Страница:
В сентябре, вернувшись из отпуска, который он проводил с женой и сыном, скончался Дадли Стэнтон, Карлотта прочитала некролог в газете и бросила:
— Ну как, на похороны поедем?
Франческа ответила ей взглядом, полным укора. Разумеется, они не поедут на похороны, но разве можно отпускать шуточки по поводу чьей бы то ни было смерти? Тем более что покойный Дадли был так мил!
Но на похороны пришел Билл. Пришел в надежде увидеть Джудит и сынишку. Он надеялся, что она принесет младенца на проводы в лучший из миров его «отца». Как ни странно, Джудит сама подошла к Биллу и заговорила с ним. Ей хотелось расставить все точки над «I».
— Хорошо, что ты пришел, Билл, — сказала она. — Дадли хорошо к тебе относился.
— Но мы были почти незнакомы…
— Так зачем же ты пришел?
— Я подумал… — Билл помолчал секунду, потом, собравшись, произнес: — Я подумал, что ты будешь с ребенком. Я хотел увидеть его.
— Увидеть? И все?
Она кинула на Билла подозрительный взгляд. Неужели все так просто? И не будет никаких вымогательств, шантажа? Неужели Билл не хочет отомстить ей за Трейса и Карлотту?
— Клянусь, Джудит… Мне больше ничего не надо. Я просто очень хочу видеть сына. Пойми меня, это же так естественно.
Но Джудит поняла другое: эти естественные отцовские чувства были для нее опаснее шантажа и мести. Где их граница? Ограничится ли Билл редкими встречами с ребенком или со временем пожелает большего?
— Забудь об этом! Ты сделал работу и получил плату. Я хотела дать тебе больше, но ты не захотел. И вообще у тебя по-прежнему есть работа, которую дала я. Мы квиты. Оставь нас в покое. Ты должен уйти из моей жизни и из жизни моего сына.
Джудит подняла голову и посмотрела вокруг. Возле них собралось довольно много народа — эти люди ждали своей очереди выразить соболезнование безутешной вдове.
— Здесь нам поговорить не удастся. Зайди ко мне на следующей неделе. Во вторник. В три часа дня.
Он считал дни, часы, минуты. Наконец переступил порог библиотеки в доме Джудит. Она даже не поздоровалась, сразу выпалила:
— Редьярда здесь нет, можешь не надеяться увидеть его!
— Но…
— Никаких «но»! А теперь послушай, что я тебе скажу. Я по-прежнему готова помочь тебе, если ты согласен забыть о Редьярде. Джеймс Керли из одиннадцатого округа собирается баллотироваться в мэры на будущий год. Это значит, что в сорок шестом году его место освободится. И я помогу тебе занять это место. Тебя это устраивает?
— Ты так ничего и не хочешь понять! Мне противно получать от тебя помощь после всего, что ты сделала с Карлоттой!
— Ах, вот оно что! — воскликнула Джудит. — Значит, дело не только в Реде. Ты никак не можешь забыть Карлотту. Ты что же, полагаешь, я одна во всем виновата? А тебе не кажется, что Карлотта сама хороша, раз связалась с этим мерзавцем?
Биллу захотелось ударить эту женщину. Но к чему бы это привело?
— Мне от тебя ничего не надо, только позволь увидеть сына! Хотя бы раз!
— Жадным одного раза мало, — отрезала Джудит. — А ты ведь жадный, не правда ли? И потом, это не твой сын. Это мой сын и сын Дадли Стэнтона. Тебе понятно? Как ты докажешь, что это твой ребенок? Только я знаю всю правду. И не вздумай шпионить за Редом, я тебя быстренько арестую как извращенца или похитителя младенцев. Подумай, что скажут твои потенциальные избиратели.
Жестокая, бессердечная баба! Впрочем, это Билл знал и раньше.
— Я не боюсь тебя!
— Напрасно! Боудин сказал, что Карлотта не прочь выйти за него и отправиться в Калифорнию. Тебе, кажется, и сейчас жалко бедняжку Карлотту? А представляешь, что будет, если она выскочит за него замуж? Все в моих руках.
Джудит заметила, как вздрогнул Билл при этих словах.
— На твоем месте я подумала бы всерьез о… Карлотте. А что касается Реда — оставь его в покое. Представляешь, что будет, если обо всем узнает Боудин? Тогда ни у тебя, ни у твоего сына, в любви к которому ты здесь признаешься, не будет покоя. Он не оставит вас.
Билл молча вышел из дома. Садясь в машину, краем глаза он заметил, что вдали появилась няня, везущая коляску… Может быть, это возвращался с прогулки его сын? Билл стиснул зубы и нажал на акселератор…
Джудит сидела возле окна и вдела, что он уехал. Что заставило его отказаться от желания повидать Реда? Что оказалось для него самым важным: Карлотта… Ред… или собственная карьера? Едва ли сам Билл Шеридан мог ответить на этот вопрос.
Да и сама Джудит не была уверена, что, найди Билл на этот раз нужные слова, она не согласилась бы продолжить жизнь втроем — с Биллом Шериданом и их общим ребенком…
Ведьма, шлюха. Конечно, Билл Шеридан имел полное моральное право сказать ей все эти слова. Но, с другой стороны, он чувствовал, что Джудит обладала какой-то огромной силой, принося не только вред, но и пользу. Он чувствовал, что если Джудит будет с ним, то он победит на выборах 46-го года по одиннадцатому избирательному округу и в конце концов рано или поздно окажется в Белом доме…
Может быть, она и права. Действительно, его присутствие могло лишь травмировать Реда. И что касается Карлотты, то… Конечно, весь этот план созрел в голове Джудит, но от кого зависел окончательный исход дела? Может быть, от него, Билла, а может, от Боудина? А почему бы и не от самой Карлотты? И так ли опасен Боудин для будущего их сына? Судя по реакциям Джудит, все было не так уж страшно. Должно быть, она прибрала его к рукам.
Да, в Джудит действительно была какая-то огромная сила. И ее слова не прошли мимо ушей Билла: почему бы ему и впрямь не баллотироваться по одиннадцатому округу, — ведь это Бостон, Черлстаун, Сомервилл и Кембридж! Тамошние избиратели хорошо знали его, он импонировал им, они аплодировали ему, и он смог бы собрать немало активистов в свою поддержку. А возле него была бы верная, неутомимая подруга — Фрэнки!
А потом, кто знает? Может быть, Карлотта вернется к нему? Может быть, к тому времени сеть, которую набросил на нее Боудин, порвется? Но даже если Карлотта ушла навсегда… Все равно он не оставит надежду попасть в Белый дом. Пусть он останется без Карлотты, пусть никогда не увидит родного сына — у него останется Фрэнки. Билл знал, что всегда может рассчитывать на нее.
VI
VII
VIII
— Ну как, на похороны поедем?
