Житков Андрей. Супермаркет

   — Да какой там пафос? — возмутился парень. — Чистая уголовщина! Они их из других городов целыми командами на автобусах возят! Паспорта отбирают!
   Оксана со вздохом отвела взгляд и увидела Аньку, которая стояла вполоборота у театральной афиши, стараясь не смотреть в их сторону.
   — Вадим, ты извини, пожалуйста, у меня встреча, — торопливо произнесла Оксана, дежурно кивнула на прощание и подошла к Аньке.
   Парень постоял немного, растерянно глядя вслед Оксане, тяжело вздохнул и пошел своей дорогой.
   — Здравствуй, — сказала журналистка. — Ты меня ждала или просто так гуляешь?
   — Просто так, — сказала Анька.
   — Ладно, не ври! — резко сказала журналистка. — Пойдем присядем на скамейку, поговорим.
   Они сели на скамейку, Оксана достала сигареты.
   — Курить будешь?
   — Мне сейчас нельзя — бронхит, — вздохнула Анька. — А иногда так хочется, просто сил никаких нет!
   — Ты что, в положении? — тут же догадалась журналистка.
   Анька посмотрела на нее с каким-то детским испугом. Какая прозорливая!
   — Да нет, просто… Ну да, есть немного, — неуверенно кивнула она.
   — Этого немного не бывает. Или есть или нет, — усмехнулась Оксана.
   — В общем, я просто хотела вам деньги вернуть, — Анька полезла в карман куртки, вынула из него купюры. — Вы нас извините, пожалуйста, что так в прошлый раз получилось. Нехорошо.
   — Да уж, конечно, что хорошего? — сказала журналистка. — Деньги убери, они ваши. Статья про “мойщиков” давно вышла, так что заработали.
   — Нет, а как же…? — растерялась Анька. — Мы еж вас подставили!
   — Отрицательный опыт — тоже опыт. Научили. Что это ты вдруг ни с того ни с сего добренькой стала? Попалась?
   Анька снова с испугом посмотрела на журналистку — мысли она ее читает?
   — Ничего я не попалась! Неудобно просто. Вы нам деньги, мы вам — подлянку.
   — Грехи искупаешь? Хочешь своему будущему ребенку счастливую судьбу? Чтоб твою “грязь” на своих плечах по жизни не нес?
   — Хочу, — призналась Анька. Он не совсем поняла, что имела в виду журналистка, когда сказала о “грязи” на плечах. — Кто же этого не хочет?
   — Просто ангел, а не женщина, — рассмеялась Оксана. — Только не так это просто — свои прежние грехи искупить. Тут, моя милая, помучаться надо, пострадать. Деньгами не отделаешься!
   — Может, возьмете? — Анька заглянула в глаза Оксане, и журналистка увидела, какие они красивые — карие, с темными крапинками.
   — Нет, не возьму, — Оксана задумалась. — Ладно, если хочешь доброе дело сделать, пойдем в кафешку зайдем, покормишь меня из этих денег, заодно расскажешь, что там с тобой в “супермаркете” случилось, — она поднялась со скамейки, пошла по аллее. Анька осталась на месте. Смотрела на нее как-то затравленно, по-собачьи. — Ну, чего ты сидишь? Передумала?
   — Нет-нет, пойдемте! — Анька вскинулась, торопливо зашагала за журналисткой.
   Владимир Генрихович почувствовал себя нехорошо: опять потемнело в глазах, руки сделались ватными. Он испугался, что потеряет управление автомобилем, перестроился в правый ряд, притормозил у тротуара.
   В зеркало заднего вида он увидел, что к машине, помахивая жезлом, направляется “гаишник”. “Только этого еще не хватало!”— с тоской подумал Владимир Генрихович, вытирая покрывшийся холодным потом лоб.
   — Нарушаем? — наклонился к окошку инспектор и представился.
   — Плохо мне что-то, — поморщился Владимир Генрихович, вздыхая.
   — Плохо — не надо за руль садиться, — заметил инспектор. — Вы сплошную линию пересекли. Выйдите из машины.
