Заворотный Валерий. Кухтик, или История одной аномалии

   Это было постыдно и глупо. Это было, в конце концов, смешно.
   Все! Сегодня он в последний раз пройдет здесь. И пройдет как нормальный человек, без этих дурацких фокусов. Он просто ступит на эту заваленную мусором дорожку и обычным шагом пойдет домой вдоль обычной помойки...
   "Один, два, три, четыре, пять..."
   Идиотизм. Полный идиотизм!
   "...Двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три..."
   Вы, батенька, в маразм впадаете. У вас, батенька, с мозгами не все в порядке.
   "...Триста одиннадцать, триста двенадцать, триста четырнадцать, триста пятнадцать..."
   Молитесь Богу, уважаемый, что вас никто не видит... Позорище!
   "...Триста двадцать шесть, триста двадцать семь. Стоп!!"
   Вот так, оказывается, сходят с ума...
   Иванов-Бермудянский сделал последний, ТРИСТА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЙ шаг и остановился.
   Этого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда!
   Медленно, пытаясь унять стучавшее в ребра сердце, он повернулся.
   "Спокойно... Только спокойно..."
   Академик несколько раз глубоко вдохнул, сжал пальцы и осторожно, как по минному полю, двинулся назад по узкой тропе.
   Он шел, воровато оглядываясь.
   "...Триста двадцать... триста двадцать три... триста двадцать четыре... триста двадцать семь!"
   Случайно выглянув из окна, заместитель директора Института Пространственных Аномалий увидел у главного подъезда своего шефа. Тот тщетно пытался вскарабкаться по ступенькам. Академика шатало из стороны в сторону. Сделав пару нетвердых шагов, Бермудянский запрокинул голову, взмахнул руками и повалился на землю.
   - Врача! Машину! - заорал заместитель и бросился вниз по лестнице...
   * * *
   - Машина ждет, - сказал секретарь.
   Он повременил, ожидая, не будет ли ещё распоряжений, и исчез, неслышно прикрыв за собой дверь. Микки тяжело поднялся с кресла.
   Все было плохо. Все было очень плохо.
   Первый Демократ вышел из кабинета, миновал приемную, прошагал по длинному коридору и спустился по лестнице. Пройдя через огромный вестибюль дворца, он мельком глянул на охранника, вдохнул прохладный весенний воздух, немного постоял у подъезда и сел в машину.
   Груз неразрешимых проблем давил на Президента одной шестой части суши. Только сегодня утром Микки два часа выслушивал своего Главного Министра, который плаксивым голосом зачитывал ему длинный перечень бед и несчастий.
   Все шло из рук вон плохо.
   Ко всем прежним проблемам прибавилась ещё одна. Возможно - самая опасная.
   Не было согласия между провинциями. Осмелевшие Местные Начальники все чаще намекали, что их провинции хотят жить отдельно. Сами жители в провинциях тоже начали устраивать митинги и требовать отделения. При этом те "как-бы-вроде-страны", где жили чуть лучше других, заявляли, что отделяются, потому что не хотят жить хуже. А те, где жили хуже, заявляли, что отделяются, потому что хотят жить лучше. Местные же Начальники понимали, что сами они, отделившись, будут наверняка жить лучше. Не придется ни с кем делиться.
   Все провинции обвиняли Центральную и вспоминали о том, как Великий Вождь уничтожил тысячи жителей в их городах и селах. Хотя в её селах и городах он уничтожил не меньше.
   Центральная провинция тоже бурлила. Недавно состоялись выборы в провинциальное Народное Толковище. Затея эта поначалу не предвещала никаких осложнений, и Высший Партийный Орган против выборов не возражал. Там, посовещавшись, решили, что одним Толковищем больше, одним меньше - невелика разница.
   Народное Толковище Центральной провинции избрало свой Верхний Совет. И тут начались сюрпризы.
