Юрис Леон. Хаджи

   В остальных помещениях находились спальни. Это были всего лишь большие квад-ратные комнаты с тонкими тростниковыми циновками и козьими шкурами для спанья.
   По мере того, как рождались дети, а старшие сыновья приводили домой своих не-вест, добавлялись новые спальни. Таким образом, каждый как бы находился внутри сво-его гарнизона в той части деревни, которая принадлежала его клану. У одного из деревен-ских, имевшего девять женатых сыновей, в расширенном доме жило пятьдесят два чело-века.
   В доме моего отца было много такого, чего не имели другие. В его гостиной были деревянные, а не глиняные, скамьи с подушками, покрытыми искусными узорами, выши-тыми в Вифлееме. У нас еще были два очень красивых обтянутых кресла западного типа, одно для Ибрагима, другое - для почетного гостя. Нам сидеть на них не позволяли.
   В окнах у нас были стекла, а у других - деревянные ставни. У отца была единствен-ная приподнятая кровать, а когда он женился на Рамизе, появилась еще одна.
   За домами и деревенской площадью начиналась неразбериха мелких сельскохозяйственных построек, которые при наследовании много раз делились и переделились. Вид урожая соответствовал времени года. Зимний сбор пшеницы, ячменя, чечевицы предна-значался главным образом для собственного потребления. Шамбалу выращивали на фу-раж. Летом собирали урожай на продажу. Мы выращивали чудесные арбузы с ручным по-ливом, цыплячий горошек, сезам и множество овощей.
   Многие наши поля и сады были общественными. Для Палестины земля Табы была исключительно богата. Нашей гордостью были фруктовые деревья, миндаль, грецкий орех, а главным образом - наши старые оливковые рощи. Последним собирали урожай винограда, и он тоже был общим, как и пастбища для коз и баранов.
   До наступления времени грузовиков несколько раз в год появлялись погонщики верблюдов, увозившие урожай и привозившие известь для очередного оштукатуривания жилищ. Главным образом погонщики и выменивали у нас лишний навоз. Будучи первей-шими во всем мире контрабандистами, бедуины обычно платили за навоз гашишем.
   Каждый участок земли, каждое приметное дерево, камень или перекресток носил свое название, например, "место, где умерла старуха", "испорченная смоковница", "ля-гушкин камень", "дерево вдовца", "могила пророка", "место огненного сражения", "кур-ган Навина", "швейное место" - каменный дом Рахаб.
   У моего отца были единственные в деревне часы; правда, едва ли он умел узнавать по ним время и придерживаться его. В этом и не было смысла, потому что ежедневно с за-ходом солнца он ставил часы на двенадцать. Время узнавали по положению солнца.
   У отца был и единственный календарь, но им он тоже не пользовался. Время года узнавали древним способом - по фазам луны.
   Отец был достаточно богат, чтобы жечь керосин для освещения. Его лампа горела гораздо ярче, чем те, что были с фитилем из овечьей шерсти, опущенным в пузырек с оливковым маслом. Но в спальне у него была и маленькая масляная лампада, чтобы отго-нять злых духов.
 
   При каждом доме был двор, где содержали домашнего ослика, корову, дойную козу, иногда еще и пару волов. Нередко волы находились в совместной собственности с други-ми семьями того же клана, и пользование ими давало поводы для множества семейных склок. Крестьяне смотрели на домашних животных как на нечто вроде родственников. Нередко в поле они разговаривали с ними. Большинство хлевов открывалось в дом, чтобы животные отдавали туда свое тепло, и это было важно для поддержания тепла в доме. За хлевом находился небольшой огород с овощами, иногда несколько фруктовых деревьев и куры. Куры и яйца были в распоряжении жены. По традиции им позволялось продавать лишние яйца и оставлять себе деньги. Все маленькие личные дворики имели наружную изгородь из кактусов.
   В Табе каждый считал каждого братом или сестрой по племени, а старших - тетками и дядями. Настоящим проклятием арабской жизни были схватки между членами семьи, клана или племени, хотя каждый должен был нести ответственность за любого другого, ведь Коран предписывает верующим любить друг друга. Не было клана или племени, у которых не было бы множества врагов.
   Я знал, что ходить в школу и заниматься такими вещами, как сочинение стихов и рассказов и изучение иностранных языков для меня очень опасно, так как это вызывало зависть моих братьев. Я был единственным из детей в Табе, кто хотел учиться. У нас не было организованного школьного обучения и развлечения, так что дети околачивались возле взрослых и каждый лепился к тому мужчине или женщине, кого впоследствии заме-нял по положению в семье.
