Прошло минут десять. Миша неторопливо потягивал “пепси” и ждал. Наконец, он увидел, как Анька с Иваном поднялись по ступенькам и вошли в супермаркет. Теперь на Аньке было обтягивающее “мини” и туфли на высоком каблуке. Волосы тщательно уложены в модную прическу, на плече — крохотная сумочка. У Ивана за спиной болтался синий рюкзак, в правой руке он нес телескопическую удочку и сачок.
   “Да, блин, на такую девку любой клюнет,” — подумал Миша, оценивающе глянув на стройные Анькины ноги.
   Анька с Иваном скрылись в дверях супермаркета.
   — Я первой пойду, — тихо сказала Ивану Анька, останавливаясь у киоска с фотоаппаратами недалеко от входа. — Поболтайся пока в зале, тортик купи. Как увидишь, что я подвалила, тоже подваливай и за выпивку базарь. Главное, чтоб она его открыла. Охраннику старайся на глаза не попадаться. Удочку прячь. Ты сегодня как — тупой, нет? Бутылку-то увидишь?
   — Умный я, — проворчал Иван, глядя на рекламный стенд с девицей в купальнике. — Камеры там точно нет?
   — По-моему, нет. Ну все, а я за фруктами. А ты не суетись. Сегодня ты не “мойщик”, а солидный покупатель, понял? — Анька застучала каблуками по каменному полу.
   Она зашла в отдел и попросила взвесить килограмм апельсинов, полкило яблок, три банана, морковь, капусту, лук…
   — В ваш пакетик, пожалуйста, — улыбнулась она продавщице.
   Выполняя Анькину инструкцию, Иван купил торт, поболтался по залу, поглядывая то на покупателей, то на прилавок винного отдела. Покупатели были заняты выбором котлет, креветок, салатов, по сторонам не глядели и дорогие вина их не интересовали. За все время, пока Иван бродил по торговому залу, к отделу, находящемуся в отдельном закутке, так никто и не подошел. Сбоку над прилавком Иван заметил кронштейн для камеры. На кронштейн был намотан телевизионный кабель, но самой камеры не было.“Умная девочка Аня — сечет “фишку,”— подумал Иван.
   Анька огляделась, убедившись, что на нее никто не смотрит, достала из сумочки маникюрные ножницы и слегка надрезала дно тяжелого пакета. Вздохнула, небрежно перекрестилась и решительно направилась к винному отделу.
   Иван увидел, как Анька подошла к прилавку, и охранник в черной форме оценивающе на нее посмотрел. “Давай-давай, лохастый!”— про себя подбодрил его Иван.
   Он двинулся к отделу. Подошел к прилавку, водрузил на него торт. Действительно, шкаф из дуба на замке, в нем на полках “крутые” напитки: настоящее французское шампанское, коньяки, огромная бутылка виски. Вот он — “Хеннеси” из темного стекла, на нижней полке. До него не больше метра, и очень удобная позиция. Напитки попроще и подешевле стояли вне шкафа на полках. Иван стал изучать ценники: виски, ром, джин, текила… Охранник его не видел, он не мог оторвать взгляда от Анькиной груди, от четко очерченных под легким летним платьем аккуратных сосков.
   — Вам чем-нибудь помочь? — поинтересовалась продавщица.
   — А можно вот эту маленькую бутылочку посмотреть? — Иван ткнул пальцем в крохотную черную бутылку на средней полке.
   — Пять тысяч, — предупредила продавщица.
   — Я вижу, — кивнул Иван.
   Продавщица открыла шкаф, подала Ивану бутылочку.
   Пакет с треском разъехался по шву, и на гладкий полированный пол посыпалась морковь, капуста, яблоки, бананы, апельсины…
   — Ой, мамочки! — запоздало взвизгнула Анька. Она присела на корточки над рассыпавшимися овощами и фруктами так, что теперь из-под платья были видны ее белоснежные трусики. Охранник мгновенно взмок. Он тоже присел на корточки и стал помогать Аньке.
   — Девушка, больше трех килограммов в такой пакет нельзя, — сказал раскрасневшийся охранник, стараясь не смотреть на ее ноги.
