Житков Андрей. Супермаркет

   Из “Мерседеса” выбрался высокий и почти совершенно лысый человек с круглым, ухоженным лицом. На нем было дорогое длиннополое пальто. Он подал руку белокурой девушке в мини-юбке и меховом жакете. Жакет был расстегнут. Под ним виднелась белоснежная, блузка с вышивкой и глубоким, почти до живота, вырезом. Девушка взяла мужчину под руку, и они направились к крыльцу.
   Моисеев отделился от рекламного стенда у края тротуара, поняв, что ближе подойти не сможет, позвал громко: — Моргун!
   “Быки” напряглись, сунув руки под мышки, лысый повернулся, подслеповато прищурился. Он подал “быкам” едва заметный знак, чтобы они расступились, снял с локтя руку девушки, направился к незнакомцу.
   — Ты кто? — спросил Моргун.
   — Я Моисеев, — просто сказал Сергей. — Охранник из супермаркета.
   — А, Моисеев! — прищурил один глаз Моргун, что-то припоминая. — Ну да, как же. Тебя же ребята за Кузю приговорили. Ты в тюрьме должен сидеть на нарах. И как ты до сих пор жив?
   — Выскочил я из тюрьмы-то. Кореша, правда, потерял, — Моисеев покосился на “быков”, на красотку с выглядывающей из-под блузки грудью. — Базар у меня к тебе есть важный. Может, примешь, приговоренного напоследок?
   — У меня были другие планы, — Моргун посмотрел на девушку, та ему белоснежно улыбнулась. — Ну, ладно, пошли. Десять минут тебе дам. Хватит, чтоб надышаться?
   — Хватит, — кивнул Моисеев.
   Охранники обыскали Сергея и подпустили к Моргуну. Они стали подниматься по ступенькам крыльца.
   Девушка в растерянности осталась стоять посреди улицы.
   — Ты тоже иди! Песенку мне споешь! — приказал ей Моргун.
   Они оказались в большом просторном холле. Потолок был украшен лепниной, большая люстра с электрическими свечами висела под потолком. К ним бросился служащий в строгом костюме, принял у Моргуна пальто, а у девицы жакет. Моисеева он будто не заметил.
   — Это частный клуб, — объяснил Моргун. — Я здесь иногда ужинаю и развлекаюсь. Есть хочешь?
   — Да нет, вроде, — пожал плечами Моисеев.
   — Ничего поужинаешь, — махнул рукой Моргун. — Пойдем!
   Они прошли через бильярдную, уставленную дорогими дубовыми столами, спустились по лестнице вниз.
   Внизу был полумрак. Посреди комнаты с массивными старинными сводами стоял большой стол, уставленный различными напитками и закусками. В канделябрах по углам горели свечи. Мягких стульев было всего два, но тут же появился человек, который втащил третий стул.
   — Садись ко мне поближе, — приказал Моргун Моисееву. Он опустился на стул, тут же появился вышколенный официант, подал ему карту вин.
   — Не надо мне этого! — раздражительно отпихнул от себя карту Моргун. — Водочки налей и гуляй себе. Не видишь, разговор у меня с человеком?
   Моисеев пододвинул свой стул поближе к Моргуну. Девушка села на другом конце стола. Официант взял со стола запотевший графин с водкой, разлил ее по рюмкам и удалился.
   — Ну ладно, чтоб аппетит был хороший! — Моргун поднял рюмку и опрокинул ее в себя.
   Моисеев последовал его примеру.
   — Ты кушай-кушай, не стесняйся, — сказал Моргун, показывая рукой на стол. — Наверное, в “Матросской тишине” плохо кормят?
   — Плохо, — кивнул Сергей. — Я даже похудел.
   — Да, я тоже полгода там парился. Восемь лет назад это было. “Закрыли” меня тогда основательно. У меня там кореш по соседству жил. Его дом окнами прямо на СИЗО. Бывало подойду ночью к решеточке и кричу: “Нохрин1 Нохрин!” Нохриным его звали. Он на балкон выйдем, мы с ним о свободе райской и поговорим. С крыши упал. Ты кушай-кушай!
