Страница:
- Я не хочу расхваливать себя выше царского верблюда, но у меня репутация чест-ного человека. Уважение, которое я заслужил, я приобрел не обманом бедуинов. Поверьте, мой знаменитый друг, ваш собственный дядя шейх Валид Аззиз, да благословит Аллах его имя, частенько сиживал в том самом кресле, которое вы сейчас занимаете.
- Да простит мне Господь слово вопроса к человеку вашего положения, но разве Ва-лид Аззиз, да направит Аллах его пути, не обращался к торговцу в Беэр-Шеве с находками племени?
- К торговцу, да. Есть торговцы и в Беэр-Шеве, и в Газе, и в Восточном Иерусалиме. Но я - единственный во всей Палестине арабский специалист по археологии. Своему тор-говцу в Беэр-Шеве Валид Аззиз продает заурядные находки в глине. Как любой другой, он знает цену горшка или масляной лампы. Но! Когда Валид Аззиз находит редкую вещь из слоновой кости, металла или хорошего стекла, или старинный предмет из бедуинских драгоценностей, он приходит с ними ко мне. Понимаете, я специалист, и я могу напра-виться непосредственно к нескольким покупателям, которые полностью мне доверяют.
Мудгиль открыл ящик письменного стола, вынул оттуда и развернул четыре малень-ких глиняных скарабея и положил их перед Ибрагимом.
- От бедуинов Таамиры. Чудесные, не так ли? Это те самые люди, что пытались проникнуть в вашу крепость в Кумранских вади, и за их усилия едва не были вами убиты.
Хаджи Ибрагим взял одного из скарабеев и рассмотрел его.
- Что это может дать?
- Сто - сто пятьдесят.
- Так много? Вам можно позавидовать, что у вас такие клиенты, - сказал Ибрагим.
Археолог осторожно завернул трех скарабеев. Когда Ибрагим передал ему последне-го, он рассыпался в пыль в его руках.
- Жаль, жаль, - сказал Мудгиль. - Не волнуйтесь. Таковы уж эти нежные древности. К счастью, те, кто принес их мне, видели, как предметы рассыпаются в пыль прямо в их собственных руках. Не стоит рыдать.
Ибрагим раскрыл рот для извинений, но Мудгиль пожал плечами.
- Считаете ли вы, что у вас есть покупатель для этого? - спросил Ибрагим, указывая на свой таинственный металлический предмет.
- Покупатель есть, при условии, что это то, чем кажется.
- А чем это кажется?
- Мы называем это штандартом. Украшение. Вероятно, в полый конец вставляли де-ревянный шест. Что в нем необычно, так это то, что он не местного происхождения. Не припоминаю, чтобы в Палестине находили что-либо подобное. Скорее это похоже на Иран, может быть, Ирак. Чтобы продать это, вы должны быть готовы подтвердить, что это и другие найденные предметы найдены возле Кумрана.
Хаджи Ибрагим понял, что он и в самом деле ребенок в этой беспощадной игре. Ка-жется, у него было мало выбора, кроме как действовать заодно с профессором.
- Мне надо оставить это на несколько недель, - сказал Мудгиль.
- Но... но зачем?
- Чтобы установить подлинность.
- Но вы же профессор. И наверняка знаете, что это такое.
- Я знаю, на что это похоже. В археологии больше тайн, чем в Коране. Нам надо сделать пробы, чтобы определить точный возраст и происхождение.
- Разве это возможно?
- То, что кажется мертвым металлом, на самом деле набито всеми видами живых ор-ганизмов. Они - дорожные карты. Мы можем выяснить его возраст с точностью до не-скольких сотен лет. Если это то, чем кажется, то ему должно быть больше шести тысяч лет. Для меня загадка, откуда оно взялось? Сделано из меди, так что нужно определить содержание мышьяка и прочие характеристики. Это даст нам ниточку, чтобы узнать, из какой копи добыта руда.
Ибрагим в удивлении моргал. Важнее, чем цена, было то, что определенно казалось, что покупатели Нури Мудгиля - евреи. Никогда он не слышал, чтобы араб тратил деньги на древности. Ишмаель чудесно все устроил.
- Если я отдам вам это на неделю, то я остаюсь ни с чем, - сказал Ибрагим.
- Вы сказали, что у вас еще десяток таких. Полная гарантия, что покупатель навер-няка пожелает иметь их все. Мохаммед не мог бы просить лучшей защиты.
План Ибрагима перехитрить археолога терпел поражение. Замыслы и контрзамыслы вертелись у него в голове. Что, если все сказанное Мудгилем, - фальшивка и чушь? Отку-да ему знать? Не лучше ли было бы отправиться прямо к торговцу в Восточном Иеруса-лиме и воспользоваться своим шансом? Но погоди-ка! Мудгиль допустил, что эта штука может быть ценной.
- Вы можете взять это на неделю, конечно. Нет проблем, - сказал Ибрагим.
- Вы приняли правильное решение, - ответил Нури Мудгиль. Он встал, оперся на костыль и без долгих прощаний проводил Ибрагима к двери.
- Мне надо мчаться в Иерусалим, - сказал Мудгиль. - Это очень интересно.
Глава четвертая
Глава пятая
- Да простит мне Господь слово вопроса к человеку вашего положения, но разве Ва-лид Аззиз, да направит Аллах его пути, не обращался к торговцу в Беэр-Шеве с находками племени?
- К торговцу, да. Есть торговцы и в Беэр-Шеве, и в Газе, и в Восточном Иерусалиме. Но я - единственный во всей Палестине арабский специалист по археологии. Своему тор-говцу в Беэр-Шеве Валид Аззиз продает заурядные находки в глине. Как любой другой, он знает цену горшка или масляной лампы. Но! Когда Валид Аззиз находит редкую вещь из слоновой кости, металла или хорошего стекла, или старинный предмет из бедуинских драгоценностей, он приходит с ними ко мне. Понимаете, я специалист, и я могу напра-виться непосредственно к нескольким покупателям, которые полностью мне доверяют.
Мудгиль открыл ящик письменного стола, вынул оттуда и развернул четыре малень-ких глиняных скарабея и положил их перед Ибрагимом.
- От бедуинов Таамиры. Чудесные, не так ли? Это те самые люди, что пытались проникнуть в вашу крепость в Кумранских вади, и за их усилия едва не были вами убиты.
Хаджи Ибрагим взял одного из скарабеев и рассмотрел его.
- Что это может дать?
- Сто - сто пятьдесят.
- Так много? Вам можно позавидовать, что у вас такие клиенты, - сказал Ибрагим.
Археолог осторожно завернул трех скарабеев. Когда Ибрагим передал ему последне-го, он рассыпался в пыль в его руках.
