Страница:
— Да не вру я, честное слово, не вру! — чуть не плача сказала Оксана. — Вы в “АиФ” позвоните, у них спросите. Они вам скажут, что давали такое задание. Оксана Павленко.
— Ну что, поверим? — спросил Кулаков у своих подчиненных.
— Я бы не поверил, — покачал головой охранник у мониторов. — У нее на роже написано — воровка. Лев Дмитриевич, ментов вызывать?
— Не надо ментов! — довольно резко сказал Лев Дмитриевич. — Мы с этой бабочкой своими силами разберемся. Пошли в мой кабинет! — приказал он Оксане.
Был одиннадцатый час ночи. Оксана неровной походкой шла по двору супермаркета. Она прошла через проходную, и охранник с карабином заметил, что у девушки красные глаза, припухшие веки и губы. Пьяная в хлам! Три минуты назад он получил от Кулакова приказ девицу не задерживать. Не задерживать, так не задерживать, ему-то что! Мало ли, каких блядей они в супермаркет водят!
Оксана оказалась на пустыре за воротами и огляделась. Шмыгнула носом, достала из сумки носовой платок, высморкалась. Направилась к автобусной остановке.
Сзади послышался свист. Оксана оглянулась. Перед ней стояли Иван и Миша. Миша выдувал изо рта розовые жвачные пузыри. Он был обкурен.
— Ну что, журналисточка, как тебе материал? Понравился? — ухмыльнулся Иван.
— Суки вы! — тихо произнесла Оксана.
— Нет, мы не суки, мы — “мойщики”, а ты больше сюда рыло свое не суй, а то в следующий раз мы его тебе обрежем. Поняла?
— Да, теперь-то я поняла, кто вы такие есть, — вздохнула журналистка. — Материал сделаю — на весь мир ославлю. Все в вас, говнюков, пальцами тыкать будут!
— Ты давай тут не бухти, а то не уедешь никуда! — грозно предупредил Иван.
— Удостоверение хочешь? — Миша извлек из кармана ламинированную карточку, поднял ее вверх, сказал громко: — Кто хочет быть внештатным сотрудником “АиФа”? Журналисткое удостоверение по дешевке отдам.
Какая-то девушка на остановке звонко рассмеялась, услышав Мишино предложение.
— Сколько? — спросила Оксана.
— Давай так, сто баксов за “откат”, — предложил Иван.
— Что значит, за откат? — не поняла Оксана.
— Ты нас не трогаешь, не пишешь — забыла. А мы — тебя. Согласна?
В это время к остановке подрулила “маршрутка”, Оксана бросилась к дверям машины.
— Нет, не согласна! Засуньте его себе в жопу! — крикнула она на прощание.
“Маршрутка” отъехала от остановки, Иван с Мишей смотрели на удаляющиеся красные огни “габаритов”.
— По-моему, она дура, — сказал Иван.
— Да нет, принципиальная, тварь, — возразил Миша. — Статья для нее жизни дороже. Да и пошла ты!… — он швырнул ламинированную карточку в темноту сгущающейся ночи.
Гнев народа
Жемчужина в консервной банке
— Ну что, поверим? — спросил Кулаков у своих подчиненных.
— Я бы не поверил, — покачал головой охранник у мониторов. — У нее на роже написано — воровка. Лев Дмитриевич, ментов вызывать?
— Не надо ментов! — довольно резко сказал Лев Дмитриевич. — Мы с этой бабочкой своими силами разберемся. Пошли в мой кабинет! — приказал он Оксане.
Был одиннадцатый час ночи. Оксана неровной походкой шла по двору супермаркета. Она прошла через проходную, и охранник с карабином заметил, что у девушки красные глаза, припухшие веки и губы. Пьяная в хлам! Три минуты назад он получил от Кулакова приказ девицу не задерживать. Не задерживать, так не задерживать, ему-то что! Мало ли, каких блядей они в супермаркет водят!
Оксана оказалась на пустыре за воротами и огляделась. Шмыгнула носом, достала из сумки носовой платок, высморкалась. Направилась к автобусной остановке.
Сзади послышался свист. Оксана оглянулась. Перед ней стояли Иван и Миша. Миша выдувал изо рта розовые жвачные пузыри. Он был обкурен.
— Ну что, журналисточка, как тебе материал? Понравился? — ухмыльнулся Иван.
— Суки вы! — тихо произнесла Оксана.
— Нет, мы не суки, мы — “мойщики”, а ты больше сюда рыло свое не суй, а то в следующий раз мы его тебе обрежем. Поняла?
— Да, теперь-то я поняла, кто вы такие есть, — вздохнула журналистка. — Материал сделаю — на весь мир ославлю. Все в вас, говнюков, пальцами тыкать будут!
— Ты давай тут не бухти, а то не уедешь никуда! — грозно предупредил Иван.
— Удостоверение хочешь? — Миша извлек из кармана ламинированную карточку, поднял ее вверх, сказал громко: — Кто хочет быть внештатным сотрудником “АиФа”? Журналисткое удостоверение по дешевке отдам.
Какая-то девушка на остановке звонко рассмеялась, услышав Мишино предложение.
— Сколько? — спросила Оксана.
— Давай так, сто баксов за “откат”, — предложил Иван.
— Что значит, за откат? — не поняла Оксана.
— Ты нас не трогаешь, не пишешь — забыла. А мы — тебя. Согласна?
В это время к остановке подрулила “маршрутка”, Оксана бросилась к дверям машины.
— Нет, не согласна! Засуньте его себе в жопу! — крикнула она на прощание.
“Маршрутка” отъехала от остановки, Иван с Мишей смотрели на удаляющиеся красные огни “габаритов”.
— По-моему, она дура, — сказал Иван.
— Да нет, принципиальная, тварь, — возразил Миша. — Статья для нее жизни дороже. Да и пошла ты!… — он швырнул ламинированную карточку в темноту сгущающейся ночи.
Гнев народа
Евгений Викторович сидел в своем кабинете и пил утренний, бодрящий чай из трав. День обещал быть жарким, и он взял с собой две запасных рубашки и с десяток больших платков. В кабинет постучали.
— Врывайтесь, — сказал Евгений Викторович.
Вошел Кулаков. Он был возбужден.
— Продавцы взбунтовались, — сказал он просто.
— Чего так? — пока еще спокойно поинтересовался Евгений Викторович.
— Из-за вчерашнего. Охранник Моисеев продавщицу из мясного по башке дубинкой стукнул. В больнице с сотрясением сейчас, — напомнил заму Кулаков.
— Знаю-знаю, — закивал Евгений Викторович. — Так ведь не без греха — воровала.
— Ну, вот они и бузят.