   — Я так и рассказать ничего не успею, — сказал Моисеев. — Пройдут мои десять минут.
   Моргун рассмеялся. — Десять минут, это так — для красного словца. Не торопись никуда, а девка никуда не убежит. Всю ночь работать будет. Хочешь, и тебе выпишем?
   — Да нет уж, не надо мне их, — покачал головой Моисеев. — Невеста у меня.
   — Вот все вы менты такие, — поморщился Моргун. — На словах у вас принципы, а сами проституток в отделениях на халяву трахаете.
   — Я такими вещами не занимался. Да и мент я бывший, — сказал Сергей.
   — Да нет, вся эта отрава у тебя до смерти в крови, — усмехнулся Моргун. — Водки мне налей.
   Моисеев разлил водку по рюмкам.
   — За кореша выпьем, которые с крыши упал. Скажи, зачем бежал?
   — Чтобы справедливость восстановить. Подставили вы меня по-крупному, а я ведь ничего против вас не сделал. О проверке ОБЭПА предупредил, частную собственность вашу, как собака на цепи стерег.
   — А “крыша”? — напомнил Моргун.
   — “Крышу” свою супермаркет потеряет вместе с товаром и деньгами, — веско сказал Моисеев.
   — Это еще почему? — нахмурился Моргун.
   — Потому что ОБЭП теперь магазин все время пасет. А Евгений Викторович от жадности никак остановиться не может. Склад у него свой, товар свой, люди свои. И отдает он вам не все. Сколько вы в сентябре машин с товаром отправляли?
   — Откуда ж мне помнить? Этим у меня человечки занимаются.
   — Ну ладно, я скажу, — Моисеев достал из кармана бумажку, развернул ее. — Ваших машин было четыре. А всего девять. Пять Евгения Викторовича. Свой бизнес он за ваш счет держит. Свои оптовики у него, своя бухгалтерия, свой счет, вот поэтому он так и задергался, когда бумаги пропали. Испугался, что узнаете.
   — Ну, хорошо, проверю я это дело, — кивнул Моргун.
   — Он же вас перед ОБЭПОМ подставляет. Накроют супермаркет — и все!
   — Ничего, другой бизнес заведем, — спокойно сказал Моргун.
   На самом деле, Сергей прекрасно видел, что Моргуна его слова здорово зацепили: он перестал пить, нахмурился, ковырялся вилкой в тарелке, разгребая какой-то китайский салат. Нужно было подлить масла в огонь.
   — Ты приказал директора убрать?
   — Нет, не было такого приказа, — помотал головой Моргун. — Мужик он хороший, дело знает, пасть не разевает. Зачем же мне свою корову дойную валить?
   — Ну вот, значит, опять за твоей спиной, — кивнул Сергей. — Заму-то он как кость поперек горла.
   — Да, интересный ты мужичок, Моисеев, — усмехнулся Моргун. — Смелый больно. Кузю зачем пришил? Что он тебе плохо сделал?
   — Взорвался ваш Кузя вместе с газовым баллоном, — сказал Сергей. — Пострелялись мы с ним немного, как дуэлянты, он и промахнулся. То ли искра, то ли гнев господен, царствие ему небесное.
   — Аминь, — перекрестился Моргун. — Наливай, что ли, ментяра!
   Была поздняя ночь. У поребрика тротуара стояли две машины: “Мерседес” и “БМВ”, около них скучали “быки”. Переговаривались о чем-то, травили анекдоты, ржали.
   Дверь клуба отворилась, на лестницу, поддерживаемый служащим в строгом костюме, вышел Моисеев. Он бессмысленно посмотрел на парней у машин, громко рассмеялся
   — Ребята, примите дружка! — попросил служащий “быков”.
   Двое парней подошли к Сергею, подхватили его под руки, повели к машине.
   — Ну, что, поговорил? Теперь тебя можно “мочить”? — поинтересовался у Моисеева один из парней.
   — Не, мужики, теперь меня мочить никак нельзя, — возразил Сергей. — Моргун приказал доставить меня, куда хочу!