- Жаль, жаль, - сказал Мудгиль. - Не волнуйтесь. Таковы уж эти нежные древности. К счастью, те, кто принес их мне, видели, как предметы рассыпаются в пыль прямо в их собственных руках. Не стоит рыдать.
Ибрагим раскрыл рот для извинений, но Мудгиль пожал плечами.
- Считаете ли вы, что у вас есть покупатель для этого? - спросил Ибрагим, указывая на свой таинственный металлический предмет.
- Покупатель есть, при условии, что это то, чем кажется.
- А чем это кажется?
- Мы называем это штандартом. Украшение. Вероятно, в полый конец вставляли де-ревянный шест. Что в нем необычно, так это то, что он не местного происхождения. Не припоминаю, чтобы в Палестине находили что-либо подобное. Скорее это похоже на Иран, может быть, Ирак. Чтобы продать это, вы должны быть готовы подтвердить, что это и другие найденные предметы найдены возле Кумрана.
Хаджи Ибрагим понял, что он и в самом деле ребенок в этой беспощадной игре. Ка-жется, у него было мало выбора, кроме как действовать заодно с профессором.
- Мне надо оставить это на несколько недель, - сказал Мудгиль.
- Но... но зачем?
- Чтобы установить подлинность.
- Но вы же профессор. И наверняка знаете, что это такое.
- Я знаю, на что это похоже. В археологии больше тайн, чем в Коране. Нам надо сделать пробы, чтобы определить точный возраст и происхождение.
- Разве это возможно?
- То, что кажется мертвым металлом, на самом деле набито всеми видами живых ор-ганизмов. Они - дорожные карты. Мы можем выяснить его возраст с точностью до не-скольких сотен лет. Если это то, чем кажется, то ему должно быть больше шести тысяч лет. Для меня загадка, откуда оно взялось? Сделано из меди, так что нужно определить содержание мышьяка и прочие характеристики. Это даст нам ниточку, чтобы узнать, из какой копи добыта руда.
Ибрагим в удивлении моргал. Важнее, чем цена, было то, что определенно казалось, что покупатели Нури Мудгиля - евреи. Никогда он не слышал, чтобы араб тратил деньги на древности. Ишмаель чудесно все устроил.
- Если я отдам вам это на неделю, то я остаюсь ни с чем, - сказал Ибрагим.
- Вы сказали, что у вас еще десяток таких. Полная гарантия, что покупатель навер-няка пожелает иметь их все. Мохаммед не мог бы просить лучшей защиты.
План Ибрагима перехитрить археолога терпел поражение. Замыслы и контрзамыслы вертелись у него в голове. Что, если все сказанное Мудгилем, - фальшивка и чушь? Отку-да ему знать? Не лучше ли было бы отправиться прямо к торговцу в Восточном Иеруса-лиме и воспользоваться своим шансом? Но погоди-ка! Мудгиль допустил, что эта штука может быть ценной.
- Вы можете взять это на неделю, конечно. Нет проблем, - сказал Ибрагим.
- Вы приняли правильное решение, - ответил Нури Мудгиль. Он встал, оперся на костыль и без долгих прощаний проводил Ибрагима к двери.
- Мне надо мчаться в Иерусалим, - сказал Мудгиль. - Это очень интересно.
Глава четвертая
Прошло несколько недель, а от Нури Мудгиля - ни слова. Отец мог без конца повто-рять притчи о терпении, но теперь чувствовал, что его собственное терпение кончается. Он все больше боялся подвоха. Он стал ожидать набега иорданцев, они найдут в нашей лачуге девять остальных находок и заберут их. Он велел мне забрать их из дома и спря-тать вместе с нашим арсеналом в тайнике. Когда отец получил наконец записку с прось-бой навестить археолога, он отправился в Иерихон с мрачным предчувствием.
- А, хаджи Ибрагим, заходите! Да благословит Аллах нашу встречу!
- Да благословит Аллах, наш божественный светильник, все ваши дни, профессор. Ваша неожиданная записка застала меня врасплох. Я не ожидал услышать о вас так скоро.
Медный штандарт лежал на столе Мудгиля, пока они бормотали над чашечками ко-фе, подбираясь к сути дела. Хаджи Ибрагим тщательно прислушивался к каждому слову Мудгиля, чтобы уловить скрытый смысл, невысказанное между высказанными словами, невысказанные строки между высказанными. В то же время свое беспокойство он держал при себе и внешне не показывал ничего, кроме терпения и уважения.
Мудгиль поднял двуглавый штандарт.
- Эта штука вызвала уйму волнений. Однако она задает больше вопросов, чем дает ответов.
- Эти вопросы, я уверен, не за пределами познаний столь выдающихся лиц, как вы и ваши коллеги, кто бы они ни были.
- Чтобы ответить на эти вопросы, нам требуется ваше полное и явное сотрудничест-во, - сказал археолог. - Тайны довольно глубоки. Нам нужны все факты, какие можно со-брать.
- Да, конечно, - сказал Ибрагим. - Намечается возможный покупатель?
- Отличный покупатель.
- Ага, да благословит Аллах этот день.
Мудгиль предупреждающе поднял палец.
- При условии, если вы захотите позволить такому покупателю осмотреть весь клад.
- Все вещи?
- Да.
- Полагаю, вы хотите, чтобы я передал их вам.
- Как вы могли догадываться, покупатель не из Иерихона, и ему трудно было бы по-пасть сюда. А если бы он даже и смог, то сами анализы невозможно выполнить в Иерихо-не. - Пока Ибрагим размышлял, Мудгиль снова поднял штандарт. - Теперь мы можем предположить, что эта вещь происходит из очень, очень раннего периода. Это чрезвычай-но утонченное изделие, тем более для своего времени. Взгляните на эти изгибы ручки, по-лость внутри, на головы горных козлов... искусство всех времен. Должно быть, это было сделано весьма развитыми людьми. У нас просто очень мало, почти никаких свидетельств о подобном народе в Палестине во времена хальколита.
- Простите меня, я не совсем понимаю, о каких временах вы говорите.
- Это было время, последовавшее за неолитом или новым каменным веком. Будем называть его медным веком - периодом в тысячу лет между каменным и бронзовым века-ми. Довольно любопытно, что мы раскопали множество предметов каменного века, чере-па, наконечники стрел, редкие сельскохозяйственные поселения, но ничего из следующего века. И взгляните, то, с чем мы сейчас имеем дело, - это изысканное мастерство шести-семи тысяч лет назад. Но ведь медные копи Тимны были открыты не ранее чем через три тысячи лет после того, как сделали эту вещь. Что это были за люди? Как они попали в Па-лестину? Только при условии осмотра всего тайника мы можем надеяться ухватить какие-нибудь ниточки.