   Владимир Генрихович подчинился. Его обдало запахом гари от рванувшихся на зеленый свет автомобилей. Он закашлялся, глотнул серый воздух, и тут его вырвало прямо на сапоги инспектору.
   — О, как все запущено! — покачал головой милиционер. — Придется вам в трубочку дыхнуть. Давайте мне сюда свои права!
   Владимир Генрихович отдал инспектору права и поплелся следом за ним к милицейской машине.
   Сергей Моисеев видел все случившееся. Он стоял чуть поодаль у аптечного киоска, якобы изучая ценники на лекарствах, на самом деле — внимательно смотрел по сторонам. Директора Сергей поджидал специально. Он знал, что Владимир Генрихович всегда ездит домой именно этой дорогой. До Моисеева директор не доехал каких-нибудь тридцати метров.
   Сергей оглянулся, двинулся к машине директора. Подойдя, еще раз оглянулся, тронул ручку задней дверцы. Дверца оказалась открыта. Видимо, подгоняемый инспектором, в спешке, Владимир Генрихович забыл щелкнуть кнопкой пульта дистанционного управления. Сергей открыл дверцу и быстро влез в машину. Он осмотрелся и, подогнув колени, лег на заднее сиденье, укрывшись плащом директора.
   Через несколько минут Владимир Генрихович вернулся к машине, завел мотор, тронулся с места. Вид у него был очень бледный.
   — Володя, — позвал Сергей, поднимаясь с сиденья.
   Владимир Генрихович вздрогнул, увидев в зеркале Моисеева.
   — Ты прямо как черт из табакерки! — рассмеялся он нервно. — Что случилось, почему ты не вышел на работу?
   — За мной охотятся, — просто сказал Сергей.
   — Кто?
   — Не знаю точно, они мне ничего рассказать толком не успели, но думаю — люди Моргуна. Евгений Викторович и Моргун — одна ниточка. Кто-то узнал о нашем с тобой разговоре на проходной. Может, и не только о нем. Не знаю.
   — Тебя пытались убрать? — встревожено спросил Владимир Генрихович.
   — Отвезли за город и посадили в подпол, — объяснил Моисеев. — Потом я убежал.
   — А с твоими прошлыми делами это никак не связано? Бандитские обиды? Месть?
   — Да нет, это наше дело, — Моисеев оглянулся, выискивая глазами “хвост”. — Одного “быка” я узнал. Он к Лере в палату приходил, и на проходной я его видел. К заму твоему шастает. Шастал, — уточнил Сергей.
   — Ты его грохнул, что ли? — удивился директор.
   — Сам себя грохнул. В общем так, Володя, если они все узнали, недолго нам с тобой по этому свету ходить. Все равно достанут. Я Леру к родителям отправил, сам — в бега.
   — А если к своим, бывшим, за помощью? — с сомнением в голосе спросил Владимир Генрихович.
   — Не будь наивным. Пока что у нас против них ничего нет.
   Директору опять сделалось плохо. Он, на этот раз стараясь внимательно глядеть на разметку, перестроился, затормозил. Когда машина остановилась, Владимир Генрихович уронил голову на руль, закрыл глаза.
   — Что с тобой? Тебе плохо? — спросил Моисеев, оглянувшись.
   — Не знаю, — простонал директор, чувствуя, как наливается чугунной тяжестью голова, а в глазах мелькают разноцветные точки и штрихи, а к горлу снова подкатывает тошнота. — Четвертый раз за сегодняшний день! Наверное, какая-то инфекция.
   — Они только и ждут, когда ты свалишься, — вздохнул Сергей. — Давай-ка лучше я за руль сяду.
   — Нет-нет, не надо. Все прошло, — покачал головой Владимир Генрихович. — Сейчас пройдет.
   — Володя, я тебя умоляю, будь осторожен! Бог со мной, выкручусь, не велика пешка! Они могут тебе аварию устроить, из-за угла выстрелить. У тебя даже охраны нет!
   — Можно подумать, что охрана спасет, если тебя “приговорили”, — усмехнулся директор.