Франческа ответила ей взглядом, полным укора. Разумеется, они не поедут на похороны, но разве можно отпускать шуточки по поводу чьей бы то ни было смерти? Тем более что покойный Дадли был так мил!
Но на похороны пришел Билл. Пришел в надежде увидеть Джудит и сынишку. Он надеялся, что она принесет младенца на проводы в лучший из миров его «отца». Как ни странно, Джудит сама подошла к Биллу и заговорила с ним. Ей хотелось расставить все точки над «I».
— Хорошо, что ты пришел, Билл, — сказала она. — Дадли хорошо к тебе относился.
— Но мы были почти незнакомы…
— Так зачем же ты пришел?
— Я подумал… — Билл помолчал секунду, потом, собравшись, произнес: — Я подумал, что ты будешь с ребенком. Я хотел увидеть его.
— Увидеть? И все?
Она кинула на Билла подозрительный взгляд. Неужели все так просто? И не будет никаких вымогательств, шантажа? Неужели Билл не хочет отомстить ей за Трейса и Карлотту?
— Клянусь, Джудит… Мне больше ничего не надо. Я просто очень хочу видеть сына. Пойми меня, это же так естественно.
Но Джудит поняла другое: эти естественные отцовские чувства были для нее опаснее шантажа и мести. Где их граница? Ограничится ли Билл редкими встречами с ребенком или со временем пожелает большего?
— Забудь об этом! Ты сделал работу и получил плату. Я хотела дать тебе больше, но ты не захотел. И вообще у тебя по-прежнему есть работа, которую дала я. Мы квиты. Оставь нас в покое. Ты должен уйти из моей жизни и из жизни моего сына.
Джудит подняла голову и посмотрела вокруг. Возле них собралось довольно много народа — эти люди ждали своей очереди выразить соболезнование безутешной вдове.
— Здесь нам поговорить не удастся. Зайди ко мне на следующей неделе. Во вторник. В три часа дня.
Он считал дни, часы, минуты. Наконец переступил порог библиотеки в доме Джудит. Она даже не поздоровалась, сразу выпалила:
— Редьярда здесь нет, можешь не надеяться увидеть его!
— Но…
— Никаких «но»! А теперь послушай, что я тебе скажу. Я по-прежнему готова помочь тебе, если ты согласен забыть о Редьярде. Джеймс Керли из одиннадцатого округа собирается баллотироваться в мэры на будущий год. Это значит, что в сорок шестом году его место освободится. И я помогу тебе занять это место. Тебя это устраивает?
— Ты так ничего и не хочешь понять! Мне противно получать от тебя помощь после всего, что ты сделала с Карлоттой!
— Ах, вот оно что! — воскликнула Джудит. — Значит, дело не только в Реде. Ты никак не можешь забыть Карлотту. Ты что же, полагаешь, я одна во всем виновата? А тебе не кажется, что Карлотта сама хороша, раз связалась с этим мерзавцем?
Биллу захотелось ударить эту женщину. Но к чему бы это привело?
— Мне от тебя ничего не надо, только позволь увидеть сына! Хотя бы раз!
— Жадным одного раза мало, — отрезала Джудит. — А ты ведь жадный, не правда ли? И потом, это не твой сын. Это мой сын и сын Дадли Стэнтона. Тебе понятно? Как ты докажешь, что это твой ребенок? Только я знаю всю правду. И не вздумай шпионить за Редом, я тебя быстренько арестую как извращенца или похитителя младенцев. Подумай, что скажут твои потенциальные избиратели.
Жестокая, бессердечная баба! Впрочем, это Билл знал и раньше.
— Я не боюсь тебя!
— Напрасно! Боудин сказал, что Карлотта не прочь выйти за него и отправиться в Калифорнию. Тебе, кажется, и сейчас жалко бедняжку Карлотту? А представляешь, что будет, если она выскочит за него замуж? Все в моих руках.
Джудит заметила, как вздрогнул Билл при этих словах.
— На твоем месте я подумала бы всерьез о… Карлотте. А что касается Реда — оставь его в покое. Представляешь, что будет, если обо всем узнает Боудин? Тогда ни у тебя, ни у твоего сына, в любви к которому ты здесь признаешься, не будет покоя. Он не оставит вас.
Билл молча вышел из дома. Садясь в машину, краем глаза он заметил, что вдали появилась няня, везущая коляску… Может быть, это возвращался с прогулки его сын? Билл стиснул зубы и нажал на акселератор…
Джудит сидела возле окна и вдела, что он уехал. Что заставило его отказаться от желания повидать Реда? Что оказалось для него самым важным: Карлотта… Ред… или собственная карьера? Едва ли сам Билл Шеридан мог ответить на этот вопрос.
Да и сама Джудит не была уверена, что, найди Билл на этот раз нужные слова, она не согласилась бы продолжить жизнь втроем — с Биллом Шериданом и их общим ребенком…
Ведьма, шлюха. Конечно, Билл Шеридан имел полное моральное право сказать ей все эти слова. Но, с другой стороны, он чувствовал, что Джудит обладала какой-то огромной силой, принося не только вред, но и пользу. Он чувствовал, что если Джудит будет с ним, то он победит на выборах 46-го года по одиннадцатому избирательному округу и в конце концов рано или поздно окажется в Белом доме…
Может быть, она и права. Действительно, его присутствие могло лишь травмировать Реда. И что касается Карлотты, то… Конечно, весь этот план созрел в голове Джудит, но от кого зависел окончательный исход дела? Может быть, от него, Билла, а может, от Боудина? А почему бы и не от самой Карлотты? И так ли опасен Боудин для будущего их сына? Судя по реакциям Джудит, все было не так уж страшно. Должно быть, она прибрала его к рукам.
Да, в Джудит действительно была какая-то огромная сила. И ее слова не прошли мимо ушей Билла: почему бы ему и впрямь не баллотироваться по одиннадцатому округу, — ведь это Бостон, Черлстаун, Сомервилл и Кембридж! Тамошние избиратели хорошо знали его, он импонировал им, они аплодировали ему, и он смог бы собрать немало активистов в свою поддержку. А возле него была бы верная, неутомимая подруга — Фрэнки!
А потом, кто знает? Может быть, Карлотта вернется к нему? Может быть, к тому времени сеть, которую набросил на нее Боудин, порвется? Но даже если Карлотта ушла навсегда… Все равно он не оставит надежду попасть в Белый дом. Пусть он останется без Карлотты, пусть никогда не увидит родного сына — у него останется Фрэнки. Билл знал, что всегда может рассчитывать на нее.
VI
— Фрэнки, дорогая, ну, пожалуйста, давай устроим рождественский ужин для нас четверых!