- А как насчет их ценности?
У Нури Мудгиля, когда он говорил о важном, была беспокоящая собеседника при-вычка смотреть ему прямо в глаза.
- Как музейный экспонат, это бесценно. Это также ничего не стоит.
- Такая загадка слишком трудна для меня.
- Есть богатые торговцы древностями. Нет такой вещи, как богатый археолог, и ни-какой бедуин не откажется от продажи находок. Все мы в арабском мире так мало ценим память о нашем прошлом. От Египта до Ирака наши древние места грабились веками, и большей частью нашими же людьми. В Иордании есть департамент древностей, но нет ни университета, ни музея. Департамент существует главным образом ради интересующихся иностранцев, приезжающих в Иорданию на раскопки. Они вывозят почти все. Лондон - это то место, где вы откроете Древний Египет - обычно в неосвещенном подвале или сей-фе. Понимаете, хаджи Ибрагим, ведь археолог работает только ради радостей своей про-фессии, чтобы поставить свое имя на книге о своих открытиях, ради волнения от решения загадок прошлого. Из своих раскопок он ничего не берет для себя, независимо от ценно-сти. Все это уходит к спонсору экспедиции. Если раскопки обнаруживают огромный клад, археологу могут отдать несколько вещей для украшения дома. Остальное продают диле-рам.
- Правильно ли я расслышал вас, профессор Мудгиль, что вы сделали вывод, что мне выгоднее было бы пойти прямо к дилеру?
- Не хотелось бы мне видеть, как что-нибудь столь значительное заканчивается на черном рынке или в доме бессовестного коллекционера, грабящего наследие целого наро-да.
- Вы в самом деле говорите мне, что ни один археолог не присваивает себе некото-рые свои находки?
Мудгиль рассмеялся.
- Не слыхал о таком. Может быть, потому, что я единственный археолог-араб в Па-лестине. Такой немедленно утратил бы свое положение в академическом мире. Мы не хо-тели бы потерять этот клад. Однако, если ваша цель - попытать счастья, то я предлагаю вам отнести ваши находки торговцам в Восточном Иерусалиме. Я дам вам несколько имен. Поиграйте с ними, и да сохранит вас Аллах.
Рука хаджи Ибрагима поднялась в останавливающем жесте.
- Дайте мне воспринять мудрость ваших слов, - сказал он. - Не могли бы вы сказать мне, о какой общей компенсации может думать покупатель?
- Сколько у вас всего предметов?
- Еще девять.
- Такого же качества?
- Так по крайней мере я видел.
Нури Мудгиль пожал плечами.
- Я в этом не очень разбираюсь, но думаю, что это стоит несколько тысяч долларов.
Стук сердца Ибрагима хорошо скрывала его одежда.
- Но я вправе узнать, кто эти покупатели, не так ли? Я хотел бы знать, что это попа-дет в хорошие руки.
- Хаджи Ибрагим, следует сделать вывод, что вы не совсем случайно пришли ко мне. Рассказ о том, как вы сбежали из Наблуса с половиной запасов иракского квартир-мейстера - местная легенда из кофейни. Причина, по которой вы сбежали из Кумрана, - тоже предмет множества толков. Версия, заслуживающая доверия, - что вы не слишком очарованы Абдаллой и иорданцами.
- Политика. Что я понимаю в политике?
- Вы чересчур скромны, - ответил археолог. - Так позволите вы мне получить ос-тальную часть коллекции для осмотра, или нет?
Ибрагим вытер внезапно вспотевшее лицо.
- Вы мне говорили, что моя защита - в том, что остальные девять вещей у меня. Те-перь вы говорите, чтобы я и их отдал. Кто гарантирует мне тогда достойную цену? Откуда мне знать - да простит мне Аллах мои сомнения, - но вдруг что-нибудь потеряется.
- Будем говорить напрямик? - сказал Нури Мудгиль.
- Ну конечно. Прямота - величайшая из добродетелей.
- Гидеон Аш обещает вам достойную цену.
- А, хаджи Ибрагим, заходите! Да благословит Аллах нашу встречу!
- Да благословит Аллах, наш божественный светильник, все ваши дни, профессор. Ваша неожиданная записка застала меня врасплох. Я не ожидал услышать о вас так скоро.
Медный штандарт лежал на столе Мудгиля, пока они бормотали над чашечками ко-фе, подбираясь к сути дела. Хаджи Ибрагим тщательно прислушивался к каждому слову Мудгиля, чтобы уловить скрытый смысл, невысказанное между высказанными словами, невысказанные строки между высказанными. В то же время свое беспокойство он держал при себе и внешне не показывал ничего, кроме терпения и уважения.
Мудгиль поднял двуглавый штандарт.
- Эта штука вызвала уйму волнений. Однако она задает больше вопросов, чем дает ответов.
- Эти вопросы, я уверен, не за пределами познаний столь выдающихся лиц, как вы и ваши коллеги, кто бы они ни были.
- Чтобы ответить на эти вопросы, нам требуется ваше полное и явное сотрудничест-во, - сказал археолог. - Тайны довольно глубоки. Нам нужны все факты, какие можно со-брать.
- Да, конечно, - сказал Ибрагим. - Намечается возможный покупатель?
- Отличный покупатель.
- Ага, да благословит Аллах этот день.
Мудгиль предупреждающе поднял палец.
- При условии, если вы захотите позволить такому покупателю осмотреть весь клад.
- Все вещи?
- Да.
- Полагаю, вы хотите, чтобы я передал их вам.
- Как вы могли догадываться, покупатель не из Иерихона, и ему трудно было бы по-пасть сюда. А если бы он даже и смог, то сами анализы невозможно выполнить в Иерихо-не. - Пока Ибрагим размышлял, Мудгиль снова поднял штандарт. - Теперь мы можем предположить, что эта вещь происходит из очень, очень раннего периода. Это чрезвычай-но утонченное изделие, тем более для своего времени. Взгляните на эти изгибы ручки, по-лость внутри, на головы горных козлов... искусство всех времен. Должно быть, это было сделано весьма развитыми людьми. У нас просто очень мало, почти никаких свидетельств о подобном народе в Палестине во времена хальколита.
- Простите меня, я не совсем понимаю, о каких временах вы говорите.
- Это было время, последовавшее за неолитом или новым каменным веком. Будем называть его медным веком - периодом в тысячу лет между каменным и бронзовым века-ми. Довольно любопытно, что мы раскопали множество предметов каменного века, чере-па, наконечники стрел, редкие сельскохозяйственные поселения, но ничего из следующего века. И взгляните, то, с чем мы сейчас имеем дело, - это изысканное мастерство шести-семи тысяч лет назад. Но ведь медные копи Тимны были открыты не ранее чем через три тысячи лет после того, как сделали эту вещь. Что это были за люди? Как они попали в Па-лестину? Только при условии осмотра всего тайника мы можем надеяться ухватить какие-нибудь ниточки.