   Камаль упорно оставался рядом с отцом, потому что хотел стать после смерти Ибра-гима мухтаром и главой дома и клана. Омар, работая в ларьках на базаре, должен был со временем стать содержателем кафе и лавки и обычно находился возле дяди Фарука, стоял за столами и торговал за прилавком. По мере того, как я медленно завоевывал доверие от-ца, возрастала угроза со стороны братьев.
   Для крестьян Табы земля, деревня, семья и религия - все это было едино. Деревня просыпалась к утренней молитве, к которой звал с минарета муэдзин. Завтракали хлебом, козьим сыром, оливками, инжиром, чабрецом и кофе, после чего каждый, кроме моего от-ца, принимался за работу.
   Из-за того, что мы жили близко друг от друга, постоянно возникали драки. У каждо-го из пяти кланов был свой шейх, он же и деревенский старейшина. Обычно шейх был в состоянии сдерживать ссоры внутри семьи. Это случалось, когда два клана спорили до кровной вражды, длившейся иногда целыми поколениями.
   Мухтаром Хаджи Ибрагим был могущественным. Он творил справедливость скоро и окончательно. Лучший способ держать кого-нибудь на своем месте - подвергнуть его и его семью публичному унижению. Унижение для араба - высшая мера наказания.
   Унижение семьи Иззата было особенно жестоким. Его отец Тарек был членом наше-го собственного клана Сукори. Между жатвами большинству мужчин приходилось ухо-дить на поиски работы. Многие уходили в Газу на сбор урожая апельсинов, оставаясь вблизи палаток Ваххаби. Другие, у кого были родственники в Яффо, работали в доках в периоды мореходства. Поскольку у евреев теперь было много поселений, нетрудно было найти дополнительную работу во время жатвы на их полях, оставаясь поблизости от дома. Хаджи Ибрагим, однако, всем в Табе запретил работать у евреев. И когда Тарек нарушил запрет, отец запретил ему входить в кафе и посещать мечеть, закрыл кредит, не позволял участвовать в праздниках и отказал в равной доле в общественном доходе. Бедную его жену так ругали женщины у колодца и печи, что она решалась ходить туда только после ухода других. Деревенским мальчишкам запрещалось играть с сыновьями Тарека, но я продолжал дружить с Иззатом.
   Тарек терпел все это почти три года, совсем спятил и удрал в Трансиорданию, бро-сив семью. У арабов такая изоляция от родственников равносильна смерти при жизни.
   За мужчинами и женщинами были пожизненно закреплены роли, которых невоз-можно было ни избежать, ни изменить. Мой отец объяснял, что только принимая все это вслепую человек может рассчитывать прожить эту жизнь, не сойдя с ума. И все же многие сходили с ума.
   Стоило зайти в Табе в любой дом, в кафе или около печей, чтобы убедиться, что ни-кто не получал удовольствия от своего тяжелого труда. Работу считали худшим в мире проклятьем. Моему отцу работать не было нужды, в арабской жизни он достиг высшего положения. Выживание было поводом, чтобы работать, но не было повода улучшать дом или землю, потому что лишь немногие владели ими; большинство же было лишь привяза-но к ним.
   Хотя у женщин была своя тайная субкультура, они были обречены прожить от рож-дения до смерти без позволения удовольствия. При общественных событиях их всегда от-деляли от мужчин. На свадьбах им нельзя было петь и танцевать, кроме как в сторонке, в собственном обществе. Они никуда не могли поехать без сопровождения мужчины - чле-на семьи, следившего за семейной честью. Некоторые мужчины из деревни один или два раза в год ездили в кино в Лидде, но женщинам это запрещалось.
   Мужчины могли собираться в кафе, на празднования дня рождения святого, на свадьбах или похоронах. В таких случаях они давали выход своим огорчениям и разоча-рованиям. Женщины же могли встретиться только за работой. Почти каждый день проис-ходили драки между женщинами у колодца или возле печей. Язык у них был зачастую еще злее, чем у мужчин.
 
   Времена года у нас особенные: одни влажные, другие сухие. В марте дожди прекра-щались и наступало время готовить почву, высаживать новую лозу и деревья. Избавление от зимней сырости - большая работа. Ни один из наших домов, даже каменных, не был ни достаточно теплым, ни достаточно сухим. Многие дети еще в грудном возрасте умирали от простуды. После сезона дождей все домашнее добро, циновки, одежда, коврики из козьих шкур, одеяла были в плесени. Пока дом приводили в порядок, их раскладывали на крыше для просушки.