   — Бывает, что и спасает, — сказал Моисеев. — Хоть что-то, а то ходишь “голый”, как мишень. Я бы тебя сам охранял, но сам понимаешь…
   — Ладно, завтра найму двух человек. Есть у меня одно хорошее агентство, мы с ним ценные грузы перевозили, Владимир Генрихович снова тронул машину с места.
   — Если мы будем сидеть, сложа руки, нас все равно рано или поздно уберут, — произнес Моисеев. — Надо немедленно предпринять ответный ход. Сам иди к Моргуну и расскажи ему про личный “левый”склад зама, который он от него скрывает.
   — Мне завтра в Екатеринбург лететь. “Самоцветы” обещали нам большую партию лечебной косметики. Говорят, лучше заграничной. Хотелось бы посмотреть.
   — Не знаю, плохо это или хорошо, — покачал головой Моисеев. — Только охрану возьми. Им на чужой территории убрать тебя легче. Можно на местных “отморзков” списать.
   — Ладно, возьму, — кивнул головой Владимир Генрихович. На этот раз он не успел ничего почувствовать — сознание ушло из него быстрее молнии. Правая рука соскользнула с руля, машину повело влево.
   — Володя! — закричал Моисеев, но Владимир Генрихович его уже не слышал. Его голова безжизненно скатилась на бок.
   Сергей соскочил со своего места, схватился за руль, пытаясь выровнять машину, но не успел. Машину тряхнуло, раздался грохот — они въехали в заднее левое крыло красной “восьмерке”. Посыпались стекла.
   — Ты че, совсем баран? Водить научись! — выскочил из “восьмерки” разъяренный водитель — щуплый усатый человечек в джинсовой куртке.
   Моисеев щупал пульс Владимира Генриховича и не находил его.
   — “Скорую” вызывай! — громко крикнул он человечку. — Быстрее, человек умирает!
   Человечек заглянул в окно, увидел вытекшую изо рта Владимира Генриховича розовую пену, бросился наперерез машинам к ближайшему телефону-автомату.
   Валерик сидел на кухне в расстегнутой рубахе и за обе щеки уплетал жареную цветную капусту с грибами. Нина Владимировна сидела рядом, подперев голову рукой, и любовно смотрела на своего проголодавшегося “мужика”.
   — Тебе еще положить? — спросила она, когда тарелка опустела.
   — Ага, немножечко, — кивнул Валерик.
   Нина Владимировна взяла его тарелку, подошла к плите, ложкой разделила еду на сковородке на две неравные части — побольше для Валерика, поменьше — для Аньки.
   — Пивка нет? — поинтересовался Валерик.
   — Есть-есть, — улыбнулась Нина Владимировна. Она залезла в холодильник, взяла с нижней полки бутылку “Клинского”— светлого. Открыла, налила пиво в стакан.
   — Вот она — жизнь! — воскликнул Валерик и сделал крупный глоток. — Хоррррошо!
   — Когда к своей стерве пойдешь? — ревниво поинтересовалась Нина Владимировна.
   — А вот возьму и не пойду! — хитро подмигнул Нине Владимировне Валерик и слегка хлопнул ее по ягодице.
   — Да ладно тебе, раскобелился опять! В десять? В одиннадцать?
   — Ни в десять, ни в одиннадцать. Может, я к тебе переехал? — Валерик допил стакан и налил себе еще.
   — Чего это вдруг? — Нина Владимировна замерла, еще не веря его словам.
   — Не вдруг. Слава богу, три года уже.
   Нина Владимировна опустилась на табурет, внимательно посмотрела на Валерика. — А как же мы тут втроем уместимся. Вчетвером, то есть, — поправилась она.
   — В тесноте да не в обиде, — снова подмигнул ей Валерик. — Да ладно, Нина, не грейся ты! Моя с тещей на целую неделю на дачу свалили. Отпуск у нее. До воскресенья я теперь свободен.
   — Как кобыла на привязи, — добавила Нина Владимировна зло. — Шуточки у тебя. А я-то уши развесила — переедет! Допивай свое пиво и пойдем уже, а то скоро Анька заявится.
   — Угу, — кивнул Валерик, глотая пиво.