- А как насчет их ценности?
У Нури Мудгиля, когда он говорил о важном, была беспокоящая собеседника при-вычка смотреть ему прямо в глаза.
- Как музейный экспонат, это бесценно. Это также ничего не стоит.
- Такая загадка слишком трудна для меня.
- Есть богатые торговцы древностями. Нет такой вещи, как богатый археолог, и ни-какой бедуин не откажется от продажи находок. Все мы в арабском мире так мало ценим память о нашем прошлом. От Египта до Ирака наши древние места грабились веками, и большей частью нашими же людьми. В Иордании есть департамент древностей, но нет ни университета, ни музея. Департамент существует главным образом ради интересующихся иностранцев, приезжающих в Иорданию на раскопки. Они вывозят почти все. Лондон - это то место, где вы откроете Древний Египет - обычно в неосвещенном подвале или сей-фе. Понимаете, хаджи Ибрагим, ведь археолог работает только ради радостей своей про-фессии, чтобы поставить свое имя на книге о своих открытиях, ради волнения от решения загадок прошлого. Из своих раскопок он ничего не берет для себя, независимо от ценно-сти. Все это уходит к спонсору экспедиции. Если раскопки обнаруживают огромный клад, археологу могут отдать несколько вещей для украшения дома. Остальное продают диле-рам.
- Правильно ли я расслышал вас, профессор Мудгиль, что вы сделали вывод, что мне выгоднее было бы пойти прямо к дилеру?
- Не хотелось бы мне видеть, как что-нибудь столь значительное заканчивается на черном рынке или в доме бессовестного коллекционера, грабящего наследие целого наро-да.
- Вы в самом деле говорите мне, что ни один археолог не присваивает себе некото-рые свои находки?
Мудгиль рассмеялся.
- Не слыхал о таком. Может быть, потому, что я единственный археолог-араб в Па-лестине. Такой немедленно утратил бы свое положение в академическом мире. Мы не хо-тели бы потерять этот клад. Однако, если ваша цель - попытать счастья, то я предлагаю вам отнести ваши находки торговцам в Восточном Иерусалиме. Я дам вам несколько имен. Поиграйте с ними, и да сохранит вас Аллах.
Рука хаджи Ибрагима поднялась в останавливающем жесте.
- Дайте мне воспринять мудрость ваших слов, - сказал он. - Не могли бы вы сказать мне, о какой общей компенсации может думать покупатель?
- Сколько у вас всего предметов?
- Еще девять.
- Такого же качества?
- Так по крайней мере я видел.
Нури Мудгиль пожал плечами.
- Я в этом не очень разбираюсь, но думаю, что это стоит несколько тысяч долларов.
Стук сердца Ибрагима хорошо скрывала его одежда.
- Но я вправе узнать, кто эти покупатели, не так ли? Я хотел бы знать, что это попа-дет в хорошие руки.
- Хаджи Ибрагим, следует сделать вывод, что вы не совсем случайно пришли ко мне. Рассказ о том, как вы сбежали из Наблуса с половиной запасов иракского квартир-мейстера - местная легенда из кофейни. Причина, по которой вы сбежали из Кумрана, - тоже предмет множества толков. Версия, заслуживающая доверия, - что вы не слишком очарованы Абдаллой и иорданцами.
- Политика. Что я понимаю в политике?
- Вы чересчур скромны, - ответил археолог. - Так позволите вы мне получить ос-тальную часть коллекции для осмотра, или нет?
Ибрагим вытер внезапно вспотевшее лицо.
- Вы мне говорили, что моя защита - в том, что остальные девять вещей у меня. Те-перь вы говорите, чтобы я и их отдал. Кто гарантирует мне тогда достойную цену? Откуда мне знать - да простит мне Аллах мои сомнения, - но вдруг что-нибудь потеряется.
- Будем говорить напрямик? - сказал Нури Мудгиль.
- Ну конечно. Прямота - величайшая из добродетелей.
- Гидеон Аш обещает вам достойную цену.
Глава пятая
Профессор доктор Нури Мудгиль - величайший араб из всех, кого я встречал, не считая моего отца. Ибрагим предупредил меня, чтобы я честно отвечал на все вопросы. Это пугало.
Я поднял мешок с девятью другими предметами на одну из его длинных скамеек и развязал его, затем выложил находки в ряд. Доктор Мудгиль проковылял к скамейке, тя-жело опираясь на костыль и держа лупу в свободной руке. Он опустился на стул и накло-нился так низко, что его лицо почти касалось находок.
- Во имя Аллаха, это замечательно, - повторял он.
В добавление к двуглавому штандарту с горными козлами, который он уже видел, там были два простых штандарта и третий, с орлом. Еще были два предмета из слоновой кости, вырезанные дугой, напоминающей молодую луну. В них было множество вырезан-ных или просверленных отверстий. Профессор доктор Мудгиль тотчас же предположил, что это обрядовые косы. Седьмой предмет выглядел как медный "рог изобилия" с боль-шим изгибом. Восьмой предмет он описал как наконечник булавы. А последний едва не вызвал у него слезы; это было большое толстое кольцо, похожее на корону, украшенную множеством птичьих головок по верхнему краю. Пока он все это изучал и делал свои из-мерения и пометки, я разглядывал его наполненный чудесами кабинет. Как следовало из фотографий и удостоверений, он читал лекции во многих самых значительных местах за пределами Палестины. Его заурядная одежда и скромные манеры были разоружающими для столь известного человека. Закончив свой первый осмотр, профессор доктор Мудгиль пригласил нас в свой кабинет.
- Ишмаель готов правдиво ответить на все вопросы, - сказал хаджи Ибрагим. - Мальчик умнее, чем мог бы быть в свои тринадцать лет. Он мой наперсник и редко лжет. Он обо всем знает, в том числе и о моих поисках Гидеона Аша. Это он, Ишмаель, доду-мался, что вы, как археолог, можете иметь доступ к еврейской стороне.
- Ты понимаешь, Ишмаель, насколько важна наша тайна? - спросил он.
- Да, сэр, - сказал я.
- Вы правы. Евреи - самые необыкновенные исследователи прошлого. У них нена-сытное увлечение своими корнями.
Он вынул топографические карты и фотографии вади и скал за Кумраном.
- Надо как следует изучить их и подумать, нельзя ли установить, где находится и та пещера, в которой вы жили, и та, где вы нашли сокровища.