   — Как же я теперь все понесу? — по-детски захныкала Анька. — Такие дурацкие у вас пакеты!
   — Девушка, не волнуйтесь, я вам сейчас хороший принесу! — охранник вскочил и умчался. Иван проследил за ним взглядом. Охранник скрылся за полками торгового зала.
   Анька стала выкладывать овощи и фрукты на прилавок.
   — Девушка, немедленно уберите все с прилавка! — строго приказала продавщица.
   Анька и ухом не повела.
   — Вы русский язык понимаете, нет? — повысила голос продавщица.
   Апельсины покатились по прилавку и упали на коробки с вином.
   — Да что это такое-то! — окончательно взъярилась продавщица. Она взяла у Ивана бутылочку, поставила ее на полку рядом со шкафом.
   “Ты только шкаф не закрывай!”— мысленно приказал продавщице Иван.
   Продавщица направилась к Аньке.
   — Я сказала — убери все отсюда!
   — Что вам, жалко, что ли? — Анька продолжала свое дело. Под прилавок упало яблоко. — Может, у вас пакетики есть?
   — Девушка, вы не видите, я занята!
   — Да вон же у вас под полками пакетики лежат.
   Продавщица присела спиной к Ивану и стала собирать скатившиеся апельсины и яблоки. Иван оглянулся — чисто. Одним движением он выдвинул удочку с петлей, перехватил сачок в левую руку, протянул удочку к бытылке на нижней полке шкафа, под которой был ценник с цифрой 50.000, подставил сачок под полку, подцепил петлей бутылку и сбросил ее в сетку сачка. В следующее мгновение он все убрал под прилавок, присел, переложил бутылку из сачка в рюкзак, сдвинул удочку.
   Скандал нарастал. Продавщица стала скидывать фрукты назад на пол.
   — Что вы делаете, эй! Вот, блин, коза драная!
   — Слушай, ты, проститутка малолетняя, я ведь тебе русским языком сказала!…
   — Сама ты проститутка!
   — Ах ты, дрянь! Я сейчас вызову нашу охрану. Они тебе быстро мозги вправят!…
   — Ага, я сейчас к менеджеру пойду и расскажу, как ты матом ругаешься, он тебя с работы нахрен выгонит!
   Продавщица задохнулась от негодования.
   — Девушка, вы мне вино продадите? — поинтересовался Иван.
   — Да-да, сейчас, — раскрасневшаяся продавщица наконец-то обернулась к Ивану. Она подошла к шкафу, поставила бутылочку на среднюю полку, повернула ключ в замке. — Какое вам вино?
   Появился охранник с большим прочным пакетом в руке.
   — Дима, эта малолетка мне тут грязные овощи на прилавок складывает и проституткой обзывается! — тут же плаксиво пожаловалась охраннику продавщица.
   Охранник рассмеялся.
   — Во, бабы, а! На минуту оставить нельзя! Да ладно, Зой, не грейся ты, сейчас все уберем! — охранник быстро скидал овощи и фрукты в пакет, вручил его Аньке. — Девушка, давайте познакомимся, меня Димой зовут.
   — Эльвира, — широко улыбнулась Анька.
   — Мне “Киндзмараули” за сто тридцать пять, — снова привлек внимание продавщицы Иван.
   Продавщица взяла у Ивана деньги, выбила чек, сняла с полки бутылку, подала ему. Делала все автоматически, следя за Анькой и охранником.
   — Нет, какая дрянь! — она никак не могла успокоиться. — И этот тоже — кобель!
   — Спасибо, — сказал Иван и ушел.
   — Девушка, вы мне свой телефончик не дадите? — поинтересовался Дима.
   — Конечно, дам, — кивнула Анька.
   Миша потягивал “пепси” за столиком. Из дверей супермаркета вышел Иван. Он вошел в летнее кафе, положил рюкзак, удочку и сачок на кресло рядом с Мишиным рюкзаком, поставил на стол торт.
   — Быстро сваливай! — приказал он Мише.
