитрыми кульбитами брейка. Какие-то смельчаки на роликовых досках разъезжали по бордюру, производя впечатление на пирсингованных малолеток.
Никита подошел к бордюру и глянул вниз. У него немедленно закружилась голова, и он в испуге отшатнулся назад.
Сердце беспокойно колотилось, дрожащие ноги подогнулись, и он опустился на неровно постеленный рубероид.
– Что, нервишки шалят? – хохотнул заметивший это Жорж.
Никита криво улыбнулся в ответ. Он подошел к Жоржу поближе, разглядывая его роскошный байк.
– Прыгать будешь? – поинтересовался Никита.
– А то! – прищурился Жорж.
– А можно прокатиться? – спросил Никита. – Я тут, крутнусь чуть-чуть…
– Валяй, – великодушно разрешил Жорж.
Никита неожиданно ловко запрыгнул на велик и сделал круг. С удивлением ощутил в руках какую-то незнакомую силу. Остановился. Стоя на педалях, попрыгал на месте…
– О, да ты молоток, – признал Жорж. – Давно катаешься?
Никита не ответил. Он проехал немного вперед и без усилий встал на заднее колесо. Затем на переднее…
– Во, Ник дает! – воскликнул кто-то. – Он же не умел ни черта…
И Никита понял, что что-то в нем изменилось. Что он вернулся в этот мир чуть-чуть другим. И осознание этого наполнило душу восторгом.
– Ну и ну, – сказала подошедшая Лиза. – Ты меня удивил!
– Привет кэпу! – весело отозвался Никита.
Лиза недоуменно хлопала глазами, а со стороны в него с новым интересом вглядывалась Катя.
– Все, слазь, – сказал Жорж. – Я сейчас супертрюк делать буду…
Ну уж нет, решил Никита. Биться башкой об асфальт? Это не сегодня…
И неожиданно для самого себя он развернулся туда, где уже ждала острых ощущений компания зрителей.
– Э-э… – проговорил Жорж. – Погоди… Ты что задумал?
Но Никита в ответ только рассмеялся и налег на педали.
– Стой! – заорал Жоож. – Ты что, чокнулся?!
А Никита несся все быстрей и быстрей, и с каждым метром, приближавшим его к краю пропасти, страха становилось все меньше – его место занимал невероятный, неведомый раньше восторг.
Зрители шарахнулись в стороны. Парни присвистнули, девчонки ахнули от неожиданности.
А он уже летел над пропастью девяти этажей, и снизу смотрели на него изумленные прохожие.
И тонкой струйкой песка высыпался из души страх…
…Батхед открыл форточку и впустил в густую атмосферу кухни ядовитые струи свежего воздуха.
– М-да, – сказал Батхед. – Сдается мне все-таки, что ключик этот был не от дверцы домой, и даже не от Изначального Мира.
– У тебя появились новые версии? – хмыкнул Стас.
– Нет, всего лишь вариант старых, – пожал плечами Батхед. – Я думаю, что ключ этот призван восстановить равновесие в мироздании. Ты смотрел сегодня телик?
– Ну?
– Никаких сообщений о карантине, бандах и людях с опустошенными взглядами. Ты восстановил статус-кво, дружище!
– Ну, хоть что-то полезное я сделал на своей работе, – усмехнулся Стас.
– Надо же, – продолжал Батхед, – все стало на свои места… А может, вообще изменилось устройство нашего мира?
– Ты это о чем? – не понял Стас.
– Ну, ты же был на работе? У нас, в Конторе?
– Нет, конечно, когда бы это я успел? Я как в себя пришел, так сразу к тебе помчался…
– А я вот думаю, – задумчиво произнес Батхед, – придем мы на работу – а ее, работы-то прежней, и нет! И Челноков никаких нет уже! Все, мол, наигрались!
– Это ты с чего взял? – удивился Стас. – Хочешь сказать, что у нас просто массовые галлюцинации были?
– Почему обязательно галлюцинации? – пожал плечами психолог. – Просто… Ты помнишь Взрослых?
