Юрис Леон. Хаджи

   - В этом нет надобности, - ответил хаджи Ибрагим, - мне надо поразмыслить. И ведь у меня было видение рая, спасибо тебе. Я был бы последним дураком, если бы счи-тал, что могу вернуться к моменту совершенства. Я не хочу испытывать судьбу. Что-нибудь ночью пойдет не так и испортит мне память об этом. Ты понимаешь меня?
   - Ты хороший человек, Ибрагим. И умный тоже. В конце концов, я ведь, в самом де-ле, всего лишь проститутка.
   - Аллах многое мне давал, и разными способами. Я думаю, Он послал мне тебя как большую награду. Не брани себя. Женщина, позволившая мужчине заглянуть в рай, - хо-рошая женщина.
   - Кажется, я никогда еще не краснела с тех пор, как была маленькой девочкой, - ска-зала Урсула.
   - Я не хочу, чтобы ты совсем уходила, - сказал он. - Я узнал кое-что важное. Очень трудно научить меня чему-нибудь. Никто из моих людей не может даже помыслить о том, чтобы чему-нибудь меня научить. Это я, Ибрагим, должен принимать решения за всякого другого, и я один из сотни людей приму на себя ответственность. У меня есть сын, Ишма-ель. Он моя единственная надежда, но он еще очень молод. Он храбр и хитер, так что мо-жет стать вожаком. И умен тоже. Он уже знает, как вертеть мною. Ишмаель читает мне, так что я могу знать. Но в конце концов я должен все решения принимать согласно Сунне, согласно обычаю. Живя по обычаям, не приобретешь много знаний. Знание сталкивается с обычаями. Я следовал Корану по суре и стиху. Для этого нужно отказаться от любозна-тельности. Прости меня, Урсула, я говорю бессвязно.
   - Пожалуйста, продолжай.
   - Надо сказать, что кое-что я узнал прошлой ночью. Друг годами пытался что-то мне сказать, чтобы открыть мой ум и душу. Коран велит мне не делать этого, а только прини-мать все в жизни как судьбу и волю Аллаха. Прошлой ночью я протянул руку. Ты подари-ла мне первый верный взгляд в этот пугающий мир, который евреи принесли в Палестину. Я принял милосердие и сочувствие от женщины. Я знаю теперь мою первую женщину и признаю, что она... что ты... о многом знает больше меня. Ты понимаешь, что значит для хаджи Ибрагима, мухтара Табы, принять это от женщины?
   - Я знаю арабских мужчин, - сказала Урсула, и в ее голосе проскользнул оттенок ус-талости.
   - Знаешь ли ты, что это значит? - повторил он. - Внезапно открыть дверь в запрет-ную комнату? Я боролся с человеком, который, наверно, мой лучший и может быть един-ственный друг. О, друзья у меня есть, много друзей. Но тот, кому я доверяю... Я не верю даже своему сыну, Ишмаелю. - В его голосе появилась боль. - А тот человек - еврей. Ви-дишь, я даже разговариваю с женщиной о своих личных мыслях.
   - В чем дело, хаджи Ибрагим?
   - В чем дело? Нам надо сесть и говорить с евреями. Великий муфтий Иерусалима ус-тановил стандарт ненависти. А может быть, его установили до него. Может быть, это все-гда было частью нас. Ты знаешь, прошлой ночью я узнал от женщины, и я отгородился от правды, а правда в том, что мы можем учиться у евреев... и что мы можем жить рядом с ними. Если бы в нашем мире появился единственный голос умеренности, его заглушили бы, убив. Такова наша природа. Эта война будет очень тяжелой для моего народа, и я единственный, кто будет принимать решение.
   Он протянул руку, потрепал ее по руке и улыбнулся. Хаджи Ибрагим ответил на вы-зов Кабира, захватив с собой свою лучшую одежду и надев лучшие драгоценности. Это не были драгоценности богатого человека, но это были старинные бедуинские украшения, примитивные, но прелестные. Он снял кольцо с мизинца, раскрыл ее ладонь, вложил в не-го колечко и закрыл.