   Сажали садовые участки, стригли овец. Многие старухи все еще пряли шерсть руч-ным веретеном. Отсыревшую шерсть выбрасывали из одеял и заменяли новой.
   В середине лета собирали жатву. Когда поступал урожай зерна, в Табе воцарялось настроение срочности. Каждый прикладывал руку к работе, кроме моего отца и некоторых старейшин: боялись, как бы из-за дождя не сгнило зерно. Мы лихорадочно сортировали зерно, сушили его на крышах и относили на ток, работая днем и ночью.
   Зимние запасы зерна, чечевицы, бобов сортировали на козьих шкурах и хранили в больших глиняных ларях, пристроенных к дому. Ренту платили половиной урожая, а что оставалось от собственного потребления, продавали.
   Портящиеся продукты - баклажаны, помидоры, инжир сушили на солнце, чтобы со-хранить на зиму.
   К сентябрю мы завершали последний сбор урожая - общественный сбор винограда. Многое продавали бенедиктинскому монастырю в Латруне, в нескольких милях вверх по дороге. Безумные монахи делали знаменитое вино. Никому из них, кроме главного, не по-зволялось разговаривать.
   Остальной виноград мужчины давили. Для женщин эта работа считалась слишком нескромной, ведь они должны были бы обнажать свои ноги выше колен. Виноградный сок кипятили на открытом огне. Одновременно резали овец, нагулявших жир на листьях шел-ковицы, и вываривали мясо, вытапливая жир. Запахи винограда и бараньего жира разно-сились по Аялонской Долине, и дым низко висел в безветренные осенние дни.
   Беднейшие перегоняли на зиму козьи стада в Баб-эль-Вад. Частенько жены и дети отправлялись вместе с мужчинами и жили в пещерах. Они платили пещерный налог и плату за пастбище, собирая и раскладывая по мешкам козий помет.
   Все мы жадно ждали дождей, женщины пользовались случаем, чтобы чинить одеж-ду, шить и вышивать свои нарядные платья. У женщин Табы был свой особенный геомет-рический узор вышивки черного платья. Мужчины чинили инструменты и упряжь, но в основном сидели вокруг кафе, слушая радио и повторяя рассказы о великом мужестве в бою или еще большей доблести в постели. Повторение рассказов и стихов, повторение в облике домов, повторение музыки по радио, повторение во всем составляло нашу жизнь.
   В обстановке расслабления в сезон дождей делали детей, заключали брачные дого-воры, и следующие за этим свадьбы помогали скрасить скуку. В такое время года мой отец взял вторую жену.
   Я помню это, потому что с наступлением сезона дождей приезжали армяне, чтобы делать фотографии, и резник приходил и делал обрезание всем родившимся в этом году мальчикам. Все они выстраивались в одной из комнат хана на руках у своих матерей. Вскоре уже каждый кричал от боли и кровоточил. Отцы поздравляли друг друга, а матери успокаивали боль бараньим жиром и ласками.
 
   Не могу закончить мои воспоминания о Табе, не написав немного об исламе, Коране, Сунне и джиннах.
   Ислам означает "покорность Божьей воле".
   Мусульманин - это "тот, кто покорен".
   Мохаммед был обнищавшим и неграмотным погонщиком верблюдов из Мекки, же-нившимся на богатой вдове. Это дало ему возможность следовать своему призванию. Он принялся за свою миссию, пробыв на вершине горы Арафат сорок дней и получив указа-ния от самого Аллаха.
   Коран, собрание проповедей Мохаммеда, был написан спустя много лет после его смерти теми, кто слушал его и божественным образом был вдохновлен вспомнить все, что он говорил. Поскольку он был окончательным пророком, все другие религии упраздня-лись.
   Однажды ночью в Мекке архангел Гавриил разбудил Мохаммеда и сказал, что ему предстоит ночное путешествие в рай. Чтобы подготовить к путешествию, ангел разрезал тело Мохаммеда, вынул его сердце и вымыл его; возвращенное на свое место, оно было наполнено верой и мудростью. Затем Мохаммед сел на что-то вроде лошади, кобылу по имени эль-Бурак. Я говорю "что-то вроде", потому что у кобылы было женское лицо, тело мула и павлиний хвост. Это удивительное животное было способно одним прыжком пре-одолеть такое расстояние, на какое только может видеть глаз.
