— Что-о? Это он? — лицо отца вытянулось, глаза тут же налились кровью, как у быка. Он, несмотря на свой маленький рост, тут же набросился на Сергея, схватил его за грудки, стал трясти. — Да я тебя, падлюку сейчас жизни лишу!
   Сергей одним движением оторвал его руки от своей груди, оттолкнул пьяного старика от себя. Но Лерин отец наскочил снова.
   — Леру позовите! — попросил Тамару Алексеевну Моисеев, отмахиваясь от настырного старика.
   Но мать вдруг распахнула входную дверь и отчаянно завопила на весь подъезд:
   — Спасите — помогите, убивают!
   Лерин отец умудрился заехать Сергею по носу, и у Моисеева пошла кровь.
   — Да уберись ты! — прикрикнул на отца Сергей, толкнув его снова. На этот раз старик упал на пол.
   — Ай, убивают! — еще истошней завопила Тамара Алексеевна.
   Дверь напротив открылась, и в проеме показалась широкая физиономия здорового мужика.
   — Тамара, что случилось? — поинтересовался мужик, не выходя за порог своей квартиры.
   — Ворвался вон, бандит, который Лерку мою чуть не убил! Помоги, Саня! — попросила Тамара Алексеевна.
   — Щас, оденусь только, — сказал Саня, прикрывая дверь.
   Сергей понял, что пора убираться, пока Саня не оделся и не ввязался в драку. В это мгновение в коридоре появилась Лерочка в домашнем халате.
   — Что вы орете, как сумасшедшие? Я только заснула. — она увидела Сергея с разбитым носом. — Что произошло?
   — Лерочка, это тебе. Выздоравливай поскорей, — Сергей поставил на пол пакет с фруктами и быстро вышел, прикрыв за собой дверь. Он сбежал по лестнице, прикрывая нос ладонью. Вышел во двор, тяжело вздохнул, глянув на Лерины окна. Закинул голову, пытаясь остановить кровотечение.
   “Черт, ну что это за жизнь! Только, понимаешь, влюбился в девушку! И вот тебе на! — родители ненавидят лютой ненавистью, с кулаками бросаются, соседей на помощь зовут! И ведь ничего им не объяснишь, никак не договоришься! Даже слова сказать не дают!”— горестно думал Сергей, глотая соленую теплую кровь.
   Скоро кровотечение остановилось, и он пошел со двора, стараясь не думать о том, какой у него теперь замечательный видок: опухший нос, красные руки и запекшаяся в ноздрях кровь. Вышел на улицу, зашагал своей дорогой.
   — Сергей! — услышал он знакомый голос и обернулся. Лера успела переодеться. Теперь на ней было джинсовое платье, на голове шляпка. Застарелые желтые синяки все еще не прошли, и лицо было припухшим. — Подожди меня!
   Моисеев побежал ей навстречу, обнял крепко, прижал к себе.
   — Лерочка! Что же ты…? Тебе нельзя. У тебя постельный режим.
   — Я с тобой пойду, — сказала Лера.
   — Как же родители? Они меня на порог больше не пустят.
   — Я с тобой пойду, — упрямо повторила Лера.
   — Ну, хорошо. Поедем ко мне, — согласился Моисеев. — Только обещай мне, что будешь соблюдать постельный режим.
   — И ты тоже обещай, — неожиданно рассмеялась Лера.
   Обнявшись, они пошли по улице. Прохожие на них оборачивались.
   Краем глаза Сергей заметил, что к ним наперерез направляется милицейский наряд.
   — Московская милиция. Ваши документы, пожалуйста, — дежурно козырнул сержант.
   Моисеев полез в карман, достал карточку охранника. Милиционер долго ее тщательно изучал, назад Сергею не вернул.
   — А у девушки? — спросил он.
   — Я с собой ничего не взяла, — испуганно сказала Лера.
   — В таком случае, придется пройти в отделение, — устало сказал милиционер.
   — Мужики, давайте без этого обойдемся, а? Я сам бывший мент, — начал было Сергей.