– Конечно. Это ведь они привели нас домой.
– И ты даже не спрашивал себя, кто они, откуда?
– А должен был?
– Ну, не знаю… Меня сразу, как только я снова стал адекватен, стал мучить один простой вопрос: кто такие эти Взрослые, по отношению к которым мы, ведущие сотрудники сверхсекретного института, просто малые дети?
– Ты хочешь сказать…
– Я пока ничего не хочу сказать. Просто не знаю, что говорить. Я задаю себе этот вопрос. И он не дает мне покоя…
– Так, значит, ты не исключаешь, что Челноки у человечества могли просто отобрать?
– Во всяком случае, лишить нас возможности в дальнейшем перемещаться по внутренним вселенным. Дабы неповадно было такие безобразия чинить, к которым и мы с тобой имели самое непосредственное отношение.
Стас задумчиво покачал головой. Был бы он расстроен такой перспективой? С одной стороны, жаль, конечно, что самое поразительное открытие за всю человеческую историю кануло бы в небытие.
Но с другой стороны, прекратилась бы пресловутая «утечка мозгов». Во всяком случае, самая опасная ее составляющая.
Что ж, если таковой будет цена безопасности его страны, да и людей в целом – черт с ними, с путешествиями по мирам…
…Батхед ушел ненадолго в комнату и вернулся с пузатой бутылкой.
– Отличный коньяк! – заявил он. – Предлагаю отметить завершение нашей нейронной одиссеи!
Не дожидаясь ответа приятеля, он налил с два пальца ароматной жидкости в чистые кофейные чашечки.
– Хорошая мысль, – согласился Стас. – Давай за нас и за наших друзей, которых неведомые силы разбросали по разным мирам. Будем надеяться, что эти миры будут к ним ласковы…
Они подняли чашки и чокнулись. Но выпить не успели.
В дверь позвонили.
– Ого! – сказал Батхед, держа чашку с коньяком на уровне подбородка. – Ты ждешь кого-то?
– Это твоя квартира, дружище, – отозвался Стас и осторожно поставил чашку на стол.
– Ну да, ну да… – пробормотал Батхед и отправился открывать дверь.
Через несколько секунд он вернулся.
– Ты будешь смеяться, но это тебя, – сказал Батхед.
Стас удивленно вскинул брови, встал и вместе с Батхедом направился в прихожую. Кого это черт принес?
В прихожей стоял совершенно мокрый, будто только что вылезший из-под дождя человек – хотя на улице светило солнце, а дождя даже не предвиделось. Человек был незнакомый. В возрасте, полноватый, в плаще и обвисшей шляпе, с которой стекали тонкие струйки воды.
– Здравствуйте, Стас, – сказал он. – Вот мы с вами и встретились снова.
– Вы кто? – Стас напрасно перебирал в голове картотеку друзей и знакомых. – Мы разве знакомы?
– Да, как вам сказать, – улыбнулся человек. – Я – Алекс.
Эпилог
Времена Джейса Бонда прошли. И прошли окончательно.
Во всяком случае, для него.
Кэвин уходил. Уходил навсегда. Туда, где он был по-настоящему свободен, туда, где ему не нужно было отвоевывать себе место под солнцем и доказывать изо всех сил, что он такой же человек, как и прочие.
Да, он мог бы вернуть себе здоровое и крепкое тело – то, что уже забрал себе как-то раз своей хитростью и небывалым опытом.
Но это пройденный этап. Ни к чему теперь быть связанным с этим миром трудовыми контрактами и подписками о неразглашении, явками, паролями и агентурными связями.
Ни к чему ему счет в банке и положение в обществе.
Вообще незачем слишком тесно связывать себя с тем миром, где он никогда не был счастлив. Бог с ним, с этим миром.
Он уходил туда, где его ожидало бесконечное число непохожих друг на друга миров – настолько же разных, насколько бывают разными в нашем мире люди.
Поэтому он спокойно думал о том, как в какой-то душной комнате в неком секретном учреждении тихо уходит из жизни никому не нужный и никем не любимый калека. Никто этого даже и не заметит, кроме специалистов. Которые, впрочем, быстро подберут ему замену.