   Нина Владимировна ушла в комнату, скинула халат, улеглась в расправленную постель. Появился Валерик с недопитым стаканом. Поставил стакан на пол, скинул рубашку, улегся рядом, прижавшись к Нине Владимировне всем телом. Валерик поцеловал ее в ухо, и Нина Владимировна сладостно вздохнула.
   — Хоть неделя, а наша!
   В прихожей щелкнул замок.
   — Анька! Одевайся быстрей! — Нина Владимировна первой соскочила с кровати, накинула халат, бросила на постель рубашку Валерика. Ногой она пнула стакан, и пиво, пенясь, поползло по полу. — Ну, мать твою! — выругалась она. — Не понос, так золотуха! — она застегнула халат, вышла в прихожую. Чмокнула дочь в щеку. — Ну, как ты? В консультацию ходила?
   — Угу, — сказала Анька и улыбнулась. — Плод развивается нормально.
   — У тебя такой вид счастливый, — у Нины Владимировны почему-то сами собой навернулись слезы.
   — Да так, дело одно хорошее сделала, — Анька сняла кроссовки и тут только заметила туфли Валерика.
   — Трахаетесь? — спросила она шепотом.
   — Аня, что за грубые слова! — притворно возмутилась Нина Владимировна. — Валерий Петрович поживет у нас до воскресенья.
   — Мне-то что! — пожала плечами Анька. Она заглянула в комнату матери, поздоровалась с Валериком. Он сидел на диване и делал вид, что увлеченно смотрит какую-то детскую передачу.
   Анька прошла в свою комнату переодеться.
   — Есть будешь? — спросила Нина Владимировна.
   — Неохота, — покачала головой Анька.
   — Что значит — неохота! — возмутилась мать. — Ты ведь теперь не одна. Себя голодом моришь, так хоть ребенка накорми! Исхудала вся, одни глаза остались.
   — Мам, я уже поела, — раздражаясь, сказала Анька. — А мороженого нет?
   — Одному — пивка, другой — мороженого. Ну, что бы вы без меня делали! — широко улыбнулась Нина Владимировна, отправляясь на кухню. Она достала из морозильника пластиковый стаканчик, взяла с мойки чайную ложку, принесла Аньке мороженое.
   — О, класс! Черная смородина! — восхищенно сказала Анька, взглянув на крышку. — Спасибо, мам!
   — Ты на мороженом съехала, я — на икре с мелом, — произнесла Нина Владимировна весело, глядя, как Анька, жмурясь от удовольствия, отправляет ложку за ложкой в рот.
   — Как это — на икре с мелом? — удивленно уставилась на нее Анька.
   — Мел жрала. Я тогда на четвертом курсе училась. Приду раньше всех в аудиторию, наберу с доски мела и жру потихоньку, пока не затошнит. Не хватало, видать, чего-то в организме. А на икру у нас с твоим отцом денег не было.
   — Он же противный! — сморщилась Анька.
   — Это он щас противный, а тогда слаще меда казался! — Нина Владимировна цокнула языком и удалилась.
   Анька доела мороженое, улеглась поверх покрывала на кровать. Она лежала и улыбалась, вспоминая сегодняшний разговор с журналисткой. Оксана дала ей свою визитную карточку, просила звонить и запросто приходить в гости. Кажется, у Аньки появилась новая подруга. Умная подруга. Мудрая.
   Она подняла глаза, на пороге комнаты стоял Валерик. Он прошел, уселся рядом с кроватью на стул.
   — Ну, и как ты думаешь свою дальнейшую жизнь? — поинтересовался Валерик, листая географический атлас.
   — В смысле? — сделала Анька удивленное лицо.
   — В смысле учебы. Твои сверстники в сентябре в школу пойдут, а ты куда? Не бросишь, надеюсь? Ребенок ребенком, но и о своем будущем подумать надо.
   — Мама! — Анька вскочила с кровати, бросилась вон из комнаты. Забежала на кухню. Нина Владимировна пила чай. — Ты зачем Валерику про ребенка сказала? Я ведь тебя просила! — закричала Анька на мать.
   — Да как же…? — растерялась Нина Владимировна. — А то он слепой — не видит! Шила в мешке не утаишь.