   — Вы на себя в зеркало смотрели? Лицо свое видели, нет? Где и с кем подрались? Девушка у вас тоже избитая. Он вам кто, муж? — спросил милиционер.
   — Жених, — пролепетала Лера, глядя на Сергея.
   — Мужики, ну я вас по-человечески прошу! Семейная драма. Мы сами во всем разберемся, — попытался объяснить Моисеев.
   — Все понятно, — кивнул сержант. — Давайте без препирательств в отделение, там мы про все ваши семейные драмы и расскажете.
   Сергей вздохнул, поняв, что договориться не удастся. Он обнял Леру.
   — Ты не бойся, все будет нормально, — прошептал он на ухо девушке. — Быстро отпустят.
   Они двинулись за сержантом по улице, сзади шествовал второй милиционер с автоматом на плече.
   Лариса стояла перед зеркалом в длиннополой норковой шубе. Она поворачивалась то передом, то боком, то спиной, гладила мягкий мех, любовалась собой, восхищенно цокая языком. Сунула руки в карманы, достала из правого узкий кожаный футляр. Щелкнула замком. В футляре оказалась ручка “Паркер” с золотым пером. “Такая, наверное, тысячу долларов стоит, — подумала Лариса, разглядывая ручку. — А сколько стоит шуба — подумать страшно. Вот у Алиски мужики так мужики, нечего сказать!”
   Открылась входная дверь, вошла Алиса.
   — Подруга, ты где? — позвала она Ларису. — Володя звонил?
   — Скоро будет.
   Лариса выпорхнула из комнаты в шубе.
   — Ну как? — спросила она Алису.
   — Классно! Откуда это? — нахмурилась Алиса. — Посыльный?
   — Да, — кивнула подруга.
   — Черт, я же просила! — Алиса скинула туфли прошла в комнату, — Сейчас я им позвоню, я им устрою!
   — Погоди-погоди, ты чего вдруг завелась? Это же тебе подарок. И “Паркер” еще. На туалетном столике лежит.
   — “Паркер”? — Алиса прошла к столику, открыла футляр, глянула на ручку. — Нет, русского языка он, видимо, не понимает! Ну, они у меня еще попляшут, сволочи!
   Лариса замерла, ничего не понимая, скинула с себя шубу, аккуратно свернув, положила ее назад в коробку.
   Алиса лихорадочно набирала номер.
   — Твой посыльный меня тут чуть не изнасиловал, — сказала Лариса, усмехнувшись. — Говорил, хозяйка всем дает.
   — Кирилл? — удивилась Алиса. — Черт, занято у них!
   — Не знаю, — пожала плечами Лариса. — Лет сорока. Здоровый мужик. Как прижал к стенке. Вон шапочка осталась, — она кивнула на кепку с вышитым кенгуру.
   — Нет, это не Кирилл. Другой. Кирилл совсем еще пацан.
   — Да-да, точно, — закивала Лариса. — Он говорил — напарник. Ты с этим пацаном спала?
   — Было дело, — вздохнула Алиса, снова принялась набирать номер. — Мужик этот на тебя набросился, что ли?
   — Как конь. Еле отвертелась. Твоей шпилькой ему по лбу заехала, тогда только успокоился.
   — Они там все маньяки, наверное. Ну, никак не дозвониться! — Алиса швырнула трубку.
   — А шуба от кого? — поинтересовалась Лариса. — Еще один…?
   — Поклонник. Мне бы его хоть краем глаза увидать. Судя по всему, какой-то странный тип. Ручка, кстати, для Володи предназначена. Мой поклонник дарит моему мужику подарки, маразм!
   — Да, нехилый у тебя поклонник, — задумчиво сказала Лариса. — Действительно, странный.
   Раздался звонок в дверь.
   — Черт, это Володя! я еще не одета! — встрепенулась Алиса. — Коробку убрать надо! — она засуетилась, раздвинула дверцы встроенного шкафа, Лариса подтащила к нему коробку с шубой, вдвоем они засунули ее внутрь.
   — Подруга, ты слишком много знаешь. Я тебя умоляю, молчи! — попросила Алиса, направляясь к входной двери.