— Это совершенно исключено. Ни я, ни Билл ни за что не сядем за стол с Трейсом Боудином. Зачем лицемерить и строить из себя хороших друзей? Ведь мы презираем его. Какой уж тут семейный ужин! Тоже мне, придумали! А если ты когда-нибудь выйдешь за него замуж, вернее, если тебе удастся уговорить его взять тебя в жены, знай, я к этой семье никакого отношения иметь не собираюсь!
Карлотта разревелась:
— Да как ты можешь! За что? Выходит, если я выйду замуж за любимого человека, ты отказываешься называться моей сестрой? Как у тебя только язык поворачивается! Если бы ты даже сделала мне очень-очень плохо, ну хотя бы даже руку отрезала, я все равно не смогла бы сказать тебе такого!
Франческа не могла вынести слез Карлотты, она сжалилась над сестрой. Конечно, они устроят семейный ужин на Рождество, если только Билл согласится прийти.
И Билл согласился, хотя видеть Карлотту вместе с Боудином для него неимоверно больно. Его убедила Фрэнки, которая сказала, если они будут регулярно встречаться все вместе, это будет лучше для всех.
Франческа и Карлотта занимались стряпней много дней подряд. Казалось, не осталось ни одного блюда, обычно подаваемого на Рождество, которое бы они не приготовили. Они так и не смогли сделать выбор, что лучше: индейка, ветчина или гусь. Вот Карлотта и решила подать к столу все три блюда.
— Где ты найдешь столько продуктовых талонов? — с недоумением спросила Франческа.
— Я обошлась без талонов. Это все Трейс, он все сам достал. Правда, замечательно?
— Замечательно? Подбирай выражения. Ведь речь тут идет о черном рынке, что уж тут может быть замечательного? Уж лучше сказать ловко, непатриотично! Это подло, наконец.
Карлотта снова расплакалась:
— При чем здесь патриотизм? Ведь всем ясно, что война идет к концу…
— Но она еще не кончилась! — бросила Франческа.
Впрочем, зачем она об этом? Она хотела было сказать, что ни она, ни Билл даже не притронутся к этим яствам с черного рынка, но подумала, что Карлотта опять будет плакать, и смолчала. В последнее время Карлотта очень часто плакала, ее нервы были на пределе. Бедная, некогда беззаботная Карлотта! Франческа не хотела видеть слезы сестры.
Пришел Билл, он был явно на взводе.
— Послушай, Фрэнки, — сказал он, не очень удивляйся, если я буду мало есть. Сидеть за столом, заставленным деликатесами с черного рынка, и наблюдать, как этот негодяй терзает твою сестру, тут не только всякого аппетита лишишься, а вообще блевать пойдешь!
— Ты помнишь, что обещал сдерживаться? — спросила Франческа.
Потом пришел и Трейс Боудин — он был в куртке из меха ламы и лихо заломленной набок широкополой шляпе. Казалось, Трейс тоже был на взводе. Но, когда он подошел к Биллу и пожал ему руку, в его глазах было удивительное, подчеркнутое спокойствие.
Он бросает вызов, подумала Франческа. Зачем только она согласилась устроить этот ужин?! Надо было все это предвидеть.
Едва успела Карлотта снять пальто, как Трейс — щегольский шерстяной костюм придавал ему вид человека из Голливуда — пошел к телефону. Потом, когда были выпиты коктейли и съеден гусиный паштет, он снова пошел звонить. Едва подали компот, как раздался звонок, попросили Трейса.
— Извините, неотложные дела, — произнес он и направился к выходу.
— Какие еще могут быть дела на Рождество? — удивилась Франческа.
— Дела, всегда дела, — парировал Боудин.
— А что за дела? — спросил Билл как можно более вежливым тоном.
— Прибыли два фургона сигарет — «Лаки страйк», «Честерфилд», и «Пэлл Мэлл». Пойди достань сейчас такие сигареты! Подумать только, табак, завернутый в тонюсенькую бумажку, а сколько можно заработать!
Карлотта выбежала из-за стола и через пару минут вернулась в столовую в жакете с серебряными блестками — рождественском подарке Трейса.
— Я поеду с тобой, — произнесла Карлотта.
— Отлично. Я надеялся, что ты мне поможешь.
— Карлотта! А как же рождественский ужин? — пыталась возразить Франческа.
— Что поделаешь… Поужинайте вдвоем с Биллом, а завтра все вместе доедим то, что останется.
— Какие сигареты предпочитаешь, Шеридан? — спросил Боудин. — «Кэмел»? Я принесу тебе завтра пару блоков. Пусть это будет мой рождественский подарок.
— Спасибо, не стоит. С меня вполне хватает «Вингз». Пусть лучше «Кэмел» достанется нашим ребятам на фронте.
— Кому? Этим сосункам? Нет уж, пусть они и курят «Вингз»!
Не успел Боудин закончить свою реплику, как Билл отвесил ему пощечину. Это был совсем не сильный удар, скорее, символический, но все стало на свои места. Боудин резко сунул руку в карман — что пришло ему на ум? Но потом передумал. Он подмигнул и процедил:
— Каждый человек вправе оставаться при своем мнении, не так ли?
Когда они ушли, Билл обнял Франческу, пытаясь успокоить ее.
— Послушай, а что, если мы выбросим все эти яства в помойное ведро и поищем какую-нибудь нормальную еду?
— Я не против. Пойдем куда-нибудь поедим. Но зачем добро переводить? Лучше сложим все это в пакет и отнесем туда, где есть голодные. Мало ли пунктов по бесплатной кормежке бедных? Только не будем говорить, что все это купил Трейс Боудин.
Билл рассмеялся: Франческа была в своем репертуаре!
— Это совершенно исключено. Ни я, ни Билл ни за что не сядем за стол с Трейсом Боудином. Зачем лицемерить и строить из себя хороших друзей? Ведь мы презираем его. Какой уж тут семейный ужин! Тоже мне, придумали! А если ты когда-нибудь выйдешь за него замуж, вернее, если тебе удастся уговорить его взять тебя в жены, знай, я к этой семье никакого отношения иметь не собираюсь!
Карлотта разревелась:
— Да как ты можешь! За что? Выходит, если я выйду замуж за любимого человека, ты отказываешься называться моей сестрой? Как у тебя только язык поворачивается! Если бы ты даже сделала мне очень-очень плохо, ну хотя бы даже руку отрезала, я все равно не смогла бы сказать тебе такого!
Франческа не могла вынести слез Карлотты, она сжалилась над сестрой. Конечно, они устроят семейный ужин на Рождество, если только Билл согласится прийти.
И Билл согласился, хотя видеть Карлотту вместе с Боудином для него неимоверно больно. Его убедила Фрэнки, которая сказала, если они будут регулярно встречаться все вместе, это будет лучше для всех.
Франческа и Карлотта занимались стряпней много дней подряд. Казалось, не осталось ни одного блюда, обычно подаваемого на Рождество, которое бы они не приготовили. Они так и не смогли сделать выбор, что лучше: индейка, ветчина или гусь. Вот Карлотта и решила подать к столу все три блюда.