   - Пожалуйста, - сказал он.
   - Спасибо, я буду хранить его, - прошептала она.
   - Теперь, если позволишь, мне надо подумать.
   - Хаджи Ибрагим...
   - Да?
   - Пожалуйста, будь осторожен с Кабиром. Он вероломен.
 
   Солоноватый ручеек Барада журчал мимо веранды. В тихом воздухе висел аромат дамасской розы. Хаджи Ибрагим сидел и размышлял. Из того, что читал ему Ишмаель, он узнал много нового и многое додумал до конца.
   Хаджи Амин аль-Хуссейни, великий муфтий Иерусалима, - его кровный враг. Муф-тия теперь разыскивали союзники как военного преступника. Он увернулся от "джентль-менского" ареста французами и скрылся в арабском мире, где не было проблем с предос-тавлением ему убежища. Здесь чтили и его, и его философию. Не имея возможности вернуться в Палестину, муфтий направлял на евреев свою яростную ненависть из разных арабских столиц.
   В тот момент, когда Объединенные Нации проголосовали за раздел Палестины, муфтий поручил своему племяннику Абдул Кадару Хуссейни набрать добровольцев и от его имени принять командование над ними. Племя и кланы Хуссейни в основном распола-гались на территории Иерусалима. Добровольцы получили известность под названием "Армия джихада".
   Абдул Кадар мало что понимал в делах военных, зато был популярен на Западном Береге от Хеврона до Рамаллы. Он заменил своего дядю и стал официальным лидером арабов в Иерусалиме, Иудее и Самарии. Ибрагиму было известно, что набираемое им ополчение - смесь безработных, клубной молодежи, фанатиков из Мусульманского брат-ства, фермеров и торговцев. В военном деле они понимали еще меньше.
   Несколько тысяч палестинских арабов получили во время войны британскую воен-ную подготовку, еще несколько тысяч служили в полиции и охране границы. Эта самая Армия джихада должно быть состояла из пяти-шести тысяч плохо вооруженных людей, без настоящей организации и руководства.
   Во время бунта муфтия подобное ополчение, называвшее себя моджахедами, то есть воинами Бога, добилось лишь очень ограниченного успеха в борьбе с евреями, и то глав-ным образом на уязвимой Иерусалимской дороге. Самые большие победы были достигну-ты против братьев-арабов и заключались в убийствах и резне политических противников муфтия. Толку от этой Армии джихада определенно будет мало. В понимании хаджи Иб-рагима ее почти что можно сбросить со счетов.
   Мысли его обратились к другому червячку, вылезавшему из деревяшки. Каукджи - то ли ливанец, то ли сириец, то ли иракец - провел войну в нацистской Германии. Во вре-мя бунта муфтия его "нерегуляры" заслужили жалкую характеристику. Это был сброд по-донков, разбегавшихся, как только разгоралась битва.
   Но хаджи Ибрагима больше занимало поражение, которое он нанес Каукджи. Он по-нимал, что он - кандидат на месть Каукджи, потому что такое не забывается.
   Хаджи Ибрагим знал также, что в богатом арабском воображении ужасная репутация Каукджи может превратить поражение в победу. Каким-то образом Каукджи все еще оста-вался в арабском мире почитаемой военной фигурой. Стараясь всегда что-нибудь урвать, Каукджи объявил об образовании Арабской армии освобождения, которая будет наби-раться от Марокко до Омана, армии из многих тысяч добровольцев. Их поддержит казна арабских государств.
   На его призыв в ночь голосования за раздел откликнулись десятки тысяч арабов, по-клявшись вступить добровольцами. Их гнев быстро испарился. В конечном итоге дорогу к центрам набора в Армию освобождения нашло несколько сотен идеалистов.