Я почувствовал себя ужасно важным, но стушевался, поглядев на карты и фотосним-ки. Они совершенно сбили меня с толку. Но когда профессор доктор Мудгиль объяснил, что они означают, мое смущение немного прошло.
- Вот здесь. - Я показал наугад.
Отец взглянул, но, не понимая, осторожно кивнул.
- Значит, ты увидел дыру над своей пещерой, и тебе стали говорить, что слабо тебе туда залезть?
- Да, сэр.
- Ты поднимался туда один?
- Он полез вместе с юношей по имени Сабри, которого мы взяли в свою семью в На-блусе. Сабри работает в Иерихоне, но я могу устроить встречу с ним, - сказал Ибрагим. - Ну, ответь же профессору. Вы поднимались вместе, - настаивал отец.
- Сабри не все время шел вместе со мной. Он испугался высоты и ушел.
- Остальной путь ты шел один? - спросил профессор Мудгиль.
- Нет, сэр. Я не сказал тебе, отец, боялся, что ты будешь недоволен, но я полез вме-сте с Надой. Это Нада все это нашла. - Я попытался взглянуть на хаджи Ибрагима, зная, что он не прибил меня на месте только из-за присутствия профессора доктора Мудгиля, но вспыхнувшее в его глазах бешенство говорило, что мне еще достанется. Конечно, я ничего не сказал о том, что Нада снимала свою рубашку.
- Тогда приведите ее сюда, - сказал археолог.
- Это невозможно, - резко ответил отец.
Мне надо было соврать. Сабри поддержал бы меня. И зачем я рассказал отцу про Наду!
Профессор доктор Мудгиль понимающе перевел взгляд с меня на отца.
- Ну, продолжим, - сказал он.
По его вопросам я нарисовал приблизительную карту пещеры с сокровищами, изо-бразив три ее помещения и расщелину, где мы их нашли. Он следил за каждым моим сло-вом.
- Были там скелеты?
- Да, это было первое, что мы увидели. Мы их испугались.
То, что мы нашли кости ребенка в большом кувшине, указало профессору доктору Мудгилю, что хоронивший ребенка верил в бога или в богов. Дитя было укрыто в кувши-не для путешествия на небо - что-то в этом роде. Кости другого ребенка возле обожжен-ного камня говорили о том, что было совершено жертвоприношение.
Он задал мне множество вопросов о завертке в ткань, о зерне, признаках огня и вся-ком другом.
- Там было множество горшков, и разбитых, и целых. Мы их не взяли, потому что спускаться по скале было очень трудно, и мы боялись, что выроним их и они разобьются.
Профессор доктор Мудгиль пробормотал, что бедуины наверно уже разграбили пе-щеру. Он сделал пометку, чтобы связаться с шейхом бедуинов Таамиры, которые копают-ся в древностях в этом районе. Они разбираются в свидетельствах ткачества и гончарного ремесла. Он объяснил мне насчет слоев и хронологии.
- У нас есть доказательства, что пещерами между тем местом, где мы находимся, и Масадой пользовался Бар Кохба, еврейский революционер постхристового времени. Его восстание против римлян в первый раз обозначило конец евреев в Израиле. Без сомнения некоторые напластования остались от Бар Кохбы, а может быть даже от ессеев, которые были связаны с Иисусом и Иоанном Крестителем.
Он стал объяснять мне о напластованиях, пытаясь установить, не могли ли воины Бар Кохбы вместе со своими семьями жить в этой пещере, не подозревая о драгоценном кладе.
- Да, это очень возможно, - посчитал я. - Вещи были очень хорошо запрятаны глу-боко в трещине в самом маленьком помещении. Само оно было непригодно для того, что-бы там жить, потому что высота там только три-четыре фута. Сокровища могли бы найти, если бы только специально их разыскивали. Нада их нашла потому, что обертка развалилась и камни вокруг осыпались.
Он спросил меня о деревянных палках поблизости. Я их вспомнил. Профессору Мудгилю это указывало на то, что эти неизвестные люди специально спрятали сокровище. В доисторическое время палками пользовались, чтобы копать. Из-за низкой влажности в некоторых глубоких пещерах деревянная палка или зерно часто оставались в сохранности.
Расспросы продолжались половину утренних часов. Наконец он выронил карандаш и потер глаза.
- Тайна расширяется, - сказал он. - Вот, дай-ка я тебе покажу.
Он ловко подставил костыль под плечо, проковылял в мастерскую и взял первый предмет - двуглавый штандарт с горным козлом.
- Пробы меди из этого изделия обнаруживают содержание мышьяка, что указывает, что она происходит из копей Армении. В Армении прослеживается столь же древняя ци-вилизация, как в Иерихоне и Плодородном Полумесяце. Это была самая первая христиан-ская страна. Штандарты вроде этого находили в соседнем Иране, так что нельзя исклю-чать Армению.
Но посмотри на эту корону. Даже невооруженным глазом видно, что медь намного чище и похожа на ту, что из копей недалеко от Палестины. - Он поднял корону и штан-дарт. - Это не из одной копи и даже не из одной местности. А все восемь медных предме-тов без сомнения относятся к медному веку.
- А теперь тайна по-настоящему сгущается, - сказал он, беря два кривых предмета из слоновой кости с отверстиями. - Это кости гиппопотамов. Ближайшее к Палестине ме-сто, где есть эти животные, - долина Верхнего Нила в Африке. Люди той эры не передви-гались на большие расстояния. Они оседали в плодородных долинах и строили маленькие сельскохозяйственные общины. У них не было кораблей. Еще не были одомашнены ни верблюд, ни лошадь. Как же удалось трем предметам из совершенно разных местностей шесть или семь тысяч лет назад сойтись в этой пещере?
- Я знаю! Знаю! - закричал я. - Аллах послал своих ангелов, и они принесли все это в пещеру!
- Похоже, лучшего объяснения мы пока не имеем, - сказал профессор доктор Муд-гиль, - но оно не принимается научной общественностью.
О, как бы мне хотелось поучиться у этого великого человека.
- Я вас поведу в пещеру, - сказал я.
- Если я продам клад евреям, неужели ты думаешь, что Абдалла позволит мне экс-педицию в Кумран? Кроме того, у короля другие срочные дела. Но! Евреи все еще контро-лируют половину территории, где находятся пещеры, и они наверняка поспешили бы ис-следовать их.
Он протянул свою шишковатую руку и погладил меня по голове.
- Вижу, ты хочешь отправиться на раскопки.
- О да, сэр!
- Я начал раскопки мальчиком, - сказал он. - Еще одна маленькая тайна, Ишмаель. Думаю, я кое-что знаю о неолитической стене в развалинах Иерихона. Должно быть, это древнейшая стена в истории цивилизации. У меня была переписка с доктором Катлин Кеньон, да благословит ее Аллах. Она в Лондоне, и она заинтересовалась. Увы, ей пона-добится два или три года, чтобы добыть достаточно средств для организации экспедиции.