   Миша взял удочку, сачок, рюкзак Ивана, перешагнул через ограду. Скотчем быстро приторочил удочку с сачком к велосипедной раме, накинул на плечи рюкзак и сорвал велосипед с места. Он понесся по тротуару, ловко лавируя среди прохожих, через пятьдесят метров свернул во дворы.
   Иван взял со стола недопитую бутылку “пепси” и стал потягивать темную жидкость.
   Из супермаркета вышла Анька с большим пакетом в руке, не торопясь, зашагала по тротуару. Видно было, что ей тяжело. Иван усмехнулся.
   Самвэл сидел на раскладном стуле рядом со своей палаткой и дымил сигаретой, легкий ветерок трепал рукава женских блузок, позванивал пряжками кожаных ремней. Покупатель не шел, а если и шел, то какой-то квелый, неинтересный — ни поговорит с тобой, ни поторгуется как следует. Такого обманывать скучно.
   — Дэвушка-дэвушка, загляни ко мне, какой белье покажу! Французский, тонкий, шелковый.
   Высокая брюнетка только фыркнула в ответ, даже не взглянув на Самвэла, и прошла мимо.
   Аньку Самвэл заметил издалека. Была она теперь опять в своей майке и широких джинсах. Несла на плече дорожную сумку. Самвэл цокнул языком.
   — Здорово, чернявый.
   — Здравствуй, дорогая. Что, опять со своими грачами тряпок “намыла”?
   — Мне тетка из Америки посылку прислала. Джинсики, рубашечки. Маме мало, мне велико. Возьмешь за дешево?
   — Эй, Аня, куда возьмешь? Видишь, все девушки мимо ходят. Ничего им не надо. Целый день сижу, курю. Заболею так скоро.
   — Не заболеешь, ты у нас крепкий мужик, — Аня поставила сумку рядом со стулом, достала сигареты.
   — А ты откуда знаешь? — хитро прищурился Самвэл.
   — Догадываюсь, — сказала Анька. — Джинсы фирменные. В “маркете” по штуке идут. Я тебе за четыреста сдам.
   — Аня, давай лучше в ресторан пойдем. Я тебе хороший белье подарю. Любить буду.
   — Самвэл, за совращение малолетних в тюрьму можно сесть.
   — Это ты — малолетняя? — громко рассмеялся Самвэл. — Такая банда у нее, попадешься — до трусов разденут, а все в девочках ходит.
   — Ну, берешь — нет? А то я себе другого барыгу найду.
   — О-ох, какая ты, Аня, вредная, — покачал головой Самвэл. Он поднялся и скрылся в палатке. Анька оглянулась и вошла следом.
   Они сидели во дворе в крохотном деревянном домике, стоящем посреди детской площадки, и в полумраке пили коньяк из горлышка — Миша, Иван и Анька.
   Иван оторвался от бутылки, шумно засопел, сунул в рот лимонную дольку.
   — Ну как? — поинтересовалась Анька. — Скажешь, дерьмо?
   — Да, неплохая “конина”, — кивнул Иван. — Не зря я удочкой махал.
   Анька взяла у него бутылку, сделала маленький глоток и поморщилась. — Бабки гони, Иван.
   — Какие еще бабки? — Иван состроил удивленную мину. — Тебе “конины” мало? Каждый глоточек баксов тридцать стоит.
   — Ты мне зубы не заговаривай — тридцать! Мы с тобой на двести “зеленых” мазали.
   — Да? А не пятьдесят? — снова сыграл “под дурака” Иван.
   — Миша, скажи-ка! — приказала Анька.
   — Да, Ваня, двести, как с куста, — кивнул Миша, забирая у Аньки бутылку.
   Иван со вздохом полез в карман джинсов, протянул Аньке две стодолларовые купюры. — Солишь ты их, что ли?
   — Я, может, на квартиру коплю. Достала меня мать со своим любовником!
   — Наши “шнурки” кого хочешь достанут, — вздохнул Миша.
   — Он к тебе клеится, что ли? — с ревнивой ноткой в голосе спросил Иван.
   — Да нет, жизни учит, — усмехнулась Анька. — Зайдет в комнату и давай пургу гнать — как себя порядочной девушке надо вести.