   Поскольку ряды его были пусты, Каукджи стал покупать армию. Он нашел лучших наемников, какие только были среди арабов. Премиальные деньги всегда вызывали от-клик, но на этот раз отклик был слабым. Он разыскал бывших нацистов, скрывавшихся среди арабов, дезертиров из британской армии, итальянских дезертиров, купил офицеров из постоянных арабских армий. Затем он воззвал к исламским нациям за пределами араб-ского мира, и это дало еще несколько тысяч из Югославии, мусульманской части Индии, Африки, Дальнего Востока. Он раздобыл уголовников, досрочно освобожденных из тю-рем Багдада, Дамаска, Бейрута и Саудовской Аравии. Он нанял несколько групп из Му-сульманского братства, людей сильной ненависти, но совершенно не дисциплинирован-ных. Каукджи надеялся собрать десять тысяч человек. Ему не хватало больше двух тысяч. Священная миссия, к которой он себя предназначил, состояла в том, чтобы вторгнуться в Палестину и захватить все, что удастся. На его действия у него было четыре с половиной месяца до вторжения регулярных арабских армий.
   Очевидно, оба командира находятся в Дамаске и рыскают в поисках оружия и денег. Что потом? Хаджи Ибрагим размышлял. Абдул Кадар и Каукджи терпеть не могут друг друга. Как они будут действовать в одной команде? Без сомнения каждый из них обтяпы-вал свои собственные делишки с Абдаллой, египтянами и сирийцами. Кто с кем в посте-ли? Где примазался Кабир-эфенди?
   Есть ли у арабов собственная политика или это всего лишь цепь темных делишек? Знают ли они на самом деле, чего хотят? Пришли ли они к соглашению хоть по одному вопросу, кроме абстрактной мании уничтожения евреев? Когда в Палестине так много арабских армий и ополчений, не логично ли предположить, что если евреи будут разбиты, это приведет только к еще более кровавой путанице, в которой араб будет убивать араба? Хаджи Ибрагим следил за арабскими конференциями, одной за другой, и видел, что един-ственное, что из них получается, это постоянная анархия.
   А как насчет солдат Армии джихада и Армии освобождения? Это такие же люди, как его деревенские из Табы, кофейные вояки, убогие люди почти без чувства собственно-го достоинства, без настоящей подготовки и вовсе не жаждущие ожесточения штыковой атаки.
   Ибрагим не представлял себе силы евреев, но он привык уважать их за необычайные организаторские способности, уважать их командиров и единство цели. Хагана имела по-разительный успех против англичан. Она была непобедима против арабов. Десятки тысяч новых еврейских ветеранов войны пополнили ее ряды. Охрана киббуцев могла бы повер-нуть назад все, что Абдул Кадар или Каукджи бросили бы против них.
   У евреев есть еще несколько батальонов молодых и сильных бойцов Пальмаха.
   Кроме того, в планах евреев были реальность вместо фантазии и поддержка ишува вместо внутриплеменных неурядиц.
   В конечном итоге цену будут платить не Кабир, Каукджи или Абдул Кадар, а фелла-хи Табы и сражающиеся крестьяне и горожане Палестины.
   - Хаджи Ибрагим.
   Он обернулся и взглянул в вечно скорбное лицо Дандаша.
   - Кабир-эфенди готов к встрече.
 

Глава шестая

   - Брат.
   - Брат.
   - Брат.
   - Брат.
   В офисе Фавзи Кабира стоял стол для конференций - из тех, вокруг которых спорят короли и министры иностранных дел. Хаджи Ибрагим решил, что заседание не станет его запугивать, раз его посадили напротив Абдул Кадара Хуссейни и генералиссимуса Каукд-жи, облаченного в новую фельдмаршальскую форму.
   - Прежде чем мы начнем, - сказал Каукджи, - я хочу, чтобы хаджи Ибрагим знал, что у меня нет и никогда не будет помыслов о личной мести ему или людям Табы за тот раз, что он меня перехитрил. Теперь мы все братья перед лицом общего врага.
   Общий враг - мы сами. Ибрагим кивнул и улыбнулся Каукджи.
   - То, что сказал генералиссимус, относится также и к Хуссейни, - добавил Абдул Кадар. - Мой дядя, великий муфтий, не имеет на тебя зуба. Такой роскоши, как мелочная вражда между нами, больше быть не может. Слишком настоятельны более важные дела.