Евгений Викторович глянул на часы. До открытия супермаркета оставалось тридцать пять минут. Если через тридцать пять минут они не откроются, будет скандал. Иди объясни покупателям, мол, у нас забастовка из-за драки охранника с продавщицей! Не поймут-с. Нужно было идти, поговорить с народом, наобещать горы золотые.
— Ладно, пошли, — Евгений Викторович поднялся из кресла и направился к дверям.
Действительно, в торговом зале, рядом с мясным отделом, бурлила толпа, состоящая из продавцов, кассиров и рабочих цехов. Охранники держались отдельно, они стояли чуть поодаль, рядом с колбасными прилавками, испуганно поглядывая на продавцов. Был среди охранников и Моисеев. Заправляла всем, конечно, Маргарита Александровна. Ее трубный голос разносился по всему супермаркету, проникал в подсобки, цеха, склады и был слышен даже во дворе.
— Произвол, безобразие! Почему мы должны оплачивать товар через кассу? Где обещанные скидки, где закупочная цена? Из-за какого-то несчастного торта за полтинник Лерку до полусмерти отмудохали!
— Девушки, — сказал Евгений Викторович, подходя поближе, но потом заметил, что в толпе полно мужиков — рабочих, рубщиков, грузчиков. — Господа, попрошу минуту вашего внимания, — он отер со лба пот. — То, что вчера произошло — вопиющее безобразие! Я приму меры, и виновные будут строго наказаны.
— Да вот же он стоит — наказывайте! — закивали на Моисеева продавщицы.
— Розгами, что ли, или плетьми? — пошутил Евгений Викторович.
— Дубинкой, как он Лерку огрел! — закричали продавщицы.
— Физическим насилием мы ничего не добьемся. Охранник действовал согласно инструкции, другое дело — превысил свои полномочия, применил по отношению к продавщице грубую силу!
— Она его в живот кулаком ударила, а он бандитами раненый, — тихо объяснил Евгению Викторовичу Кулаков.
— Парень с бандитами всю жизнь воевал, отвык, можно сказать, от женской ласки, вот и… — Евгений Викторович сделал неопределенный жест.
В толпе раздались нестройные смешки, которые тут же смолкли.
— Уволить его к чертям собачьим! А уж насчет уголовного дела пускай Лерка решает, — сказала Маргарита Александровна.
— Погодите-погодите, девушки, за что? За то, что человек свой долг выполнил, не дал ворованное из магазина вынести? — вступился за Моисеева Кулаков.
— Ой, наворовала тоже! — язвительно сказала Маргарита Александровна. — Я молчу, сколько у нас начальство ворует. На второй склад опять завоз был. Не знаю, как вы там все это называете, только по ночам к нам “Камазы” с неоприходованным товаром ходят.
Евгений Викторович взмок. Он же говорил: знают двое — знает и свинья. Стоило только поконфликтовать охране с работниками, тут и началось! А еще документы пропали! Отчетность вся. Как теперь отделить зерна от плевел?
— Откуда такая информация? — спросил он, удивленно подняв брови.
— От верблюда, — усмехнулась Маргарита Александровна. — Сорока на хвосте принесла. Евгений Викторович, да будто бы вы первый день родились!
— Понятия не имею. Все это не моя компетенция, — Евгений Викторович подумал о том, что должен немедленно позвонить Моргуну.
— В общем, не будем мы работать, пока не получим гарантий. Охранник должен быть уволен, потом скидки на продукты пускай больше сделают, и касса тоже чтоб своя была, если уж обязательно через кассу проводить.
— Хорошо, — кивнул Евгений Викторович, делая в блокноте пометки — она записывал фамилии “забастовщиков”. — Все будет. Только я сейчас вас умоляю, не подведите под монастырь — начните работу вовремя! Покупатель-то ни в чем не виноват. А мы пока и приказ оформим, и кассу отдельную поставим. В этом месяце премия двадцатипроцентная будет. Неплохо поторговали.
— Ладно, чего там! Начнем. Не подведем, — загудела толпа.
— Вот и чудненько, — Евгений Викторович обернулся к Кулакову. — Пойдешь со мной — разговор есть.
Зам проследил за тем, как продавцы и кассиры разошлись по своим рабочим местам, кивнул Кулакову, мол, пошли. Они поднялись наверх, в кабинет Евгения Викторовича.
— Слыхал? — спросил зам.
— Да, слыхал, — опустив голову, сказал Кулаков. — Только увольнять я его не буду. Обещал в обиду не давать, а теперь что? Не по-мужски как-то.
— А что делать?
— Надо Моисеева во двор посадить. Пускай на проходной за забором следит. Там его продавщицы сроду не увидят.
— Ты все-таки, Лева, своих псов попридержи, здесь нормальные люди работают, не бандюки какие-нибудь. Нет, но какова сучка, эта Маргарита!
— Может, нужны особые меры?
— Может, — кивнул Евгений Викторович. — Что там у тебя вчера с ворами произошло?
— Да так, попалась одна бабочка. Все врала, что журналистка, ну я ей крылышки слегка и помял… — Кулаков рассмеялся, но тут же замолк, перехватив неприязненный взгляд зама.
— Ты мне смотри тут! Чтоб больше никаких “мойщиков”! И охранников своих предупреди, если они еще будут с ними в доле работать, поувольняю всех к чертям собачьим! И тебя, между прочим, в первую голову. Понял?
— Как не понять, — кивнул Кулаков.
Евгений Викторович снял телефонную трубку и стал набирать номер.
— Алло, Федор, тут у нас ЧП небольшое. Народ бузит, будто воруем много. Надо как-то это дело разрулить.
Сергей сидел на стуле в комнате охраны, обхватив голову руками. Настроение у него было отвратительное. Какое оно еще могло быть? Заместитель директора ясно сказал — уволить. Не успел проработать и дня, как все кончено. На оперативной работе всегда все по своим местам — вот он враг, вооруженный, опасный, готовый тебе выстрелить в спину, и ты за ним охотишься, как гончая. А здесь? Ой, как перед девчонкой стыдно! Отвык он за двенадцать лет оперативной работы от человеческой жизни, стал стал каким-то нелюдем, занудой, бирюком. И ранение тут вовсе ни при чем. Не может он со своим гневом совладать, душит он его, слепит. Чуть не по нутру — кулаком в морду, по привычке.
Вошел Кулаков. Сергей поднялся со стула.
— Заявление на имя директора писать?
— Эх ты, кулема! — усмехнулся начальник. — Я же тебе обещал — в обиду не дам! Будешь теперь на проходной со двора сидеть. Карабин получишь. Смотри только не пуляй в кого попало. Испытательный срок тебе — месяц.
— Может, мне все-таки лучше уйти, раз весь коллектив против? — с сомнением в голосе спросил Сергей.