- Катлин? Имя женщины-христианки? - резко сказал отец.
- Разумеется, женщины, - ответил Нури Мудгиль, твердо взглянув на моего отца. - Она крупнейший из неевреев археолог, специалист по Палестине и Библии.
Последовало неловкое молчание. Отец старался подавить гнев. Евреи. Женщины. С одной стороны, он хотел связаться с евреями. С другой стороны, он ненавидел то обстоя-тельство, что ни одна арабская страна не купит клад. А что до женщин-археологов... ну, это уж никогда не было частью убеждений хаджи Ибрагима.
- Где же они окажутся? - отрывисто спросил отец.
- В Еврейском университете, где им и следует быть.
- Разве нет арабского музея или арабского филантропа, который бы их купил? Это же арабские находки. Как насчет Рокфеллеровского музея в Восточном Иерусалиме?
- Арабские филантропы, какие есть, делают маленькие взносы в маленькие приюты и вкладывают большие деньги в крупные алмазы. Исламские музеи от Каира до Багдада - это бардак. Я видел, как в Рокфеллеровском музее бесценные, тысячелетней древности кораны рассыпаются в прах из-за книжных червей. Факт то, что одно из лучших собраний исламских древностей находится в Еврейском музее в Западном Иерусалиме.
- Им лишь бы унизить нас, - ответил хаджи Ибрагим.
- Вам ведь вообще не нравится иметь дело с евреями, - сказал профессор доктор Ну-ри Мудгиль. - И я даже меньше нравлюсь вам оттого, что сотрудничаю с ними.
Молчание перешло от неловкого к ужасному, когда в хаджи Ибрагиме боролись чув-ства вины и страха быть заклейменным как изменник.
- Очень трудно иметь дело с евреями в той атмосфере крайней ненависти, которую мы создали, - сказал Нури Мудгиль. Хромой человек развел руки и встал так прямо, как только позволяло его изуродованное тело. - Позвольте мне рассказать вам о том существе, что стоит перед вами, хаджи Ибрагим, и вы больше не будете удивляться.
- Я не хотел вас обидеть, - хрипло произнес отец.
- Я родился таким, каким вы меня видите, - сказал Нури Мудгиль. - Мои мать и отец были близкие родственники, и вот результат. Это бич всего арабского мира. От этого родилось еще миллион таких же кривых тел. Есть они в вашей деревне, хаджи Ибрагим?
Конечно. Губы отца были плотно сжаты.
- Вы пришли ко мне, чтобы разыскать евреев, - продолжал Мудгиль. - А теперь от-носитесь к этому ханжески. Зачем вы пришли ко мне? Чтобы добиться лучшей жизни для этого мальчика, потому что знаете, что если мы последуем за нашими вождями, то вы ум-рете несчастной смертью после несчастной жизни в нищем лагере. Или вы пришли пото-му, что согласились с сирийским премьер-министром, который на прошлой неделе заявил, что для всех палестинцев лучше быть изгнанными, чем согласиться уступить хотя бы дюйм земли? По крайней мере, как он сказал, смертью полумиллиона палестинцев мы создадим мучеников, чтобы еще тысячу лет поддерживать кипение нашей ненависти.
Он повернулся и проковылял обратно в свой кабинет и с одышкой скрючился над столом. Мы с отцом осторожно последовали за ним.
- Сядьте! - приказал он. - И ты тоже, Ишмаель.
- Я был средним из девяти мальчиков, - произнес он таким голосом, словно нас не было в комнате. - Мой отец торговал козами и баранами. Когда мне было четыре года, он посадил меня на мост Алленби нищим-попрошайкой. Будь гордым, сказал он. Нищенство - почетная профессия, и если ты представишь себя достаточным уродом, ни один мусуль-манин не откажется подать тебе милостыню. Милосердие - опора ислама, сказал он. И вот, когда автобус останавливался для осмотра моста, я вместе с дюжиной других нищих, ужасных калек, проникал в этот автобус и хныча клянчил подачку. У меня на лице было полно болячек, так что заработок был ощутимым.
В девять лет я не знал ничего, кроме попрошайничества на мосту Алленби. В том году в Иерихон приехал на раскопки знаменитый доктор Фарбер. Я околачивался побли-зости, стараясь быть чем-нибудь ему полезным, но был настолько болен, что нуждался в госпитализации, иначе умер бы. Когда отец узнал, что доктор Фарбер поместил меня в госпиталь Хадассы, он вытащил меня из палаты, избил до потери сознания и потребовал, чтобы я никогда больше не покидал мост. И тогда доктор Фарбер купил меня за сотню фунтов, и эти деньги ему пришлось одолжить.
Он забрал меня домой, вылечил, научил читать и писать... - Он остановился, борясь со слезами.
- Простите, что обидел вас, - повторил отец.
- Нет, дослушайте до конца. Когда сезон раскопок закончился, я умолил его позво-лить мне остаться и сторожить. И я копал и копал. Все лето я копал, пока не начали кро-воточить руки. Я, Нури, нашел неолитический череп, чудо раскопок! Знаете, что это зна-чило, когда я отдал его доктору Фарберу? Посмотрите на это, - воскликнул он, показывая на дипломы над столом. - Это от Еврейского университета, а теперь вы можете забрать ваше дерьмо и продать его ворам!
Отец кивком велел мне выйти, и я вышел.
- Что я могу сказать? - промолвил Ибрагим.
Я поднял мешок с девятью другими предметами на одну из его длинных скамеек и развязал его, затем выложил находки в ряд. Доктор Мудгиль проковылял к скамейке, тя-жело опираясь на костыль и держа лупу в свободной руке. Он опустился на стул и накло-нился так низко, что его лицо почти касалось находок.
- Во имя Аллаха, это замечательно, - повторял он.
В добавление к двуглавому штандарту с горными козлами, который он уже видел, там были два простых штандарта и третий, с орлом. Еще были два предмета из слоновой кости, вырезанные дугой, напоминающей молодую луну. В них было множество вырезан-ных или просверленных отверстий. Профессор доктор Мудгиль тотчас же предположил, что это обрядовые косы. Седьмой предмет выглядел как медный "рог изобилия" с боль-шим изгибом. Восьмой предмет он описал как наконечник булавы. А последний едва не вызвал у него слезы; это было большое толстое кольцо, похожее на корону, украшенную множеством птичьих головок по верхнему краю. Пока он все это изучал и делал свои из-мерения и пометки, я разглядывал его наполненный чудесами кабинет. Как следовало из фотографий и удостоверений, он читал лекции во многих самых значительных местах за пределами Палестины. Его заурядная одежда и скромные манеры были разоружающими для столь известного человека. Закончив свой первый осмотр, профессор доктор Мудгиль пригласил нас в свой кабинет.