   Председателем Верхнего Совета неожиданно стал Большая Елка. Как это произошло, никто не мог объяснить. Перековщики составляли в Толковище не такую уж большую часть. Но Местные Начальники, уже плохо соображавшие, что происходит, не сумели во-время объединиться и протащить кого-то из своих. Елка же развил бурную деятельность, сплотил перековщиков вокруг себя, задурил Начальникам головы, пару раз грохнул кулаком с трибуны, и те, услышав привычный звук, окончательно растерялись.
   Все это Первый Демократ наблюдал сам, сидя на Толковище Центральной провинции в качестве почетного гостя.
   На пост заместителя Большой Елки выбрали никому не извест-ного провинциального профессора, фамилию которого Микки не запомнил. Сам Елка называл его Булатиком. Никто из Начальников профессора тоже не знал. Но поскольку тот производил впечатление тихого и мирного человечка, многие понадеялись, что он сможет хоть как-то сглаживать Елкины безумства.
   Однако этим сюрпризы не исчерпывались. На том же Толковище, пока Начальники ещё не пришли в себя, Елка протащил решение о выборах Президента Центральной провинции. Причем выбирать Президента предлагалось всем жителям, а не только участникам Толковища. Разумеется, и снять его в случае чего те не смогли бы.
   Было совершенно ясно, что Елка сам постарается стать Президентом. Получить такой подарок никому не хотелось. Местные Начальники, и без того волком смотревшие на Первого Демократа, теперь совсем потеряли голову. Высший Партийный Орган, срочно созванный по случаю выборов, повелел лечь костьми, но не допустить Елку к власти. На Микки вылили ведро помоев. Единственным, кто защищал его, был Старый Друг. Даже Консенсус быстро переметнулся на другую сторону.
   По решению Высшего Органа Микки приказал стать кандидатом в президенты Центральной провинции своему Главному Министру. Тот похныкал, но согласился. На пост заместителя президента выдвинули одного из генералов. Он должен был ездить вместе с министром по стране, выступать вместе с ним на митингах и следить, чтобы тот не расплакался на трибуне.
   Но выбор оказался неудачным. Елка, недолго думая, тоже взял себе в заместители генерала. Бравый вояка, которого звали Усач и который кроме роскошных усов имел ещё голосище под стать своему шефу, понравился жителям больше, чем генерал Главного Министра. Да и сам министр по сравнению с Елкой выглядел хиловато.
   На предвыборные митинги собирались толпы народа. Повсюду пестрели плакаты и лозунги. Жители устраивали шествия, размахивали флагами и несли транспаранты со словами: "Большой стране - Большую Елку!"
   В результате Начальники проиграли.
   Елка стал Президентом.
   * * *
   Сидя в машине, по дороге на дачу, Микки листал свой очередной доклад. Завтра ему снова предстояло выступать. Но на сей раз не на Толковище и даже не на партийной конференции. Высший Орган постановил созвать в столице внеочередной Партийный Сходняк. Обычно такие сходняки устраивались раз в пять лет. Но теперь ситуация изменилась. Окончательно измученные перековкой Местные Начальники забросали Высший Орган письмами. Они требовали немедленно созвать всех в столицу и разобраться с тем, что происходит в стране. Предлагалось также вызвать на сходняк Елку и приструнить его. Как-никак он был не только Президентом Центральной провинции, но и членом партии, а стало быть, в первую очередь подчинялся ей. Полез же Елка в президенты не только не по приказу Высшего Партийного Органа, а вопреки его воле. Такие шутки не прощались никому.
   Представив себе, что ждет его завтра, Микки закрыл глаза...
   Машина пронеслась по столичным улицам, выехала на загородное шоссе, свернула к большому лесу, миновала несколько постов охраны и, скрипнув тормозами, мягко остановилась.
   Первый Президент разлепил сомкнутые веки и увидел стоя-щую рядом с машиной жену. На Рикки было новое платье.
   - Ну, как дела? - спросила она, помогая ему выбраться наружу.
   - Послушай, - устало сказал Микки, - у нас выпить ничего не найдется?..
   * * *
   Партийный Сходняк шумел третий час подряд. Во всем, в чем можно было обвинить Первого Демократа, его уже обвинили. Во всем, в чем нельзя, тоже.