— Уйти ты всегда успеешь. Поработай-ка лучше. Все приказы Евгения Викторовича выполнять беспрекословно. Он у нас почти как бог.
— Я уже понял, — усмехнулся Сергей. Он сразу узнал этот голос. Именно он вчера обещал отправить женщину под нож, если не будут найдены бумаги двойной бухгалтерии.
В палате было сумрачно и тихо. Лерочка попыталась открыть глаза. Смотреть она могла только через узкие щелочки — лоб и веки заплыли огромным синяком. Боль пульсировала где-то в затылке. Она различила силуэт матери на стуле.
— Мам, это ты?
— Да, девочка моя, — мать взяла ее за руку и всхлипнула. Рука у Тамары Алексеевны была горячая. — Как ты? Сильно болит.
— Да нет-нет, уже ничего, — говорить было тяжело — каждое слово отдавалось болью.
— Это я, Лерочка, виновата, — всхлипывая, произнесла мать. — Научила на свою голову. Видишь, как!
— Ничего ты, мам, не виновата. Это я — дура. Надо было просто денег занять. Неужто на день рождения отца не дали бы?
— Тут, пока ты спала, милиционер приходил. Просил заявление написать. Ты напиши. Он попозже зайдет.
— Мам, не буду я никакого заявления писать. Зачем? Сама виновата.
— Напиши, доча, напиши. Надо этого козла вонючего посадить. Не всем им безнаказанными ходить!
— Он не козел, — тихо возразила Лерочка. — По-моему, у него там рана…
— Где рана?
Лера не ответила. Она вдруг опять вспомнила, как все вчера произошло, как ударила она охраннника в живот, и как сузились от дикой боли его зрачки, и как побледнел он, весь покрылся холодным потом, перестал что-либо соображать.
— Тебе что-нибудь покушать принести?
— Не хочу, — вздохнула Лера. — Как папа?
— Переживает. Идти хотел, я его не пустила. Не дай бог, опять в башку вдарит!
— Правильно, пускай дома сидит.
В палату постучали.
— Да, войдите, — сказала Тамара Алексеевна.
Дверь приоткрылась, и в палату заглянул Моисеев. Лера сразу его узнала. Как не узнать!
— Здрасьте! — робко сказал Сергей. — Мне бы Леру.
— А вы кто? — подозрительно глянула на него Тамара Алексеевна.
— Я тут передачку от коллектива, цветы… принес, — Сергей подошел к кровати и протянул Лере букет роз.
“Наши розы, маркетовские”, — подумала Лера, принимая цветы. Она вдруг поняла, что не испытывает к нему никакой ненависти. Будто не он ее вчера бил, а какой-то другой человек.
Пакет он передал Тамаре Алексеевне. Некоторое время помялся в нерешительности, не зная, как начать. Тамара Алексеевна заглянула в пакет, стала выкладывать на тумбочку фрукты.
— Мед, это хорошо, — сказала она. — С медом мы быстро поправимся.
— Лера, вы меня простите, пожалуйста, если можете, — наконец начал Сергей.
Тамара Алексеевна подняла на него удивленные глаза.
— Вам, наверное больно было? — тихо спросила Лера.
— Погоди-погоди, Лерочка, так это тот самый козел и есть? — Тамара Алексеевна взметнулась со стула. — Да как ты посмел сюда зайти! Ты, дерьмо собачье, хрен на выселках! Еще и передачку притащил! Думает, мы от его цветочков растаем, заявление в милицию писать не будем! На вот тебе, выкуси! — мать стала тыкать в лицо Сергея кукишами, потом она сгребла все фрукты назад в пакет, выхватила у дочери розы. Пакет Тамара Алексеевна сунула ему в руку, цветы швырнула в лицо. — Вали отсюда, козел!
— Извините, — Сергей вышел за дверь, не подобрав цветы.
В коридоре он подошел к болотного цвета стене, прислонился лбом к холодной шершавой поверхности. Дико болела рана на животе.
— Мам, зачем ты так?
— Затем! — Тамара Алексеевна подняла розы, поломала их, стараясь не уколоться о шипы, и выбросила в мусорную корзину. — Цветы я тебе и сама могу купить. Не нищие. Хорошо, отца нет, а то драка была бы.
— Да нет, он сильный, — вздохнула Лера.
— Кто, отец?
— Нет, Сергей.
— Козел этот? А откуда ты знаешь, как его зовут? — Тамара Алексеевна подозрительно посмотрела на дочь. — Говорили, первый день на службу заступил. Вы что, знакомы?
— Уже да, — усмехнулась Лера и тут же поморщилась от боли. — Слышала я, как его начальник охраны распекал.
— Ой, дочка, пиши-ка лучше заявление. А то сухим из воды выйдет, — вздохнула Тамара Алексеевна.
— Не буду, — упрямо сказала Лера.
Маргарита Александровна возвращалась после работы. В руках женщина несла два пакета с едой. После сегодняшнего скандала работникам сделали скидки на продукты до тридцати процентов. Говорили, будто ниже закупочной цены. Врут все. Кто же себе в убыток будет торговать, даже если своим?
Жила Маргарита Александровна недалеко от супермаркета, и на работу, и с работы предпочитала ходить пешком, чтобы, как она сама говорила, “жир немного растрясти”. Идти, правда, было тяжело — болели ноги, но она обычно раз по пять отдыхала на скамеечках возле домов, болтала со стариками “за жизнь”.
Семья у Маргариты Александровны была большая. Двое сыновей, один уже женился, невестку в дом привел, ребенка ждут, муж — “дальнобойщик”… И все крупные, все под два метра ростом, всем еды по ведру в день, как сенбернарам. Не натаскаешься!…
Маргарита Александровна тяжело опустилась на скамейку рядом с подъездом девятиэтажки, перевела дух.
К тротуару причалила “девятка” стального цвета, из нее вылезли два здоровых парня в майках и шортах — типичные “быки” с мощными шеями и бицепсами.
“Ишь, отъелись, боровы!”— подумала Маргарита Александровна, глядя на парней.
Один парень сел на скамейку справа от Маргариты Александровны, другой — слева. Маргарита Алексеевна слегка пододвинулась. Она тут же поняла, что парни подсели неспроста.
— Ну что, тетка, базар есть! — сказал тот, что сел слева, и смачно сплюнул на ей под ноги.
— Я вас, мальчики, не знаю, — натянуто улыбнулась она парням.
— И не дай бог узнать! — усмехнулся парень справа. — Какие у тебя проблемы, тетка?
— Никаких, — пожала плечами Маргарита Александровны.
— Хочешь, чтоб были?
— Упаси бог!