   Ибрагим снова кивнул.
   Фавзи Кабир прокашлялся, уравновесил свое жирное маленькое тело на краешке ко-жаного кресла с высокой спинкой, поджал губы и сложил щепотью пальцы.
   - Со времени восстания муфтия времена круто изменились. И потом, даже если бы у меня была другая точка зрения. Когда мои два брата пришли ко мне, я был лишь счастлив участвовать в новом порядке вещей. Сегодня есть только одно дело и один враг. Единство в арабском мире превыше всего.
   - Когда же это у нас было единство? - спросил Ибрагим.
   Трое раздраженно уставились на него. Кабир с самого начала почувствовал, что с ним будет трудно.
   - Мы пришли к согласию в тот день и минуту, когда был проголосован план раздела. Мир увидит, как арабские братья могут стоять плечом к плечу.
   - Когда еще арабская земля осквернялась угрозой сионистского государства? - доба-вил Абдул Кадар.
   - У меня самого было немало расхождений с муфтием, - продолжал Каукджи лита-нию братства, - но 1939-й - это 1939-й, а 1947-й - это 1947-й.
   Но ведь состав актеров все тот же. Леопард не меняет пятен на своей шкуре, и верблюд не избавится у колодца от своего горба за ненадобностью. Что изменилось? Во всех троих кипит честолюбие. Неужели они в самом деле верят, что теперь они союзни-ки?
   - Стратегическая цель наших двух, назовем их так, армий освобождения, - сказал Каукджи, принимая вид человека, уверенного в том, что он выдающийся военный ум, - ясна. Абдул Кадар и я, мы захватим как можно больше территории Палестины до фор-мального вторжения регулярных арабских армий Египта, Сирии, Иордании и Ливана.
   - Простите меня, - сказал хаджи Ибрагим, - я лишь простой и скромный феллах, не сведущий в военных делах. Но ваши добровольцы, простите - ваши армии имеют тот же, в общем, состав, какими они были десять лет назад. А евреи сегодня лучше подготовлены, лучше вооружены, лучше организованы и под лучшим командованием, чем было десять лет назад. Десять лет тому назад вы не смогли уничтожить ни одного еврейского поселе-ния. Пусть даже мы объединимся, но что дает вам уверенность, что на этот раз что-нибудь будет иначе?
   С ним будет одно беспокойство, подумал Кабир, много беспокойства.
   - В прошлый раз мы своего не добились, - сказал Абдул Кадар, - потому что потра-тили силы на борьбу друг с другом. Этого больше нет.
   Клянусь бородой Аллаха, я в самом деле вижу, что он уговорил себя, что верблюд оставит-таки свой горб у колодца. Он верит, что мы разом изменили свою природу. До-рогой брат Абдул Кадар, ты не отличаешь ослиного навоза от материнского молока.
   - И еще многое теперь по-другому, - сказал Каукджи, вскочив. Положив свою плеть на стол, он уставился на потолок и жестикулировал рукой, как бы читая лекцию кадетам. - А именно, первое. На этот раз у евреев не будет англичан, чтобы их спасать. Британское командование заверило нас на высшем уровне, что несмотря на то, что англичане все еще в стране, они не станут вмешиваться в действия добровольческих армий. Далее, нас заве-рили в том, что, уходя, они передадут нам все главные стратегические позиции. К пятна-дцатому мая следующего года, когда не станет англичан, уже не останется столько евреев, чтобы объявить независимость или хотя бы собрать кворум для вознесения молитв их мертвецам.
   Каукджи и Абдул Кабир позволили себе немного посмеяться.
   Каукджи кивнул и продолжил.
   - Во-вторых. На этот раз мы используем танки, артиллерию, тяжелое вооружение всех типов, которого у нас не было раньше. Мы ударим по евреям таким огнем, какого они еще никогда не испытывали. Я предвижу панику, которая их охватит, как только я за-хвачу полдюжины их поселений, в чем нет никакого сомнения. Мы оставим им море, пусть в него убегают.