   Микки глядел в бушующий зал и считал про себя: "Раз, два, три..." Досчитав до тысячи, он начинал сначала. Когда-то же Начальники должны были устать.
   Но они не уставали. Трибуна сотрясалась от грохота кулаков...
   Микки видел сидящих в зале министров, которых тоже вытащили сюда, чтобы те могли наблюдать показательную порку. Зрелище производило на них сильное впечатление.
   Главный Министр тихо скулил в углу. Министр внутренних дел - третий, которого он уже назначал на этот пост, - сидел, подергивая большими ушами, без конца вытирал платком лысину и согласно кивал каждому новому оратору. Фамилия его была Пугач. Сейчас сам он был запуган до полусмерти.
   Министр по слежке за жителями - некий Крючок, регулярно писавший доносы на своего предшественника и наконец получивший его место, что-то строчил в блокнотик. Он вытягивал шею, зыркал по сторонам и всем своим видом выражал полное одобрение всего чего угодно.
   И только новый министр финансов - толстый, благодушный и вечно пьяненький Павлуха, - как ни в чем не бывало, развалился в кресле, время от времени громко пукал, громко же - на весь зал - извинялся и делал вид, что ни хрена не понимает.
   Микки уже дважды приходилось выходить на трибуну и объяснять свое поведение. Он признавал ошибки, осуждал промахи, соглашался с критикой, обещал исправиться и больше всего жалел, что забыл дома свою старую дудку. Впрочем, сейчас она ему вряд ли бы пригодилась. Сходняк жаждал крови.
   И тут Первому Демократу неожиданно помог Консенсус, который до того активно поддержал Местных Начальников, выступил с обличительной речью и призвал Микки покаяться. Теперь Консенсус во второй раз попросил слова и напомнил присутствующим, что им предстоит разобраться ещё с одним вопросом, а именно - с поведением Большой Елки.
   В ту же секунду Микки оставили в покое. Елка был более лакомым куском. Кроме того, он имел наглость не явиться на открытие сходняка и сообщил по телефону, что задерживается, решая какие-то свои, президентские дела.
   Начальники стали судить отступника заочно. Все те же ораторы повторили все те же обвинения, только теперь уже по новому адресу. Они трудились целый час, сменяя друг друга. Когда очередной обвинитель выдохся, на трибуне появился Лихач.
   Он начал издалека.
   - Друзья! Уже седьмой год страна живет в условиях так называемой перековки. Я вынужден признать, что сам был одним из тех, кто вначале поверил в благие намерения авторов этого начинания и их, с позволения сказать, друзей... - Лихач многозначительно посмотрел в сторону президиума, где рядом с Микки сидел Старый Друг. - И что же мы видим теперь? Борьба за трезвость, друзья мои, единственное наше достижение, и та была искажена, извращена, изменена, измельчена, истолчена, изговня... В общем, лишена своего прогрессивного смысла. Но этого нашим перековщикам и их друзьям показалось мало. Особенно - их друзьям... Они затеяли пагубную игру в так называемую демократию. Что это такое, не было известно никому, кроме их самих и их друзей. Особенно - их друзей... Народ в лице своих начальников решительно отверг чуждое начинание, поддержанное разве что кучкой отщепенцев и их друзьями. Особенно - их друзьями...
   Лихач перевел дух. Зал благоговейно молчал.
   Неожиданно за спинами сидящих раздался громкий стук. Все обернулись. В проходе у раскрытых дверей стоял Большая Елка.
   Седой великан с перебитым носом спокойно прошел между рядами кресел, поднялся на сцену, приблизился к трибуне и остановился возле нее. Лихач попятился, отпрыгнул назад, прошмыгнул за его спиной, споткнулся о ступеньки, скатился вниз и быстро пополз к ближайшему свободному креслу.
   - Значит, так, - произнес Елка в полной тишине. - Вы тут можете базлать, коли делать нечего, а у меня - дела. И насчет партии особенно не беспокойтесь. Мне это теперь без надобности. Вот - билетик возьмите.
   Большая Елка вынул из кармана партийный билет и положил его на стол президиума.