— Ну, тогда рот-то не разевай, а то мало ли, какие неприятности случиться могут. У тебя вон невестка брюхатая. Сейчас, говорят, плохо рожают, с осложнениями.
— Ребята, да вы что! Я разве что-то говорю! — голос у Маргариты Александровны задрожал и стал на удивление тихим, будто она горло застудила.
— Я еще не все сказал, тетка! — грубо оборвал ее парень справа. — Младший у тебя на машине ездит. Хорошая машина, и сын хороший. Смотри, чтоб не разбился! Жалко будет.
— Мальчики, м-м-мальчики, п-п-п-пожалуйста, н-н-не н-н-надо! — губы у Маргариты Александровны затряслись, еще немного, и из глаз брызнут слезы.
— Ну, я думаю, ты все поняла, тетка! — парни поднялись со скамейки и направились к машине.
Мотор взревел, “девятка” сорвалась с места, оставив после себя облачко гари и пыли.
Маргарита Александровна минут пять сидела в оцепенении, тупо глядя на то место, где только что стояла бандитская машина. Показалось ей все это, или на самом деле?… Нет-нет, конечно, на самом деле, и как страшно — будто окунули в холодную воду с головой и дышать не дают! “Господи, все-все про меня знают! — думала Маргарита Александровна. Она встрепенулась — Они же домой поехать могут!”
Она с удивительной для своего веса легкостью вскочила со скамейки, подхватила пакеты и припустила по двору почти бегом, тряся своими мощными телесами.
Мать ушла, и Лерочка осталась одна. Она хотела заснуть, но сон не шел. Из крана в умывальнике капала вода. Равномерно, монотонно, раздражающе. Лерочка хотела встать и закрыть кран, но врачи вставать категорически запрещали. Она лежала, слушала стук звонких капель о раковину и думала о сломанных розах в мусорной корзине.
Так прошло много времени, было уже сумрачно, и Лера поняла, что не уснет, если не закроет кран. Она повернулась на бок, осторожно спустила на пол ноги, села на кровати. Вроде ничего, голова не кружится, не тошнит. Взялась за металлическую спинку рукой, встала. Сделала пару мелких шагов по направлению к умывальнику, и тут палата качнулась, как палуба океанского лайнера, перевернулась на бок, в глазах потемнело…
Лера очнулась на своей кровати, под одеялом. Кран больше не капал. Рядом она различила силуэт сидящего мужчины.
— Лера, Лера! — звал он ее по имени.
— Вы кто?
— Я — Сергей. Знаете, нехорошо все получилось. Я вовсе не для того заходил, чтоб вы заявление не писали. Пишите, ради бога. Может, отсижу — легче станет. Стыдно мне, Лера. Привык всю жизнь со всякой швалью возиться и никак отвыкнуть не могу. Я ведь двенадцать лет преступников ловил. А тут не смог человеческую душу разглядеть. Уперся в свою инструкцию, как баран! — говорил Сергей быстро и нервно, видимо, боясь, что Лера его прервет. — Простите меня, Лерочка.
На кровать лег свежий букет роз с мокрыми от воды черенками. Лера коснулась нежных бутонов и улыбнулась.
— Может, вам и вашей семье помочь чем надо? — продолжал Сергей. — Я могу. Лекарства какие? У меня есть знакомые, все достанут. Вы только не вставайте больше.
— Ладно, не буду, — пообещала Лера.
— Ну, я пойду, вы спите, — Сергей едва коснулся ее руки, поднялся. — Спокойной ночи.
— Спокойной, — сказала Лера, закрывая глаза. Она все еще не могла поверить, что он вернулся, и снова принес цветы, несмотря на дикий скандал, устроенный матушкой. Упрямый! И не врет, судя по всему…
Сергей шел по больничному коридору. Навстречу ему попались два здоровых парня в белых халатах. Сергей наметанным взглядом оперативника сразу различил в них “быков”. Обернулся им вслед. Парни на мгновение задержались перед Лериной палатой, вошли внутрь.
Сергей немного постоял, раздумывая. А вдруг не “быки” вовсе, а медики? Хирурги? Он повернулся и, стараясь не спешить, направился к Лериной палате.
— Ты, девочка, забудь про все! Если менты спрашивать будут, говори оступилась, башкой о поребрик стукнулась, — говорил парень, наклонясь над изголовьем. От него пахло пивом и табаком. Лера с ужасом смотрела в его холодные, немигающие глаза, тошнота подступала к горлу.
— Мужики, чего вам от девушки надо?
Парни обернулись. На пороге стоял Сергей.
— Ты кто, врач? — поинтересовался парень.
— Врач. А что? После семи посещение больных запрещено.
— Иди своей дорогой, врач. Это моя невеста. Мы сейчас с ней еще минут пять побазарим и уйдем.
— Нет, так дело не пойдет, — Сергей шагнул вперед. — Давайте-ка быстренько отсюда!
— Мирный, объясни-ка врачу что почем!
Второй парень двинулся на Сергея. Сергей понял, что должен начать первым, иначе его “вырубят” одним ударом. Он пнул противника в пах. Парень застонал и согнулся пополам. Следующий удар Сергей нанес сверху, по шее, укладывая “быка”.
— Ух ты, боевой врач оказался! — насмешливо произнес первый парень. Он резко развернулся и нанес Сергею мощный удар в челюсть. Моисеев осел на пол.
— Не надо! Не надо! — подвывала Лера, с ужасом наблюдая за происходящим.
— Ничего, поучим твоего врача немного! Здоровее будет, — сказал парень.
Второй поднялся с пола и начал с остервенением пинать Сергея ногами.
— Помогите! Помогите! — тихо скулила Лера.
— Хватит! — остановил его первый. — Ну что, девочка, все поняла? Если вякнешь, так опустим… Белый свет в овчинку покажется!
Как только парни вышли, Лера нажала кнопку вызова медсестры. Она вдавливала кнопку в металлическую панель и все шептала: — Помогите! Помогите!
— Врывайтесь, — сказал Евгений Викторович.
Вошел Кулаков. Он был возбужден.
— Продавцы взбунтовались, — сказал он просто.
— Чего так? — пока еще спокойно поинтересовался Евгений Викторович.
— Из-за вчерашнего. Охранник Моисеев продавщицу из мясного по башке дубинкой стукнул. В больнице с сотрясением сейчас, — напомнил заму Кулаков.
— Знаю-знаю, — закивал Евгений Викторович. — Так ведь не без греха — воровала.
— Ну, вот они и бузят.
Евгений Викторович глянул на часы. До открытия супермаркета оставалось тридцать пять минут. Если через тридцать пять минут они не откроются, будет скандал. Иди объясни покупателям, мол, у нас забастовка из-за драки охранника с продавщицей! Не поймут-с. Нужно было идти, поговорить с народом, наобещать горы золотые.