— Где ты найдешь столько продуктовых талонов? — с недоумением спросила Франческа.
— Я обошлась без талонов. Это все Трейс, он все сам достал. Правда, замечательно?
— Замечательно? Подбирай выражения. Ведь речь тут идет о черном рынке, что уж тут может быть замечательного? Уж лучше сказать ловко, непатриотично! Это подло, наконец.
Карлотта снова расплакалась:
— При чем здесь патриотизм? Ведь всем ясно, что война идет к концу…
— Но она еще не кончилась! — бросила Франческа.
Впрочем, зачем она об этом? Она хотела было сказать, что ни она, ни Билл даже не притронутся к этим яствам с черного рынка, но подумала, что Карлотта опять будет плакать, и смолчала. В последнее время Карлотта очень часто плакала, ее нервы были на пределе. Бедная, некогда беззаботная Карлотта! Франческа не хотела видеть слезы сестры.
Пришел Билл, он был явно на взводе.
— Послушай, Фрэнки, — сказал он, не очень удивляйся, если я буду мало есть. Сидеть за столом, заставленным деликатесами с черного рынка, и наблюдать, как этот негодяй терзает твою сестру, тут не только всякого аппетита лишишься, а вообще блевать пойдешь!
— Ты помнишь, что обещал сдерживаться? — спросила Франческа.
Потом пришел и Трейс Боудин — он был в куртке из меха ламы и лихо заломленной набок широкополой шляпе. Казалось, Трейс тоже был на взводе. Но, когда он подошел к Биллу и пожал ему руку, в его глазах было удивительное, подчеркнутое спокойствие.
Он бросает вызов, подумала Франческа. Зачем только она согласилась устроить этот ужин?! Надо было все это предвидеть.
Едва успела Карлотта снять пальто, как Трейс — щегольский шерстяной костюм придавал ему вид человека из Голливуда — пошел к телефону. Потом, когда были выпиты коктейли и съеден гусиный паштет, он снова пошел звонить. Едва подали компот, как раздался звонок, попросили Трейса.
— Извините, неотложные дела, — произнес он и направился к выходу.
— Какие еще могут быть дела на Рождество? — удивилась Франческа.
— Дела, всегда дела, — парировал Боудин.
— А что за дела? — спросил Билл как можно более вежливым тоном.
— Прибыли два фургона сигарет — «Лаки страйк», «Честерфилд», и «Пэлл Мэлл». Пойди достань сейчас такие сигареты! Подумать только, табак, завернутый в тонюсенькую бумажку, а сколько можно заработать!
Карлотта выбежала из-за стола и через пару минут вернулась в столовую в жакете с серебряными блестками — рождественском подарке Трейса.
— Я поеду с тобой, — произнесла Карлотта.
— Отлично. Я надеялся, что ты мне поможешь.
— Карлотта! А как же рождественский ужин? — пыталась возразить Франческа.
— Что поделаешь… Поужинайте вдвоем с Биллом, а завтра все вместе доедим то, что останется.
— Какие сигареты предпочитаешь, Шеридан? — спросил Боудин. — «Кэмел»? Я принесу тебе завтра пару блоков. Пусть это будет мой рождественский подарок.
— Спасибо, не стоит. С меня вполне хватает «Вингз». Пусть лучше «Кэмел» достанется нашим ребятам на фронте.
— Кому? Этим сосункам? Нет уж, пусть они и курят «Вингз»!
Не успел Боудин закончить свою реплику, как Билл отвесил ему пощечину. Это был совсем не сильный удар, скорее, символический, но все стало на свои места. Боудин резко сунул руку в карман — что пришло ему на ум? Но потом передумал. Он подмигнул и процедил:
— Каждый человек вправе оставаться при своем мнении, не так ли?
Когда они ушли, Билл обнял Франческу, пытаясь успокоить ее.
— Послушай, а что, если мы выбросим все эти яства в помойное ведро и поищем какую-нибудь нормальную еду?
— Я не против. Пойдем куда-нибудь поедим. Но зачем добро переводить? Лучше сложим все это в пакет и отнесем туда, где есть голодные. Мало ли пунктов по бесплатной кормежке бедных? Только не будем говорить, что все это купил Трейс Боудин.
Билл рассмеялся: Франческа была в своем репертуаре!
VII
Франческа и Билл получили приглашение Тимстеров встретить Новый год в клубе «Хитрый пес» в Сомервилле. Франческа практически не разговаривала с Карлоттой с самого Рождества и не знала, что на уме у сестры. Она просто наблюдала за Карлоттой — как та слонялась по дому в халате, пила один мартини за другим, слушала пластинки Синатры и время от времени начинала плакать. Франческа поняла, что между Карлоттой и Трейсом что-то произошло — то ли они очередной раз поругались, то ли Трейс снова куда-то уехал по делам, оставив Карлотту встречать Новый год без него.
Когда Билл заехал за Франческой, она упросила его взять с собой Карлотту.
— Знаешь, она плачет целыми днями, никуда не выходит. Не надо оставлять ее одну.
— Конечно, — согласился Билл.
Карлотта собралась за двадцать минут, как будто только и ждала, когда ее позовут. Она была в облегающем платье из черного атласа, ее роскошные рыжие волосы были схвачены в пучок.
Карлотта танцевала практически со всеми мужчинами, приглашенными на праздник. Потом она вышла из кабинета, в котором собрались гости Тимстеров, в большой зал клуба, где завсегдатаи отмечали Новый год. Ее долго не было, и Франческа вышла посмотреть, где сестра. Карлотта сидела у стойки бара и строила глазки довольно противному бритоголовому типу с узкими глазами.
— Пойдем, Карлотта, до полуночи осталось совсем немного, а мы с Биллом хотим встретить Новый год все вместе. У нас даже есть тост: за скорейшее окончание войны.
Франческа надеялась, что сестра не станет сопротивляться, но не тут-то было. Карлотта вцепилась в бритоголового, крепко обняла его и, поцеловав в губы, проговорила:
— Я тут пью с друзьями, понимаешь? Блейд — друг Трейса, правда ведь, Блейд? А все друзья Трейса — мои друзья.
Франческа вернулась в кабинет за Биллом, может быть, ему удастся уговорить Карлотту. Франческе явно не понравился бритый. Через некоторое время она снова пришла в зал, на этот раз с Биллом, и, к своему ужасу, увидела, что сестра направляется к выходу в сопровождении Блейда.
— Билл, посмотри! Она уходит с ним. Ты рассмотрел его? Какой мерзкий взгляд! Она говорит, что это друг Трейса.
— Да, рассмотрел, — откликнулся Билл. — Говорят, он наемный убийца.
— Что?
— Убийца. Ему платят — он убивает.
— Боже мой! Что же нам делать?
— Выход один: ты берешь такси и едешь домой, а я постараюсь проследить за ней.