   — По-моему, он фуфло гонит, — засомневался один из парней.
   — Набери “папу”, — предложил другой.
   — Да, чтоб он меня послал? Нет уж! — покачал головой “бык”. — Ладно, садись, фраер!
   Моисеев уселся в “БМВ”, “бык” включил зажигание.
   — Ну, куда надумал?
   — В “Матросскую тишину”, — Сергей с трудом произнес название.
   — Шутишь? — не поверил ему “бык”.
   — Не-а, — пьяно мотнул головой Моисеев. — Я свое дело сделал. Теперь — не мое.
   Дежурный по КПП через окошечко увидел новенькую “БМВ”, которая подрулила к тротуару рядом с СИЗО. Из нее выбрался изрядно пьяный мужик, направился к дверям. Машина отъехала. Мужик надавил кнопку звонка. Потом еще раз, еще…
   — Чего надо, мужик? — спросил у него дежурный.
   — Моисеев я, — заплетающимся языком произнес Сергей. — Пустите назад в тюрьму!
   Евгений Викторович вышел из ванной комнаты, на ходу вытираясь большой махровой простыней. После массажа и двухчасовых занятий в тренажерном зале он чувствовал себя обновленным. Смазал подмышки дорогим дезодорантом, сел в кресло перед телевизором, стал щелкать пультом.
   Раздался телефонный звонок. Евгений Викторович поискал глазами трубку. Она лежала на телевизоре. Он лениво встал, взял трубку.
   — Алло!?
   — Узнал я о тебе много интересного, Женя, — послышался в трубке голос Моргуна.
   — Привет. Что, злые языки? — поинтересовался Евгений Викторович.
   — Да нет, удивительно добрые оказались, — сказал Моргун. — Ты себе когда костюм последний раз шил?
   — В том году, наверное, — пожал плечами Евгений Викторович. — А что?
   — Ну, так ты себе новый сшей, белый. Может пригодиться, — посоветовал Моргун и повесил трубку.
   Евгений Викторович долго смотрел на пиликающий телефон, аккуратно положил трубку на стол. Приятные ощущения улетучились. Он опять вспотел.
   — Ну, и какая же сука…? — спросил он самого себя. — Понятно, какая! Ну, ничего, мы еще посмотрим, кто кого?
   Вечером народу в супермаркете было много. На стоянке недалеко от главного входа в ряд стояли припаркованные машины. Большими хлопьями падал первый снег, капоты и крыши машины быстро покрывались белоснежными шапками, придавая им одинаково чудаковатый вид. Хозяева машин возвращались с покупками, ворча доставали из багажников большие щетки и резкими движениями сметали всю эту чудаковатость на землю, в грязь.
   — Уважаемые господа, через десять минут наш магазин закрывается… — раздался в динамиках приятный женский голос.
   Сразу ко всем кассам магазина направились серьезные мужчины в штатском… Другие серьезные мужчины в этой время направились к подсобкам и складам.
   Евгений Викторович сидел в своем кабинете.
   — Можно к вам? — заглянула Серафима Дмитриевна.
   — Заходи, — кивнул заместитель директора. — Что там у тебя, бумаги? Давай подпишу.
   — Вот, — Серафима Дмитриевна протянула Евгению Викторовичу лист.
   — Что это такое? — спросил Евгений Викторович, еще не начав читать.
   — Заявление об уходе, — объяснила Серафима.
   — Ты с ума сошла, Сима! Кто же мне всю бухгалтерию вести будет?
   — Возьмете другую тетку, — пожала плечами Серафима. — Я устала.
   — Что значит — устала? Ты только что в отпуске была. На юг ездила! — возмутился Евгений Викторович.
   — Вот то-то и оно, что ездила, — загадочно сказала Серафима. — Я теперь в другой город уезжаю.
   — О чем ты? В какой другой? — все еще не понимал Евгений Викторович.
   — Замуж выхожу за питерца и уезжаю от вас навсегда. Вот так!
   — Подожди, у тебя же здесь квартира, мать, родственники. Работа, в конце концов! Где ты там себе такую работу найдешь?