   Владимир Генрихович был с букетом роз. Он обнял Алису. Она его крепко поцеловала.
   — Я так соскучилась!
   — Я тоже, — улыбнулся Владимир Генрихович. — Ты еще не одета? Сейчас-сейчас, я быстро. Мне Лариска такое платье сшила — отпад! — Алиса схватила платье, сумку, убежала в другую комнату.
   Владимир Генрихович вошел в спальню.
   — Здрасьте, — смущенно поздоровалась Лариса.
   — Добрый день. Ну что, как у вас, Лариса, дела? — поинтересовался директор.
   — Какие наши дела? — вздохнула Лариса. — Это у вас дела. А мы трудимся. Утюгами торгуем.
   — Тоже неплохо. Если хотите, можете ко мне в супермаркет небольшую партию завести. У меня район большой, богатый. Такие товары хорошо идут, — Владимир Генрихович протянул Ларисе визитную карточку. — Звонить лучше с утра. А потом я в бегах.
   — Спасибо, поблагодарила Лариса, пряча карточку в сумку.
   Взгляд Владимира Генриховича упал на туалетный столик.
   — Ух ты, настоящий “Паркер”! — сказал он восхищенно.
   — Ой, Алиса вам сюрприз сделать хотела, а не получилось. Тоже мне, конспираторша, — оставила на самом видном месте! — покачала головой Лариса.
   — Классный подарок. Лучше не бывает.
   В спальне появилась Алиса. Она была в вечернем платье, на шее — полупрозрачный лиловый шарф. Губы ярко накрашены.
   — Потрясающе! — Владимир Генрихович выставил большой палец. — Ты неотразима! Пусть хоть один мужик сегодня на тебя посмотрит — зарежу! — последнее слово он произнес с кавказким акцентом. Владимир Генрихович подошел к Алисе, поцеловал ее в щеку. — Большое спасибо за подарок.
   — За какой подарок? — не поняла Алиса, несмотря на то, что Лариска делала ей за спиной Владимира Генриховича знаки, показывая на туалетный столик с футляром.
   — За “Паркер”, — директор продемонстрировал ручку.
   — А, это… — сказала Алиса. — Да, это тебе любимый. С днем рождения!
   — Не получилось сюрприза, — констатировала Лариса. — Ну ладно, вы тут собирайтесь, а мне пора, — на прощание она хитро подмигнула подруге.

Пистолет Макарова

   Был поздний вечер. На заасфальтированной площадке рядом с супермаркетом тусовалась молодежь. Парни и девчонки катались на роликовых коньках. Ездили “змейкой”, с воплями и визгом прыгали со ступенек лестницы. Был сооружен небольшой трамплин из обитой железом двери и положенных на бок стоек ограждения. “Роллеры” разгонялись и, поджав ноги, взлетали в воздух, вызывая восхищение и зависть даже у взрослых, которые шумными компаниями сидели под зонтиками летнего кафе.
   Начальник службы безопасности Кулаков вышел через проходную заднего двора, обошел супермаркет, попутно оглядывая двери и огромные толстые стекла, поблескивающие в темноте. Вечером он выпил лишнего и не рискнул сесть за руль своего “Фольксвагена”. Впрочем, сейчас было самое время слегка проветриться, прогуляться, прийти в себя. Обэповская проверка его, конечно, мало тронула, но после нее атмосфера в супермаркете накалилась до предела. Директор с замом начали цапаться по пустякам, видимо, что-то не поделив или о чем-то не договорившись. Они по очереди, то один, то другой “наезжали” на Кулакова. Говорили, что грош цена его славному ментовскому прошлому, если он ни черта о предстоящей проверке не знал. Интересно, кто же ему такое скажет? Раньше и не было такого отдела — ОБЭП. ОБХСС был, так они за социалистическую собственность боролись. А теперь каждый за себя бороться должен. Береги карманы, как говорится. С Кулакова требовали безупречной работы службы, стопроцентной поимки “мойщиков”. Говорили, что из-за воровства несут большие убытки. Ловит он их, ловит. Как миленьких ловит. А даже когда и не ловит, они сами с повинной идут. Смешные люди! Вот на прошлой неделе профессор попался. Зашел в отдел игрушек и утянул прямо с прилавка надувного крокодила. И ведь как утянул — никто ничего не заметил! Потихоньку выпустил из крокодила воздух, сунул его за пазуху и был таков! Через час жена его пришла, принесла ворованного крокодила. Вся красная, нервничает, волнуется, говорит, муж у нее настоящий клептоман. Куда бы ни пошли: в гости, в магазин, на банкет, в театр — хоть ложку, хоть кусок сахару, но обязательно прихватит. Никак не может с собой совладать. А ей потом ходи и извиняйся. Каких же он там наук профессор? Филологических, кажется. Интересно, а у своих студенток он лифчики ворует?