Это не имело значения.
Имело значение лишь то, что в это же время происходило в одном из множества миров, в обыкновенном родильном доме.
Вот женщина почувствовала, что началось.
Вот санитары покатили носилки в родильное отделение.
Вот раздался пронзительный крик. Крик, полный боли, вызывающий беспокойство и сочувствие, но вовсе не чувство жалости.
Вот острая, нестерпимая боль ударила в точку сингулярности. Вспыхнул невиданной силы, но совершенно беззвучный взрыв.
Вот ниоткуда возникли первые элементарные частицы, что в немыслимом пекле возникают и агонизируют с непредставимой скоростью, наполняя тесное пространство гамма-излучением. Вот ниоткуда появились и отправились в бесконечное путешествие нейтрино.
Вот сплелись в раскаленные клубки сгустки вещества и антиматерии. Вот появились первые ядра водорода.
Вот начал спадать жар, и вещество отделилось от излучения.
Вот, наконец, заработали законы природы, и, словно «юпитеры» на съемочной площадке, вспыхнули в черноте вакуума первые звезды…
…Раздался крик младенца. Самый первый крик, немедленно заглушивший стоны матери. Что-то радостно залепетали медсестры, засуетились врачи.
Кэвин улыбнулся.
Там, в тесном казенном помещении, на белых простынях, под ярким электрическим светом рождалась новая Вселенная.
Краснодар, 2006
Во всяком случае, для него.
Кэвин уходил. Уходил навсегда. Туда, где он был по-настоящему свободен, туда, где ему не нужно было отвоевывать себе место под солнцем и доказывать изо всех сил, что он такой же человек, как и прочие.
Да, он мог бы вернуть себе здоровое и крепкое тело – то, что уже забрал себе как-то раз своей хитростью и небывалым опытом.
Но это пройденный этап. Ни к чему теперь быть связанным с этим миром трудовыми контрактами и подписками о неразглашении, явками, паролями и агентурными связями.
Ни к чему ему счет в банке и положение в обществе.
Вообще незачем слишком тесно связывать себя с тем миром, где он никогда не был счастлив. Бог с ним, с этим миром.
Он уходил туда, где его ожидало бесконечное число непохожих друг на друга миров – настолько же разных, насколько бывают разными в нашем мире люди.
Поэтому он спокойно думал о том, как в какой-то душной комнате в неком секретном учреждении тихо уходит из жизни никому не нужный и никем не любимый калека. Никто этого даже и не заметит, кроме специалистов. Которые, впрочем, быстро подберут ему замену.
Это не имело значения.
Имело значение лишь то, что в это же время происходило в одном из множества миров, в обыкновенном родильном доме.
Вот женщина почувствовала, что началось.
Вот санитары покатили носилки в родильное отделение.
Вот раздался пронзительный крик. Крик, полный боли, вызывающий беспокойство и сочувствие, но вовсе не чувство жалости.
Вот острая, нестерпимая боль ударила в точку сингулярности. Вспыхнул невиданной силы, но совершенно беззвучный взрыв.
Вот ниоткуда возникли первые элементарные частицы, что в немыслимом пекле возникают и агонизируют с непредставимой скоростью, наполняя тесное пространство гамма-излучением. Вот ниоткуда появились и отправились в бесконечное путешествие нейтрино.
Вот сплелись в раскаленные клубки сгустки вещества и антиматерии. Вот появились первые ядра водорода.
Вот начал спадать жар, и вещество отделилось от излучения.
Вот, наконец, заработали законы природы, и, словно «юпитеры» на съемочной площадке, вспыхнули в черноте вакуума первые звезды…
…Раздался крик младенца. Самый первый крик, немедленно заглушивший стоны матери. Что-то радостно залепетали медсестры, засуетились врачи.
Кэвин улыбнулся.
Там, в тесном казенном помещении, на белых простынях, под ярким электрическим светом рождалась новая Вселенная.
Краснодар, 2006