   — А то смотри, я его приглажу — мало не покажется!
   — Только попробуй! — Анька отобрала у Миши бутылку и сделала два больших глотка. Шумно выдохнула, потрогала кончиком языка онемевшее небо. Иван перочинным ножом отрезал от лимона дольку, протянул ей, но она отрицательно мотнула головой. — Может, у матери это последний шанс, а ты — приглажу! Ладно, я пошла.
   Анька выбралась из домика и, накинув на плечо рюкзак, зашагала со двора.
   — Зачем ей квартира? Выскочит замуж за какого-нибудь буржуя, нарожает ему тыщу спиногрызов, будет теткой, как все, — сказал Миша, глядя вслед Аньке.
   — Ты, Миша, много-то на себя не бери! — Иван зло глянул на друга. — Лучше свое “Хеннеси” хряпай.
   Нина Владимировна сидела на диване перед тихо мурлыкающим телевизором, рассеянно перелистывала “Плэйбой”. “Им только тело подавай, ляжки, сиськи, — думала она, разглядывая обнаженных девиц. — Душа им, козлам, даром не нужна! Подумаешь, красотки! У меня, между прочим, не хуже фигура была. Да и сейчас ничего. Валерик-то балдеет. Даром, что ли, от своей стервы бегает. Интересно, сколько они на этих фотках зарабатывают?”
   Щелкнул замок входной двери, и Нина Владимировна торопливо закрыла журнал, отложила его в сторону.
   — Аня? — крикнула она.
   — Нет, это конь в пальто из школы пришел, — отозвалась из прихожей Анька.
   — Ты где шляешься? Одиннадцатый уже.
   — С Маринкой в парке гуляла.
   — Смотри, нагуляешь! Я твоих детей нянчить не собираюсь. Сама воспитывать будешь.
   — Мать, заткнись, а! — Анька швырнула рюкзак на свою кровать, прошла на кухню, подняла со сковороды крышку, сунула в рот остывшую котлету.
   — Что получила? Опять тройка? — прокричала из комнаты Нина Владимировна.
   — Господи, как вы меня все достали! — пробормотала Анька, хлопая дверью ванной комнаты.

Микрокомпьютер

   Евгений Викторович отнял от уха телефонную трубку, поставил галочку напротив названия крупной оптовой фирмы и написал слово “НАШИ”. На трубке остался влажный след. В шестнадцатилетнем возрасте он переболел сильнейшей ангиной, которая дала осложнение на сердце. С тех пор Евгений Викторович начал толстеть, сделался рыхлым, обрюзгшим и всегда задыхался, поднимаясь по лестнице выше третьего этажа. Но самое неприятное для него и для окружающих заключалось в том, что он непрерывно и обильно потел. Потел Евгений Викторович в любую погоду и в любом месте: и в мороз, и в жару, во время весенней грозы и осеннего ненастья, в своем “Мерседесе” и в водах Средиземного моря, где обычно проводил неделю-другую отпуска, и в офисе, и на улице, и в постели, и во время важных совещаний. И ведь ни пил, ни курил, всегда придерживался довольно строгой диеты, постоянно занимался на тренажерах! Евгений Викторович плавился, истекая потом, как горящая свеча — парафином. Соленые капли, то и дело скатывающиеся по лицу, темные пятна под мышками на рубахах и пиджаках — все это привлекало внимание окружающих, вызывало у них сочувствие, раздражение, брезгливость, неприязнь, и, конечно, не добавляло заместителю директора мужского обаяния. Иногда, поймав фальшиво-сочувственный взгляд своих подчиненных, Евгений Викторович начинал их ненавидеть. Впрочем, был он отходчив, любил женщин и собак.
   В дверь постучали.
   — Давайте! — сказал Евгений Викторович.
   На пороге возник длинноволосый парень с полиэтиленовым пакетом в руке. Было ему не больше двадцати. Он нервно дергал головой и теребил пуговицы своей летней длиннополой рубашки на выпуск.
   — Здрасьте, — робко кивнул парень.
   — Ну, коробейник, что ли? — недовольно поинтересовался Евгений Викторович. — Как тебя сюда охрана пустила?