   - Ну, все, ребята. Покедова! - сказал он. - Я работать пошкандыбарил.
   Великан протопал по сцене, спустился в зал и пошел обратно к дверям. Проходя мимо съежившегося Лихача, он на секунду остановился и ласково сказал ему:
   - А ты, чмо, сиди, не чирикай. Голосишко надорвешь.
   Елка фыркнул и двинулся дальше. Двери за его спиной захлопнулись.
   Спустя час Первый Демократ сидел в своем кабинете, тупо глядя в окно и прижав ладони к пульсирующим вискам. То, что началось на Толковище после ухода Елки, ему вспоминать не хотелось. До сих пор он только однажды видел такое - когда сам вытащил Елку на заседание Высшего Партийного Органа, где того мордовали столичные начальники под руководством Лихача. Теперь Микки испытал все это на своей шкуре.
   Но ему предстояло испытать ещё кое-что.
   Первый Демократ тер виски ладонями, пытаясь не смотреть в сторону дверей кабинета. Сейчас они должны были открыться и в них должен был появиться Старый Друг, которого Микки только что вызвал.
   Он не испытывал желания кого-то вызывать и вообще кого-либо видеть. Но желание его не имело значения. Его обязали вызвать.
   Старый Друг вошел и остановился на пороге.
   - Вот... - сказал Микки и замолчал.
   Никакой реакции не последовало.
   - Вот, значит. Такие вот дела...
   Старый Друг не хотел ему помогать. А мог бы и помочь. По старой дружбе.
   - Ну, в общем, сам знаешь... Надо тебе... того... на время... пока не уляжется... Понимаешь?
   Ответа он не дождался.
   - Словом, я пока тут один, без тебя... А ты... Ты это... Звони...
   Больше говорить было нечего. Старый Друг постоял, потом медленно подошел к столу.
   - Хочешь, я скажу тебе кое-что? - спросил он. - Всего три слова?
   Микки опустил голову.
   Друг наклонился к нему и сказал всего три слова. В последнем слове было всего три буквы.
   - Зря ты так, - сказал Старый Друг...
   * * *
   Друг Беня записался на прием к другу Кириллу.
   Друг Кирилл, несмотря на занятость, принял друга Беню.
   - Здравствуй, - сказал Беня, войдя в кабинет Председателя Народного Совета города Лукичевска.
   - Бенька! Охламон! Это ты? - Кирилл поднялся, обогнул председательский стол и подошел к нему. - Объявился!
   - Объявился, - сказал Беня.
   - Ну что? Поцелуемся, что ли?
   - Я вообще-то не Предводитель... Но давай поцелуемся.
   Они обнялись, потом сели рядом у длинного стола, примыкавшего к председательскому.
   - Чаю хочешь? - спросил Кирилл.
   - А у вас тут и чай дают?
   - Дают, дают.
   Председатель Совета вызвал секретаршу. Молоденькая девушка заглянула в кабинет, кивнула, исчезла и через минуту вернулась, неся поднос, на котором стояли два полных стакана и блюдце с пе-ченьем. Поставив поднос на стол, она снова кивнула и снова исчезла.
   - Жанночку из второй лаборатории помнишь? - спросил Кирилл, указывая на дверь. - Вот теперь здесь работает.
   - Так ты скоро весь институт сюда перетащишь, - поддел его Беня.
   - Я не перетаскивал. Сама попросилась. У вас же там сокращения.
   - Угу, - сказал Беня и взял с блюдца печенье.
   Друзья посидели молча и попили чаю.
   - Ну, и как ты тут?.. - спросил Беня, прервав молчание.
   - Как видишь.
   Беня оглядел кабинет.
   - Красиво... Солидно, во всяком случае.
   - Слушай... - Кирилл Рогозин отставил стакан. - Будешь издеваться - по шее получишь.
   - Демократическое начальство не должно бить демократическую общественность, - резонно заметил Вениамин Шульман.
   - Поговори, поговори...
   - Слушай, а если по-честному - не скучно тебе, Кир?
   - Скучно? - Кирилл отодвинул стакан.
   - Ну, я хотел спросить...