— Ладно, пошли, — Евгений Викторович поднялся из кресла и направился к дверям.
Действительно, в торговом зале, рядом с мясным отделом, бурлила толпа, состоящая из продавцов, кассиров и рабочих цехов. Охранники держались отдельно, они стояли чуть поодаль, рядом с колбасными прилавками, испуганно поглядывая на продавцов. Был среди охранников и Моисеев. Заправляла всем, конечно, Маргарита Александровна. Ее трубный голос разносился по всему супермаркету, проникал в подсобки, цеха, склады и был слышен даже во дворе.
— Произвол, безобразие! Почему мы должны оплачивать товар через кассу? Где обещанные скидки, где закупочная цена? Из-за какого-то несчастного торта за полтинник Лерку до полусмерти отмудохали!
— Девушки, — сказал Евгений Викторович, подходя поближе, но потом заметил, что в толпе полно мужиков — рабочих, рубщиков, грузчиков. — Господа, попрошу минуту вашего внимания, — он отер со лба пот. — То, что вчера произошло — вопиющее безобразие! Я приму меры, и виновные будут строго наказаны.
— Да вот же он стоит — наказывайте! — закивали на Моисеева продавщицы.
— Розгами, что ли, или плетьми? — пошутил Евгений Викторович.
— Дубинкой, как он Лерку огрел! — закричали продавщицы.
— Физическим насилием мы ничего не добьемся. Охранник действовал согласно инструкции, другое дело — превысил свои полномочия, применил по отношению к продавщице грубую силу!
— Она его в живот кулаком ударила, а он бандитами раненый, — тихо объяснил Евгению Викторовичу Кулаков.
— Парень с бандитами всю жизнь воевал, отвык, можно сказать, от женской ласки, вот и… — Евгений Викторович сделал неопределенный жест.
В толпе раздались нестройные смешки, которые тут же смолкли.
— Уволить его к чертям собачьим! А уж насчет уголовного дела пускай Лерка решает, — сказала Маргарита Александровна.
— Погодите-погодите, девушки, за что? За то, что человек свой долг выполнил, не дал ворованное из магазина вынести? — вступился за Моисеева Кулаков.
— Ой, наворовала тоже! — язвительно сказала Маргарита Александровна. — Я молчу, сколько у нас начальство ворует. На второй склад опять завоз был. Не знаю, как вы там все это называете, только по ночам к нам “Камазы” с неоприходованным товаром ходят.
Евгений Викторович взмок. Он же говорил: знают двое — знает и свинья. Стоило только поконфликтовать охране с работниками, тут и началось! А еще документы пропали! Отчетность вся. Как теперь отделить зерна от плевел?
— Откуда такая информация? — спросил он, удивленно подняв брови.
— От верблюда, — усмехнулась Маргарита Александровна. — Сорока на хвосте принесла. Евгений Викторович, да будто бы вы первый день родились!
— Понятия не имею. Все это не моя компетенция, — Евгений Викторович подумал о том, что должен немедленно позвонить Моргуну.
— В общем, не будем мы работать, пока не получим гарантий. Охранник должен быть уволен, потом скидки на продукты пускай больше сделают, и касса тоже чтоб своя была, если уж обязательно через кассу проводить.
— Хорошо, — кивнул Евгений Викторович, делая в блокноте пометки — она записывал фамилии “забастовщиков”. — Все будет. Только я сейчас вас умоляю, не подведите под монастырь — начните работу вовремя! Покупатель-то ни в чем не виноват. А мы пока и приказ оформим, и кассу отдельную поставим. В этом месяце премия двадцатипроцентная будет. Неплохо поторговали.
— Ладно, чего там! Начнем. Не подведем, — загудела толпа.
— Вот и чудненько, — Евгений Викторович обернулся к Кулакову. — Пойдешь со мной — разговор есть.
Зам проследил за тем, как продавцы и кассиры разошлись по своим рабочим местам, кивнул Кулакову, мол, пошли. Они поднялись наверх, в кабинет Евгения Викторовича.
— Слыхал? — спросил зам.
— Да, слыхал, — опустив голову, сказал Кулаков. — Только увольнять я его не буду. Обещал в обиду не давать, а теперь что? Не по-мужски как-то.
— А что делать?
— Надо Моисеева во двор посадить. Пускай на проходной за забором следит. Там его продавщицы сроду не увидят.
— Ты все-таки, Лева, своих псов попридержи, здесь нормальные люди работают, не бандюки какие-нибудь. Нет, но какова сучка, эта Маргарита!
— Может, нужны особые меры?
— Может, — кивнул Евгений Викторович. — Что там у тебя вчера с ворами произошло?
— Да так, попалась одна бабочка. Все врала, что журналистка, ну я ей крылышки слегка и помял… — Кулаков рассмеялся, но тут же замолк, перехватив неприязненный взгляд зама.
— Ты мне смотри тут! Чтоб больше никаких “мойщиков”! И охранников своих предупреди, если они еще будут с ними в доле работать, поувольняю всех к чертям собачьим! И тебя, между прочим, в первую голову. Понял?
— Как не понять, — кивнул Кулаков.
Евгений Викторович снял телефонную трубку и стал набирать номер.
— Алло, Федор, тут у нас ЧП небольшое. Народ бузит, будто воруем много. Надо как-то это дело разрулить.
Сергей сидел на стуле в комнате охраны, обхватив голову руками. Настроение у него было отвратительное. Какое оно еще могло быть? Заместитель директора ясно сказал — уволить. Не успел проработать и дня, как все кончено. На оперативной работе всегда все по своим местам — вот он враг, вооруженный, опасный, готовый тебе выстрелить в спину, и ты за ним охотишься, как гончая. А здесь? Ой, как перед девчонкой стыдно! Отвык он за двенадцать лет оперативной работы от человеческой жизни, стал стал каким-то нелюдем, занудой, бирюком. И ранение тут вовсе ни при чем. Не может он со своим гневом совладать, душит он его, слепит. Чуть не по нутру — кулаком в морду, по привычке.
Вошел Кулаков. Сергей поднялся со стула.
— Заявление на имя директора писать?
— Эх ты, кулема! — усмехнулся начальник. — Я же тебе обещал — в обиду не дам! Будешь теперь на проходной со двора сидеть. Карабин получишь. Смотри только не пуляй в кого попало. Испытательный срок тебе — месяц.
— Может, мне все-таки лучше уйти, раз весь коллектив против? — с сомнением в голосе спросил Сергей.
— Уйти ты всегда успеешь. Поработай-ка лучше. Все приказы Евгения Викторовича выполнять беспрекословно. Он у нас почти как бог.