   В Коране есть отрывок, где упоминается о "самом далеком месте". Название "Иеру-салим" там нигде не упоминается, но древние мудрецы пришли к выводу, что "самое да-лекое место" - это и есть Иерусалим.
   Достигнув Иерусалима, Мохаммед привязал эль-Бурака к Западной стене дворца Ирода и поднялся на Храмовую гору. Здесь он обнаружил большой камень жертвы Ав-раама, который был также алтарем еврейского Храма. Тогда Мохаммед прыгнул с камня на лестницу света, которая вела в рай. Камень было последовал за Мохаммедом, но Гав-риил, который прибыл в Иерусалим до Мохаммеда, приказал камню замереть на месте, и камень повиновался. Впоследствии над ним была построена большая святыня, названная Наскальным Куполом. Рядом была сооружена мечеть Аль Акса. Аль Акса значит "самое удаленное место".
   Эль-Бурак ждал Мохаммеда, пока он был на небесах. Снова сев на него, Мохаммед проехал семь небесных раев. Он встретил библейских патриархов и пророков и видел всех ангелов за молитвой. Он говорил, что Моисей - краснолицый человек, а Иисус - среднего роста, веснушчатый, как и Соломон.
   Когда он быстро овладел всеми знаниями и мудростью святых, ангелов и пророков, ему была разрешена личная встреча с Аллахом, и он стал единственным человеком, ви-девшим Аллаха без маски. Мохаммед и Аллах подробно обговорили и определили все стороны ислама. Аллах желал, чтобы люди молились ему по тридцать пять раз в день, но Мохаммед убедил его позволить им молиться более практично, по пять раз ежедневно. После своего визита Мохаммед в ту же ночь вернулся в Мекку.
   Кроме наказаний и наград, Коран содержит множество другого. Он дает указания относительно блуда, сожительства, непослушных людей, милостыни, убийства, взяток, оскорблений, должников, тюрьмы, развода, сваливания вины, приданого, преследования, постов, Дня сожжения, сражения, впадания в ересь, клеветы, алчности, азартных игр, де-тоубийства, похорон младенцев, язычества, законов наследования, как спать, менструаций, родительских обязанностей, кормилиц, супружеской половой жизни, клятв, сектант-ства, сирот, еде в чужих домах, условий и сроков молитв, сглаза, владения лошадьми, кормления грудью, места судебных разбирательств, запрещения вина и алкоголя, отступ-ников, возмездия, сатаны, покаяния, клеветников, обращения с рабами, вдовьих завеща-ний, воровства, подозрений, ростовщичества, хитрости, проступков, предзнаменований, питания и законов еды, молитв против зла, полового воздержания, неразборчивости в де-лах, тщеславия, воскрешения мертвых, сексуального позора, евнухов, материнства, правил содержания любовниц, свертывания крови, врагов, злых духов, почему следует верить в Мохаммеда, побед над греками, закрывания женского лица, скота, мошенничества, скупо-сти, идолопоклонства, власти Аллаха причинять смерть, лицемерия, разрыва родственных связей, соблазнов, алчности, ритуального омовения, бритья головы и других правил для паломников, судьбы грешников, тайн, обращения с врагами и пленными женщинами, по-хотливости, беременных верблюдиц, недоношенных, дождя, упрямства, заговоров и про-тивозаговоров, единства мира и милосердия.
   Конечно, это касается и множества других вещей, о которых нас наставляет Коран. Коран был в каждом доме, но почти никто не умел его читать. Большинство людей знало ежедневные обязательные молитвы и отрывки из Библии. Всему остальному должны были учиться у людей вроде моего дяди Фарука, поскольку у нас нет официального духовенст-ва. Дядя Фарук выглядел не слишком вразумительным, но его проповеди принимались.
   Есть Пять Столпов ислама. Первый столп - это полная покорность мусульманина Аллаху. Он должен твердить, с полной искренностью и верой, что "нет бога, кроме Алла-ха, и Мохаммед пророк его".
   Он должен молиться пять раз в день после ритуального омовения и совершать пред-писываемые коленопреклонения, становясь на колени, кланяясь Мекке и падая ниц. Во время молитвы много раз повторяются слова "Аллах акбар" - "Бог велик".
   Мусульманин должен платить очистительную пошлину, идущую на раздачу мило-стыни.