   - Не крути хвостом... Ты хотел спросить: не противно ли?
   Беня пожал плечами.
   - Противно, Беня, противно. Еще вопросы есть?
   - Не сердись, Кир. Я ж ничего такого... Я просто о том, что политика ведь. Грязи небось полно.
   Председатель Народного Совета опустил глаза, скрипнул зубами и перестал быть похожим на Председателя Народного Совета.
   - Чистенькие вы наши...
   - Ну, Кирилл! - Беня тронул его за плечо.
   - Грязи, говоришь, много? Ну, давай, давай!..
   - Кирилл!
   - Что - Кирилл?.. Ты говори, говори. Не стесняйся... Ну, скажи, что мы скоро на партийцев станем похожи. Так?.. Про грязь мне расскажи, про власть... Я ж ничего этого не знаю.
   - Да я... - Беня развел руками.
   - Ты, чистенький мой, думаешь, что дружок твой в спасители Отечества поиграть решил? Поспасает, поспасает, а потом - машина, квартирка, дача в Малой Лукичевке... Так?
   - Брось, Кирилл. Ты чего?
   - Погоди.
   Председатель Совета поднял голову и несколько секунд внимательно смотрел в потолок.
   - Кир, ну чего ты завелся! - протянул Беня. - Ну я ж ничего такого не говорил... Я к тебе вообще за другим пришел. Ну, чего ты, правда?
   - Все! - сказал Кирилл. - Все... Проехали...
   Он взял со стола стакан. Лицо его постепенно разгладилось.
   Беня сидел, не зная, как продолжить разговор. Но Кирилл уже пришел в себя и, как ни в чем не бывало, пил чай. Только щеки его были чуть бледнее, чем следовало.
   - Ну, валяй. Чего там у тебя? Фонды клянчить небось послали? Так нет у меня фондов. Печенье вот есть, а фондов нету. Трескай лучше печенье. Оно вкусное.
   - Кирилл, послушай. Я серьезно. У меня дело.
   Беня поерзал на стуле и огляделся по сторонам.
   - Микрофоны ищете, дяденька? - ухмыльнулся Председатель Совета. Стр-р-рашную тайну сообщить пришли? Бермудян-ский наш туннель в Америку роет? Так мы это чичас пресекем. Где тут у нас маузер?
   - Кир, не дури! Выслушай.
   Кирилл был уже прежним Кириллом.
   - Слухаю, товарищ Шульман. - Он заложил большие пальцы за лацкан пиджака. - Р-р-революцию будем делать? Отлично? А Бермудяшку возьмем в компанию? Я бы рекомендовал. Архинадежный товарищ! Ученый, правда. Но это ничего. Перевоспитаем.
   - Кир, я серьезно!
   - Ладно, ладно. Все. Слушаю.
   - Значит, так, - начал Беня. - Ты игры с аномалией помнишь?
   - Ну, помню. А что, старикан все ещё не успокоился?
   - Не успокоился.
   - Шизофрения, значит, - задумчиво сказал Председатель.
   - Помолчи, Кирилл. Здесь не до шуток. Она есть.
   - Кто? Шизофрения?
   - Аномалия.
   Кирилл Рогозин отодвинулся от стола.
   - Беня, ты меня не пугай.
   - Вот что, - сказал Беня. - Я тебя выслушал. Теперь ты послушай... Бермудянский месяц уже в больнице - сердце прихватило. Я у него был, и он мне рассказал о своем очередном приключении на свалке. Ну, помнишь, насчет этой истории с шагами... Так вот. Я компьютерщик, Кирилл. В ваших делах не разбираюсь. Но когда-то тоже там пошагал. Был грех. Два раза что-то получилось - я тебе рассказывал... Потом её, свалку, мерили, ползали по ней, но ничего не нашли. Все, естественно, решили, что у старичка крыша поехала. Эксперименты свои он втихаря проделывал. Там вообще мало кто ходит... Потом несколько лет все спокойно было. А вот теперь - снова.
   - Что - снова? - спросил Кирилл.
   - Уменьшилась она. Вот что.
   - В каком смысле?