— Я уже понял, — усмехнулся Сергей. Он сразу узнал этот голос. Именно он вчера обещал отправить женщину под нож, если не будут найдены бумаги двойной бухгалтерии.
В палате было сумрачно и тихо. Лерочка попыталась открыть глаза. Смотреть она могла только через узкие щелочки — лоб и веки заплыли огромным синяком. Боль пульсировала где-то в затылке. Она различила силуэт матери на стуле.
— Мам, это ты?
— Да, девочка моя, — мать взяла ее за руку и всхлипнула. Рука у Тамары Алексеевны была горячая. — Как ты? Сильно болит.
— Да нет-нет, уже ничего, — говорить было тяжело — каждое слово отдавалось болью.
— Это я, Лерочка, виновата, — всхлипывая, произнесла мать. — Научила на свою голову. Видишь, как!
— Ничего ты, мам, не виновата. Это я — дура. Надо было просто денег занять. Неужто на день рождения отца не дали бы?
— Тут, пока ты спала, милиционер приходил. Просил заявление написать. Ты напиши. Он попозже зайдет.
— Мам, не буду я никакого заявления писать. Зачем? Сама виновата.
— Напиши, доча, напиши. Надо этого козла вонючего посадить. Не всем им безнаказанными ходить!
— Он не козел, — тихо возразила Лерочка. — По-моему, у него там рана…
— Где рана?
Лера не ответила. Она вдруг опять вспомнила, как все вчера произошло, как ударила она охраннника в живот, и как сузились от дикой боли его зрачки, и как побледнел он, весь покрылся холодным потом, перестал что-либо соображать.
— Тебе что-нибудь покушать принести?
— Не хочу, — вздохнула Лера. — Как папа?
— Переживает. Идти хотел, я его не пустила. Не дай бог, опять в башку вдарит!
— Правильно, пускай дома сидит.
В палату постучали.
— Да, войдите, — сказала Тамара Алексеевна.
Дверь приоткрылась, и в палату заглянул Моисеев. Лера сразу его узнала. Как не узнать!
— Здрасьте! — робко сказал Сергей. — Мне бы Леру.
— А вы кто? — подозрительно глянула на него Тамара Алексеевна.
— Я тут передачку от коллектива, цветы… принес, — Сергей подошел к кровати и протянул Лере букет роз.
“Наши розы, маркетовские”, — подумала Лера, принимая цветы. Она вдруг поняла, что не испытывает к нему никакой ненависти. Будто не он ее вчера бил, а какой-то другой человек.
Пакет он передал Тамаре Алексеевне. Некоторое время помялся в нерешительности, не зная, как начать. Тамара Алексеевна заглянула в пакет, стала выкладывать на тумбочку фрукты.
— Мед, это хорошо, — сказала она. — С медом мы быстро поправимся.
— Лера, вы меня простите, пожалуйста, если можете, — наконец начал Сергей.
Тамара Алексеевна подняла на него удивленные глаза.
— Вам, наверное больно было? — тихо спросила Лера.
— Погоди-погоди, Лерочка, так это тот самый козел и есть? — Тамара Алексеевна взметнулась со стула. — Да как ты посмел сюда зайти! Ты, дерьмо собачье, хрен на выселках! Еще и передачку притащил! Думает, мы от его цветочков растаем, заявление в милицию писать не будем! На вот тебе, выкуси! — мать стала тыкать в лицо Сергея кукишами, потом она сгребла все фрукты назад в пакет, выхватила у дочери розы. Пакет Тамара Алексеевна сунула ему в руку, цветы швырнула в лицо. — Вали отсюда, козел!
— Извините, — Сергей вышел за дверь, не подобрав цветы.
В коридоре он подошел к болотного цвета стене, прислонился лбом к холодной шершавой поверхности. Дико болела рана на животе.
— Мам, зачем ты так?
— Затем! — Тамара Алексеевна подняла розы, поломала их, стараясь не уколоться о шипы, и выбросила в мусорную корзину. — Цветы я тебе и сама могу купить. Не нищие. Хорошо, отца нет, а то драка была бы.
— Да нет, он сильный, — вздохнула Лера.
— Кто, отец?
— Нет, Сергей.
— Козел этот? А откуда ты знаешь, как его зовут? — Тамара Алексеевна подозрительно посмотрела на дочь. — Говорили, первый день на службу заступил. Вы что, знакомы?
— Уже да, — усмехнулась Лера и тут же поморщилась от боли. — Слышала я, как его начальник охраны распекал.
— Ой, дочка, пиши-ка лучше заявление. А то сухим из воды выйдет, — вздохнула Тамара Алексеевна.
— Не буду, — упрямо сказала Лера.
Маргарита Александровна возвращалась после работы. В руках женщина несла два пакета с едой. После сегодняшнего скандала работникам сделали скидки на продукты до тридцати процентов. Говорили, будто ниже закупочной цены. Врут все. Кто же себе в убыток будет торговать, даже если своим?
Жила Маргарита Александровна недалеко от супермаркета, и на работу, и с работы предпочитала ходить пешком, чтобы, как она сама говорила, “жир немного растрясти”. Идти, правда, было тяжело — болели ноги, но она обычно раз по пять отдыхала на скамеечках возле домов, болтала со стариками “за жизнь”.
Семья у Маргариты Александровны была большая. Двое сыновей, один уже женился, невестку в дом привел, ребенка ждут, муж — “дальнобойщик”… И все крупные, все под два метра ростом, всем еды по ведру в день, как сенбернарам. Не натаскаешься!…
Маргарита Александровна тяжело опустилась на скамейку рядом с подъездом девятиэтажки, перевела дух.
К тротуару причалила “девятка” стального цвета, из нее вылезли два здоровых парня в майках и шортах — типичные “быки” с мощными шеями и бицепсами.
“Ишь, отъелись, боровы!”— подумала Маргарита Александровна, глядя на парней.
Один парень сел на скамейку справа от Маргариты Александровны, другой — слева. Маргарита Алексеевна слегка пододвинулась. Она тут же поняла, что парни подсели неспроста.
— Ну что, тетка, базар есть! — сказал тот, что сел слева, и смачно сплюнул на ей под ноги.
— Я вас, мальчики, не знаю, — натянуто улыбнулась она парням.
— И не дай бог узнать! — усмехнулся парень справа. — Какие у тебя проблемы, тетка?
— Никаких, — пожала плечами Маргарита Александровны.
— Хочешь, чтоб были?
— Упаси бог!
— Ну, тогда рот-то не разевай, а то мало ли, какие неприятности случиться могут. У тебя вон невестка брюхатая. Сейчас, говорят, плохо рожают, с осложнениями.