Франческа вернулась домой и стала ждать. Чтобы ожидание не было столь тягостным, она включила радио. Она не знала, за кого больше волноваться — за Билла или за Карлотту, за сестру, которую хотела защитить, или за мужчину, которого любила больше жизни.
Когда часы пробили двенадцать, диктор обратился к радиослушателям с просьбой присоединиться к молитве о наступлении мира в новом, 1945 году. Франческа молилась о том, чтобы Карлотта и Билл вернулись домой целыми и невредимыми.
Позже, когда Билл привез домой Карлотту, растрепанную, но живую и здоровую, Франческа уложила сестру спать, радуясь, что ее молитва была услышана. Потом она спустилась к Биллу:
— Наверное, несладко тебе пришлось? Тебя не было так долго!
— Ничего страшного. Я ехал за ними до гостиницы, и мне удалось забрать ее прежде, чем… прежде чем что-то произошло.
— Но как тебе удалось? Ты говорил, он… У него был пистолет?
— Нет, всего лишь нож.
— О Боже! Он ведь мог тебя убить!
— Как же! На поверку он оказался размазней. Но я немного утомился. Пойду посплю.
— Конечно, конечно. Но я что-то не верю, что все обошлось так просто. Он даже не пытался подраться с тобой?
— Да так, слегка, легкая потасовка. Поэтому мы и задержались. Сама понимаешь, после потасовки у меня был видок соответствующий и я не хотел невольно тебя испугать. Мы с Карлоттой заехали ко мне, и я привел себя в порядок.
Значит, предчувствие не обмануло ее! Конечно, Билл рассказал не все. Но она решила не докучать ему расспросами. Утром все подробности расскажет ей Карлотта.
Франческа поцеловала Билла и закрыла за ним дверь. Тут она заметила, что он обранил носовой платок. Она подняла его и увидела бурое пятно. Кровь! Это была кровь Билла, которую он пролил, защищая Карлотту от этого чудовища Блейда, защищая Карлотту от самой Карлотты!
Франческа почувствовала прилив гнева. Билл мог погибнуть — и все из-за Карлотты! Кажется, впервые в жизни Франческа задала себе вопрос: достойна ли ее сестра того, чтобы ради нее рисковали жизнью?
Наутро Франческа потребовала от Карлотты рассказать, что же произошло в ту ночь, но сестра оказалась не слишком разговорчивой, сказалось похмелье и, как хотелось думать Франческе, стыд.
— Извини, Фрэнки, я плохо помню, что было вчера… Наверное, я немного перебрала.
— Немного? Да ты напилась, как… Ты понимаешь, что тебя могли убить? Что могли убить Билла? Я видела кровь на его платке. Что там случилось?
— Но я действительно ничего не помню. Кажется, у него была царапина на плече. Он не хотел, чтобы ты узнала, не хотел тебя расстраивать. Я, кажется, обещала ему ничего тебе не говорить. Пожалуйста, не рассказывай Биллу, что я… Это была просто царапина.
— А ты говорила, что ничего не помнишь!
— Ну, я помню только это. Пожалуйста, не говори Биллу. Я обещала ему. И, пожалуйста, не сердись на меня. Ты же знаешь, как мне плохо, когда ты сердишься. Обещаю, этого больше никогда не повторится. Я твердо решила. Я никогда не отправлюсь спать с другим мужиком, чтобы возбудить в Трейсе ревность.
— Но, насколько я поняла, ты не спала с Блейдом… Билл сказал мне…
— Я и не спала. Я хотела сказать, что никогда не стану заигрывать с другими мужиками.
— Что все это значит? Ты решила порвать с Трейсом?
Карлотта рассмеялась:
— Когда, наконец, ты перестанешь выдавать желаемое за действительное? Я люблю Трейса. Я сказала только то, что сказала. Я больше ни с кем не буду спать, кроме него. Отныне кончаю с распутством и становлюсь такой же чистой, как ты, дорогая Фрэнки. А теперь поцелуй меня, поздравь с Новым годом и скажи, что любишь свою сестричку.
Франческа не могла долго сердиться на младшую сестру. Она поцеловала ее.
— Вот что я тебе скажу, Карлотта. Клянусь, я люблю тебя гораздо больше, чем твой Трейс Боудин.
Когда через несколько дней Трейс позвонил Карлотте и пригласил в пользовавшийся довольно сомнительной славой отель «Дрекселл», она сразу же согласилась, словно позабыв, что совсем недавно, перед самым Новым годом, он оскорбил ее, уехав, даже не попрощавшись. Франческа была возмущена реакцией сестры, но справиться с Карлоттой ей не удалось.
Она вернулась домой через несколько часов и хотела потихоньку проскользнуть к себе наверх, но именно в это время навстречу ей вышла Франческа.
— О Боже! — воскликнула она при виде Карлотты: все ее лицо представляло из себя сплошной кровоподтек, один глаз заплыл, губы разбиты в кровь.
— Негодяй! Я посажу его в тюрьму!
— Трейс ни в чем не виноват, — с трудом произнесла Карлотта, стараясь оттолкнуть Франческу, которая встала у нее на пути.
— Я не верю тебе! Зачем ты защищаешь этого мерзавца?
— Он не виноват, — повторила Карлотта, с трудом шевеля разбитыми губами. — Это я во всем виновата.
— Что случилось? Что ты натворила?
— Я сказала ему… Я сказала, что спала с Блейдом. Пусти же меня, наконец! Мне надо умыться и поспать.
— Но ведь ты не спала с Блейдом. Билл сказал, что вызволил тебя оттуда раньше. Да и сама ты говорила, что не спала с ним.
— Я наврала Трейсу. Я выдумала кучу подробностей. Даже о самом интимном.
— Что? Так, значит, ты сказала Трейсу, что спала с Блейдом. И что же было дальше?
— Он вышел из себя и избил меня.
— И что же потом? Надеюсь, ты сказала, что больше не хочешь знать его?
— Ах, Фрэнки, ты ничего не хочешь понять… Потом мы занялись любовью… как обычно.
— Как ты можешь так жить? — произнесла Франческа почти бесстрастным тоном. — Ты сама себе не противна?
Карлотта расплакалась:
— Ах, Фрэнки, ты действительно ничего не понимаешь… Я ничего не могу с собой поделать.
Франческа отошла в сторону, пропуская сестру наверх.
— Тебя никто не может понять. И еще, когда придет Билл, прошу тебя, не попадайся ему на глаза. Я не хочу, чтобы он видел тебя, пока не пройдут следы побоев, если, конечно, они вообще когда-нибудь пройдут. Билл узнает, что произошло, и пойдет разбираться с Трейсом. Знаешь, Карлотта, честно говоря, ты недостойна этого.
— Зачем ты говоришь такие жестокие слова, Фрэнки?