   — Я сказал, что к вам, — парень прошел вперед, присел на стул. — Я вам компьютерную штучку принес.
   — Не надо! — грубо сказал Евгений Викторович, чувствуя, как по шее стекает крупная соленая капля. — Детей у меня нет, а сам я в эти штучки не играю. Так что давай отсюда!
   В это мгновение пискнул селектор.
   — Евгений Викторович, зайди ко мне, пожалуйста, — раздался голос директора.
   — Сейчас, — Евгений Викторович выпроводил парня и закрыл дверь кабинета на ключ. “Ходят тут, оболтусы!”— раздраженно думал он, идя по коридору и потея.
   Владимир Генрихович поднялся из кресла, рукой показал заму на кожаный диван, перед которым стоял журнальный столик с закусками.
   — Коньячок будешь?
   — Давай, — согласился Евгений Викторович, подумав про себя, что коньяк его хоть немного взбодрит.
   Директор достал из бара бутылку, рюмки, плеснул в них коньяку.
   — Женя, я сегодня в Грецию лечу.
   — За шубами? — догадался Евгений Викторович.
   — Да, на фабрику. С Ксандополо договорился на тридцатипроцентную скидку.
   — Не сезон, Володя. До декабря висеть будут. Деньги из оборота уйдут. Моль поест.
   — Пусть висят. Мы их лавандой пересыпем — ни одна тварь не тронет. Ты хоть знаешь, сколько у нас за прошлый сезон шуб и жакетов ушло?
   Евгений Викторович пожал плечами.
   — Двадцать семь. Это мало?
   — Немало, — согласился Евгений Викторович.
   — Из-за разницы в закупочной цене мы пятнадцать процентов прибыли потеряли. Район у нас престижный, сам знаешь. Люди состоятельные, и мы должны соответствовать. Чтобы пришла какая-нибудь там толстая сучка в бриллиантах, а у нас, как в Греции, все есть. Кстати, насчет оборотных средств можешь не беспокоиться — у меня заначка “левая”.
   — Ты директор — тебе виднее, — сказал Евгений Викторович, вытирая платком пот со лба. Он подумал, что Генрихович, конечно, не просто так в Грецию намылился. Ждет его там зазнобушка. Молодая, красивая и, наверняка, рыжая. Директор у них рыжих любит. Даже сорокалетняя Анастасия Андреевна в каштановый цвет перекрасилась, чтобы директор на нее внимание обратил. Да только не в коня корм. Уж он его вкусы знает.
   — Магазин на тебе. Персонал дрючь, чтоб жизнь медом не казалась. За бухгалтерией следи. Впрочем, не маленький, сам знаешь.
   — Знаю, — кивнул Евгений Викторович, поднял рюмку. — Ну, семь футов под килем!
   — Седина в бороду — бес в ребро, — пошутил Владимир Генрихович и выпил коньяк.
   Рядом с кабинетом зама все еще ошивался нескладный нервный парень с пакетом в руке.
   — Ты меня не понял, что ли?! — удивился Евгений Викторович.
   — Извините, пожалуйста, не с того начал, — сказал парень. — Вам Моргун привет передавал.
   — Черт, что ж ты мне вместо привета всякие компьютерные штучки суешь! — Евгений Викторович мгновенно вспотел. — Заходи, — он открыл кабинет, пропустил парня вперед. — Чай, кофе? Есть хочешь?
   — Я из дому, — парень опустился на стул. — Показать?
   — Давай.
   Парень полез в пакет и вынул из него небольшую жестяную коробку из-под печенья.
   — Моргун говорил, у вас с кассовыми аппаратами проблемы. Умные больно — все помнят.
   — Есть такое дело, — кивнул Евгений Викторович.
   — Тогда вам эта штука очень даже пригодится, — парень открыл жестянку и извлек из нее небольшую черную коробочку, от которой отходили разноцветные проводки со штекером. — Это микрокопьютер, подсоединяется к порту кассы. После чего ваш аппарат перестает что-либо помнить, но при этом работает исправно, выбивает чеки, высвечивает сумму покупки на мониторе, пищит, трещит — в общем, все как положено. Снимаете кассу, а там денежки совсем другие. Понятно объясняю?