— Ребята, да вы что! Я разве что-то говорю! — голос у Маргариты Александровны задрожал и стал на удивление тихим, будто она горло застудила.
— Я еще не все сказал, тетка! — грубо оборвал ее парень справа. — Младший у тебя на машине ездит. Хорошая машина, и сын хороший. Смотри, чтоб не разбился! Жалко будет.
— Мальчики, м-м-мальчики, п-п-п-пожалуйста, н-н-не н-н-надо! — губы у Маргариты Александровны затряслись, еще немного, и из глаз брызнут слезы.
— Ну, я думаю, ты все поняла, тетка! — парни поднялись со скамейки и направились к машине.
Мотор взревел, “девятка” сорвалась с места, оставив после себя облачко гари и пыли.
Маргарита Александровна минут пять сидела в оцепенении, тупо глядя на то место, где только что стояла бандитская машина. Показалось ей все это, или на самом деле?… Нет-нет, конечно, на самом деле, и как страшно — будто окунули в холодную воду с головой и дышать не дают! “Господи, все-все про меня знают! — думала Маргарита Александровна. Она встрепенулась — Они же домой поехать могут!”
Она с удивительной для своего веса легкостью вскочила со скамейки, подхватила пакеты и припустила по двору почти бегом, тряся своими мощными телесами.
Мать ушла, и Лерочка осталась одна. Она хотела заснуть, но сон не шел. Из крана в умывальнике капала вода. Равномерно, монотонно, раздражающе. Лерочка хотела встать и закрыть кран, но врачи вставать категорически запрещали. Она лежала, слушала стук звонких капель о раковину и думала о сломанных розах в мусорной корзине.
Так прошло много времени, было уже сумрачно, и Лера поняла, что не уснет, если не закроет кран. Она повернулась на бок, осторожно спустила на пол ноги, села на кровати. Вроде ничего, голова не кружится, не тошнит. Взялась за металлическую спинку рукой, встала. Сделала пару мелких шагов по направлению к умывальнику, и тут палата качнулась, как палуба океанского лайнера, перевернулась на бок, в глазах потемнело…
Лера очнулась на своей кровати, под одеялом. Кран больше не капал. Рядом она различила силуэт сидящего мужчины.
— Лера, Лера! — звал он ее по имени.
— Вы кто?
— Я — Сергей. Знаете, нехорошо все получилось. Я вовсе не для того заходил, чтоб вы заявление не писали. Пишите, ради бога. Может, отсижу — легче станет. Стыдно мне, Лера. Привык всю жизнь со всякой швалью возиться и никак отвыкнуть не могу. Я ведь двенадцать лет преступников ловил. А тут не смог человеческую душу разглядеть. Уперся в свою инструкцию, как баран! — говорил Сергей быстро и нервно, видимо, боясь, что Лера его прервет. — Простите меня, Лерочка.
На кровать лег свежий букет роз с мокрыми от воды черенками. Лера коснулась нежных бутонов и улыбнулась.
— Может, вам и вашей семье помочь чем надо? — продолжал Сергей. — Я могу. Лекарства какие? У меня есть знакомые, все достанут. Вы только не вставайте больше.
— Ладно, не буду, — пообещала Лера.
— Ну, я пойду, вы спите, — Сергей едва коснулся ее руки, поднялся. — Спокойной ночи.
— Спокойной, — сказала Лера, закрывая глаза. Она все еще не могла поверить, что он вернулся, и снова принес цветы, несмотря на дикий скандал, устроенный матушкой. Упрямый! И не врет, судя по всему…
Сергей шел по больничному коридору. Навстречу ему попались два здоровых парня в белых халатах. Сергей наметанным взглядом оперативника сразу различил в них “быков”. Обернулся им вслед. Парни на мгновение задержались перед Лериной палатой, вошли внутрь.
Сергей немного постоял, раздумывая. А вдруг не “быки” вовсе, а медики? Хирурги? Он повернулся и, стараясь не спешить, направился к Лериной палате.
— Ты, девочка, забудь про все! Если менты спрашивать будут, говори оступилась, башкой о поребрик стукнулась, — говорил парень, наклонясь над изголовьем. От него пахло пивом и табаком. Лера с ужасом смотрела в его холодные, немигающие глаза, тошнота подступала к горлу.
— Мужики, чего вам от девушки надо?
Парни обернулись. На пороге стоял Сергей.
— Ты кто, врач? — поинтересовался парень.
— Врач. А что? После семи посещение больных запрещено.
— Иди своей дорогой, врач. Это моя невеста. Мы сейчас с ней еще минут пять побазарим и уйдем.
— Нет, так дело не пойдет, — Сергей шагнул вперед. — Давайте-ка быстренько отсюда!
— Мирный, объясни-ка врачу что почем!
Второй парень двинулся на Сергея. Сергей понял, что должен начать первым, иначе его “вырубят” одним ударом. Он пнул противника в пах. Парень застонал и согнулся пополам. Следующий удар Сергей нанес сверху, по шее, укладывая “быка”.
— Ух ты, боевой врач оказался! — насмешливо произнес первый парень. Он резко развернулся и нанес Сергею мощный удар в челюсть. Моисеев осел на пол.
— Не надо! Не надо! — подвывала Лера, с ужасом наблюдая за происходящим.
— Ничего, поучим твоего врача немного! Здоровее будет, — сказал парень.
Второй поднялся с пола и начал с остервенением пинать Сергея ногами.
— Помогите! Помогите! — тихо скулила Лера.
— Хватит! — остановил его первый. — Ну что, девочка, все поняла? Если вякнешь, так опустим… Белый свет в овчинку покажется!
Как только парни вышли, Лера нажала кнопку вызова медсестры. Она вдавливала кнопку в металлическую панель и все шептала: — Помогите! Помогите!
Жемчужина в консервной банке
Около таможенных стоек они попрощались. Алиса знала, что дальше — запретная зона, “табу”. Их не должны видеть вместе, потому что, как много раз объяснял ей, взбаломошной и ревнивой, Владимир Генрихович, появится повод для пересудов и сплетен, а им это ни к чему. Ему — поскольку наверянка найдутся доброжелатели, желающие ему быстрой “кончины” в качестве директора столичного супермаркета, ей — для дальнейшей “карьеры” в личной жизни. Те же доброжелатели нашепчут на ушко ее будущим мужьям и любовникам: Алисочка-то в подружках у Калюжного ходила. Такой роман, такой роман! Феерия плоти! Но на самом деле, все это так — для отмаза, для глупой и красивой девчонки. Владимир Генрихович не боялся сплетен и знал, что директором “супермаркета” он будет до тех пор, пока этого хочет его криминальная “крыша”. Авторитетам стоит только пальцем шевельнуть… И никакие деньги тут не помогут. А про любовницу они наверняка знают. Знают, посмеиваются, обсуждают, сидя где-нибудь в шикарной сауне с проститутками. Впрочем, ему все равно — пускай обсуждают! Кто еще вперед слетит? Вот в чем вопрос. Он — профи, а они… дерьмо! Просто Владимир Генрихович никогда не путал божий дар с яичницей. Любовница любовницей, работа работой. Сейчас, переступив границу таможенной зоны, он уже работал, и присутствие рядом женщины, которую постоянно хочешь, было ему ни к чему.