— Жестокие? Это ты ничего не понимаешь и не хочешь понять, Карлотта! У меня сердце кровью обливается при виде всего этого.
Карлотта покачала головой:
— Но ведь ты не плачешь. Почему ты не плачешь, если тебе меня действительно жаль?
— Так, значит, ты хочешь, чтобы я оплакивала тебя? Знай, я никого не буду оплакивать! Никого! Разве что, может быть, саму себя.
Но Франческа не сдержала свое обещание: она горько плакала, узнав двенадцатого апреля о смерти Франклина Рузвельта. Она оплакивала президента и всю нацию. А на следующий день, тринадцатого апреля, она оплакивала Элеонору Рузвельт, которая лишилась такого человека, такого героя. Через день она снова плакала, думая об Элеоноре, потому что узнала, что Франклин скончался на руках у другой женщины.
Восьмого мая она плакала от радости, узнав, что Германия капитулировала, и, поняв, что и войне в Тихом океане тоже скоро придет конец. Плакала и в начале июня и тоже от радости — в связи с окончанием обучения. Она стояла в мантии и шапочке бакалавра, а Билл и Карлотта поздравляли ее. Однокурсники Франчески должны были заняться теперь поисками работы, а она уже знала, чем будет заниматься — она будет помогать Биллу на выборах 46-го года.
Она плакала и в августе. Шестого числа. В тот день, когда сбросили эту жуткую бомбу на Хиросиму. На этот раз она думала о детях и о той страшной разрушительной силе, которая была выпущена в тот день на волю, чтобы навсегда стать угрозой всему миру. Билл пытался успокоить ее, он говорил, что это приблизит окончание войны и сохранит жизни тысячам солдат сейчас, а в дальнейшем, возможно, не даст разгореться новой войне.
В самом конце августа, когда японцы капитулировали, она плакала, ощутив, что с ее души свалился огромный камень. Наконец война завершилась, настал мир, и можно было спокойно заниматься своей собственной жизнью. Билл начнет предвыборную кампанию. Может быть, исчезнет куда-нибудь Трейс Боудин. И, наконец, не станет черного рынка…
А в сентябре Франческа плакала, узнав, что Билл вынужден отказаться от выборов по одиннадцатому округу: вернулся в город сынок Джо Кеннеди Джон, говорят он будет бороться за это место.
— Ты хочешь сказать, что сдаешься заранее?
— Я не сдаюсь. Просто я уступаю ему одиннадцатый. Подберу себе другой округ.
— Но почему? По-моему, это нечестно. Ты уже так много сделал. Тебя так любят в этом округе.
— Ничего, полюбят и Джона. Он просто само очарование.
— Но ты ведь герой войны.
Билл улыбнулся:
— Джон тоже.
— Но большинство избирателей в одиннадцатом — рабочие, и ты для них свой человек. А что Джон Кеннеди? Он богач, вообще, наверное, ни дня не работал…
— Хороший политик знает, как справиться с препятствием такого рода. А Джон — очень хороший политик.
— По-моему, у вас равные шансы на успех, к тому же ты симпатичнее внешне.
— Не знаю, не знаю, — смутился Билл. — Говорят, людям нравятся волосы Кеннеди.
— Да что ты! Разве можно сравнивать твою шевелюру с его неряшливой копной волос! Не сдавайся, Билл, сразись с ним.
Билл серьезно посмотрел на Франческу:
— Нет. Я не могу ввязаться в борьбу, в которой я обречен на поражение с самого начала.
— Обречен на поражение? Да мы только что решили, что…
— Все дело в деньгах его папаши. И вообще, его папаша — очень влиятельный человек. А Джон не только Кеннеди, он еще и Фитцджеральд. Так что мне его не одолеть. Но я не сдаюсь, просто делаю тактический ход — буду искать себе другой округ.
Франческа все поняла. И горько расплакалась.
Когда Билл заехал за Франческой, она упросила его взять с собой Карлотту.
— Знаешь, она плачет целыми днями, никуда не выходит. Не надо оставлять ее одну.
— Конечно, — согласился Билл.
Карлотта собралась за двадцать минут, как будто только и ждала, когда ее позовут. Она была в облегающем платье из черного атласа, ее роскошные рыжие волосы были схвачены в пучок.
Карлотта танцевала практически со всеми мужчинами, приглашенными на праздник. Потом она вышла из кабинета, в котором собрались гости Тимстеров, в большой зал клуба, где завсегдатаи отмечали Новый год. Ее долго не было, и Франческа вышла посмотреть, где сестра. Карлотта сидела у стойки бара и строила глазки довольно противному бритоголовому типу с узкими глазами.
— Пойдем, Карлотта, до полуночи осталось совсем немного, а мы с Биллом хотим встретить Новый год все вместе. У нас даже есть тост: за скорейшее окончание войны.
Франческа надеялась, что сестра не станет сопротивляться, но не тут-то было. Карлотта вцепилась в бритоголового, крепко обняла его и, поцеловав в губы, проговорила:
— Я тут пью с друзьями, понимаешь? Блейд — друг Трейса, правда ведь, Блейд? А все друзья Трейса — мои друзья.
Франческа вернулась в кабинет за Биллом, может быть, ему удастся уговорить Карлотту. Франческе явно не понравился бритый. Через некоторое время она снова пришла в зал, на этот раз с Биллом, и, к своему ужасу, увидела, что сестра направляется к выходу в сопровождении Блейда.
— Билл, посмотри! Она уходит с ним. Ты рассмотрел его? Какой мерзкий взгляд! Она говорит, что это друг Трейса.
— Да, рассмотрел, — откликнулся Билл. — Говорят, он наемный убийца.
— Что?
— Убийца. Ему платят — он убивает.
— Боже мой! Что же нам делать?
— Выход один: ты берешь такси и едешь домой, а я постараюсь проследить за ней.
Франческа вернулась домой и стала ждать. Чтобы ожидание не было столь тягостным, она включила радио. Она не знала, за кого больше волноваться — за Билла или за Карлотту, за сестру, которую хотела защитить, или за мужчину, которого любила больше жизни.
Когда часы пробили двенадцать, диктор обратился к радиослушателям с просьбой присоединиться к молитве о наступлении мира в новом, 1945 году. Франческа молилась о том, чтобы Карлотта и Билл вернулись домой целыми и невредимыми.
Позже, когда Билл привез домой Карлотту, растрепанную, но живую и здоровую, Франческа уложила сестру спать, радуясь, что ее молитва была услышана. Потом она спустилась к Биллу:
— Наверное, несладко тебе пришлось? Тебя не было так долго!
— Ничего страшного. Я ехал за ними до гостиницы, и мне удалось забрать ее прежде, чем… прежде чем что-то произошло.
— Но как тебе удалось? Ты говорил, он… У него был пистолет?
— Нет, всего лишь нож.
— О Боже! Он ведь мог тебя убить!