   - В прямом. Только не смотри на меня как на идиота.
   - Я не смотрю, - сказал Кирилл.
   - В общем, количество шагов меньше. Ну, и времени, естественно, меньше тратишь. Где-то секунд на тридцать. Я замерял.
   - И что?
   - Это я тебя хочу спросить - что?
   - Беня, я в эти бермудские штучки не верю.
   - Я тоже. Но это так. Хочешь - пойдем со мной. Сам убедишься.
   - У меня, Бенечка, дел по горло. И кроме того, это не эксперимент. Фокусы это. Шаги... Фуфло какое-то... Не сердись только. Ты же сам говоришь - измеряли, ничего не нашли.
   - Она периодически появляется. Понимаешь - периодически!
   - Хорошо, хорошо. Появляется. Допустим. Только не нервничай... Там кто-нибудь кроме вас с академиком что-нибудь замечал?
   - Да я ж говорю, там почти никто не ходит. Два-три человека только. А после того как этот кооператив дурацкий устроили, и вообще проход закрыли. Подъезд-то - с другой стороны. И дорога к главному входу - сбоку.
   - Значит, никто-никто?
   - Вообще-то есть один парнишка. Кухтик такой. Может, помнишь? Вы виделись, кажется.
   - Кухтик?.. Не помню. Он откуда?
   - Да он в мастерских работает. Славный такой пацан. Ему Бермудянский в свое время мозги запудрил.
   - А ему-то зачем?
   - Ну, откуда я знаю?
   - Так он что, тоже там шагал?
   - Шагал.
   - Интересно...
   - Кирилл... - Беня заглянул в глаза Председателя. - Ты только скажи мне, в принципе такое возможно? Ну - в принципе?
   - В принципе возможно все, - сказал Кирилл. - Только я бы советовал тебе выбросить это из головы. Свихнешься... Нет там ничего. Нет.
   - А если есть?
   - Что? Провал во времени? Бермудская дыра имени академика Иванова?
   - Хотя бы.
   - Вот что, Беня... Предположим на секунду, что и я сошел с ума. Предположим, я поверил, что вы с вашим другом проскакиваете эти чертовы шаги. Допустим, что времени там нет, как учит нас товарищ Бермудянский. Но это же проверить легко, старичок.
   - Как?
   - О Господи! Далась тебе эта дыра... Ну, хорошо. Вот ходите вы там втихаря друг от друга, вот проваливаетесь вы в нее, потом выскакиваете. Так?
   - Так.
   - Время у вас там отсутствует?
   - Допустим.
   - Бред какой-то... Ладно, пусть отсутствует... Но здесь-то, снаружи оно, слава Богу, ещё есть?
   - И что?
   - А то. Поставь ты господина Бермудянского или этого твоего Кухтика у вашей помойки, а сам прошагай через свою аномальную дыру. Как думаешь, что он увидит?
   - Ну...
   - У тебя часы меньше времени покажут? Меньше. А у него - нет. Где ты это время для него будешь?.. А нигде! Помнишь, как в сказочках про Бермудский треугольник самолетики исчезали, а потом появлялись? У них, кажется, тоже часики отставали? И никто их в это время не видел. Так вот и твой дружок тебя не увидит. Ты-то попадешь в свою аномальную дыру и мгновенно вынырнешь. В ноль секунд, как говорил один мой приятель. А у наблюдателя, что в сторонке стоит, часики-то все это время тикать будут... И будет он все это время смотреть - где там мой Беня? А Бени и нет. Исчез... Шапочка-невидимка такая получится над вашей аномальной дырой...
   - По-хо-же, - протянул Беня.
   - Похоже, похоже, старичок. Только народу много не приглашай на свой эксперимент. А то засмеют.
   - Не веришь? - спросил Беня.
   - Не верю, - сказал Кирилл. - Но тебя, дурака, все равно люблю. Ты б заходил чаще. А то ведь я скоро обюрокрачусь, сам понимаешь. Продам идеалы демократии за начальское кресло.
   - Ну зачем ты, Кирилл... Ну, брось!