   Мусульманин должен поститься во время рамадана, девятого месяца мусульманского календаря, нашего самого святого времени, ибо это было то время, когда Коран был нам ниспослан, чтобы направлять нашу жизнь. Во время рамадана ворота неба открываются и архангел Гавриил просит прощения для всех. В частности, старые люди очень, очень умо-ляют простить им грехи, ибо они те, кто раньше других будет пытаться попасть в рай. Хо-тя этого никогда не видит человеческий глаз, каждый знает, что даже деревья преклоняют колени к Мекке во время рамадана.
   Весь месяц мы должны поститься в часы дневного света. День от ночи мы отличаем по нитке. Если ты можешь видеть белую нить, значит, это ночь. Если тебе видна черная нить, значит, это день.
   Рамадан - это когда покупают новую одежду, стригут волосы у дяди Фарука и при-нимают ванну. Дневные часы поста большей частью проводят в мечети в молитвах. В Та-бе мы разрешаем женщинам быть в мечети, но лишь в одной стороне, сзади, и вне поля зрения мужчин. В эти часы надо полностью воздержаться от пищи, питья, курения и, хуже всего, от секса. Беременные женщины, кормилицы, совсем старые и больные, путники и маленькие дети милостью Аллаха освобождены от поста.
   К концу дневных часов люди могут начать сходить с ума. Маджнун, тот дух, что де-лает безумным, во время рамадана находится в полной славе. Ослабленные голодом, жаж-дой и солнцем, люди приходят в ярость и по малейшему поводу бросаются в драку. Мой отец во время рамадана очень занят поддержанием порядка. Мошенничать с едой запре-щено. Если такого поймают, то его вместе с семьей изгоняют до следующего рамадана.
   Вечерняя трапеза может длиться часами. Объедаются, пока не раздует живот и не начнется рвота. Перед самым восходом солнца совершают вторую трапезу, но люди до та-кой степени набиты вечерней едой, что утренняя становится испытанием. Все рады, когда рамадан кончается.
 
   Для мусульман самое главное - это Сунна. Хотя Сунна формально не записана, ее нельзя отделить от Корана. Это толкование ценностей Корана на основании опыта и тра-диций. Тех, кто верит в Сунну, называют мусульманами-суннитами. В Табе все сунниты. Сунниты составляют большинство исламского мира.
   Главная мусульманская секта, отличная от суннитов, носит название шиитов. Вскоре после того, как в седьмом столетии возник ислам, центр его могущества переместился из Аравийской пустыни в города. Первым центром ислама стал Дамаск, затем Багдад, Каир, а много позже - Стамбул. Халифы, главы исламского мира, происходили больше не из Мекки или Медины, а из той исламской страны, которая в данное время была самой мо-гущественной.
   Шииты считали, что халиф, глава ислама, обязательно должен быть из потомков Мохаммеда и Халифа Али. Они истязали себя бичом, чтобы доказать свою набожность, иска-ли мученичества и совершали другие безумства. Нередко шииты ненавидели суннитов больше, чем неверных. Они всегда начинали мятежи. Хвала Аллаху, в Палестине было мало шиитов, но их было множество в Иране, и мы их ненавидели, не доверяли им и боя-лись их.
   Однажды я набрался храбрости спросить господина Салми, настоящие ли мусульма-не шииты, алавиты, друзы и курды, и он выдавил из себя: "Ну, едва ли".
   Пятый и последний столп ислама гласит, что каждый мусульманин должен раз в жизни совершить паломничество, или хадж, в Мекку. В Мекке, в святилище, называемом Кааба, находится Черный Камень. Это самое священное место в мире. Известно, что отец наш Авраам, которого все мы знаем, был мусульманином, а не евреем, и поручил своему сыну Ишмаелю основать арабскую расу. Меня назвали в честь Ишмаеля, так же как моего отца, хаджи Ибрагима, - в честь Авраама.
   Кааба раньше была языческой святыней, но Мохаммед все это изменил, получив по-слание от Аллаха, и рассердился на евреев. Сначала все мусульмане поворачивались ли-цом к Иерусалиму во время молитвы. Сделав Каабу центром ислама, Мохаммед приказал всем молиться лицом к Мекке, потому что евреи не приняли его.
   Последнее, что я хочу сказать об исламе, относится к джиннам и очень важно для нас. Это злые духи, способные принимать обличье животного или человека и обладающие сверхъестественной силой. Коран говорит, что "Мы создали человека из гончарной глины, из размолотой земли; до этого Мы создали джиннов из сжигающего огня". Сунна учит нас опасаться джиннов, потому что этот дух, попав в человека, может причинить ему все бо-лезни. Если человек этим страдает, то ничто, кроме воли Аллаха, не сможет ему помочь.