   — Во-первых, матери у меня уже нет, могли бы поинтересоваться, а во-вторых, такой работы я искать себе не буду, хватит! Меня теперь муж кормить будет!
   — Сима, я тебя умоляю! Я ведь без тебя, как без рук! Что же ты меня без ножа режешь? Ну, хоть замену себе подготовь, научи девочек двойную бухгалтерию вести. Нельзя же так просто взять и уйти!
   — Можно! — упрямо сказала Серафима. — Можно просто так взять и уйти, потому что я хочу, наконец-то, счастья, а не всех этих ваших цифирек и бумажек!
   — Я тебя в течение месяца все равно никуда не отпущу, так и знай! — завелся Евгений Викторович. Он положил ее заявление в папку с остальными. — Иди работай и не валяй дурака!
   — Евгений Викторович! — на глаза Серафимы Дмитриевны навернулись слезы. — Он меня там ждет, а вы…! Уведут, пока я тут…!
   — Иди-иди! — приказал заместитель директора. — Позвони ему, объясни ситуацию, если любит, должен понять.
   Серафима Дмитриевна всхлипнула и вышла из кабинета. Евгений Викторович вынул из стола папку с документами, стал ее изучать.
   Зазвонил телефон, Евгений Викторович снял трубку.
   — Да?
   — Евгений Викторович, у нас опять проверка, боже мой! У меня все ваши бумаги здесь! — раздался в трубке взволнованный голос Серафимы Дмитриевны. — Вы в торговый зал спуститесь, там вас требуют.
   — Тю-тю-тю! — произнес Евгений Викторович, вешая трубку. Он поднялся, открыл сейф, вынул из него пачки денег, торопливо сунул их в портфель. Выглянул в окно. Во дворе стояли только свои машины.
   “Ишь ты, в этот раз изнутри залезли! Без предисловий! — усмехнулся Евгений Викторович. — Ищите, Шура, ищите!”
   Он оделся, вышел из кабинета, повернул ключ в замке. Спустился вниз, увидел у выхода человека в форме с автоматом. Евгений Викторович резко развернулся, побежал назад. Если все выходы перекрыты, остается торговый зал первого этажа.
   Он спустился в торговый зал, быстро пошел между прилавков.
   — Евгений Викторович, вас там ждут, — напомнила ему молоденькая продавщица.
   — Знаю-знаю, — Он направился к металлическим воротцам у входа. Здесь не было ни касс, ни контролеров. Заложив руки за спину, стоял охранник.
   — Здрасьте, — кивнул он заместителю директора.
   — Меня здесь не было, — бросил ему на ходу Евгений Викторович.
   Вместе с последними покупателями он покинул супермаркет, обошел его, подошел к проходной.
   — Выгони-ка мне машину! — скомандовал Евгений Викторович охраннику на проходной.
   — Вы же знаете, я не могу свой пост покидать, — возразил охранник.
   — Выгони машину, я пока тут подежурю! — зло произнес заместитель директора. — Заплачу я тебе за это, заплачу!
   Охранник не стал спорить с начальством, взял у Евгения Викторовича ключи и направился к его машине.
   Он подогнал машину к воротам. Никто его не остановил. Евгений Викторович сел за руль. Ворота со скрежетом отъехали в сторону, он сорвал машину с места.
   Евгений Викторович ехал быстро, обгоняя большую часть автомобилей. Он зачем-то оглядывался, хотя прекрасно знал, что никакой погони нет, да и быть не может! Пока они там еще разберутся с кассами да складами! Нужно было взять себя в руки, успокоиться. Лучше всего пока отсидеться на даче, не на его, конечно, собственной, на чужой. Кто вспомнит про его бывшую тещу? С женой он развелся восемь лет назад…
   Евгений Викторович вырвался из города и вздохнул с облегчением. Впереди лежала ровная широкая дорога, правда, снег подтаял, и было скользко.
   На соседней полосе рядом с ним пристроилась новенькая “БМВ”. Парни из машины посмотрели на него. Один из них сделал неприличный жест. “Езжайте, езжайте,”— махнул им рукой Евгений Викторович. “БМВ” ушла вперед. Дальше от города трасса постепенно становилась пустой. Евгений Викторович еще наддал. До тещиной дачи было километров сто пятьдесят, не меньше.