- Ишмаель готов правдиво ответить на все вопросы, - сказал хаджи Ибрагим. - Мальчик умнее, чем мог бы быть в свои тринадцать лет. Он мой наперсник и редко лжет. Он обо всем знает, в том числе и о моих поисках Гидеона Аша. Это он, Ишмаель, доду-мался, что вы, как археолог, можете иметь доступ к еврейской стороне.
- Ты понимаешь, Ишмаель, насколько важна наша тайна? - спросил он.
- Да, сэр, - сказал я.
- Вы правы. Евреи - самые необыкновенные исследователи прошлого. У них нена-сытное увлечение своими корнями.
Он вынул топографические карты и фотографии вади и скал за Кумраном.
- Надо как следует изучить их и подумать, нельзя ли установить, где находится и та пещера, в которой вы жили, и та, где вы нашли сокровища.
Я почувствовал себя ужасно важным, но стушевался, поглядев на карты и фотосним-ки. Они совершенно сбили меня с толку. Но когда профессор доктор Мудгиль объяснил, что они означают, мое смущение немного прошло.
- Вот здесь. - Я показал наугад.
Отец взглянул, но, не понимая, осторожно кивнул.
- Значит, ты увидел дыру над своей пещерой, и тебе стали говорить, что слабо тебе туда залезть?
- Да, сэр.
- Ты поднимался туда один?
- Он полез вместе с юношей по имени Сабри, которого мы взяли в свою семью в На-блусе. Сабри работает в Иерихоне, но я могу устроить встречу с ним, - сказал Ибрагим. - Ну, ответь же профессору. Вы поднимались вместе, - настаивал отец.
- Сабри не все время шел вместе со мной. Он испугался высоты и ушел.
- Остальной путь ты шел один? - спросил профессор Мудгиль.
- Нет, сэр. Я не сказал тебе, отец, боялся, что ты будешь недоволен, но я полез вме-сте с Надой. Это Нада все это нашла. - Я попытался взглянуть на хаджи Ибрагима, зная, что он не прибил меня на месте только из-за присутствия профессора доктора Мудгиля, но вспыхнувшее в его глазах бешенство говорило, что мне еще достанется. Конечно, я ничего не сказал о том, что Нада снимала свою рубашку.
- Тогда приведите ее сюда, - сказал археолог.
- Это невозможно, - резко ответил отец.
Мне надо было соврать. Сабри поддержал бы меня. И зачем я рассказал отцу про Наду!
Профессор доктор Мудгиль понимающе перевел взгляд с меня на отца.
- Ну, продолжим, - сказал он.
По его вопросам я нарисовал приблизительную карту пещеры с сокровищами, изо-бразив три ее помещения и расщелину, где мы их нашли. Он следил за каждым моим сло-вом.
- Были там скелеты?
- Да, это было первое, что мы увидели. Мы их испугались.
То, что мы нашли кости ребенка в большом кувшине, указало профессору доктору Мудгилю, что хоронивший ребенка верил в бога или в богов. Дитя было укрыто в кувши-не для путешествия на небо - что-то в этом роде. Кости другого ребенка возле обожжен-ного камня говорили о том, что было совершено жертвоприношение.
Он задал мне множество вопросов о завертке в ткань, о зерне, признаках огня и вся-ком другом.
- Там было множество горшков, и разбитых, и целых. Мы их не взяли, потому что спускаться по скале было очень трудно, и мы боялись, что выроним их и они разобьются.
Профессор доктор Мудгиль пробормотал, что бедуины наверно уже разграбили пе-щеру. Он сделал пометку, чтобы связаться с шейхом бедуинов Таамиры, которые копают-ся в древностях в этом районе. Они разбираются в свидетельствах ткачества и гончарного ремесла. Он объяснил мне насчет слоев и хронологии.
- У нас есть доказательства, что пещерами между тем местом, где мы находимся, и Масадой пользовался Бар Кохба, еврейский революционер постхристового времени. Его восстание против римлян в первый раз обозначило конец евреев в Израиле. Без сомнения некоторые напластования остались от Бар Кохбы, а может быть даже от ессеев, которые были связаны с Иисусом и Иоанном Крестителем.
Он стал объяснять мне о напластованиях, пытаясь установить, не могли ли воины Бар Кохбы вместе со своими семьями жить в этой пещере, не подозревая о драгоценном кладе.
- Да, это очень возможно, - посчитал я. - Вещи были очень хорошо запрятаны глу-боко в трещине в самом маленьком помещении. Само оно было непригодно для того, что-бы там жить, потому что высота там только три-четыре фута. Сокровища могли бы найти, если бы только специально их разыскивали. Нада их нашла потому, что обертка развалилась и камни вокруг осыпались.
Он спросил меня о деревянных палках поблизости. Я их вспомнил. Профессору Мудгилю это указывало на то, что эти неизвестные люди специально спрятали сокровище. В доисторическое время палками пользовались, чтобы копать. Из-за низкой влажности в некоторых глубоких пещерах деревянная палка или зерно часто оставались в сохранности.
Расспросы продолжались половину утренних часов. Наконец он выронил карандаш и потер глаза.
- Тайна расширяется, - сказал он. - Вот, дай-ка я тебе покажу.
Он ловко подставил костыль под плечо, проковылял в мастерскую и взял первый предмет - двуглавый штандарт с горным козлом.
- Пробы меди из этого изделия обнаруживают содержание мышьяка, что указывает, что она происходит из копей Армении. В Армении прослеживается столь же древняя ци-вилизация, как в Иерихоне и Плодородном Полумесяце. Это была самая первая христиан-ская страна. Штандарты вроде этого находили в соседнем Иране, так что нельзя исклю-чать Армению.
Но посмотри на эту корону. Даже невооруженным глазом видно, что медь намного чище и похожа на ту, что из копей недалеко от Палестины. - Он поднял корону и штан-дарт. - Это не из одной копи и даже не из одной местности. А все восемь медных предме-тов без сомнения относятся к медному веку.
- А теперь тайна по-настоящему сгущается, - сказал он, беря два кривых предмета из слоновой кости с отверстиями. - Это кости гиппопотамов. Ближайшее к Палестине ме-сто, где есть эти животные, - долина Верхнего Нила в Африке. Люди той эры не передви-гались на большие расстояния. Они оседали в плодородных долинах и строили маленькие сельскохозяйственные общины. У них не было кораблей. Еще не были одомашнены ни верблюд, ни лошадь. Как же удалось трем предметам из совершенно разных местностей шесть или семь тысяч лет назад сойтись в этой пещере?