— Как же! На поверку он оказался размазней. Но я немного утомился. Пойду посплю.
— Конечно, конечно. Но я что-то не верю, что все обошлось так просто. Он даже не пытался подраться с тобой?
— Да так, слегка, легкая потасовка. Поэтому мы и задержались. Сама понимаешь, после потасовки у меня был видок соответствующий и я не хотел невольно тебя испугать. Мы с Карлоттой заехали ко мне, и я привел себя в порядок.
Значит, предчувствие не обмануло ее! Конечно, Билл рассказал не все. Но она решила не докучать ему расспросами. Утром все подробности расскажет ей Карлотта.
Франческа поцеловала Билла и закрыла за ним дверь. Тут она заметила, что он обранил носовой платок. Она подняла его и увидела бурое пятно. Кровь! Это была кровь Билла, которую он пролил, защищая Карлотту от этого чудовища Блейда, защищая Карлотту от самой Карлотты!
Франческа почувствовала прилив гнева. Билл мог погибнуть — и все из-за Карлотты! Кажется, впервые в жизни Франческа задала себе вопрос: достойна ли ее сестра того, чтобы ради нее рисковали жизнью?
Наутро Франческа потребовала от Карлотты рассказать, что же произошло в ту ночь, но сестра оказалась не слишком разговорчивой, сказалось похмелье и, как хотелось думать Франческе, стыд.
— Извини, Фрэнки, я плохо помню, что было вчера… Наверное, я немного перебрала.
— Немного? Да ты напилась, как… Ты понимаешь, что тебя могли убить? Что могли убить Билла? Я видела кровь на его платке. Что там случилось?
— Но я действительно ничего не помню. Кажется, у него была царапина на плече. Он не хотел, чтобы ты узнала, не хотел тебя расстраивать. Я, кажется, обещала ему ничего тебе не говорить. Пожалуйста, не рассказывай Биллу, что я… Это была просто царапина.
— А ты говорила, что ничего не помнишь!
— Ну, я помню только это. Пожалуйста, не говори Биллу. Я обещала ему. И, пожалуйста, не сердись на меня. Ты же знаешь, как мне плохо, когда ты сердишься. Обещаю, этого больше никогда не повторится. Я твердо решила. Я никогда не отправлюсь спать с другим мужиком, чтобы возбудить в Трейсе ревность.
— Но, насколько я поняла, ты не спала с Блейдом… Билл сказал мне…
— Я и не спала. Я хотела сказать, что никогда не стану заигрывать с другими мужиками.
— Что все это значит? Ты решила порвать с Трейсом?
Карлотта рассмеялась:
— Когда, наконец, ты перестанешь выдавать желаемое за действительное? Я люблю Трейса. Я сказала только то, что сказала. Я больше ни с кем не буду спать, кроме него. Отныне кончаю с распутством и становлюсь такой же чистой, как ты, дорогая Фрэнки. А теперь поцелуй меня, поздравь с Новым годом и скажи, что любишь свою сестричку.
Франческа не могла долго сердиться на младшую сестру. Она поцеловала ее.
— Вот что я тебе скажу, Карлотта. Клянусь, я люблю тебя гораздо больше, чем твой Трейс Боудин.
Когда через несколько дней Трейс позвонил Карлотте и пригласил в пользовавшийся довольно сомнительной славой отель «Дрекселл», она сразу же согласилась, словно позабыв, что совсем недавно, перед самым Новым годом, он оскорбил ее, уехав, даже не попрощавшись. Франческа была возмущена реакцией сестры, но справиться с Карлоттой ей не удалось.
Она вернулась домой через несколько часов и хотела потихоньку проскользнуть к себе наверх, но именно в это время навстречу ей вышла Франческа.
— О Боже! — воскликнула она при виде Карлотты: все ее лицо представляло из себя сплошной кровоподтек, один глаз заплыл, губы разбиты в кровь.
— Негодяй! Я посажу его в тюрьму!
— Трейс ни в чем не виноват, — с трудом произнесла Карлотта, стараясь оттолкнуть Франческу, которая встала у нее на пути.
— Я не верю тебе! Зачем ты защищаешь этого мерзавца?
— Он не виноват, — повторила Карлотта, с трудом шевеля разбитыми губами. — Это я во всем виновата.
— Что случилось? Что ты натворила?
— Я сказала ему… Я сказала, что спала с Блейдом. Пусти же меня, наконец! Мне надо умыться и поспать.
— Но ведь ты не спала с Блейдом. Билл сказал, что вызволил тебя оттуда раньше. Да и сама ты говорила, что не спала с ним.
— Я наврала Трейсу. Я выдумала кучу подробностей. Даже о самом интимном.
— Что? Так, значит, ты сказала Трейсу, что спала с Блейдом. И что же было дальше?
— Он вышел из себя и избил меня.
— И что же потом? Надеюсь, ты сказала, что больше не хочешь знать его?
— Ах, Фрэнки, ты ничего не хочешь понять… Потом мы занялись любовью… как обычно.
— Как ты можешь так жить? — произнесла Франческа почти бесстрастным тоном. — Ты сама себе не противна?
Карлотта расплакалась:
— Ах, Фрэнки, ты действительно ничего не понимаешь… Я ничего не могу с собой поделать.
Франческа отошла в сторону, пропуская сестру наверх.
— Тебя никто не может понять. И еще, когда придет Билл, прошу тебя, не попадайся ему на глаза. Я не хочу, чтобы он видел тебя, пока не пройдут следы побоев, если, конечно, они вообще когда-нибудь пройдут. Билл узнает, что произошло, и пойдет разбираться с Трейсом. Знаешь, Карлотта, честно говоря, ты недостойна этого.
— Зачем ты говоришь такие жестокие слова, Фрэнки?
— Жестокие? Это ты ничего не понимаешь и не хочешь понять, Карлотта! У меня сердце кровью обливается при виде всего этого.
Карлотта покачала головой:
— Но ведь ты не плачешь. Почему ты не плачешь, если тебе меня действительно жаль?
— Так, значит, ты хочешь, чтобы я оплакивала тебя? Знай, я никого не буду оплакивать! Никого! Разве что, может быть, саму себя.
Но Франческа не сдержала свое обещание: она горько плакала, узнав двенадцатого апреля о смерти Франклина Рузвельта. Она оплакивала президента и всю нацию. А на следующий день, тринадцатого апреля, она оплакивала Элеонору Рузвельт, которая лишилась такого человека, такого героя. Через день она снова плакала, думая об Элеоноре, потому что узнала, что Франклин скончался на руках у другой женщины.
Восьмого мая она плакала от радости, узнав, что Германия капитулировала, и, поняв, что и войне в Тихом океане тоже скоро придет конец. Плакала и в начале июня и тоже от радости — в связи с окончанием обучения. Она стояла в мантии и шапочке бакалавра, а Билл и Карлотта поздравляли ее. Однокурсники Франчески должны были заняться теперь поисками работы, а она уже знала, чем будет заниматься — она будет помогать Биллу на выборах 46-го года.