   Впереди из мрака опять вдруг вынырнула “БМВ”, Евгений Викторович посигналил, чтоб не маячили перед носом. “БМВ” вильнула, опять поехала рядом. Неожиданно водитель машины резко сдал вправо. Евгений Викторович тоже крутанул руль. “БМВ” шла почти вплотную. Он решил наддать еще и оторваться, но у него ничего не вышло. У новенькой машины был мощный двигатель. Евгений Викторович махнул рукой пассажиру справа, чтоб от него отстали. Но парни не послушались. Они все ближе прижимали его к обочине. Евгений Викторович резко затормозил. Машину на скользкой дороге занесло. Он стал выкручивать руль в сторону заноса, чтобы выровнять свой “Рено”. И в это мгновение “БМВ” резко развернулась и толкнула его машину в бок. За счет приданного ускорения машина Евгений Викторовича съехала в кювет и пару раз перевернулась. Крыша с треском вмялась в большую березу. Евгений Викторович успел понять, что “БМВ” не просто так ехала по соседней полосе.
   Из “БМВ” выбрался “бык, пошел к “Рено”, опасливо косясь на лежащую на боку машину, боясь взрыва. Взрыва не было — мотор заглох и ничего не загорелось.
   “Бык” заглянул сверху в смятое окно, увидел лежащего в крови Евгения Викторовича с неестественно запрокинутой головой. Он подпрыгнул, с трудом протиснулся в машину, выбросил на снег портфель. Выбрался сам, подхватил портфель, побежал к своим.
   — Ну что? — спросил его водитель “БМВ”.
   — Грязный, потный, мертвый, — сообщил “подельникам” парень, открывая портфель с деньгами. — Сказали ему — купи костюм! Жадность фраера сгубила.
   “БМВ” развернулась и понеслась назад в город.

Памперсы

   — Тужься, девочка, тужься! Давай, давай, давай! — акушерка марлей отерла мокрый Анькин лоб.
   Анька старалась изо всех сил. Ей было очень тяжело. Последние месяцы она провела в больнице на сохранении. Ей давали таблетки, кололи, лекарства витамины и спиртовые уколы, чтобы сосуды расширились и не было спазмов. Часто Анька лежала пьяная на больничной койке и посмеивалась над тем что, в свои шестнадцати “бухает” почти каждый день. Груди у нее разбухли до невероятных размеров и были почти, как у тех девиц из Валериковского журнала, только не такие красивые…
   Анька истошно заорала — до того ей было больно.
   — Старайся, девочка, старайся, сейчас пойдет! — уговаривала ее акушерка.
   Мама Нина Владимировна отдала всю свою зарплату этой тетечке с добрым лицом, чтобы она ни на миг не отходила от ее дочери, помогала, холила, оберегала, чтобы не разрезали потом до пупа…
   Анька больно укусила себя за руку чуть выше запястья и вдруг почувствовала, что ей стало немного легче, как будто она начала избавляться от чего-то. Она поптылась приподнять голову, чтобы увидеть, что там такое происходит, но не смогла — совсем не осталось сил — все выкричала, выплакала, отдала.
   — Ну вот и хорошо, хорошо, хорошо! — снова раздался голос акушерки. — Все уже, все, все, все! Немножечко осталось!
   Потом раздался громкий и одновременно тонкий крик ребенка, известившего мир о своем прибытии. Теперь Анька окончательно поняла, что он родился.
   — Ну, вот и все, девочка! Мальчик! Мальчик! Мальчик у тебя! Богатырь! Орел! Бабник! Вот он! — акушерка поднесла ей ребенка, и Анька увидела его сморщенное, как печеное яблоко, личико, удивилась тому, какой он красный, маленький и некрасивый. Мальчик… Акушерка положила ребенка ей на грудь, и Анька осторожно его обняла.
   Охранники Владимира Генриховича сидели в машине около Алисиного подъезда.