   Кулаков улыбнулся. Не верил он ни в какие там “воровские” болезни. Все это от лукавого. Человек — он или вор, или не вор. Третьего не дано. Большая часть населения, конечно, воры, потому что с малолетства приучена к тому, что взять чужое вовсе не грешно, а, может, даже и престижно. Никто тебя за это к позорному столбу не поставит, потому что у самих рыльце в пушку…
   “Вот поганцы, стойки ограждения приспособили! — подумал Кулаков, глядя, как взлетают в воздух на роликах подростки. — Им только дай волю, весь магазин по камешкам разнесут.”
   Среди роллеров он заметил знакомого “мойщика” из Анькиной компании. Кулаков остановился чуть поодаль от подростков, закурил сигарету, и стал за ними наблюдать.
   — Боря, — позвал он негромко, когда парень, сделав очередной прыжок, разгоряченный и красный, проезжал мимо.
   Парень притормозил, всмотрелся в лицо Кулакова.
   — А, здрасьте, — кивнул он. — Нравится?
   — Очень, — соврал Кулаков. — Ты просто ас! Долго учился?
   — Ролики — плевое дело, — презрительно сморщился Боря. — В этом году на коньки встал.
   — Не может быть! — притворно удивился Кулаков.
   — Я вот скоро на “тачке” научусь, — похвастался Боря. — У вас какая машина?
   — Фольксваген “Пассат”. Да она у меня старенькая, как вы там говорите? — отстойная.
   — А у моего отца “Дэу”. Только он ни фига не дает поучиться. Боится, что я куда-нибудь въеду или с пацанами без его ведома кататься начну.
   — Правильно боится, — кивнул Кулаков. — Вы вон из стоек трамплин себе сделали, а ведь на место потом не поставите. Как пить дать не поставите!
   — Да ладно, поставим мы. Я ребятам скажу, — сказал Боря и уже собрался отъехать от Кулакова, но начальник службы безопасности его остановил.
   — Слушай, вообще-то я тебя могу вождению поучить. Знаешь, какой у меня водительский стаж? Тридцать лет, считай. Я вижу, ты парень смышленый. Быстро научишься.
   — Правда? — обрадовался Боря. — А когда?
   — Завтра часам к восьми подъезжай с заднего двора, там где проходная. Минут сорок порулишь.
   — Все, заметано! Четко буду.
   — Да, вот что, — Кулаков сделал небольшую паузу, вглядываясь в горящие глаза подростка. — Вы тут постоянно тусуетесь?
   — А то! Каждый вечер. Иногда до ночи, часов до двенадцати, пока “шнурки” спать не загонят.
   — “Шнурки”— это…?
   — Предки, — усмехнулся Боря.
   — Ну и народ постоянный вы тоже знаете? Пьянчуг всяких там, бомжар?
   — Конечно, они тут все — постоянные. Никуда не денутся, пока “боты не двинут”.
   — В общем, просьба такая к пацанам. Последить за всякими там машинами и прохожими, которые “маркет” “пасут”. Особенно рядом с проходной. А я вам за это немного деньжат подкину на жвачку, да и вообще… всем, которые наши, в “маркете” будет раздолье. Понял, о чем я?
   — Ну, а чего ж не понять? — усмехнулся Боря. — Менты или бандиты, их пасти.