   — Не очень, — покачал головой Евгений Викторович. На самом деле он “врубился” еще до того, как парень начал свои объяснения. — Я в ваших компьютерных делах — полный “лох”. — Тебя как зовут?
   Парень вздохнул, посмотрел на влажный лоб Евгения Викторовича.
   — Меня Досом зовут. По имени операционной системы.
   — Ты хакер?
   — Стопроцентный.
   — А лет тебе сколько?
   — Девятнадцать. Вот смотрите, есть у вас “левый” товар, который через кассу не надо проводить, подключаете к аппарату мою штуку…
   — Дос, ты сам-то понял, что сказал? Нет у меня никакого “левого” товара и не будет никогда. Мы фирма солидная, с законом в ладах, и такой ерундой заниматься не будем.
   — Я говорю — допустим. Виртуально, так сказать.
   — Ну ладно, допустим, — согласился Евгений Викторович. — Ну и что? Это значит, что мне не только товар левый иметь надо, но и кассиров, потом что в конце смены они должны всю выручку поделить. На законную, для отчетности, и “левую”. Бабы, они знаешь, какие болтливые? Знают двое — знает и свинья.
   — Свинья разговаривать не умеет, только хрюкает, — Дос потер переносицу, задумался. — А бабы — это да. Впрочем… А если весь “левый” товар под другим штрих-кодом пойдет? Как только касса такой штрих-код “считала”, мой компьютер получает сигнал и автоматически включается, как только подотчетный — вырубается. И кассирша ни сном, ни духом. Деньги сдала, а потом бухгалтер или вы, допустим, их красиво поделили.
   — Слушай, Дос, а ты, я смотрю, соображаешь, — усмехнулся Евгений Викторович. — Хорошо, допустим, у меня есть “левый” товар. Времени на разработку и внедрение?
   — Максимум неделя.
   — Хорошо. И сколько это твоя штучка будет стоить?
   — Пятьсот баксов, — не задумываясь, сказал Дос.
   — Однако, — покачал головой зам. Он взял коробочку, повертел ее в руках. — Вот эта финтифлюшка по цене большого компьютера?
   — Евгений Викторович, она ста больших компьютеров стоит. На “машине” в игрушки играть, да в “Интернете” лазить, а эта… Кроме того, я гарантирую безотказную работу в течение трех лет.
   — У тебя трудовая книжка есть? — поинтересовался Евгений Викторович.
   — Откуда? — пожал плечами Дос. — Я пока еще студент.
   — Прохладной жизни. Иди купи себе чистую, — Евгений Викторович полез а карман пиджака, достал из него бумажник, выкинул на стол пятидесятирублевую купюру. — Устрою тебя рабочим в мясной цех. Для отчетности. Врубился? А коробочку свою сюда давай, — зам сунул коробочку в ящик стола.
   — А деньги? — спросил Дос.
   — Утром стулья — вечером деньги, — пошутил Евгений Викторович. — Я сначала должен увидеть, как она работает.
   Дос взял со стола купюру и, не попрощавшись, вышел. Зазвонил телефон, Евгений Викторович снял трубку и приложил ее к вспотевшему уху.
   Был второй час ночи. Охранник за стеклянной перегородкой пил крепкий кофе, курил и всматривался в крохотный экран переносного телевизора, который стоял сверху на одном из мониторов. Шла двадцать третья минута второго тайма — матч “Реал”— “Манчестер”. Вообще-то по инструкции держать в охранном помещении телевизор было строжайше запрещено. За нарушение начальство могло наказать деньгами и даже уволить. Все равно держали. Днем прятали в стенной шкаф с одеждой, а поздно вечером, когда супермаркет пустел и все начальство разъезжалось по домам на своих блестящих иномарках, доставали и смотрели все подряд: матчи, клипы, эротические фильмы, новости. И так из смены в смену, из ночи в ночь. При пересменке сдавали не только пост, но и телевизор, который был куплен охранниками вскладчину. “Работают шесть каналов: ОРТ, НТВ, ТВ-6, ТВЦ, РТР и “Культура”. Как ни крути антенну, на втором канале рябь, а по нему сегодня крутой боевик с Чаком Норисом в главной роли.” А что еще делать? Тупо уставиться в мониторы, на которых всегда одна и та же картинка — ярко освещенный забор с изредка появляющимися бродячими собаками и пьяными мужиками, — читать газеты, до одурения надуваться кофе? Особенно было тоскливо после трех, когда все каналы заканчивали свою работу, а в глаза хоть спички вставляй… Кулаков смотрел на нарушение сквозь пальцы, хорошо понимая своих людей.