В зале прилета его поджидал водитель Юра. Он заулыбался, завидев Владимира Генриховича. Обменялись рукопожатиями.
— Здрасьте, как слетали?
— Ничего. Купил все, что хотел. Как там у нас? Представляешь, закрутился, даже позвонить некогда было.
— У нас… — Юра задумался, стоит ли сходу огорчать начальника, решил — нет. — Все хорошо у нас. С Евгением Викторовичем на рыбалку ездили.
Водителя в супермаркет они с замом специально наняли для того, чтобы иногда развлекаться без оглядки. Рабочий день у него был ненормированный. Одна из обязанностей Юры заключалась в том, что он должен был терпеливо дожидаться окончания банкетов и пикников, а потом развозить начальство по домам или куда оно пожелает. За это ему хорошо платили.
— Как рыбалка?
— Вот такие лещики, — Юра развел руки, показывая размер рыбы.
Владимир Генрихович рассмеялся.
— Такие только акулы в детстве бывают. Вас, рыбаков, могила исправит.
— Это точно, — улыбнулся водитель. — Домой?
— Надо еще товар получить.
— Много товару-то?
— На сто двадцать семь тысяч “баксов”. Не оставлять же его здесь!
— Ого! — Юра присвистнул.
— Я уже договорился, растаможку за полчаса сделаем.
Юра взял сумку Владимира Генриховича и направился к выходу.
Сергей Моисеев предстал перед ясные очи майора милиции в отставке Кулакова. Кулаков оглядел его с ног до головы, укоризненно покачал головой.
— Эге, парень-то у нас совсем безбашенный, как моя дочка говорит. И когда только все успевает: и продавщиц лупить, и сам получать? Где это тебя так причесали? — спросил Кулаков, глядя на расплывшиеся по лицу Моисеева синяки.
— Ничего страшного, Лев Дмитриевич. С хулиганами во дворе подрался. К девчонке моей пристали, — объяснил Сергей.
— М-да, видать, не навоевался. Ну-да, ладно, на проходной тебя никто видеть не будет. Начальству на глаза не попадайся, а то меня с утра уже Евгений Викторович спрашивал, как там наш герой, который за частную собственность, как за свою, вступился?
— Ничего, герой, — Сергей улыбнулся.
— Оно и видно. Значит так, служишь сутки через двое, как положено, с девяти утра. Твоя задача — следить за периметром забора и пропускать на территорию машины с грузом. Вся документация у тебя перед глазами. Могут быть и особые распоряжения, но о них после. Усек?
— Так точно. Только через трое суток положено, — заметил Сергей.
— На положено, сам знаешь что, — рассмеялся Кулаков и похлопал Сергея по плечу. — Принимай пост.
Сменщик сдал Сергею оружие, телевизор, объяснил правила прохождения машин на разгрузку, и Моисеев заступил на дежурство. Он сидел, тупо смотрел на мониторы и вспоминал вчерашний безумный вечер.
Очнулся он от того, что кто-то поднес к его носу ватку с нашатырным спиртом. Мотнул головой, открыл глаза, непонимающе посмотрел на склонившуюся над ним медсестру.
В зале прилета его поджидал водитель Юра. Он заулыбался, завидев Владимира Генриховича. Обменялись рукопожатиями.
— Здрасьте, как слетали?
— Ничего. Купил все, что хотел. Как там у нас? Представляешь, закрутился, даже позвонить некогда было.
— У нас… — Юра задумался, стоит ли сходу огорчать начальника, решил — нет. — Все хорошо у нас. С Евгением Викторовичем на рыбалку ездили.
Водителя в супермаркет они с замом специально наняли для того, чтобы иногда развлекаться без оглядки. Рабочий день у него был ненормированный. Одна из обязанностей Юры заключалась в том, что он должен был терпеливо дожидаться окончания банкетов и пикников, а потом развозить начальство по домам или куда оно пожелает. За это ему хорошо платили.
— Как рыбалка?
— Вот такие лещики, — Юра развел руки, показывая размер рыбы.
Владимир Генрихович рассмеялся.
— Такие только акулы в детстве бывают. Вас, рыбаков, могила исправит.
— Это точно, — улыбнулся водитель. — Домой?
— Надо еще товар получить.
— Много товару-то?
— На сто двадцать семь тысяч “баксов”. Не оставлять же его здесь!
— Ого! — Юра присвистнул.
— Я уже договорился, растаможку за полчаса сделаем.
Юра взял сумку Владимира Генриховича и направился к выходу.
Сергей Моисеев предстал перед ясные очи майора милиции в отставке Кулакова. Кулаков оглядел его с ног до головы, укоризненно покачал головой.
— Эге, парень-то у нас совсем безбашенный, как моя дочка говорит. И когда только все успевает: и продавщиц лупить, и сам получать? Где это тебя так причесали? — спросил Кулаков, глядя на расплывшиеся по лицу Моисеева синяки.
— Ничего страшного, Лев Дмитриевич. С хулиганами во дворе подрался. К девчонке моей пристали, — объяснил Сергей.
— М-да, видать, не навоевался. Ну-да, ладно, на проходной тебя никто видеть не будет. Начальству на глаза не попадайся, а то меня с утра уже Евгений Викторович спрашивал, как там наш герой, который за частную собственность, как за свою, вступился?
— Ничего, герой, — Сергей улыбнулся.
— Оно и видно. Значит так, служишь сутки через двое, как положено, с девяти утра. Твоя задача — следить за периметром забора и пропускать на территорию машины с грузом. Вся документация у тебя перед глазами. Могут быть и особые распоряжения, но о них после. Усек?
— Так точно. Только через трое суток положено, — заметил Сергей.
— На положено, сам знаешь что, — рассмеялся Кулаков и похлопал Сергея по плечу. — Принимай пост.
Сменщик сдал Сергею оружие, телевизор, объяснил правила прохождения машин на разгрузку, и Моисеев заступил на дежурство. Он сидел, тупо смотрел на мониторы и вспоминал вчерашний безумный вечер.
Очнулся он от того, что кто-то поднес к его носу ватку с нашатырным спиртом. Мотнул головой, открыл глаза, непонимающе посмотрел на склонившуюся над ним медсестру.