   - Бросил, бросил... Спасибо тебе, старичок, что зашел. А сейчас у меня совещаловка будет. Прости... Привет там передай Бермудянскому. И этому твоему - как его? - Кухтику...
   * * *
   Кухтик стоял в очереди. В руках он держал несколько маленьких квадратиков бумаги. На одном было написано: "Крупа", на другом: "Раст. масло", на третьем: "Мыло". Были и другие надписи. На всех листочках стояла одинаковая лиловая печать. Это означало, что талоны у Кухтика настоящие и вполне законные. Он мог смело отоварить их, если, конечно, сегодня на его долю хватит мыла, крупы и раст. масла.
   Однако сегодня, судя по настроению очереди, ему могло не хватить.
   - С вечера как завезли, так и держат, - сказала старушка в черной кофте, стоявшая перед ним. - Чего держат? Промеж собой небось делят.
   - Надо бы к ним в подсобку человека поставить, - предложил стоявший за Кухтиком мужчина с большой сумкой в руках.
   - Ага, поставишь. Как же! Так они тебя и пустили, - усомнился кто-то сзади.
   - А ещё вон без очереди полно подходит. Лучше бы здесь кого поставить, чтоб не лезли, - сказала старушка, оглянувшись на Кухтика.
   Кухтик на всякий случай приподнял руку с талонами. Так, чтобы старушка их видела.
   - Не, не отоварят, - сказал мужчина с сумкой. - Сегодня точно не отоварят. Надо с утра занимать.
   Очередь заволновалась. Спереди и сзади послышались раздраженные голоса. Кто-то призвал всех лучше следить друг за другом, чтоб не было путаницы. Несколько человек собрались в кружок и стали решать, что делать. Посовещавшись, решили послать представителей к директору магазина. Идти вызвались мужчина с сумкой и две женщины из самого конца очереди.
   - Если что, я за вами стоял, - строго предупредил мужчина Кухтика.
   Кухтик поклялся, что запомнит его.
   - Ну вот, теперь жди ветра в поле, - сказал стоявший сзади длинный веснушчатый парень после того, как представители скрылись за дверью. - Себе ухватят и тю-тю...
   - Список надо завести, по списку чтоб отоваривали. Тогда жуликов не будет, - сказал низенький толстый человек, стоявший перед старушкой.
   - Вон идут оне! - Старушка указала пальцем на дверь.
   Представители вышли и оповестили всех, что можно расходиться по домам.
   Крупы, мыла и раст. масла сегодня Кухтику не досталось. Он пошел домой налегке.
   Дома было тихо. Из приоткрытых дверей Колькиной комнаты чуть слышно доносилась музыка, которую передавали по телевизору, когда диктор рассказывал про погоду.
   Кухтик повесил на вешалку куртку, снял ботинки, надел рваные тапки и пошел к себе. Войдя в комнату, он увидел сидевшего там Беню.
   - Привет, - сказал Кухтик. - Ты как здесь оказался?
   В ответ Беня, не говоря ни слова, взял его за руку и потащил назад.
   - Ты чего? - удивился Кухтик.
   - Пошли, пошли, - зашептал Беня. - Я тебе все объясню.
   - Погоди. Куда идти-то?
   Кухтик остановился в коридоре, возле вешалки.
   - Во двор, - тихо сказал Беня. - Одевайся, Кухтик. Пожалуйста.
   Кухтик нехотя снова начал одеваться. Ему не нравились всякие неожиданности. И голос Бени ему сегодня тоже не нравился.
   - Что случилось-то? - спросил он, спускаясь по лестнице вслед за гостем. - Сейчас вон дождь пойдет.
   - Ничего, успеем, - сказал Беня, не оборачиваясь.
   Они вышли из подъезда.
   - Послушай, Кухтик... - Голос у Бени звучал и впрямь как-то странно. Есть к тебе просьба. Только не задавай никаких вопросов. Я все после объясню... В общем, мы сейчас к свалке пойдем. Ты там постоишь и посмотришь. А я пойду дальше. Ладно?
   - Куда посмотрю? - спросил ничего не понимающий Кухтик.