   — Э-эх, — с укоризной вздохнула Анька. — А я-то думала! Козел драный! — она зашла в ванную комнату, закрылась на шпингалет.
   — Аня, не смей так о взрослых говорить! — прикрикнула на дочь Нина Владимировна.
   — Драный, драный! — зло отозвалась из ванной комнаты Анька. — И ты тоже! Вот уйду от вас к Ваньке — будете знать!
   — Значит, все-таки, Иван? — громко спросила Нина Владимировна.
   — Три Ивана, — ответила Анька.
   В кухне появился Валерик атласом в руке. Нина Владимировна покачала головой, глядя на него, покрутила пальцем у виска. — Тебя кто за язык тянул? Просила ведь! — сказала она с укоризной.
   — Ну да, я не скажу, кто скажет? Ты? Она тебя вон в грош не ставит! Ребенку учиться надо.
   — Ой, господи, как мне с вами, дураками, тяжело! — вздохнула Нина Владимировна, отхлебывая из чашки чай.
   Сергей Моисеев, накинув на плечи белый халат, ходил взад-вперед около дверей реанимационного отделения. Он был крайне подавлен и удручен. По дороге к больнице врач “Скорой” поставил предварительный диагноз — сильнейшее отравление. Пищевое или еще какое, он сказать точно не мог. Нужны были анализы. Владимира Генриховича на каталке завезли в двери реанимации, и вот уже два с половиной часа никаких известий. “Отравление? Да у него же отборные продукты. Все свежайшее, из первых рук!”— думал Моисеев, поглядывая на освещенный мертвенно синим светом блестящий коридор за стеклянными створками. О себе он сейчас совсем не думал. Пока там еще бандиты возьмут его след!… Лишь бы Лерочку не тронули! Ей были даны строжайшие инструкции: к дверям близко не подходить, на телефонные звонки не отвечать, постараться продлить в поликлинике больничный хотя бы на неделю, сославшись на головокружение и сильные боли. Он будет звонить ей завтра специально условленным звонок. Два набора, ровно через три минуты еще один, через пять — еще. Только на пятый раз Лерочка должна снять трубку.
   Из дверей реанимации вышел пожилой, кряжистый, как столетний дуб, врач в салатного цвета рубахе с закатанными рукавами.
   — Доктор, ну что? — бросился навстречу ему Моисеев.
   — Я хотел бы с вами поговорить, — врач взял его под локоть, повел по коридору. — Вы, насколько я понимаю, брат?
   — Друг, — уточнил Сергей. — Я с ним в машине ехал…
   Врач махнул рукой, давая понять, что всю историю знает прекрасно.
   — В таком случае, вы должны все рассказать жене. Позвоните ей немедленно.
   — Что? — Сергей вдруг понял, что с Владимиром Генриховичем что-то очень серьезное.
   — Сильнейшее отравление кадмием. Состояние критическое. Шансов — один из ста. Мы делаем все возможное, но, сами понимаете… — врач тяжело вздохнул и развел руками.
   — Кадмием? — удивился Сергей. — Откуда он взялся?
   — Это вы у меня спрашиваете? Отравление такой степени может произойти только при непосредственном контакте с металлом. Судя по всему, через слизистую полости рта. Не дома, конечно. Это исключено. Такое возможно только где-нибудь на заводе, в цехах по переработке цинковых руд, не знаю… Где работает больной?
   — Он директор супермаркета, — сказал, пораженный известием Моисеев.
   — Ума не приложу — откуда в супермаркете кадмий? — пожал плечами врач. — Во всяком случае мы немедленно сообщим о происшествии в СЭС. Они проведут во всех помещениях магазина необходимые исследования. Нужно обязательно выявить источник отравления. Иначе, сами понимаете, могут быть другие жертвы.
   — Доктор, ну хоть один шанс!… — умоляюще посмотрел на врача Моисеев
   — Я же сказал — только один, — врач подал Сергею руку. — Да, вот еще что: заберите-ка одежду больного. Сейчас вам ее вынесут.
   Врач исчез за стеклянными створками, а Сергей опять начал расхаживать взад-вперед около дверей.