   — Что-то зачастил он сюда, — сказал один из них, настраивая радиоволну.
   — Любовь зла — полюбишь и козла, — засмеялся второй. — Тебе-то что?
   — Да нет, ничего. Так просто, — пожал плечами первый. — — По-моему, девка эта его просто использует.
   — Все девки нас просто используют, — усмехнулся второй.
   — Ну, не скажи! Это только богатых, “папиков”. А с нас, нищих, что возьмешь? Только шерсти клок?
   — Не знаю-не знаю, — задумчиво сказал второй. — Моя — по полной программе! Магазины, дом, дача, машина, дети. Магазин, дом, дача… Замкнутый круг, а по бокам толстые решетки.
   — Ты — мужик, ты — должен, — сказал первый охранник. — Кто же будет семью обеспечивать?
   — Да ладно, обеспечивать! А все эти домашние дела, которые напополам? — охранник завелся. — Я согласен обеспечивать! Не отказываюсь! Только пускай мне дадут хоть немного жизненного пространства? Почему у них на Западе бабы к полной экономической независимости стремятся?
   — Почему? — поинтересовался второй.
   — Да потому что это унизительно — все время кого-то о чем-то просить и ждать, когда сделают. Лучше ни от кого не зависеть. А то сели и поехали!
   — Это ты так говоришь, потому что в Америке не живешь, а там бы через неделю взвыл от их самостоятельности! — заметил напарник. — О, водила наш идет. Видишь, продуктов накупил.
   Действительно, подошел водитель Юра с тяжелым пакетом в руке. Водитель загрузил пакет в багажник.
   — На оптячок сходил. Хорошие здесь цены, — сказал он, усаживаясь в машину.
   — Ты, Юра хотел бы, чтоб твоя жена самостоятельная была? — поинтересовался у него первый охранник.
   — А зачем? Для блядства? Пускай лучше, как коза на веревочке, от меня зависит.
   Запиликала трубка сотового телефона.
   — Да? Хорошо, Владимир Генрихович! — первый посмотрел на часы. — Долго он сегодня старался: почти два часа.
   Охранники выбрались из машины и направились в подъезд.
   Когда Владимир Генрихович вышел из квартиры, они уже стояли около дверей.
   — Ну, как оно сегодня, побольше вышло? — подмигнул директору первый охранник.
   Владимир Генрихович посмотрел на него, недоумевая. Второй охранник тоже удивился.
   — Еще раз позволишь себе подобные высказывания, считай, что ты уволен! — веско сказал директор.
   Он повернулся и стал спускаться вниз.
   — Так вы сами тогда по этому поводу шутили! — смутился первый охранник.
   — Когда тогда? — обернулся директор. — Тогда это было тогда. А сейчас — это сейчас. Выполняйте свои функции!
   Второй охранник покрутил пальцем у виска за спиной директора, давая понять первому, что он — полный идиот. Разве можно так с начальством!
   Действительно, тогда это было тогда. А сейчас -это сейчас. Как-то нежданно-негаданно Владимир Генрихович понял для себя, что любит эту взбалмошную и глупую девчонку несмотря ни на что, а какие у нее там были дела, пока они не виделись? — так это ему наплевать. Отравить хотела? — ну и что же — не она одна! Он ей взял да и простил все в одночасье. Любовь и Смерть — неразделимы. Любовь и Смерть всегда вдвоем, щека к щеке, ноздря в ноздрю. Стремление к Любви и стремление к Смерти — всю жизнь он идет к этому, идет, идет. Вот и пришел. На том свете побывал и все равно простил…
   Он сел в машину, стараясь не глядеть на вспотевшего от ужаса охранника, приказал: — Поехали!
   — Аня! — раздался с улицы голос Нины Владимировны.
   — Анюта! — второй был Валерика.
   Анька поднялась с кровати, напялила на ноги шлепанцы, на плечи накинула теплую шаль, подошла к окну. От окна сквозило. Не переставая, тоненько завывал холодный ветер. Анька поежилась. Надо же было родить ранней весной, когда самые холода и вьюга! Нет, чтоб попозже, летом.