   Каукджи быстро поднял руку, чтобы не дать Ибрагиму заговорить.
   - Третье, - сказал он. - На этот раз у нас есть для поддержки армии всего арабского мира. Даже сейчас у нас есть офицеры из регулярных армий, и мы можем проскользнуть в части регулярных армий и включить их в силы Абдул Кадара и мои.
   - У англичан сотни тысяч войск в Палестине. И все же евреи заставили их отказаться от мандата, - возразил Ибрагим.
   - Но, - ответил Каукджи, - англичане же заигрывали с евреями. Мы им такой мило-сти не окажем. Сто тысяч арабских войск в Палестине и сто тысяч британских войск в Па-лестине - не одно и то же.
   - Я уверен, что вас ждут тяжелые потери, - настаивал хаджи Ибрагим. - Евреи так легко не уступят.
   - Мы можем потерять тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч, но добьемся победы, да-же если это потребует последней капли арабской крови, - нараспев сказал Абдул Кадар.
   Ага! Последняя капля крови. Когда-то я это уже слышал. Вроде тех сотен тысяч человек, которые сказали, что вступят в Армию освобождения, но у которых весь пыл испарился прежде, чем они добрались до вербовочного пункта? Эти трое выпили слиш-ком много словесного вина. Они опьянены собственной риторикой. Кабир, может быть, нет. Он один нарабатывает действительность для себя. А Абдул Кадар и генералисси-мус? Они даже не знают, где кончается одна команда и начинается другая. Они будут сражаться теми же самыми прежними необученными бандами. А евреи будут храбры-ми, потому что храбрость часто появляется из-за отсутствия выбора. Но кто из этих трех знает о ком-нибудь, что он заключил тайный союз, и с кем из арабских лидеров?
   - Я был бы последним человеком в исламе, если бы поставил под сомнение муд-рость фельдмаршала, но в случае, если у ваших армий не будет того первоначального ус-пеха, на который вы рассчитываете, и призовут регулярные арабские армии, какова будет их цена? Я спрашиваю вас, Абдул Кадар, что хочет взамен Абдалла за то, что он приведет Арабский легион? Иерусалим? Или вы ожидаете, что он вернет его вам на тарелочке? Или они соберут свои вещи и уедут, сказав нам: "вот, братья, мы вам даем вашу Палестину"? Или может быть они захотят немножко - вы знаете - изменить границы за свое участие?
   Воцарилась пронзительная тишина. Лица покраснели.
   Кабир быстро вступил в разговор.
   - Это совсем просто. После того, как евреи будут разбиты - теми или иными армия-ми и средствами, мы созовем конференцию и выработаем соглашение. Добычи хватит для всех.
   Когда это Абдалла в чем-нибудь приходил к соглашению с Египтом? Когда Сирия соглашалась с Ливаном? Когда это Ирак с кем-нибудь соглашался? Сколько будет длиться эта конференция? Тысячу лет?
   - Главное, что вы упускаете из виду, хаджи Ибрагим, - сказал Абдул Кабир, - это то, что мы едины и что мы победим. Какая в конце концов разница, если нами будут править арабы, а не евреи?
   - Простите мое невежество, братья мои, но у меня было впечатление, что Палестину собирались освобождать для палестинцев, - возразил хаджи Ибрагим. - Думаю, конфе-ренцию надо устраивать теперь, до того, как кто-нибудь начнет стрелять, и убедиться, что всем нам ясно, кто за что.
   - Итак, позвольте мне подвести итог, - сказал Кабир, уклоняясь от упреков и вопро-сов Ибрагима. - Так или иначе, у евреев нет возможности выжить.
   Абдул Кадар и Каукджи кивнули в знак согласия.
   - В таком случае, если мы разгромили евреев, по крайней мере в этой дискуссии, за-чем меня вызвали сюда? - холодно сказал хаджи Ибрагим.
   Остальные трое обменялись взглядами.
   Кабир прочистил горло, побарабанил пальцами, покрутил усы.