   — Ну что, сможете?
   — Запросто. Мимо муха не проскочит. Всех “левых” — сразу же на крючок.
   — Ну, тогда — хоп? — Кулаков протянул Боре руку.
   — Хоп! — Боря ударил по его руке и помчался на роликах к трамплину. В следующее мгновение он уже взлетел в воздух с воплем: — Банзай!
   Кулаков еще немного постоял, глядя на тусующихся подростков, и отправился домой.
   Сергей Моисеев сидел за мониторами на проходной и читал “Мадам Бовари”. Вообще-то был он небольшой поклонник подобной литературы, но это была любимая Лерочкина книга. А он очень хотел во всем соответствовать любимой девушке: знать ее книги, фильмы, привычки, чувствовать то, что чувствует она, понимать, предугадывать желания… Пока служил оперативником, читать и вовсе не приходилось — некогда, разве что сводки, протоколы и дела. Когда лежал в госпитале, “расчитался” от нечего делать, и теперь, как без наркотика, не мог без этого, без Лерочкиной “Бовари”.
   — Привет, Сережа, — за стеклянной стойкой Моисеев увидел Владимира Генриховича. Был он в новом дорогом костюме и весь светился счастьем.
   — С днем рождения прошедшим, — улыбнувшись, сказал Моисеев.
   — А чего сам на банкет не пришел? — Владимир Генрихович зашел к нему в комнату, посмотрел на мониторы с застывшей картинкой.
   — Так я ведь теперь не один. Невеста у меня. Куда же я без нее пойду? Помните Леру из мясного?
   — А, она, — кивнул Владимир Генрихович. — Потрясающе! Подтверждение поговорки: “Милые бранятся — только тешатся”. На свадьбу-то пригласишь? Или как?
   — Вас — обязательно, — сказал Сергей.
   — Опять “выкаешь”? Сколько раз просил говорить мне “ты”! Раньше-то мы с тобой безо всяких экивоков общались.
   — Так то раньше, — вздохнул Моисеев. — Вы… то есть ты тогда не такой “крутой” был, а даже наоборот… — Сергей замолчал, подбирая слово.
   — Опущенный? — подсказал Владимир Генрихович. — Да-да, опущенный, именно так. А вот теперь им меня опустить не удастся. Помнишь наш разговор по поводу склада Евгения Викторовича?
   — Конечно, помню, — кивнул Моисеев.
   — Он все свою линию гнет, что нам без “левого” товара не прожить. Все понятно: на него Моргун давит, да и свой личный интерес тоже немаленький. Опять меня подставляют. Следующую проверку менты проведут, тщательно подготовившись, и, что надо, обязательно найдут. Тогда — “секир мне башка”. А если я сейчас кулаком по столу ударю и всех их пошлю куда подальше, значит меня уберут. Поэтому, пока нас не опередили, мы должны первыми начать. Соберем компромат и “закроем” их всех на длительный срок по “зонам” усиленного режима. А потом и “крышу” поменяем. Как Моисеев, могут твои бывшие коллеги быть моей “крышей”, или нет?
   — Я слышу голос не мальчика, но мужа, — рассмеялся Сергей. — Конечно, будут, куда денутся. Им ведь нужно деньги зарабатывать, а с такой зарплатой не то, что семью кормить, ноги протянешь.
   — Ну что, поможешь мне во второй раз?
   — Я уже помогаю, — кивнул Моисеев. Он достал из кармана форменной куртки блокнот, открыл его, показал директору. — Вот здесь номера тех машин, которые привозят “левый” товар. Машин немного, все номера повторяются. Но четкой схемы завоза нет. Бывает, целую неделю ни одной машины. Специально, чтобы не так просто было вычислить. Только все это белыми нитками шито. Я тут немного покумекал на досуге и понял, что вот эти три машинки Моргуна, а вот эта Евгения Викторовича. Если хотите, можем вашего зама прямо сейчас спихнуть. Стоит только Моргуну на ушко два слова шепнуть, мол, ваш человечек за спиной у группировки свои дела проворачивает, и…
   — Ты, Сережа, не торопись. С поспешностью, сам знаешь, что… А если Моргун сразу не поверит и начнет нас проверять. Думаешь, Евгений Викторович будет сложа руки сидеть?