   Анька глянула вниз. Нина Владимировна приветливо помахала ей рукой.
   — Ну, как ты там? — крикнула она.
   — Ничего, — одними губами сказала Анька, улыбнувшись.
   — Тебе что-нибудь надо?
   — Ничего, — опять произнесла Анька.
   — Я говорила со врачом. Через два дня тебя выпишут!
   — Ну что ты орешь на всю больницу! — рассердилась Анька. — Теперь все будут знать, что шестнадцатилетнюю мамашу через два дня выпишут. И так ходят, смотрят с любопытством. Хотя, что тут любопытного? Дело-то житейское. Другие вон до тридцати пяти не рожают, и ничего — довольные.
   — Ты смотри, не застудись. Холодно у вас там?
   — Не холодно, не холодно, — раздраженно сказала Анька. — Идите давайте! — она махнула рукой. — Мне долго нельзя стоять.
   — Покажи мальчонку! — попросила Нина Владимировна.
   Валерик топтался с ней рядом, курил и глазел по сторонам.
   — Показывала уже. Нечего там смотреть. Насмотришься еще! — Анька снова махнула рукой, приказывая уходить.
   — Передачку тебе принесут, — сказала Нина Владимировна на прощание. — Иди давай, простудишься!
   Она повернулась, зашагала с больничного двора. Валерик поспешил за ней следом.
   — Ты чего, расстроилась? — спросил он, пристраиваясь сбоку.
   — Да нет, все хорошо, — пожала плечами Нина Владимировна. — Просто грустно.
   — Мне на работу надо бежать, — смущаясь, сказал Валерик. — Ничего?
   — Беги-беги, — кивнула Нина Владимировна.
   Валерик повернулся и пошел.
   — Валера! — неожиданно окликнула его Нина Владимировна.
   Валерик остановился, повернулся к ней. Подошел, понимая, что она хочет сказать что-то серьезное.
   — Давай тоже родим? Девочку.
   — Нина, ты с ума сошла! Куда нам их столько? Надо теперь Анькиного поднимать! Я ведь не семижильный — там, тут, здесь.
   — Ну да — везде, — подытожила Нина Владимировна.
   — Нет, ну если очень хочешь… — Валерик развел руками.
   — Нет-нет, не хочу. Я пошутила. Иди давай, а то опоздаешь!
   Нина Владимировна стояла и смотрела, как Валерик перебежал улицу на красный свет, заскочил в полупустой автобус. Он помахал ей рукой из автобуса, но Нина Владимировна не ответила. Она развернулась и пошла своей дорогой.
   Около мясного отдела выстроилась небольшая очередь. Лерочка вилкой накладывала бифштексы в пакет яркой даме, которая нетрепливо барабанила по прилавку пальцами.
   — Пожалуйста!
   — Мне, девушка, бефстроганов грамм четыреста и вон ту лопаточку, — указала на витрину стоящая за дамой пожилая женщина. Лерочка подошла к витрине, увидела стоящего около нее мужчину. Мужчина намеренно низко опустил голову, но она все равно его сразу узнала.
   — Сергей?
   Моисеев поднял взгляд и улыбнулся. — Хотел сюрприз сделать.
   — Сергей! — слезы сами брызнули из глаз. Лерочка растерянно оглянулась — выход из отдела был далеко. Она подбежала к прилавку, вскарабкалась на него, спрыгнула с другой стороны, бросилась Сергею на грудь, уже не сдерживаясь. Очередь с изумлением смотрела на продавщицу.
   — Тебя отпустили? Ты вернулся? — твердила Лерочка, прижимаясь к нему.
   — Скостили за помощь МВД. Мои бывшие ребята за меня и заступились. Да нет, не бывшие. Настоящие, — поправился Сергей. — Это вот тебе, — он достал из кармана коробочку, протянул Лере. Лера открыла ее. В коробочке было обручальное кольцо.
   — Спасибо! — она тут же примерила кольцо. Оно чуть болталось на пальце. — Откуда у тебя деньги? Ты же в тюрьме был.
   — Да ты не бойся. Мне Владимир Генрихович помог. Ну что, пойдешь за меня?