   - Все наши военные умы согласны, и я разделяю их мнение, что ключ к полной по-беде состоит в том, чтобы отрезать еврейский Иерусалим, - сказал он и передал слово Ка-укджи.
   - В этом раунде, - сказал Каукджи, - моя армия и Армия джихада Абдул Кадара бу-дут в полном взаимодействии, и мы сделаем все, чтобы устроить им блокаду. Ты знаешь Баб-эль-Вад. Ни один еврейский грузовик не проедет через нее.
   - У Армии джихада, - с подъемом сказал Абдул Кадар, подняв палец и потрясая им в воздухе, - будет много тысяч людей в Иерусалиме и вдоль шоссе. Но у меня будет также более тысячи человек в Лидде и Рамле, чтобы захватить аэропорт!
   - Мы установим очень хитроумную связь, - вмешался Каукджи, - и всякий раз, ко-гда еврейская автомашина, грузовик, автобус или автоколонна выедет из Тель-Авива, мы будем знать, в какой момент они достигнут Лидды, и поднимем по тревоге тысячи людей, которые их остановят. Как? Каждая арабская деревня от Рамле до Иерусалима должна быть открыта для наших наблюдателей и войск.
   - Я здесь вижу три трудности, - сказал хаджи Ибрагим с тонкой насмешкой над вы-ступлением Каукджи. - Первое. Таба занимает господствующую позицию над дорогой. То же самое и киббуц Шемеш. Второе. Киббуц Шемеш контролирует нашу воду. Третье. Киббуц Шемеш знает обо всем, что делается в Табе. Я сожалею, что они располагают от-личной информацией, которой их снабжают шпионы из моего собственного клана и пле-мени. Если евреи узнают, что мы открыто сотрудничаем с вашими... э-э... армиями, то они нападут на нас.
   - Тем самым мы приходим к цели нашей встречи, - сказал Кабир. - Вопрос трудный, очень трудный. Генералиссимус Каукджи проконсультировался с главами штабов всех арабских государств. Мы считаем, что было бы лучше всего удалить наших людей из не-которых чувствительных стратегических мест.
   - Табу ты должен эвакуировать, - сказал Каукджи, - чтобы дать нашим войскам сво-боду действия.
   Так вот оно в чем дело! О Аллах, как ты мог позволить, чтобы это выпало мне! Это сумасшествие! Этого не может быть! Нет! Нет! Эвакуировать Табу! Ради этих дураков!
   - Ты должен эвакуировать, - повторил Абдул Кадар.
   - Но куда же мы денемся? - пробормотал хаджи Ибрагим как в оцепенении.
   - У тебя большое племя в пустыне. Они твои родственники.
   - Но Ваххаби живут очень скудно. Они не могут принять и прокормить еще две сот-ни семей.
   - Позволь мне сказать тебе строго по секрету, - сказал Кабир. - Я вел переговоры и с сирийцами, и с Абдаллой. Они выразили определенное желание принять к рассмотрению вопрос о том, что вы будете их гостями до тех пор, пока наши армии не закончат свое де-ло. Мы предлагаем эвакуировать также и некоторое число других деревень и даже горо-дов. Ясно, что мы позаботимся о надлежащем устройстве для каждого.
   - Но вы же сказали, что они только обдумывают, принять ли нас. Никто еще не ска-зал, что они нас примут. Я должен услышать это от самого Абдаллы. Почему он не при-слал сюда кого-нибудь? Не могу же я просто так поднять на ноги тысячу человек и уйти в никуда.
   - Хаджи Ибрагим, это война, священная война. У тебя нет выбора. Это будет корот-кая война, несколько недель, самое большее несколько месяцев, - тягуче говорил Кабир. - Я говорю это тебе в присутствии генералиссимуса Каукджи и Абдул Кадара Хуссейни - из самых знатных семей Палестины... и я клянусь тебе именем Аллаха, что когда вы верне-тесь, треть земли киббуца Шемеш будет вашей.