   — Не думаю, — сказал Сергей. — Нужно, чтобы “папа” все своими глазами увидел. Что зам твой из “общяковских” денег свой бизнес делает, вот тогда ему точно “крышка”.
   — А делает ли он его из воровских денег? — с сомнением покачал головой директор.
   — Делает-делает, — прошептал Сергей. — Я его натуру уже хорошо изучил. Он жмот и своими деньгами рисковать не станет. А чужие пропадут — не так жалко.
   — Ладно, у меня тоже коке-какой материал имеется. Сергей, ты поосторожней тут, — погрозил пальцем Владимир Генрихович. — Сам знаешь, какие они, эти “братки”.
   — Я постараюсь, — кивнул Моисеев. — Кто не рискует, тот…
   — Не ест икру, не пьет шампанское и не трахает баб, — добавил директор.
   — Вот-вот, дайте мне еще недельку, и мы тут такую операцию проведем, куда там нашему ОБЭПУ!
   Они попрощались, и Владимир Генрихович зашагал по двору, по-хозяйски оглядывая пустые поддоны и ящики под навесами.
   Кулаков снял наушники, отложил их в сторону, нажал кнопку, выключая диктофон, и улыбнулся. Он знал, что “не все спокойно в Датском королевстве”, но вот теперь убедился в этом окончательно. Прослушивание кабинетов и проходной он устроил по собственной инициативе, ни с кем не советуясь, никому не докладывая. Сам! Лет пятнадцать назад был у него такой опыт, когда пришлось “слушать” крупных мошенников, собирающихся “кинуть” на инкассации один московский универмаг. Был он тогда “засланным мальчонкой”, крутился среди всякой швали, спал с их девицами и чувствовал себя очень вольготно. Пока его товарищи ночью глаз не сомкнут, караулят, выслеживают, ловят бандитов, он жрет в три горла, катается на машине, меняет баб, купается в море, пользуясь всеми благами бандитской жизни, и при этом постоянно находится “под прикрытием”, в относительной безопасности. Именно тогда товарищи научили его ремеслу “подслушки”. Для этого нужен самый обыкновенный телефон, с обыкновенными проводами и обыкновенной трубкой. Ну, а если не обыкновенный, а радио-…, так еще проще, только сумей настройся на определенную частоту… Зачем, спрашивается, прослушивал и не боялся ли праведного гнева начальников в случае разоблачения? Если бы Кулакову задали этот вопрос, он не задумываясь на него ответил: а затем, что привык за годы шакальей ментовской службы никому не доверять и зарабатывать деньги там, где их только можно заработать, а в торговом деле на одних только разговорах можно неплохо “капусты нарубить”, потому что торговля — это всегда недомолвки, обман, “кидалово”, подлог. Может, в какой другой стране это и не так, все на честном слове и доверии, а у нас… Успех у того, кто хитрей, умней и изворотливей.
   Теперь Кулакову предстояло решить для себя, на чью сторону встать: на сторону директора или на сторону зама. А это был очень непростой вопрос. Реальная власть принадлежала, конечно, не Владимиру Генриховичу, а тому, кто никогда, ни разу, не показывался в супермаркете — “вору в законе” Моргуну, у которого была самая большая доля. Кулаков не знал, какая точно, но догадывался, что никак не меньше шестидесяти процентов. На втором месте по значимости был Евгений Викторович. Пока директор занимался товарами, он занимался деньгами, зарабатывая чистую прибыль для себя и для других. И только на третьем месте, по мнению Кулакова, стоял директор. Он, конечно, уважал Владимира Генриховича, ценил его таланты и способности руководителя, но основные капиталы были не у него. А деньги в наше время, как известно, решают все. Вот только сколько может стоить информация? Пять, десять тысяч, двести? И спросить-то не у кого. А, может, сыграть с господами в двойную игру? Двойная игра вдвойне опасней, потому что обе стороны могут тебя за задницу цепануть… В общем, начальник службы безопасности сейчас находился в роли Буриданова осла, не зная к какому “берегу пристать”, вот, правда, умирать с голоду он вовсе не собирался…
   Анька вышла из дому и неторопливо пересекла двор. Когда он скрылась за углом дома, со скамейки у подъезда поднялась плотная фигура. Это был Иван. Он пошел следом за Анькой.