- Я знаю! Знаю! - закричал я. - Аллах послал своих ангелов, и они принесли все это в пещеру!
- Похоже, лучшего объяснения мы пока не имеем, - сказал профессор доктор Муд-гиль, - но оно не принимается научной общественностью.
О, как бы мне хотелось поучиться у этого великого человека.
- Я вас поведу в пещеру, - сказал я.
- Если я продам клад евреям, неужели ты думаешь, что Абдалла позволит мне экс-педицию в Кумран? Кроме того, у короля другие срочные дела. Но! Евреи все еще контро-лируют половину территории, где находятся пещеры, и они наверняка поспешили бы ис-следовать их.
Он протянул свою шишковатую руку и погладил меня по голове.
- Вижу, ты хочешь отправиться на раскопки.
- О да, сэр!
- Я начал раскопки мальчиком, - сказал он. - Еще одна маленькая тайна, Ишмаель. Думаю, я кое-что знаю о неолитической стене в развалинах Иерихона. Должно быть, это древнейшая стена в истории цивилизации. У меня была переписка с доктором Катлин Кеньон, да благословит ее Аллах. Она в Лондоне, и она заинтересовалась. Увы, ей пона-добится два или три года, чтобы добыть достаточно средств для организации экспедиции.
- Катлин? Имя женщины-христианки? - резко сказал отец.
- Разумеется, женщины, - ответил Нури Мудгиль, твердо взглянув на моего отца. - Она крупнейший из неевреев археолог, специалист по Палестине и Библии.
Последовало неловкое молчание. Отец старался подавить гнев. Евреи. Женщины. С одной стороны, он хотел связаться с евреями. С другой стороны, он ненавидел то обстоя-тельство, что ни одна арабская страна не купит клад. А что до женщин-археологов... ну, это уж никогда не было частью убеждений хаджи Ибрагима.
- Где же они окажутся? - отрывисто спросил отец.
- В Еврейском университете, где им и следует быть.
- Разве нет арабского музея или арабского филантропа, который бы их купил? Это же арабские находки. Как насчет Рокфеллеровского музея в Восточном Иерусалиме?
- Арабские филантропы, какие есть, делают маленькие взносы в маленькие приюты и вкладывают большие деньги в крупные алмазы. Исламские музеи от Каира до Багдада - это бардак. Я видел, как в Рокфеллеровском музее бесценные, тысячелетней древности кораны рассыпаются в прах из-за книжных червей. Факт то, что одно из лучших собраний исламских древностей находится в Еврейском музее в Западном Иерусалиме.
- Им лишь бы унизить нас, - ответил хаджи Ибрагим.
- Вам ведь вообще не нравится иметь дело с евреями, - сказал профессор доктор Ну-ри Мудгиль. - И я даже меньше нравлюсь вам оттого, что сотрудничаю с ними.
Молчание перешло от неловкого к ужасному, когда в хаджи Ибрагиме боролись чув-ства вины и страха быть заклейменным как изменник.
- Очень трудно иметь дело с евреями в той атмосфере крайней ненависти, которую мы создали, - сказал Нури Мудгиль. Хромой человек развел руки и встал так прямо, как только позволяло его изуродованное тело. - Позвольте мне рассказать вам о том существе, что стоит перед вами, хаджи Ибрагим, и вы больше не будете удивляться.
- Я не хотел вас обидеть, - хрипло произнес отец.
- Я родился таким, каким вы меня видите, - сказал Нури Мудгиль. - Мои мать и отец были близкие родственники, и вот результат. Это бич всего арабского мира. От этого родилось еще миллион таких же кривых тел. Есть они в вашей деревне, хаджи Ибрагим?
Конечно. Губы отца были плотно сжаты.
- Вы пришли ко мне, чтобы разыскать евреев, - продолжал Мудгиль. - А теперь от-носитесь к этому ханжески. Зачем вы пришли ко мне? Чтобы добиться лучшей жизни для этого мальчика, потому что знаете, что если мы последуем за нашими вождями, то вы ум-рете несчастной смертью после несчастной жизни в нищем лагере. Или вы пришли пото-му, что согласились с сирийским премьер-министром, который на прошлой неделе заявил, что для всех палестинцев лучше быть изгнанными, чем согласиться уступить хотя бы дюйм земли? По крайней мере, как он сказал, смертью полумиллиона палестинцев мы создадим мучеников, чтобы еще тысячу лет поддерживать кипение нашей ненависти.
Он повернулся и проковылял обратно в свой кабинет и с одышкой скрючился над столом. Мы с отцом осторожно последовали за ним.
- Сядьте! - приказал он. - И ты тоже, Ишмаель.
- Я был средним из девяти мальчиков, - произнес он таким голосом, словно нас не было в комнате. - Мой отец торговал козами и баранами. Когда мне было четыре года, он посадил меня на мост Алленби нищим-попрошайкой. Будь гордым, сказал он. Нищенство - почетная профессия, и если ты представишь себя достаточным уродом, ни один мусуль-манин не откажется подать тебе милостыню. Милосердие - опора ислама, сказал он. И вот, когда автобус останавливался для осмотра моста, я вместе с дюжиной других нищих, ужасных калек, проникал в этот автобус и хныча клянчил подачку. У меня на лице было полно болячек, так что заработок был ощутимым.
В девять лет я не знал ничего, кроме попрошайничества на мосту Алленби. В том году в Иерихон приехал на раскопки знаменитый доктор Фарбер. Я околачивался побли-зости, стараясь быть чем-нибудь ему полезным, но был настолько болен, что нуждался в госпитализации, иначе умер бы. Когда отец узнал, что доктор Фарбер поместил меня в госпиталь Хадассы, он вытащил меня из палаты, избил до потери сознания и потребовал, чтобы я никогда больше не покидал мост. И тогда доктор Фарбер купил меня за сотню фунтов, и эти деньги ему пришлось одолжить.
Он забрал меня домой, вылечил, научил читать и писать... - Он остановился, борясь со слезами.
- Простите, что обидел вас, - повторил отец.
- Нет, дослушайте до конца. Когда сезон раскопок закончился, я умолил его позво-лить мне остаться и сторожить. И я копал и копал. Все лето я копал, пока не начали кро-воточить руки. Я, Нури, нашел неолитический череп, чудо раскопок! Знаете, что это зна-чило, когда я отдал его доктору Фарберу? Посмотрите на это, - воскликнул он, показывая на дипломы над столом. - Это от Еврейского университета, а теперь вы можете забрать ваше дерьмо и продать его ворам!
Отец кивком велел мне выйти, и я вышел.
- Что я могу сказать? - промолвил Ибрагим.