   Хаджи Ибрагим был ошеломлен и взбешен, но в то же время достаточно умен, чтобы понять реальность: решение навязано ему против воли. У него не было ни места для ма-невра, ни таких пунктов, о которых можно торговаться.
   - Моя армия перейдет границу через несколько недель, после нового года, - сказал Каукджи. - После того, как я захвачу несколько поселений и обращу евреев в паническое бегство, Армия джихада Абдул Кадара соединится со мной и выдавит Иерусалим. Никоим образом евреи не смогут оборонять все дороги... если только кое-кто из наших братьев сделает выбор не сотрудничать с нами.
   - Мы тебе подскажем, когда уезжать, - сказал Кабир. - Ты возьмешь своих людей прямо в Яффо.
   - В Яффо? Почему в Яффо?
   - Чтобы для начала доставить их в безопасное место. В случае, если вы не сможете попасть в Газу по дороге, у вас будет альтернатива отправиться морем. Или вы отправляе-тесь в Газу, или, когда закончатся мои переговоры с сирийцами, вас можно будет перепра-вить на корабле в Сирию. У меня есть средства на корабль и инструкции для тебя в Яффо.
   - Но переселение будет стоить целое состояние, - протестовал Ибрагим.
   - Я плачу, я плачу, - сказал Кабир.
   - Взамен на что? Ваша благотворительность не создала легенд, - возразил Ибрагим.
   - Я плачу за арабскую победу!
   - Ну ладно, но прежде чем я отправлюсь в Яффо, я должен иметь в руках деньги, - сказал Ибрагим.
   - Конечно, конечно. Тысячу английских фунтов.
   - Чтобы вывезти и переселить больше двухсот семей? Я не могу идти с меньше чем пятью тысячами.
   - Эти второстепенные детали мы еще уточним, - сказал Кабир, меняя тему. - Вы вернетесь в Табу вовремя, к посевной. И самое главное, вы сможете жить без постоянного страха перед сионистским государством.
   Вот мои руководители. Авангард вождей, воняющих личными амбициями и жадно-стью, маниакальной жаждой власти. Настал их час, их лучший час. Я и сам виноват, потому что никогда по-настоящему не думал о мире с евреями. Никто из нас не способен думать об этом. Но нет ни настоящего плана, ни организации, ни объявленных целей; только завербовать вооруженный сброд и обманывать себя, веря в то, что он сможет разбить евреев. Что за ослы! Что за фантазирующие идиоты! Они ведут мой народ в вечность страданий.
   Хаджи Ибрагим отклонил дальнейшее гостеприимство эфенди и попросил, чтобы его вернули в Табу.
 
   Когда он ушел, трое оставшихся завершили свое соглашение письменным догово-ром, который проверил Дандаш. Кабир даст обеим армиям доверительные письма для по-купки оружия. Он использует свои личные контакты с арабскими правительствами и фи-нансовыми учреждениями, чтобы добыть деньги на дальнейший набор добровольцев, предлагая им более крупные вознаграждения. Деньги будут продолжать поступать на жа-лованье войскам и для операций.
   В плату за это Кабира заверили в том, что ему вернут все его земли в Аялонской До-лине. Самое главное, он получит права на киббуц Шемеш и еще пятнадцать еврейских по-селений. Еврейские земли - это золотая жила. Стратегическая позиция его владений по-ставит его в положение главной политической силы при любом будущем разделе Пале-стины.
   Дандаша отослали для оформления документов.
   - Что насчет хаджи Ибрагима? - сказал Абдул Кадар. - Он эвакуирует? Всегда ходил слушок, что он сотрудничал с евреями во время восстания моего дяди.
   - Хаджи Ибрагим человек практичный. Он заберет своих людей в Яффо, когда мы ему скажем это сделать.
   - Этот говноед заплатит за то, что сделал с моими людьми, - сказал Каукджи. - Де-сять лет я ждал, чтобы отомстить.
   - Я же направляю его в Яффо ради вас, не так ли? - сказал Кабир. - Как только он будет в Яффо, он окажется в ваших руках. Я ничего не видел. Я ничего не слышал. Я ни-чего не говорил.