   “Кадмий, кадмий, кадмий! — крутилось в его голове. — При непосредственном контакте! Бред какой-то, ей богу! Откуда ему взяться? — Моисеев вдруг замер. — Ну да, кадмий. В его практике уже был такой случай — известного банкира отравили каким-то тяжелым металлом, зарядив его в телефонную трубку. Умер, не приходя в себя. “Мадам Бовари”, мышьяк, судороги… Тихая смерть на больничной койке, и не надо никаких киллеров с автоматами и винтовками, автомобильных аварий, крушений самолетов и прочих дурацких эффектов.
   Вышла санитарка и передала Сергею большой полиэтиленовый пакет с вещами.
   — Спасибо, — сказал Моисеев, забирая пакет.
   — Пакетик-то десять рублей стоит. Мой он, собственный, — произнесла санитарка, видя, что Сергей собирается уйти.
   — Почему же так дорого? — удивился Моисеев.
   — Потому что американский. У них там в Америке все дорого, — тут же нашлась санитарка.
   — Держите, — Сергей протянул ей десятирублевую купюру и зашагал по коридору.
   По дороге ему попался холл с креслами и пальмами в кадках. Сергей опустился в кресло, достал из пакета брюки, пошарил по карманам. Пустой кошелек, мелочь — ничего существенного. Он достал пиджак. Сунул к себе в карман записную книжку Владимира Генриховича — может пригодиться. Во внутреннем кармане пиджака обнаружил “Паркер” с золотым пером. Очень дорогой. Моисеев внимательно осмотрел ручку, открутил колпачки. Ничего особенного. Только в верхнем колпачке крохотная дырочка. “Неужели во всех “Паркерах” такие дырочки?”— подумал Сергей, крутя колпачок в руках. “Паркер” у Владимира Генриховича появился недавно — после дня рождения. Интересно, кто ему подарил ручку? Моисеев сложил вещи назад в пакет, сунул ручку в карман и направился к выходу.
   Был вечер. Боря с рюкзаком за спиной и болтающимися по бокам роликами обошел со всех сторон стоящий у проходной “Фольксваген” Кулакова, попинал передние колеса. Из дверей проходной появился охранник в форме.
   — Парень, тебе чего от машины надо? — спросил он.
   — Мы с вашим начальником ездить учимся, — гордо произнес Боря. — Он сейчас подойти должен.
   — Ты его племянник, что ли? — охранник достал сигарету и закурил.
   — Ага, племянник — двоюродный, — уточнил Боря.
   — Все равно отойди. Юрий Дмитриевич выйдет, тогда будешь пинать что хочешь.
   Боря показал охраннику язык и отошел на безопасное расстояние. Охранник скрылся за дверью.
   Сегодня он должен был поехать на Кулаковском “Пассате” в пятый раз. Боря уже научился трогаться, обозначать поворот, плавно выжимать сцепление, переключать с “нейтралки” на первую скорость, а с первой на вторую, ставить машину на “ручник”. Кулаков был классным учителем, терпеливым, спокойным, вот если бы все тетки в школе были такими!
   Из двери проходной появился Кулаков.
   — Привет, роллер, — он протянул Боре руку. — Как дела?
   — Ничего, потихоньку, — уклончиво ответил паренек.
   — Я сегодня долго не могу. Внучку должны из Калуги привезти, — объяснил Кулаков. — Минут сорок, ладно?
   — Ладно, — со вздохом кивнул Боря.
   Они сели в машину. Боря за руль, Кулаков рядом.
   — Ну что? — спросил начальник охраны, включая зажигание.
   — Дежурили те же“тачки”. Две, — сказал Боря, вынимая из рюкзака блокнот. — Вот номера. И мужики те же сидели, — он вырвал листочек из блокнота, протянул Кулакову.
   — Камеры у них не было? — поинтересовался Кулаков.
   — Камеры не заметили. А вот за пивом они бегали — это точно. Четыре бутылки за день выпили.
   — М-да, не очень-то радостные известия, — покачал головой Кулаков.
   — Что, “пасут” вас ментяры? — спросил Боря.