Она плакала и в августе. Шестого числа. В тот день, когда сбросили эту жуткую бомбу на Хиросиму. На этот раз она думала о детях и о той страшной разрушительной силе, которая была выпущена в тот день на волю, чтобы навсегда стать угрозой всему миру. Билл пытался успокоить ее, он говорил, что это приблизит окончание войны и сохранит жизни тысячам солдат сейчас, а в дальнейшем, возможно, не даст разгореться новой войне.
В самом конце августа, когда японцы капитулировали, она плакала, ощутив, что с ее души свалился огромный камень. Наконец война завершилась, настал мир, и можно было спокойно заниматься своей собственной жизнью. Билл начнет предвыборную кампанию. Может быть, исчезнет куда-нибудь Трейс Боудин. И, наконец, не станет черного рынка…
А в сентябре Франческа плакала, узнав, что Билл вынужден отказаться от выборов по одиннадцатому округу: вернулся в город сынок Джо Кеннеди Джон, говорят он будет бороться за это место.
— Ты хочешь сказать, что сдаешься заранее?
— Я не сдаюсь. Просто я уступаю ему одиннадцатый. Подберу себе другой округ.
— Но почему? По-моему, это нечестно. Ты уже так много сделал. Тебя так любят в этом округе.
— Ничего, полюбят и Джона. Он просто само очарование.
— Но ты ведь герой войны.
Билл улыбнулся:
— Джон тоже.
— Но большинство избирателей в одиннадцатом — рабочие, и ты для них свой человек. А что Джон Кеннеди? Он богач, вообще, наверное, ни дня не работал…
— Хороший политик знает, как справиться с препятствием такого рода. А Джон — очень хороший политик.
— По-моему, у вас равные шансы на успех, к тому же ты симпатичнее внешне.
— Не знаю, не знаю, — смутился Билл. — Говорят, людям нравятся волосы Кеннеди.
— Да что ты! Разве можно сравнивать твою шевелюру с его неряшливой копной волос! Не сдавайся, Билл, сразись с ним.
Билл серьезно посмотрел на Франческу:
— Нет. Я не могу ввязаться в борьбу, в которой я обречен на поражение с самого начала.
— Обречен на поражение? Да мы только что решили, что…
— Все дело в деньгах его папаши. И вообще, его папаша — очень влиятельный человек. А Джон не только Кеннеди, он еще и Фитцджеральд. Так что мне его не одолеть. Но я не сдаюсь, просто делаю тактический ход — буду искать себе другой округ.
Франческа все поняла. И горько расплакалась.
VIII
Но ни слезинки не упало из глаз Франчески, когда за неделю до Рождества Карлотта сказала ей, что она
беременна.
— Ты уверена?
— Да. Фрэнки, ты должна мне помочь.
— Конечно, я помогу тебе.
Но Франческа знала, что уже поздно. Теперь Карлотту никак не спасти от Боудина.
— Дай подумать, — проговорила она. — Надо срочно устроить свадьбу. Какой у тебя срок?
— Не знаю… Наверное, недель восемь-девять.
— Надо все делать немедленно. Скажем, что в нашей семье дети рождаются раньше срока. Свадьба должна состояться на следующей неделе. Позови сюда Трейса, и мы всем займемся. Думаю, что никто ничего не заподозрил, надо устроить скромный прием, человек на двадцать-тридцать.
Франческа никак не могла осознать, что происходит: она выдавала Карлотту замуж за Трейса Боудина!
— Я договорюсь с доктором Хьюиттом. Конечно, не стану говорить, что ты беременна, навру, что жениху нужно срочно уезжать по делам, а ты хочешь отправиться с ним. Поэтому мы никак не можем откладывать…
— Свадьбы не будет, — проговорила Карлотта.
— То есть как не будет? Свадьба должна состояться. Ведь ты же беременна…
— Я хочу сделать аборт. Помоги мне, Фрэнки, помоги избавиться от ребенка!
Франческа не верила своим ушам:
— Но это ведь грех, Карлотта! Грех против Бога! И потом, это опасно для тебя, ты можешь сама умереть. Нет, я не позволю…
Франческа подумала, что Карлотта наконец поняла, какой негодяй Трейс Боудин и расхотела за него замуж. Бедная Карлотта! Но теперь ей придется выйти за него.
— Послушай, Карлотта, можешь выйти за него замуж, а потом после рождения ребенка развестись. — Франческа стала говорить очень быстро: — Обещаю тебе, все будет хорошо. Потом, после развода, сможешь снова выйти замуж. За кого угодно, за того, кто захочет жениться на тебе. Помни только, что ты по-прежнему остаешься той же прекрасной Карлоттой Коллинз, перед которой не может устоять ни один мужчина!
беременна.
— Ты уверена?
— Да. Фрэнки, ты должна мне помочь.
— Конечно, я помогу тебе.
Но Франческа знала, что уже поздно. Теперь Карлотту никак не спасти от Боудина.
— Дай подумать, — проговорила она. — Надо срочно устроить свадьбу. Какой у тебя срок?
— Не знаю… Наверное, недель восемь-девять.
— Надо все делать немедленно. Скажем, что в нашей семье дети рождаются раньше срока. Свадьба должна состояться на следующей неделе. Позови сюда Трейса, и мы всем займемся. Думаю, что никто ничего не заподозрил, надо устроить скромный прием, человек на двадцать-тридцать.
Франческа никак не могла осознать, что происходит: она выдавала Карлотту замуж за Трейса Боудина!
— Я договорюсь с доктором Хьюиттом. Конечно, не стану говорить, что ты беременна, навру, что жениху нужно срочно уезжать по делам, а ты хочешь отправиться с ним. Поэтому мы никак не можем откладывать…
— Свадьбы не будет, — проговорила Карлотта.
— То есть как не будет? Свадьба должна состояться. Ведь ты же беременна…
— Я хочу сделать аборт. Помоги мне, Фрэнки, помоги избавиться от ребенка!
Франческа не верила своим ушам:
— Но это ведь грех, Карлотта! Грех против Бога! И потом, это опасно для тебя, ты можешь сама умереть. Нет, я не позволю…
Франческа подумала, что Карлотта наконец поняла, какой негодяй Трейс Боудин и расхотела за него замуж. Бедная Карлотта! Но теперь ей придется выйти за него.
— Послушай, Карлотта, можешь выйти за него замуж, а потом после рождения ребенка развестись. — Франческа стала говорить очень быстро: — Обещаю тебе, все будет хорошо. Потом, после развода, сможешь снова выйти замуж. За кого угодно, за того, кто захочет жениться на тебе. Помни только, что ты по-прежнему остаешься той же прекрасной Карлоттой Коллинз, перед которой не может устоять ни один мужчина!