   На улице он специально “отпустил” ее от себя подальше, чтобы не быть замеченным. Пошел медленно, как бы прогуливаясь, купил в киоске бутылку пива. Посасывая из горлышка пенную жидкость, он прошел за ней несколько кварталов. По дороге Анька несколько раз присаживалась на скамейки во дворах, отдыхала, переводила дух. Даже издали Ивану было видно, что ей тяжело идти.
   Анька поднялась на крыльцо и скрылась за дверями двухэтажного здания, пристроенного к жилому дому. Иван подошел к крыльцу и прочитал надпись на большой стеклянной табличке: “Женская консультация. Часы приема…”
   Он потоптался около крыльца, не зная, дожидаться ее или нет, решительно зашагал прочь.
   Во дворе на детской площадке на качелях сидел Миша. Качели со скрипом покачивались взад-вперед. Миша был бледен и печален, под глазами — большие темные круги: на то сходящие синяки, не то следы неправедной жизни.
   Иван подошел к нему, подал руку. Миша лениво ее пожал.
   — Ну что, Майкл, дело закрыли? — поинтересовался Иван.
   — Да, все на мази, — ответил Миша. — За отсутствием состава преступления.
   — Ну вот, считай, мы с Анькой тебя вытащили. А то парился бы сейчас в СИЗО на нарах с урками.
   — Спасибо. По гроб обязан, — сказал Миша печально.
   — Тебя что, опять колбасит? — спросил Иван. — По-новой начал?
   — Да нет, мать большие бабки за лечение заплатила. Теперь каждый день хожу лечиться. Уколы ставят — очень больные. Вся задница синяя.
   — К наркоте не тянет?
   — Да нет, вроде.
   — Вот и хорошо, зато опять человеком станешь, — подбодрил друга Иван. — У меня к тебе дело есть.
   — На сто миллионов?
   — На двести. Судя по всему, Анька у нас беременная.
   — Да ну! — удивился Миша. — Быть этого не может! Она же у нас недотрога, как Татьяна Ларина, — он помолчал, что-то соображая. — От тебя, что ли, жеребца?
   — Неважно. Короче, Майкл есть у меня соображения по поводу “маркетовской” охраны. Козлы они там все. Опускают нашего брата, как хотят, и никто жаловаться не идет, потому что боятся. А я не боюсь, у меня вон сам Моргун “крышей” служит, плевал я на них с десятого этажа. Короче, дело есть. И ты мне в этом деле должен помочь.
   — А что делать-то? — поинтересовался Миша.
   — Надо этих козлов наказать как следует.
   — Да ты что? Как же мы их накажем? — покачал головой Миша. — Мы -кто? “Мойщики” вшивые, а у них и рации, и оружие. Они все бывшие менты или “гэбэшники”. Крутые!
   — Ну, не такие уж они и крутые, какими кажутся на первый взгляд, — задумчиво сказал Иван. — Знаешь, как у нас говорят, крутыми бывают только горы.
   — Учти, я теперь у ментов на привязи. Чуть что — сразу опять в кутузку упекут. И уже никакие деньги не помогут. Первый раз прокатило, второй — хрен. Мне так и сказали, когда домой отпускали. До малейшей провинности.
   — Ты перед ментами будешь чист, как стекло. Все сделаем так — комар носа не подточит. И потом — ты у нас теперь с Анькой в должниках.
   — Ну, не знаю, — пожал плечами Миша. — Деньги я вам отдам постепенно.
   — Отдавать ничего не надо. Лучше помоги с акцией.
   — Зуб даешь, что все будет чисто? — Миша недоверчиво посмотрел на Ивана.