   Послышался шум мотора. Охранник оторвался от экрана телевизора и посмотрел в зарешеченное, покрытое специальной серебристой защитой небольшое окно — благодаря защите снаружи охранника видно не было, зато он мог спокойно наблюдать за всем происходящим около ворот.
   К воротам, урча и фыркая, подкатил “Камаз” — длинномерная тентованная “фура”. Охранник посмотрел на лежащую под плексигласом на столе записку. “КАМАЗ — С 537 АЯ. Около 2.00. Без документов.” Глянул на пыльный номер на мятом бампере, на водителя. Водитель кивнул невидимому охраннику. Охранник нажал на кнопку. Ворота со скрежетом отъехали в сторону. “Камаз” вполз во двор. Развернулся и стал медленно пятиться к пандусу. Двери склада открылись, и из них показались грузчики с тележками. “Камаз” замер. Громыхнул задний борт, потом машина сдала еще немного. Началась разгрузка. Водитель выбрался из кабины машины, усталой походкой направился к дверям склада. В руке у него были какие-то бумаги, свернутые трубочкой.
   — Начальство-то где? — поинтересовался он.
   — На склад зайди, — посоветовал ему один из грузчиков.
   Евгений Викторович сидел на пластиковом стуле внутри склада, на коленях у него лежал кожаный “кейс”, на “кейсе” — несколько листков, в которых он делал пометку, когда очередная тележка с товаром проезжала мимо него. “Фасоль красная в банках — 24 упаковки…”
   — Здрасьте! — поздоровался водитель, протягивая бумаги.
   Евгений Викторович окинул водителя взглядом, кивнул ему в ответ, взял бумаги, стал их внимательно изучать. С его лба на лист капнула крупная капля пота.
   — Ты своим передай, что ста процентов “нала” у меня нет, пускай они там не заморачиваются. Пятьдесят на пятьдесят.
   — Я ваших дел не знаю, — пожал плечами водитель. — Мое дело — привезти. Вы лучше моему начальнику записку напишите
   — Никаких записок я писать не буду! Еще не хватало!…— тут же рассердился Евгений Викторович. — Пятьдесят на пятьдесят запомни — и все! На вот, — он открыл “кейс” и вынул из него полиэтиленовый пакет, протянул его водителю.
   — Спасибо, — кивнул водитель.
   Мимо прогремела очередная тележка.
   — Сколько там? — крикнул Евгений Викторович грузчику.
   — Семнадцать, — отозвался грузчик.
   Евгений Викторович сделал в своем листке пометку: “Соус “Хайнс” в ассортименте — 17 упаковок…”
   — Как добрались, без приключений? — неожиданно смягчился Евгений Викторович.
   — В городе дважды тормозили, — вздохнул водитель.
   — Ну и?
   — Ну и…, как обычно, — усмехнулся водитель и потер грязными средним и указательным пальцами о большой, показывая, что пришлось раскошелиться.
   — Сколько?
   — Пятьсот, — вздохнул водитель.
   — Дерьмо! — Евгений Викторович полез в карман пиджака и вынул из него бумажник. Протянул водителю новенькую пятисотрублевую купюру.
   — Значит, пятьдесят на пятьдесят? — уточнил водитель, складывая купюру вдвое и пряча ее в нагрудный карман.
   — Именно так, а иначе сейчас с вами никто работать не будет.
   — Ну, я потопал, — водитель дождался кивка Евгения Викторовича, развернулся и вышел со склада.