   — Нахватался словечек: “пасут”, “ментяры”! — недовольно сказал начальник охраны. — Тебе сколько лет-то?
   — Четырнадцать, — гордо произнес Боря.
   — Четырнадцать, а до сих пор русского языка не знаешь, — покачал головой Кулаков. — Пора бы уже!
   — У нас учителка по русскому “отстойная”, — сказал Боря. — Только и знает анекдоты на уроках рассказывать.
   — Вот это плохо! — Кулаков посмотрел на приборную доску. — Сколько бензина в баке?
   — Половина, — Боря показал пальцем на стрелку. — А че плохо-то? У нее зарплата рублей семьсот. Вот и остается анекдоты рассказывать, чтобы не заплакать.
   Кулаков рассмеялся. — Ладно, поехали. По дворам прокатимся. Включай поворот, выжимай сцепление. В зеркальце посмотри!
   — А чего в него смотреть? Все равно там никого нет, — заметил Боря.
   — А вдруг есть? Вот и зевнешь. Все движения должны быть отработаны до автоматизма, понял?
   — Ага, — Боря перевел рычаг коробки передач из нейтрального положения на первую скорость. Тронул машину с места.
   — Не дави сильно, не дави, — учил его Кулаков. — Видишь, она сама идет.
   Машина въехала в соседний двор и неторопливо покатила по асфальту.
   Миша с Иваном сидели на скамейке около крайнего подъезда. Миша держал в руках дистанционный пульт. Такие обычно бывают у радиоуправляемых моделей автомобилей.
   — Майкл, ты точно знаешь, что он здесь поедет? — нервно спросил Иван, вглядываясь в дальний конец двора. — Там же другой выезд есть, прямо на улицу.
   — Точно, — кивнул Миша. — Он всегда этой дорогой ездит, вон через ту арку, так ему до дома короче.
   — Ну, смотри, блин, если проколешь…! — Иван замолчал.
   — Да вот же он, а ты греешься! — кивнул Миша на вырулившую из-за угла машину.
   — Давай-давай, козел, не сворачивай! — зло произнес Иван и сплюнул.
   — Ванька, он, по-моему, в машине не один, — заметил Миша сбоку от водителя второго человека.
   — Какая нахрен разница — один — не один! Взял с собой такого же козла из охраны! Все они говнюки! Если ссышь, давай сюда пульт, я сам все сделаю.
   — Ладно-ладно, — кивнул головой Миша, наблюдая за машиной. — Сейчас они в арку въедут.
   Действительно, машина довольно неуклюже развернулась и въехала в арку между шестым и седьмым подъездами.
   — Жми! — прикрикнул на Мишу Иван. — Жми, я сказал!
   Миша вдавил в пульт кнопку.
   В салоне автомобиля что-то щелкнуло, Кулаков оглянулся, и в это мгновение из-под сидения водителя под крышу взметнулся столб пламени. Кулаков инстинктивно отпрянул.
   — Стоять! — закричал он, но Боря с испугу вдавил педаль акселератора в пол, машина рванулась вперед. Подросток истошно закричал, чувствуя, как на нем загорается одежда. Кулаков вытянул ногу, нажал педаль тормоза. Мотор заглох. Он дернул ручку двери и выскочил на улицу, вытягивая за собой за шкирку пацана. Боря кричал “Мамочка! Мамочка!”— и истошно выл. Кулаков оттащил его от машины, повалил на землю, стал сбивать с одежды огонь, засыпать парня пылью. Он то и дело поглядывал на пылающий салон автомобиля. Огонь уже выбивался из-под капота. Когда одежда на мальчике была потушена, Кулаков бросился назад к автомобилю. В багажнике у него был огнетушитель. Но тут он вдруг вспомнил, что ключи остались в замке зажигания и понял, что “Фольксваген” не спасти — весь салон уже был охвачен гудящим пламенем. Он отбежал назад, подхватил подростка и бросился с ним подальше от автомобиля. Через несколько секунд хлопнул взрыв, от которого машина слегка подпрыгнула. Взрыв этот не только закоптил арку до угольной черноты, но и вынес несколько стекол в лоджиях на первом этаже.