   Все мусульмане понимают, что никак не могут влиять на собственные жизни и судь-бы. Болезнь, смерть, засуха, чума, землетрясения, все несчастья должны фаталистски при-ниматься как воля Аллаха. Только будучи правоверным, принимая слова Мохаммеда, принимая волю Аллаха, можем мы попасть в рай. Так что жизнь на этой земле - не для наслаждения, а только для того, просто она заставляет доказать, что мы достойны воссоединения с Мохаммедом на небесах.
   Я благочестивый мусульманин, но иногда мне трудно кое-что понять. Если Аллах милостив и сочувствует нам, то почему он столь привержен ужасным наказаниям, и поче-му мусульман нужно бросать в священную войну, чтобы уничтожить другие народы, ко-торые остаются неверными? Почему ислам не может поделить мир с другими народами?
 

Глава девятнадцатая

   Агарь часто жаловалась, что страшится того дня, когда ее сыновья женятся и приве-дут жен в наш дом: ей не хотелось с кем-нибудь делить кухню. Все изменил хаджи Ибра-гим, взяв второй женой Рамизу.
   Сначала мы были к ней холодны, особенно когда отец выгнал маму к лоткам на рынке. Единственный в доме, кто казался по-настоящему счастливым, был хаджи Ибра-гим, но он не замечал наших переживаний. Мамино унижение угнетало ее и заставило нас относиться к отцу настороженно.
   Отношение к Рамизе медленно менялось. Рядом с мамой она была так красива, что нам было даже легче не любить ее. Сначала мы считали ее высокомерной, потому что она была такой спокойной. Мало-помалу мы поняли, что она робкая и не слишком находчи-вая. Время от времени хаджи Ибрагим выражал вслух сомнение, не одурачил ли его ста-рый шейх Валид Аззиз, продав ему Рамизу. Похоже, Рамиза никогда не сидела рядом со своим отцом и не разговаривала с ним. Так что у старого шейха не было никакого способа узнать, умна Рамиза или глупа. У него было столько дочерей, что едва ли он знал их всех по именам, и единственными критериями суждения были их внешний вид, покорность, сохранение девственности и цена им как невестам.
   Всю жизнь Рамиза жила кочевником. Когда вокруг шейха так много женщин, гото-вых исполнить его распоряжение, ленивая девушка легко могла ускользнуть от выполне-ния своих обязанностей. И оказалось, что Рамиза многого не умеет. Ее попытки заменить мою мать на кухне превращались для нее в несчастье. Наша пища и приправы были гораз-до разнообразнее, чем у бедуинов, и Рамиза портила большинство блюд, которые готови-ла. Первой, кто сжалился над ней, была Нада. Наде было только десять лет, но мама хо-рошо обучила ее, и она часто спасала Рамизу от насмешек хаджи Ибрагима.
   Через несколько месяцев Рамиза забеременела, и первая вспышка отцовской страсти быстро утихла. Он часто кричал на нее, временами выражал свое неудовольствие шлепка-ми. Нам с Надой доводилось видеть ее в углу кухни тихо плачущей и бормочущей слова смущения.
   Только когда весной комната Рамизы была готова и поставлена вторая кровать, он разрешил моей матери переступить порог и вернуться в свою спальню.
   Ни Рамиза, ни мама не давали ему достаточно сексуального удовлетворения, и это его злило. Тем не менее он вернул Омара к ларькам, чтобы Агарь снова была на кухне; он велел ей научить Рамизу готовить и проследить, чтобы она выполняла свои обязанности должным образом.
   Вернувшись на кухню, Агарь едва говорила с Рамизой и постоянно делала замечания "этой грязной маленькой бедуинской бородавке". Беременность Рамизы становилась за-метной, по утрам она плохо себя чувствовала и постоянно хныкала. Постепенно и медлен-но Агарь стала относиться к ней человечнее. Я думаю, по-настоящему их дружба началась с того момента, когда обе поняли, что спать с хаджи Ибрагимом - невеликое удовольствие и честь, и в их разговорах стали проскальзывать ядовитые замечания о его грубости в по-стели. После этого обе женщины стали делиться своими тайнами, как мать с дочерью. Мне кажется, Рамиза больше любила Агарь, чем хаджи Ибрагима. Она держалась за юбки моей матери, чтобы не делать ошибок, и время от времени мама брала на себя вину за то, что не так сделала Рамиза.